Максим Горький и революция
Предстоящий юбилей Октябрьской революции - хороший повод в меру сил задуматься над тем, что она собой представляла и как к ней относиться сегодня…
От больших разногласий в оценке её значения для России ничего хорошего ждать нельзя.
Биографии её главных действующих лиц не могут не удивлять. Каждый из них мог бы не так уж и плохо устроить свою жизнь – все они были «не робкого десятка» и не слабого ума - но они выбрали революционную «бурю», которая годами носила их по ссылкам и тюрьмам.
Их одержимость идеями невозможно отрицать и объяснить какими-то материальными выгодами.
Великие события рождали великих людей. Или наоборот?
Судьбы главных действующих лиц той эпохи заслуживают внимания независимо от того, какую оценку им дала история. Особенно тех, чьё опьянение революционной романтикой иногда уступало место протрезвлению от неё…
« Где наш справедливый и мудрый Бог? Видит ли он изначальную, бесконечную муку людей своих?» — спрашивает герой повести М.Горького «Исповедь».
А сам писатель, фактически, утверждает, что нет никакого Бога.
К.Чуковский в своей статье «Две души М.Горького» заметил:
«Когда читаешь его книгу «Детство», кажется, что читаешь о каторге: столько там драк, зуботычин, убийств. Воры и убийцы окружали его колыбель, и, право, не их вина, если он не пошел их путем. … Оба его дяди по матери… до смерти заколотили своих жен, один одну, а другой двух, убили его друга Цыганка — и убили не топором, а крестом!....
«Точно кожу содрали мне с сердца», — таково было его детское чувство».
В 1887 году умирает бабушка Алексея Пешкова, через три месяца - и его дед. Ещё через полгода юноша Пешков пытается застрелить себя.
Его восхождение на вершину литературной славы было таким стремительным, что родилась версия о причастности к успеху М.Горького его друзей и соратников по революционной работе.
В частности, известно, что как раз в годы своего литературного становления М.Горький активно участвует в ней вместе с Зиновием Свердловым, один из братьев которого проживал в США и был состоятельным человеком. Насколько тесным было сотрудничество, можно судить по тому факту, что Горький стал крестным отцом Зиновия для того, чтобы он мог избежать ограничений в правах, как еврей.
Литературный успех у Горького был беспрецедентный. Такой лести критиков и рекламы не было у Л. Толстого и А. Чехова. Горький был не просто популярным, а модным.
Его книги переводились на иностранные языки, пьесы ставились за границей, книга «Мать» вышла в США. Не отрицая достоинств писателя, нельзя не заметить, что имела место самая настоящая «раскрутка» популярности писателя.
В 1901 году А. М. Горький был избран почетным академиком по разряду изящной словесности Российской Академии наук. Но вскоре решение об избрании было отменено.
Несколько раз Горький выдвигался на Нобелевскую премию.
Горький отдавал в партийную кассу большую часть своих гонораров. С 1902 г. его литературным агентом был Парвус (Гельфанд), который, как известно, был причастен к финансированию партии Ленина.
В связи с расстрелом 9 января 1905 года. Горький был заключён в Петропавловскую крепость.
Но в защиту его выступили А. Франс, О. Роден, Д. Пуччини и другие мировые знаменитости.
Под давлением общественности через месяц после ареста Горький был освобождён под залог.
Священник Гапон писал в американскую газету: «Пролетариат своим неуместным вооружённым восстанием в данное время может привести к страшно убийственной гражданской войне, которая зальёт братской кровью улицы, города и поля моей родины, разорит вконец страну, надолго ослабит пролетариат и, главное, вызовет реакцию и, пожалуй, военную диктатуру. Одним словом, вооружённое восстание в России в данное время есть тактическое безумие».
И он оказался провидцем.
А М.Горький убеждал Гапона отказаться от планов создания рабочей партии:
«…Вашу работу считаю вредной, малопродуманной и разъединяющей силы пролетариата». Вскоре Гапон был убит. И это дало повод для слухов, на которые Горький счёл нужным оправдываться. «В американской прессе говорят, – писал Горький, – что Гапон повешен революционерами. Этого не может быть. Революционерам не было никакого дела до попа Гапона… Если попа повесили, это должны были сделать его друзья, рабочие созданной им организации …». И тон ответа - «если попа повесили»!- и фраза
«они (революционеры) не состояли в сношениях с ним» сегодня дают повод сомневаться в том, что «революционерам не было никакого дела до попа Гапона»: как же «не было…», если и на квартире Горького его прятали, и встречу с Лениным устроили, и пытались уговорить «не разъединять силы пролетариата»?
О том, что Горький был далеко не рядовым революционером, говорит тот факт, что квартиру его петербургскую в 1905 году охраняли 12 человек из боевой дружины грузин, организованной Красиным.
Можно сказать, что у Горького были только «приводы» в полицию: он не был в ссылках, не сидел в тюрьме больше месяца, как другие революционеры, наоборот, пробыл за границей в общей сложности 14 лет в таких условиях, каких не мог себе позволить ни один из лидеров революции. И всё-таки, он был авторитетом среди революционеров уже тогда, когда о Ленине ещё, практически, никто не знал.
Ещё до 1917 года М. Горький предостерегал большевиков о том, что
они могут стать «орудием в руках бесстыднейших авантюристов или
обезумевших фанатиков». Вспоминал ли он слова Гапона, сказанные в 1905 году?
И вот, когда революция могла бы праздновать свою победу, когда все бывшие ссыльные и заключённые стали руководителями России, Горький не только не разделяет радости победы, а пишет страшные по своей разоблачительной силе «Несвоевременные мысли»:
- «мне ненавистны и противны люди, возбуждающие темные инстинкты масс, какие бы имена эти люди ни носили и как бы ни были солидны в прошлом их заслуги пред Россией…
… Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова...
Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся, якобы по пути к «социальной революции» — на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции. На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления… все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин…
Пугать террором и погромами людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске
г. Троцкого над развалинами России, — это позорно и преступно…
... я смотрю на эти аресты как на варварство, … и заявляю…, что Советская власть вызывает у меня враждебное отношение к ней».
Через 6 лет, в 1924 году в очерке «В.И.Ленин» Горький меняет свою оценку Ленина более, чем того требовало уважение к покойнику:
«Невозможен вождь, который — в той или иной степени — не был бы тираном. Вероятно, при Ленине перебито людей больше, чем при Уот Тайлоре, Фоме Мюнцере, Гарибальди. Но ведь и сопротивление революции, возглавляемой Лениным, было организовано шире и мощнее».
А ещё через 6 лет, во втором варианте очерка этой фразы и самой мысли об оправдании жертв ленинского террора уже нет…
Реакция Ленина на прямые обвинения в «Несвоевременных мыслях» известна: он «настоятельно рекомендовал» Горькому полечиться за границей. И это было предложение, от которого писатель не счёл возможным отказаться.
В то время, когда в России бушевали война, разруха и голод,
Горький, кроме всего прочего, был занят выяснением сугубо личных отношений сначала с одной гражданской женой, Андреевой, а потом и с другой, Закревской – обе они изменили ему.
Соблазнитель Закревской, писатель Герберт Уэллс, так писал о ней:
« Казалось, что эта женщина не просто готова бросить вызов миру, но и способна навести в нём порядок…
Я люблю ее больше всего на свете, и так будет до самой смерти. Нет мне спасения от ее улыбки и голоса, от вспышек благородства и чарующей нежности…»
Позднее, в 1934 году Уэллс писал о своей встрече со Сталиным: «Все смутные слухи, все подозрения для меня перестали существовать навсегда, после того, как я поговорил с ним несколько минут. Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нём нет ничего тёмного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России».
Весной 1922 года в письме к А.И.Рыкову Горький выступил против суда над эсерами, который грозил им смертными приговорами. Ленин назвал горьковское письмо «поганым» и расценил его как предательство «друга».
И вдруг, уже перед свои вторым возвращением в Россию из-за границы, Горький резко меняет своё отношение и к Советской власти, и к многочисленным арестам и приговорам.
« …Вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень… и их заменит новое племя – грамотных, разумных, бодрых людей» - пишет Горький в статье "О русском крестьянстве" в 1922г.
Примерно в это же время Троцкий заявлял: «Если в итоге революции 90% русского народа погибнет, но хоть 10% останется живым и пойдет по нашему пути - мы будем считать, что опыт построения коммунизма оправдал себя».
Значительно раньше их в подобном духе выражался В.Белинский, говоря о народе:
« …чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнём и мечом истребил бы остальную.
…Смешно и думать, что это может сделаться само собой, … без насильственных переворотов, без крови. Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастию…».
В переписке с И.Сталиным Горький писал:
«Замечательно, даже гениально, поставлен процесс вредителей. Я, разумеется, за "высшую меру", но, м. б., политически тактичнее будет оставить негодяев на земле в строгой изоляции. Возможно, что это оказало бы оздоровляющее действие на всех спецов и заткнуло глотки врагам, которые ждут случая поорать о зверстве большевиков. …
Отличный прокурор т. Крыленко…. Желаю Вам доброго здоровья, крепко жму руку».
Бурный поток обвинений и критики обрушился на Горького за его выступления против всяких форм антисемитизма. Причём, в «Несвоевременных мыслях» тема защиты от антисемитизма звучит не менее остро, чем обвинения Ленина и Троцкого в их преступлениях.
И даже те явные случаи, когда он спасал людей от ЧК, материальной нужды или творческой изоляции, не могли до конца изменить неприязненного к нему отношения со стороны многих знаменитостей.
К.Бальмонт писал о своём разговоре с Горьким в 1920 году: "Мне говорили…вы являетесь иногда к Дзержинскому и небрежно говорите ему: "У вас сидят такой-то, такой-то и такой-то совершенно зря. Вы мне их отдайте". И по вашему слову освобождали. Спасибо вам за это".
Горький ответил голосом « чистосердечным и угрюмым: "Ну, стоит ли об этом говорить. Пока успею выцарапать у них двоих или троих, они успевают расстрелять и двести, и триста".
Среди тех, кого выручал Горький, были Шолохов, Булгаков, Каменев, Пильняк, Шостакович…
Об уровне отношений Горького и Сталина говорит хотя бы то, как Сталин в своём письме извиняется за вынужденную задержку с ответом на письмо Горького:
«Молчать целых 2 месяца - это, конечно, свинство. Но посудите сами:…»-
- И дальше - подробные перечисления причин занятости.
Вполне обосновано предположение о том, что Горький оказал влияние на исправление многих “перегибов” в политике советского правительства и смягчение режима диктатуры.
Сегодня в оценке личности М.Горького преобладают мотивы его осуждения за то, что жил барином, когда страна бедствовала, менял жён и политические убеждения…
Наравне с доказанными фактами имеет хождение версия о том, что сын М.Горького и он сам были отравлены врагами за оправдание Горьким сталинских репрессий.
Известно признание Г.Ягоды в организации этих убийств. Но известны и способы выбивания признаний в то время...
Горький умер на руках М.Закревской – он простил ей её измены.
Горький – единственный писатель 20 века, удостоенный чести захоронения в Кремлёвском некрополе. В истории России нет больше случая, когда бы гроб с телом писателя несли первые лица государства…
И, несмотря на это, на одном уровне слухов и предположений остаются обвинения Горького, как активного соучастника разрушительной революции, и обвинения его в измене делу большевиков, его осуждение первых лет правления Сталина и полное одобрение репрессий в последующие годы.
М.Горький – личность такого масштаба, к которой не прилипнет примитивный ярлык карьериста или политической проститутки.
Похоже, что загадка перемен его убеждений – это загадка самих событий революции и лет правления Сталина, а не только драматический процесс поиска истины.
История этих событий до сих пор отдана на откуп многочисленным «версиям и не имеет единой научной оценки. Разброс мнений и оценок так велик, что нельзя сказать, что мы знаем свою историю.
Есть много оснований для подозрений в том, что истинное знание истории нам подменяли «кратким курсом» под редакцией тех, кто заинтересован в её искажении.
Духовные искания М.Горького – это, даже, не драма, а трагедия.
В значительной степени, трагедию эту переживает и вся наша страна. И, похоже, не учитывая горький опыт своих некоторых блудных сынов.
В годы перестройки на волнах свободы слова вдруг всплыл Ф.Ницше в ореоле неоценённого при жизни философа. Можно сказать, что Ницше у нас сегодня реабилитирован.
М.Горький «переболел» ницшеанством.
В «ницшеанстве» его обвиняли многие критики, в том числе Лев Толстой.
Даже свои знаменитые усы М. Горький отрастил такие, как у Ф. Ницше.
Какое-то время он постоянно носил с собой портрет Ницше, что похоже на передразнивание почтения к иконам.
У Горького есть «Несвоевременные мысли», у Ницше - «Несвоевременные размышления»…
В ответ на предложение сестры Ницше посетить её, Горький ответил: «Не может быть на свете мыслящего человека — или он не художник, — если он не умеет любить и чтить Вашего брата»
И всё же, отношение Горького к Ницше было резко отрицательным. В своих статьях он поминал недобрым словом Ницше как предтечу нацизма.
В статье «Пролетарский гуманизм» он писал:
«История "болезни" капитализма начинается почти немедленно вслед за тем, как только буржуазия вырвала власть из обессилевших рук феодалов. Можно считать, что первым, кто отметил эту болезнь и отчаянно закричал о ней, был Фридрих Ницше, современник Карла Маркса. …когда Маркс научно и неопровержимо обосновал неизбежность гибели капитализма (так полагал М.Горький), Ницше, с яростью больного и устрашенного фанатика, проповедовал законность и безграничие власти "белокурой бестии». (сверхчеловека. Г.Г)
В статье «О старом и новом человеке» отзыв о Ницше ещё определённей:
он назван выразителем «буржуазной жажды «сильного человека», — жажды, которая, регрессируя, опустилась от прославленного Фридриха Великого до Бисмарка, до полуумного Вильгельма Второго, а в наши дни — до явно ненормального Гитлера!»
То есть, чем другим, а ницшеанством Горький благополучно переболел, хотя сама инфекция ещё не побеждена.
Не избежал Горький и западничества.
Как известно, одним из первых в России идею превосходства Запада и глубокой симпатии ему выразил Чаадаев. И был за это объявлен сумасшедшим.
«Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; …
Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой (западом) Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания….Мы же замкнулись в нашем религиозном обособлении, и ничто из происходившего в Европе не достигало до нас… мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы» - писал он.
Горький в статье «Две души» продолжает эту мысль:
. «…на Западе люди творят историю, а мы все еще сочиняем скверные анекдоты...
Мы слишком долго, почти до половины XIX века, воспитывались на догматах, а не на фактах, на внушении, а не на свободном изучении явлений бытия.
…В конце XV века вся Европа была покрыта типографиями, везде печатались книги. Москва приступила к этому великому делу в 1563 г., но после того, как были напечатаны две книги,… дом, где помещалась типография, ночью подожгли, станок и шрифты погибли в огне, а типографы со страха бежали в Литву».
М.Горький был, кажется, первым, кто ( в «Беседах с молодыми») высказал уверенность в
«нашей способности не только догнать, но и перегнать мощную технику Европы и С. Америки».
Одной из причин отставания России Горький считал историческое беспамятство.
Вспоминая историю крестьянских восстаний в России, Горький приводит слова И.Болотникова
о русском народе: «Вы считаете себя самым праведным народом в Мире, а вы - развратны, злобны, мало любите ближнего и не расположены делать добро».
И делает вывод:
«Русское крестьянство не знает своих героев, вождей, фанатиков любви, справедливости, мести.
У этого народа нет исторической памяти. Он не знает свое прошлое и даже как будто не хочет знать его».
Безнравственность Русского народа, считает Горький, доказывают даже его поговорки:
«Бей жену обухом, припади да понюхай - дышит? - морочит, еще хочет».
«Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут».
«На бабу да на скотину суда нет». «Чем больше бабу бьешь, тем щи вкуснее».
Интеллигенцию Горький называет «жертвой истории прозябания народа, который ухитрился жить изумительно нищенски на земле, сказочно богатой».
В.Белинский в письме Гоголю так писал о религиозности народа:
«… Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме…, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди, не молитвы, а …права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью..»
М.Горький пришёл к такому же выводу: «Поворот к мистике и романтическим фантазиям - это поворот к застою, направленный в конце концов против молодой демократии, которую хотят отравить и обессилить, привив ей идеи пассивного отношения к действительности…»
История дала возможность России проверить истинность этого и ему подобных высказываний.
И сам Горький в январе 1918 г., говоря об итогах революции, писал:
"Сняли с России обручи самодержавия, и вот - рассыпается "Святая Русь", как рассохшаяся бочка, изгнившая бочка. Ужасно гнило все, а людишки - особенно".
Наверное, если б дожил Горький до 1945 года, он взял бы свои слова о «людишках» обратно с искренними извинениями.
Можно понять решительное неприятие Горьким ничего из того, что называют наследием христианства. – Слишком явной была беспомощность и безблагодатность церкви в те годы, когда требовалась проповедь всех христианских ценностей, а не только смирения и терпения тягот.
Удивительно, что Горький при его симпатиях к евреям игнорирует и наследие Ветхого Завета.
А в нём, особенно в книгах пророков, разоблачения «свинцовых мерзостей» той эпохи даны такие яркие и беспощадные, каким мог бы позавидовать сам Горький и любой революционер.
Решительное отвержение религии – отличительная черта русских революционеров, но начало ему положил К.Маркс.
«Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них - та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтоб лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий … опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть» - писал в «Несвоевременных мыслях» Горький.
– Заменим в этой цитате «комиссары», на «либералы», и получим послание к нам из далёкого прошлого.
Сегодня Горький известен больше как тайный кардинал революции и «приспешник» Сталина, а не как разоблачитель зверств и беззаконий Ленина и Троцкого.
Создаётся впечатление, что в 1917 году у революционеров украли их мечту сделать народ России счастливым. А в 30-е годы попытались вернуть украденное… И вернули, но не всё, и не надолго…
После 1918 г. в СССР «Несвоевременные мысли» были запрещены и не переиздавались.
Известными и доступными они стали только в годы перестройки.
В то же время, в самом начале горбачёвской перестройки посчитали, что исторической памяти о М.Горьком у нас слишком много, и решили её убавить: город, в котором он родился, и центральную улицу в Москве переименовали…
И это удивительно тем, что у многих улиц остались имена революционеров, которые непосредственно участвовали в убийствах.
Нет единого мнения и в оценке крестьянского восстания И.Болотникова. В изложении историка Карамзина и некоторых других, Болотников – это не вождь восставших крестьян и холопов, а человек, который «сделался главным орудием мятежа» в руках европейских врагов России.
Бойцы Болотникова «всяких людей побивали разными смертми, бросали с башен, а иных за наги вешали и по городовым стенам распинали и многими разноличными смертьми».
Но имя его носят многие города России.
А имя писателя М.Горького, разоблачавшего «свинцовые мерзости» старой и новой, послереволюционной России, сочли недостойным народной памяти.
Припомнили ему и то, что на первом съезде писателей он предлагал установить памятник Павлику Морозову...
И он не единственный, чьё имя пытаются выбросить из истории революции и страны, приговаривая лозунг о недопустимости искажения истории.