Армия. Воспоминания

Юрий Иванников
 Часть 1. Призыв.

 В 1984 году я закончил Белгородский технологический институт строительных материалов и получил диплом, став инженером-строителем. По распределению приехал работать в город Семилуки Воронежской области. Работал мастером-строителем в СМУ. Жил в рабочем общежитии завода красного кирпича.
И вдруг мою обыденную и гражданскую жизнь разорвала маленькая бумажка – повестка из райвоенкомата.

Не скажу,  что повестка как-то меня напугала – я не боялся идти на военную службу. Может быть, потому, что я уже проходил обучение на военной кафедре в родном институте. Но так получилось: не попав на военные сборы после окончания института по причине болезни, я не получил офицерского звания, как все наши ребята.

Но было ещё и другое обстоятельство: в СМУ решением профкома мне выделили однокомнатную квартиру, и осенью, после сдачи дома, я должен был получить ордер. Я боялся потерять эту возможность, и поэтому сразу пошёл на приём к военкому.
Меня принял мужчина в возрасте около 50 лет, умный, шустрый, точнее – энергичный, внешне симпатичный.
– Подполковник Лазарев, - представился он.
- Товарищ подполковник! Я работаю в строительной организации. Мне выделена квартира. Но получить я могу её только осенью, когда будет сдан в эксплуатацию строящийся дом. Не могли бы Вы отсрочить мне призыв до осени?
- Ты вроде парень толковый, а законов не знаешь. Если кого-то призывают в армию, за ним всё сохраняется. Значит, сохранится за тобой и твоя квартира. Да и по такому поводу отсрочка не положена.
Ты не переживай, я направлю тебя служить в хорошее место и в хорошие войска.
Вышел от военкома, конечно, расстроенный. Но против законов не попрёшь – надо ещё служить. Оставалось ещё пару дней вольной жизни.
 
Приехала из деревни мама, подъехал брат Володя из Липецка. Собрали на скорую руку проводы в общежитии. Были все – молодёжь, мои друзья по комнате Саша Королёв и Саша Головатый, наш женатик Валерка Менжелий.

В то время я дружил с девушкой, её звали Лена. Она работала диктором на нашем Семилукском радио, закончила Воронежский университет. Мы много с ней гуляли вечерами, можно даже сказать – ночами, благо природа в окрестностях Семилук великолепна – побережье Дона, место впадения в него реки Девица, бывшая дача помещика Башкирцева – всё утопало в зелени, в садах, в изумрудных лугах.
Впрочем, прощание с Леной было холодноватым. Думаю, то чувство, которое называется любовь, у нас не успело народиться. Чтобы не обнадёживать девушку, я сказал ей, что не нужно меня ждать из армии, она вольна распоряжаться своей жизнью. Впрочем, Лена не возражала, не знаю, что было у неё на уме. Прощание получилось каким-то быстрым и скомканным.

Впрочем, вечер получился весёлым, танцевали, мне желали хорошей службы. И только мама всё время хотела плакать.
А уже утром, когда мы бодро шагали в военкомат, не скрывала своих слёз. Ей пришлось трудно нас поднимать с нашим парализованным отцом.
В военкомате нас пересчитали, автобус пришлось ждать часа два, и вот уже нас всех погрузили в автобус и отправили в Воронеж на призывной пункт.
На призывном пункте всё было устроено по-советски и по-военному. Т.е. в данном случае совершенно бестолково. Казалось, главной задачей офицеров, работающих на призывном пункте, было нас построить, подержать в строю, потом переместить нас на другое место, дать команду: - Разойдись! А через десять минут снова построение, снова перевод на другое место асфальтового двора. И вот так – полдня. Почему только полдня? Потому что призывников положено было кормить обедом. Нас вели к столовой. Там мы занимали очередь. И вместе с обедом это длилось часа 1,5-2. И это было хорошо, по крайней мере, мы были хоть чем-то заняты.

Я познакомился в этой, скажем так, команде с Олегом. Этот парень тоже был из Семилук. Он, как и я, ко времени призыва имел высшее образование – закончил Воронежский СХИ, кажется, имел профессию агронома. Ростом как и я, может, чуть выше, стройный, симпатичный, на глазах квадратные очки, чуть вытянутый нос – всё в нём как-то гармонировало. Очень добрый, говорил как-то медленно и немножко распевно. Родом он был, кажется, из-под Тулы. Я как-то сразу сдружился с Олегом, и нам вдвоём было как-то уютнее.
После обеда опять были построения, до самого вечера. Ходили слухи, что нас возьмут на обслуживание аэродромов в Прибалтику. Но, наверно, такая служба – мечта многих призывников, это оказалось дезинформацией. До вечера человек 5 из нашей команды было изъято, и они были распределены уже для последующей службы в какие-то войска. Мы же остальные были заведены в помещение, где не было ни нар, ни кроватей, а что-то вроде каких-то скамеек, то ли топчанов. Была выдана команда: - Отбой! Пришлось ложиться прямо в той одежде, в которой ходили весь день. Ни матрасов, ни одеял, ни подушек, ни тем более простыней – ничего не было.
Кажется, мы всё-таки спали в эту ночь, но помню точно, что при этом испытываешь абсолютный дискомфорт.
Утром – снова построение. Нас готовили к службе в рядах Советской армии.
Слава Богу, второй день оказался более продуктивным, чем первый, и нас отобрали в команду, в которой мы в дальнейшем должны отправиться к месту нашей службы.
И вот тут ждал нюанс. Жителям Воронежа предложили отправиться по домам, а потом явиться на железнодорожный вокзал уже непосредственно к поезду для отправки. Иногородние должны оставаться ещё две ночи до отправки на территории призывного пункта. Перспектива выглядела ужасной, и мы с Олегом стали отпрашиваться в Семилуки, это ведь всего 10 км от Воронежа! Казалось, офицерам было всё равно, и нас тоже отпустили до поезда. Покинуть призывной пункт – это казалось настоящим счастьем!

Через час мы уже были в Семилуках, и я пришёл в родное общежитие. Там меня ждал сюрприз: на мою койку уже поселили другого человека. Впрочем, с ночлегом для меня всё было быстро улажено – в общежитии нашлась, конечно же, для меня свободная кровать. Это были великолепные полтора дня, когда я мог делать всё, что хотел, и не ходить на работу.
За эти три дня охлопоталось, было решено ещё одно дело, очень важное для меня в последующем. Наш главный инженер Павел Васильевич в день моего призыва уезжал в Москву, в Главк. Он предложил мне написать заявление на имя начальника Главка с просьбой сохранить выделенную мне квартиру, пока я буду служить в армии, с условием, что я вернусь на работу в наше СМУ. В общем, когда я ждал отправки в общежитии, Павел Васильевич уже вернулся из Москвы.
На моём заявлении начальник Главка поставил визу: «Не возражаю». Это означало, что моей квартирой уже не смогут распорядиться как-то иначе, и она будет выделена мне по возвращении из рядов вооружённых сил.

К поезду я прибыл уже без родственников, не хотелось уже всех беспокоить. Наша команда была в сборе. Подали поезд. Конечную точку службы нам не сообщали. Но наш поезд шёл на Москву. Все как-то прощались – друзья, родственники. Вокруг бушевало тёплое лето, июнь.
Мой новый товарищ Олег прощался со своей женой. Она была очень красивая, её звали Людмила. И ещё она ждала ребёнка. Срок был уже довольно большой. И в моих глазах застыла эта картина – как Люда шла за поездом и плакала. Олег чаще, чем надо, моргал глазами, и всё это выглядело невероятно трогательно!
И теперь поезд уносил нас всё дальше и дальше от родных мест куда-то в далёкую-далёкую неизведанную даль…

В поезде было уютно. Ехали весело и как-то бесшабашно. Кажется, что-то выпивали. Офицер и сержанты были не строгие, без дела нас не гоняли.
В Москве мы пересели на поезд Воронеж-Рига. Стало понятно, что местом нашей дальнейшей службы, по-видимому, будет Прибалтика.
В Риге у нас опять была пересадка. Наш офицер, кажется, его звали капитан Кузьмук, решил устроить нам небольшую пешую экскурсию по Риге. Мы увидели те места, где снимался фильм «Семнадцать мгновений весны». И то место, где «Швейцария. Берн.». И дворик, в котором профессор Плейшнер шёл на явку, и на окне цветок…

А потом мы обедали в кафе. И нам был заказан фирменный латышский хлебный суп. И потом мы опять ехали по железной дороге, теперь уже на электричке по маршруту Рига – Лиепая.
На станции, где нам предстояло служить, мы вышли ночью, перед рассветом, стоял сплошной туман и мы абсолютно не могли понять – где мы? Куда нас занесло? Мы были в полудрёме, и не успели прочитать на вокзалах название станции, а может, её не было видно за туманом. Как оказалось потом, это был маленький городок с названием Приекуле.
Строем нас привели наконец-то в воинскую часть и разместили в спортзале. Там были низенькие скамейки, и на них можно было сидеть. Мы коротали остаток ночи, кто дремал, кто просто сидел.
Утром нас разделили на две части – одну в первый дивизион, вторую – во второй. Тут пришлось нам с моим новым другом Олегом расстаться, он попал во второй дивизион, а я в первый. А точнее, в 13-ю батарею.

                Часть 2.  До присяги.

Наша батарея имела свою характерную особенность. Забыл сказать, наша воинская часть была учебная, т.е. учебка. Мне предстояло служить в войсках противовоздушной обороны (ПВО). А если ещё конкретнее – в зенитно-ракетных войсках.

Так вот. Характерной особенностью 13-й батареи было то, что в неё собирали как можно больше спортсменов. Командир батареи, на тот момент капитан Цахилов, осетин по национальности, был борцом, и вообще очень любил борьбу.
Но и к сожалению, больше всего драк происходило тоже в нашей 13 батарее.
В общем, я-то не спортсмен, и кроме студенческого футбола в других видах спорта не выделялся. Поэтому пришлось потом напрягаться, чтобы соответствовать, ну то есть заниматься спортом.

Распределив нас по взводам, далее нас повели в баню. Солдатская баня – солдатское счастье. А тем более, что мы были все с дороги, потные, пропылённые. Поступила команда снять с себя всё. А после бани нам была выдана наша форма – портянки, сапоги, нижнее бельё. Летом выдавалось только тонкое – майка и трусы. Зимой же бельё выдавалось тонкое + тёплое, х/б длинные белые штаны и такая же рубаха. Дальше – х/б повседневная форма – брюки и бушлат. А уж потом, где-то через месяц мы получили парадные брюки, пиджак, фуражку п/ш. Ещё выдавался военный ремень со звездой, на голову повседневная пилотка. На зиму каждому выдавалась шерстяная шинель и ватный бушлат – для повседневных работ, шапка из овчины.
Одежда вся выдавалась новая и безупречного качества. Может быть, так было только в Прибалтике, ведь эта территория в Советское время считалась образцовой для всего Советского Союза.

Это было очень смешно, как мы выглядели, когда в первый раз одели военную форму. Она была под нас совершенно не подогнана. Существует много секретов, с помощью которых солдат может выглядеть стройно, даже изящно. Для этого одежду надо подшивать. И это же запрещают офицеры при осмотрах. Нужно быть уже совсем матёрым солдатом, в нашем случае курсантом, послужить определённое время, не менее полугода, чтобы офицеры оставили тебя в покое.

Далее – нас разместили в казармах, т.е. на наше уже постоянное место жительства. Казарма в нашей воинской части была рассчитана где-то на 120-150 человек. В ней помещалось 5 взводов, каждый в своём кубрике. Кубрики между собой сообщены, перегородок между ними нет.

Ну и конечно же сразу – тренинги. В первые дни отрабатывали подъём и отбой. Обычно это была команда на 40 секунд. За это время нужно было встать, одеться и встать в строй. Сразу конечно не получалось, всегда кто-нибудь отставал. И тогда остальным объявлялся отбой, а с «тормозами» продолжали тренировки ещё минут 10-15, и только потом был общий отбой. Курсант должен высыпаться, потому что каждый день был напряжённым и наполненным многими занятиями.
Второй тренинг – заправка кроватей. Все 150 кроватей в казарме должны быть заправлены одинаково, по одному стандарту, тогда в казарме красиво. По  краям у кровати должен быть отбит кант, то есть прямой угол. Приходилось по вечерам перед сном проходить несколько дней эти тренировки. И ещё: в прикроватной тумбочке можно было хранить только определённые, установленные уставом вещи – мыло, зубную щётку, пасту, бритву, да в общем-то и всё. Всё остальное, «инородное», нещадно выбрасывалось. Так, однажды, будучи уже комсомольским секретарём, я хранил в тумбочке кроссовки. И командир батареи при проверке их выкинул и сказал: - Храни их у себя в кабинете в сейфе…

Начались занятия. Я обучался по специальности оператор СРЦ – станции разведки и целеуказания. Другими словами, нас учили работать с локаторами. Наша непосредственная задача – охранять небо. На эту специальность отбирали только самых толковых ребят – либо студентов, либо имеющих высшее образование. В это время студентов призывали в середине учёбы на срочную службу, по-видимому, из тех ВУЗов, где не было военной кафедры. Отслужив 2 года, они опять возвращались в свои ВУЗы доучиваться. Благодаря этой студенческой прослойке военнослужащие срочной службы были достаточно умными и развитыми. С грустью я думаю о нынешнем времени, когда одни из лучших парней откупаются, не идут служить. Наверно офицерам в нынешнее время труднее поддерживать хорошие боевые показатели, да и вообще порядок в армии.

Одним из первых обязательных занятий было изучение уставов внутренней и караульной службы. Дело в том, что армия живёт по этим уставам, и, как говорится, они написаны кровью… Если только начинается неисполнение этих повседневных, но очень важных правил, это сразу может привести к различным трагическим случаям.
Помню, мне эта учёба давалась легко, и я довольно быстро проходил эти статьи – отвечать надо было наизусть. И ещё выделялся один молодой паренёк – Олег Дударев, он как-то тоже щёлкал эти статьи как орешки. Естественно, мы с ним быстро подружились. Как все выходцы из Иваново, он говорил медленно, растягивая гласные. Дружба с Олегом была невероятно комфортной. Видимо, мы подходили друг другу для дружбы, он был очень коммуникабельным. Я чуть не плакал, когда узнал, что у Олега астма, и его комиссуют, возвращают на гражданку. Мы прощались как самые близкие друзья. Помню, он прислал мне даже потом письмо, но в дальнейшем наша дружба не сохранилась…

Получается, мне тогда не везло с друзьями, если я только начинал с кем-то дружить, то судьба нас как-то сразу разделяла. Впрочем, мальчишки из Иваново тогда ко мне как-то прибивались, а особенно Лёша Перов. Это был красивый паренёк, неплохо нёс службу. Но почему-то у него всё время чесались руки с кем-нибудь подраться. Мне приходилось всё время сдерживать его. Дело в том, что в эти 150 человек, в нашу батарею, попадали парни практически всех национальностей нашего Советского Союза. Частенько парни одной национальности держались своей группой и происходили стычки. Впрочем, год, в который я призвался, был объявлен годом воинской дисциплины, и за нарушения, в том числе драки, был жёсткий спрос. Если в каком-то подразделении были нарушения, то офицеров, например, могли не отпустить в отпуск летом…

Много учебного времени было отведено занятиям спортом. Утро начиналось всегда с пробежки на 3 километра с голым торсом до самой поздней осени. Рядом с казармами располагался спортгородок с турниками, брусьями, полосой препятствий. Самые первые нормативы – подтягивание и подъём переворотом. Сделать каждый из этих нормативов нужно было 12раз, причём ноги – в кирзовых сапогах. Мы конечно сразу умели немного, но тренировались, и количество этих упражнений увеличивалось. Наиболее тяжело приходилось нашим «москвичам» - Павлику Кершнеру, Славе Аксельроду, Олегу Гришаеву. Они на снарядах сначала были совсем «мёртвые». Умели делать только вис на турнике. Москва совсем не готовила к воинской службе. И только Олег Климашкин, очень ладный, справный парень, в дальнейшем очень близкий мой друг, легко и быстро осваивал снаряды, хоть и тоже был москвич.

Помню, после одного из спортивных занятий объявили перекур. И не помню кто, офицер или сержант, сказал так: - Кто курит, перекур, а кто не курит – собирать бычки. Может, это была шутка, но с этого момента я стал курящим человеком. Да и потом, перекуры в армии имеют свою какую-то неизъяснимую сладость. Они сокращают время, а это на службе очень важно, чтобы время проходило быстрее. Ну конечно, общение с друзьями. За перекуром друзья становятся как будто ближе.
Так, учась понемногу, мы подходили к следующему этапу нашей службы – военной присяге. Это веха в службе каждого служащего в армии. Ведь до присяги ты принадлежишь себе, своим желаниям, семье наконец. После присяги ты принадлежишь своей стране, своей Родине, ну и конечно своим командирам.

                Часть 3. Присяга и учебка.

  Присяга в нашей воинской части производилась в невероятно торжественном месте – на мемориале. Он установлен на месте братского кладбища. Число погибших – невероятно, около 200 тысяч человек. Во время войны это называлось – Курляндский котёл. Мемориал венчает огромная женская фигура с поднятым на руках ребёнком.

Вся воинская часть в парадной военной форме выстраивалась у мемориала – это выглядело необыкновенно красиво и торжественно. Присягу, помню, мы учили наизусть, и тем, кто не мог прочитать, говорили, что не допустят. Но на самой присяге нам давали её читать. И когда ты уже прочитывал, а весь полк в это время слушал тебя одного, позже напряжение понемногу спадало, и начинал испытывать облегчение.

На присягу обычно приезжали родители. Но ко мне я никого не ждал, отец болен, мама в деревне, с домашним хозяйством. И вдруг ко мне приезжает мой старший брат Вовка. Вот было радости! По возвращению с мемориала нам дали первые увольнительные. И вот мы в первый раз в нашем маленьком городке. Конечно, мы с братом пошли в кафе. Пообедали. Когда я попросил ещё одно второе, Вовка удивлялся. Готовили тогда вообще в Прибалтике очень вкусно везде, где мне приходилось кушать. Потом, кажется, пошли в кинотеатр, мы всегда в увольнении ходили в кино, хотя и нам каждое воскресенье показывали фильм в солдатском клубе. Потом бродили по городу. Городок был очень чистенький, запомнилось, что по бокам дорог были устроены дренажные канавы, заросшие зелёной травой. Нигде нельзя было увидеть ни мусора, ни пустых бутылок, ни консервных банок. Как это им удавалось? Офицеры в части нас предупреждали: - Покурил, сразу ищи урну, окурок на землю бросать нельзя.

И ещё один факт очень удивил – полное отсутствие каких-либо заборов. В лучшем случае живая изгородь, но подстриженная, и клумбы с цветами, и газоны. Всё это сразу поражало нас, жителей центральной России.

Где-то в 5 вечера я провожал Володю на нашем Приекульском вокзальчике – ему пора было возвращаться обратно. Так получилось, что он был где-то пять суток в пути туда и обратно, и только один световой день в Приекуле. Я был очень ему благодарен, на начальном этапе службы его поддержка была как нельзя кстати.

Следующим важным этапом нашей службы было подготовиться, а потом и заступить на караульную службу. Это особый вид службы, максимально приближённый к боевой. Сначала надо было выучить и сдать все статьи устава караульной службы. Потом наиболее успешных, лучших выбирали для первого несения караула. Караул заступает на сутки. Ему выдаётся боевое оружие. Из числа срочников назначаются часовые на посты. Все подчиняются начальнику караула, либо разводящим, либо, если есть, помощнику начальника караула. Никакой другой офицер не может проникнуть на пост без присутствия этих лиц. Все посторонние должны задерживаться. В случае неповиновения часовой имеет право открыть огонь на поражение.

  Помню, волновались очень первый раз. Мне попался пост – полигон. Это был самый большой пост, на полигоне стояли ракетные установки. По кругу – наверно километра два-три. Хорошо ещё, что он сходился в одном месте с другим постом – гаражами. Там можно было встретиться с другим часовым. Впрочем, разговаривать на посту запрещается, курить запрещается и даже отправлять естественные надобности – тоже запрещается. Но зато после двух часов на посту – 4 часа отдыха. Но и они делились на две части. Одна из них – бодрствующая смена. Это значит – нельзя спать, нужно быть готовым к выполнению боевой задачи. Вторые два часа можно спать. Пищу тоже привозят в караульное помещение. Т.е. полная изоляция от внешнего мира.

Первая караульная служба у меня прошла спокойно. Но были в нашей учебке и чрезвычайные ситуации. Так, однажды один из часовых потерял магазин. А это – номерное оружие. Сперва на поиски был поднят состав караула. Потом взвод, потом весь полк. Неделю просеивали весь снег от караулки до полигонов. Но так и не нашли. Всё отфотографировали и отправили в вышестоящие органы.

А весной, когда растаял снег, какой-то солдатик нашёл этот магазин – около склада. Видно, часовой присел, да прислонился к складу, магазин и отстегнулся. Солдатику, кстати, потом объявили отпуск.

А был и ещё один, трагический случай, произошедший в нашей учебной части. Один курсант, фамилия его в моей памяти не сохранилась, дождался своей очереди заступления в караул. Как и положено, получил на пост автомат с боевыми патронами. Да и застрелился. Возраст – чуть больше 18 лет. И оставил предсмертную записку, дескать, всё в этой жизни я уже попробовал, и жить мне дальше неинтересно. Ну, конечно, всякие проверки после этого, военная прокуратура, уголовное дело… Осталось ощущение, что не совсем у него было в порядке с головой. Криминала, помню, не нашли, чтобы его кто-то обижал или притеснял. Офицеров, конечно, наказали. Нельзя таких людей назначать в караул, надо как-то чувствовать, кто чем дышит.

Но неожиданно эта история дала отголосок в другой части страны, кажется, в г.Кушка – в самом южном городке тогдашнего Советского Союза. Оказалось, что этот погибший курсант написал перед смертью письмо своему другу, который тоже учился в нашей учебке, а потом был распределён в Кушку. И письмо в той же тональности, что моя жизнь ничего не стоит и т.д. Друга этого письмо выбило из колеи, и он сбежал из своей воинской части, пропал. Пять дней всем составом его искали, а там вокруг пустыни, жара. Оказалось потом, всё это время он прятался в подвале столовой. Не знаю дальнейшую историю этого бойца, но думаю, вряд ли ему уже могли доверить в армии что-нибудь ответственное.

А у нас наступили серые будни. Время пролетало очень быстро. Мы всё время были заняты службой. То учёба – тактика, техника. То физо. Вечером – подготовка к новому дню, подшивка подворотничков и т.д. Всё было так рассчитано, что времени совсем не оставалось.

Месяцы бежали быстро. Подошли Октябрьские праздники. Помню, мне пришло письмо из моего родного СМУ. Меня поздравляли с праздником, а ещё – с получением квартиры. Ребята, мои друзья из взвода ещё удивлялись: - Ты служишь здесь, в армии, а тебе там выделяют квартиру? Что ты за ценный кадр? Я, конечно, был не ценный, обычный кадр, просто СМУ построило достаточно квартир, чтобы вселить всех, кто находился в очереди на жильё.

И ещё одно дело в нашей службе проводилось с особой серьёзностью и ответственностью – это стрельбы. Не ракетами – за время моей службы на учениях мне побывать не пришлось. А имеются в виду стрельбы личного состава из автомата Калашникова. Стрельбище находилось в трёх километрах в каком-то песчаном овраге. Стреляли повзводно. С нами – командир нашего взвода старший лейтенант Мыциков и сержанты, замкомвзвода сержант Бральнин и инструктор практического обучения младший сержант Унтилов.
Стреляли из положения лёжа. Помню, удивило, когда выдали по 8 патронов для стрельбы очередями. И сказали, что класс – если мы сможем сделать 3 очереди.
Ну, как-то постреляли. А потом ещё по 5 патронов для стрельбы одиночными. Кажется, я выбил баллов 25. Это был незачёт, но другие стреляли ещё хуже, многие. Так что вроде и хорошо.

   Особенно на стрельбах было трудно с молоденькими узбекскими мальчиками. Маленькие, узкоглазые, черноголовые, казалось все на одно лицо, они боялись стрельбы, зажмуривали глаза и стреляли куда попало, только не в мишень. Сержантам приходилось за такими тщательно следить и направлять. После стрельбы все чувствовали облегчение и благодушное настроение.

   Пришли Октябрьские праздники, и наше обучение подошло к концу. Набор у нас был летний, не осенний, и поэтому курс обучения ускоренный.
Я получил звание младшего сержанта и специальность оператора СРЦ. Некоторые из моих друзей были оставлены для дальнейшего прохождения службы в учебке. Сашу Харитонова, тоже моего друга, из Белоруссии, оставили старшиной батареи. Олега Климашкина – заместителем командира взвода. Другие ещё ребята из нашего призыва – кто на замкомвзвода, кто на инструктора обучения. Я в этот состав не попал. Мне было очень грустно – не хотелось уезжать из учебки, где ко всему привык, всё стало мило. И уехал я не сразу. Оказалось, что я отобран в группу, которая будет нести караульную службу ещё на 2 месяца, пока не поменяется состав учебки, пока отправят обученных сержантов и примут молодое пополнение.

                Часть 4. Комсомол.

  Нет худа без добра. Правда, караул приходилось нести через день, а не через два, как положено по уставу. Но мы уже привыкли к этой службе. Помню, со мной отсеялись два теперь уже младших сержанта-белоруса – Чижонок и Полховский. Кажется, они учились в Минском политехе. То придут с полигона с фонариками, То с работающим приёмником. – Вы где это открутили, говорю? Ведь – боевые ракеты. За это по головке не погладят.
- Ничего, говорят, там, где мы открутили, там вреда обороне не нанесёт…
Я по-прежнему получал пост №3, самый крупный – полигон. Помню, уже пошёл снег. А пост надо было обходить ночью по кругу. Иду, и вижу – следов-то на снегу нет. А ночью темно, страшно. Страшно не то, что украдут ракеты, кому они нужны огромные. Страшно, что нападут и отнимут автомат. Криминал-то в стране существует. А тебе тогда – трибунал. А если следов нет, значит никто и не обходил пост по кругу – так и стояли на стыках с гаражом. Да похоже, что и обе смены. Возвращаюсь с дежурства, говорю тихонько Чижонку: - Серёга, ты не обходил по кругу?
- А чего по нему ходить-то ночью? Никого ведь нет. И святая простота в глазах.

Была у нас тогда одна проблема. Прибалтика. С неба то дождь, то снег. Сапоги у нас промокали, а высохнуть не успевали. Начался у всех грибок. Кожа между пальцев ног потрескалась. Потом кому-то из ребят-москвичей прислали лекарство. И оно, правда, помогло. Все мы вылечились, могли уже дотянуть наши караулы.
   А когда наступал выходной, утром нам разрешали поспать подольше. И была у нас в этот день ещё одна обязанность – мы должны были начистить на весь полк картошки. Делали это неторопливо. На каждого приходилось ведра по 2.

   Говорят, если ты чего-то очень хочешь, то это всегда получится. По крайней мере так получилось в этот раз. Как-то раз в караульное помещение пришёл Женя Дрогин, капитан, ответственный за комсомол в нашем полку. Пришёл он оказывается ко мне. Оказывается, в нашем первом дивизионе секретарь комсомольской организации – Серёжа Шевченко, переводится на военный завод. А место становится вакантным.
  - Я тут посмотрел твоё личное дело, - ты, пожалуй, подойдёшь.
А Женя был из Борисоглебска, мой земляк. Может быть, и это сыграло свою роль.
Долго я не раздумывал – дал согласие. Я ведь уже говорил, мне очень хотелось остаться в учебке. Позже я узнал, что был бы распределён в боевой дивизион в Калининградскую область, т.е. всё равно бы остался в Прибалтике. Я правда не работал в школе и в институте в комсомоле, зато в СМУ своём был секретарём комсомольской организации. Да и думаю, не боги горшки обжигают.

Караулы наши подошли к концу. И вот уже я представлен в новую должность. Я представлен командованию дивизиона – командиру подполковнику Шалованскому. Начальнику штаба – майору Петрову. И замполиту дивизиона – моему непосредственному начальнику – Валерию Александровичу Осипову. Мне выделен стол в штабе дивизиона и личный сейф. Я потом подумал, что это лучшая должность, которую можно получить в учебке сержанту срочной службы – и она досталась мне! Всё-таки я невероятно счастливый человек!
   Майор Осипов меня сразу стал инструктировать:
  - У тебя будет избран комитет комсомола. Он должен заседать согласно установленным срокам. И протоколы. Обязательно чтоб были по итогам протоколы. Как отче наш!
Следующее. Ты должен встретиться с каждым прибывающим курсантом. Побеседовать. Узнать, кто что может – спортсмены, артисты, может, кто чинит обувь или парикмахер. Или от кого чего ждать – хулиганы, нарушители дисциплины, - мы должны знать заранее.
  - Но,  товарищ майор, 3 роты – это под 450 человек.
  - Да, и ты обязан поговорить с каждым. И ещё. Тематические вечера, спортивные праздники – это всё твоя работа…
  Получалось уже совсем немало!
  - И последнее. Ты обязательно должен присутствовать на стрельбах.

   Комитет комсомола был избран. В него попали ребята самые лучшие. Мне приятно было забирать их с воинской службы. Кроме обязательных вопросов, мы ещё беседовали на разные темы. Я старался дать им хоть немного отдохнуть от службы.
Я по-прежнему жил в своей 13-й батарее и дружил с сержантами – Олегом Климашкиным, Саней Харитоновым.

Потом у меня появился и ещё один друг, да и очень надёжный, очень классный – Игорь Варнавский. Он служил нашим полковым фотографом. Я стал частенько заходить к нему в фотолабораторию. У него была стеклянная банка для заварки, вся в чайном налёте – он её не мыл, - в ней мы кипятили и пили чай, он от этой банки был ещё вкуснее.

Игорь пришёл на службу из г. Петушки. Но он был не просто там: он закончил Московский институт искусств по фотографии. Снимки он делал на киноплёнку. Проявитель наводил по своему рецепту, из химикатов. И в нашей военной газете Прибалтийского военного округа, «За Родину», каждый третий номер выходил с фотографией Игоря. Иногда он мне говорил: - Пойдём в лес за воинскую часть, мне надо снимать природу, пейзажи начинающейся весны. – А как же, если нас застукают? – А ничего не будет, мы же по делу.
И вот мы уже весело топаем в лес, мы знали, как выйти, минуя охрану и патрули.  Игорь меня учил: - Если ты хочешь, чтобы снимок выглядел живым, - снимай на него всякую воду: речку, ручей, озеро, лужицу. Только вода выглядит на снимке живой.
  - И ещё. Если будешь делать дембельский альбом, не надо на него лепить лица друзей только. Каждый хотя бы третий снимок должен быть посвящён природе.

                Часть 5. Плов.

 И вот он, наступил момент, когда я могу наконец-то написать о природе Прибалтики, этих чудных и замечательных мест. У меня давно уже чесались на это рука и ручка. Ну, во-первых, воздух. Он всегда очень прозрачный. Ведь почти каждый день идут дожди, а иногда и несколько раз в день. Вся пыль смывается, и небо видится необыкновенно лазурным, то тёмно-синим, то нежно-голубым, но краски очень яркие, сочные. Или зелень деревьев и трав – нежно изумрудная, яркая, насыщенная. Правда, есть у деревьев местной природы такая особенность – нижние ветви от влаги отмирают, с них слетают листья и ветви засыхают и чернеют. Зато всегда просто набрать веток на костёр.

   Ну и огромное количество вокруг озёр, рек, рудочек, всяких лужиц. Мир абсолютно наполнен влагой. Проходя совсем недалеко от озёр, можно увидеть плавающие в них стаи диких гусей, а в небольших рощицах можно встретить живых косуль. Местное население относится к животным невероятно бережливо и трепетно. Никто не бегает с охотничьим ружьём, чтобы срочно всех пострелять, как это у нас часто бывало в России. Это вызывало уважение к местным людям. У них вообще многому можно было поучиться. Как-то мы ехали по делам и увидели ствол дерева, торчащий из земли, без листьев и ветвей, просто торчит половина ствола. – Чего его не спилят? – спрашиваем. – Что вы, его очень берегут. Его возраст под 200 лет.

   А ещё у продовольственного магазина стояло засохшее дерево. Вокруг газоны, цветы, красота, и вдруг – засохшее дерево.
  - Это тоже природа, - объясняют.
А всего удивительней, у посадок стояли какие-то мостики, а на них – бидоны. – Что это они там стоят – спрашиваем?
- Это бидоны с молоком. Их сдали люди, у которых есть коровы. А молокосборщик потом едет и собирает бидоны в машину.
- А чего ж их никто не сторожит?
- А кто ж их тронет?
Да, думаю, если бы они стояли у нас без присмотра, наше хулиганьё их бы повыливали, или бы нагадили в них.

   И ещё вспомнилось. Ещё будучи курсантами, нас часто посылали на сельхозработы: запасать сено, овощи. За это колхозы выделяли нам продукты, и в нашей части всегда было сытно.

   И вот как-то раз мы задумали приготовить плов. В нашем взводе было три узбека. Одного звали Бахтияр – Бах, сокращённо. Двое других – Назаров и Кучкаров. Вот им-то мы и поручили приготовить узбекский плов.
Всякая операция должна быть продумана. Предварительно посылаем нашего воронежского курсанта Валеру Плотникова к поварам – купить мясо, рис, лук, соль, морковь. Парень он простой – всё это он приобрёл и весело шагает по плацу от столовой к батарее прямо навстречу командиру полка. Ну, думаем, гнев будет страшен, аж глаза зажмурили. А наш замкомвзвода, Толя Бральнин вдруг говорит: - А ничего ему не будет. – Почему это? – спрашиваем. – А у него самого папа полковник.
Ну и наблюдаем такую картину. Командир части спрашивает: - Что это вы несёте, товарищ курсант? – Лук, товарищ полковник! – А зачем вам лук, товарищ курсант… - Курсант Плотников! Будем готовить плов, товарищ полковник! Завтра едем на сельхозработы.
Ну идите, товарищ курсант…
  Мы просто рты разинули от удивления. – Не наказал!

   На другой день нас направили в совхоз в Литву, на картофель. В наших местах выращивался особый сорт картофеля – Приекульский ранний. Он вырастал очень быстро и его поставляли в рестораны г.Риги, Вильнюса и т.д. Совхоз на этом хорошо зарабатывал. Мы освободили узбеков, всю работу взяли на себя. А они попросились готовить к какой-то литовской женщине, и она их приютила.

   И вот наступает время обеда, и нам приносят плов в казане – где они его взяли, непонятно. Мы находим огромную ель и прячемся под её ветвями. Ребята плов пересыпают на большой металлический поднос. И мы начинаем есть плов прямо руками.
   Ничего более вкусного в жизни я не ел. Плов рассыпался на каждое зёрнышко отдельно и таял во рту. С нами был и наш комвзвода, старший лейтенант Мыциков. Оказалось, что ребята-узбеки докупили в плов у хозяйки ещё и курицу. Плов был царский, да ещё на свежем воздухе!

   А вообще кормили в колхозах и совхозах очень хорошо. Предлагали на выбор два первых блюда, два вторых, например или кролика тушёного или гуляш. Давали ещё сметану. Хлеб вдоволь, свежей выпечки, с тмином. Хотя у самих прибалтийцев за правило съедать в обед 1 кусочек хлеба. Чай подавали в чайных чашках с блюдцем, тогда это была редкость. Возвращались в тот раз сытые и довольные.

                Часть 6. Искушение.

Ну а пока мы гуляли с Игорем в лесу и у речки, снимали просыпающуюся весну. И вдруг к нам прибегает посыльный из части. Как он нас нашёл? Говорит: - Чего вы бродите? Сегодня же дежурный офицер – командир части! А командир у нас был хоть и молдаван – его звали Марьян Бокало, но мужик строгий. – Уже было одно построение. Бегом в часть.
Мы уже знали, что построения будут весь день, раз 5, и что в строю должны быть все, весь списочный состав. Ну как-то на второе построение уже успели.

А потом в нашу учебку приехала проверка. Приезжали обычно несколько человек во главе с генералом. Комиссия была из политотдела войск центрального подчинения при командующем зенитно-ракетными войсками. Это обычно к этим проверкам в полку наводили абсолютный шмон и даже красили траву зелёной краской. Но у нас по-моему не красили, у нас трава и так зелёная стояла по ноябрь месяц. И вот помню стоим мы всем полком на плацу, и видим: повар из столовой везёт в тележке пищу для приехавшей комиссии. – Ну, думаем, - наверно самого вкусненького приготовили.

И вдруг повар засмотрелся, да и вывалил всю пищу прямо на асфальт – то ли камушек какой-то попался под колесо. И это на глазах всего выстроенного полка. – Ну, думаем, хана нашей учебке!
И засмеяться неудобно, все как-то сдерживают себя перед командирами.
Не знаю, как потом кухня выкручивалась. Но комиссия, конечно, начала работу.

И первым актом было, нам потом дошли слухи, генерал, войдя в кабинет начальника политотдела подполковника Мальцева, взял с его стола пепельницу да и выкинул в форточку. Да, думаем, дела совсем швах.
И вдруг ко мне тоже приходит проверяющий – майор Четвергов, курирующий комсомольскую работу. Почему ко мне-то? Спрашиваю своего замполита. Ведь я сержант, а ещё в двух дивизионах секретари прапорщики?
  - Да они только водку хлещут, что там у них проверять, - говорит Валерий Александрович.

Ну, поговорили с проверяющим, посмотрел он мою документацию. А потом и говорит: - Да всё у тебя хорошо. И вообще ты мне подходишь. Я тебя приглашаю продолжить службу в Москве, в политотделе, у нас в отделе комсомольской работы. Досдашь экстерном на офицера. Подумай. Вот тебе мой номер телефона. Надумаешь – позвони. Да, и ещё. С квартирами у нас там туго, я не обещаю…

Честно говоря, я был ошарашен. Ожидал-то нагоняя, а получил приглашение. Да ещё в Москву. Да ещё в комсомол, там же полегче, туда ведь не так уж просто и пробиться…
В следующее увольнение иду на переговорный пункт, звоню маме – надо же с кем-то посоветоваться.
  - Знаешь, сынок, я не советую Москву. Оно, конечно, заманчиво. Но ты в армии ничей. Сегодня это будет Москва, а завтра Афганистан. А в СМУ тебе уже выделили квартиру. Тебе, конечно, самому решать. Но ты подумай, не горячись.

В общем, я так и не позвонил тогда майору Четвергову. Выбрал, получается, синицу в руках, а не журавля в небе. До сих пор не знаю, правильно ли я поступил… 

                Часть 7. Сержантские будни.

  Служба  пошла дальше. Как-то обращается ко мне командир батареи, в которой я проживаю, майор Цахилов:
- Товарищ сержант, не могли бы вы мне помочь?
  - А в чём дело, товарищ майор?
  - По субботам наша батарея должна вечером выделять людей для помывки полов в помещении столовой. Обычно мы посылаем туда тех, кто за неделю нарушил воинскую дисциплину, т.е. штрафников. Не могли бы вы возглавить эту группу? Наши сержанты за неделю так набегаются, всё время с личным составом…

  Конечно, субботнего вечера было жалко. Отбой на час позже. Но что не сделаешь для родной батареи…
 - Конечно, товарищ майор, конечно, возглавлю… Не переживайте, всё будет сделано!

И вот я уже с группой «зарубщиков» в столовой. Выделяем поломоечный инструмент. Распределяю по 3 человека на каждый ряд. – Приступайте!
Одна группа быстро и чисто вымыла уже через час. Подходит ко мне курсант из Белоруссии по фамилии Лущ, ловкий и бравый парень – не знаю, как он попал в нарушители.
  - Товарищ сержант! Давайте поможем самой отстающей группе, а то они до часа ночи проволынят, спать пораньше лечь хочется.
   - Нет, Лущ, так дело не пойдёт. Парень ты, конечно, хороший. Но работу мы закончим тогда, когда последняя тройка вымоет свой ряд, и помогать ей никто не будет. Мне тут волынщиков не надо.
    Ну те, кто плохо мыли, видят, что задерживают всех, ну и активизировались. Наряд мы быстренько сдали, пошли спать. А в следующий раз уже никто не волынил…

  Удивительно оказалось то, что в нашем 13 взводе через полгода опять оказалось 2 белоруса – курсанта из политеха. Раньше когда я был курсант, это были Чижёнок и Полховский. А теперь Лущ и Михайлёнок. Я этих ребят любил и поэтому устраивал им «дедовщину». Когда всей батарее объявляли отбой, я через три минуты выдавал команду: - Лущ и Михайлёнок – подъём! Лущ, толковый хлопец, возражал: - Товарищ сержант, вы же комсомолец, вы же не можете нами командовать. – Ничего, Лущ. Твой замкомвзвода передал мне полномочия, так что подъём и к снарядам!
Олег Климашкин, их замкомвзвода, лежал рядом и прикалывался. – Ну, вот, товарищи курсанты, делаете по 12 подтягиваний, по 12 подъёмов переворотом и идёте спать!
Ну, они делали раза по 3-4. Потом делали ещё по одному подходу. Минут через 5-10 я отпускал их спать. А делал я это, чтобы приподнять этих ребят над другими, чтобы они побыстрее приблизились к нормативам. Да и потом, у меня ведь не было личного состава, а мне хотелось тоже с кем-нибудь повозиться…

  Ну, а чтоб совсем не скучно было служить, нам, сержантскому составу устраивались сержантские дни. При курсантах в этот день оставалось по 1 сержанту, а остальные – на занятия. Ну и мы, весь списочный состав. И уж тут занятия с нами проводили офицеры. Были там занятия в классах – техника, тактика, политика и т.д. Но почему-то запомнилось физо. На нём надо было сдавать спортивные нормативы. А сержантские повыше, посложнее, чем курсантские. А я-то тем более, со взводами не бегал, мне труднее. Но сдавал кое-как на 4. Особую трудность, помню, вызывала полоса препятствия. Трудно было сразу уложиться в норматив. Пришлось её тренировать. Раз 20 пришлось прогнать, пока на время стал укладываться.

   Тогда-то, на сержантских днях, мы и придумали: чтобы снимать психологическое напряжение, накапливающееся от монотонной службы, решили по воскресеньям бегать кроссы по 10 км. Никто не заставлял, сами.

   Бежишь, а организм-то не подготовлен. И начинается: то желудок начнёт болтаться, то почки чувствуешь, то ноги заболят. Пока добежишь – все органы почувствуешь. Природа правда вокруг красивая, лето, зелень, ветерок свежий. Да и за разговорами веселее. Бежишь, а если что болит, терпишь, пока всё и пройдёт…
  Гришке-то хорошо Кривоносу. Он у нас стайер. Бежит, в поле спустится, подсолнухов наломает, щёлкает. А мы пыхтим, потеем, какие там подсолнухи.  Гриша наш, как праздник спортивный объявляли, то пробежки делал между 2 населёнными пунктами километров по 30-35.
   А Вовка Коваленко, тоже с Украины, спринтер. Бегал 100-метровку быстрее всех в части. Сам вроде и не худой, а бежит, как страус, только ноги мелькают. На последний срок, когда мы уже демобилизовались, остался в нашей батарее старшиной.

   С таких пробежек возвращались усталые, но очень довольные. В увольнение нам ходить уже не очень хотелось, всё уже мы знали в нашем маленьком городке Приекуле.

                Часть 8. Армейские развлечения.

  А как-то вышел у нас летом праздник – День Военно-Морского флота. Мой замполит, Валерий Александрович, взял меня и ещё нескольких ребят в Лиепаю на военно-морской парад. Это, конечно, впечатляет! Мы на берегу Балтики, а мимо проходят военные корабли, боевые подводные лодки. На кораблях выстроен личный состав в парадном строю. Красота и гордость за отчизну. А потом ещё – показательные стрельбы. Потом ещё в кафе обедали. Суп, помню, официанты приносили в супнице и разливали по тарелкам, это выглядело верхом сервиса! А после парада у меня почему-то наступило такое плохое настроение – всю дорогу молчал, даже не мог с ребятами говорить. Так наверно бывает, когда ты долго вдалеке от дома.

   Иногда мои дивизионные командиры обращались ко мне с какой-нибудь просьбой. Раз комдив попросил, полковник Шаловинский:
  - Сделай, говорит, мне антенну, чтоб телевизор мог программу ловить из Финляндии. И схему даёт. А я не делал ни разу. Пошёл в столовую, к прапорщику, поднос просить. Ну дал он мне конечно, для командира. А потом идём по военному городку, он и показывает: - глянь, всё в моих подносах. А вокруг все балконы этими антеннами обвешаны.
   Ну выпилил, отдаю. А сам переживаю, вдруг показывать не будет – сам-то не испробовал. Но нет, всё хорошо, показывала. Полковник мне потом за это шоколадку купил и подарил.

   А начальник штаба – майор Петров, попросил сделать макет в школу для кабинета биологии. Его жена работала в нашей русскоязычной школе. А порядок был такой: к новому учебному году надо было, чтобы в каждом кабинете хотя бы два макета были изготовлены. Ну вот я и ходил в школу, клеил там мхи всякие, фигурки животных и т.д. А майор Петров вдруг мне говорит:
  - Что-то ты в школу зачастил, красавец-мужчина. А я тогда и вправду стал справный, волосы отросли, старший сержант – в самом расцвете службы. Да ещё физически стал накачанный.

   Но вот что удивительно. Сам майор Петров был писаный красавец – чёрные волосы, брови, сам весь строевик. Да ещё и очень умный. А жена у него – вроде никакая, - небольшая, рыженькая какая-то, реснички бледненькие. А любил он её очень, и вот даже ревновал.

   Ну макет в конце концов кончился, и я перестал в школу ходить. Разве что на Урок Мира. Ну и запомнилось особенно одно мероприятие.
   В части был объявлен смотр-конкурс художественной самодеятельности. А у нас как раз – молодой замполит, лейтенант Чиняков. Пацан, только после училища, моложе нас, сержантов, что с высшим образованием. Как-то был дежурным по казарме, да и увидел, что в ленкомнате арбузные корки на столе остались. Нет бы позвал дневального, да и заставил убрать. Так нет, поднял весь сержантский состав после отбоя. Ну мы, конечно, ему бойкот – никто его не слушается из сержантов. Комбат почувствовал неладное, собрал нас и офицеров. Смотрите, говорит, у нас командиры взводов, двое, Афган прошли и подчиняются. Потому что по должности так положено. Ну мы, конечно, блокаду сняли, кто комбата-батяню ослушается.
   И вот тут комбат вдруг и говорит: - А вас, сержант Иванников, я попрошу остаться… Что, думаю, он задумал?
  - А вы, товарищ сержант, помогите нам со смотром самодеятельности, возьмите это на себя. Наш лейтенант Чиняков и вправду очень молод.
  - Так точно, товарищ майор! Что ещё отвечают комбатам…
Только ведь надо ж отобрать артистов, да время им дать на репетиции. Из ничего ничего ж и не бывает.
  - А это мы устроим! Раза три в неделю вечером по два часа тебе хватит? - Да, пожалуй, хватит.

   Взялись с интересом, вместе с замполитом. Перешерстили личный состав. Ребята шли с интересом, надоедает одну-то службу тащить. Надо выступлению было придать тематику. А у нашего офицера, капитана Дегурова жена работала в библиотеке нашей воинской части – пошли к ней. Она нам материальчик-то и подобрала.

   А потом пошли репетиции.  Один паренёк у нас попал творческий, из Грузии – Саша Бигвава – играл на пианино. Ну, тут у меня сразу две задумки вышло. Выступление я хотел, чтобы мы закончили песней:
   - Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом…
Ну и чтоб под Сашин аккомпанемент. Ну, с этим он кое-как справился.
   - А ещё я хотел, чтобы он сыграл Лунную сонату.
   - Товарищ сержант, я до половины помню, а дальше не помню.
   - А вот посидишь ночь за инструментом, всю и вспомнишь, - говорю. Шутка, конечно, Лунную мы не смогли приготовить.

   И вот наступило время смотров. Проходили они в три дня.
   Я, конечно, сидел в жюри. Выступает наша батарея, я, конечно, переживаю, напрягаюсь. На сцене – все офицеры, вместе с комбатом, в парадной форме. Оказывается, они тематическое выступление готовили отдельно от срочников. Вышло великолепно! У нашей 13 батареи 1 место, и теперь не только по спорту. Я был очень доволен, что не подвёл своего комбата. Хотя болел-то я, конечно, за весь свой 1-й дивизион.

   Саша Бигвава очень меня потом приглашал: - Товарищ сержант, приезжайте ко мне в гости после службы, в Грузию! Мы так вас встретим!
   И вот удивительно. Совсем недавно, в одноклассниках, он один пригласил меня стать его другом, хотя и служить мы призывались в разный срок. Но была у нас с этим пареньком какая-то дружба, единодушие. А потом увидел – в оппозиции он в Грузии. И даже на фото стоит с Саакашвили. Но я не политик, их грузинских свобод там не понимаю, просто как человека я его, Сашу, вспоминаю добрым словом – очень славный он был парень в армии. Дай бог ему, у него трое деток и вроде ещё маленькие…

  Что ещё приходилось делать комсомольским секретарём? Готовил тематический вечер к дню Октябрьской революции.
   Проводили ещё вечер – Что? Где? Когда? Причём режиссуру всю готовил сам, вопросы подбирал. Получилось не очень – в полку всё-таки не знатоки. Надо было вопросы попроще подбирать. Но главное, вечер всё равно получился интересным, отвлёк ребят от службы.

   Ну и конечно много-много спортивных праздников. Это когда вся территория полка вдруг превращается в спортивную арену. Сразу участвует в спортсостязаниях огромное количество курсантов – и на плацу, и на спортгородках, и в спортзале, и на футбольном поле. Особенный интерес всегда вызывало поднятие тяжёлых гирь. Силачи находились просто удивительно накачанные. После таких праздников молодые курсантики тоже обычно начинали к гирям тянуться – всем хотелось быть крепкими.

                Часть 9. Отпуск.

  Наступила весна, первая весна моей армейской службы. В апреле – мой день рождения. И так вышло, он совпал с днём празднования войск ПВО.
В этот день я получил сразу три подарка.
   Первое - в праздничном приказе я получил очередное звание сержанта. Получить три лычки на срочной службе – это для меня больше, чем я потом получил-таки звание лейтенанта в запасе. Но сержант – это было по-настоящему, заслуженно.
   Второе – мне был объявлен 10-дневный отпуск на родину, и это лучшее, что можно получить в армии на срочной службе. Отпуска дают не всем, получив его, чувствуешь себя абсолютно счастливым.
   А третий подарок был от моего друга – Игорька Варнавского. Вышел очередной номер Комсомольской Правды, и в нём – репортаж к дню войск ПВО и наша фотография. Это был первый снимок Игоря в Комсомолке – его дебют. Ну и для нас – всё-таки газета центральная, на всю страну. Было приятно, когда репортаж, точнее, заметку прочитали в моей родной школе. А потом ещё и показали моей матери!
   Я, конечно, не так уж охранял рубежи Родины, но моя служба тоже была служба, нужная нашей учебке, а значит, и нашей стране. Мама тогда мной гордилась.

   Время до отпуска пробежало как-то быстро, и вот я уже с отпускными документами на вокзале г. Рига. Там у меня случилось сразу 2 происшествия. Но обо всём по порядку.
   Вот, говорят, есть теория вероятности. Но иногда бывает абсолютно невероятное. На вокзале вдруг встречаю своего одногруппника, хорошего друга Серёгу Шабанова. Он после окончания института оказывается получил распределение в Прибалтику и где-то здесь работал. Вероятность нашей встречи ничтожна, но она произошла! Правда, мы как-то оба торопились, кажется, у нас уже были куплены билеты. Сейчас я вряд ли так быстро с ним расстался, потусовались бы, может быть, денёк. А тогда поболтали полчасика да и разбежались.

   Ну а второе происшествие было скорее не из приятных. Проходя по тоннелю вокзала, я не отдал воинской чести какому-то офицеру. Военнослужащие всегда должны отдавать честь всем вышестоящим военным первыми, таков военный уставной порядок.
   В общем, этот офицер меня задержал и привёл в пункт вокзальной комендатуры. – Ну, думаю, попал, отпуск на этом может и закончиться.

   Меня отвели на какую-то стройку, где дали задание укладывать на поддоны кирпичи. Дело для меня, как строителя, родное, но как-то взгрустнулось. Впрочем, часа через два меня вернули в комендатуру вокзала, вернули документы, и объявили, что я могу продолжать отпуск. Неприятность заключалась в том, что в отпускной записке сделали отметку: - Задержан за неотдание воинской чести.
   Это означало, что вряд ли я уже до конца службы могу получить увольнительные или командировки. Но, впрочем, отпуск мой продолжался, ещё день я погулял по Минску – мой поезд отправлялся только вечером. Минск очень понравился – город большой и красивый, с широкими проспектами. Видел республиканский стадион.

   Через два дня я уже был в своей деревне. Отпуск, как и всё лучшее, пролетел как одно мгновение. Помню, нашлись деньги, и обратно мне был куплен билет на самолёт Воронеж – Рига. Это позволяло побыть в отпуске дополнительно 1-2 дня. Летел я тогда на самолёте в первый раз. В общем, очень понравилось, быстро, комфортно. Удивило тогда, что при приземлении в Риге можно было заказать такси прямо из самолёта. А ещё через полдня я уже в воинской части.

   Мне повезло. Когда я пришёл в штаб части сдавать отпускные документы, там сидел мой земляк, писарчук Валера Джуланов из Воронежа. Я рассказал ему, что «зарубился» в отпуске. Ничего, говорит Валера, я сам твою записку подпишу, иногда приходится подписывать документы за командира части. В общем, наказания тогда я благополучно избежал.

   Странно было возвращаться из гражданской жизни опять на службу – как будто в другой мир. Впрочем, служба была уже привычной, удобной, ладной. Этот период потом всегда вспоминается хорошо. Тем более, наступило лето. Служба моя становилась всё результативнее. В райкоме комсомола г. Лиепая мне была вручена награда – Молодой гвардеец пятилетки. На службе нам всем хотелось носить на парадке какие-нибудь значки. Эта награда отличала меня от других.

                Часть 10. Молдавия.

  И ещё одна командировка весной очень разнообразила мою жизнь. Я и мой замполит, майор Осипов, да ещё Олег Прокопенко были отправлены в Молдавию, в Кишинёв за пополнением. Олег попросился с нами, потому что проживал в г. Николаеве. Мы так с ним и планировали, что как приедем в Кишинёв, то до отправки команды уедем погостить к родителям Олега.
   
   По приезду в Кишинёв майор Осипов нас отправил размещаться на призывной пункт. Там были только нары. Единственные два матраса, которые были найдены, сразу предоставили нам с Олегом. Но какая-то во всём была антисанитария, в общем, мы вернулись в гостиницу и стали отпрашиваться у Валерия Александровича в Николаев. Он нас не отпустил, сказал, что там 15 воинских частей, много патрулей и мы обязательно зарубимся… Но зато поселил нас в офицерской гостинице и предоставил нам свободу.

   На другой день мы уже гуляли по Кишинёву. В это время, правда, был сухой закон – вина мы не пили. Но зато вокруг было огромное количество всяких кафе, молочных, продавались фруктовые соки. Мы как раз стали свидетелями национального молдавского праздника – Мортишор, когда на центральную площадь Кишинёва съехались крестьяне из всех районов в национальных одеждах. Все пели, плясали, вокруг гуляли красивые девушки, и мы с Олегом чувствовали себя счастливыми.
Потом ещё в каком-то дворце культуры мы посмотрели выставку живых цветов – невероятная красота!  А вечером мы уже сидели в кино, и чем не хороша солдатская служба!

   Через где-то 5 дней команда наша была собрана, мы погрузились в поезд и отправились к месту службы.
Наше купе посетил товарищ майор: - Что-то едем мы невесело, словно не из Молдавии – намекает. Пришлось собрать личный состав призывников.
    - Ребята, едем невесело, а значит, дальше придётся ехать жёстко. Офицеры наши невеселы!
   - Товарищ сержант, так ведь наш офицер – замполит. Вот мы и не решились на угощение.
   - Ну думайте, времени вам два часа. Или дальше едем весело, или придётся ехать грустно…

  Через час наше с Олегом купе полностью было заставлено всяким спиртным, что только может производить молдавская земля.
Как мы ехали дальше – одним словом, не весело, а очень весело. Наш командир остался доволен, и сказал только одно: «Молдавия – хороший край!»

   Одному из этой команды мне потом пришлось помочь. В составе оказался призывник, музыкант, закончивший Кишинёвскую консерваторию. Фамилия его была Цуркан. Я привёл его в наш полковой оркестр.
   - На каком инструменте сможешь играть? – спрашивает руководитель оркестра.
   - В принципе, на любом, - отвечает парень. В общем, он играл потом на большой трубе. Так потихоньку пополнялся наш полковой оркестр.

                Часть 11. Дембельская

  Когда я получил документы о демобилизации, что-то занесло меня в наш солдатский клуб, и я встретил там Цуркана. Узнав, что я демобилизуюсь, специально для меня сыграли марш «Прощание славянки». Инструментов, правда, было всего три, в т.ч. большая труба. Но всё равно мне было страшно приятно. Помню, творчество наших музыкантов было на невероятно высоком уровне, была даже поставлена рок-опера. Помню, наш киномеханик, Вадик Шурко пел: - Я дождь!.. Я дождь!..
   Впрочем, о чём была рок-опера, я уже не помню, но точно, что она ставилась на разных армейских сценах.

   Ближе к осени я получил звание старшего сержанта. Мы вдруг все трое друзей, я, Олег Климашкин, Саша Харитонов решили вступать в партию. Партия в то время была одна – КПСС. Я попросил рекомендации у тех, с кем служил. У Жени Дрогина, нашего полкового комсомольца. Ну и у своего шефа – майора Осипова.
   Женя сказал: - Без магарыча ничего не выйдет.
   - Да как же я тебя угощу, ведь сухой закон.
   - Ничего, сообразишь, вот мой адрес.
   Пришлось мне через прапорщиков заказать мокку – местный напиток вроде кофейного ликёра. А потом идти с ним в гости. Мы посидели, Женя достал маринованных белых грибов, получилось вкусно.
   Совсем уж перед дембелем Валерий Александрович сказал мне, что меня выдвигают на съезд комсомола Латвии и на очередное воинское звание – старшина. А потом оказалось, что моя демобилизация наступит раньше. И я не успеваю. И в партию нас принимать не будут – тоже из-за дембеля. Я потом привёз партийные рекомендации и показал дома нашему парторгу в СМУ, Виктору Егоровичу. Так это ещё лучше, что из армии! Мы тебя примем здесь. И действительно, я был принят сначала кандидатом в члены КПСС, а потом и стал коммунистом.

   Служба моя подошла к концу. Наступила последняя ночь. Утром с друзьями я должен был уезжать в Ригу.
   В 3 часа ночи я проснулся с болью в области паха. Я пошёл в медпункт, меня посмотрели медики.
   - Парень, у тебя воспаление аппендикса. Мы бы не советовали тебе отправляться в дорогу.
   И вот утром ребята, мои друзья, едут домой, а мне выделяют машину в Лиепаю в военный госпиталь.

   Он был очень красивый – старый дворянский особняк на берегу Балтийского моря. Операцию мне стали делать сразу. Побрили в интимных местах, сделали общий наркоз. Операция воспринималась как бы в полудрёме.
   Проснулся от шёпота:
  - Это товарищ старшая сержанта дед?
  - Что ты, она дембель!
  - О-о-о! На лице молодого узбекского солдата застыл ужас. – Он же не будет дежурить по палате!
  - Она же дембель! – повторил второй узбек.
Помню, мне не хотелось ходить по-маленькому в утку, и я, перепоясавшись полотенцем, брёл в туалет.
   Методика военных хирургов быстра и энергична. На 3-й день мне уже было предложено попробовать повисеть на турнике. – Чтобы не было спаек, - говорил доктор.
В свободное время я гулял по берегу Балтики, наконец-то выпала возможность побывать на берегу моря не спеша. Я всё вглядывался в песок, мне хотелось найти кусочек янтаря в память об этом моём кусочке жизни. Дней через шесть меня выписали.
   Но опять я не мог сразу ехать, а должен был вернуться в часть. И вот я уже ночевал последнюю ночь – «последний из могикан», последний военнослужащий, уходящий в запас в этом призыве. Я любил эту службу, этих людей, и расставался с ними навсегда. Мне было невероятно грустно. И не было потом времени, чтобы мне не хотелось вернуться туда, в Приекуле, побродить по тропинкам моей службы, моей молодости. Да верно уже не судьба!

   И ещё вдруг вспомнилось. Их было два таких парня в моей службе, отношения с которыми я бы назвал словом гармония. Один, это конечно, Игорь. Мне даже молчать с ним было огромным удовольствием. И был ещё человек – Слава Борознов, инструктор из 11-й батареи. Парень невероятно умный, тактичный, понимающий. Иногда, очень редко, наступает состояние, когда ты вдруг рядом с каким-то человеком начинаешь вдруг чувствовать себя счастливым. Тебе с ним абсолютно интересно, комфортно. Так мне было со Славкой. Родом он из Белоруссии. Мне нравилось, как он иногда попевал под гитару белорусские шутливые песенки. И, конечно, майор Андреев. Наш армейский Есенин. Нет, он не писал стихов. Но был невероятно талантливым человеком. Тот случай, когда офицер – замполит, а вызывает уважения больше, чем командный состав. В Ленкомнате 11-й батареи он просто произвёл революцию. У нас он был как бы в ссылке, говорили, он мог подпивать. И нам повезло. Он заслуживал лучшей должности. А службу в нашей учебке он конечно, скрашивал. И эта близкая дружба Славки и майора Андреева – она, конечно, была неминуема.

   И вот как-то Славка мне говорит: - Ты же ведь из Воронежа?
  - Ну да, точнее, из Семилук Воронежской области.
  - Это неважно. Я могу составить тебе протекцию.
  - В каком смысле?
  - А у меня родной дядька в Воронеже, брат моей матери. Я могу написать ему письмо о тебе.
  - А кто, кто твой дядька, кем он хоть работает?
  - Он первый секретарь обкома КПСС, Игнатов.
Долгая молчаливая пауза.
  - Ничего себе, - думаю. Знаешь, Слав, я как-то больше ценю нашу с тобой дружбу. А так – я не карьерист. Не надо письма.
  - Ну, как знаешь…

Наша жизнь – жизнь неиспользованных возможностей. Одни из них реализуются, другие – нет. И трудно понять, что было бы лучше – то, что случилось, или то, что могло бы случиться. Но всё-таки наверно дорога та часть, которую ты реально прожил.