Зачем она сделала этот ужасный маникюр? Длинные ногти с зеленоватым отливом напоминают водоросли. Холодные, липкие, скользкие. А накладные ресницы? Они придают её лицу кукольное выражение. Ненужное, глупое, противное. Мне даже кажется, что ей теперь неудобно моргать. Шутка ли, каждые пять секунд делать взмах такими крыльями! И что-то не то с волосами. Спереди коротко, а сзади длинно и прилизано. Неудачная стрижка.
Сколько же мы не виделись? Что-то около пяти дней. Какие-то смешные сто двадцать часов. Сбежавшие из нашей жизни семь тысяч двести минут, а её уже не узнать. Ах ты, детка, моя детка. И зачем тебе всё это?
Народу много. Детка крутится за прилавком, как хорошо раскрученная юла. От заставленных разной всячиной витрин, забитых под завязку холодильников, заваленных сладостями лотков до кассового аппарата. Снуёт туда-сюда, как заведённая. Похожа на медведя из зоологического сада. Тот, бывает, принимается ходить вдоль решётки от угла к углу, совершенно не обращая внимания на столпившихся у ограды посетителей. На летящие со всех сторон морковки с яблоками. На восторженные крики детворы. Просто ходит с задумчивым видом, и всё тут. Мол, это вы заплатили деньги, чтобы на меня посмотреть, и через час благополучно вернётесь в город. А я здесь живу.
Так и моя детка. Живёт в этом своём магазинчике с крохотным торговым залом. Убогой кладовкой. Узким коридором, в который умудрились впихнуть автомат для приёма платежей. И все постоянно на него натыкаются, пытаясь разминуться в проходе. Детка бегает по своей клетке, как тот медведь. А мы заходим на неё поглазеть. Я-то точно за этим. Кто б сомневался!
Что же здесь находилось раньше? До этого магазина? Пункт проката! И когда к нам неожиданно заехал отцовский сослуживец, мама попросила сбегать узнать, нет ли у них случайно раскладушки. Я побежал.
Ассортимент пугал какой-то безысходностью. На стеллаже утюг в обнимку с фотоувеличителем «Юность». На полу телевизор «Радуга» и стиральная машина. К стене привалился велосипед «Орлёнок» со спущенными шинами. И всё.
Женщина в сером берете неохотно прервала вязание. Положила на стол моток со спицами.
- Тебе чего?
- Раскладушку.
- Ослеп что ли? Не видишь, что их нет?
- А когда будут?
- Сейчас посмотрю, - она открыла тетрадь. Заводила пальцем по страницам. Два раза подряд чихнула. - Через три дня должны вернуть.
- Дядя Юра уезжает послезавтра. Он проездом. На два дня. Они с отцом вместе БАМ строили. Потом летит в Москву.
- Я была в Москве, - женщина поправила берет. Закрыла тетрадь. - Ничего хорошего там, надо отметить, нет, но в свободной продаже имеются колбаса и сардельки.
- А как же Ленин? - удивился я.
- А что, Ленин? К нему же очередь! А тут зашёл в универсам ... Ладно, иди, мальчик. Только от работы отвлекаешь.
Странная штуковина эта память. Мало того, что она избирательна, так она ещё и не всегда выдаёт картинку. Лица отцовского сослуживца я, к примеру, не запомнил совсем. Звание тем более. Но от его недолгого пребывания в память врезался запах коньяка с лимоном вперемешку с «ароматом» давно не стиранных носков. Офицеры до утра засиживались за картами.
Мама шептала отцу на кухне: «Толик, пускай он лучше снимет их совсем. Я попробую подменить на свежие. Дышать же в комнате невозможно. Глаза режет!» Папа лишь отмахивался: «Не говори ерунду, Тоня. Мы военные люди, а человек в отпуске. Порежь-ка лимончик, и ложитесь с Игорем спать. Мы ещё часок поиграем».
Да, так и есть. На месте деткиного магазина раньше находился пункт проката.
В очереди передо мной осталось два человека. Бабуля, озирающаяся по сторонам, будто попала в чужой незнакомый город, и мужик в рабочей спецовке с надписью «ГорВодоканал». С крепко зажатыми в огромном кулаке, чётко отсчитанными на две бутылки водки купюрами.
Когда я шёл к магазину, машина с будкой и точно такой надписью, как у него на куртке, стояла за углом. Из будки доносились громкие крики и резкий стук костяшек. Работяги в ожидании гонца резались в домино.
- Ну-ка, дочка, подскажи, что там на ценнике написано? - щурится бабулька на холодильный ларь с рыбой. - Ни хрена не вижу.
- Там рыба. Вам какую надо?
- Рыба? А какая есть?
- Подешевле? Подороже?
- Рыба? Можно и рыбки ... Мне такую, которая недорого.
- Возьмите селёдку. Малосольная, жирная, только банку вскрыла. Подварите картошечки ...
- А вон там у тебя чего? - прерывает она детку, тыча скрюченным пальцем на соседний ларь. Мужик в спецовке шумно вздохнул, заломил кепку на затылок, облокотился на витрину, приготовился ждать. А мне, признаться, всё равно. Я могу простоять тут до утра. Я соскучился.
- Заморозка, - улыбается детка. - Пельмени, вареники, котлеты, голубцы, фаршированный перец, блины ...
- Ладно, - отмахнулась бабка. - Давай-ка, весь селёдку.
- Подойдите, покажите, какую взвешивать.
- Да никуда я не пойду, - обижается вдруг старуха. - Вешай уже какую-нибудь. Дышать тут нечем и народищу тьма. И посмотри мне каких-нибудь макаронов. Только недорого.
- Полкило хватит?
- Да, пожалуй что, и хватит. Весь!
Теперь устало вздохнули позади меня.
- Бабушка, давайте сумку, я вам всё сложу, - тянет руку детка.
- А хлеб-то посчитала?
- Нет. Какой вам надо? Батон, лаваш, кишинёвский, дарницкий ...
- Я ж одна теперь. Дед-то помер, и зубов нету. Половинку хлебца отрежь. Только беленького. Я его в молоке размакиваю и ем.
Пока бабка возилась с кошельком и не спеша рассчитывалась, с улицы донеслись два протяжных сигнала. Кто-то нервно давил на клаксон. Мужик впереди выпрямился, сдвинул кепку на лоб, приготовился шагнуть к прилавку с кассовым аппаратом.
- Дочка, а это что там у тебя лежит? Конфетины? - положившая сдачу в кошелёк, а кошелёк в сумку бабка уставилась теперь на полку со сладостями. - Карамелька есть?
- Есть, бабушка. Вам какую?
- Такую, которая как будто и с апельсином.
- Граммов триста хватит?
- Весь! - бабка по-хозяйски поставила сумку обратно на прилавок, полезла за кошельком. За спиной послышался быстрый женский шёпот: «Валера, это что, единственный магазин в районе? Пошли!» И тут же резкий ответ в голос: «Стой, где стоишь, Лариса. Бабуля сейчас конфет наестся, и очередь двинется. Здесь вино дешёвое продают».
«Где же она умудрилась так себя разукрасить?» - размышляю я, пока детка носится от селёдки к конфетам. В соседней пятиэтажке с торца, так же как и этот магазинчик, расположен салон красоты «У Вероники». Надо полагать, слишком уж бюджетный салон. Судя по тому, как выглядит сегодня моя детка, эта Вероника если и собирается потревожить ваш семейный бюджет, то как-то незаметно. Незначительно. Отсюда и результат. Выглядеть вы будете соответственно: ярко, небогато, броско, вульгарно.
Кстати, раньше на его месте была «Парикмахерская», где за тридцать пять копеек из тебя делали вполне сносное чучело, а за сорок могли ещё и обильно приправить «Шипром».
Эх, посмотреть бы, как выглядит сама Вероника. Наверное, один в один, как и моя детка сегодня.
- Мамаша, я за вас доплачу. Идите уже, - мужик в спецовке лезет в карман за мелочью. - Катерина, выдай две «Столичных» без сдачи, и что там она должна?
- Мог и без очереди подойти, - смеётся детка.
- Да кто ж его знал, - сипит, улыбаясь, «ГорВодоканал». - На, возьми, сколько там надо, - протягивает ладонь с мелочью.
- Спасибо, милок. Просчиталась, видать, вот копейчонки и не хватило, - вешает поклоны бабка. - Дай-то Бог тебе здоровья, - семенит она к выходу. Остановилась. Обернулась. - А если хошь, через пять минут принесу и отдам.
- Иди уже, мать, до дома! Спасибо, Катя.
- Заходи.
С улицы вновь раздался громкий стон клаксона. Работяга торопливо рассовывает бутылки по карманам широких штанов, одёргивает куртку, протискивается к выходу.
Детка делает такой вид, будто только что меня заметила. Ну что ж, давай поиграем в кошки-мышки, раз тебе этого хочется. Как там у нас было? Я к тебе на - ты, а ты ко мне на - Вы? Так? Ах ты, детка, моя детка.
- Здравствуйте. Как обычно?
- Да, надо подкрепиться. Шикарно выглядишь.
- Спасибо, - бежит она по маршруту: колбаса - банка сайры - холодец - горчица, хлеб - водка. - Где болтались пять дней?
- Работёнки подкинули, перекурить некогда.
- Врёте.
- Вру. Посчитай ещё две бутылки пива.
- Это, по-моему, будет лишним, - мягко, но с укором говорит она.
- Нормально.
- Пакет?
- Да. Сложи всё, если тебе не трудно.
- Не трудно.
- Посчитай ещё большой «Сникерс», пепси-колу и жвачку. Передашь Сашке.
- Хорошо, - рассчитывает она меня и тихо добавляет, - через двадцать минут выйду покурить. Подождёте?
- Ладно.
Сел на лавку, откупорил бутылку пива ключом от квартиры. Хорошенько приложился. Прикурил сигарету от спички.
В закатанной в асфальт спортивной коробке пацаны гоняли мяч. Старшие грубо матерились, те, что помельче, визгливо огрызались в ответ, ожесточённо бросаясь в отбор, молотили не столько по мячу, сколько по ногам. Матч вступал в финальную стадию. Игра шла до пяти забитых голов. Кто первым наколотит, тот и выиграл. Концовка ожидалась нервной.
Счёт был 4:4, когда самый длинный из старших обвёл вратаря и смазал с двух метров в пустые ворота. Я не выдержал: «Ну куда ты лепишь, верзила?! Глаза-то разуй!» В сердцах плюнул, открыл вторую бутылку. На крыльце магазина показалась детка. Быстренько сбежала по ступенькам, направилась ко мне.
Ведь не было здесь раньше этой коробки. А что же тогда было? Летний кинотеатр. Точно! Только не в обычном смысле: здание, кассы, буфет, кинозал и прочее, а другой. Под открытым небом. Вместо этой коробки стояли длинные лавки и сколоченный из досок экран. Каждую субботу приезжала специальная машина, киномеханик натягивал белое полотно, устанавливал и отстраивал проектор, ждал, когда стемнеет, и крутил то киножурналы, то мультики, то какие-нибудь старые фильмы, вроде «Чапаева» или «Ленина в октябре». Никто не знал, что он привезёт в следующую субботу. Похоже, он и сам не знал. Худенький такой дядечка, небольшого роста, в вязанной спортивной шапочке. Курящий исключительно и беспрерывно папиросы «Север».
Странная у этой памяти избирательность. Киномеханика помню чётко, а отцовского сослуживца в несвежих носках – нет.
Через проспект, в десяти минутах ходьбы, стоял обычный кинотеатр с обычными фильмами. С ярко подсвеченной афишей премьер, репертуаром на текущую неделю. По выходным там в фойе играл оркестр. В буфете продавали шампанское и коньяк.
Ни тебе покурить, ни хлебнуть дешёвого винца с ребятами постарше. И с одноклассницей не пообжимаешься, глядя на рассыпанные по небу звёзды. Разве можно их сравнивать?
Там, за дорогой, начиналась цивилизация, а тут, во дворе, между двух хрущёвок, о ней как будто ещё и не слышали. Здесь, подобно медведю зимой, впало в спячку бегущее куда-то время. Споткнулось и заснуло.
Боже, какой же я древний, раз всё это помню. Я мамонт, который вмёрз в грунт миллион лет тому назад. Ужас!
Детка теребит верхнюю пуговицу моей рубашки. Слышно как часто хлопают её крылья-ресницы, желая, наверное, улететь. Мы старательно избегаем смотреть друг другу в глаза. Озираясь по сторонам, что-то ищем в проезжающих мимо машинах, людях, спешащих с работы, пацанах, гоняющих мяч, ещё в чём-то и в чём-то, но у нас плохо выходит весь этот затянувшийся маскарад. И я быстро целую её то ли в щёку, то ли в шею и бью по карманам джинсов, ища сигареты, и смущаюсь, и отступаю на шаг.
- Они лежат в кармане рубашки, - смеётся детка. - Ты избегаешь меня?
- Нет, конечно.
- А почему тогда...
- Потому что мой сын старше тебя на год, Катя.
- Это который взрослый, а второй-то мальчишка совсем, - пробует шутить она. - Сколько ему? Четырнадцать?
- Шестнадцать.
Катя больше не смеётся. Сев на лавку, закуривает сигаретку, похожую на спагетти. Принимает задумчивый вид. И в воздухе повисает какая-то напряжённая пауза. И я невольно задумываюсь о том, что этих пауз стало между нами слишком много в последнее время.
Вспоминаю Кузнецова. Точнее его фразу на чьём-то дне рождения, брошенную тет-а-тет на балконе, в перекуре между холодными и горячими закусками: «Старик, как ты с ней живёшь? Она же слова тебе не даёт вставить. Стерва! Лезет со своим дурацким мнением в любой разговор! Я бы на твоём месте развёлся с такой женой лет двадцать назад. Извини, конечно».
Вспоминаю зачем-то и слова Лены после той же вечеринки, когда мы возвращались домой на такси: «Твой Кузнецов – выскочка! Спроектировал для города ледовый дворец и рынок, а ведёт себя так, будто по его проектам возвели Храм Солнца или Голубую Мечеть. Он же самодур! И крайне, надо отметить, неприятный в общении тип. Наглый, самодовольный, мерзкий!»
Я пытался, естественно, возражать. Защищал Серёгу. Напоминал, что хоть мы и заканчивали архитектурный вместе, но он теперь главный архитектор города, а я занимаюсь лишь типовыми проектами. Но всё в тот вечер было напрасно и бесполезно. Ленка была похожа на разъярённую, раненую тигрицу. Любое упоминание о Сергее Владимировиче приводило её в ярость.
Может, именно в тот вечер они уже всё для себя решили?
Через две недели позвонил Серёга. Долго молол чушь, балагурил, смеялся, а потом вдруг стал серьёзным: «Лена сегодня переезжает ко мне. Мишка решил, что останется с ней, но ты можешь навещать его, когда захочешь. Неприятная, конечно, ситуация. Ты извини, старик. Давай встретимся и ...» Я не дослушал, повесил трубку. Спустя неделю уволился.
Люблю, когда детка улыбается.
- Я придумала, как накормить медведя сгущёнкой.
- Как?
- Банку же не бросишь, правильно?
- Правильно, - соглашаюсь я. Беру её маленькую ладошку в свою.
- Давай возьмём в мягкой упаковке? Открутим крышку и бросим в клетку. Давай?
- Хорошо придумала. Молодец!
- Мой Сашка бредит этим медведем, - не слышит она меня. - Каждый вечер спрашивает, когда ещё раз поедем в зоосад? Чтобы ты, я и он.
Как же у неё всё просто: «Чтобы ты, я и он».
- Возвращайся в магазин. Утром позвоню. Договоримся.
- Пока, - быстро чмокнула в щёку. Побежала.
- Пока.
Ах ты, детка, моя детка!
Матч закончился. Малышня победила: 5:4. Ватага разгорячённых пацанов шла навстречу. Обсуждали игру, размахивали руками, не стеснялись в выражениях. Я остановился. Пропустив мимо этот бурный ручей, не спеша побрёл домой.