Ларисе исполнилось четырнадцать. Возраст, когда девочки начинают ощущать себя девушками, когда просыпается жажда к нарядам, когда впереди томительная неизвестность. Как хочется, чтобы на тебя обращали внимание… Да кто ж обратит, если у тебя не платье, а старые обноски, доставшиеся от сердобольных тёток. Мать не могла на свою скудную зарплату купить приличную одежду, тем более, что росла Лариса очень быстро, а когда стала распирать грудь, так вообще блузки менять приходилось через три-четыре месяца.
Отца Лариса не помнила. Говорят, околел пьяный на морозе. Да и не были расписаны родители.
Ларису мать по-своему любила, да вот беда – от безысходности тоже пить стала, а за пьянками о дочке иной раз забывала. И день, и два могла не приходить домой. А придёт, дыхнёт перегаром, сунет в руку конфетку, и причитает: какая, мол, у неё дочка сиротинушка.
Лариса материны исчезновения переживала молча. Только иногда бывало скажет: «Ты б перестала пить». Мать сразу в слёзы: вот, родная дочка указывает. Потом клялась, что «завяжет», но обещания не выполняла.
А тут весна пригрела, тебе четырнадцать, девчонки-подружки порхают в лёгких нарядных платьицах, а тебе на улицу выйти не в чем.
Долго не решалась Лариса заговорить об этом с матерью, да ведь приодеться хочется. Выбрала момент, когда та трезвая была, спросила робко:
- Мама, я платье новое хочу.
- Нечто у тебя платьев мало? Погоди, летом тётя Вера приедет, что-нибудь привезёт.
- Не хочу я обноски донашивать, я НОВОЕ платье хочу. У меня ни разу в жизни не было своего нового платья.
- Да где ж я на него денег возьму?
- На пьянки находишь, - ответила Лариса и умолкла.
Пробовала мать разговорить её, да всё бесполезно. Отвечала односложно «Да», «Нет», а говорить отказывалась – замкнулась в себе. До школы добежит и обратно. Гулять не выходит – забьётся в угол и молчит целыми днями. Не на шутку перепугалась мать. Про пьянки забыла. А тут зарплату за три месяца выдали.
В субботу утром разбудила мать Ларису:
- Вставай, доченька, пойдём в магазин платье тебе выбирать.
Вмиг соскочила Лариса с постели. Умылась, расчесала волосы, оделась. Даже есть не стала. Скорее, скорее пойдём!
В магазине глаза разбегаются. Вокруг наряды один другого краше. Да только денег у матери наверняка не много, да и выбрать надо одно-единственное платьице. Такое, чтобы как для Ларисы сшитое. Долго выбирали. Сказать по правде, выбрали платье дешёвое, но нарядное. Из ситца белого в сиреневый цветочек. С оборочками да рюшечками.
Завернула продавщица покупку. Обрадованная, Лариса побежала с ней домой. Вот счастье-то! Платье! Новое! Специально для неё! Целый час примеряла перед зеркалом. Всё крутилась: и так повернётся, и так. Ах, право дело, а ведь и действительно хороша. Расцвела Лариса, как бутон тюльпана в хрустальной вазе. Да и улыбка (как же без улыбки, ведь платье новое!) красит любую девушку. Никогда ведь не было у Ларисы обновки. За четырнадцать лет впервые.
А теперь на улицу, чтобы и другие увидели, какая она теперь стала. Чтобы все знали о новом платье. Смотрите, смотрите, вот я какая! Ветер теребит полол сигналя: посмотри! И кажется, тысячи глаз смотрят в твою сторону. Или это только кажется? Всё равно! Главное, что платье новое…
Вдруг сверху что-то – кап!
Прямо между оборочками, возле сиреневого цветочка пятнышко чёрное… Это мальчишки похулиганили, с балкона на прохожих из пипетки брызнули. И зачем Лариса пошла именно этой улицей, именно в это время. Хотя бы минутой раньше или позже. А так – кап, и пятнышко между оборочками.
Что это, люди?
Почему именно ей, именно в этот день?
Какая-то маленькая капелька возле сиреневого цветочка.
И слёзы из глаз: за что?
Ведь четырнадцать лет, а мир ещё только расцветает для тебя, и впереди много ещё таинственного и прекрасного. А тут первая радость и… капелька – чёрная и маленькая, но такая заметная между оборочек.
Что же вы делаете, люди!
Платьице ведь новое, в первый раз в жизни. Поносить не успела, покрасоваться.
Зачем же так – походя, смеха ради, с балкона из пипетки?
Что за радость такая?
Слёз не остановить.
Страшно и жутко – испорчено платье!
Привели Ларису домой подруги. Да не успокоить её никак. Всё плачет и плачет, да причитает: «Капелька, капелька…». Как только ни уговаривала её мать, что застирает и видно не будет. Не слышала Лариса.
Ночью, то ли от простуды – ведь время-то ещё не летнее, чтобы в лёгком платье расхаживать, то ли от истерики поднялся у неё жар. Когда мать вызвала врача, было поздно. Через два дня умерла Лариса.
К тому времени мать платье застирала, высушила и прогладила. Да носить уже было некому. В нём и схоронили Ларису. Когда закрывали гроб, дунул ветер, раздвигая оборки. Возле сиреневого цветочка виднелось поблекшее, чуть заметное пятнышко.
04.06.98