Никогда я не забуду этот день. Однажды летом, когда мы гоняли с мальчишками во дворе, вдруг полил дождь; мы заскочили в подъезд и поднялись на лифте на последний этаж. Домой идти не хотелось.
За окном небо было чёрное, что-то гудело, ухало. Внизу ветер трепал деревья, а вдалеке сверкнуло, и гром треснул так, что мы присели.
Прохожие бежали к подъездам, прикрыв голову сумками и руками: лупило уже, будь здоров!
А Юрка сказал вдруг:
— Я смотрел недавно фильм про вампиров, они в квартиру залезают, когда гроза, а ночью кровь пьют.
— Та, подумаешь, зомби круче! Вот, подлезет, как двину твоему вампу, мало не покажется! Ху! — махнул кулаком Вовка, который недавно записался на каратэ.
На переменах он всегда кричал: «Я зомби! Я зомби!» И шёл на девчонок, растопырив руки и выпучив глаза, а девчонки визжали и убегали из класса. Правда, могли и стукнуть его учебником по голове.
— Интересно, а всё-таки кто сильнее, зомби или вампир? — спросил я вдруг.
— Ты чего это?
Повернулся ко мне Вовка.
— Та, не боись, ты не вкусный, гы! — неожиданно хлопнул его Юрка по плечу.
Вовка аж подпрыгнул и отскочил.
— Отстань!
— Может они уже здесь, а?
— Кто, кто?!
Юрка и Вовка уставились на меня.
— Ну, вампиры эти …
— Да ну тебя! — отмахнулся Юрка. — Это ж кино.
— Слышите!
Поднял я руку.
Но кроме дождя, который барабанил по карнизу, и громовых раскатов вдали, ничего не было слышно.
Вдруг открылись двери лифта, и кто-то в сумраке торопливо пробежал к дверям квартиры.
— Вы видели, вы видели, кто это?
— Тихо! — прошептал Юрка.
— А ещё, — произнёс я после паузы, — Васька Зорькин рассказывал про горбуна-часовщика, который ворует младенцев.
— Часовщик? Дядя Саша, наш сосед, — часовщик, но он не горбун, — сказал Юрка.
— Какой дядя Саша? — повернулся к нему Вовка.
— Ну, он ещё каждый день всех с праздником поздравляет.
— Ага, хороший дядечка, напился кровушки, вот и празднует! — бросил ехидно Вовка.
Мы помолчали.
— А ещё Васька Зорькин сказал, — он однажды стал есть пирожок, а там — бах! — человеческий ноготь!
— Врёт! — топнул ногой Юрка.
— Он же рядом с тобой живёт, да? — протянул тихо Вовка.
— Кто он?
— Да часовщик этот.
— Так это ж не про него!
— А где, где квартира его?
— Вон, там! — показал Юрка.
Невольно мы все обернулись и уставились на дверь, которая белела в сумраке.
За окном полыхнула зарница, и громыхнуло так, что мы пригнулись.
Теперь ливень хлестал прямо в стекло; ветер яростно обрывал карниз, хлопал жестью.
Мы присели под подоконник, и вдруг я почувствовал, как Вовка дрожит, а сам я услышал какой-то странный стук, это у меня зубы стучали: «клац-клац», — а один, молочный, шатался, — я нащупал и согнул его языком.
Вдруг мы услышали скрип, не скрип, а скрежет двери.
Кто-то медленно стал подниматься по ступеням прямо к нам.
— Это он, — громко прошептал Юрка.
— Кто он? — спросил Вовка, не своим голосом.
— Горбун. Он пришёл за нами. Подойдёт ближе, кинемся на него.
— Не бросайте меня, пожалуйста, не бросайте! — захныкал вдруг Вовка.
Шаги приблизились; над нами выросла громадная косматая тень.
Мы готовы были уже броситься вперёд, как вдруг раздался скрипучий смех, и кто-то спросил:
— Мальчишки, что вы тут делаете?!
— Мы, мы ничего… — сдавленно обронил Вовка.
Он стал протискиваться вдоль стены, а потом и мы с Юркой, боком-боком…
— С праздником вас! Сегодня Медовый Спас, большой праздник, ух, ну, и погодка… а у меня есть подарок для вас. — Произнёс дядька громко и весело.
От него сильно пахло луком, и чем-то ещё душным и страшным.
— Куда же вы? А вы знаете, почему праздник так называется?
Я рванул первый, прыгнул сразу через три ступени, больно ударился о перила, и помчался вниз, слыша за спиной визги и гиканье Вовки и Юрки.
Забыв про лифт и про всё, мы слетели с девятого этажа, — распахнули входную дверь, которая громко запиликала, распугав котов у подвальной решётки.
Ливень закончился. Гроза была летняя, быстрая.
Фиолетовые, лиловые тучи уже розовели на горизонте; солнце вовсю светило; сверкали капли на листве акации.
Мы переглянулись. Ну и видок у нас был, я вам скажу!
Вдруг за спиной громко хлопнули двери лифта, и раздался возглас.
— Мальчики, да погодите же!
Мы рванули во все лопатки прямо по лужам, куда глаза глядят.
На бегу я успел оглянуться.
Это был он — дядя Саша-Праздник.
Он стоял с мусорным пакетом — великан, толстый, улыбающийся, с красным широким лицом и красными толстыми губами.
— Да, стойте же вы, у меня есть для вас подарок! Вот!
Что-то яркое, типа линзы, сверкнуло у него в руке.
Но мы припустили ещё быстрее и, не оглядываясь, неслись вперёд.
Вечером я не включал телевизор и не брал телефон. Я даже не смотрел, кто мне звонит. Хотя мне всё время кто-то наяривал.
Я закутался в плед с головой, улёгся на диван в спальне, и чутко прислушивался к каждому звуку. Зуб я таки выдавил языком, и теперь рассматривал его, крепко зажав между пальцами.
Мама всё спрашивала, как заведённая:
— Лёвка, ты что заболел, простудился, что ли? Покажи, что у тебя там.
Но я сильнее накрывался с головой и двигался к стене.
В тот вечер я дал себе слово, что больше никогда не буду смотреть фильмы про зомби и вампиров, да, — и до сих пор держу слово!