Я уже привыкла к тому, что некоторые смотрят на меня косо, когда узнают, что я не пью. Ни грамма. Это не может не вызывать подозрений. У наших людей, особенно. Наш человек знает, что совсем непьющий – в глубине души – подлец. Каждому доподлинно известно, что тот, кто «ни грамма», что-то скрывает, не иначе, как «шпиён». Наш человек понимает всё, кроме двух вещей: первая – можно добровольно не травить свой организм алкоголем потому, что не нравится, и вторая – «не могу больше».
Я оказалась носителем второго типа. Прежде, чем я «больше не смогла», ровно семнадцать лет назад, мне нравилось. Напробовалась я на все причитающиеся мне годы. Когда мысль «не могу больше» добралась до конечного пункта в моей несложной мозговой системе, я сказала себе: «Всё, тринадцатого января 2000 года я выпиваю последний раз в жизни». Кто-то из вас, вероятно знает, что именно предшествовало моему категоричному решению. Я неоднократно говорила об этом в интервью и даже добавляла к характерам героинь своих прозаических и поэтических произведений эту человеческую слабость. Возможно, что предыстория эта кому-то неизвестна, и он хотел бы ее узнать, так сказать, из первоисточника, а не от «доброжелателей». Вполне вероятно и то, что кому-то именно сейчас нужны именно эти слова. Я не мотиватор, не психолог, тем более, не нарколог. Я говорю только о себе и только за себя. Кому-то мои слова уже пригодились, вернее, кто-то их услышал, чему я очень рада. Так что, если моя история хоть кому-то поможет, значит, она не зря произошла со мной. В Рождество. Американское Рождество.
Семью годами ранее, в 1993-м году я выступала в одной программе с очень известным автором и исполнителем песен. Он приехал к нам, в Нью-Йорк, с концертами. После выступления нас пригласили в ресторан. Автора-исполнителя спросили, что он будет пить.
- Ничего, - ответил он.
Дабы никто не заподозрил меня в ненатуральной блондинистости, я удивилась:
- А вино?
Автор-исполнитель рассказал мне, что много лет назад он был алкоголиком, потом завязал, и не хотел бы туда вернуться. Я тогда подумала: «Вот, бедный, не может себе даже в праздник позволить выпить!» И еще подумала, что у меня таких проблем, как у него, точно нет и быть не может.
Как далека я была от истины. В долгих семи годах.
Потом мне исполнилось тридцать восемь. В те дни, когда рождественский конец декабря волнует сюрпризами, и кто-то грезит о сбыче мечт, у меня сбылось то, что я не просила, но теперь даже не представляю, как можно было жить по-другому, сбылось то, за что все эти годы я благодарю, сама не знаю кого. Я даже имени не знаю.
С вечеринки в доме друзей на Лонг-Айленде машину вела я, как более трезвая. Хозяин «железного коня» ворочался на заднем сидении, пытаясь найти удобную позу для сна. Получалось это плохо. Он вскидывал руки, подпрыгивал, вставал на колени, повернувшись спиной по ходу движения, чем загораживал мне обзор происходящего сзади. Вполне логично, что на скорости 85 миль в час я не увидела догнавшую меня полицейскую машину. Что меня нагнала полицейская машина, стало понятно только после того, как меня поприветствовали щедрым световым арсеналом с разноцветно-мигающими рождественскими огоньками. Так же, логично, что, увидев в зеркало заднего вида всё это великолепие, я коротко сказала:
«****ец» и затормозила.
- Что делать? – в отчаянии обратилась я к хозяину машины.
- Говорить правду, - промычал он согласными звуками, - ничего, кроме правды.
К машине подошел молодой страж порядка. Я открыла окно. Полицейский инстинктивно отшатнулся. Это тоже вполне естественно, так как сидящий в салоне хозяин авто выпил пару бутылок крепкого вина, а я, пребывая в коньячном периоде своей жизни, употребила немалое количество этого благородного напитка. С минимумом закуски. Да и ехали мы с закрытыми окнами – декабрь месяц. Полицейский задал закономерный вопрос. Я бы на его месте спросила о том же:
- Вы пили?
- Нет, - как можно быстрее ответила я.
- Уверены?
- Конечно.
На самом деле, уверена я была только в одном – ничего хорошего встреча с полицейским на хайвее не предвещает. Терять мне было нечего, лучше уходить в несознанку и, если что, у них «трубка сломана».
- Попрошу Вас выйти из машины, - миролюбиво сказал полисмен.
Я вышла. Он предложил мне пройти по воображаемой линии. Я прошла. Даже высокие каблуки и длинное пальто не помешали. Он попросил коснуться кончика носа с закрытыми глазами. Я коснулась. Стояла я ровно, не шатаясь. По крайней мере, мне так казалось.
- Вы согласны подышать в трубку? – спросил полицейский и, не дав мне ответить, добавил, - если Вы откажетесь, я буду вынужден Вас арестовать и отвезти в отделение.
- Согласна, - уверенно сказала я.
«Конечно же, надо не выдыхать, а вдыхать, тогда трубка ничего не определит», - подумала я. Опыта общения с приборами, измеряющими уровень алкоголя, у меня не было, но в тот момент я понимала, что только дураки так не делают.
Полисмен протянул мне прибор.
- Выдыхайте сюда, - он указал на трубку.
Сделав вид, что плохо понимаю английский, я стала глубоко вдыхать.
- Нет, нет, так не пойдет, - сказал молодой человек.
Короче, дышала я в трубку пять раз. Четырежды полисмен с удивлением смотрел сначала на меня, потом – на показания прибора и говорил: «Сломан». Я соглашалась кивком головы. Вообще, вела я себя прилично – не повышала голос, не возмущалась, даже говорила немного. Или мне так казалось.
После пятой попытки обмана хитрого прибора, полицейский отвернулся от видеокамеры своей машины и, указывая мне на показания алкометра, шепотом сказал:
- Два и шесть. Вы понимаете, что с такой цифрой промилле я должен Вас арестовать и отправить в тюрьму?
- Понимаю, - идиотски улыбнулась я.
- Но Вы ведь даже не шатаетесь. Вы откуда приехали-то?
- Из России, - не без гордости говорю я.
- Ах, вот оно, что, - выдыхает полицейский, - а откуда именно?
- Из Москвы.
Я увидела, что он словно улетел куда-то своими мыслями, и не стала его беспокоить. Может, он вспомнил о какой-нибудь девушке из Москвы, которая побывала в его жизни и улетела, оставив приятные воспоминания.
- Давно? – спросил он.
- Десять лет.
Я не шаталась, что было бы вполне логичным при таком количестве алкоголя, моторика моя была в пределах нормы, агрессии не было и в помине. Позже я пойму, почему полицейский смотрел на меня с недоумением, граничащим с восхищением. Уж не знаю, восхищался ли он всеми «русскими», умеющими пить или конкретной «русской женщиной». Конечно, в сознании нормального человека не может ужиться мысль, что при таком количестве промилле можно вообще что-то соображать. Но мои соотечественники еще и не на такое способны. Это я знаю точно.
Согласно официальным данным, при показателе 2.0 – 2.9 промилле, человека одолевает ступор, он теряет способность к пониманию и ощущению и приобретает вероятность потери сознания. При этом, у него тяжело нарушена моторика. Я же стояла на своих шпильках непоколебимо. По крайней мере, мне так казалось.
- А кто это качается на заднем сидении? – спросил полицейский, кивнув головой в сторону машины, которой я управляла.
- Это хозяин автомобиля, - тихо сказала я.
- А он пил?
Я молчала, не зная, что ответить. Если сказать «пил», меня арестуют, если – «не пил», полисмен откроет дверь, и владелец машины вывалится из нее. И меня, всё равно, арестуют. Видя мое замешательство, полицейский сказал:
- Хорошо, я поставлю вопрос по-другому. Он вести машину может?
- Не уверена, - еще тише ответила я.
- Тогда я вынужден буду Вас арестовать.
- Я знаю, - еле слышно говорю я, мысленно переместившись на американские нары.
- Но я не хочу этого делать, - говорит полицейский.
- Я тоже не хочу туда, - говорю я почему-то шепотом.
Я была в ступоре, но отчетливо осознавала всю безнадежность своего положения. Американских полицейских разжалобить невозможно, особенно, если ты пьяный за рулем, не говоря уже о том, что их нельзя купить (это я подчеркиваю для моих неамериканских подписчиков). В тот момент веры у меня не было ни во что. Чудес не бывает. Все подобные истории моих друзей и знакомых проходили по одному и тому же сценарию, словно под копирку.
- А Вы куда едете? – с какой-то непонятной мне надеждой спросил полицейский.
- Домой. В пяти минутах отсюда.
Вдруг он протягивает мне права.
- Вот Ваши документы, и не забудьте пристегнуть ремни.
Я понимаю, что он шутит. Как только я потянусь за правами, он схватит меня и закуёт в наручники. Я уже приняла этот сценарий – камера, суд, лишение прав, курсы алкоголиков, адвокаты и – немерено на них денег. И я, сначала неуверенно, а потом – всё быстрее и громче запричитала: «Ой, спасибо, извините, простите, спасибо большое, я больше не буду, спасибо, простите…». Я села в машину. Руки мои дрожали. Они первыми из всех частей моего организма поняли, чего мне только что удалось избежать, благодаря этому полицейскому парню. Надо было немного посидеть, успокоиться, побыть одной. Хозяин машины, вовремя сложившись пополам на заднем сидении, отошел ко сну.
Помню, как я отчетливо произнесла: «С четырнадцатого января 2000 года я больше не пью. Никогда». Даже в такой момент я умудрилась поторговаться с собой. Нет бы, завязать с завтрашнего дня, а не через три недели. Но как можно отмечать Новый Год и Старый Новый год без алкоголя, я тогда не представляла.
Тринадцатого января 2000 года я с ним общалась в последний раз. Я сдалась ему и поставила условие. «С кем, с ним?», - спросите вы. С алкоголем. Я сказала ему так:
- Я признаю, что ты сильнее. Бороться с тобой я не буду. Давай, мы договоримся: я тебя не трогаю, и ты не трогаешь меня.
Он согласился. С того дня прошло семнадцать лет. За все эти годы он трижды приходил ко мне… в сновидениях. С интервалами в несколько лет. В каждом из этих снов я была пьяна. В какой-то, самый безнадежный момент, я просыпалась в ужасе и успокаивалась только тогда, когда убеждалась, что это сон. Его последний визит в мои сны был лет десять назад, больше он меня не беспокоил.
Моей дочке сейчас двадцать. Ей известна моя история. Я от нее никогда этого не скрывала. Когда я бросила пить, ей было два с половиной года и, она, к счастью, не видела меня пьяной. (Дабы упредить все вопросы, в период беременности и кормления грудью я не пила).
Стоит ли говорить о том, что я ни на минуту не пожалела о том, что бросила пить? Когда меня спрашивают: «А хоть немножечко, неужели, не хочется?», я обычно отвечаю: «Вы же идёте по мосту без желания с него спрыгнуть. Так и я, живу – без желания выпить».
Сейчас попробую объяснить, почему я не ставлю «лайки» под постами своих талантливых, прекрасно пишущих друзей, если это пост об алкоголе и «подвигах», совершённых под его воздействием. Глядя на пьяных дядей и тетей, которые оставили подростковый возраст далеко позади, меня это не забавляет и не прикалывает. Так же, как мне не смешно, когда я смотрю «прикольные» видео с участием сильно пьяных. На примере моих друзей, я убеждаюсь только в одном: талант прекрасно… пропивается. И вместе с ним пропивается личность. Это то, чего я, лично для себя, не хотела.
У меня есть подруга детства, которая бросила пить за пять лет до меня. (Она поймет, что речь идет о ней и, если посчитает нужным, напишет что-то в комментарии под моим постом). Несмотря на поддержку мужа и родных, самостоятельно бросить пить ей не удалось. Она пыталась несколько раз, но срывалась. В итоге, она получила помощь через общество анонимных алкоголиков и программу «12 шагов». Я уверена, что избавиться от этого заболевания можно – или так, как я – сказать и сделать, или, как моя подруга – с чьей-то помощью. Если есть желание самого человека.
А то, что на меня смотрят косо, когда оказывается, что я не пью, это нормально. Это значит, что чей-то полицейский еще не оказался в нужное время в правильном месте. Или с момента Вашей встречи с «автором-исполнителем» не прошло ещё тех семи лет, времени, чтобы Вы созрели.
P. S. Давно думаю о том, как бы найти и поблагодарить своего неожиданного спасителя, того самого полицейского. А действительно, как найти полицейского лет двадцати пяти – двадцати семи (тогда), который дежурил рождественской ночью 1999 года на трассе Long Island Expressway, на подъезде к Квинсу? Я не знаю, как это сделать. Но знаю одно: каждый день я посылаю мысленно слова благодарности моему спасителю за то, что он не сломал мою жизнь, хотя сама я делала для этого всё.
11 января 2017