Некто Брусныцину приснилось слово Viererei.
Насилу проснувшись от такого словосна, Брусныцин погрузился в интернет-словари и переводчики, но искомого слова не нашёл. Однако в ходе поисковых работ он понял, что его гипнонеологизм, основываясь на немецком народном языке, может означать нечто вроде «четвереньковость».
Тогда Брусныцин попытался представить себе эту четвереньковость. Было ли это комическое существо, или это был процесс, или результат этого процесса? А, может, это было состояние комического существа после или во время некоторого процесса? Или комическое состояние некоего процесса в результате некоторого существа?..
Брусныцин продолжал размышлять, и чем дальше он углублялся в возможные интерпретации загадочного слова, тем фантасмагоричнее оно оказывалось. Но потом из него стали складываться вполне конкретные определённости, а из этих определённостей начал выкристаллизовываться некий хаос, постепенно переходящий в изумительный порядок…
«Надо же», - думал Брусныцин, - «я создаю целый мир вокруг выдуманного слова. То есть слово было произнесено, и родился новый мир… И я в этом мире кто-то вроде…»
Брусныцин играл в маленького бога до вечера. Вдоволь наигравшись и утомившись, он решил следующий день посвятить какому-нибудь другому слову, чтобы создать ещё один, собственный, уютный мир, с которым он был в ладу, и в котором ему было хорошо и покойно.
Всё равно на улице был отпуск, а в душе Брусныцина стояла вечная осень…