Со стороны заброшенного парка доносился заводной мотивчик. Возле входа, точно банда приехала на "сходку," стояли черные, дорогие внедорожники. Горожане сворачивали шеи, выискивая причины для сбора «элиты» в убогом, заплеванном месте.
Богема из числа городской административной собралась на показательный субботник. Свеженькие оранжевые жилеты импозантно прохаживались по дорожкам. Возглавлять кроме себя самих было некого. За несколько часов до демонстрации функционального энтузиазма в парке тщательно потрудились дворники.
Рабочую прыть накрахмаленных воротничков подстегнуло появление телекамер. «Сливки» вскипели, шустро подменив гадливое выражение лиц на деловито-воодушевленное, разбежавшись по кустам в поисках мусорного привета от пролетариата.
Объективы, отсняв положенные минуты, отбыли выдавать в эфир диковинную акцию. Государственный аппарат разогнулся с окончательной прямотой.
«Оранжевые» функционеры сместились к памятнику Пушкина. Там, возбуждено толкаясь, стали выстраиваться для фотоснимка себя в экзотическом виде, спецодежде российского дворника.
Запоздавшая старушка-дворничиха, в истрепанном, выцветшем жилете не обращая ни на кого внимания брела по обочине, скрупулезно собирая мусор. Добравшись до чьих-то элегантных туфель, бабуля подслеповато щурясь, попросила:
- Милок, сойди с бумажки.
Чиновник отступил. Недовольно хмыкнув, подал поставленный во власти голос:
- Старая, куда прешь? Не видишь, мы фотографируемся!?
Старушка оробела. Попятилась:
- Ничего… Я так…
Отошла. Затаилась, пережидая за кустом.
Номенклатурный элемент парадно отснявшись, потянулся к выходу, оживленно обсуждая ресторанное меню дальнейшей программы субботника.
Бабуля, дождавшись пока последний чиновник скроется из виду, озираясь схватила истоптанный клочок, поспешно сунув его в мусорный пакет.
И удалилась. Домой. Доедать свою пшеничную кашицу, вздыхая об изношенных ботинках. Новых ей уже не купить...