Общеизвестно, ни что так не сплачивает коллектив, как неформальное общение вне работы, что с наибольшим эффектом обеспечивается условиями, максимально приближенными к природным, где человек может окунуться в своё первородное состояние, не животное, конечно. Человек мыслящий вовсе не хочет верить, что его предком было нечто прыгающее с дерева на дерево, корчащее рожи, трясущее задницей, швыряющееся банановой кожурой, скалящее кривые зубы, переваливающееся на четырех лапах одинаковой длины, безо всякого стеснения чешущее чёрными ногтями все места своего шерстяного тела и при этом с удовольствием причмокивающее и присвистывающее.
Поскольку человек я уже тёртый, демонстрировать свои способности не считал нужным, потому что всегда у кого-то найдётся повод поэксплуатировать их. Поэтому я старался держаться в рамках стороннего наблюдателя, тем более что выглядело такое поведение вполне обоснованно для новичка. Да и вообще, не нужно себя навязывать – эффект может быть и обратным. Но это я так себя оправдываю, чтобы задние мои мысли не вылезли на всеобщее обозрение.
Корпоратив на природе, а не в замкнутом пространстве какого-нибудь ресторана, имеет много плюсов. Во-первых, все одеты до безобразия просто. Во-вторых, можно занимать места по соседству с кем угодно и, главное, наоборот. В-третьих и в-четвёртых каждый сможет найти именно то, что существенно для него.
Молодёжь затеяла футбол – и я впал в детство, но ровно до того момента, когда некто чересчур увлечённый, не двинул меня со всей силы по ноге. Надо сказать, что я уже начал присматриваться к женскому разнообразию. Но травма обрубила мои гусарские намерения. Как я думал. Однако через некоторое время на моей инвалидной площадке приземлилась серебристая пташка и защебетала.
- Позвольте, я вам помогу, у меня хорошо получаются ноги.
- В каком смысле? – удивился я.
Светловолосая милая девушка того самого возраста, когда ей к лицу всё: любая одежда, любые ужимки, любые восклицания – села рядом со мной на травку и протянула руку к моему правому голеностопу.
- Давайте для начала познакомимся, - попытался я перехватить инициативу и построить логичную схему отношений.
- Конечно, я Света.
- А меня зовут Антон.
- Я знаю. Появление в нашем коллективе человека с академичческим образованием, да ещё мужского пола, не может не обсуждаться.
- Хм. Вы хотите сказать, что тут большинство неучей?
Она пожала плечами.
- Да нет, просто мы тут очень… нетрадиционные.
- А-а…
- Помолчите, вы мне мешаете.
Она проделала какие-то, я бы сказал, пассы руками, шевеля при этом губами.
Мне было бы смешно, если бы я не почувствовал, как боль в ноге уходит. А ещё запах, исходящий от её волос, было в нём нечто необычное, манящее.
- А вы где работаете? – спросил я.
- В отделе архаичных технологий, - услышал я и вздрогнул. – Ну, как самочувствие?
- Отлично. Огромное спасибо, я уже подумывал, что мне нужно подыскивать костыли.
Она рассмеялась.
- Вас, мужичков, не перевоспитать. – Тут она наморщила лобик. – Но настроить можно.
- Запрограммировать, - поддакнул я.
Теперь Света наморщила носик, опустила голову и стала отряхивать что-то с одежды.
- Ещё раз спасибо, - я почему-то решил, что нужно загладить какую-то свою вину. И вот это мне не понравилось, но ничего тут поделать было уже нельзя.
- А мы ещё увидимся?
Она улыбнулась, а я понял, что теперь её улыбки мне будет здорово не хватать.
- Заходите.
- В отдел?
- Можно и в отдел.
Это «можно и..» я не понял, но будто не обратил на это внимание.
- Я слышал, Яганова не терпит посторонних.
- Просто её боятся, вот и плетут невесть что. Она очень добрая и мудрая женщина, хотя и с характером. Но обижать её точно не стоит.
- Всё-таки не стоит?
Я с удовольствием потискал голеностоп, всё ещё удивляясь чудесному исцелению.
- Значит, говоришь, ноги хорошо получаются?
- Говоришь, - с иронией отметила она моё новое к ней обращение.
И тут я подвергся нападению: она схватила меня за нос.
- Кое-кто бежит вперёд, кое-кто свой нос суёт, с обидой потом задаёт вопрос: с какого-такого гуляет нос?
- Так грубо! – прогнусавил я и взял её за руку, вложив в свои пальцы всю возможную нежность, но при этом давая ей почувствовать и силу.
Нос был освобождён и стал постепенно принимать прежнюю форму. Мне оставалось лишь пошмыгать им и улыбнуться.
Дикий крик огласил здание.
Сказать, что я вздрогнул – ничего не сказать – сердце у меня спрыгнуло в пятки, я сжался, превратившись в мышонка, застрявшего в ловушке, над которым повисла подошва гигантского башмака.
Потом по коридору кто-то пробежал, громко и нервно топая, захлопали двери, и наступила жутчайшая тишина. Я весь вытянулся и, оглядываясь, выполз из ловушки, оглядываясь и боясь потревожить башмак над собой, пробрался к двери выглянул, вытянув шею, посмотрел вправо, потом влево – никого не увидел. Доносился отдалённый вой.
Вдруг напротив распахнулась дверь, и из неё выпрыгнул незнакомый мне человек. Он так резко вывалился, что я не успел убраться. Он посмотрел на меня красными глазами, отчего я чуть не превратился в отвалившийся кусок бетона, будто этот тип умел превращать людей в камень. Я точно не верил в возможность превращения чего-то во что-то, за исключением известных науке физических и химических процессов.
- Где этот гад? – прорычал красноглазый, вперившись в меня.
- Я никого не видел, - услышал я со стороны свой голос.
- Ух, я ему точно всё выдеру! – заявил красноглазый. – И вообще, - тут он с подозрением посмотрел на меня. – Ты, небось, тоже исследователь?
Его слова прозвучали так, будто я попал в плен к озверелому фашисту, который ткнул в меня дулом «шмайсера» и спросил: «Тебя мать родила?». Утвердительный ответ означал, в его глазах, мою мгновенную смерть, а чего другого я мог ответить? Вот я и молчал. Но тут вспомнил, что он грубовато ко мне обратился. Я разогнулся и с невесть откуда взявшимся в голосе металлом сказал:
- Тыкать будете в мордогляд.
Какой реакции можно было ожидать? Или он бросится на меня, как бык, чтобы проткнуть рогами, или затоптать, как слон.
Мне повезло в этой лотерее: он растерянно замялся на месте.
- Конечно, вы тут ни причём.
- Может, объясните, в чём дело? – пошёл я на мировую.
- Этот ваш Утюг совсем шизанулся. Стал драть мне волосы и орать: «Вот так надо! Вот так!».
- Да, - сочувственно сказал я, глядя на его шевелюру, в которой было за что хвататься, и высказал предположение: - Он, наверно, волосатых и подбирает.
- Нет, я всё же выдеру ему всё, что выдёргивается, - опять возбудился красноглазый. Впрочем, глаза его уже стали возвращаться к естественному цвету.
- Успехов, - пожелал я и попятился, а потом плотно закрыл дверь. Сомнений не было, что Утюг продолжит эксперименты.
Ну вот, - хмыкнул я, глядя на потемневшее тучами небо и почувствовав одновременно нытьё в ушибленной лодыжке. Я остановился и с сочувствием посмотрел на шагавшую мимо меня старушку с клюкой. Фигура её быстро скрылась в придавившей темноте. Посмотрев вверх в надежде увидеть намёк на просвет, я не увидел ничего, что могло бы подпитать мою надежду, и тут… Голова моя закружилась, и перед глазами зажглись и поплыли слова: «половник спёкся прыгнув в печку сгорел как пёрышко на свечке в ландо с трудом внесли блоху всю в бриллиантах и в меху газетой раздавило мушку когда бомбометала пушка подумав время вспять пошло пошло пошло и утекло перо что на свече сгорело по колоколу загремело чувых чувых шипя кряхтя скрипя гудя скребя посля бурлило жиркая бренчало зародыш родился сначала свернулся жухлый лист в копьё потом в шкурьё потом в тряпьё плохи бобчи а не ворчи шепчи акхи шепчи ахти сухи плохи ничьи почти лучи ночи в ночи лучи».
Будто бабка нашептала, - подумал я, - та с клюкой. Видение растворилось, а боль исчезла. Сильный ветер согнул деревья, которые только казались несгибаемыми, и погнал тучи, а они понеслись без оглядки, как навёрстывающий опоздание экспресс. Я заворожённо смотрел на это зрелище, пока тучи не унесло и небо не просветлело. Холодный насыщенный воздух ворвался в ноздри, почти сорвав голову.
Где-то далеко сверкнула молния, но гром так и не докатился.
Прохожие на улице походили на скользящие по стенам домов тени, скользящие бесшумно и исчезающие за углами домов, не оставив никакого следа.
На какое-то время я даже потерялся – не ощущал, ни где я, ни когда я. Взгляд остановился, расфокусировался и замер. Я это понимал, но ничего не мог с собой поделать.
Очнувшись, я увидел перед собой дверь. Это была старая дверь, в пятнах краски, обитая отрывающимся в углах дерматином с зонтикообразными шляпками гвоздей. Дверь была мне знакома – она располагалась на задней стороне здания НИКАВО, недалеко от запасного входа, через который обычно вносят оборудование. На двери висел дурацкий амбарный замок, начавший ржаветь, видимо, ещё во времена Золотой Орды, но удивительным образом сохранивший форму. И вдруг я увидел, что замка нет. Я встряхнул головой. Замок был на месте. Я протянул к нему руку, и в этот миг он исчез с глаз. Я отдёрнул руку – он появился. Недоумевая, я смотрел как замок то появляется, то исчезает. Выждав момент, когда замок исчез, я потянул за ручку двери, и дверь с треском вылезла из коробки. Пахнуло далеко не благоуханно. Ну, и что я тут найду? – подумал я, но любопытство было сильнее, именно, что любопытство, а никакая не любознательность. Ещё не известно, что движет миром, похоже, лень и любопытство, и им наплевать на опасности.
Справа на стене белел выключатель, я протянул к нему руку. В это момент за моей спиной дверь захлопнулась, едва не обрушив на меня темноту, но я успел нажать кнопку.
Помещение оказалось кладовкой: кругом были ящики и коробки в несколько рядов в высоту, хаотично и небрежно, будто не слишком нужные вещи, которые по какой-то причине не наступило время выбрасывать.
Я раскрыл одну из коробок – там лежали книги, я взял ту, что была сверху и прочитал на обложке: «Добрынин. Гравионные концентраторы потока». Хмыкнул и достал другую: «Марус. Краеугольные штыри». Там были ещё «плазмоидный струппер», «временной клин», «асфикционный фиксатор дыр» и прочее в том же духе.
Только потом я сообразил, что нужно было открыть эти книги и посмотреть выходные данные, а сейчас мне захотелось посмотреть, что находится в ящиках. Сняв фанерную крышку с одного, я обнаружил там какой-то прибор. Я вытащил его и поставил на крышку. Выглядел он допотопно – такое я видел только в музее истории техники, истории того периода, когда с рёвом и скрежетом человек с первобытным восторгом рвал земное притяжение и вихрем пускался по волнам стихий дикой неупорядоченной, по его просвещённому мнению, природы.
Удивило то, что, осмотрев его со всех сторон, я не нашёл никаких гнёзд, даже для подключения прибора к электрической сети. Недоумевая, я прочитал название на этикетке, неровно наклеенной сбоку: «Кольчужный фазоинвертивный сопелькатор». Рука моя явно тянулась к кнопке, под которой значились четыре греческие буквы, первой из которых была «альфа». Я не знал греческого языка, но предполагал, что «альфа» тут не зря в начале слова. Рука медленно тянулась, и я ничего с этим не мог поделать, хотя что-то во мне определённо сопротивлялось намерению нажать на кнопку. Палец ещё не коснулся кнопки, а она вдруг засветилась жёлтым светом, тут моя рука судорожно отдёрнулась, вслед за этим кнопка погасла. Только желание нажать кнопку не исчезло. Я заглянул в ящик в надежде найти там хоть какую инструкцию, но там было пусто. Уже увереннее я протянул руку, кнопка засветилась, я коснулся её, не нажимая, но она отреагировала на прикосновение: цвет изменился на синий, а на передней панели невесть каким образом появились слова. Только опять слова были из греческих букв.
С сожалением дальнейший эксперимент я решил не проводить. Странные чувства посетили меня, когда я попытался представить, что ещё схоронено в многочисленных ящиках и коробках. Оставался свободным лишь проход в тёмную нишу. И я шагнул туда, а там оказалась дверь, на которой не было ручки, да и замка не было никакого. Хмыкнув, я толкнул дверь, и она с лёгкостью распахнулась. Я оказался в тёмном коридоре. Дверь за моей спиной тихо стукнула, видимо, закрывшись. Я оглянулся, но не увидел двери, я даже провёл рукой по стене, но тут была только стена со всеми её неровностями и шероховатостями.
Мои глаза привыкли, и я уже понял, что стою в хорошо известном мне коридоре НИКАВО.
- Вот он! Как же вы проникли в здание? Я проверил, вас не отметили на проходной. – Передо мной тут как тут был финансовый директор. Он так плотоядно наклонил голову, а освещение подчеркнуло все неправильности черт его лица, что у меня мгновенно всплыл в голове образ мерзкого ростовщика Джафара, которому отомстил Ходжа Насреддин. «Черт побери, подумал я, - будто материализовался».
- А я и не уходил, работаю круглосуточно, - нагло ответил я.
- Выход ваш был вчера зафиксирован.
Я лихорадочно соображал, как не свалить всё на безвинного охранника.
- Тут высшие технологии были задействованы. Мне помогли. Сказать кто? – спросил я как бы равнодушно. Но при желании в интонации моей можно было прочитать как лукавство, так и угрозу.
Он прочёл то, что я и хотел. Джафар побледнел.
- Не нужно.
Все-таки он, определённо, её побаивается, - подумал я.
Фантастическим образом, так что я сам побледнел, в коридоре показалась Яганова. Она подошла к нам и, не обращая внимания на Джафара, сказал, обращаясь ко мне:
- Мне нужна ваша консультация.
При этом она бросила настолько пренебрежительный взгляд в сторону Джафара, что тот двинулся задним ходом и растворился.
- Терпеть его не могу, - с чувством сказала Яганова.
Я тактично промолчал, но потом спохватился:
- Пойдём ко мне?
- Зачем же! Мне вам на месте нужно показать.
Вот это да! – я был в восторге. – Она приглашает меня к себе. Афоня просто сойдёт с ума.
Почему-то я подумал, что сейчас попаду в избушку, где пыхтит печка, в чаше булькает жуткое варево из внутренностей ядовитых пресмыкающихся и членистоногих, в углу ёрзает застоявшаяся ступа, и, конечно, чёрный кот, чёрный кот глядит на гостя плотоядным гипнотизирующим взглядом.
Действительность оказалась обычнее и вполне соответствовала тому, что коллектив отдела был исключительно женским. Если вы хотя бы раз посещали женский коллектив, легко меня поймёте, лично меня все эти горшочки и цветочки не вдохновляли. Я даже разочаровался и начал подумывать, что фамилия начальницы отдела вообще-то ничего не значит, а всё, что на неё напускают – не более чем обывательские страхи, страхи детские, страхи малообразованные и несведущие.
Надо сказать, моё появление в отделе вызвало переполох, будто женщины нежного возраста впервые вблизи увидели мужчину. В общем, мои наивные ожидания не оправдались. Поначалу.
Не обращая внимания на своих сотрудниц, Яганова провела меня в комнату, в которой никого не было. Здесь было совершенно пусто, если не считать, что посередине стоял большой чан.
- Вот, - сказала Яганова. – У нас получается передача, но не получается хорошее изображение. Проблема в том, что процесс формирования изображения мне до конца недоступен, и я не могу подобрать ключ к воздействию на него.
- Бывает, качество сигнала плохое, и с этим уже ничего не поделаешь, - опрометчиво выразил я очевидное.
Но очевидное было для Ягановой почти оскорблением, и она нахмурилась. При этом лицо её не отражало ничего доброго.
- В качестве сигнала, как вы выразились, у меня сомнений нет.
- Если так, с визуализацией можно поработать, - спохватился я. – Но всё-таки мне недостаточно информации.
Она пристально взглянула на меня.
- Хорошо. Если вы пообещаете…
- Не сомневайтесь.
- Мы не пишем договоров, ни чернилами, ни кровью. Ваше слово уже высечено. И теперь ваша судьба зависит от того, как вы его сдержите.
Я промолчал, ибо любые слова тут были бы лишними. Да и потом, я был вполне с ней солидарен.
Выйдя из комнаты, я заметил множество устремленных на меня девичьих глаз, среди которых были и глаза Светы, причём один из них мне подмигнул.
Но в коридоре меня тоже ждали. И это опять был Джафар.
- Молодой человек, - сказал он, как обращаются к незнакомому человеку на улице, - уместно вас предупредить, что иные, кто решался помочь Ягановой, бесследно исчезали.
Я скептически посмотрел на него, сказав про себя: «Ну, меня-то тебе не запугать».
А вслух произнёс:
- Я приму к сведению.
- Да уж… И вообще, бросьте вы эти игры. Деньги вполне материальны. И платят их тоже за материальное, все требуют конкретных дел. Разве я не прав?
- Возможно, возможно. Но что вы хотите этим сказать?
- Я хочу сказать, что что вы не на тех… не тем помогаете. Теперь понятно?
- Теперь понятно.
- Тогда заходите ко мне, есть много чего, что может принести реальную пользу. А финансирование будет обеспечено.
Послать его у меня не хватило духу, посему я тактично замутил глаза, демонстрируя мыслительный процесс в незавершённой стадии.
Он оказался не дурак и намёк понял. И перед тем, как убраться по своим делам, строго, даже осуждающе глянул на меня.
Значит, Яганова меня от него не защитит, хоть он её и боится. А может, и не боится? Кто может ему противостоять? – задумался я, и мысли мои не были радужными. Администраторы неубиваемы. Более того, они точно лучше всех дипломированных спецов разных мастей и степеней знают, где истина, куда нужно идти, что и как там делать, потому как они не предвидят будущее – они его делают. Они строители жизни. Жаль, что не только своей.
Из раздумий меня вывел Утюг.
Он схватил меня за руку и потянул за собой, на ходу тараторя:
- Я понял свою ошибку! Прозрение пришло. Как говорится, опыт – сын ошибок жутких, а гений – друг парадоксов и прочих несуразностей. Слава несуразностям!
Единственное, о чём я сейчас сожалел, что воспитан родителями вежливым, и не могу элементарно ответить Утюгу пинком – чтобы он поклал ещё одну ошибку в копилку своего опыта.
- Я понял, вот ведь в чём дело! Специальная теория относительности – это ключ! А может, общая. Айнштайн, ведь так его правильно называть, уже всё предусмотрел, может, сам того не понимая.
- Конечно, не понимая, - опрометчиво съязвил я, но Утюг принял иронию за совсем другое.
- Мы много чего не можем предугадать, но приходит время, рождается человек – он бросает всему вызов, вытаскивает себя из болота. Человек должен вытаскивать себя из болота. Но как же! Ему же себя жалко! А то и лень. Зачем? Что с того? Но другой вытаскивает себя. Он поднимается над толпой, он выше её, а она заворожённо смотрит на него, и он повелевает ею. Он всесилен, для него нет границ. Никаких. Он творит новый мир. Он почти бог…
Я был близок к глубочайшему испугу, почти лежал на дне Марианской впадины, ведь мою руку сжимал бог.
- Да, вы должны мне объяснить. Тут не хватает самую малость.
Я уже не пытался иронизировать, но попытался выскользнуть. Однако Утюг вцепился в меня крепко, я уже подумывал, не хочет ли он меня использовать для своих экспериментов.
- Смотрите - ещё Архимед, а может, Сократ, говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну всё». Точка опоры! И кривое пространство – вот в чём соль! Гравитация между двумя телами прогибает пространство. Но и это не всё, ведь самогравитация сжимает вещество, и оно стремится упасть на самого себя, за чем следует перераспределение массы. Нам нужен пустяк – найти условия и воспроизвести самогравитацию.
- Нам? – переспросил я, слушая этот практический бред и понимая, что терпение моё на исходе. Любопытство уж давно сдохло.
По сути мне предстояло сделать именно то, о чём мечтал Утюг – выдернуть себя из его лап, которые оказались на удивление цепкими, видимо, как результат его многочисленных экспериментов. И опять меня спасла Света. Будто она почувствовала моё паническое состояние. Спасла неожиданным способом. Утюг растянулся от её подножки, если можно применять слово «растянулся» к его бугристой фигуре. Но мне на это было начхать, ибо я был теперь свободен, подумав что цепкие мужские лапы бессильны перед лёгкой женской ножкой.
Афоня спорил с Егором. Они всегда спорили. Видимо, это было формой общения, хотя и напоминало порой нервный зуд.
- Машина времени! Генерация через регенерацию.
- Только не физическое перемещение.
- Мистика - антинаучный подход.
- При чём здесь мистика? Как раз наоборот. Мы всего лишь имеем дело с информационной базой.
- Всеобщая теория поля ещё долго будет недостижима, если она достижима вообще. А без неё твой подход так же далёк от реализации, как дивану до транслятора, создающего М-поле.
- Физическое перемещение, очевидно всем, приводит к влиянию. А это невозможно.
- Вспомни еще про набивший оскомину континуум. Невозможно в рамках сегодняшнего понимания. А ничего тебе не говорят исчезнувшие цивилизации и вневременные артефакты? Ведь это и есть следы физического воздействия.
Егор не нашёлся, чем сразу возразить, но потом обнаружил простой выход:
- Притянуто за уши.
Теперь не нашёлся Афоня – слишком убийственным, прямо-таки наповал, было возражение.
- При чём тут уши?
Я принёс им расчёты по голой сингулярности, ибо они не бросали своей надежды доказать существование точки перехода между положительной и отрицательной массами, но попав на перепалку, замер у входа, рядом со шкафом для документов, отгораживающим закуток комнаты, в котором и происходил диспут.
Коль дошло до ушей, - подумал я, - дальше может последовать рукоприкладство, чему я был противник в научной дискуссии, поэтому тут же явил спорщикам своё присутствие.
Оба оценивающе посмотрели на меня и решили, как я понял, что мне не место в их споре.
Я был их решением только доволен, поскольку никаких конструктивных мыслей по этому скользкому вопросу у меня не было ни сейчас, ни на полочках черновиков моего мозга.
Но тут глаза Егора заблестели, он с интересом посмотрел на меня и спросил:
- Что в этом направлении делает Яганова?
- Мне бы очень не хотелось исполнять роль шпиона, - ответил я.
Они насупились.
Но мне не хотелось также портить с ними отношения, и я добавил:
- Скорее, она идёт, насколько я понимаю, по пути, который поддерживает Егор.
- А ступа? – спросил Афоня.
- Какая ступа?
- Ты не видел у неё ступу?
Я задумался.
- Что-то бесформенное и почти прозрачное было в углу, но у меня это не зафиксировалось.
- Она прячет её. Ты, надеюсь, не думаешь, что это просто летательный аппарат.
- Ну…
- Вот именно.
Егор поддержал его:
- Хорошо бы узнать все-таки подробнее.
- Я ещё не в той степени доверия, - уклонился я.
- Мы в тебя верим, - сказал Афоня. – Нам важно также узнать, возможен ли здесь многовариантный подход. Сейчас, при противостоянии, мы не истину рождаем, а тратим силы и время в пустоту.
- Этой энергией вы питаете не пустоту, а то или того, кто сдерживает вас, - внезапно изрёк я.
Они открыли рты.
Догадка, которая за этим посетила меня, была слишком радикальной. Если бы я её высказал, они бы поначалу подняли меня на смех, а потом бы сделали что-нибудь опрометчивое, например, предложили бы Македонскому построить что-нибудь вроде реверсивного ретранслятора.
Догадка требовала серьёзной проверки и, может быть, рискованной. Судя по всему, у меня было два пути – к Гамлету и к Ягановой. Я стоял, как витязь на распутье у вещего камня, который на любом пути не предвещал ничего хорошего. Стоял, ещё не зная, что это было начало большой, если так можно выразиться, войны. И мои активные боевые действия имели неслучайное происхождение, как до меня позже дошло.
Нет, всё-таки один в поле не воин. Мне требовалась армия. А также оружие. А также технология ведения войны, или как там у них это называется: тактика и стратегия.
То, что битва предстояла не на жизнь, а на смерть, меня не смущало. Главное – мне нужно было почувствовать, что я могу эту битву выиграть. Вот такая была у меня слабость.
Боевые действия, как учат романы и кинофильмы, требуется начинать с рекогносцировки, то есть с изучения положения, сил противника и места битвы. Оптимальным было бы посещение логова. Сначала я подумал о предательстве – и мне стало дурно, но потом я помыслил о шпионаже – и мне стало очень даже ничего.
Ноги принесли меня к двери, за которой находилось то, что мне не далось. Сейчас я подумал, что там может быть что-то очень важное. Но на двери был замок. Я повертел его, как мог, и решил по виду замочной скважины попытаться подобрать ключ.
Взломщиком я оказался неважным: замок не давался.
Зазвонил телефон. Я машинально прижал трубку плечом, продолжая выстукивать по клавиатуре.
- Зайдите ко мне, - услышал я в трубке голос Гамлета. И сразу же пошли гудки.
Я вздрогнул. Чем я мог удостоиться приглашения? Можно было только недоумевать.
Я вошел в его кабинет, но он рылся в бумагах на столе, и я подошел ближе.
- У вас нет закурить? – спросил он, не глядя на меня.
- Я не курю.
- Я тоже, - сказал он и только теперь взглянул на меня. – Какие ещё у вас есть положительные качества?
- Это было бы нескромно…
- Ещё и это. Понятно. А вам должно быть понятно, что в этом здании много глаз и ушей. Их не всегда видно. Вот и ваш интерес к архиву не остался незамеченным. Только зря вы пытаетесь подобрать ключ. Замок не открывается.
- Но однажды он открылся.
Гамлет привстал.
- Как? Вы это видели? Вы открывали дверь?
- Я и заходил туда.
Гамлет присел, удивлённо разглядывая меня.
- Это невозможно, - сказал он.
- Вы хотите сказать, что я там был в бреду или во сне?
- Не исключено, - растягивая слова, произнёс он.
Тут Гамлет спохватился:
- А вы ничего оттуда не захватили?
- Я и сам удивляюсь, что мне не пришла такая простая мысль, хотя…, воспитание не позволило.
Гамлет явно был недоволен моим воспитанием.
А я был удивлён: значит, сам Гамлет не может попасть в этот «архив».
Гамлет думал, а я наконец-то уселся на один из стульев у стола для посетителей и принялся разглядывать пейзаж за окном.
Наконец он изрёк:
- Нужно восстановить, что с вами происходило перед тем, как дверь открылась, что предшествовало этому.
- Не думаю, что в этом дело, - нудным тоном сказал я.
- Возможно. Нам придётся отработать разные варианты.
- Нам? – Я посмотрел на Гамлета, но тот нисколько не смутился.
- Мне, как и всем, закрыт туда ход, несмотря на то, что там много моих трудов. Тем, что попало под этот замок, воспользоваться почти невозможно. Ещё не так давно каждый начальник, даже самый ничтожный, был барином у своих подчинённых – холопов, которые батрачили в его подсобном хозяйстве. За годы, прошедшие с тех пор, они набрали силу, отрастили щупальца, свили паутину, а мы барахтаемся в ней, надеясь вырваться, пока в нас не воткнут жало. Нет панциря без бреши. Похоже, вам повезло. Жаль, что не удалось этим воспользоваться.