Радиация

«Прилагательное – это то, что можно вычеркнуть»
Эмиль Чоран


1. Радиация

Она разлита везде, я чувствую ее в купе вагона. На платформе Симферополя она накрывает меня, притворяясь солнцем. Шесть туннелей до Севастополя: я даже стал переживать, что ошибся в счете, и их стало меньше или больше.
На вокзале взял дядьку за 400 р., большого пожилого мэна на такой же большой пожилой «новой волге». Я сказал, что он определенно уже вез меня. «Я многих вез», – возразил он гордо. Все-таки я разговорил его вопросами о погоде. А потом я восхитился новой развязкой у вокзала: однако что-то хорошее бывает в Севастополе! После чего он пустился в откровенности: у него дача в Орловке, рядом с Качей, охраняемый поселок, домовладельцы – сплошь москвичи, киевляне, симферопольцы. Когда-то он тоже думал о Царском Селе, он часто тут бывает. У нас на 4-й линии живет некто Абдуллаев, коммерческий директор российской группы «Альянс», нефтяной терминал которой находится в Казачке. А в угловом доме на 1-й линии живет… Боже, он все знает!..  «Ты куда-то спешишь?» – спросил он, когда я достал рюкзак из багажника, – и давай болтать! Я уж и не рад был…
Ограда почти дематериализована плетистой розой с белыми цветами. Участок утонул в буйной зелени, кипарисы сильно вымахали. Этот дом, вид на море, мой личный Фиальт (мужского рода), «как я был рад очнуться в нем», – многомесячная зимняя мысль. Из бед: опять обвалился край бассейна, еще больше, чем в прошлом году. Обвалилась часть штукатурки с потолка на втором этаже. Но больше никаких особых катастроф. В несколько минут подключил воду, хотя, не совладав с энтузиазмом, залил пол на кухне. Завел машину, скучавшую без меня почти девять месяцев.
На шум из соседнего дома вышла Яна, поздоровалась и пригасила к себе. Андрей сидит за столом чистым барином, с планшетом и водкой. Продукты они заказывают по интернету и их им привозят на дом. Меня угостили постным супом и вином…
Еще они рассказали о грандиозном строительстве на мысу, о планах поселиться здесь. Ходят ли они на море? Да, но вода холодная…
Я все же пошел к нему, полседьмого по-местному, «поздороваться». По дороге увидел объявленную стройку. Действительно что-то монументальное, что наверняка исказит вид мыса, тот, который рисовали Верещагин, Айвазовский и пр. Участок купил, по словам Яны, украинский министр обороны (Павел Лебедев): собирается построить четыре (?) семиэтажных дома с аквапарком и спуском к морю (как сказали мне потом в правлении)… Это слишком! Но настроение у меня, тем не менее, хорошее. Я не хочу, чтобы меня что-то раздражало.
Людей на берегу три-четыре человека. Ко мне подошел молодой парень и спросил, давно ли я из Индии? Его интересует, как там погода?..
Вода совсем не холодная, градусов двадцать или около того. Море в моей личной мифологии стоит очень высоко. Первое купание – это «священное» соприкосновение, встреча двух любовников после долгой разлуки. А потом протяжный забытый шум волн. Я опять здесь, но не испытываю мучительной неудовлетворенности прошлого и позапрошлого года, когда в голове была другая страна.


2. Не только руины

Обед с салатом в десятом часу, две стопки коньяка. В чем смысл моего приезда сюда? Отдохнуть от однообразия подмосковной жизни, спокойной, хорошей, но лишенной пряности… Подумал: с каким удовольствием я посидел бы за столом со Зверем, поболтал бы и выпил бы коньяка или виски. Ничего больше.
Лягушки кричат, как раньше, их заглушают только собаки соседа. Зато цикад почти не слышно. Черешней можно обедать, срывая ее с нижних веток. Вдоль дороги цветут маки.
…Многим кажется, что, стоит поселиться в Крыму – и ты уже наполовину счастлив. Или целиком. Для русского человека последних двух веков Крым – это миф и образ лучшей из доступных земель. Для контркультурного пипл; Крым – это русская Калифорния под украинским протекторатом…
А что для меня Крым?
Для меня это место довольно бестолковое – с провинциальными людьми, часто выводящими меня из себя. Я слишком сжился с Крымом, чтобы воспринимать его, как экзотику, как милое чужое. Тем более, как лучшее место: я видел места лучше. У меня прошел культ Крыма, который в последние годы сменился досадой, словно на того, кто не оправдал доверия. Я больше не жду ничего от Крыма и не верю в него, как в панацею. Если он добавит проблем, я его брошу. Я откажусь от него, как уже отказался от многого другого. Но пока я созерцаю его без любви и без раздражения. Даже стройка на мысу, которую я сегодня посетил, не вызвала ужаса…
Обошел почти всю. Участок не меньше гектара, четыре огромных котлована, которые заливают бетоном из специальной машины с огромной сочлененной стрелой, похожей на ногу гигантского насекомого. На столбы для забора министр использовал целый сосновый лес. Прогнать меня вызвался местный бригадир (начальник строительства?) с кулоном из свастик.
Но я не раздражаюсь. Буду ли я здесь жить, когда они все это построят? Разве нет у меня б;льших проблем, чем их стройка? Мне срочно надо дописывать и дорисовывать: вот моя проблема!
Вновь возился с бассейном, съездил на Пятый. Мент на развилке, увидев, как я поворачиваю на мигающую стрелку, уже бросился ко мне с полосатой палкой, но вдруг развернулся и пошел к машине, будто просто ноги разминал. А напрячь он меня ох как мог: машина с московскими номерами живет здесь уже пять лет, вместо двух месяцев. Поэтому ни техосмотра, ни страховки, и еще просроченная доверенность!
Дом в вечернем освещении, белый, геометричный, слегка баухаузный, полускрытый южной зеленью – порадовал меня. Поговорил с мамой и Котом по скайпу. Он живет у нее, она пытается подготовить его к многострадальной математике, которую он успешно завалил.
…Вчера Бубновы рассказали, что ездили в Прагу – с Фехнером и его новой девушкой Таней из Калуги, и двумя ее детьми. Показали их фото на планшете. Таня ничего себе, а ее дочь еще лучше! «Я бы советовал Фехнеру сосредоточиться на дочери», – сказал я. «Спорт учебе не помеха», – рассудительно ответил Андрей. Новая пассия работает в магазине. По словам Яны, она очень заботлива. «Ну, еще бы: когда надо завлечь мужчину – все они заботливы!» – напускаю я цинизма. При этом у нее сложный характер. Деньги у нее есть, у нее был богатый муж. Теперь, кстати, сидит. «Выйдет и зарэжет Фехнера!», – предсказываю я.
Интересно ли с ней? У Лизки, бывшей жены, был шарм. Я вспомнил день знакомства Лизки с Фехнером у П., 88-й, примерно, год: их специально свели вместе – с далеко идущими планами. Но вместо Лизки Фехнер неожиданно увлекся Олей С., тогда еще официальной женой П. Лизка вышла на кухню и со смехом заявила: «Рокировочка вышла!» В тот же вечер П. совершил свой самый знаменитый поступок: швырнул с балкона бутылку в машину Фехнера, куда села Оля, – со словами: «Получай фашист гранату!». И вдребезги разбил лобовое стекло.
А потом мы полночи ловили пьяного Фехнера, носящегося по местным улицам на машине – без этого стекла (была, кстати, зима). Оказывается, Бубновы тоже при этом присутствовали...
Тем не менее, через некоторое время Фехнер и Лизка поженились, родили троих детей, Фехнер поднялся, стал главой фирмы, построил дом по моему проекту... И вот вдруг, четверть века спустя… Старые браки трещат, даже венчанные-перевенчанные.
Когда мы выбираем спутника в двадцать или даже тридцать лет, что мы знаем о нем – и кто мы сами? Мы выбираем его совсем для другой жизни с другими нами, не такими, как теперь. Теперь у нас все иначе: и возможности и потребности. Прежний спутник устаревает, как, может быть, еще работающая техника. Он и сам меняется, обзаводится кучей скверных привычек. И дурнеет с лица. А пятидесятилетние вроде как хотят прожить молодость еще раз, сделать вторую попытку, с другой технической подготовкой. Средства и опыт компенсируют им замученный вид и не лучшее здоровье, но не факт, что у них получится лучше. Непривыкший к одиночеству мужчина готов схватиться за любую, кто будет мил и кинется заботиться о нем… Его захватит новизна чувств, то, от чего он давно отвык. Но сколько эта новизна будет тешить – и радовать изощренного ценителя? Поэтому я предпочитаю «жить самостоятельно», как сказал Кирилл Б. на д/р у Насти Д. Я готов ждать долго, того, кто будет исключительным. Но никого другого.
Пока я ощущаю себя неплохо. За четыре года я собрал какой-то базис. И, оглядываясь, я вижу не только руины, но и что-то вновь сколоченное и неотрываемое. Никто не уйдет и не унесет кусок моей жизни. Связь со Зверем была такая короткая. Она унесла часть моего счастья, но не моей жизни. Жизнь осталась при мне.


3. Алисин садик

Я здесь три с половиной дня и все это время я восстанавливаю хозяйство, то есть вожусь с домом, садом, бассейном, машиной. Последняя уже в порядке, что нельзя сказать про остальное. Каждый приезд начинается с одного и того же. А потом можно придумать другие дела, например, конструкцию для винограда за домом. Или, наконец, заняться писанием текстов и картинками?
Сосед-шофер искушает меня новой собакой, но я держусь. Не в смысле не иду ругаться (это все равно бесполезно), а не злюсь про себя. Ничто не должно достать меня, я буду стараться, чтобы этого не произошло.
Я создавал этот дом и участок, как «Алисин садик», как персональный «рай», устраивающий меня в любом положении, останусь я один или с кем-то, здоровый или больной, в котором я испытывал бы вдохновение жить и работать. Куда я мог бы отступить при самой большой неудаче. Очень хорошо, что он у меня был, особенно три года назад, когда все было максимально хреново. Поэтому я не жалел для него ни средств, ни сил. Буквально до позапрошлого года. Но персональный «рай» – это утопия. Конечно, я и прежде это знал, но теперь понял отчетливее. Я увидел всю недостаточность этого «рая». Теперь я не знаю, где мой рай, все прежние координаты уже неверны. Я хочу начать поиски заново.
Сперва я неоправданно люблю, а потом люто ненавижу тех, кто мешает этой любви. Словно, не будь их – все было бы идеально и как воображалось. Не было бы их – было бы что-то другое. Нельзя защищаться местом или человеком. Сама эта попытка порождает проблему. Надо жить «незащищенным». То есть – не нуждающимся в защите.
Вот это и есть цель, которую я достигаю по-дзеновски, то есть почти ничего для нее не делая. И Крым – прекрасный полигон для всего, в том числе и для этого.
Вечером позвонил Яне, предложил поболтать, но они плохо себя чувствуют. Ну, и отлично: уселся на достархане с компом и стал править рОман, дописывая новые куски. Под вино здесь отлично работается! Только соседи то включают болгарку, то газонокосилку, то собаку. Но это все пустяки, важно другое…
Днем ОК написала письмо – в ответ на мой пост о Крыме. Мол, он ее расстроил, и она стала меня утешать и наставлять. Очень мягко, любя. Это не то, в чем я нуждаюсь, она опять не поняла моего настроения. Но все-таки она думает обо мне, одна из всех. Молчат женщины, которых я любил и которые так важны для меня. Они своим молчанием вынуждают меня, может быть, на безрассудство. Ибо когда ОК приедет сюда, никто не знает, чем это может кончиться – на этот раз.

Счастье связано с простыми вещами, не со сложными. Оно происходит от созерцания чего-то самого обычного. Нет ни одного положения, из которого оно точно возникает, разве что из влюбленности. Чтобы испытать счастье мне надо освободиться от своей сложности, просто увидеть красные ягоды в зеленом саду под легким ветром, женщину с ребенком на пляже…
Стал перечитывать переписку с ОК, которой (переписке) я прежде не уделял большого внимания. А эта женщина все время меня поддерживает, когда ей кажется, что я падаю (пусть кажется ошибочно). В ней столько любви и правильных слов! Переписка началась в декабре 11-го, в то же время, когда кончилась со Зверем. По ее словам, написать мне ее побудил мой рассказ «Делириум»: она почувствовала мое ужасное состояние. И какой я сделал вывод, даже с некоторым удивлением: она умна, у нее хорошие чувства, хоть и нет стиля и орфографии. Притом что со временем она стала писать лучше. Она не так литературно одарена, как некоторые, не так странна, у нее не такой интересный опыт, не такие экстремальные мысли, но она очень сердечна. И неизменно тепла ко мне.
А потом умер Слава, ее муж, – и переписка приняла иной оборот. ОК стала, наконец, свободным человеком, наши права уравнялись. Хотя внешне ничего не изменилось.
Но что может случиться здесь, куда она едет аж на месяц, как я сегодня узнал от Янки, встретив ее у пивняка. Яна спросила, не приючу ли я ОК с Тимошей на ночь-две – пока они с ОК будут искать жилье? Странно, что сама ОК об этом не попросила. Яна считает, что она стесняется. Может быть, и так. Это сделает чреватость ситуации чреватее. Но, в конце, концов, мы оба теперь свободные и можем делать все, что хотим. Опыт говорит, что роман можно закрутить очень быстро, было бы желание. Однако в гипотетической возлюбленной должно быть много того, чего в реальной никогда не бывает. 
Но я буду рад общению. Я и рассчитывал на Крым ради него…


4. Надорвавшийся бегун

Зверь покидает старый, дорогой мне дом, и переезжает в дом, где она делала мозаику. Начинается новый виток ее жизни, запущенный новой влюбленностью. А влюбленная женщина абсолютно равнодушна ко всем остальным соседям по вселенной… Хотя Зверь – человек без предрассудков, и от нее можно ждать чего угодно. Пишет же она, что влюблена в двоих, и я боюсь спрашивать, кто этот второй счастливчик?
Кстати, благодаря Зверю я стал лучше относиться к Израилю, даже, можно сказать, увлекся им, как когда-то Крымом. И это стало проблемой: Израиль стал вытеснять Крым, я начал находить в нем одни недостатки, как у разлюбленного человека… Что входило в противоречие с разными чудесными открытиями, которые то и дело сыпались здесь на меня… И теперь я почувствовал, что ощущение Крыма возвращается. Значит, все хорошо. 
Ни с одной женщиной я не вел себя лучше, чем с ней. Тем не менее, нашей истории не светила долгая жизнь. Но я рад, что эта история вообще была. Наш роман был короток, но прекрасен! Собственно – это и вызывает ностальгию.

Прошла неделя, как я в Крыму. Хозяйство восстановлено, основные дела сделаны. Даже помыл вчера одно окно. Загораю у пустого бассейна с тазиком воды. И по вечерам пишу на достархане. Посты вернулись тоже – и желание править и дописывать рОман. Новые сцены приходят в голову случайно, например, во время мытья пола.
…В восемь позвонили Бубновы и пригласили на вегетарианскую шурпу: рис в листьях винограда, которую изготовила Яночка.
Шурпа была вкусна. Яночка рассказывала, как экспериментирует с тем и этим: шурпой, вареньем из грецких орехов. К шурпе была водка, вино, чай – с этим самым вареньем, очень странным, с сильным привкусом йода, но по-своему интересным. Были две трубочки очень неплохой местной травы. Отчего разговоры стали казаться несколько безумными.
Со стороны хозяев говорила в основном Яночка: о маме, перенесшей инсульт, красочно, выпукло, так что картина получилась вполне ужасной. О том, что она собирается уйти в монастырь. Это ново. «Когда меня бросят», – уточняет Яна. Готовится, что ли, глядя на общую тенденцию? Однако они посмотрели фильм «За холмами» – и она резко расхотела.
Рассказала, как андрюшин отец, скульптор, стал «приставать» к ОК, когда она пристроилась работать в его мастерской. Андрюша не воспринял это всерьез:
– Какие приставания в 86 лет?!
– Приставания в 86 лет можно было бы считать большим достижением! – смеюсь я.
Кстати, эту историю я уже слышал от самой ОК.
Андрей жалуется, как стало тяжело с ним (отцом) общаться. Зато у младшего сына Вани – журнал, который Андрей спонсирует. Был очень сложный рассказ о попугае, который улетел у одного их знакомого, и как его искали в районе Патриарших прудов, и как в этом процессе была задействована монахиня из Шамордино, которой не о чем было переживать, кроме этого попугая.
Андрей заметил, что Яна много пьет, и это развязало ей язык. Упоминание алкоголя спровоцировало Яночку на новый пассаж – о  Лизке, формально все еще жене Фехнера:
– Я не могу назвать ее дурой – хотя хочу! – воскликнула она с пафосом.
Мол, ради бутылки такого мужика потеряла! Оказывается, новая девушка Таня хочет их развода, чтобы выйти замуж за Фехнера, сменить фамилию, – чтобы ее не нашел и не убил бывший муж, когда выйдет с зоны. Вроде, она участвовала в его поимке. Такой почти шантаж. А Фехнер даже боится говорить с Лизкой о разводе, столь много она начнет требовать, например, дом в Абрамцево. Все, что они говорят о новой барышне, мне сильно не понравилось: получился образ провинциальной хищницы, схватившей стареющего мужчину за его «хой», как несколько раз выразилась Яна, цитируя Гребенщикова: «Береги свой хой!».
– Ну, хой он уже не уберег, – ответил я. – Осталось попробовать сберечь имущество.
Еще были рассказы о каких-то их друзьях, некоторые из которых приедут сюда летом, например, о православном физике и эрудите Мише Дубовикове, с которым мне будет интересно пообщаться. А они от него устают. Рядом с ними много странных людей, собравшихся вокруг храма: художников, бизнесменов, алкоголиков. Церковь – прибежище несчастных и убогих всех мастей, на фоне которых Яна кажется образцом здоровья и благополучия (мать с инсультом, сын в тюрьме). А она долго рассуждала о неких звеньях, из которых строится удача жизни, и у всех выпадает то одно, то другое звено, то даже все вместе. Вроде как у ее брата, отчего жизнь превращается в полную лажу. Зато примеров полной удачи она не знает. Знаю ли я?
– Те пункты «удачи», которые ты перечислила: успех, деньги, здоровье, дети, нормальная семейная жизнь, спокойная совесть и т.д. – плохо сочетаются друг с другом, например, жизненный успех и спокойная совесть. Или одно или другое. Они не могут совпасть в одной системе. Поэтому и абсолютно счастливых людей не бывает. В отличие от абсолютно несчастных. Хотя, может быть, уверенность в собственной несчастности – ошибочное самовнушение.
Андрей тоже иногда оживлялся, бурно говорил, главным образом комментируя Яночку. Его удивила и позабавила ее разговорчивость. И обилие тем, которые она озвучила.
Разошлись полпервого, и я упал у себя на диване, продолжив или, скорее, начав путешествие, легкое, приятное, с проблесками «истины» о моем теперешнем положении, почти счастливом! Я только этого не вижу, потому что близко смотрю.
Слегка мучили сексуальные желания, мечты, воспоминания. Это завсегда на юге. Иногда эрекция не проходит всю ночь и продолжается утром, как у индейцев до появления мягкого пениса. И спать после трипа я не мог, читал, думал, слушал теплый дождь за открытым окном. Этот звук был приятен. И рядом с ним – пение птиц.
Какой коркой я покрылся за жизнь! Как трудно проникает в меня хорошее! Надо заставить душу отзываться. А она все что-то планирует, но глуха к тому, что есть. Когда-то все было иначе. Я ощущаю себя надорвавшимся бегуном, который не может больше бежать. Я уже был инвалидом, но оклемался. Может, и душу можно восстановить?


5. Солнце по углам

Написал постик о женщинах, попил кофе у камина. На улице двадцать градусов и сыро. И настроение фиговое. Наверное, из-за погоды.
…Многое нас разводило со Зверем, а я все еще переживаю, хотя все меньше. Просто потому, что никто не занял ее место. И не видно претендента. Разве что ОК, но я не уверен, что это хороший вариант.
Она, кстати, позвонила сегодня и попросила вписать ее с Тимошей на две недели. Мол, у нее проблема с деньгами. Не верю, что это подлинная причина. Ладно, будь что будет. Я ужасно изнываю без любви. Или скажем так: без близкого общения.
Завтра хочу купить сварочный аппарат и освоить сварку. Это старая идея, и я намерен ее реализовать. Просто ради самоутверждения. Причем хочу без тренировок варить трельяж под виноград из старых труб, для чего вызвал на помощь Дениса, моего местного приятеля. В прошлом году я как-то ленился, зато хорошо поездил и порисовал, сделав, в конце концов, несколько неплохих картинок. Теперь вместо этого – картинки на дверях. Хочется малыми средствами превратить дом во что-то оригинальное. Дом отражает хозяина – и пока мне похвастаться особенно нечем.

8-30 утра урок сварки у нашего водолея Пети, на котором был заодно опробован мой инвертор (купил накануне на Пятом за 980 гривен). После урока я поехал покупать метал для трельяжа. Купил 70 м арматуры диаметром 12 мм и 6 м профильной трубы. Большой геморрой представляло собой довести их до дома на багажнике. Ехал на второй и редко третьей скорости, в страхе, что или они сами оторвутся или вместе с багажником…

Как хочешь, ну, а, все-таки, пожить
Бывает, знаешь, если не с плеча…
Жизнь, словно ежик пойманный, дрожит…
Вспорхнула птица, провод раскачав.

Еще почти все лето впереди,
Все будет ОК (наверное, к среде)…
Пловец беспечный, ты куда приплыл,
Что доказать пытаешься себе?

Нет никого, лишь солнце по углам.
А дождь прошел. Нисколько не грущу.
И ветер стих… Но если б ты могла
Войти… Боюсь – уже не отпущу!

Стихотворение, сочиненное перед распахнутой дверью на балкон и морем на горизонте – в мерцающем золоте заходящего солнца.

Д/р Зверя. Не знаю, как у нее, а у меня это был героический день.
Я проснулся рано. Динамо Денис обещался на этот раз приехать не позже 12-ти, но его нет, и на звонки он не отвечает. Я стал звонить Андрею-сварщику…
Я познакомился с ним два года назад, когда он застопил меня на выезде из нашего товарищества и попросил довезти до Пятого. По дороге попросил денег, и я ему их дал, совершенно незнакомому человеку. Через месяц он неожиданно их вернул – и тогда же помог мне с перестановкой насоса и бетонированием площадки… Так я обрел себе помощника, который, к моему удивлению, и на этот раз согласился помочь. Пока он ехал, я подготовил сдвоенную арматуру, а, главное, сварил из трех старых труб две новые, нужной мне длинны. Варить трубы, чтобы они остались прямыми, для сварщика моей (нулевой) квалификации, – все же достижение! Ну, и порезал болгаркой остальной строительный материал под размер.
Приехал Андрей со сварочным шлемом – и мы сходу приступили к подвигу. Причем всю сварку решил делать он, хотя я и вызывался. Удивительно: он варил с голым торсом и во вьетнамках. Трубы-«стропила» мы положили на сваренную из арматуры «балку», которая в свою очередь опиралась на профильные трубы-стойки. Такая элементарная стоечно-балочная конструкция, лежащая в основе любого греческого храма. Андрей пытался встрять с замечаниями и советами, но я настоял, что я здесь архитектор и за охоту отвечаю.
Возились больше четырех часов без малейшего перерыва. Употребили всю арматуру, двенадцать шестиметровых кусков! Остались лишь обрезки. Но получилось неплохо, учитывая скорость создания и полупрофессионализм одного из создателей. И за весь этот труд Андрей попросил 200 гривен (тысячу рублей)! Мол, у нас, типа, дружбы, поэтому и особые расценки. Я не мог на это согласиться и дал 300.
Факт дружбы был подтвержден за столом, под только что сваренным трельяжем. Он пил чай, я – пиво. Андрей не пьет, не курит, но неравнодушен к траве. Отказ от алкоголя обычно свидетельствует о сектантстве или увлечении какой-нибудь восточной религией. Так и оказалось: он сочувствует кришнаитам. Поэтому мы поговорили о религии. Плюс о моих соседях, откуда постоянно лает собака, об испорченных мозгах некоторых людей (орущих на эту несчастную, только что заведенную тварь: «Заткнись, б…!»). Он рассказал несколько случаев из жизни, подтверждающих эту глубокую мысль. Честно сказать, мне было непросто с ним говорить: во-первых, устал, во-вторых, у нас очень разный уровень подготовки. А он засел, словно решил остаться здесь допоздна.
Я позвонил Бубновым, они зашли смотреть трельяж. Ужас: Яна коротко стриженная и выкрашенная в белое, Андрей вообще подстригся под ноль! «Первый раз в жизни!» – говорит он с пафосом. Так они решили отметить 25-летие брака.
– Боже, но это же еще не смерть! – воскликнул я.
– Может, снова отрастит! – машет рукой Яна.
– Сынок Ваня говорит, что, если подстрижешься – то навсегда! Мол, почувствуешь, как удобно… – басит Андрей. – А что – правда! Раньше я все боялся в бассейне волосы намочить, сушить их потом, а теперь не боюсь!.. – и довольно машет голой головой…
Мой сварщик ищет работу, а у них для него есть: козырек над дверью.

Все бы ничего, но я не верю, что ОК наполнит мою жизнь так, как я привык и хочу. Поэтому я не схвачусь за нее, чтобы не обмануть ни ее, ни себя. Я не верю, что она сможет быть выходом. Я надеюсь лишь на хорошее общение.
Кстати, мой последний стих понравился дамам, как написала в ЖЖ Матильда (реальная, не из романа). Стих был сентиментален, как они любят. Поэтому и назвал «импровизацией», защищаясь от обвинения в стихотворной банальности: мол, это просто шутка, разработка известной темы. Собственно, так и есть. Ибо ни к кому конкретно это стихотворение не обращено. Зверь уже не подходит, ОК еще не подходит. И, скорее всего, не подойдет.
А во дворе распустилась юкка, прекрасными белыми цветами на высокой стреле. Очень приятный запах. Такие у меня тут дни. Зато больше недели не был на море. Это что: Андрей-сварщик не был ни разу в этом году! А он еще и яхтсмен.


6. Маленькая частная мастерская

Проснулся в девять, еще до полива. Я просыпаюсь тут страшно рано. Устроил себе отдых – пошел на море. Дома добавил пару наведенных красок на двери – и убрал их все (и краски и двери). Эта тема, наконец, закончена. Правда возникла тема входной двери: она тоже заслужила быть яркой. Сел с «Матильдой» на достархан. Идеальные условия для работы: под пиво и чипсы. Жаль, что не могу посвятить этой работе больше времени: разрываюсь между делами с домом, которые я активно нахожу. За ночным обедом посмотрел «В субботу вечером, в воскресенье утром» по Алану Силлитоу, чей роман «Начало пути» я любил в школе.
И силы кончились.
Печалит, что дни пойдут на убыль. Но пока лето прекрасно, безупречно. Главное, много солнца, что я так люблю, хоть мне это и вредно, если верить врачам.
Прекрасная тихая ночь. Если бы не лай собак. Но все равно. И полная яркая луна над морем. Неизвестно, чего хотеть?

Я как маленькая частная мастерская по ремонту и приспособлению слов. Я перешиваю изношенные и надоевшие слова и погибшие в них смыслы, чтобы найти им какое-то применение. А заодно и себе.

– Посмотрим, какой ты варщик? – говорю я, доваривая трельяж. Был такой хипповый анекдот – про Ивана Растамана. Доварил и подварил, поставил еще два кронштейна – и докрасил.
Так провел день, с недолгими купаниями в бассейне. Во время ночного обеда смотрел «Побег из Шоушенка», нормальную, неплохо сделанную голливудскую фальшивку. Силы остались лишь посидеть в Сети и почитать «Sons and lovers» Лоуренса. И то засыпал на каждом абзаце.
Опять проблемы с «полом», которые совсем оставили меня в Жаворонках. Все радиация! Поэтому приезд ОК может быть серьезным испытанием. Оба, наконец, свободны, хорошо относятся друг к другу.
Если со Зверем меня связывает какая-то мистика, что-то непонятное, существующее вопреки пользе и реальности, то с ОК меня может связать именно «реальность» и «польза». Тут все понятно. И час «х» приближается. Очень интересно, что получится…
Холодно рассуждая о приезде ОК, я понимаю, что роман почти неизбежен: не надо себя обманывать! Я даю 7 против 3. 1 из 3 – что она мне вдруг чем-то не понравится, может быть, из-за Тимоши; 2 – что у нее уже будет роман с кем-нибудь (догадываюсь, с кем), и ей будет не до меня. Хотя тогда не ясно, зачем вообще приезжать, тем более без него? В этом случае, может, вовсе не приедет? И это – 3.
Но если приедет, то, скорее всего, понравится. А тогда, при очень сухих дровах и зрелости вопроса – роман почти неизбежен. Интересно будет сравнить эту мысль и реальность через месяц!

Машина больше не заводится. Андрей-сварщик и его приятель Макс, здоровый красивый русский медведь, приехали по моему вызову, посмотрели, ничего не поняли и решили, что Андрей нарисуется завтра с утра, мы заведем ее с толкача – и поедем в ремонт, к некоему «дяде Юре», автомастеру со Стрелецкого Авторынка. Поэтому вместо работы мы сели за домом, Андрей попросил «хлопушку», прибор для курения, сделанный два года назад Мафи. У них даже было, что с его помощью «читать», как называет процесс Андрей. И это было очень мощным чтением (как в Ленинке посидел): с одной книжки я улетел очень далеко, и дальше много слушал, мало говорил. Андрей постоянно хвастался: как он ныряет на двенадцать метров, как гонял по Москве укуренный на «Ниве» на 170 км/ч… И все склонял заняться «яхтингом». Макса тоже. Его истории шли одни за одной, с щедрым демонстративным матом, чему стремился подражать Макс. Макс – совсем зеленый, ничего не знает, кроме машин. Даже то, где находится мыс Айя. Впрочем, Андрей тоже знает весьма приблизительно. Местные жители!
Я лишь добавил пару историй, например, про остров мертвых кораблей Сейбл.   
Их общество раздражало меня, хотя я хотел сохранить хорошее настроение. Этому помогал эффект травы: мой сад вдруг стал чьим-то чужим садом. От этого сделался новым, без дурных коннотаций и очень славным. Какой он и есть на самом деле – и каким его видят, вероятно, мои гости. Но не вижу я. А тут увидел! И вообще свою жизнь в Крыму. Как все, на самом деле, хорошо!
Об этом я размышлял на достархане после их ухода. Учитанный, я врубался в мир как гармонию. Я искал самое-самое, что может вызвать наибольшую радость: вид морского простора с горы, лучше вечером, что-то еще, но вдруг я испытал настоящее счастье, когда представил, как сталкиваюсь со своей пока еще не актуализированной «половиной». И кто знает, вдруг столкнусь – и скоро? Пусть эта история будет недолгой, как и со Зверем…
Возможно ли подобное с ОК? При условии, естественно, что у нас свободные отношения и мы не принадлежим друг другу? Это будет другая форма одиночества, гораздо более теплая. Не теперешняя, не ледяная. При этом я не должен делать ей больно.
Это тонкий момент. Желание может затмить мне мозг, и я не почувствую опасность. Она же сумасшедшая! Стоит ли тогда принимать ее у себя? Не достаточно ли того, что было девять лет назад? Начиная отношения, можно договориться о чем угодно, но будут ли соблюдаться эти договоренности? Нет, конечно! И тогда – здравствуйте, сцены!.. Нет, только не они! Этого добра мне больше не надо!
Ну, навоображал!
Но баланс ставок несколько пошатнулся. Теперь я дал бы 6 к 4.


7. Вопреки себе, согласно всему

Странно, что размышляя над шансами романа, я не учел фактор, который кажется самым очевидным, и который играл известную роль девять лет назад: наличие в доме других людей. Не учитывал, исходя из отсутствия заявок, будто забыл, как это быстро делается в Крыму.
И сегодня Аллочка вдруг прислала имейл: не приехать ли ей ко мне 15 июля, когда у нее образуется короткий отпуск? И я, естественно, одобрил эту мысль. И ставки не то, что уравнялись, а поменялись на противоположные, то есть 6 к 4 в пользу того, что ничего не будет.
Думаю, ОК и сама сделала выводы и попытается сдерживать себя. И если она не будет форсировать и, напротив, будет хорошо играть на понижение, она мне понравится гораздо больше. В случае же, если она едет сюда именно за этим, и ее основная цель – соблазнить меня, то я немедленно перейду в оборону. И тогда меня ничем не пробить.
Сегодня провел на море более четырех часов. Сперва совсем один, потом с двумя голыми мужиками в окрестностях. Вода чуть холоднее, чем позавчера, но все равно сладка, как девушка. Полный штиль. И жара. Даже ночью двадцать три.
Читал Мелетинского («Поэтику мифа») и подставлял солнцу незагоревшие бока. Печет так, что и мертвые в аду воскликнули бы «О да!». В конце концов, лег в тень и едва не заснул.
Усовершенствование самодельного моечного стола, новая покраска трельяжа… В восемь зашел Андрей, мой волшебный помощник, в терминологии Проппа. Обсудили с ним переделку калитки на субботу. Опять работа! Сколько же можно?! Когда я займусь литературой? Будто кто-то другой все это придумывает, а не я!

Распустилась ленкоранская акация. Ее цветы напоминают розовые вспышки в закатном небе.
Устроил себе день отдыха. Хотя вчерашний нельзя назвать днем работы. Лишь окончил моечный стол. Зашел к Бубновым за пробками от шампанского – закрыть отверстия несущих труб трельяжа (чтобы там не поселились осы). Они предложили попробовать местное домашнее вино в виноградной беседке. Жара уже с утра была за тридцать, но в беседке сравнительно прохладно. С вином появилась и трубочка. Мы болтали, допили вино, перешли на местный вермут. Яна принесла мороженное, Андрей трижды купался в своем бассейне. Мы напоминали восточных бабаев, проводящих время в необременительной праздности…
К вечеру жара стала плотной и влажной, и вдруг запахло кипарисами! Или лишь под травой так обостряется обоняние? Но этот запах реально делает меня счастливым. Я блуждал по саду, ища точку, где он сильнее всего. А потом лег в гамак и стал дышать этой прекрасной ранней ночью. Как хороша жизнь! Всегда бы так! Все нормально, все движения оправданы. И никаких желаний, кроме самых простых, сделать обед, например.
Под травой я отчетливо вижу, что жизнь мне портит неизбывная бдительность, недоверие к минуте. И недоверие к себе. Надо постоянно проверять и перепроверять себя: а не расслабился ли я чрезмерно, не впал ли в опасную беспечность, не потерял ли самоконтроль? Это ужасно утомляет. Счастье – это просто признать, что все хорошо…

Любопытно, что давно я не ждал ничьего приезда так, как ее. Лишь приезда Зверя я ждал больше. Но и с б;льшим волнением. Потому что не знал, чем он кончится, удастся ли мне удовлетворить ее, развлечь Крымом, не поссориться с ней? С ОК тут все спокойнее: я жду помощи и развлечений, скорее, от нее. За меня будут стараться дом и место. А я стараюсь со дня приезда, и все не остановлюсь…

Несколько часов распутывал, а потом вешал на новый трельяж виноградные плети. И думал, что художник напоминает паука: он быстро и тщательно плетет паутину своего искусства, а потом долго ждет: не попадет ли в нее зритель, ценитель, конноссер? Иногда он, как и паук, сплетает ее там, где, кажется, и попасться никто не может, и все его усилия и душевные ухищрения напрасны. Что же: значит, он, вместе с пауком, делает это из одного инстинкта плетения. Возможность заниматься подобными забавами без отдачи в виде пойманных мух говорит о том, что у паука-художника, в общем, все нормально. И главное (в его жизни) очевидно и без этого.

Сегодня с утра дождь и хорошее настроение. Даже не понимаю – почему?. Хорошее настроение – признак зрелости. И того, что все (в целом) удается, и ты так или иначе руководишь ситуацией. И есть приятные дела, которые я собираюсь сделать. Например, литература.
Съездил на рынок за мелочами для калитки. Купил кодовый замок, чтобы облегчить жизнь потенциальным гостям (и, тем самым, себе).
Я всегда концептуализировал жизнь, вместо того, чтобы жить ею. Я жил с концепцией и ради концепции. Жизнь как таковая или пугала меня, или раздражала. Мне надо было спрятаться от нее в капсулу идеи и оттуда смотреть наружу, словно сквозь бойницу, прицел оптической винтовки. Искусство, философия, психология – все та же капсула.
Но сейчас я как-то сравнялся с жизнью. Я догнал ее, даже будучи один. Ибо семья – тоже капсула, она мешает глубоко изучать жизнь, приучая к привычным движениям, что тела, что души. За четыре года я обрел опыта на прежние десять. Потому и «догнал» жизнь.
Столкновение с подлинной жизнью для концептуального человека – трагедия. Так было когда-то, во времена «Blue Valentine». Кризис и разрушение концепции – всегда полная неожиданность. Я испытывал подобные прелести все эти четыре года – чтобы остаться с жизнью, не прикрытым никакой концепцией. Она и я. Вроде поединка равных.
Конечно, если захочет, она меня сломает. Я еще очень слаб. Но не так, как раньше. 

В понедельник из дел удалось купить лишь металл на «металлоскладе» (Андрей так и не приехал). Причем покупал, грузил, крепил его под страшной черной тучей, нервными порывами ветра и начинающимся дождем. Под ним ехал к дому. Но самый сильный ливанул, когда я уже был на месте. Ливень залил полдостархана со всеми матрасами. 
В седьмом зашел Бубновов с «книжкой», и мы славно почитали у камина. Садящееся солнце выглянуло из-за висящих над морем туч, опалив светом всю комнату. Говорили о людях, что собираются приехать, музыке, местных расценках на труд. Я вспомнил стихотворение Киплинга «If», – и его последующее «разоблачение» как гимна имперской идеи, милитаризма, подвигов и прочего – начиная с гибели сына Киплинга в 1915 году, которая сразила прославленного поэта, продолжая «Смертью героя» Олдингтона – и вплоть до фильма «If», завершившего процесс. (А была еще хорошая арт-рок-группа «If».) Это я накануне прочел статью Зверева об этом «классическом» стихотворении, полном ложного пафоса. Зверев, кстати, был недолгое время отчимом Лесбии, и это нашло отражение в «Матильде».
К ней я и вернулся после ухода Бубнова. Кайф не срубил меня, напротив, дал какое-то отстранение. Под «веществами» появляется необходимость, может быть, ложная, контролировать себя: что делаешь, как двигаешься, что говоришь? Вещи, которые всегда совершаются бессознательно, тут вдруг попадают в зону осознанности – и, соответственно, ответственности. В этом есть свой прикол, новое отношение к моменту.
А потом обед и «Госпиталь Британия» – в продолжение фильма «If». Очень неплохое кино.
А ОК в чате ФБ спрашивает, что привезти из Москвы? Я прошу – доверенность на авто (которую уже сделала мама). В комментарии на мой пост, где я сравнил себя с мастерской по ремонту слов, пожелала мне не переутомляться, «ты же обещал». Это прозвучало очень лично: я ей уже даю обещания, она это помнит. Но у нас ведь еще не такие отношения!
Но мне все равно интересен ее приезд. Зверь молчит, словно ее никогда не было. И я постепенно забываю ее. Помню, как было с ней сложно. ОК – гораздо более удобный человек. И все же тут очень много «но»! В общем, еще один эксперимент, право на который есть прерогатива свободного человека.
А сегодня снова дождь, ливень, и никакой работы. Помыл два окна. Чищу дом к приезду гостей.

Теперь мне ясно, что «взрослость» – это владение своим настроением, это (более того) «положительность» настроения. И не вопреки всему, а согласно. Вопреки себе, своей тоске по беспомощности и времени, когда меня жалели и опекали. Человеку так привычно и отрадно жаловаться: на мир, судьбу и человеческий удел в целом, свое рождение и его произвол (еще Кьеркегор установил традицию): меня не спросили, меня сюда кинули! Вы бы хоть постарались перед этим: Бог, правительство, мировой прогресс – чтоб мне здесь было хорошо! Нет, сунули в плохо подготовленное место, как зека на Колыму!
Приятно чувствовать себя несправедливо обиженным, приятно и удобно выбрать позу покорности: так устроен мир, я не приемлю его, но и поделать ничего не могу… Главное, я ни в чем не виноват!
А это вопрос. Может, и виноват: в том, что не смог и даже не пытался перестроить хибару жизни, слишком боясь проиграть. И ведь твои обстоятельства – это вовсе не греческий рок, убивавший даже настоящих героев. Поэтому ты по-детски надеялся на помощь более сильного, от кого все зависит. И ты нашел ее, как тебе кажется…
Взрослость начинается с осознания того, что нет никого, от кого все зависит. (А если и есть, то нам не понять его резонов сделать нас не счастливыми, а несчастными.) В общем, нет никакой страховки. Взрослость начинается с осознания, что, при определенной удаче, чтобы прожить непозорно, – хватит собственных сил. И уже ни к чему страх и дурные ожидания. И тогда ты начинаешь просто жить. То есть заниматься самым сложным.


8. Миша

Калитка готова! Она обошлась в три дня – и я вымотался насмерть. Несколько дней сплю по пять часов, словно на работу хожу. А разве нет? Вообще, мой «отдых» здесь как-то деформировался, надо остановиться.
Об этом написала и ОК, как бы жалея меня. Она вдруг снова хочет снимать в чужом доме, мол, и деньги нашлись, и мне будет неудобно с Тимошей… Зато просит встретить: у нее проблемы со здоровьем, ей нельзя поднимать тяжести.
Но даже если она поживет несколько дней у меня, думаю, ничего не будет. Мы все же совершенно разные, и я сразу это почувствую. Я уже чувствую или вспоминаю. И если я недавно давал 6-ть к 4-ем, что ничего не будет, то теперь даю 9-ть к 1-му. Реальность окажется сильнее. И мое здравомыслие.

Понял, что развил дурную инерцию – и решил дать себе отдых. Лишь утром чуть-чуть поварил и повозился с новым замком. И залег у бассейна. Услышал, что к Бубновым приехал Фехнер. Но никаких движений делать не стал: захотят – сами позовут. В шестом перебрался на достархан с компом, который до того использовал как глушилку «Радио Шансон» со стороны «соседей-минус».
Но поработал недолго. Вдруг звонок от Б-ва: он зовет посидеть с ребятами. Я взял бутылку «Шардоне».
Нашел у соседа кучу детей разного старшего возраста, самого Фехнера, еще более отяжелевшего, что совсем ему не идет, его новую девушку Таню, ее красотку-дочь Наташу, ее племянницу, ровесницу и подругу Наташи, И Мишу Дубовикова, с которым познакомился два дня назад здесь же, Дениса… Таня внешне симпатична, с крашеными волосами и ногтями… Ее красотке-дочери на вид лет 14-15, на самом деле, не меньше двадцати (как я с изумлением узнал позже). У нее очень приятный профиль. Нас посадили рядом. Таня почти сразу стала наезжать на марихуану: как это нехорошо и вообще чуждо нашей (православной) культуре! Другое дело – душеспасительная водка!
И люди нажимали на нее, чтобы не уронить национальных приоритетов. Фехнер рассказал про дорогу и таможню в Теткино. А мы с Мишей сцепились из-за мифологии, Гомера, Иова…
Он невысокий, плотный, загорелый, с усиками. Примерно мой ровесник. Одет очень чисто. По основной профессии физик, но теперь работает в какой-то финансовой компании. Имеет дом в Венгрии, жил в Америке. С детства учил греческий, латинский, иврит и старослав (благодаря сильно православнутым родителям). Приехав на Фиолент, по ошибке свернул раньше и поспешно снял часть дома в соседнем поселке. Тем не менее, он очень доволен видом со своей террасы.
Для начала он решил устроить мне экзамен и стал допытываться: помню ли я, как начинается «Илиада», «Фауст», «Евгений Онегин»? Из «Фауста» я даже стал цитировать стихи, чем едва его не огорчил.
Он действительно неплохо эрудирован, цитирует начало «Илиады» по-гречески. Но с Иовом я посадил его в лужу: он был уверен, что Бог в «Иове» говорил с героем лишь через молодого «утешителя»… Мы захватили весь разговор, заглушив даже балагура Фехнера, уставшего от дороги.
История Иова для меня – это история появления индивидуального «я». Это «я» началось в тот момент, когда человек первый раз вызвал на суд Бога, и Богу пришлось оправдываться. Впрочем, диктаторски. Он не убедил Иова, он его устрашил. Человеческая мораль и мораль «божественная», по меньшей мере, с Иова, находятся в кричащем конфликте. Вот мой главный пункт… Миша, как следовало ожидать, с этим пунктом не согласен…
Постепенно люди стали исчезать. Некоторые – незаметно (от Тани) покурить. Ушла и не вернулась моя соседка девочка. Я почувствовал, что спор с одним Мишей без зрителей мне неинтересен.
Однако он был интересен Мише – и мне пришлось продолжить его в моем доме у камина. Мы спорили еще два часа, пока я курил кальян, а Миша пил чай. Для проверки утверждений пользовались моей Библией и интернетом. Он оказался более прав в истории со св. Стефаном и в том, что Петроний написал свой роман раньше Лонга. Цитировал по-латыни, но не смог ни узнать, ни перевести «Odi et amo», начало известнейшего стиха Катулла. Поговорили и о поэзии, и о греческих мифах, Платоне и Аристотеле, вере и неверии. Казалось, я  попал в свою «Матильду», где хватало подобных сцен.
И, наконец, он ушел в ночь с моим фонарем.

С утра тридцать, болит голова. И надо вставать на «полив». Бассейн взбодрил, но не радикально. Заплатил за свет и поехал снимать деньги. Заехал в два художественных салона города (это значит в оба), в одном заказал рамки и купил холст. Заехал в Novus. Проезжая мимо Маяка, остановился посмотреть, как там море? Оно искрилось, волнистое сине-зеленое стекло, пронизанное солнцем до дна, налитое в распахнутый залив. Туристические катера застыли в нем, как в воздухе, их тени лежали на светло-голубоватом песке. Именно здесь в марте 97-го я впервые увидел Фиолент.
Дома я поддержал себя бассейном, взял плавки, полотенце и поехал к Маяку. Чуть ли не первый раз спустился здесь к морю, то есть на «пляж». Пляжа тут нет, одни камни, поэтому и людей не очень много.
Оплыл скалу, за которой открылся Виноградный мыс. И тут вспомнил, что в кармане жилетки на берегу остались 2000 гривен и банковская карточка, которые я забыл вынуть! Ускорено поплыл назад, но ничего не случилось. Зато разрезал палец на ноге об острый камень. И полез в гору по узкой, крутой и сыпучей тропке – к зеленке, занявшей плато на склоне. Здесь я нашел целый лагерь пипла. Красивая золотоволосая девушка в купальнике лежит в тени с книгой. На деревьях, словно люльки, висят кресла. Кто-то собрал в пластмассовые тарелки ржавые гильзы времен войны. Пространство, завешенное индийскими тканями, оказалось импровизированным танцполом с мощными колонками и генератором под навесом... Я очень вписался, и мне предложили поесть.
Опять спустился к берегу, по тропинке, по которой мы когда-то спускались с маленьким Котом. Ну, мы его не щадили! Молодежь обоего пола облюбовала берег и скалы, парубки с криками летят с высоты в воду, мимо плывут надувные байдарки. Всем весело. И мне, в общем, тоже. 
До Белого пляжа остался небольшой залив с островками, захваченными голыми людьми. Одна пара на островке очень откровенно ласкается, у мэна жуткая эрекция. А я все один и один и даже не возбуждаюсь.
Поднимался в компании яркой «пипловой» пары, одетой в индийском стиле. Герла была красива и босонога. Из встречной машины приветствуют меня, девушка машет руками из открытого люка. Начался сезон, людей привалило, особенно молодежи, и все такие красивые, блин!
В Царском на улице встретил Бубнова. Он ездил на Качу с Фехнерами. Доволен, особенно теплой водой. Ну, за ней не надо было ездить в такую даль.
Наступило время сибаритства. Надо правильно его перенести.

Когда сегодня за сорок минут я дошел до Белого пляжа, на нем было три алкоголика в его начале и два немолодых воркера в его конце. Первые шумели, вторые тихо матерились. И отойти от них было некуда. Да и лечь нормально. Сильная жара, ровное теплое море. Я сплавал в грот Вход в ад, первый раз за восемь лет, когда я плавал сюда с Лесбией на лодке. Грот больше всего походил на темный заброшенный храм с живущим в нем старым тихим богом – и птицами, его компанией, вспугнутыми мной. Но насладиться им я не успел: в него вплыли три чувака в масках. Один поздоровался со мной, плывущим им навстречу, и спросил: сквозной ли он? Куда он может быть сквозным, в Пионерский пруд?
Воскресенье, и пока я плыл из грота вдоль мыса – людей становилось катастрофически много. Все юноши в длинных трусах, стриженные, круглоголовые, с намечающимися животами. В общем, именно такие, о каких написала Мариам Новикова в «Снобе» (об этом ниже). Хуже всего, что и на мой пляжик приплыла компания из пяти человек, с маленьким ребенком и пивом. Шум на море из-за ныряльщиков за мидиями и рапанами, шум и смех на берегу. Он стимулировал меня уйти. Дома я сходу включился в обсуждение статьи Мариам Новиковой «Асексуальность русских мужчин как причина пожара на Байконуре»…
Мариам пишет: «У нас почти не встречается мужчин, на которых можно было бы поглазеть ради эстетического удовольствия. Это жестокая несправедливость по отношению к женщинам, между прочим, они-то стараются… Общее впечатление – практически во всех странах мужчины выглядят здоровее и ухоженней наших. У нас же что мужчины, что дороги или ракетостроение – все функционирует под девизом “сойдет и так”… У нас в толпе мужчину легче всего определить по отрицательным признакам. Идет девушка, этакий цветок на каблуках, рядом серое мятое пятно без всяких красок и старания понравиться – вот это пятно мужчина и есть. Наверное, причиной этому – коллективная тюремная память. Прикинься ветошью, сойдешь в бараке за своего… Женщин словно не существует в этом пространстве, мысль “понравиться девушкам” не возникает»…
…Еще я пописал «Матильду» – и тут позвонил Миша Дубовиков, у которого появился хороший, как ему показалось, ответ в нашем споре об Иове – и он предложил встретиться.
Встретиться решили у него, забив стрелку у каравелльского магазина «Грот», где купили вина и сыра. Я был одет в черную китайскую хламиду из шелка, он, как всегда, был в снежно белых шортах и майке, – и на фоне местных людей в магазине мы выглядели экстремально. Я догадался об этом по бросаемым на нас взглядам, в коих быстро сменялась вся гамма чувств: от удивления до издевки.
По дороге он рассказал о себе: кончил МФТИ, поступил в аспирантуру, у него были какие-то великолепные научные перспективы, и тут 91-й. Пришлось уйти в экономику. Он придумал какой-то свой метод анализа экономических процессов, где совмещалась и математика, и теория фракталов, и – сама экономика. В общем, что-то уникальное, некий американский ученый-математик тире экономист был в восторге. И вот Миша устроился в престижную финансовую компанию консультантом. В интернете сотни статей о нем…
Он довел меня до дома с высоким забором и железными воротами. Здесь он снимает верхний этаж, состоящий из комнаты и большой веранды с видом на море. В доме было все вместе, как тут принято: свежий ремонт и шатающийся балкон, уродливые обои на стенах и стеклопакеты, нелепая крыша и ухоженный двор в плитке с аккуратным навесом.
Под чистку картошки на кухне два профессора заговорили об Иове. Миша хочет опровергнуть меня концом истории. Чем же это: гимном бегемоту? Нет, тем, что Иов получил новых жен, детей, скот и пр. Я ответил стихом Кушнера: «И жены новые, и дети уж не те, Но Иов разницы не замечает, бедный». То есть обмен совершенно неравноценен.
Солнце только село, и на веранде обозначились первые признаки прохлады. Я понял, почему он так хвалит свою веранду: здесь очень тихо, огромное небо, полоса моря за острыми крышами дачных домов, блуждающие ароматы каких-то растений. Мы пили вино под картошку с помидорами, Миша продолжил рассказ о себе. Он рос в православной семье, его отец был известным физиком, другом Опарина, а тот, в свою очередь, другом Сахарова. Аверинцев часто бывал у них. Отец Миши был убежденным православным и диссидентом, в 87-ом его пригласили в Америку, в Колумбийский университет, где он и остался. Миша часто посещает его. Поэтому он с детства учил древнееврейский, греческий и латынь – в какой-то подпольной воскресной, типа, школе, одновременно учился в престижной физико-математической школе, лучшей в Москве. Потом и сам стал диссидентом, распространял самиздатские книжки. Никогда не был комсомольцем. И все же исчезновение СССР изменило всю его жизнь. Все, типа, сломалось, его блестящая научная карьера стала никому не нужна. А у меня наоборот.
Я узнал, что у него нет детей, а бывшая жена – умерла. Мы спорили с ним о Западе, Шифоревиче, который был другом его отца и, по его словам, очень благородным человеком, о теории заговора Запада против России и вечной нашей, якобы, вражде, в чем убеждены почти все местные православные. Он говорит о хороших русских мозгах и том, что русские ученые постоянно получают какую-то математическую премию, аналог Нобелевки (Филдсовскую?)…
Естественно, заговорили об РПЦ, Pussy Riot, гей-парадах, которые он крайне не одобряет. Я иронизирую: так ненавидеть «гей-пропаганду» при «нашем» голубом православном люби! Он отрицает сей факт:
– Это моя семья, я знал бы, если бы это было.
Я даже позвонил в Питер Роме, чтобы уточнить фамилию нового епископа из голубых: Сергий Булатников, который предлагал в свое время сделать Роме минет. Миша о таком не слышал.
Поспорили мы об Одене, которого я считаю американцем, а Миша настаивает, что он чистый англичанин, что, в общем, так, хотя он все же числится англо-американским поэтом и печатается во всех сборниках «Американской поэзии» (только не напоминайте мне, что он тоже!..). Поговорили о Фросте, о Платонове, о моем появлении на советском ТВ (Миша стал уверять, что откуда-то хорошо помнит мое лицо) – и куче других вещей.
Естественно, мы не можем ничего друг другу доказать, хотя он говорит, что ему интересно ознакомиться с моими взглядами. Ну и пусть не можем, зато мы хорошо провели время.
Завтра приезжают ОК с Тимошей…


9. Женщина

С утра жара выше тридцати. Снял белье с веревок, почистил дом и сад. Хорошо, что появились облака… И что будет?..
За полдня общения с ОК я понял, что дело опасно: я недооценивал ее. С ней интересно говорить, ее приятно видеть рядом.
Пили пиво, делали обед, гуляли вдоль моря по первой линии – сильно после захода солнца. Тимоша (почти восьми лет) много фотографирует. Это симпатичный, но сложный ребенок с серьезной аллергией. И совершенно не самостоятельный. Он, конечно, составит проблему, но я буду терпеть. Ночью я фотографирую ОК в светящемся бассейне. Прежний опыт помогает нам держаться доступно и естественно. Никто ничего не форсирует. И мало пьем. Долго лежали на достархане с чаем и болтали о психологии. Она рассказала про смерть Славы. Последние месяцы жизни он стал какой-то благостный. И отказывался лечиться. Лишь просил делать ему растирания и массаж. Умер, сидя в кресле, тихо и неожиданно. Она даже не сразу поняла… Она чувствует свою вину перед ним, за то, что «отравила» ему последние месяцы…
Странно, я не заметил никакого интеллектуального превосходства, беседуя с ней. Мы были совершенно равными собеседниками, хорошо понимающими друг друга. Я все-таки дико соскучился по женщине рядом с собой, тем более приятной мне. Либо не надо было селить ее у себя вообще! Так ведь я и не хотел. А, с другой стороны, чего я боюсь? Что она вторгнется в мою жизнь? Пусть хоть что-то в нее вторгнется, ибо уже два года, как я не гладил ни одну женщину! Это неправильно.
И теперь я бы не сказал, что ставлю 9-ть против 1-го, что ничего не будет. 5-ть к 5-ти – гораздо реалистичнее!

У меня упал камень с плеч: днем у бассейна я увидел ее ноги с вылезшими венами. Откуда такое? Последние роды? Зато как она готовит и сколько! За полтора дня забит весь холодильник. В нем уже и макароны, и кабачки, и свекольник, и рис, и картошка, и блины… Часть еды, впрочем, она готовит для Тимоши, который почти ничего не ест. Хорошо, что сделанный ею фаршированный перец был съеден усилиями двух домов. Я объявил мораторий на готовку.
На море пошел в китайской хламиде, специально, чтобы опровергнуть Мариам Новикову. И, естественно, весь пляж смотрел на меня, как на свалившуюся с ясного неба сенсацию. Какой-то мужик хамовато засмеялся: «Женское платье одел…» Мариам права…
Воды еще прибавилось, мутной, но теплой.
ОК с Тимошей тоже ходили на море – с Пузанами. Андрей, по словам ОК, не хочет оставлять их вдвоем с Яной. Тимоша, оказывается, до ужаса боится воды, даже в бассейне. Зато отлично считает. Ездили втроем в город за моими рамками. Каждому была куплена бумага для рисунков. Ели в саду. Я хорошо посидел с «Матильдой» на достархане, моем летнем кабинете.
За ночной трапезой на достархане говорили о бритых подмышках, геях (опять!), Игоре Коне, психологии данных представителей человечества, отношении к представителям остальных людей. Она относится к ним сильно отрицательно. Разговоры практически без вина. Оно и к лучшему. Впрочем, она скоро ушла спать.
Пока я рад компании. Даже своеобразный Тимоша, серьезный манипулятор, почти не смущает меня. Я знал, что он может сильно охладить ситуацию, но пока не критично.

Новая суперинтеллектуальная беседа с Мишей на семь часов. Он пришел с бутылкой вина и коробкой конфет. И попросил вытереть скамейку за домом, чтобы не испачкать белых шорт. Говорили о классическом стихосложении, Аристотеле, Канте, Бердяеве и Трубецком. Он вещал про элегический дистих – и тут же привел пример из Пушкина («Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой»). Иногда он начинал говорить, словно перед студентами, и мне приходилось напоминать, что я в курсе. Иногда это было ново, например, про «открытосложие», как особенность славянских языков. Иногда он прямо давил меня информацией, иногда поражал незнанием, например, он никогда не слышал о философе Пятигорском. Он сильно нахватался, но в его системе знаний полно дыр (в моей тоже). Мне, однако, все время надо было напрягать память, и это хорошо. И я завидовал ему подчас, когда он вспомнил Виклефа, например, которого не мог вспомнить я.
Говорили мы и об опере, происхождение которой я слегка изучил благодаря ГИА Кота в прошлом году (Монтеверди и пр.) Много говорили о романсе, любителями которого оба оказались. Что отличает романс от прочих искусств, за счет чего он достигает непредвиденного эффекта? Я согласился, что в нем есть смирение, но не героическое (античное), которое видит в нем Миша, а, скорее, экзистенциальное, где нет никакой надежды и никакой гордости. Русский романс – попса XIX века, отцеженная культурой, воплотившая архетипические конфликты человека: любовь, смерть и дорогу…
ОК то появлялась, то исчезала, как всегда. С ней становилось интересней, но и вдвоем было неплохо.
Однако Миша мог говорить бесконечно: об английских денди и их отличие от французских комильфо. Причем денди он выводил из особенностей английской политической жизни. И мы заспорили об истории Англии, парламентаризме, Великой Хартии Вольности... Интересно, но больше нет сил.
Ушел он в два, снова с моим фонариком. ОК уже легла, я собрал и помыл посуду.

Утром мы пошли к Георгиевскому монастырю, на пляж, по хорошей жаре. Тимоша все торопил попасть на лестницу, которую помнит по прошлому году, и поэтому был недоволен, когда мы останавливались, чтобы посмотреть и сфотографировать какой-нибудь вид. Море было ровнее бумаги, на котором ветер или лодки нарисовали детские каракули. Скалы отражались в нем, как в зеркале, а Тимоша все канючит за спиной, тихо, но упорно. На лестнице, до которой мы, наконец, дошли, он стал постоянно тормозить из-за расстегивающейся кроссовки и ругаться из-за этого с ОК, которая проявляла неземное терпение. Непростой характер, впрочем, мне не привыкать. Он умный, способный, симпатичный – и образцово капризный, как все поздние дети. Я помню его старшего брата Данилу почти в этом же возрасте и в этом же месте…
Я опять в балахоне, потрясая публику. На пляже встретились с компанией Фехнера и Бубновых. Помимо «детей» Фехнера (Наташи и племянницы) – здесь два мальчика Дениса. Тимоша лишь постоял у воды. Яна увела ОК собирать камни для живописи, а мы с Фехнером, Пузаном и Таней пили странный напиток «Апероль», похожий на «Кампари» – самый популярный аперитив в Европе, как авторитетно заявил Фехнер, который и принес его из гостиницы, даже со льдом.
Вдруг на пляже появился Миша, с белых шортах и белой майке, и, не раздеваясь, заявил мне, что не только увидел ясную связь между английским парламентаризмом и денди, но и между денди и конфликтом реалистов и номиналистов. Мы договорились это обсудить. 
Тут подошел кораблик с гордым именем «Сатурн», смело врезавшийся в берег, и вся тусовка собралась плыть. Как всегда, я расположился на корме. Мы плыли мимо серо-розового плато Кая-Баш, голого и складчатого, как старая кожа, по ртутно-ровному морю. Кудрявая девушка какое-то время радовала меня своим отдаленным симпатичным личиком. Скоро ко мне присоединился Миша, появилась и ушла ОК. И, наконец, Яна, которая хотела посоветоваться: возвращаться ли ей на Георгиевский за забытой сумкой с камнями или нет? Сумка куплена в Греции, и дорога ей как реликвия. Я стал отговаривать. Она подошла советоваться к Мише. Он тоже стал ее отговаривать, «как финансист»: дорога туда и обратно превысит цену сумки, плюс потерянное время…
На пристани в Балаклаве ОК стала утешать расплакавшуюся Аленку: ей не хотелось, чтобы мама уезжала. Тем не менее, Яна поехала назад.
А мы под водительством Фехнера пошли в местный кафе-ресторан на набережной, где и застряли более чем на два часа, все время плавания Яны. Я даже выпил немного водки. Красивая Наташа восхищала меня своим профилем. Красив даже не он сам, а выражение какой-то глубокой боли в нем. Миша сел рядом со мной, но говорили мы не о денди, а о современной музыке, с которой я его знакомил, пользуясь чьим-то плейером.
По телефону Бубнова Фехнер вызвал «топик», и он за 120 гривен довез нас, четырнадцать человек плюс сопровождающего парня-штурмана, до наших домов. Причем водитель чуть было не свернул на Ялту, а «штурман» даже не заметил.
– Быть бы нам через час в Ялте, – усмехнулся я, вовремя отреагировав на неразумный маневр.
Идея всем понравилась, и мы стали придумывать путешествие в Ялту через Ай-Петри, но дорога кончилась раньше, чем мы до чего-то договорились. «Продолжим на досуге», – решили отдыхающие.
Досуг выдался тут же, причем на моем достархане. Сперва пришел Бубнов с «книжкой», появилась ОК с компом – и ушла забавлять детей. Появился Денис с новой большой «книжкой». Появился Фехнер с Таней и водкой. Таня не дает ему курить, и это выглядит нелепо: взрослый мужик на шестом десятке должен хитрить и тайно делать то, что хочет, словно подросток!
Опять появилась ОК и принесла нам блюдо из помидоров с сырной начинкой как закуску под водку. И снова ушла. Я был восхищен: я не могу представить другой женщины, способной на такое! Скоро бдительная Таня увела Фехнера с обещанием, что они вернутся – обсудить, наконец, путешествие, но они не вернулись. Мы выпивали и «читали» втроем с Пузаном и Денисом, и говорили об ОК, ее жизни со Славой, и ее теперешнем, таком многообещающем положении… Денис уехал на такси. Зато пришла ОК, уложив Тимошу. Пришла Яна и принесла кастрюлю вкусного гаспачо, напоминающего томатный суп.
В конце концов, я остался один с ОК, начитанный, упитый, очень свободный и легкий. ОК только пила вино, никаких «книжек», что не мешало общению. Я зажег лампу со свечой и выключил свет. Тихая протяжная музыка Рипдала из компа подчеркивала тишину, неподвижные деревья стаяли вокруг, как декорации в театре. ОК заговорила о Тимоше. Несмотря на главный свой призыв: «Мама, подойди, пожалуйста!» – он ей хамит и демонстрирует принципиальную непокорность. Еще нас интересовали отношения женщин и мужчин и освещение листьев на деревьях… Несмотря на всю романтику, она вела себя очень скромно. Даже скромнее, чем год назад здесь же. Это что-то значит, но я пока не понимаю, что?

В семь утра она с Тимошей уехала в храм на праздник Петра и Павла – с Фехнерами и Бубновыми. Женщины застряли в городе, а мужчины вернулись и сели в виноградной беседке, как мне было слышно из-за забора. Редкий случай, когда Фехнер без Тани, обычно не отпускающей его от себя, а у меня есть повод зайти – занести янину кастрюлю. Мне было предложено «почитать», а потом выпить махито. И мы читали, потом пили, потом снова читали, потом снова пили. Они даже сделали «мокрого» из горшка и половины пластиковой бутылки – а это самый убойный способ чтения.
Я спросил Фехнера: доволен ли он своим новым положением? «Да, вполне!» – уверенно ответил он. Даже как-то слишком.
Появилась Яна в нарядах из знаменитого местного секонда на Пятом километре. Началось прет-а-порте, когда довольные бабаи лишь ахали и восхищались.
Я вернулся в дом и пообщался с ОК. Закинул белье в машину и полез в бассейн. Ко мне присоединилась ОК в купальнике. Легла загорать на бортик. Пришла Яна, тоже купаться. Сняла платье, под которым ничего не было. Загорали втроем, с бокалом махито. Говорили о Тане, Лизке и Фехнере. Мне очень легко, как и должно тут быть.
Возвращаюсь с Яной и бокалом к соседям. Тут уже Таня с дочкой и племянницей. Таня демонстративно кладет руку на бедро Фехнера и сидит, не убирая. Так же они и ездят, как сказал мне Пузан. Чего тут больше: нежности или права собственности? Скоро Таня увела Фехнера, послушного, словно ребенок, в гостиницу «Золотой абрикос». Я вернулся домой. За это время ОК нарисовала отличную картинку гуашью с видом Георгиевской бухты – по вчерашнему фото. Она еще и прекрасный художник, блин!
И тут я понял, что опасность очень велика, несмотря ни на что. Мне хочется ее обнять. Что я отчасти и сделал, пока она рисовала на столе за домом, – и погладил по волосам. И улизнул на достархан.
Скоро она пришла рисовать меня. Мы болтали, в том числе о ее давних психозах, от которых ей помог избавиться Слава, вернувшихся после его смерти…Она спросила: решил ли я окончательно, что совместная жизнь с женщиной для меня невозможна? Я сказал: нет.
– Это внушает надежду! – засмеялась она. И ушла помогать Яне готовить.
Это суперженщина – даже с учетом желания понравиться и искупить неудобства жизни в чужом доме! Я давно говорил, что она могла бы быть идеальной женой. Понятно, почему Слава так за нее держался!
А тут звонит Миша и хочет новой встречи. И звонит Андрей-сварщик и хочет того же. И звонит Алла и хочет, чтобы я встретил ее завтра на вокзале. А я снова в хорошем настроении и только боюсь переборщить. Особенно перед вечерним сабантуем (в честь их праздника). Как в удачные дни – я потерял чувство времени.
ОК говорит, что вывела мой отказ от совместной жизни с женщиной из моих писем и постов. Но я писал, что хочу испытать до конца ситуацию одиночества. Не все с ней справляются. У меня долго не было свободы, и я ценю ее как возможность испытать любой опыт, в том числе любви. Для чего же нужна свобода?
И я вижу, что осталось одно движение, чтобы у нас начался роман. Думаю, оба это понимают. Я, возможно, даже лучше нее.
Мне теперь хорошо, и я не хочу ничего менять. Но роман означает, что все станет иным. И это пугает…
И вот объявленный вечер. Женщины готовили, мэны отдыхали. Яна и ОК сделали долму, для меня персонально ОК сделала жаренные баклажаны с луком, плюс салаты, помидоры с начинкой, водка, вино. Вечер решили устроить у меня за домом за большим столом.
Фехнер и Пузан пришли ко мне на достархан, где дунули через «хлопушку». Появилась бдительная Таня – и потащила Фехнера к столу, открывать бутылки. Три пары, беря нас с ОК, которая села рядом со мной, Миша в белых шортах, старшенький сын Дениса Коля. ОК то обопрется мне на плечо, то просто коснется.
Фехнер продолжил тему голубизны в РПЦ. Поспорили с ним о Тише Шевкунове, его старом приятеле (настоятеле Сретенского монастыря, на территории которого случилось быть французской школе, в которой учился Ваня, и которой Тиша устроил настоящий моральный террор, закончившийся ее изгнанием). Тиша выдает себя за белоленточника, при этом настаивает, что кавказцев надо не просто выселить, а истребить! Таня его поддерживает: она знает чеченцев по поездкам в Грозный к каким-то родственникам в середине 80-х. Миша говорит, что план неосуществим, поэтому и говорить нечего. «А в целом – очень хороший!» – стебусь я. Фехнер, оказывается, тоже стебался, чтобы поднять градус разговора. Иногда он похож на себя прежнего: цитирует, мистифицирует и бросается фамилиями своих многочисленных знакомых...
Впрочем, скоро Таня увела его домой. Пузан ушел на достархан, женщины исчезли, а мы с Мишей продолжили спор о денди – как естественном продолжении английского парламентаризма. Миша утверждает, что все английские мыслители были номиналистами. Номинализм отрицал общую идею и тем способствовал появлению индивидуализма, и поэтому… в конце концов, появились денди.
Беседы с Мишей напоминают мне старинные беседы с Фаиной Гримберг: постоянное фехтование эрудицией. При этом Миша даже более разносторонний. Это и радует и утомляет. Но приятно встретить человека такого уровня культуры!
Наконец, мы тоже ушли на достархан, пить чай. Яна искупалась в бассейне. ОК, как в прошлом году, легла на подушку, которую уперла мне в плечо. Мне кажется, она специально демонстрирует всем свое отношение ко мне, а, может быть, даже нашу близость. Говорили о Фехнере и Тане. Миша удивляется, как мы заботимся о нем, хотя в некоторых близких ему православных кругах Фехнера считают едва не святым…
Ушли Бубновы, ушла ОК – укладывать Тимошу, а Миша все говорит. Кстати, он никогда не слышал ни про Торо, ни про Эмерсона, ни про трансцендентализм вообще. Говорили о Набокове, Достоевском, Газданове… О поэзии. Он хочет прочесть мои стихи, пытаясь угадать, на что они похожи?.. Уходит в три ночи! С моим фонарем, который он каждый раз приносит – и уносит опять. Надо ему подарить.
Я сел у себя в комнате у компа. Вдруг в дверях появилась ОК, сказала, что хочет пожелать мне спокойной ночи. Она потрепала по волосам и поцеловала. Я приобнял ее и понял, что под платьем у нее ничего нет. Это сильный соблазн после всего выпитого и выкуренного! Я тихонько целую ее под грудь и не хочу отпускать. Неожиданно моя рука оказалась под платьем и стала подниматься вверх. ОК быстро перехватила ее и вытащила наружу, как шаловливого зверька. И пошла к себе, указав на комп, что мне, мол, есть, чем развлекаться.
Но ЖЖ не работает – и я решил спать. Боялся, что придет, и одновременно хотел этого. Я не спал всю ночь, думал о том, что чуть не произошло, и что имеет все шансы произойти в ближайшее время. Это словно рок и неизбежность – и это разозлило меня! Нет, я управляю ситуацией, и если я решу, что ничего не будет – значит, не будет! Я буду ждать и присматриваться к ней – но больше никаких опасных сближений.
Я не уверен, что нам надо заводить роман при всей его естественности в данных условиях. Притом что она нравится мне и могла бы быть опорой, как Таня Фехнеру. ОК объясняет выбор Фехнера именно этим. Это серьезное основание. Даже после четырех лет моей отвычки от людей – иногда мне кажется, что я не выдержу и сойду с ума!
И все же мы разные, я никогда этого не забываю. Она иного – православного – круга, и этот круг часто злит и утомляет меня.


10. Мертвый

К утру я успокоился и дал слово никаких сближений больше не допускать. Встал к поливу, спокойно пообщался с ОК. Хотел извиниться за ночную бестактность, но вокруг нее постоянно вился Тимоша. Притом что она больна, бедра обмотаны платком. Оказалось, она тоже плохо спала. Блин, как все сложно! Но сегодня я воздержусь от травы и по возможности от алкоголя, несмотря на очередной сабантуй в честь 25-летия совместной жизни моих соседей.
И еще я рассчитываю на оздоравливающий эффект приезда Аллы.
ОК нашла меня на достархане – и у нас все же произошло объяснение. Она сказала, что считает, что не подходит мне. Я молча выслушал это, в душе согласный с ней. Но Тимоша не дал нам поговорить…
Приехала Алла, положительное существо. С вокзала мы заехали в Novus, где закупились больше, чем на 500 гривен. Я купил специальный секатор, в подарок Бубновым. Выпили пива, съели свекольник, который сделала ОК и пошли на море, «на камни». Море великолепно. Алла плавает в ластах, долго и далеко. Я заплыл в расщелину между скал, где позагорал в одиночестве и тишине. Нашел большую ржавую «бомбу», часть какого-то корабельного агрегата, полузаваленного камнями. Знал бы я, какую она сыграет скоро роль…
Тут стала звонить ОК: нас уже ждут! Здесь все Фехнеры, включая красавицу Наташу в коротком белом платье. Бубнов готовит мясо на огне и почитывает. Водкой тоже не манкирует. По почину положительной Аллы мы слегка дунули за компанию и сели за стол. Хозяева с помощью ОК расстарались: несколько видов мяса, баклажаны с начинкой, сырный салат, просто закуски без счета, картошка с грибами в соусе, еще что-то вегетарианское. Появились Денис и Миша. ОК фотографирует гостей. Потом бесследно исчезает, как обычно.
Тосты, перемежающиеся трубочкой, причем Фехнер все более смело курит при Тане. Байки Фехнера о рыбах в Венеции, воспоминания о знакомстве и свадьбе Пузанов в Прибалтике, 25 лет назад. Миша рассказал про свое путешествие по Италии и про свой дом на озере Балатон, купленный его отцом. А я вспомнил, что тоже десять лет жил недалеко от «Балатона», широко известного в Москве магазина, где продавалось популярное вино «Токай». «Два мира, два детства». Алла в ударе: рассказывает о Москве, своем театре, друзьях, Миша с интересом ее слушает. Я спорю больше с ней, чем с ним. Но все очень мирно и весело. Миша восхищается моим знанием стихов, Алла называет мою жизнь идеальной, а меня самого выдает за легенду хиппизма.
Таня снова уводит Фехнера, пока он еще в относительной кондиции: завтра с утра они возвращаются в Москву…

С утра хорошее настроение, ОК уже встала и полуобнаженная загорает на бортике бассейна. Я рядом сделал зарядку. Позавтракали с Аллой в кухне, потом долго пили кофе на достархане. Вчера я специально мало пил и мало курил, и это сказывается. Плюс компания приятных женщин.
Алла зовет на море. Мы спустились на берег, туда же, где были накануне. Я взял маску с трубкой и поплыл по вчерашнему маршруту – к уединенной расщелине между скал. Вылез на берег – и увидел лежащего среди камней человека.
Сперва я подумал, что это просто заснувший турист: молодой парень с длинными волосами и гитарой, рубашка, джинсы, рюкзак. Удивил белый цвет лица и ссадины на руках. Голова лежала на той самой железной хреновине, что я нашел накануне. И тут увидел кружащихся над ним мух. И мне в секунду стало ясно, что приплыть сюда он не мог, спуститься тоже. Не надевая нормально маску и трубку, я коротким броском добрался до берега и спросил единственную компанию: местные ли они? Одна загорающая барышня с черной косой подсказала мне телефон милиции:
– 102, а что случилось?
Как изменились их лица, словно в кино!
Я набрал номер и рассказал о своей находке. У меня спросили фамилию, взяли телефон и попросили ждать на месте, мол, всего десять минут. Приплыла Алла. Ей интересно, когда мы пойдем домой?
Я признался, что застрял. Она призвала меня подняться и ждать ментов наверху. И так настойчиво, что я попросил не грузить меня теперь. Она все поняла и стала заботливо уговаривать покупаться, чтобы я не сгорел, оставила полотенце и пошла домой, обещав принести мне все, что мне понадобится.
Менты стали звонить лишь через 40 минут, спрашивать дорогу. Раньше них появились трое мчсников, два парня и девушка, в обычной одежде. Оказалось, их вызвали менты. Эти нашли дорогу сами, за ментами мне пришлось подниматься наверх, как и предсказывала Алла. Трое приехали на синей «шкоде», причем один из них – начальник криминальной милиции Севастополя! Все в штатском, модно одетые, начальник просто щеголь. Потом подъехали их коллеги в форме. Этих я тоже встречал и объяснял путь, словно не местным. Обе группы спустились за мной до середины склона. Менты долго говорили с кем-то по телефону и решили ждать лодку со спасателями из Балаклавы. Вниз спустились лишь два мента в форме, модно одетые ребята в начищенных ботинках не захотели «ломать шею». К тому же до тела им все равно не добраться. Менты начали с мчсников, которые подтвердили мои слова. Дальше с меня взяли показания для протокола и поблагодарили за содействие. И я пошел домой.
В доме никого, все у Бубновых, я слышу их голоса. Трубку никто не берет. Пришлось идти к ним. Две «мои» женщины и Андрей сидят в беседке с вином и водкой. Последовал мой рассказ – и несколько рассказов о похожих случаях: как ОК тонула в Которосли под Ярославлем… После чего «мои» женщины вернулись в наш дом и засели на достархан. Алла стала показывать на своем компе прошлогодние фото Крыма, «Архстояние», ее итальянское путешествие. Тимоша долго доставал ОК, и, наконец, они ушли на море.
Я уже слышал в Москве, что Аллочка занялась остеопатией. Ей надо тренироваться, и она провела сеанс надо мной, уложив меня на стол за домом. Это очень приятно: поглаживания, легкий массаж, никакой боли, так что я едва не заснул.
…Вроде, ничего, но как вспомню, что у этого парня есть отец и мать. Менты говорят, тут гибнут каждый день. Это преувеличение, хотя не очень большое: пьяные люди лезут к морю по крутым сыпучим тропкам – во вьетнамках, словно лемминги... И ладно бы одни приезжие идиоты, но и местные!
Глупая смерть! Очевидно, он упал с обрыва, ночью, потому что накануне вечером его в этом месте не было: я же загорал здесь на камнях, в этой уединенной расщелине, куда нельзя попасть с берега, разве что способом, которым воспользовался парень. Вокруг купались, загорали, обнимались люди, он лежал, никем не видимый, совсем рядом, и вокруг него кружились мухи.
Еще 10 часов назад он был жив, играл на своей гитаре. И не знал, что с ним будет совсем скоро. До сих пор как-то… как представлю его предсмертный ужас!
Это не первый мой мертвый здесь: несколько лет назад была попытка спасти утонувшего. И про гибель в этих местах мне хорошо известно. Я знаю, как это бывает: один раз я стал спускаться к морю там, где не стоило этого делать, другой – полез в море в шторм. Оба раза мне повезло. А парню нет.
Мы не бессмертны, хоть мы почти никогда не помним об этом. Живого от мертвого отделяет такая тонкая красная линия, что мы начинаем видеть ее лишь в момент большого несчастья, когда у нас фокусируется зрение. Смерть рядом с тобой возвращает ощущение существования, его серьезность и почти неправдоподобную хрупкость. Как при такой мощности смерти – мы еще живы?!
Мне жалко этого неизвестного парня. И его родителей, которые еще ничего не знают. Может быть, он споткнулся в темноте, может быть, был пьян или укурен, но он сделал шаг, стоивший ему жизни. Путешествие кончилось для него, едва начавшись. И никто не заметил. Гитара даже не разбилась.
Глупая смерть! Желаю всем менее глупой!


11. Ночь

Серьезным был не только день. Ночь тоже выдалась непростой.
Около десяти мы с Аллой начали наш обед. ОК принесла от Бубновых изготовленную ею пиццу, которую от обжорства никто не смог есть. Посмотрели несколько мультфильмов на ее компе ради Тимоши, и ОК пошла его укладывать. И больше не вернулась. Мы с Аллой перешли на достархан и посмотрели на ее компе фильм «Пыль» Сергея Лобана, режиссера «Шапито-шоу». Заодно покурили моей дури. Алла хочет смотреть и дальше, но у меня нет сил.
Я ушел в свою комнату, залез в почту и нашел письмо от Зверя. Это было ее первое письмо за два с лишним месяца. Она рассказала о переезде в дом, во дворе которого она делала мозаику – и влюбилась в его хозяина. А он в нее. Но, по ее словам, она здесь только снимает – вместе с мамой Перца, ее бывшего мужа и моего старого хиппового друга. С хозяином никаких личных отношений нет – из-за неоригинальности подобного сюжета. Причем весь поселок следит за тем, как она уводит мужа из семьи, а потом селится в его доме. Действительно, выглядит как-то странно. Очевидно, что она любой ценой хочет быть ближе к нему.
При этом она считает свою жизнь неяркой, даже с учетом галереи, которую открыла в Зихроне в начале лета. Спрашивает про мою.
Я стал отвечать – и тут ко мне вошла ОК. Она в явном возбуждении, сказала, что нам надо поговорить. И мы пошли на балкон. Сцена была репликой из девятилетнего прошлого. Я взял с собой сигареты для спокойствия. Все немного напряженно для одного дня.
Она начала с того, что признала, что я стал мягче. Подозреваю, что это так: возраст и отсутствие раздражителей. Ей интересно: нравится ли мне то, как я теперь живу? Да, мне нравится моя свобода, и я советую ОК тоже насладиться этим неожиданным благом, а не лезть немедленно в новые узы.
Она вроде не хочет, свобода ей очень дорога. Тем не менее, ситуация складывается так, что ей надо что-то решать. В Москве ее ждет П., который был против ее поездки сюда. Она рассказала про отношения с П., про его поведение прошлым летом, когда она приехала к нему с вещами, уйдя от Славы, – а он отказался ее принять. Он много раз приближался к ней и каждый раз «пугался». Поэтому, помучившись с месяц в чужой квартире (тетки Славы), она вернулась домой. Но после смерти Славы П. снова стал жаждать сближения, но без брака. Ему тяжело развестись с Настей, хотя они давно живут вместе лишь формально, ему больно терять сына (Егора). И она уже готова и на это, без брака и без ничего, хотя это противно ее принципам, но ей кажется, что П. так и не сделал выбор, не выбрал ее для открытых отношений. И она поехала ко мне, чтобы, как я понял, ранить его и, может быть, подтолкнуть к чему-то. ОК пообещала ему перед отъездом «хранить верность». Но зачем же для этого она поехала ко мне?
– Я была уверена, что мне тут ничего не грозит, – ответила она.
– Правда была уверена?
– Я считала, что ты ко мне равнодушен.
Я ей не верю. Даже если она считала, что я к ней равнодушен, вряд ли у нее не было мысли это исправить.
И ведь именно этот вопрос я задавал себе еще до ее приезда. Как-то некрасиво это ни по отношению к П., ни по отношению ко мне. Словно она разыгрывает какую-то партию.
Но мне стало легче: я сказал, что считаю, что П. подходит ей гораздо больше, чем я, начиная с того, что они оба православные, что у них могут быть очень хорошие отношения, что я не буду отбивать ее у своего друга. Что, выбирая между ей и П., я выберу П. И я искренне желаю им счастья! А она хочет дать счастье мне – и все держит за руку… Мы просидели до пяти утра, уже стало светать. Мы договорились о «ненападении», то есть чисто дружеских отношениях. При этом она все никак не могла отлипнуть, по ее словам. Она снова в длинном платье, используемом вместо ночного халата. И всем этим платьем она прижата ко мне. Мы целуемся, обнимаемся… и расходимся по комнатам.
Письмо от Зверя было как нельзя кстати: я стал описывать свою жизнь, вот именно то, что в этот момент происходило. Мне нужен слушатель. В возлюбленные мне и правда нужен кто-то другой, более стервозный…

Думал, заснуть будет труднее. Главным образом из-за мертвого парня. Но все обошлось, мои нервы вынесли и это.
С утра ОК уехала в город, Алла ушла на море, а я засел на достархан, где строчил тексты. Обе вернулись почти одновременно. ОК даже сходила в ларек за пивом. Беседовали втроем на достархане под капризы Тимоши. Я рассказывал сюжет «Орестеи», трилогии Эсхила, которая через Ореста связана с местом, где мы теперь находимся. Я, кстати, был на премьере «Орестеи» в постановке Петера Штайна в театре Советской (Российской) Армии в январе 94-го: гигантское великолепное представление с сотнями артистов и музыкантов, репетиции которого начались под канонаду, когда на улицах Москвы текла настоящая, а не театральная кровь, а мы стояли на баррикадах у Моссовета, не зная своей участи!.. (Тогда беды нас миновали, все началось несколько позже, сразу после «Орестеи»…)
В шестом ОК легла загорать у бассейна,  Алла спросила, что же я не воспользуюсь такой моделью? Действительно! И я бросился за бумагой. Алла тоже хочет бумагу: и мы рисовали полчаса – до самого выхода к Мише, который устраивает у себя отходную.
Шли к нему вместе двумя домами. Алла по дороге собрала букет полевых цветов. Хотя и опоздали, пришли слишком рано: заказанные пиццы еще не приехали. Усилиями женщин был накрыт стол. Все любовались видом с террасы, а потом закатом – и снимали друг друга. Смеялись, поднимали тосты, но определенный хаос сохранился, в основном, за счет детей.
Потом перегорел автомат и пропал свет, поднялся ветер. Миша повествовал гостям про себя, и нам сразу стало понятно, с каким великим человеком мы сидим рядом! Рассказал «православную историю» про свою близкую подругу Олю, умницу, знавшую три языка, жену рок-музыканта, которая вдруг воцерковилась. А потом заболела раком. И ее духовник запретил ей лечиться, мол, на все воля Божья, хотя ее друзья нашли ей отличных врачей. А потом она ушла в монастырь, где и умерла. После чего несколько ее друзей перестали ходить в храм.
Мы стали обсуждать монастырскую жизнь, коей Алла большая противница: как человек, полный сил, может так губить свою природу? Отказаться от любви, от секса?! Это просто бессмысленная растрата ценного материала! Вообще, возможна ли свобода в христианстве? Миша настаивает, что свобода очень важна в нем. Это соответствует словам моего попа из «Матильды», и я пересказал их, без указания «авторства».
Миша постоянно ссылается на меня или упоминает меня, что уже слишком! К часу ночи нам был предложен специальный «Киевский торт», заказанный Мишей. Но вообще, съели и выпили мало – и остатки унесли с собой. Миша провожал почти до самого Села. Поднятая за столом тема свободы естественным образом завершилась темой долга, и я вспомнил Кришну и Арджуну. Миша считает сюжет индоевропейским, я согласился, но заметил, что он противоречит его любимому христианству. Для него – нет… Но даже Алла, слушавшая нас, согласна, что Арджуна до проповеди Кришны был больше похож на христианина, чем после. Миша заговорил про игру, бывшую в начале конфликта в «Махабхарате» (что привело к «оскорблению» Драупади, общей жены пандавов – и стало важной причиной войны). Я напомнил мифологическое значение игры и жребия и роль жребия в «Илиаде»… То есть мы видим один сюжет когда-то одного народа, основанный на похищении тире оскорблении (попытке «похищения») жены... Кстати, состязание по натягиванию лука при выборе жениха имеется в обоих эпосах (если к «Илиаде» добавить «Одиссею»)… Я подарил ему распечатку своих стихов, что сделал для позапрошлогоднего чтения в «Безумном чаепитии»… Пусть сравнит ожидаемое и реальное.
Дома отправил письмо Зверю. И тут заходит ОК, гладит, прижимается. Она ужасно соблазнительна, не могу не признать. Мне очень хочется заняться с ней любовью. Но теперь у нас «договоренность» – и я должен держаться. А к чему тогда я только что рассуждал о долге?.. Мой индоевропейский долг!
Все это до смешного напоминает то, что было здесь девять лет назад. Мы опять обречены на те же движения, и при этом между нами опять стена. Рок не хочет нашей близости.

День рождения Тимоши – в моем доме. Вещь, которую невозможно было представить. Восемь лет назад в этот день янина мама сообщила мне через забор, что у ОК родился ребенок – и попросила донести этот факт до сведения жильцов моего дома, о. Алексея и Моркови. Но тут же была и Лесбия, и я почел своей тяжелой обязанностью сообщить ей первой. Я долго думал, как сделать это поделикатней – и сделал самым коротким путем, в лоб! И получил в ответ отповедь: зачем я ей это сообщил, ее это совершенно не интересует! Более того, ей тоже есть, что мне сообщить – то есть местные сплетни, как ОК вела себя здесь год назад, в том числе с Лешей… И через день у нее был срыв, и все из-за моей, как она считала, «измены» и любви к ОК…
…Она сидела на большом белом камне на мысу – на краю обрыва метров в 15-20. Она закричала, чтобы я не подходил, иначе она кинется вниз.
Я сел поодаль и стал с ней говорить. Она извивалась на самом краю в пароксизме рыданий и оскорблений, и один раз едва не упала. Я был совершенно уверен, что она может выполнить то, что обещает – или упадет случайно. Я говорил и понемногу приближался…
Ужасная, ужасная ночь! Одна из самых страшных в моей жизни! В добавление к тем, когда я вытаскивал ее из петли и отнимал нож, которым она калечила себе руку. Но лучше не жаловаться, а вознести благодарственную молитву, что опять обошлось!
Впрочем, весь тот год было или страшно, или больно, или безумно…
И вот восемь лет спустя ОК и Тимоша живут в этом доме, а я отвожу их на аттракционы, а потом с Аллой мы покупаем подарки. Как непредсказуема жизнь! И при этом у меня с ОК по-прежнему ничего нет, из-за чего когда-то был весь сыр-бор.
В «Sea Mall» мы купили набор для фокусов и игру на тему загадок Леонардо, смесь карт и домино. Дома мне было поручено разобраться в ней, а потом учить ей других. Что я и сделал – когда вечером люди из двух домов собрались отмечать д/р. Настроение хорошее и легкое, объяснение и игра шли как по маслу. Тимоша очень быстро въехал в правила. Другими игроками были Алла, ОК, Алена (дочка соседей) и я. И Алла с полпинка нас обыграла.
Продолжили вечер на достархане с Андреем и Аллой под недавний и весьма эффектный концерт «Sparks». Андрей ушел домой, но появилась ОК – и мы посмотрели часть фильма «Большой прыжок» из серии World Music. ОК, глядя на нашу «хлопушку»:
– Потяни за веревочку – дверь и откроется.
– Восприятия, – закончил я.
Традиционное ночное прощание в моей комнате, которое и приятно мне, но и тревожно.
– Извини, – сказала ОК, высвобождаясь из дружеских объятий.
– За что?
– За все, что я еще сделаю!

Но пока она лишь разделась и позировала нам с Аллой у бассейна.
Перед этим я ездил в город на встречу с Андреем-сварщиком, смотреть текущий бензобак. Он в сложных размышлениях и переговорах с Бубновыми насчет навеса – и хочет привлечь к этому меня.
У меня он ел собственную еду под квас и дунул моей травы. И убежал. А мы стали рисовать друг друга, и занимались этим почти три часа. Даже дети, Алена с Тимошей, не смогли нам помешать, как ни старались. И это, возможно, были мои лучшие часы здесь в этом году. Об этом я мечтал: художественной колонии, члены которой рисуют, как семья, и треплются, как семья.
Потом играли с детьми в «Uno» и «Леонардо», и в обеих играх победила Алла. А ночью на достархане втроем смотрели фильм Вуди Аллена «Вики. Кристина. Барселона», где две женщины живут с одним мужчиной, в общем, почти как в нашем замечательном «треугольнике». Периодами мы с Аллой слегка почитывали, а ОК пила вино. Но мне уже не так весело, что-то тревожит меня. В том числе красивый Зверь на ее фото в ФБ. А еще ОК. С ней тут как-то все озаряется. Я чувствую, что эмоционально пленен ею, как и девять лет назад. А я не люблю плена. И не хочу сделать ошибку. Хотя сегодняшний фильм учит относиться к сексу легко. Если бы!

Любой поступок остается с человеком навсегда. Он может преуменьшать его значение, надеяться, что все когда-нибудь забудется (и сам забудет нафиг!), развеется, рассосется, быльем порастет, что, в конце концов, священник отпустит ему всякое прегрешение. Но в физическом мире поступок никуда не денется, будет иметь последствия и колебать уверенность в идентичности твоего «я». Это нельзя не учитывать, вторгаясь в чужую жизнь. Уж лучше не совершать ничего, чтобы потом не мучиться…
Но это так скучно! Сидеть тихо, не рисковать душой, прожить правильную, но пустую жизнь. Как можно приобрести опыт, никогда не ходя по краю (как разбившийся парень)? Как можно узнать жизнь, заморозив всякий поступок страхом ошибки? Вот, скажем, безоглядная любовь – глупа. И банальна. Но оглядная любовь – это что за зверь? Недоразумение какое-то!
Есть кайф жить, как обезумевшая комета, свободно, как на чумном пиру, словно завтра не будет и никакие последствия не страшны. Безоглядно и безответственно. Это единственный способ обновить жизнь и понять, что ты подлинно существуешь, то есть наслаждаешься, летишь, горишь и обжигаешь.
А потом будет похмелье, страдание и уточнение координат реальности.
…Сейчас, по прошествии дней, я вижу свою проблему. Это – неспособность полюбить или хотя бы серьезно увлечься. Я живу в доме с очень милой женщиной, которая еще и прекрасный художник, и все присматриваюсь, анализирую. Конечно, ее договор с П… Но он же сам виноват, у него было много возможностей, но он все время «пугался». Вот и я пугаюсь. Она не видела «Superstar», она далека от контркультуры, она ходит в храм. И сейчас надо мной тяготеет ощущение ошибки, если статус наших отношений изменится. Да одно то, что моя жизнь станет совместной с кем-то жизнью… Наши отношения со Зверем не влияли на свободу и привычки друг друга. Но ОК совсем другая. Или я напрасно отказываюсь от эксперимента? Но мне нравится, что она держит себя, не является ко мне по ночам. И, в общем, почти не провоцирует. И, тем не менее, я как на качелях, и это утомляет и раздражает.


12. Татарская пустыня

Скромный день: сходили с Аллой на «детский» пляж, сплавали к гроту Дианы, где загорали в приятном одиночестве. Настроение скачет: то муторное, то сравнительно ничего. Я потерял внутренний стержень, колеблюсь в намерениях, веду себя странно, будто хочу и сам себя не пускаю, и боюсь, что это заметно. Не люблю я такой половинчатости! К тому же я полон сомнений другого плана: мои чувства к ОК ситуативны, это дело момента и места. И поэтому все несерьезно. Надо победить ее чары. Лишь одиночество и радиация мешают мне.
Пока мы с Аллой ходили на море, она сварила щавелевый суп и сделала жаркое из грибов. И ушла спать. А Алла два часа развлекала Тимошу, обучая его играть в пасьянс. После захода солнца и почти до темноты девушки рисовали меня у бассейна, а я читал им Эйхенбаума, комментировал, пересказал сюжет «Неведомого шедевра» Бальзака. Получилось у них, тем не менее, хорошо. После ужина играли с Тимошей в «Леонардо». Ночью на достархане смотрели ностальгический хипповый фильм «Не будите спящую собаку». ОК осталась достаточно равнодушна, а мы с Аллой угорали.
Традиционного ночного прощания не было: я лег рано и закрыл дверь. Боялся и ждал, что она придет. Не пришла, слава Богу!
Я отчасти понимаю причину моих психологических сложностей: я трачу силы не на завоевание, не на соблазнение, а на то, чтобы этого не произошло. Не то чтобы эта ситуация была нова: с ОК так было всегда. Иное дело, что прежде меня могли сдерживать другие вещи, вроде брака, которых нет сейчас. И мне надо постоянно отдергивать и останавливать себя, чтобы не сделать глупость. Не отдать свободу задешево и не туда.
А иногда кажется, что туда. Это и сбивает.
А сегодня Зверь написала новое письмо. Ноль про свою галерею, много про жену «лендлорда», как она назвала своего бывшего заказчика, а теперь квартиросдатчика. Она тянется к нему, ей важно говорить о нем, об их сходной психологии, что, мол, работа им важнее романов. Устраиваясь у него под боком, она напоминает ОК, утверждающую, что тут ничего личного, только обстоятельства.

…С утра ОК поехала на Пятый на секонд и по возращении устроила прет-а-порте у достархана, где я сидел с компом. Все это время Тимоша тихо провел один. На море никто не пошел, даже Алла, чувствующая себя простуженной. Жару коротали у бассейна. А вечером, в остатках солнца устроили очередной сеанс взаимного рисунка: теперь рисовали стоящую Аллу с обнаженной грудью и стоящего меня. Не так легко быть моделью, едва ли не труднее, чем рисовать модель.
Совместно делали, а потом ели обед – за домом, с водкой и карточными фокусами Тимоши. Я рад, что эти женщины со мной, у нас получилась почти идеальная компания.
Ночной сеанс на достархане. Теперь «Северяне», нидерландская «комедия», эстетский депрессивный фильм. После которого спорили о православии. Оказывается, ОК стояла к Поясу Богородицы! Ужас! Все же мы слишком разные. Алла ее защищает, а я нападаю на предрассудки.
Тем не менее, перед ее уходом в свою комнату мы опять обнимаемся и целуемся. Это очень приятно, мне не хочется ее отпускать.
Есть такое слово «фрустрация». Вот ее я и переживаю. Добровольно и с флагом.

Очередное, третье по счету объяснение с ОК.
Ему предшествовал утренний сеанс рисования с участием Яны в качестве главной модели. Совместное купание трех обнаженных нимф в бассейне – зрелище абсолютного женского счастья! Они совершенно раскрепостились. После ухода Яны, мы с Аллой стали рисовать ОК, сидящую на краю бассейна в белой пляжной шляпе.
С чувством выполненного долга пошли в ларек за пивом. Пили в садике у ларька, продолжили дома. Мне по-прежнему легко с ними.
Алла, побежденная пивом, ушла спать, ОК стала что-то готовить для Тимоши, я засел на достархан с неизменной «Матильдой». Вдруг пришла ОК и заявила, что у нее есть десять минут, пока что-то готовится на плите. Мы посмотрели фото с ее камеры. И разговор резко вильнул в сторону.
Она спросила: могли бы наши отношения зайти дальше, чем теперь? Я обнял ее:
– Зачем ты задаешь такие провокационные вопросы? Ты считаешь – мне легко держать себя в руках?
Она извинилась. И, наконец, откровенно проговорила свои желания.
–…Но это невозможно. Во всяком случае, не теперь… Ты бы первый не стал бы меня уважать…
Я засомневался в этом.
– К тому же я дала обещание.
Это гораздо серьезнее…
– О чем ты думаешь? – спросила она через минуту. Я погладил ее по голове.
– О том, что мы действительно очень разные.
Она стала это опровергать, несмотря на ее церковность и «пояс».
– И еще я думаю, что П. подходит тебе гораздо больше, как я тебе и говорил.
Она признала, что ей с ним очень легко.
– Но мне хочется, чтобы ты был счастлив! И мне кажется, что я могла бы сделать твою жизнь счастливой… Вот такая я самоуверенная! – смеется она.
Однако боится, что скоро мне с ней стало бы скучно. Увы, это не исключено. Впрочем, это могло бы случиться с любой.
Она хочет знать, что я думаю о раздвоении мысли? Оказывается, она имеет в виду ее чувства ко мне и к П. Я объясняю это стремлением к счастью, желанием получить его не отдаленно, а здесь и сейчас. То есть это что-то ситуативное и крымское. Она призналась, что Крым очень меняет ее взгляды, настроение, она помнит, как сходила с ума здесь девять лет назад. Но сейчас она изменилась… Отчасти это так, но если посмотреть с другой стороны!..
Мы переплелись пальцами, я трусь носом об ее шею, чуть-чуть целую. Она рассказала про свои любовные приключения, которые могли бы закрепить в ней страх секса, ощущение, что она может и без него. Началось с пьяных поцелуев отца, продолжилось в училище, во время поездки в Таллинн, где ее соблазнял местный режиссер, который снимал фильм о Дино Буццати...
Я аж вздрогнул! Я как раз накануне ответил в ЖЖ на наезд на роман «Пустыня Тартари». Много лет это имя вообще никто не упоминал! В этой «отповеди» я сравнил защитников Бастиани с 300 спартанцами, всю жизнь ожидающими своего Ксеркса. Роман иллюстрирует для меня идею непримиримой войны Запада и Востока. Или цивилизации и варварства. Благодушной цивилизации, которую охраняет горстка идеалистов. В ЖЖ я предложил представить трагедию спартанца, дожившего до пенсионного возраста и лишь издали, когда он уже умирал от старости, увидевшего блещущие копья приближающихся врагов. Это и есть история Бастиани.
Кстати, «Пустыня» имеет какое-то неуловимое (а, главное, идейное) сходство с романом Джезефа Кудзее «В ожидании варваров», так же интересного для меня автора. Это я и рассказал ОК. 
Следующим был рассказ про человека, с которым она познакомилась в новогоднюю ночь на платформе электрички в Загорске. Она поехала отмечать Новый Год к друзьям, опоздала, заблудилась, не нашла дома, зато познакомилась с этим человеком. Коньяк, икра и обещание помочь в профессии. И обычная попытка соблазнить.
Она ложится мне на плечо, вдруг целует руку – и убегает.
Я в серьезном раздрае. Хотя признаю, что это похоже на «жизнь полной жизнью»… Я выбрал самое безобидное: продолжил править «Матильду». А она за это время сделала торт, пюре и тушенные кабачки.
Ели на улице с присоединившейся к нам Аллой, вернувшейся с моря. Я снова благодарю их за компанию.
ОК рано ушла спать, а я мы с Аллой смотрели на достархане «Летучего голландца» Стеллинга. Она очень любит этот фильм. Мне же он активно не понравился: какой-то сновидческий кино-невроз, крайний романтизм, перемешанный с депрессивным абсурдом. Все нелогично, словно вытащено из больного подсознания. Алла, конечно, обижается. Все же мы с ней дунули. А вообще, последние два дня она задирает меня.
Все это меня как-то загрузило, и я побыстрее ушел к себе.
Мне нравится простота и откровенность наших разговоров с ОК. В наших отношениях уже было все, кроме секса. Поэтому они естественны и легки. И лишь попытки не зайти дальше, удержать равновесие – мучат  и отвлекают.

Не успел допить утренний кофе – позвонил Андрей-сварщик и попросил привезти навес с Хрусталева, который он-таки сделал для Бубновых. Солнечный, но умеренно теплый день. Я приятно удивлен хорошему качеству его работы. Новый меандр нельзя отличит от старого, который я чертил много лет назад. Погрузили навес на багажник и тщательно привязали, чтобы не унесло.
Несколько часов втроем, с Пузаном, устанавливали его, приваривая с помощью моего инвертора. Сперва Андрей повис на нем, проверяя прочность, потом Пузан. А это что-то значит! Сразу стало казаться, что он тут был всегда. При всех своих странностях, Андрей все-таки мастер!
ОК и Яна в это время развлекали детей в воскресном городе.
Волшебный помощник предложил «обмыть» дело. И мы вчетвером с Аллой дунули у меня на достархане. После чего я до ночи был «хай». Тем не менее, смог объяснить, как ехать, некоему Сергею, художнику и приятелю Бубнова, и даже встретил его на улице (он ехал сюда из Макеевки под Донецком, где расписывал храм – и заплутал в конце пути).
Потом соседи устроили сабантуй – с новыми гостями и приехавшим московским художником Эпле. Нас на сабантуй не позвали. Не очень и хотелось!
Волшебный помощник, уходя, спросил, сколько он мне должен, но я отверг всякий разговор о деньгах. Попробовал редактировать «Матильду», читать… В конце концов, лег на балкон под солнцем. И мне стало казаться, что я управляю реальностью: только я подумал, как тихо – как залаяли собаки. Но я знал, что это я сам придумал в насмешку над собой. Поэтому я быстро заставил их замолчать. Для проверки я пожелал, чтобы в течение пяти минут пришла ОК. Но пришла Алла. ОК пришла через десять.
Мы пообедали с коньяком и успели погулять после захода солнца. Я ловлю тонкие вибрации хорошего настроения – сквозь облака невроза, который неразлучен со мной. Это важная работа. Собственно, я все лето занимаюсь именно этим: учусь иметь хорошее настроение. Полная Луна, когда женщины сходят с ума. И я жду чего-то особенного.
Холодный по теперешнему времени вечер, девушки на прогулке жалуются, что замерзли, – и я предложил камин и махито. Они согласились, они на все согласны. ОК пошла кормить Тимошу, а мы с Аллой – за «Швебсом» на перекресток.
Я разжег камин и стал делать махито на коньяке, используя садовую мяту. Пили под музыку, разговаривали, смотрели фото ОК на ее компе. Вдруг она вспомнила мое обещание поиграть на гитаре. Я очень давно не играл перед публикой. Но желание поиграть перед кем-нибудь у меня есть – чтобы выразить тоску одиноких ночей, свойственных моей жизни с гитарой. И без гитары. Девушки очень хвалят.
– Давайте хвалить Сашу! – предлагает язвительная Алла.
Они восхищены, как много у меня талантов. Я протестую: я умею много, но плохенько. А уж Алла-то видела настоящего музыканта (Яшу Севастопольского)! Но они все равно хвалят – и обсуждают, почему у меня до сих пор нет женщины? А зачем? Вот я сижу с прекрасными женщинами, всем хорошо. А будь здесь моя гипотетическая жена: разве было бы это возможно? Допустила бы она это? Женщины согласились, что, скорее всего, нет.
Скоро Алла ушла спать, а ОК стала чинить тимошины кроссовки. Она все делает быстро и ловко. Иногда она смотрела на меня поверх очков и призывала не грустить.
Несмотря на успех и даже на помощь Луны – у нас самое короткое прощание, даже без поцелуев. Мы идем на рекорд! У нас нет даже того, что было девять лет назад, хотя тогда мы были сильно менее свободны.
Ни с одной женщиной мне не было легче, чем с ней. И это создает самую большую проблему. Постоянно борюсь с собой, чтобы сохранить дистанцию. И она наверняка тоже. Отдых превращается в эквилибризм. Если мы удержимся, мы должны будем гордиться собой.
Но я не пойму, как П. мог отпустить ее, зная, что было тут когда-то, и чем это кончилось! Или она его не спрашивала? Но тогда зачем она давала ему какие-то обещания? Все это странно. Она второй раз ставит эксперимент со мной, но уже с участием П. в виде третьей стороны. И если первый раз она и правда могла не знать последствий, то уж не теперь. Чего она добивается: острых ощущений, еще немного походить по краю?
Я мог бы настоять на ее переезде в другой дом, но это выглядело бы грубо и слабо. Хоть и разумно.


13. Без тормозов

В этот солнечный, но снова не очень жаркий день я предложил женщинам поехать на водопад Серебряные Струи. ОК согласилась сразу, а Алла испугалась серпантина и отказалась: в машине ее мутит, а от серпантина просто выворачивает наизнанку. Но поехала.
По дороге ОК рассказала историю, как у магазина на перекрестке к ней подошел человек и спросил: «Где тут ялтинский курюк?» «Лук?» – переспросила она. «Нет, курюк!». «Урюк?» «Нет, курюк! Ну, где машины ездят!» Это оказался «круг». Мы как раз его миновали.
Синее небо с облаками, зеленые долины между пологих гор с голыми каменными окончаниями. Это мой любимый крымский маршрут – мимо Челтер-Мармара, Шулдана, Терновки, Мангупа, невидимого отсюда Эски-Кермена: сердцевина крымским пещерных монастырей и «городов мертвых», страна Дори. Поворот на ялтинскую трассу – и дальше все время покато в горы.
У Малого Садового, точняком под Сюйреньской крепостью (на горе Бурун-Кая) и задолго до всякого серпантина Аллу стало тошнить. И все же через полтора часа мы были у Большого Каньона. Каньон налево, Струи направо, все время в гору, по своеобразной лесенке, среди пятнистого букового леса с огромными круглыми валунами того же цвета. Алла заметила сходство с Карпатами. Это действительно похоже на Шипот, особенно когда дорога пошла мимо узкой горной речки, бегущей из чащи по пологим ступенькам, в камнях, стволах и пятнах солнца. Чем выше в горы, тем громаднее становились буки, тем более вызывающей была их форма.
Струи – это водопад, что стекает с висящего над сухим руслом камня. Он похож на голову с волосами из зеленого мха, к которой прикреплены седые сосульки воды. Огромная пасть головы распахнута и готова для инициации. И на инициацию Алла полезла топлес, превзойдя всех непосредственностью. Правда и народа нет. Я показал обеим женщинам устройство водопада, провел их по мокрому и склизкому пищеводу чудовища. Внутри пасти темно, главный выход перекрыт шторой (или зубами) текущей воды, холодным душем для любителей острых ощущений... 
На площадке недалеко от водопада татары расставили столы и продавали травяные сборы, мед и домашнее вино. На одном столе дымился большой самовар с травяным чаем, которым мы воспользовались. Он был вкуснее вина, которое взяла ОК.
Тимоша начал капризничать и требовать вернуться к машине, но у нас еще обширная программа. Усилиями двух женщин ребенок был обуздан, и мы, перейдя через мостик из старого ствола, поднялись еще выше в горы, вдоль русла, порой сухого, заваленного старыми стволами и ветками, по узкой тропинке, рассеченной корнями, с прошлогодней листвой по бокам – к Юсуповскому пруду, где когда-то разводили форель, чаше, окруженной стеной, откуда и стекает река, вдоль которой мы все время шли. Я искупался в ровной, как зеркало, лазоревой ледяной воде. К моему удивлению это повторили ОК и Алла. Женщины в полном восторге, благодарят и целуют меня. А впереди еще «смотровая площадка», солнечный уступ на краю пропасти. Тени облаков плывут по зеленому телу гор в легком воздухе… Один этот вид способен оправдать для меня Крым.
Алле так понравилось купание в пруду, что она проделала это еще раз на обратном пути, хотя жалуется на простуду. Снова выпили беспримерного травяного чая, дошли до машины и ларьков с минимально приемлемой ребенку едой – и поехали на Ай-Петри. ОК, оказывается, там никогда не была.
– Ну, а как я могла там побывать! – оправдывается она.
У меня хорошее настроение, меня ничто не раздражает, даже капризы Тимоши. Я понимаю, что у меня неплохая компания и что, вообще, редко что-то бывает лучше… Да, конечно, я помню другие места и людей. Но их уже не вернуть, а то, что происходит – происходит теперь, и, значит, настоящее. Я даже стал чувствовать знаменитое «здесь и сейчас», так тяжело мне дающееся…Даже утомительный серпантин ничуть не утомил меня.
Волнистая пустота ай-петринской яйлы всегда кажется неожиданной и какой-то инопланетной. На Ай-Петри был жуткий холод, настоящий дубняк. Ограда от ленточек на смотровой площадке кажется покрытой снегом. Красивая Ялта под вечерними облаками в заходящем солнце – возвращает ощущение юга и вообще обостряет причастность к жизни. Мы хотели спуститься в Ялту, погулять по городу, поплавать, поесть… Но в нижней части серпантина, ближе к Ялте, я вдруг обнаружил, что у меня больше нет тормозов. То есть надо было долго жать педаль, чтобы добиться какого-то эффекта. Колодки тормозили (в конце концов) за счет трения металла о суппорт. Это было не ништяк. Не стал пугать этим спутниц, особенно Аллу, которой и так плохо.
Лишь благополучно выехав на трассу, я объяснил ситуацию. Поэтому вместо Ялты мы поехали домой. Да и поздно уже. В девять были на «Пятом», где купили по предложению Аллы виски. Благодаря неутомимой ОК у нас есть еда.
Тут-то я и почувствовал, как устал! Больше всего от последней части путешествия. Алла принесла из своей комнаты импровизированный канделябр, найденный мной на берегу и в оригинале представлявший собой неизвестный морской механизм. Говорили о любви, причем девушки рассуждали здраво, умно, мне было интересно их слушать. Но появился Тимоша и стал дергать маму. Это неприятно, но я молчу. Я ненавижу, когда воспитывают моего ребенка, поэтому не встреваю в воспитание чужого. Но Алла вдруг взорвалась и напала на него, как бы защищая от него маму, даже стала притворно душить. Это испортило вечер. Скоро мы разошлись. Да и сил нет…

Утром я подумал, что если в самый лучший период отношений я так мало люблю ОК, то что будет потом? А к концу дня я понял, что совсем освободился от чувств к ней. Да, она очень приятный, легкий человек, мне с ней хорошо, но больше всего меня в ней привлекал ее сексуальный статус, хотя лично мне от этого никакой пользы. И сейчас я взглянул на нее нейтрально. Притом что я был укурен и выпимши, но от этого произошла лишь внутренняя трезвость. Я не увидел в ней то, что смогу любить долго. Кроме ее хорошего характера.
Ура, это свобода! Да и не лучше ли лежать свободным на достархане, зная, что ни одна женщина не имеет на тебя прав? Ни одна не ревнует, не страдает, ни одну ты не обманываешь. Ты можешь делать все, и, зная это, можешь не делать ничего. Ибо и так все хорошо!
…Только я обрадовался, что освободился от чар, как ночью она по традиции подошла прощаться. Поцелуй в голову – и она говорит, что ей кажется, что она не может быть счастливой, пока я не буду счастливым. При этом она уже прочла мой пост «Бегство от любви». Я посадил ее на колени, но тут в доме появился черный кот. Пришлось заняться изгнанием его на улицу. Потом беседы и обнимания у двери в комнату. Она прижимает мою руку к своей груди. Она словно призывает меня, чтобы я заставил ее сделать то, что она хочет. Но я не заставляю. Конечно, близость женщины возбуждает, но все же я знаю, что не хочу менять формат наших отношений. С этим я, наконец, разобрался. И это радует.


14. Теснота

Сегодня должны приехать Настя (жена П.) с сыном Егором и Кириллом Б. И вместе с ней Катя Сретенская с двумя детьми. Это вызвало у «моих» женщин суетливые мысли об изменении дислокации. Алла хочет переместиться на второй достархан, ОК надумала вообще перебраться к Бубновым, хотя я просил ее не поступать столь жертвенно. Еще она хочет уехать на неделю раньше, но не из-за меня, по ее словам.
Люди приехали вечером – и были размещены в комнате ОК. Они снимают дом в Коктебеле у Арендтов – со всеми удобствами, правда далеко от моря.
Интересно, что Катю Сретенскую, экс-жену Саши Сретенского, знала и Алла и, естественно, ОК, которая живет с ней в одном доме. Притом, что Алла и ОК до встречи у меня не были знакомы, хотя слышали друг о друге от общих знакомых. И каким-то странным образом Катя стала подругой Насти, которая и привезла ее сюда. Это оказалась та самая Катя, которую я видел на д/р Насти перед отъездом в Крым, двоюродная сестра Фокса (о чем я узнал на том же д/р), моего близкого друга молодости – и это наполняет ситуацию какой-то романтической теснотой.
Исхудавший, похожий на тень Кирилл держится особняком, ничего как обычно не ест, пьет мало (Настя практически принудила его завязать) – и одиноко курит, опершись на стену. Воспользовавшись моментом, он стал жаловаться, что очутился в странной ситуации, когда надо бороться с родственниками. Потом Настя объяснила, в чем дело: перед смертью мама Кирилла разделила все свое имущество, включая квартиру, между Кириллом и своим братом, бизнесменом, гражданином Норвегии – с условием, что тот будет заботиться о Кирилле, на тот момент совсем болящем. Первое, что сделал дядя по смерти мамы – врезал замок в «своей» комнате, отошедшей ему по договору, в квартире, где Кирилл прожил всю жизнь. Вместо помощи он стал делать все, чтобы упечь Кирилла в дурку – и завладеть всей квартирой. «Сбросил маску» – как говорит Настя. В общем, мама лишь создала Кириллу проблемы. И единственный, кто помогает Кириллу – это Настя: не дает пить, защищает от дяди. Поэтому дядя ее ненавидит.
И ведь не бедный, у него куча собственности повсюду, рассказывает Настя. И сам не молод. Но не может не урвать, что близко лежит: инстинкт бизнесмена.
Ушли вчетвером на достархан, где Настя попросила бумагу и стала рисовать меня, а потом я ее алаверды. Под травой на достархане я понял, что темное начало в трипе происходит от моего критического «я», всюду ищущего подвох, не дающего основному «я» расслабиться и смотреть на мир просто. Эта подозрительность все отравляет. Без нее под травой все значительно и почти исторично: серьезные люди делают серьезное дело, вроде наших рисунков друг друга.
Говорили о дежавю под травой. Все это словно когда-то уже было, эта крымская ночь, этот достархан и мы на нем. Я объясняю это тем, что под травой наступает чувство безопасности, свойственное воспоминаниям прошлого… (А, может, и правда было, и жизнь – вечное повторение одного и того же, забывание, новое повторение, от рождения к смерти, и еще раз, и еще, всегда, бесконечно, как у Ницше. «День сурка» длинною в жизнь со стертой памятью о прежних днях.)
Кирилл заснул, Алла стала рисовать его спящего. Он был похож на умирающего Гоголя. Говорили о способе уйти от работы, решить все проблемы. Я, как «решивший», сказал, что тут все проблемы и начинаются.
История с Кириллом удивила: я думал, что главная его беда – здоровье (зимой у него был алкогольный инсульт). Но все оказалось сложнее. Вот Настя нашла себе проблему – после беспроблемного П.!
По столу ползала златоглазка, которая залезла на мешочек с травой и что-то клевала, словно птица, напоминая своими длинными крыльями павлина. Биолог-Настя хорошо знает насекомых. Она подавлена отсутствием у Кирилла способности сопротивляться обстоятельствам. Она считает его шизофреником. И она не знает, сколько выдержит, опекая его. Бросит – и он сразу умрет. Это очевидно.
Я советую им жениться. Тогда у нее будет законный повод заняться его имуществом, привлечь адвокатов (с одним она уже советовалась), а у жадного дяди пропадет надежда заграбастать все после смерти Кирилла. И тогда, возможно, он отступится. Настя думала об этом.

Общий обед для всей тусовки моего дома. Егор решил повыпендриваться – и не получил ничего. Говорили о чеченцах, которых не любит Катя, абхазах, которых она тоже не любит. Настя рассказывала о своих поездках в Абхазию, своих абхазских знакомых последних лет. Я вспомнил, как оказался в 82-ом на одну ночь «кавказским пленником» в абхазской деревне под Новым Афоном, – и относительно недавнюю историю, как Машечка Львова купила в Абхазии, под Хипстой, дом («В тропическом лесу купил я дачу…»). И чем это кончилось.
ОК предложила устроить совместный ночной ужин для двух домов. Я решил сделать аджапсандал, пользуясь сперва интернетом, а потом советами Ромы по почте и чату ФБ. Он очень неудачно скатал в Вильнюс, где его грубо домогались, слава богу, – женщина, старая хипповка (потом я узнал – кто), у которой два месяца не было оргазма (о, ужас!). Мол, ну что ему стоит! Он возмущен, как люди относятся к сексу, как пописать сходить! Да и объект выбран откровенно странный: монах, епископ. В конце августа он хочет приехать ко мне. «Обещаю, что ничего подобного здесь с тобой не случится!» – успокоил его.
Алла за день нарисовала несколько хороших картинок, используя в качестве мастерской второй достархан. А я тем временем сбацал не совсем канонический, но вполне съедобный аджапсандал, в приготовлении которого мне помогали три женщины. ОК сделала отличный рис с овощами и помидоры с начинкой. Ели у меня за домом, еле поместившись за двухметровым столом. Чуть-чуть дернули с Аллой и Пузаном. Я немного притомился, но старался держать разговор. Тосты за хозяина, словно я именинник.
Катя рассказала про отношения с Фоксом, «запретным родственником». Теперь он инвалид, ни с кем не видится, в том числе со мной. А когда-то мы были очень близки, обрабатывали делянку андеграунда. До кучи Катя была недолгое время женой Вани Шизофреника, контркультурного исследователя и фотографа.
ОК снимает все подряд, занимается с детьми. Легла в гамак – и вдруг убежала, вызвав недоумение тусовки: что случилось, кто ее обидел? Я позвонил, она рассказала, что просто ей припомнился Слава. Так и моей маме до сих пор припоминается В.И. – и она начинает рыдать.
Разошлись рано. Я лег у себя в комнате, все еще под впечатлением от сильной «книжки», что читали мы с Аллочкой и Пузаном. С трудом заставил себя заглянуть в комп. Но я не ропщу: я рад людям, разговорам, информации. Мне это вместо семейной жизни со всеми ее засадами.


14. Когда задумаешь отправиться к Итаке

Начался этот «великий день» с поездки с Аллой и ОК в супермаркет на Пятом километре за продуктами для завтрашнего дня рождения Аллы. По возвращению было пиво, потом легкий обед: аллочкин борщ с виски, на который пришла и ОК. Она сообщила, что вечером нас ждут в соседнем доме, у Бубновых, где она живет, на ужин и шашлыки.
Я хотел заняться делами – и тут раздался звонок: Андрей Волшебный помощник рвется в гости – с шишкой. Я сказал, что сегодня не надо (только его не хватало!).
– А я уже у калитки! – весело сообщил он.
Еще он хотел красить козырек у Бубновых – в седьмом часу вечера! Алла угостила его борщом, потом он съел пару мороженных – и мы с ним отправились к соседям (я хотел сбыть его с рук долой).
У них Денис и Эпле – жарят дрова на мангале для будущего шашлыка. Волшебный помощник начал работу с «мокрого», используя свою шишку, которую всячески рекламировал. 
Я дунул первый – чтобы побыстрее отделаться и вернуться домой. И сразу понял, что перебор. Душа словно растаяла, осталось плохо управляемая бессмысленная оболочка. Эта оболочка пошла к дому, якобы, встретить группу вернувшихся из Балаклавы гостей, а, на самом деле, просто прилечь. По дороге я столкнулся с Аллой и предупредил ее, чтобы она была осторожна: очень сильно!
Гости – это Настя с Кириллом и сыном Насти Егором, и ее подруга Катя с двумя детьми. Я успел поговорить с Настей об их поездке, узнал, что они были на Инжире, что вода холодная, а виды прекрасные…
После чего я лег на достархан в саду. Включил музыку на компе... Я думал, что подготовился.
И начался настоящий бэд-трип…
Обычно даже в плохом трипе всегда присутствует что-то положительное, светлая струя в темном потоке. Но теперь все было очень мрачно, навязчиво, раздражительно. «Ладно, сейчас начнет отпускать», – ждал я. Но напрасно! Я хотел дойти до бассейна и искупаться для бодрости – но боялся не дойти, а, главное, не вылезти из него, как Моррисон. Я почувствовал легкую панику, как бывает, когда купаешься в штормящем море, и стал думать, что надо кому-то позвонить и попросить прийти. И тут же представил, как все побегут ко мне, как придет Волшебный помощник и начнет спрашивать: «Саня, да ты чо?!» Все это было нелепо…
Я полулежал, полусидел. Не было сил двинуть ни рукой, ни ногой. Ощущения и мысли были страннейшие. Я держался из последних сил и вдруг понял, что могу умереть. «Вот это смерть и есть! Допрыгался, придурок». Я много раз думал, как я буду умирать? Вот так и буду! Почему не сегодня? У каждого однажды бывает этот день, и, возможно, пришел мой… Но как глупо вот так, на пустом месте! И как это просто… Я даже обратился к кому-то: «Может, не надо?» И тут же сам ему ответил: «Ну, как хочешь, надо так надо…»
Все же я малодушно позвонил ОК, и все вышло примерно так, как я предвидел: она сразу примчалась из бубновского дома. По совести, ее и нужно считать главным моим спасителем.
– Что с тобой?!
– Не знаю, кажется, не работает сердце…
Она схватила меня за руки, потом стала щупать ноги. И то и другое оказалось ледяным, хотя я не замечал. Она стала тереть мне уши, принесла валерьянку, корвалол и нашатырь, который совершенно не подействовал, будто я вдыхал запах ландыша. Потом горячий чай с сахаром. Заодно она подняла шухер, так что постепенно пришли все женщины, пять штук! В ход пошел и нитроглицерин, благо у всех женщин были лекарства и все они знали, как ими пользоваться. Яна терла мне ноги, Алла давала советы и терла пальцы рук. Она считала, что это сужение сосудов. А как это определить? Какое давление бывает при сужении сосудов? Женщины стали решать: низкое у меня давление или высокое?
– Надо замерить давление, чтобы не навредить… – решил кто-то.
И женщины стали настаивали, что необходимо вызвать скорую. Я был против, но махнул рукой (фигурально). ОК схватила янин мобильник (на ее не было денег) и побежала с ним на перекресток – узнать у кого-нибудь телефон скорой, а потом встретить ее там. Из кухни принесли бутылки с горячей водой и приложили к ним мои ледяные ноги. Горячий чай в одной руке, бутылка с горячей водой в другой.
Сознание я не терял, хотя иногда уплывал куда-то. Но мне это не особо давали, постоянно теребя и забавляя. Я и сам порой шутил:
– Веселые похороны, был такой роман у Улицкой…
– Перестань! – кричала Аллочка. – Мы не дадим тебе умереть, не мечтай!..
Потом я долго вызванивал убежавшую ОК, чтобы она отменила вызов и возвращалась. Я просто представил, что врач скорой станет спрашивать, что я употреблял, мне придется врать, а я не хочу.
– Я готова врать за тебя! – заявила Яна.
– Он спросит: а кто ты мне? – не теряю я трезвость мысли.
– Да, и что ты скажешь? – спросила язвительная Алла.
– Я скажу: жена! – дерзко выпалила Яна.
Тут Настя воскликнула:
– И я скажу – жена!
И Алла:
– И я жена!
Я хоть умирал, но оценил:
– Пожалейте врача…
К тому же все это происходило под такой хороший блюз на компе.
За ОК пошла Яна, за Яной – появившийся Волшебный помощник. Он вел себя именно так, как я воображал, и все время повторял: «Я же говорил, надо было с табаком!» и «Этому столику больше не наливать!» – а Алла испепеляла его взглядом.
Она прилегла рядом и стала делать массаж сердца.
– У тебя сегодня новый день рождения, – заявила она. – Почти совпавший с моим.
Хотя я еще не был в этом уверен.
Мне показалось, что я прошел по грани, что я уже «туда» заглянул. Я был в очень необычном месте, в каком-то тихом лесу, откуда не хотелось возвращаться. И реальность вдруг потеряла всякую привлекательность.
Люди вокруг моего ложа постоянно менялись: то было пять женщин, то одна. Промелькнул молчаливый Кирилл. Появился Пузан с вопросом: как я? Появилась жена Эпле с ребенком, девочкой, которой показала меня, словно умирающего Некрасова. Все демонстрировали, как меня любят, и как им будет плохо, если я умру.
– Я был бы свиньей, если бы после всех усилий умер бы, – сказал я им.
Именно в эту ночь я ощутил, как я ценен, во всяком случае, некоторым людям. И это очень тронуло меня.
Теперь рядом были лишь Волшебный помощник и Алла. И я натужно веселил их:
– Два укуренных у постели улетевшего.
Вдруг перед достарханом возник Эпле, без штанов, зато в морской фуражке. Алла решила, что он перелез через забор, потому что было непонятно, откуда он взялся? Он хотел знать, что здесь происходит, почему все его бросили и куда-то постоянно убегают? Его это раздражает…
А теперь он не знал, как вернуться, и я попросил Андрея его проводить. Не прошло и получаса, как с соседнего участка раздались жуткие крики, словно у кого-то началась белая горячка. Мы отправили Андрея узнать, что случилось?
– Не хватало еще, чтобы там кто-то помер или свихнулся... – пробормотал я.
Андрей ушел и пропал. Эпле все же удалось привлечь к себе внимание…
Зато я понял, что я все-таки вернулся, что теперь это просто трип – когда голова не работает, а тело потерялось. Тем не менее, я сумел встать и дойти до дабла. Еще полежал, выслушал рецепт аллиного борща, который так меня восхитил... Это она меня развлекает.
– Спасибо, – сказал я.
– Не за что! Я одна из всех не испугалась! – гордо сказала Алла.
– Для тебя это было продолжением трипа, поэтому ты не восприняла происходящее всерьез, – решил я.
– И у тебя был просто трип.
Не будь у меня других трипов, я мог бы согласиться. О некоторых я рассказал ей. Нет, я никогда не испытывал ничего подобного, даже в больнице.
Алла поведала, что было после того, как я покинул дом Бубновых. Она, следуя моему совету, дунула вполсилы – тем не менее, ее зацепило, и она хотела пойти домой. Но ее перехватил Волшебный помощник и никак не отпускал, занимая рассказами, просил даже подержать баночку с краской, пока он красил козырек. Дунув, он действительно полез работать! Гвозди бы делать из этих людей! А потом она увидела ОК с круглыми глазами, которая сообщила всем, что я умираю. Но она не хотела поддаваться общей панике – поэтому веселилась и старалась веселить других.
Все это она говорила, лежа рядом со мной на достархане. Она то терла мне грудь, то массировала кисти рук.
Волшебный помощник вернулся недовольный. Эпле допился до невменяйки, Яна попросила их уйти, и Андрей добровольно вызвался нести его ребенка до дома, где Эпле снимают. Почти у дома Эпле вдруг наехал на него: «Кто это такой, почему он идет с нами?!», и вырвал ребенка – вместо благодарности. Андрюша обижен и на Бубнова, который отказался дать ему «пяточку». Коли они такие – он не будет ничего им красить! – грозит он. И тут же заговорил о лестнице, которую хотел взять у меня завтра, если все-таки продолжит красить.
С нитроглицерином в кармане и компом в руках я ушел к себе. Я даже принял душ. Неуемный Андрей хотел продолжить курить, но я это пресек: на сегодня программа выполнена и перевыполнена. Потом он долго беседовал с Аллой на кухне. Она считает, что он ее клеит. Слава Богу, я могу уйти и ни о чем больше не беспокоиться. Тем не менее, в середине ночи я спустился и выключил свет на крыльце. Я не мог понять, где спит Андрей? Оказывается, он спал на достархане.
Ночь с безумием в двух домах закончилась. А потом я ждал, что придет ОК, проведать меня. Но она не пришла. И сон не шел. Я даже думал: не почитать ли? Но это выглядело бы нелепо для человека, вернувшегося с того света.
Вот очень поверхностный отчет. Все вспомнить я все равно не могу, передать некоторые вещи. Просто еще один пограничный опыт. Может быть, это было то, чего мне не хватало.

В ходе «эксперимента» (по умиранию) я понял три вещи. Первая: умирать – глупо и просто, и всегда неожиданно. Границы почти нет, и ее очень легко перейти.
Второе: как меня любят некоторые люди, и как им будет горько, если я уйду. И хоть я почти умирал, мне было приятно быть предметом внимания, заботы и такого откровенного беспокойства.
Третье: рядом должны быть люди. Именно то, что рядом оказались женщины, которые разбираются в лекарствах и были готовы мне помочь, – меня спасло. Притом что я никогда не слышал о случаях смерти от канабинола: мой был бы первый. А, может, и не был бы, может, я оклимался бы и сам. Но это уже не проверить – и проверять не хочется.
Сперва найденный мной на берегу мертвый парень, потом машина без тормозов на горном серпантине. И, наконец, эта специфическая ночь на достархане. Вроде, ничего особенного, а кто сказал, что смерть – особенна? Смерть – рядовое явление, совершенно неизбежное, и весь вопрос: когда?
Оказывается – в любой момент. Почему не сегодня, почему не в этот раз? Не планировал? Кто ж такое планирует! Подготовиться можно к любому путешествию, но к этому подготовиться трудно. Когда тебя плющит от боли накануне операции – тут все понятно и вообще не до того. Кажется, лучше помереть, чем терпеть!.. Ты сам уже просишь о смерти...
Это как шторм, как кирпич по голове. Другое дело, когда ты умираешь спокойно, с сознанием того, что происходит, видишь, как движешься к границе страны, откуда уже нет возврата.
Это страшно, пока не дошел до нее. Сложно вернуться с этой сакраментальной черты. Даже и не очень хочется, потому что перестаешь воспринимать нормальную жизнь как свой дом.  Все обычно и как всегда, только ты уже не относишься к этому миру. Да и неинтересен он больше, досаден, тяготит воспоминаниями.
Другое дело, что находятся люди, конечно, женщины, которые не хотят отпустить тебя в тот лес, куда ты уже почти зашел. И пока мужчины продолжают веселиться и сходить с ума, они создают изощренную систему обороны жизни, то есть делают то, что никто не сделает лучше них. Все у них есть под рукой, а если нет, то они найдут.
Но ведь их может не случиться – вот в чем проблема! Тут как повезет. Люди живут только за счет друг друга и того, что они придумали, чтобы обмануть совсем не злую и не страшную Даму, обещающую конец всех мучений и глупостей.
Человек не может представить, что это будет с ним. И сам процесс умирания кажется каким-то странным: ах, вот, значит, как?! Всегда было интересно. Так это оно и есть? Во, прикол!.. Но, может, не теперь?
А какая, собственно, разница когда? Однажды это все равно случится. Оттянуть и побыть еще немного в этом спектакле? К тому же с полными карманами грибов из того леса, куда ты ненароком зашел. Это всем грибам грибы!
Увы, полез в карманы, а там ничего нет, несколько сосновых иголок. И никакого сверхзнания, словно ничего не было. А, может, и правда не было? Не так трудно вернуться из смерти – при современных лекарствах. Трудно вернуться не с пустыми руками. Так ли возвращались великие путешественники древности?
«Когда задумаешь отправиться к Итаке, молись, чтоб долгим оказался путь», – как написал когда-то Кавафис.



15. Несколько положений

Я проснулся рано, в ровном тихом настроении и словно все еще под травой. Трое детей уже встали и шумели. Настя успела сварить кашу. Я ушел к бассейну, где сделал легкую зарядку и искупался. Появился Андрей, только что кончивший красить козырек. Его текст не изменился: он сочувствовал мне, ругал за невнимание к его словам и удивлялся эффекту. Заодно рассказал пару похожих историй со своими друзьями, употреблявшими траву и спайсы. Он утомил, но не уходил.
Потом он попросили покурить – и мы втроем с Аллочкой сели на достархан. Курил он один, мне даже страшно было об этом думать! Он рассказал про армию, где он тренировал борцов и получил за это старшину. Он действительно очень крепок и спортивен, что, впрочем, не редкость в Севасте. И жаловался, что после вчерашнего все здесь на него косо смотрят.
– А что же ты хочешь?! – импульсивно воскликнула Алла. – Чуть не убил человека!
И он опять стал оправдываться, что, мол, предупреждал и т.д. Алла объявила, что устала от него и ушла в дом. Я стоически выдержал все – и он, наконец, уехал.
Катя хвалит портрет Зверя на стене – и мой дом, производящий впечатление просторного, несмотря на то, что он невелик. Гости всем довольны и даже не хотят уезжать.
Я зашел к Пузанам с их тарелкой. ОК опять в готовке, теперь для Пузанов. Я высказал ей свою благодарность за заботу. Она призналась, что очень перепугалась за меня. Мне интересно: это действительно было умирание, или это была лишь моя паника, как думает Алла? Но ОК не сомневается, что все было на самом деле. Я предложил сходить вдвоем на море (Алла идти отказалась). С Аллой мы съели чуть-чуть борща, потому что больше уже не было – от огромной кастрюли.
Я ушел описать произошедшее, но тут пришла ОК, разобравшаяся с готовкой и кормлением детей. Тимоша хотел перехватить ее уже на улице: «Мама, мама, ты куда, не уходи!» Но все было бесполезно.
Все утро и день у меня очень странное настроение: мирное и всепрощающее. Благостное, как у Славы в последние месяцы жизни. Я хотел бы сохранить его. Меня ничто не раздражает, а если подобный импульс возникает, я сразу его давлю. Вода и правда ледяная. Зато мы были почти одни на пляже. Коротко искупались и легли рядом. Говорили о вчерашнем. Оказывается, ночью она хотела позвонить мне, узнать про мое состояние, но у нее не было денег на телефоне. А Пузаны запирают дверь, поэтому проведать меня она тоже не могла. Этого я не учел.
Она рассказала про свое страшное видение двери – от которого много лет не могла спать. И теперь у нее проблема с дыханием: она вдруг не может вздохнуть, что-то парализует мышцы. Она призналась, что ей тяжело здесь со мной и хорошо, что, мол, я не хочу подпускать людей слишком близко. Тем не менее, она очень чувствует меня и хочет сделать все, чтобы я был счастлив. Мы обнимаемся, она смотрит в глаза:
– Тебе же не надо слов, – говорит она. – Тут и так все ясно.
Обнимая ее, я сказал:
– Какое забытое ощущение! – совсем как Зверь когда-то в одной тель-авивской квартире. Я словно играл ее роль, и это меня удивило.
Я еще раз искупался, спрыгнув с камня, а ее дважды сбила волна, так что и купаться больше не нужно. Мне хорошо, я ничего не боюсь. И после вчерашнего – страшно благодарен ей. Она говорит, что молилась, чтобы со мной ничего не случилось. И Яна тоже. Даже хотела меня перекрестить, но испугалась разозлить.
Мне хочется сделать ей что-то хорошее. Я глажу ее, мы страстно целуемся, но больше ничего. Мне нравится ее твердость. В прошлом свидании на достархане она говорила, что боится чужой инициативы, поэтому предпочитает проявлять свою.
А меня устраивает теперь любой вариант. И это меня тоже радует. Вновь родившийся, я хочу быть для всех хорошим, поэтому не возражаю против того, что тусовка осталась у меня еще на день. Настя рисует розу, Кирилл то режет деревянную ложку, то перекладывает какие-то сокровища в ксивнике. Курит, пьет чай, иногда беседует с кем-нибудь: он словно какой-то инопланетный житель, пойманный по дороге и приведенный под конвоем. Настя сказала, что после инсульта он перестал плавать, хотя раньше плавал, как тюлень. Теперь боится, что в воде сведет ноги. У них нервные отношения, они постоянно о чем-то тихо спорят.
Вчетвером с Аллой, Настей и ОК выпили пива за домом. Говорили о технических вопросах живописи. Настя сидела с возлюбленной своего мужа и разговаривала, как ни в чем не бывало. Пообещала помочь с готовкой и снова стала рисовать. Рисовала и Алла. А потом несколько часов мы готовили втроем. И это ничуть меня не утомило. Я даже подержал желание именинницы (Аллы) «поиграть в Расту», то есть красиво говорить и мало делать. Настя делала салат, Катя мыла посуду и ходила в магазин, ОК изготовила великолепный торт.
Сели уже в сумерках. Я произнес первый тост и поздравил Аллу с восьмидесятилетием, которое она соизволила отметить в моем доме... Вместе с детьми и соседями все едва помещаются за двухметровым столом. Я пью виски, потом вино. От травы отказываюсь. Катя утверждает, что в жизни существует всего несколько положений, которые мы изучаем к тридцати, и после уже не бывает ничего нового. Я спорю с этим: жизненная парадигма меняется примерно раз в десять лет. Она спросила: ощущаю ли я в себе изменения? Конечно. Какие? И я стал излагать новую концепцию жизни, исходящую из принятия действительности, постижения ее глубины, и что она – единственная здесь мистика. Так или иначе со мной все согласны.
Узнал, что Катя не любит смотреть новые фильмы: она боится расстраивать себя. В искусстве она видит успокаивающий наркотик. Тут начался отдаленный салют, и мы с Аллой, ОК и детьми забрались на крышу. Ничего не видно, но все равно весело и хорошо. ОК легла на пол и стала показывать детям летящую звезду. Появилась Яна:
– Что вы тут делаете?
Посмотрела на звезды, бросила несколько реплик и ушла с детьми. А девушки прижались ко мне с двух сторон, и стали доказывать, как хорошо они ко мне относятся и как им тут нравится! Я сказал, что мне надо удочерить их. Алла сходу согласилась быть дочерью, благо почти не знала отца. ОК пожелала быть сестрой. Даже потребовала, чтобы мы подписали договор кровью!
Вернулись за стол, и ОК скоро ушла на достархан. Через некоторое время я пошел ее проведать. Она практически спала, но проснулась, руки наши сомкнулись, и мы устроили танец ладоней: они прижимались друг другу, переплетались, разбегались, снова соединялись. Без единого поцелуя. Это было лучше всего. Тут и так все ясно, как сказала ОК. Действительно: ну, произнесет она что-то, мне надо будет ответить тем же. Притом что это и правда похоже на правду. То, что было невозможно позавчера, стало возможно сегодня. Друг банально познается в беде. Мне хорошо с ней, надежно, мне приятно, когда она появляется, и как-то скучно, когда исчезает. А исчезать – ее коронный номер. Да и дел у нее по горло.
Я попрощался с ней, сказав, что мне надо вернуться к гостям. Теперь спорили о времени. Слово «работа» было запрещено. ОК ушла сонная вместе с Пузанами, Катя ушла спать, как и Кирилл (который устроился на балконе). Мы остались с Аллой и Настей. Женщины жаловались, что православие калечит людей, заставляя отказаться от самого себя, своего тела, здоровья. У Насти проблемы с позвоночником, и она не знает, что делать. Я ратовал за йогу. Алла говорит о медицине очень авторитетно. Но у меня уже нет сил. Поэтому предложил собрать посуду.
На пороге темной кухни Алла бросила мне упрек, что я не обнял и не поцеловал на ночь свою дочь. И мы обнимались и целовались. Она опять говорит, какой я хороший. Я отшучиваюсь.
Главная моя проблема – мое настроение. И сейчас оно прекрасно. Может быть, это все еще действие травы, и завтра все пройдет, но я буду знать, на что ориентироваться. Надо подавлять в себе всякое раздражение. На целый день я достиг этого. И понял, как это хорошо! Это именно то, что я искал. Плюс новая степень свободы. Чего мне теперь бояться или стесняться? ОК уедет, и я пойму, насколько мне плохо без нее? Это огорчает, но и это я готов встретить нормальным настроением. Все когда-то кончается, довольно и того, что было.

Гости уехали, поблагодарив за прием. Они нарушили мою жизнь с ОК, но не раздражали. Принимать гостей – долг крымского жителя, не очень обременительная плата за все. Они уехали в тот момент, когда я ездил с ОК за ее новыми билетами на поезд, а потом в супермаркет на Пятый. На стоянке перед супером она взяла меня за руку – и мы так и шли, словно пара. Все у меня «словно» и очень редко на самом деле.
А потом втроем с Аллой пили пиво на достархане и говорили о взаимоотношениях мужчины и женщины, начав со слов Кати, что одинокий человек достраивает в себе недостающие его полу качества. Это так, но насколько это хорошо? Могли бы женщины позавчера проявить себя так удачно, если бы оказались меньше женщинами, а больше мужчинами? Скорее всего, утром они нашли бы мой труп и очень удивились бы. Алла рассказывала про своих мужчин, свои романы, то и дело вспоминая, что мы теперь родственники. А ОК говорила, что Крым дает свободу, что ей очень понравилось на голом пляже – быть такой же голой, как все, ничего не боясь, ничего не стыдясь. Алла ее поддержала: она вообще не любит купальники, особенно верхнюю часть.
Хороший крымский разговор: приятно отдыхать с умными пожившими женщинами. Мне не хочется, как прежде, рваться что-то делать. Я знаю, что у меня еще будет целый год одиночества и надо пользоваться случаем. И я пользуюсь.
Темы ОК кружатся вокруг «нас», например, об обязательной законченности интриги в художественном произведении. Которой может не быть в жизни. (Хотя наличествуют все необходимые предпосылки, соблюдены, кажется, все «положения»…) «Вроде как теперь», – сказала ОК. Да, с этим промашка.
Но я готов на любой вариант, войдет она в мою жизнь глубже или не войдет. К тому же я еще думаю о Звере, а это не совсем честно по отношению к ней. Как она думает о П. Скорее всего, мне будет очень не хватать ее, когда она уедет. Но все имеет конец – и тем поднимает себе цену.
За ночным обедом на улице Алла вдруг стала «сватать» мне ОК: и какая она хорошая, и как я сам на нее «влюблено» смотрю, и что лучшего момента завязать отношения не будет, надо пользоваться. Откажет – значит, откажет, а, может, нет, ты хотя бы попробуешь, будет «чистая совесть»…
Пришлось объяснить, что, во-первых, у ОК есть договоренность с другим человеком. И я не хочу встревать. Во-вторых, признавая все достоинства ОК, я, видимо, по-настоящему не влюблен в нее, потому что не теряю голову. А, не теряя головы, выбрать парные отношения мне сложно. Я не сумасшедший! (Смех.) В-третьих, есть Зверь, к которому я все еще испытываю чувства. Она засомневалась в разумности таких чувств, без всякой перспективы, из-за которых я лишаю себя возможности завести теперь новые отношения. Про безнадежность этих чувств я ей сам и сказал. И полностью согласился с ее выводом.
Она заговорила про себя и свои любовные истории. Про то, как влюбилась в меня несколько лет назад. Я для нее, мол, то и это, хотя она понимает, что мне неудобно слушать эти похвалы. К тому же ее главная проблема – ее теперешний возлюбленный, который мучает ее, и которого она теперь хочет бросить. Оказывается, она поехала ко мне – тоже спасаясь от любви и сложных отношений. Не отрицает она и возможность любить двоих, – важная тема для многих знакомых женщин.
Она придумала концепцию «пробного брака», сроком на полгода. Мне эта идея показалась интересной, хотя со своими минусами: а если после полугодового испытания один из участников откажется уходить? Она рассказал про просьбу ее первого мужа, отца ее ребенка, дать ему взаймы денег для покупки земли на Волге. Было время, она могла его убить, как она призналась. Теперь она в раздумьях: дать и сколько? Я отговариваю: это явная авантюра. Вдруг появилась ОК, уложившая спать Тимошу. Выслушала краткую версию последнего рассказа и тоже стала отговаривать ее. Они со Славой просто подарили 33 сотки вместе с разваливающимся домом под Ярославлем. В землю надо вкладывать и вкладывать, он (бывший муж) никогда не вернет…
Я предложил посмотреть обещанного «Волшебного стрелка», запланированного на этот вечер. Женщины отправились в дом даже с какой-то неохотой. Мне удалось запустить видеомагнитофон, и я стал делать так же запланированное махито. Фильм не особо их поразил: Алла сравнила с «Фаворитами луны», а ОК в какой-то момент вообще заснула на диване.
Начавшиеся разговоры завершились на кухне под чай. Алла решила узнать, как мы обходимся без секса? Потому что для нее это проблема. ОК сказала, что легко, секс никогда не был для нее особо привлекательным. Ей, скорее, важны чувства, ему предшествующие. Я сказал, что когда его долго нет, потребность в нем в значительной степени атрофируется.
– Секс и совок были с юности двумя моими главными врагами! – режу я.
– И ты обоих победил! – засмеялась Алла.
А она не может долго без него, она плохо себя чувствует, становится нервной.
ОК хоть и «проснулась», но решила, что ей надо идти к Тимоше, который уже наверняка несколько раз просыпался и звал ее. Алла ее удерживает, а я поддерживаю уход. Я понимаю, что Алла хотела бы что-то спровоцировать напоследок, но я этого не хочу. ОК поцеловала меня в голову, как обычно, я проводил ее до двери.
Слава Богу, все кончилось без приключений! Конечно, имея ключ от пузанского дома, она могла бы заглянуть ночью, что-то выяснить между нами, но я был уверен, что она это не сделает. Она действительно изменилась.
И быстро заснул.

С утра я первым делом поздравил себя, что нам это удалось! В почте нашел письмо от нее, отправленное в шесть утра. Мол, я все понимаю и без слов, и она тоже, лишь не может ответить себе: было ли ее присутствие в моем доме болью для меня?
«Прогресс не остановить: люди, встречающиеся каждый день и живущие в соседних домах – общаются по эл. почте!» Я рад, что она была здесь, возможно, поэтому я еще жив. Конечно, соблазн был велик, но мы мужественно преодолели его. Все было хорошо!
ОК пришла с отличной картинкой, нарисованной ночью, подарком мне: гуашевым пейзажем. Она собирается, я стираю – и вдруг нагрянул Андрей-сварщик с приятелем Максом и его собакой – и с двумя дынями. Повод – докрасить навес. Я сразу отправил их к Бубновым. А Бубновы отправились на тихий час, оставив ОК следить за Андреем. Очень вовремя!
Андрей все понял и ушел быстро и тактично, как только кончил красить, оставив одну дыню. И тут пришла ОК. Она рассказала, что они с Аллой долго говорили у Пузанов обо мне и их любви ко мне.
– Боже! Не пугай меня!
Я ей очень близок, но она обещала П., что будет ждать его. Он очень волнуется. А ее волнует, не рассоримся ли мы с ним, если она будет с П.? Нет, конечно!
Она хвалит Аллочку и удивляется, что я не завел с ней романа. Такая замечательная женщина, так ко мне хорошо относится…
– Вы словно сватаете мне друг друга!
Она призналась, как ее тряхануло мое последнее стихотворение. Она решила, что оно относится к ней – «самоуверенно», как она добавила. И это перед самым ее отъездом сюда. Я предполагал, что она может так его истолковать. И еще я узнал, что она уезжает раньше срока все же из-за меня (а не из-за родителей, как она все время говорила), что ее мучит то, что происходит между нами, – будто она не думала, что так и будет! Оказывается, она каждый раз переживала, входя ко мне прощаться на ночь, потому что помнила, как заходила в тот приезд. Она вообще много помнит.
– Если бы ты не захлопнул тогда предо мной дверь, – сказала она, – то сейчас, может быть, все было бы по-другому.
Я не хочу развивать эту тему. Алла, кстати, рассказала ей о Звере, так что ОК должна по-новому понять мою позицию. Типа: наши позиции похожи.
Нет, они не похожи: в Москве ее ждет любящий и любимый человек. И при этом у нее разрывается сердце от расставания со мной. Она назвала меня «ежиком»: мол, я много испытал в жизни и оброс колючками – и никого не пускаю к себе… Оказывается, она тоже едва не померла незадолго до Крыма из-за сердца, несколько раз ее увозила скорая. Поэтому у нее столько лекарств, которые все она оставила мне. Она очень волнуется за меня и хочет, чтобы я был счастлив.
Мы сидели с ОК, сцепив руки. К нам пришла Аллочка, но мы демонстративно не расцепились. Алла заявила, что я должен написать роман о произошедших событиях. Я возразил, что на роман они не потянут, на рассказик. Да и то с интригой, которая ничем не разрешилась.
Потом был обед на двоих, изготовленный Аллой. И я повез их на вокзал. Теплое прощание на перроне. ОК едет в 1-ом вагоне, Алла – в 4-ом. Так получилось.
Я грустно ехал домой, готовясь к новому одиночеству. Мой путь ж;сток, и теперь я увидел до кучи, как все может глупо и скоро кончиться. Но я не хочу возвращаться в тоску. Этим летом было много прекрасного: меня столько хвалили за это лето, обо мне так заботились!
Весь вечер ОК засыпала меня эсемесками из поезда. То ли утешала, то ли чему-то учила. Например, что мне не надо закрываться, не надо ее бояться. И что она больше не будет играть роль… (Что за роль?) И сама себе удивлялась, своему ко мне вниманию. Она едет к прекрасному П., которого любит, который ее ждет. Который, как я понял, уже на все готов. А она опять желает, чтобы я был счастлив. Большими буквами. Какой человек! Я для нее словно объект материнской заботы. Или сестринской. И тут инцест недопустим.
А потом пришло письмо от Зверя, быстрый ответ на мою писульку о несостоявшейся смерти. В той части, что касалась меня, она написала примерно то, что я и ждал: что я сам, а не встречный бандит, свой главный враг: то тормоза, то трава… Притом что оба случая были абсолютно ординарны: обычная поездка в горы, обычный перекур с друзьями. Тут не было ни капли риска.
Кроме упрека в легкомыслии, написала про жалобы на засилье работы и разборки с художниками из ее галереи. Прислала мне фото ее рабочего места в саду. Уютное место.
И, однако, я не испытал от ее письма ровно ничего. Похоже, я перестал любить и ее, то есть впускать в свою жизнь, тратить на нее свою душу. Все это бессмысленно: у нас все равно ничего не выйдет.
И, похоже, что лишь Лесбия была единственной женщиной, с которой я был готов жить всерьез. Но тут тоже все кончилось, и нет никаких путей назад.
Рядом со мной ОК была соблазном, вдали от меня – все совсем иначе. При этом обретенная после трипа гармония исчезла. Я опять привыкаю к одиночеству, и это нелегко. А порой мне кажется, что я и не хочу никого рядом с собой. Не знаю, как надо полюбить человека, чтобы я снял барьер! Я боюсь, что другой человек, как электричка, будет везти меня туда, куда я не хочу.
И все же: что случилось бы, если бы вечером 27-го июля я был бы один? Вот о чем теперь надо думать. Воздерживаться от травы и прочих драгов? Если бы дело было только в них. Голый прагматизм советует иметь рядом с собой того, кто сможет помочь в час «Х».
Было бы у меня больше друзей и были бы они все под боком, как в субботу. Мне просто повезло. Я бы, может, и смирился, понимая всю опасность одиночества. Это одно из важнейших открытий последних дней. «Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его».
И какой вывод? Что должен появиться человек, которого я, наконец, полюблю?


16. Пограничник

Одиночество и долгое воздержание не заставили меня кидаться на любую женщину, попавшую в круг моей жизни. Я признаю, что меня можно соблазнить, если действовать умно, и если объект соблазна приятен мне. Требовалось лишь небольшое встречное движение. Но его-то и нет. Моя проблема сейчас: не отсутствие женщины, а однообразие опыта. Хотя первой можно было бы исправить второе. Однако с этим ничего не выходит: я не могу по-настоящему увлечься. И мои чувства и мысли мечет: то я никого не люблю, то вдруг, как правило днем, в разгар радиации, начинаю сомневаться, что это так.
И все-таки лучше честное одиночество, чем неудовлетворенность или ощущение, что кого-то обманываешь.
А ОК продолжает слать мне надрывные смс, где жалуется на печаль и призывает признать, что она мне не подходит. И я с охотой это признаю. Поэтому написал ей на почту большое письмо, чтобы выяснить все и закончить. Она много для меня сделала и готова делать еще. И при этом не может выбрать, кто же ей дороже? Это неправильно. Но если бы она выбрала меня – что бы я тогда делал? Но я уверен, что она (окончательно) выберет П. – и все утрясется.

Обмен большими письмами с ОК. У нее плохое настроение, она не знает, что ей делать? Не знает, нужны ли мне ее письма? Я ответил небольшим письмом, посетовал на утрату обретенной было гармонии. Рассказал про желание поехать в Судак к Бруни-Бальмонту, отличному старику и моему шапочному знакомому: я вдруг нашел пост про него в ЖЖ одной судакской дамы, Светы, талантливого фотографа, любительницы Чик Кореи, которая водит экскурсии по Крыму.
После чего пришло большое письмо ОК. П. все-таки договорился с вернувшейся из Крыма Настей о разводе. А это было именно то, чего она от него добивалась. Впрочем, она уже не рада и «боится ошибиться и сделать неверный ход. Слишком уж высока ставка». Я ответил большим письмом, где поздравил ее с тем, что она поступила как грамотный тактик, и что любая женщина поставила бы ей «5»! Ей надо отдать должное: она почти сразу предупредила меня об отношениях с П. и их договоренности, мы даже обсудили именно это: как ситуация катализирует его решительность. Правда, мне неприятно оказываться средством. Но ведь и она тут переиграла, как гладиатор у А.К. Толстого. И теперь мучится. Поэтому я поддерживаю ее желание связать жизнь с П. Он такой мой друг, что я не способен испытывать к нему ревность. ОК с честью выдержала испытание Крымом, она заслужила счастья… Они будут очень удачной парой, в силу всех их достоинств. Они давно стремились друг к другу – и вот больше нет никаких препятствий! Я даже пригласил их в Крым в «свадебное путешествие». А если им это не подходит, то посоветовал Италию… Ну, и т.д.
В ответном письме она сказала, что рыдала (по-девичьи) от моего великодушия. Она любит нас обоих, и я мог оказаться на месте П. Но она сделала выбор перед поездкой в Крым, «и если бы я начала свою новую жизнь с измены – это был бы крах всей моей жизни».
Это совершенно правильно: поездка в Крым была, с одной стороны, испытанием для нее (и П.), с другой, – спусковым механизмом их романа. А то, что она пишет обо мне: я не настолько великодушен, я «отпускаю» ее с легким сердцем, хотя, может быть, еще пожалею об этом. Перспектива потерять ее не пробудила во мне желание кинуться в бой, сражаться за нее, в отличие от П. Я не думаю о ней в качестве жены, хотя она, вероятно, лучшая жена из возможных.
А пока я варю, режу и крашу новую калитку. Начал делать на ней картинку в стиле Пита Мондриана. Кончил в сумерках, обедал под «Убрать Картера» (71 г.) – и почувствовал себя плохо. Словно за эти дни я израсходовал все силы, и меня свалил слабый ветерок, гулявший по улице. Пружина зазвенела и лопнула.
Потом была ужасная ночь. Самодиагноз: воспаление легких. Забил его ампиоксом. Болеть в одиночестве противно, даже когда болезнь несерьезная. Но человек должен уметь делать в одиночестве все, в том числе болеть. Лишь когда он хорошо умеет быть один, он потом может еще лучше быть с кем-то. Это моя поздняя школа.

Даже мусорные кучи здесь из розовых лепестков.
И ОК не оставляет меня вниманием: попросила Яну связаться со мной, и та позвонила и обещала любую помощь. Не будь П., я бы занервничал, думая, что она хочет приучить меня к себе. И однажды я приучился бы. Но сейчас я надеюсь, что она делает это из гуманности: одинокий больной мужчина в пустом доме. Но не могу представить никого, кроме мамы, кто так бы обо мне заботился!
О моей болезни ОК узнала из нашей переписки: я упомянул вскользь, слегка сбросить пар – не маме же об этом рассказывать! Ночь была тяжелая, но днем гораздо лучше. Я читал Эренбурга на достархане, второй том «Люди, годы, жизнь» – и очень увлекся. В перебив читал «Зависть» Олеши.
Все же наша литература 20-х гг. имеет какие-то общие типологические черты: Олеша, Эренбург, Пильняк, Платонов, Бабель, Мариенгоф и т.д. Это очень юная, вольная литература, не знающая никаких правил, в силу своей юности – не глубокая, но яркая. По-женски эмоциональная и непсихологичная. Стиль вместо содержания.
Все-таки дошел до ларька, где купил сока и водки. А поздним вечером сделал что-то типа овощной икры или рагу: морковь, лук, баклажаны, кабачки, помидоры, перец, зелень, оставшиеся от гостей и готовые испортиться. Готовил на двух сковородках, где силы взял?! И гречку в микроволновке, ибо все конфорки заняты. И выпил всего две стопки – под очень стильный английский фильм «Замочить старушку»: черная комедия, что у англичан выходит лучше всего. ЖЖ, ФБ – и снова Эренбург. Лихо человек жил! Непонятно, как уцелел?.. Есть люди, которым словно не хватает глубины – и они ищут событий. Они горят их светом, они наполняют ими свою биографию. Может, такой взгляд – лишь мое оправдание.

Когда человек один – он должен в одиночку следить за всем миром, его внимание усиливается – и беспокойство тоже. Когда вокруг люди – с ними легко, тяжело и нет надобности работать пограничником земли. Но вот все ушли – и он опять на страже. От чего?
Никакое место не бывает само по себе «хорошо и безопасно», его таким делает работа «пограничника». Если он хорошо выполняет свою работу.

«Очень хотелось бы как-то взбодрить тебя. Ты действительно стал мне близким человеком этим летом... пиши, когда силы будут».
«…Спасибо за теплые слова!.. Яна принесла мед, лекарства есть – все будет нормально».
Она даже на таком расстояние умудрялась организовать процесс моего выздоровления. Вот, что интернет животворящий делает!
Я все равно не готов на роман с ОК, и ее выбор меня устраивает. А история со Зверем… Она – вроде как дружественный феодал со своим войском, который мог бы помочь в сражении… но не помогает. Помогает ОК. Я не проигрываю, возможно, из-за нее, но и победить я не могу, ее усилий для этого не хватает. И скоро они будут отданы другому. Лишь с помощью сильного отряда Зверя я мог бы одолеть своих неприятелей, пусть даже временно. Но об ее участии в войне нет и речи.

Я понимаю, почему люди ищут Бога, хватаются за него: то и дело я чувствую пустоту за спиной, что я ни на чем не стою. Впервые такое чувство возникло во времена ВV – и предопределило финал. Сильнейший его рецидив был осенью 10-го перед последней операцией. Тогда я все-таки его вынес. Но два года назад, здесь же в Крыму, в эти же дни, приступ «пустоты» накатил опять. И вызвал глубокий трехдневный «делирий», когда я боялся смотреть на веревку.
Это состояние пограничника, у которого нет опор, усиливается в болезни. Внутри каждое существо трепещет, трепещу и я. Хотя объективно это глупо, ибо все у меня хорошо. Особенно на фоне того апокалипсического ужаса, который описывает Эренбург.
…Бывает, человек оглядывается назад, чтобы понять, на чем, собственно, держится его жизнь, на каких китах стоит остров его «я», на что опираются колонны его внутренней Мессины (сказка «Кола-рыба»)? И вдруг он не находит ничего, все кажется равно зыбким, все интересное еще вчера – неинтересным, ребяческим, ненастоящим. Колонны ни на чем не стоят, да и сами дали трещину.
Жизнь держится на инерции самой жизни: все остальные «опоры» можно опровергнуть. Но иногда исчезает и сама инерция. И замедлившаяся жизнь вдруг видит, что все время мчалась мимо бесконечной пустоты!
В этот миг, думаю, человек и вспоминает о Боге, он хочет схватиться за эту великую иллюзию как за последнюю опору. А, может, не иллюзию? Что нам известно об устройстве мира? Ведь, по сути, наука производит всю ту же редукцию, что и ищущий психологических опор человек: отчего пошел мир, на чем он держится? И последовательно осуществляя эту редукцию – наука упирается в ничто. Она все равно упирается в мистику начала мира, пусть она (мистика) не имеет ничего общего с рациональной сказкой Библии или любым другим мифом о происхождении мира (в «Тимее» утверждается, что мир создан из треугольников – это уже интереснее!).
Но все-таки Бог, к которому хочет обращаться человек, гносеологически происходит из Библии или из других рациональных мифов. Это не очень надежный адресат. Мистико-психоделические откровения тоже не сильно проясняют картину. Какая радость тебе знать, что ты лишь плоская проекция подлинного себя, ничтожный фрактал великой космической мистерии? «Тат твам аси», Атман равен Брахману? Ну и ладно: по сути, это лишь красивая декларация. Попробуй починить с помощью нее унитаз… 
Так что же дает тебе надежность? Наверное, ничего, только гордость. Нет, она не дает надежность, она мешает сдаться, сложить оружие. Если Кришне стоило что-то проповедовать Арджуне, – то именно это.


17. Вполне счастливый человек

Пятидневная болезнь, наконец, кончилась. Она была мучительна и занудна. Даже запутанна, потому что я не понимал до конца, что это? Состояние менялось каждый день, постоянной была только ужасная слабость. И даже просто лежать не получалось: болела спина. В один день я не выдержал и выпил ношпу с анальгином – и, вроде, помогло.
Но сегодня, наконец, отпустило – и я даже сходил на море, на котором не был десять дней! Спокойная теплая вода, тихие разговоры соседей. Яды все еще ходят по мне, состояние странное, но это гораздо лучше, чем было!
Зато с моим «Мондрианом» на калитке небольшой технологический облом. Без этого было бы супер!
ОК пишет письма: она опять в терзаниях, чувствует, что делает ужасную ошибку. Какую – не говорит.
Было два письма от Зверя, как всегда небольших. Она по-прежнему в заботах о галерее и собственных работах. Плюс Дашка и собака экс-тещи, уехавшей на месяц в Прибалтику. Дала свой новый адрес, куда слать «Матильду», когда я ее, наконец, кончу и распечатаю. Ответил, что ее письма для меня – как резервный полк, когда все войска уже в бою, и мидяне вот-вот прорвутся. Не уверен, что она оценила.
Зато ударная жара: 33. И ко мне едет шурупова дочь Настя – с четырьмя подружками! Для подружек нашел вписку на моей улице, в доме Инны. Инна недавно вернулась с мужем из Индии, занимается «расстановками по Хеллингеру», милая, довольно молодая женщина.

Появился и застрял Волшебный помощник. Сперва он «читал» свои «книги», все прочел, стал «читать» мои. Остался на ночь и почти всю ночь гнал про армию, дзюдо, свои драки и пр. Спал на достархане.
А с утра он не мог сделать несколько простых упражнений, когда я стал советовать ему, как решить проблему со спиной. По его делам съездили с ним на Стрелецкий рынок, а он помог мне соорудить забор из шифера: кусок за куском, за домом, со стороны «соседа-минус». Некрасиво, но пока сойдет. Покормил его, «накурил», приютил на ночь, повозил – тем не менее, он взял с меня 100 гривен.
Вечером пошел к Бубновым на д/р Гриши. Гриши нет, он в тюрьме, зато есть Денис. Они с Пузаном пьют водку и дуют продукт. Отчего речь Дениса стала непонятной, я то и дело переспрашиваю, что он хочет сказать? Его заклинило на теме игры его дочки Кати на фоно. У него отвратительное настроение, он жалуется на жизнь, условия, говорит о самоубийстве. При этом кидает бомбы, типа: важно, с кем ты: с Богом или с Дьяволом!.. Я сказал, что это напоминает игру в крестики-нолики, с помощью которой православные хотят решить важнейшие вопросы. И сколько они пьют – это ужас! Они совершенно не жалеют себя! Яна говорила о психологической глубине женщины. Во всяком случае, здравого смысла в них больше.
В почте большое письмо от ОК. Каждый день два-три письма. Легко понять, что женщина чувствует к мужчине, по количеству ее писем к нему. Поэтому у меня нет иллюзий насчет Зверя. К тому же она открытым текстом пишет в ЖЖ про свою любовь к «лендлорду», чей голый живот наблюдает в окне напротив. Одиночество тяготит ее, но она мужественно терпит.
В отличие от ОК, которая вся в растрепанных чувствах. Дело не только во мне, но и в Егоре, сыне П., отношении к нему П., который без него не может. Оказывается, ОК предложила П. переехать к ней, что он и сделал. И при этом она переживает, что не дала мне счастья, не помогла бороться с пустотой. И тем вызывает ревность П.
Она хочет все себе испортить?!
Выступаю в странной роли защитника их с П. отношений. Она может серьезно повредить себе, если будет обращать внимание на все телеги, связанные с Егором, или тратить эмоции на меня. Разрыв с ребенком – это тяжело, сам знаю. К сожалению, по-другому невозможно. И никто не умирает.
А для себя у меня никаких советов нет. Я хочу сражаться один, пользуясь своими отличными условиями. Это не подвиг, это неизбежность. Во всяком случае, я чувствую, что должен делать так, а не иначе.

Я не поспеваю за жизнью, а она такая милая! Я буду вспоминать эти жаркие дни, когда даже ночью 24. Вчера был на пляже, ровное теплое море – и вдруг наступили секунды покоя. Но вообще все эти дни с отъезда людей – я в плохом настроении. Не помогают ни погода, ни работа над «Матильдой», ни ночные фильмы.
Два дня доделывал «Мондриана» на калитке. А сегодня приехали девочки: шурупова Настя и четыре ее подруги. Одна, черненькая, мне понравилась. Отвел их к Инне: она и ее муж Андрей уже начали нервничать. Оказывается, Настя остается жить с ними, а не у меня. Я и сам удивился бы, если бы она сделала иначе.
Ночью смотрел с крыши метеоры: насчитал за пять минут шесть штук. В ЖЖ и ФБ сообщают, что Земля проходит через метеорный пояс. Даже загадал желание. Купался ночью в бассейне для бодрости.

Сегодня д/р Кота, традиционно тяжелый для меня день. П. уже поздравил в ФБ, я был второй. В два ночи пошел купаться на море. На берегу никого, и палаток тоже нет. Лишь слабо горят три фонаря на лестнице. Очень тихо. Теплая спокойная вода. И она светится! Видел над морем еще один метеор. А потом сидел на берегу на камнях и слушал море. Глотнул конька. Настроение не поднялось. И путь наверх был тяжел – от ночной жары. Болезнь убила все силы.
А ведь цель этого лета была высокая и амбициозная: не ронять настроения, не проклинать, научиться жить! И сперва казалось, что у меня есть шансы на успех.
Зато Рома в чате сообщил, что едет через десять дней. Ну, хоть это…
И еще письма от ОК.
«Сейчас буду рисовать, пока дневной свет есть, потом попробую написать. Мне нравится с тобой говорить, ты каким-то образом рождаешь во мне потребность в этом. Когда я плакала в поезде, пришла Аллочка и стала мне говорить – О чем ты печалишься? У Саши все прекрасно… Он свободный человек, имеющий возможность жить все лето на берегу моря, заниматься творчеством и поиском истины. А свое одиночество он выбирает сам. И стала рассказывать мне про каких-то друзей, у которых действительно жизнь ужасно тяжела... Это не со всеми работает, но иногда увидев чужие беды, можно осознать, что ТЫ на самом деле вполне счастливый человек...
Не грусти пожалуйста.. но пиши, как есть…
Обнимаю тебя, как своего чудесного и все понимающего брата.
Твоя сестра О.К.»

«Я не знал, что ты плакала в поезде: почему? А Аллочка совершенно права: мое положение не просто хорошо, а завидно. Другое дело, что я преступно плохо пользуюсь всеми возможностями, которое оно предоставляет. И я совсем не укладываюсь в сроки, отпущенные на открытие истины. Скоро начнутся штрафные санкции.
Приступ пустоты наступает в момент краха мировосприятия, выстроенного на одном допущении, вокруг одного пункта. Ключ ломается в замке, и ты оказываешься на улице. Снова метафоры…
…Стоит страшная жара, вчера 33, сегодня 30. Созрел виноград. Это я пишу, как есть.
Ты сама не грусти! Прекрасно, что ты рисуешь, рисующий – наполовину спасен.
Обнимаю, С.»

Пройдет еще несколько дней – и приедет Рома, снова приедет Аллочка, да не одна, а с другом Мафи, но, главное, в доме поселится будущая Пеппи. И так закольцует сюжет…

––––––––––––––––

P.S. «Повесть» посвящается друзьям, и я надеюсь, что они простят меня, если что не так…

2013-2017