Записки Галины Глёк. О себе. 1990-е

Вера Третьякова
Семья улетает.
Прощайте, прощайте, семья!
Меня угнетает,
Что сестры сильнее, чем я.
- Взлетай, неумейка! -
Мне эхо с небес донесло.
Я Серая Шейка,
И мне перебили крыло. 
               Вероника Долина.

Семья улетела. Я не cмогла с ними, я жила в родительской квартире, из которой меня никто не выдавливал, как сестёр в Узбекистане и Казахстане, я сломала бы жизнь сыну, который только что окончил школу, и я уже не могла выбросить из жизни Владимира Ивановича.

Юра поступил в Томский университет и после первого же курса заявил: «Лучше нашей семьи быть не может!» Всегда, пожив среди чужих людей, мы убеждаемся, что нигде любить нас так, как дома, не будут.

Я понимала, что в Новокузнецк он будет приезжать нечасто и ненадолго. Ещё в школе Юра мне сказал, что в этом городе жить не будет, - сказал он мне это после того, как пятеро негодяев среди бела дня на одной из центральных улиц в разгар зимних морозов сняли с него овчинный полушубок.

В квартире, где нас собиралось больше десятка человек, я осталась одна. Приходя с работы, я переводила взгляд с одного угла на другой, не понимая, что я должна делать, а работала я тогда программистом на кондитерской фабрике. Сосватал меня туда коллега, который занялся поставками персональных компьютеров на разные предприятия. Приглашали на фабрику, описывая блестящие перспективы, которые её ждут: импортное оборудование, новые линии, новые технологии. Ничего этого фабрика не увидела.

В начале 1990-х у людей было много оптимизма или можно сказать, иллюзий, что после слома социализма быстро начнётся новая, хорошая жизнь.
Я думаю, иллюзии вообще свойственны большинству, иллюзии – двигатель прогресса, без оптимизма страшно браться за новые дела или переезжать куда-либо.
Всё оказалось намного сложнее и хуже, - сначала пришлось определиться, кому что принадлежит, ради чего стоит суетиться, тратиться на новое оборудование, начался всем известный тогда раздел собственности.
Любой психолог вам скажет, что главная мотивация деятельности человека на любом уровне – личный интерес и личные амбиции, работа ради общества – всего лишь вывеска любой фирмы.
 
Директор фабрики – умный и приятный в общении человек – тоже прибирал к рукам то, что можно прибрать – и активы, и акции. Контора, конечно, это знала, но все молчали, так как дорожили работой. На фабрике и при социализме сытно жилось, а в трудные 1990-ые она помогла многим выжить буквально, в том числе и мне. Для работников фабрики и пенсионеров часто привозили наборы продуктов, и когда выстраивалась очередь за ними, было видно, кто вышел на пенсию давно, а кто – недавно, одежда ранешных выглядела заметно изношеннее.

Слава Богу, вскоре ко мне переехал Володя, про которого Валя написала сестре, то есть моей маме, что он -  «страшно хороший». Володя устроился электронщиком на вычислительный центр металлургического комбината.
Зарплату тогда перестали платить практически везде, в лучшем случае её выдавали в эквиваленте продукции, которую выпускало предприятие. 
 
Подрабатывая, где можно, Володя приносил в дом: однажды – шерстяную пряжу, и я связала из неё себе костюм, а Володе – жилет, однажды – тюк технической марли, из которой мы на даче соорудили нечто вроде веранды и могли спать на воздухе, не опасаясь комаров. Наш кот Степан каждую ночь, нагулявшись,  настырно проделывал в марле дыру, чтобы, несмотря на мокрую от росы шерсть, вытянуться вдоль моего тела – так он предпочитал спать.

Потом у Володи появился, но, правда, и быстро  иссяк небольшой бизнес.
В то время персональные компьютеры стали повсеместно вытеснять громоздкие ЭВМ, которые, естественно, разбирали на запчасти. Электронщики эти запчасти покупали, а потом долгими зимними вечерами кусачками выдирали из них мелкие детали, содержащие драгметаллы. Вот эти детали в трёхлитровых банках мы и возили на своей «четвёрке» в пункт приёма в Новосибирске, в поездках часто притягивая разные приключения на известное место. Эта деятельность позволила нам поменять «четвёрку» на микроавтобус.

Юра на втором году учёбы женился на однокурснице Татьяне, родители которой проживали в Новосибирске.  Татьяна вскоре решила бросить универ и вернуться к родителям, Юра потянулся за ней, перевёлся в Новосибирский университет, и вскоре у них родилась Маша. Это была вторая причина наших частых поездок.

За семь лет работы на фабрике я познакомилась со всеми бухгалтерскими задачами, задачами планового отдела, установили компьютеры и на складах цехов, по совместительству работала кадровиком, но, видимо, не в моём характере долго работать на одном месте, как-то подошло время уволиться.

Попробовала сопровождать базы данных в социальной службе города, но бюджетникам задерживали зарплату по четыре месяца. Нашлась работа в городском управлении торговли, и я поняла, какое же это было золотое дно в советское время – владеть информацией, в какой магазин что поступило в продажу.
Теперь в этот горторг мёртвой хваткой вцепился молодой парень новой формации. Платили мало, директор просил потерпеть пару лет, потом обещал засыпать деньгами. Работы было много, я сидела до поздних вечеров, и Володя не выдержал и недели такой моей работы, сказал: «Сиди дома».
 
Так, в суете и заботах, прошли хлопотные 1990-ые. Как бы Володя не хотел сдаваться, работать ему становилось всё-таки труднее. Он обладал быстрой, устремлённой вперёд походкой, я за ним едва поспевала, но теперь всё чаще и чаще он тормозился на ходьбе, подчиняясь своему уставшему сердцу. Так делал папа в последние годы жизни, так теперь делаю и я.
 
В феврале 2001 в известной клинике Мешалкина в Новосибирске Володе прооперировали сосуды сердца: поставили три шунта, то есть в трёх местах заменили ток крови с помощью дублирующих сосудов, которые взяли из ноги. Восстанавливаются после такого обычно долго, но не Володя – на второй день он уже рассекал на коляске по больничным коридорам, а в мае  копал грядки в огороде и жил обычной жизнью

Этим же летом приехали наши первые гости из Германии - Валера и Лика, она же Лариса - решили свой отпуск провести с нами в палатках на берегу Обского моря.
Вдоль берега этого искусственного водохранилища полосой в 18 км тянется реликтовый сосновый лес – популярное место отдыха новосибирцев. Лес богат грибами, и именно там я видела поляны белых или рыжиков, в другие годы мы собирали и другие грибы: грузди, моховики – да всё, что угодно. К нам в компанию захотел и Юра с шестилетней Машей.
 
Валера – азартный рыбак, в Германии у него мало возможности для рыбалки, но однажды он даже принёс своей хозяйке собственноручно пойманного угря, с которым и был изгнан из дома, - Лика на дух не переносит змей,  змеевидных рыб, вообще, всего змеевидного.   
Было тепло, купались, мужчины рыбачили, а мы валялись на подстилках и шезлонгах вокруг костра и палаток. Лариса взяла с собой несколько пар обуви, а на мой вопрос «зачем?» ответила: «Чтобы не натереть ноги!»

В туристической обстановке с Лики быстро сошел европейский лоск, а Валера умудрялся не меняться даже в самой рыбацкой затрапезе, впрочем, он умудряется не меняться все последние 20 лет – есть такие счастливые обладатели внешности.

Лика очень боялась спать в палатке из-за ярких впечатлений ранней молодости: когда-то в студенчестве на сельхозработах, убрав палатки, они обнаружили под днищем несколько змей, которым не хватало тепла и приятного общества в окружающем лесу. Нам удалось убедить Лику, что в Караканском бору из-за наплыва народа последние 10 лет никому не удалось найти ни одной даже маленькой змейки даже при целенаправленном поиске.

Но не успели поставить первую палатку – именно для Валеры с Ларисой – как я увидела ползущую вдоль неё змею с небольшим упругим телом,  двумя жёлтыми пятнышками на голове и любопытно глядящими на меня глазками.
Несмотря на то, что в экстремальной ситуации мне не удалось вспомнить, кого отмечают эти пятнышки – ужа или гадюку – я храбро погнала её от нашего стойбища - вот они плоды зрелости и ответственности за других.
В молодости я бы сиганула от этой гостьи в противоположную сторону, оглашая бор визгом и побуждая других к таким же действиям. Ларису в этом случае догнали бы, вероятно, уже в Германии.

Через день мы поменяли лагерь на более удобный, в паре сотен метров от первого, и тут я обнаружила этого ужика в тёплой луже на берегу. Видимо, это было его законное место, потому, что он никак не хотел его покидать: я и палочки рядом швыряла, и тряпкой махала – он только извивался и строил мне глазки. Я очень боялась лишиться общества сестры и попробовала разбавить эту лужицу мыльным раствором, но и это не помогло. К чести рыбаков, которые не раз разбирали улов в обществе этой рептилии, - ни Володя, ни Валера, ни Юра не позволили себе ни одного намёка на эту тему. Случайно обнаружилось, что в неведении оставались только Лика и Маша.

Вообще, приезд наших гостей подтвердил, что кто чего боится, тот именно это и притягивает. Валера перед поездкой опасался клещей, дома сходил к врачу, но прививку делать не стал, сэкономил 50 марок. Понятно, лес – фактор риска для всех, но именно с него сняли впившегося клеща, зараженного каким-то вирусом, которых клещи переносят, оказывается, около 150 видов, кроме энцефалита и боррелиоза.
Инкубационный период прошёл в России, а когда Валера вернулся домой, у него парализовало часть лица и нарушилось зрение на фоне сильных головных болей. Лечат антибиотиками, длительно, все функции должны восстановиться, но всё это крайне неприятно, чувствуешь свою вину за то, что не обеспечил безопасный отдых.

В гостях у меня как будто побывали обе сестры – так часто манерой поведения и разговора одна напоминала другую; раньше я думала, что это от того, что они рядом живут и неосознанно копируют друг друга, но оказалось, что причины лежат глубже, Оли не было с нами уже пять лет.


Продолжение: Казанково http://www.proza.ru/2017/01/07/1073

В начало: Вступление  http://www.proza.ru/2016/11/02/1374