Я часто вспоминаю своего деда.
Мой дед был алкоголиком. Но не запойным. Да и как ему было не выпивать-то. Работал дед слесарем в домоуправлении, краны ремонтировал, трубы заменял, унитазы, раковины ставил. А в те годы принято было слесарей-то водочкой угощать. Такая уж традиция была.
Но дед мой не ограничивался одними угощениями, готов он был «пропустить» рюмочку, другую с кем угодно, и даже с самим собой.
Но будучи алкоголиком, дед был интеллектуалом. Вы скажете, мол, это уж и парадокс какой-то, такого и быть не может. Но таких алкоголиков-интеллектуалов в советские годы было не мало.
Мой дед, и подобные ему алкоголики-интеллектуалы были «продуктом» принудительного приобщения советских людей к культурным ценностям. Уже в школе учителя внушали детям: не будете читать книги, познавать культуру, искусство, вырастете оболтусами, недостойными быть гражданами коммунистического общества.
И, казалось бы, такое поголовное принуждение к культуре не должно было привести к положительным результатам. Но результаты были удивительные. Мало кто хотел вырасти оболтусом, а попасть в коммунистическое будущее все хотели.
И советские люди приобщались к культуре, читали русских и зарубежных классиков, современных писателей, слушали «серьёзную» музыку, посещали театры, музеи. Боялись советские люди прослыть оболтусами.
Простые советские люди знали наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Евтушенко, Вознесенского. Наша страна была самой читающей страной в мире.
Непременным атрибутом в каждой советской семье был книжный шкаф. И у моего деда был шкаф с книгами.
Бывало, придешь к деду, а он пьяненький, лежит на диване и с книжкой в руках. Спросишь, мол, что читаешь-то, дед, а он тут же и предлагает послушать что-либо из уже прочитанного. Ну а мне и неинтересно, я уж другого поколения был, к чтению-то не приученный.
Сейчас-то уж мало кто и читает художественную-то литературу, разве только пожилые люди. А молодежь, если и читает, то предпочитает любовные романы, фантастику, детективы. А уж об алкоголиках и говорить нечего. Другие сейчас алкоголики-то.
Советские алкоголики как-то умели совмещать свою пагубную привычку с культурными интересами. А современные пьяницы, когда пьют, так им уж и не до чтения, не до культуры. Таких алкоголиков-интеллектуалов, каким был мой дед, почти уж и не осталось. Но встретить их ещё возможно.
Как-то зашёл я в библиотеку, не как читатель, а так, по какой-то своей надобности. И удивился: ни одного читателя, только две библиотекарши, одна чай пьет вприкуску, другая носок вяжет. Поинтересовался: мол, почему читателей-то в библиотеке нет. А тетеньки и пояснили: давно уж исчезли читатели-то из библиотек, и хорошо, что хоть пенсионеры заходят, а не будь пенсионеров-то, так впору и библиотеки закрывать.
Но вот вижу я, читатель в библиотеку входит. Старичок, тщедушный такой, сгорбленный, еле ноги передвигает. Библиотекарши обрадовались, бросились к старичку, помогают ему книги из пакета выложить. А книги-то все толстенные. Да неужели, подумал я, старичок-то прочитал всё это, да и как он пакет-то такой тяжеленный донёс. И ещё больше я удивился, когда увидел в пакете у старичка две бутылки водки. Ай да старичок, подумал я, один в один с моим дедом, алкоголиком-интеллектуалом!
И ещё была у моего деда страсть: любил он классическую музыку, всяческих там бетховенов, бахов, моцартов. В те годы классическая музыка часто звучала и по телевизору, и по радио. Советские люди посещали концертные залы, слушали классическую музыку в исполнении музыкантов — мастеров мирового уровня. Сейчас-то такую музыку вряд ли где и услышишь. Сейчас концертные залы и даже оперные театры заполонили популярные эстрадные певцы, так называемые «звёзды» шоу-бизнеса.
Возможно, есть и сейчас у нас талантливые музыканты, исполнители классического репертуара, но в нашей стране они не востребованы, и потому гастролируют за рубежом.
У моего деда, любителя классической музыки, была большая коллекция грампластинок. И когда дед бывал пьяненьким, а бывал он таким всегда, то слушал симфонии, арии из опер. И старинные русские романсы дед любил. Помню, как, бывало, плакал он, слушая романс «Я помню чудное мгновенье» в исполнении Козловского.
И любил дед подпевать оперным певцам. Любил он петь арию Мефистофеля. Помню, поёт дед: «Люди гибнут за металл…» и пытается изображать Мефистофеля, гримасничает, жестикулирует, топает ногами… А бабушка, не одобрявшая дедушкину любовь к классической музыке и оперным ариям, когда дед пел, затыкала пальцами уши, называла деда «старым козлом» и закрывалась в кухне. И действительно, дед пел плохо и его пение походило на блеяние козла.
И мой дед был не одинок в увлечении музыкальной классикой. Билеты в оперные театры и на концерты классической музыки в те годы достать было непросто. А в залах рядом с интеллигентной публикой сидели и простые люди, любители классической музыки и оперного искусства: слесари, токари, газосварщики, колхозники.
Я знал пожилую женщину, повариху из студенческой столовой. Повариха наизусть знала все арии из классических оперетт. И часто мы, студенты, за обедом слушали её пение, доносившееся из кухни. И нам нравилось пение поварихи и, бывало, мы аплодировали ей.
Когда моему деду было уже за восемьдесят, пришлось ему отказаться от спиртного. Спиртное вызывало у деда головокружение и сильные боли то ли в печени, то ли в желчном пузыре. И читать классиков дед уже не мог, почти ослеп. И случилась ещё беда: вдруг поломался проигрыватель! И лишился дед музыки. А без книг и без любимой им классической музыки дед страдал и угасал на моих глазах.
Подарить деду новые глаза я не мог, но отремонтировать проигрыватель или купить ему новый пытался. Но как-то мне это не удавалось. Из продажи проигрыватели исчезли из-за отсутствия на них спроса. Любители музыки пользовались уже новой современной техникой: компьютерами, приставками, дисками. А в мастерской по ремонту музыкальной техники мастера надо мной даже посмеялись. Сказали: проигрыватель ваш уже прошлый век. И посоветовали выбросить его вместе с пластинками на помойку.
Когда я заходил к деду, то заставал его сидящим на неубранной кровати, обложенного конвертами с грампластинками. Он осторожно брал в руки конверты и подносил их близко к глазам, видимо, пытаясь прочитать на них имена любимых им композиторов.
Как-то дед признался мне, что единственное и последнее его желание это услышать «Реквием» Моцарта и спокойно умереть. Я, как мог, успокаивал деда, мол, подожди умирать-то, найду я мастера, и отремонтирует он проигрыватель-то, или новый куплю, и услышишь ты своего Моцарта.
Но я лукавил. Я уж все свои возможности использовал. Я даже на столбах объявления расклеил: «Срочно куплю проигрыватель, бывший в употреблении. Дорого». Но никто на объявление не отозвался.
Так и не услышал мой дед «Реквием» Моцарта. Умер дед.
А я по наследству дедову квартиру получил, с книгами русских и зарубежных классиков, с коллекцией грампластинок и неработающим проигрывателем.
И вот я в квартире деда. Вспоминаю его, перебираю книги в шкафу. И удивляюсь: какую уйму книг-то мой дед прочитал! А я за всю свою жизнь, пожалуй, две-три книжки-то и осилил.
Подошёл я и к проигрывателю. И как-то машинально нажал на клавишу «пуск». И вдруг… диск закрутился. Чудо какое-то! Бросился я к шкафу с грампластинками, отыскал Моцарта и поставил на крутящийся диск. И полились звуки…
Никогда на меня так не действовала музыка. Звуки обволакивали, куда-то уносили меня, я растворялся в звуках…
Но вот и отзвучал «Реквием». А я боялся пошевелиться. Человек я не слезливый, не помню, когда и плакал-то в последний раз, но в эту минуту чувствовал я, как по моим щекам скатываются слёзы.
Слушал ли мой дед вместе со мной «Реквием» Моцарта, не знаю. Но надеюсь, что слушал.
Благодарен я деду за квартиру. А вот дедовы книги и грампластинки готов отдать в «добрые руки».
Но оказалось, что освободиться от нежданно-негаданно свалившегося на меня «культурного наследства» было непросто.
Пытался я передать дедовы книги как дар в библиотеку. Но взять книги отказались. И дали мне добрые библиотекарши номер телефона старичка, которого я когда-то в библиотеке встретил. Быть может, сказали библиотекарши, этот старичок-книголюб у вас книги-то и заберёт.
Ну я и позвонил старичку-книголюбу. А мне и сообщили, что старичок-то с полгода, как помер. И родственники старичка посочувствовали мне: мол, и сами в затруднении, не знают, как от книг-то дедушкиных избавиться, и уж куда и к кому только не обращались, никто взять книги не согласился.
Предлагал я дедовы книги пожилым людям, родственникам, соседям. Но все отказывались от такого подарка, у них, мол, и своих-то книг предостаточно. Соседу своему, молодому человеку, в институте он на экономиста учится, предложил. А он даже на меня и обиделся. Я, говорит, что вам, «лузер» какой, чтобы такое старьё читать.
Я был в отчаянии. Надо было срочно освобождать квартиру от старой мебели, скопившегося за многие годы мусора. И с этим у меня не было затруднения. А вот книги, грампластинки!
Совестно мне перед памятью деда. Но и другого выхода у меня не было. Ночью перенёс я всё дедово «культурное наследство» к мусорным бакам.
А проигрыватель и грампластинку с «Реквиемом» Моцарта я решил сохранить как память о дедушке, алкоголике-интеллектуале.