Гл. 10 УНЕСЕННЫЕ БУРЕЙ. ТУРЦИЯ-АРГЕНТИНА
Оглушительным вихрем гражданской войны Белая Армия была выброшена у берегов магометанской Турции и девятым валом занесена в пролив Босфор.
Напуганная беспощадной гражданской войной в России, лощеная Европа остерегалась концентрации русских военных частей в Турции, поэтому белых эмигрантов раздробили и раскидали на турецкой и греческой земле. Так появились их лагеря близ Константинополя, на полуострове Галлиполи и острове Лемнос.
Измученный генерал Беляев, облаченный в замызганный мундир, оказался в палаточных лагерях и землянках Галлиполи. Там, на пятачке земли, сеченные дождями, продуваемые холодными морскими ветрами, без топлива и впроголодь, обитало тридцать тысяч эмигрантов, спаянных железной волей генерала Кутепова.
Иван Тимофеевич поражался успеху Кутепова, который ему пояснял:
- Когда наш корпус прибыл в Галлиполи, я увидел людей, доведенных до отчаяния, угнетенных потерей Родины. Среди кадровых военных были и негодяи, развращенные темными сторонами войны. И я решил использовать военный режим, чтобы сохранить людей.
Над Галлиполи после заката солнца высыпали звезды в темном небе. Откуда-то с минаретов, доносились мощные мелодичные голоса муэдзинов, призывающих мусульман к ночной молитве-намазу:
Аллаху акбар, Аллаху акбар Аллаху акбар, Аллаху акбар
Ашхаду алля иляха илля Ллах Ашхаду алля иляха илля Ллах...
Эмигранты тяжко вздыхали, внимая чужой, малопонятной молитве. И под кривой, словно турецкий ятаган, луной в оживленном русском лагере под перебор гитары разносился, как вызов, звенящий и щемящий душу романс.
Не для меня придет весна,
Не для меня песнь разольется,
И сердце радостно забьется
В восторге чувств не для меня.
Не для меня в стране родной
Семья вкруг Пасхи соберется,
«Христос воскрес» — из уст польется,
День Пасхи, нет, не для меня.
К печальному голосу певца присоединялись напевы юных изгнанников, сыновей и дочерей России.
Но для меня придёт борьба.
Умчусь я в степи придонские.
Сражусь там с бандой большевистской,
Там пуля ждёт давно меня.
Слушая их с истерзанной душой Иван Тимофеевич вспоминал о блуждающей где-то милой Саше. «Дай-то бог, чтобы была она жива и здорова».
В эмиграции Врангель поставил задачу: сохранить и не допустить «распыления» армии, препятствовать возвращению чинов в большевистскую Россию и оттоку на изнуряющие плантации Бразилии. Однако генерал Беляев воевать с Советской Россией отнюдь не собирался. А возвращаться обратно на верную смерть – тоже.
Он понимал, что проигравшая красным белая армия на чужбине никому не нужна. Несмотря на обращения Врангеля к правительствам разных стран о помощи, ее настигал неумолимый крах.
Командиры видели, что бойцы, устав от беспросветного лагерного бытия, будут стремиться к мирной жизни.
Обострилась ситуация в Турции, ибо ее высшее командование начало выдворять белые части.
В Галлиполи началась вербовка на службу в знойную Африку - во Французский Иностранный легион, в колониальное Марокко, где их ожидали раскаленные пески и непокорные, свободолюбивые арабы на горячих скакунах и с прицельными винтовками. Уже подписались жариться в том пекле три тысячи казачьих голов.
Беляев подумал – и на этот рискованный шаг не пошел: «Надо найти сначала Сашу, а потом куда-то направлять свои стопы…»
Армия изгнанников, пряча в шинели и палатки оружие, начала перебазироваться на Балканы. Иван Тимофеевич видел, что многие устремились в Чехословакию, Бельгию, Францию, где можно было получить высшее образование и сносную работу. Самые отчаянные ринулись за океан, в американские штаты, да в Бразилию, Чили.
Так подоспел конец 1921 года.
Большая часть корпуса покидала Галлиполи и направлялась в Болгарию. Русское знамя, развевавшееся в Галлиполи свыше двух лет, спустили при всех воинских почестях. У покинутого лагеря сиротело кладбище с упокоившимся на чужбине земляками. На пустынном берегу высокомерно взвился турецкий флаг с желтым полумесяцем. Отбыли отсюда в тревоге и генералы, в том числе Беляев.
«К чему приведет этот крутой поворот?» - размышлял он, а холодный ветер выбивал непрошеную слезу. Свинцовые тучи наползали на брошенный лагерь.
…Потрясающим событием для Ивана Тимофеевича стало то, что находясь за границей, он разыскал свою Сашу! Наперекор всем преградам и неистово веря в удачу, нашел-таки ее с помощью друзей-сослуживцев у приютивших соотечественников в "стране фараонов" Египте!
Встретившись с замиранием сердца и не разжимая объятий, они поклялись, что никогда и нигде не расстанутся! Куда бы их ни забросила судьба! И о том в православной церкви, пропитанной запахом ладана, свечей и духа веры, молились истово.
В упоении встречи была счастлива Саша!
- Наверно, родилась я под счастливой звездой! – шептала она мужу в жаркой ночи.
Тяжкие воспоминания двух войн будили Ивана Тимофеевича рядом со спящей Сашей. После того, как сознание выплывало из мрачных глубин, его радовало возвращение к утреннему свету и прильнувшее к нему тело жены. Никогда он не был так упоен близостью с ней, и она отвечала ему такой же самозабвенной страстью.
Она по-прежнему была любима и любила! И почитала это за самое больше в жизни счастье! Но кто мог знать, что судьба будет не раз бросать ее мужа на край пропасти, грозящей разлучить их навсегда.
Посвежевший Иван Тимофеевич стал снова проявлять черты романтика! Он словно сбросил с себя тяжкий груз огненных фронтовых воспоминаний. И грезил с Сашей экспедициями вглубь индейских территорий, читал ей волнительные стихи Ридьярда Киплинга:
Голос, как совесть больная, долгие ночи и дни
Шепотом мне повторяя, вечно звучал позади.
Что-то сокрыто. Найди же. Смело за Грань загляни.
То, что пропало за Гранью,- ждет тебя. Встань и иди…
Но начались прицельные гонения на офицеров Белого движения. Иван Тимофеевич хватался за голову, рассказывая за вечерним чаем побледневшей Саше о массовых преследованиях и травле.
- Неслыханно! Власти многих выслают, других отлавливают и арестовывают. Гонения набирают обороты. На улицах устраивают облавы русских, обыскивают их квартиры.
В их теплой уютной комнате на окошке цвели красные герани, пахло пирогами и ароматным кофе.
Вот патруль с винтовками направился к их жилью, в дверь резко постучали.
- Саша, спокойно, обыск пришел и к нам.
Переворошив из скудные вещички и, вплоть до белья, перетряхнув все книжки, простучав полы и стены в поисках оружия и валюты, нахрапистая полиция ушла ни с чем, оставив после себя хаос, грязь и громко хлопнув дверью.
- Боже, как жить дальше? И стоит ли под страхом смерти оставаться здесь? - задумывались в тревоге супруги.
- Куда же перебираться нам, неприкаянным, - теребила озадаченного мужа Саша.
- Человек не должен отчаиваться, пока он жив, - успокаивал он ее.
- Может уехать в африканскую, христианскую Абиссинию, куда отправились офицеры в качестве военных инструкторов? – мучились они. - Или в Бизерту, где оказался Черноморский флот с тысячами беженцев? Может в Марокко или Конго, куда отчалили потомки русских аристократических фамилий?
И они решились!
Шумящий порт. Супруги Беляевы, стоящие на палубе океанского корабля, посылали провожавшим немногочисленным друзьям прощальный привет! А позади остались безучастные города и страны, переполненные поезда и смрадные постоялые дворы.
И вот они, прижавшись друг к другу, стоят на палубе посреди бескрайнего голубого океана, посреди огромного земного шара вдвоем, одни и никому не нужные. Как больно и грустно…
Корабль взял курс к берегам неведомой Америки. Кто ждет их, изгнанников, там? Да и ждет ли?
- Между нами и Родиной пролегла зловещая тень власти большевиков, - тихо сказал Иван Беляев, обняв за плечи погрустневшую Сашу.
- Да, Ваня, мы словно птицы, только без крыльев - молвила она, глядя, как летящие вслед кораблю чайки покричали и отстали.
- Был снег и зной, глинистые дороги, дожди, бинты в крови, расстрелянные гильзы, сыпняк, грохот снарядов, – задумчиво ответил он жене. – Позади остался Константинополь и Галлиполи, Балканы, и наши изгнанники ныне в Африке, Азии и в Австралия. Мы, русские, в веках никогда не пропадали и сейчас не пропадем! Верь мне…
Супруги Беляевы, эти две христианские души, даже не представляли, каким непростым окажется их путь и в какой затерянный мир индейцев попадут они!
Скажите, положа руку на сердце, а что оставалось делать Ивану Беляеву, генералу без армии, карьера которого сгорела в пекле гражданской войны.
Войны, которая вырвала у него кусок сердца. Да и был ли у него другой выбор? Отсиживаться где-то в ожидании хороших времен? Да и наступят ли они, эти добрые времена?
Так не лучше ли начать новую и заманчивую жизнь, к которой он так увлеченно стремился десятилетиями? Огонек которой продолжал теплиться и не потухал под пеплом обугленных лет.
Пусть израненный, но закаленный в боях и тяготах, он готов был к преодолению препятствий. Беляев решил идти собственным путем, избегая европейских накатанных дорог.
Может, Иван Тимофеевич, как и английский путешественник П.Фосетт, одержимый исследованием загадочных дебрей Парагвая, Боливии и Бразилии, восклицал:
«Романтика испанских и португальских завоеваний в Южной Америке, тайна её диких, неисследованных пространств представляли для меня неотразимый соблазн…».
Началась у супругов Беляевых новая эпоха.
Год 1923-й. Аргентина. Страна яркого солнца и благоухающих цветов, раздольных пампасов, наполненных стадами жиреющего скота и гордыми пастухами гаучо…
Чета Беляевых улыбалась шумному Буэнос-Айресу, разноцветным световым рекламам, широким тенистым бульвары, шикарным ресторанам, элегантным магазинам и нарядной публике.
Хотя сами они обитали, не имея толстого кошелька, более чем в скромном общежитии для беженцев.
Иван Тимофеевич хорошо знал, что в Аргентине, еще до смутного 1917 года, укрепилась русская колония.
Но, к его изумлению, старожилы её не спешили облобызать эмигрантов, добравшихся к ним через океан после сумасшедшей гражданской войны.
Разбогатевшая колония не желала вмешательства сирых земляков в свое сытное, благополучно-размеренное бытие и достигнутые удобства.
В раздражении встретили они царского генерала Беляева с женой. Господи, кому нужны униженные и побежденные?! Вконец обнищавшие супруги превратились теперь в отверженных изгоев. Это было гулкое эхо прошедшей войны.
- Здесь все живут обособленной, собственной жизнью. Колония как замкнутый круг, где каждый сам за себя,- говорил притихшей Саше огорченный Беляев. Однако рук не опускал. Пусть едят они черствый хлеб с дешевым сыром, но он пробьет дорогу! И не шикарный Буэнос-Айрес станет столицей его триумфа. Господь да поможет им! И супруги истово молились в созданной за океаном русской церкви.
Помощь пришла неожиданно, откуда супруги ее не ожидали. В один из дней в каморку Беляевых неожиданно зашла некая баронесса Жейсе де Лева.
Почему она нанесла взит незнакомым чужеземцам?
О, она прослышала о скудном пребывании семейства русских дворян Беляевых!
Её покойный муж, (баронесса приложила уголок платочка к глазам), будучи посланником Аргентины в Петербурге, находился в дружеских отношениях с отцом Ивана Тимофеевича Беляева.
Конечно же, она поможет им, беженцам, подыскать работу. Устроит ли господина Беляева преподавание иностранного языка учащимся?
Так Беляев, говоря, что «Мир не без добрых людей», выбиваясь потихоньку из нужды, начал преподавать в колледже французский и немецкий язык.
И продолжил упорно совершенствоваться в испанском. Направил в газету «Эль Либераль», дабы подработать, несколько рассказов, подписав их на местный лад Хуан Белаефф.
Он не терял надежды преодолеть недоброжелательность руководства русской колонии. Но те, услышав планов его громадье привлечь в Аргентину массы бедствующих в Европе русских белоэмигрантов, буквально взвились в воздух, начали порочить и обливать грязью даже его генеральское звание. А темными вечерами в переулках неряшливо одетые, заросщие щетиной мужики, при встречах грозили ему, поблескивая кастетами и рукоятками ножей, и клялись свернуть ему голову, если он не не покинет страну.
Да, не такими он представлял себе русских земляков в чужедальней Аргентине. Выходит, зря с ними связывал свои радужные надежды.
И все сильнее влек его загадочный и желанный с детства Парагвай. Он-то находился почти рядом с Аргентиной. А до здания парагвайского представительства, расположенного на тенистой улице Буэнос-Айреса, было рукой подать.
Иван Тимофеевич с одобрения Саши поспешает с надеждой в это здание. Однако покидает приемную удрученно, ибо встретили его отчужденно. Просто в Парагвае приключался очередной военный переворот – и там было не до бедствующих русских эмигрантов.
Хотя упорства и терпения Беляеву не занимать. Он не дает забыть о себе в этом представительстве, заводит нужные знакомства, а в библиотеках и по газетам изучает беспокойное положение дел в Парагвае. Так, в ожидании лучших перемен, текли тревожные месяцы…
Но вот газеты сообщили об окончании смуты в Парагвае. В представительстве одобрили желание Беляева о создании русских колоний из семей белогвардейцев на целинных прсторах Парагвая. Хотя их сразу предупредили, что страна обнищала и рассчитывать эмигрантам на солидную материальную помощь, увы, бесполезно.
Как на грех, в это время Беляевых обворовывают, крадут обручальные кольца, фамильный перстень и другие вещи. Только присланные из Лондона деньги от брата Николая, которому они телеграфировали о своей нужде, дали им возможность выехать в Парагвай.
И вот они с Сашей в желанном Парагвае! Шел май 1924-го года.
Такова была воля многогранной судьбы. Вернув их друг другу, она принесла им новое, замысловатое испытание, чтобы они до конца узнали истинную цену жизни своей и взаимной любви.
Иван Тимофеевич смотрел с высокого берега на опускающееся над столицей Асунсьоном солнце, блестевший под ним многоводный Парагвай с белыми парусами, на тянувшиеся во все стороны необозримые просторы изумрудно-загадочного Чако.
Пустился ты в дальние страны
Свободы и счастья искать;
И все ты увидел, что стало так рано
Ребяческий ум твой пленять…
Он вдруг понял, что счастлив. От того, что рядом с ним любимая женщина и что все мытарства позади, а впереди их ждет новая, бодрая жизнь! Он еще неясно представлял ее себе, но твердо знал, что она будет лучше прежней и уж куда более мирной.
А вот в последнем-то он как раз ошибся. Ему вряд ли были известны прозорливые мысли современника по ту сторону океана Михаила Булгакова, высказанные в обнаженном романе "Белая гвардия".
"Никогда не надейся на то, что исчерпал все несчастья, отпущенные на твою жизнь.Никогда не думай, что ты страдаешь более чем кто-либо другой. Никогда не упивайся своим горем, надеясь на то, что оно, твое горе единственное, и самое ужасное, и что никто в целом мире такого горя не переживал".
В то суровое время небольшая армия Парагвая крайне нуждалась в военных профессионалах, ибо соседняя Боливия затевала войну, чтобы захватить чащобы пока бесхозного и спорного северного Чако и прорваться к рекам Парагвая, да заимеет выход в океанские просторы. Поэтому в поле зрения военного министра сразу попал эмигрант, опытный генерал Беляев.
Министр передал устное согласие Президента республики на создание Беляевым русского культурной общины. Ему было дано согласие на приглашение в страну 12 эмигрантов-специалистов, как инженеров, геодезистов, конструкторов. Нужда в них была такова, что каждому гарантировалось весьма высокое жалование, равное жалованию депутата парламента.
Воодушевленный таким началом, Беляев замыслил создать в районе необжитых пустошей Чако русские поселения с десятками тысяч колонистов. Предполагалось строить их как казачьи боевые заставы, с привлечением местных индейцев для обороны границ в случае войны с Боливией.
ПРОДОЛЖЕНИЕ здесь: гл11 http://proza.ru/2017/01/16/807