Православны гражданы, дай бог здоровья кажному! А у кого здоровье богато, тому серебра и злата!
За рассказочку весёлу не прошу я разносолу. Я к конхветам не приучен, а с утра сухостью измучен. Расскажу я вам рассказку про Палажку толстоляжку. Штоб лучшей прочистить глотку - дайте только чарку водки. Ну а штоб язык не сох, открывайте чаще штоф…
Из турецких гор пешком шёл домой солдат Пахом. Двадцать зим он отслужил, две медали заслужил! Две медали заслужил, восемь ран себе нажил. Шол на стоптаных ногах в худых рваных сапогах. Да решил остановится, штоб немножичко подшиться, а коль станется подшиться, то помыться и побриться. Постучал в небедный дом в ворота солдат Пахом. Штоб за медный за алтын, жить пустили хоть в овин. Хоть в сарай, хоть в сеновал, где кабанчик ночевал. А солдату много ль надо, для душевного усладу? Утром крынку молока, в ночь соломы под бока, да осьмушку самосаду, что для баб почище яду. Был хозяин хитроват, на копейку жадноват, и хозяйка сатана так ещё большей жадна. Кавалера приютили в сеновал пожить пустили, за казённый медный грош, в двор запустят кого хошь….
Вот и присказка прошла от деревни до села, а чтоб дальше побежала, налить чарку не мешало б….
И была у хозяев девка Палажка, круглый задок, толстая ляжка. Само время ей под венец, да не нашолся такой молодец. Каждный день гаданья гадает, о женихе всё думает-мечтает.
Утре сел на солнце гость, вместо шила гнутый гвоздь, чтоб смолёной дратвой наложить заплаты на худые сапоги для удобности ноги! Сидит шьёт-ковыряет пестню напевает:
- На Кудыкиной горе, попрыгун живёт в норе. Туда часто ходют бабы поутру и на зоре. Попрыгунчик волосат, любит бабий толстый зад. Он им прыгает под юбки и щекочет прямо в губки. Бабы стонут и хохочут и ещё щекотки хочут. Коль свободная дыра, в ней он скачет до утра. Потому там не растёт ни лопух и ни осот. И нихто теперь не садит там ни сад, ни огород…
Подошла к нему Палажка - толстый зад бугриста ляжка, титьки все наперевес, задала свой антирес:
- Раскажи-ка где служил, как медали заслужил, в каком крае-государстве двадцать лет ружьё носил? В сторонах каких бывал, где казённы щи хлебал?
- В том краю где я служил, чёрт избу себе сложил, на горе построил баню и смолой её топил! Баня шита, баня крыта, на полке манда с корыто, кто засунет в неё грош, может делать с ней что хошь! Кто катается верхом, кто ныряет целиком. Правит в царстве падишах в шароваровых штанах, у него в избе сто жонок на полатях и в углах. Кто блины ему печёт, кто курятам мел толчёт, кто-то водки наливает, кто в постели ублажает.
- А скажи-ка мне солдат на рубашке сто заплат. Как там девки замуж ходют штоб любится без греха, есть заморские гаданья, штоб узнать про жениха?
- В том краю уже давно, знатно средство есть одно, незамужним красным девкам само верное оно. В кажном доме издавна живёт старый страшина. Все его Бабайкой кличут, у него крива спина. Он росточком невелик, да шершав его язык, он всё точно им расскажет, если кто сметаной смажет. Где урод, где недород, где непахан огород, сам лохматый как мочало, видит всё он наперёд. Девке жить одной не стало, далеко ли до греха, вот и ходют к нему девки штоб узнать про жениха.
- А как дядечка Пахом мне спросить его о том? Где его искать я стану, штоб отдать ему сметану?
- Хоть язык остра игла, бабья доля как зола, ты вот в церкву и ходила, да ума не нажила. Есть у девок меж ножок волосатый пирожок. Посреди его дыра ровно жало комара. В этой дырке много мёда для мужицкого народа. Ты вечор на спину ляж, да сметаной его смажь, от пупа до самой ляжки, чтобы не было промашки. В полночь приходи в сарай, выше юбку задирай! На колени становись, да на локти обопрись и пока лизать он будет, ты смотри не обернись. Он умом хоть и хорош, да обличьем не пригож. Кто его таким увидит, тот его совсем обидит. А как кончит он лизать, можешь ты его спрошать. Он один вопрос ответит, коль не вздумает бежать. Тока ты давай смотри, хоть сама в огне гори, тятьке с мамкой по секрету ничего не говори. Утром снова приходи, да со мною речь веди, как все былось, как случилось, как с Бабайкой говорилось.
Только солнце из-за лесу, как Палажка под навесом. Щёки красны как свекла, речь Пахому завела:
- Ох, лизнул так и лизнул! Внутрь прямо занырнул! Так лизал мою сметану, что я думала не встану. А горячий язычок, толстый, твёрдый как сучок. На конце есть кругла шишка, как в лугу проворна мышка. Так скакала между ног, что болит весь пирожок. Ну, а то, что не вошло, прям по ляжкам потекло. А как кончил он лизать, стала я его спрошать:
- Нутко дедушко Бабай женишка мне нагадай, скоро ль стану я невестой ничего не сокрывай!
- Как-бы так-бы, как-бы вроде быть невестой в этом годе! – тихим голосом сказал и за двери убежал.
Кавалер Пахом из трубки самосад свой закурил. Он Палажке толстой ляжке в ус смеявшись говорил:
- Как без пользы в лесу шум, так пустой у девки ум. Голова твоя две косы, круглы титьки, ноги босы, только нету пользы в них, что ж ты девка не спросила, а откуда твой жених? Из какого огороду, чьёго племени и роду? Так что нынче повечору пирожок свой натирай и с окошка ровно в полночь приходи опять в сарай. Нынче ты должна узнать, жениха какого ждать? Где живёт далёко-близко ты должна мне рассказать. Да смотри не поспешай, пока он сметану лижет, свой вопрос не задавай.
Когда солнце село в рай провалимшись через край, а Палажка толста ляжка без платка и без рубашки побежала в тот сарай.
Только солнце из-за лесу, а она уж под навесом.
- Ох и девка, ох шустра, и красива и мила. Расскажи что разузнала, из какого он села?
- Я бежала во всю прыть, чтоб сметаной накормить. Сразу стала в локти чтобы, угощенье предложить. Да и он не опоздал, видно тама поджидал, видно тама поджидал, да соломою шуршал, видно любит он сметану, сразу свой язык достал. Так язык его торчал, как полпудова свеча, что стоит у дьяка в храме, и толста и горяча…! И как начал он лизать с удовольствия стонать, свой язык на пол аршина внутрь стал в меня пихать. И такого языка, не видала я пока, ни у нашей у кобылы, ни у нашего быка. С детску руку толщиной, в пол аршина он длиной, с краю шишка ровно слива в саду бабушки родной. Сколько раз он внутрь нырнул, так глубоко оказался что чуть-чуть не утонул и вчерашнюю сметану всю обратно возвернул. Так лизал он до утра, что теперь болит нора, хорошо спросить успела, когда уж пришла пора:
- А скажи-ко мне Бабай, ехать мне ли в дальний край, аль в соседней слободе, аль ишшо быть может где, аль у нас в деревне может есть какой жених пригожий?
- Далеко ходить не надо, посмотри ты за оградой, через сад и огород, где на святках коровод, - так он тихонько сказал, да за двери побежал. Что-то голосом знаком, да не сдержит девка беса ни руками, ни силком.
Кавалер Пахом из трубки самосад свой закурил. Он Палажке толстой ляжке в ус смеявшись говорил:
- Хоть глаза твои здоровы, да ума как у коровы. Что ж ты дурья голова, один нос, а уха два, не могла спросить про парня, как зовут его сперва? Сколько годов молодцу, кто по матушке-отцу. Како имя при хрещеньи дали этому мальцу? Вот теперь опять по ночи приходи к нему в сарай, да поболее сметаной пирожок свой натирай. Он теперь ему знакомый как медовый каравай. Да смотри не торопись, головою не вертись. Хоть до третьих петухов, но чтоб был ответ толков. Не юли мол дед Бабай, точно имя открывай. Ну а утром первым делом мне событье сообщай.
Только солнце за гору, девка трёт свою нору, по полкрынки, по полкрынки на обои половинки. На обои половинки, да ещё и в серединку. Чтоб Бабайка всё слизал да всю правду рассказал. В полночь вся в сарай пошла, в чём маманя родила. На коленки молча встала, толсты ляшки раздвигала, до последня петуха всё мечтала и гадала како имя мужика? А Бабай не поспешал, своё пузо наполнял и спиной её и боком всяко разно наклонял. Даже в рот язык совал и сметаной угощал. И в сметанную нору и в соседнюю дыру, так что оба были сыты оне к раннему утру. А Палажке удивленье от такого представленья. Нет в деревне языка, как у старого дедка, толстый как полешко, хоть щелкай орешки, длинный да солёный как карась вялённый. Ночь торчит не гнётся, в пирожке всё трётся. На конце головка внутрь заходит ловко. Вот така страшина ровно поларшина. Когда весь заходит, где-то в пузе бродит. Хоть на сеновале, а так и не поспали. Петух прыгнул на забор, а Палажка в разговор:
- Ну-ко дедушко Бабай побыстрее отвечай, како имя удальцу что пойдёт со мной к венцу…?
- Удалец тебе знаком, а зовут его Пахом. Он козырнай туз в колоде, а домой идёт пешком. Коли нравится тебе, так зови его к себе, будет он тебе супругом и на небе и в избе, - так Бабай ей отвечал, а петух зарю кричал.
Звёзд на небе не видать, до утра рукой подать. Сидит рядышком Палажка, а обочь сидит солдат:
-Ну Палажка отвечай, что тебе сказал Бабай? Кто тебе супругом будет, свой секрет сюда подай.
- Как ходила я в сарай, так сказал старик Бабай, что мой муж Пахом служивый с ним и жить по самый край. И твоё гаданье верно, так что сватов засылай.
Поразмыслил так Пахом на бревне сидя верхом. У моёй Палажки, будут сладки ляжки. Титьки, как арбузки и гладкое пузко. Жопка как две репки, вся бела и крепка. Личико румяно, голос соловьяный, брови коромыслом, глазки небом чистым. Сам советы ей давал, сам кобылку объезжал, что ей целостность порушил, то Пахом не счёл грехом. Что немножко дура, зато не профура. Да такая-то жена мужу кажному нужна. И приданое дадут и в избу свою введут. И пойдут детишки, что на ёлке шишки. А до своёй деревни, год пешком шагать, там такую девку можно не сыскать.
На широком на дворе, был я братцы на пире. Пил я братцы медовушу и в стекле и в серебре, вином крепким запивал, калачами заедал. И до самой белой церкви конной парой управлял. А Пахом с Палажкой стали жить упряжкой, нарожают деток в пополненье света.
Кончилось веселье, началось похмелье. На прощание конца, дайте кружичку винца. Чтобы ноги постояли, чтобы руки не дрожали. Будет вам моленье моё благословенье. Кто мне чарочку нальёт тому счастье и придёт.