- Галя, здравствуй! Как у тебя дела? Тут у моего мужа место программиста появилось. Не хочешь?
- Я подумаю, сейчас у меня вроде все нормально.
- Андрей уволился. Его, конечно, никто не заменит, но, может быть, все-таки попробуешь?
- Спасибо, Марина. Я позвоню, если надумаю.
Я в это время работала на заводе «Красный Октябрь». Работы много, далеко ездить, но оклад вполне приличный, вряд ли в другом месте буду столько получать. Платят с задержками, но я сижу и работаю непосредственно в бухгалтерии, удается что-то получать за счет самовывоза. Это когда приезжают за цементом на своем транспорте и расплачиваются наличными деньгами. На всех, конечно, не хватает, но «конторские» себя не обижают.
Но вдруг обострился давний конфликт с начальником цеха, в штате которого я формально числилась. И в этот же день приехал на машине муж Марины Валерий Дмитриевич. Они ждали из Москвы своего начальника, тот потребовал, чтобы нашли как можно скорее программиста. Заместителем московского начальника в Вольске работал Гальский, Валерий Дмитриевич был старшим научным сотрудником, но к его мнению очень прислушивались. Они согласились даже на постоянную доплату к моему окладу, поскольку я поставила условие, чтобы зарплата у меня была не меньше, чем на «Красном Октябре». Задержек с выплатой у них не было. Возили работников на своей машине от проходной воинской части, недалеко от моего дома. Коллектив небольшой, всего 15 человек, почти у каждого отдельный кабинет. Располагаются в большом здании на территории аэродрома воинской части, но числятся в штате Физического института Академии наук. Начальник, инженер, один программист находятся в Москве, остальные в Вольске – Вольская экспедиционная база. Штат был большой, работ проводилось много, но после всех сокращений остался вот такой урезанный состав.
С Мариной мы работали в одном отделе в воинской части. Я занималась работой с детьми по линии профсоюза, Марина много лет была бессменным председателем женсовета. Ей эта работа нравилась, в отличие от меня. Для меня это было обязательной партийной нагрузкой, занимающей много времени и отвлекающей от основной работы. Особенно перед Новым годом у меня заранее начинала болеть голова: закупка подарков для детей в условиях дефицита, организация утренника. А Марина ждала этот праздник с радостью.
Валерий Дмитриевич работал начальником четвертого отдела. Всегда занятый, сосредоточенный, весь в себе. Мог пройти, не ответив на приветствие, просто не заметить. Резко выступал на партийных собраниях, критикуя недостатки. Многим, естественно, это не нравилось, на него сыпались обвинения. Марина не выдерживала, бросалась его защищать, хотя он просил ее не делать этого, от ее защиты только хуже им обоим.
И вот я работаю непосредственно с Валерием Дмитриевичем, попадаю под влияние его личности и втайне замечаю, что он нравится мне все больше и больше. Личной жизни у меня практически никакой, если не считать редкие письма Михаила, отца моего младшего сына, которые в последнее время причиняют только боль. Я пишу ему о сыне, о том, как мне трудно без чьей-либо помощи. Я устала ломать голову над тем, как прокормить и одеть детей на те гроши, что мне платят. А он присылает хвастливые письма о машинах, квартирах, дачах, о том, как ему повышают зарплату. И о том, что дети не входят в число его увлечений. Впрочем, сына и дочь, которые живут с ним, он не бросает, они тянутся к нему, и от Павлушки он, в общем-то, не отказывается, хотя и не помогает.
Не сразу удалось развязаться с заводом. На мое место приняли такого «оленя», как говорит мой старший сын, племянника того самого начальника цеха! Никакого отношения к программированию он не имел, пытается осваивать, но с большим трудом. А бухгалтерам надо работать, устранять сбои в программе, исправлять ошибки набора некому. И Вера, начальник отдела кадров, просит дописать начатую программу. Она учится в заочном экономическом институте, программа ей нужна для диплома. Мы работаем без обеда, уезжаем часа в 3, иногда раньше. Я выхожу на повороте из машины, спускаюсь по тропинке к конторе завода, работаю там до конца рабочего дня. Когда же на заводе все постепенно наладилось, мне предложили работать на полставки в роддоме. Согласилась, детей надо тянуть, старший учится в университете, младший школьник, деньги нужны.
Самый населенный у нас второй этаж. Здесь находятся бухгалтерия, где сидят две Татьяны – большая и маленькая. Бухгалтер – большая Таня, маленькая работает секретарем, делопроизводителем. Ближе их кабинет заместителя начальника Петра Борисовича. С другой стороны бухгалтерии располагаются инженеры Виталий Михайлович, Олег Николаевич, Борис. Борис самый молодой в нашем коллективе, работящий, услужливый. За ними кабинет Валерия Дмитриевича, потом комната, забитая какой-то аппаратурой. А дальше, почти в конце коридора мой кабинет. После густонаселенной бухгалтерии завода, где у меня не сразу появился рабочий стол, и где постоянно звонили телефоны, шли непрерывным потоком посетители, я наслаждаюсь тишиной и уединением. На первом этаже под бухгалтерией мастерские Василия Михайловича и Юрия Николаевича. Там же обитает наш шофер Вадим и уборщица Галина. Над бухгалтерией на третьем этаже владения нашего завхоза Василия Андреевича. Еще множество кабинетов стоят пустые – результат сокращения когда-то большой организации. Само здание высокое, его видно издалека. В огромном машинном зале стоят наши машины: ГАЗ-66, автобус, газик – вездеход и наиболее часто используемая «буханка» скорой помощи. С нее даже красные кресты не стали смывать, чтобы меньше останавливало ГАИ. На ней мы обычно добираемся на работу и с работы. Другие машины используются при необходимости, в частности, когда приезжает московское начальство, командировочные, выполняются запуски и подъемы аэростатов (аэростаты есть свободные и привязные). Рядом с нашим зданием еще один сравнительно небольшой корпус, также принадлежащий ВЭБ. Все другие корпуса на аэродроме являются собственностью воинской части. Мы вроде бы арендуем у них территорию и сотрудничаем с ними.
===============
ИЗ ДНЕВНИКА. На выходные приезжал Алеша, выгребла ему все деньги, но все равно, конечно, мало. На месяц ему вряд ли хватит, тем более, если он собирается праздновать день рождения.
Говорила и с Гальским и с Лесниковым насчет надбавки. Оклад бюджетникам повысили, и они решили мою надбавку снять. Правильно, с пенсией в миллион можно и без надбавки, но для себя они любым путем стараются больше урвать. У Татьяны перерасход по зарплате из-за их отпусков, но она им ничего, конечно, не скажет, потому что ей тоже премию все время основательную подкидывают. На заводе я получила за все месяцы, за сентябрь мне отпускные выдали, а платят всем еще только за август, октябрьская зарплата еще нескоро будет. Можно, конечно, аванс брать, но это всякий раз к Ольге обращаться. У них с Наташей Устиновой война не прекращается. Наташа хочет, чтобы она работала, но Ольге этого совсем не хочется, а начальство она вполне устраивает.
У Павлика ангина, третий день не встает с постели, глазенки ввалились. Сегодня температура немного спала, два дня была очень высокая. Больничный не стала брать, может быть и зря, отгулов у меня здесь не так-то много. Сегодня хоть есть стал немного, два дня почти ничего в рот не брал. Мишка пишет, что не делает различия между своими детьми, Павлик вроде бы такой же, как и те. Ну что тут скажешь? Если он считает, что 200 тысяч достаточно, чтобы его одеть и накормить и на тех детей он тратит столько же, то, конечно, никакого различия.
Павлик ему письмо написал: «Папочка, почему ты не приезжаешь? Я учусь в школе, это моя причина, а ты почему не приезжаешь? Я тебя очень люблю, почему ты не приезжаешь?» Пусть сам и отвечает ему, что в походы ходить гораздо интереснее и что отца у него, по сути дела, нет. Галка ходила с Леной в суд, подали на алименты на Романа. «Он ее обязан содержать!» Я в суд, конечно, не подам, но почему у меня не хватает сил разорвать с ним все отношения? Павлик два дня почти ничего не ел, сейчас просит пельменей, колбасы или плавленого сыра, а у меня ничего этого нет.
Почему я стала по-другому относиться к Мише, ведь он такой же, какой и был? Приятный, обаятельный, все делает для семьи. И для Павлика вроде бы хорошим хочет быть. Игрушки ему присылает, мог бы не присылать. В его отношении ко мне ничего не изменилось, сама хотела, сама рожала, а я почему-то на него злюсь, чего-то требую. Да сама, да все знала, но я и ращу сама, люблю, берегу, меняю места работы, чтобы как-то одеть и прокормить. Но и его насильно никто в постель не тащил, а он мне предоставил полное право отвечать и за его поступок тоже. Ну, пусть и напишет своему сыну честно и откровенно, что совсем не рассчитывал на его появление, что ему безразлична его судьба, что гораздо интереснее ходить в походы, чем ехать к какому-то там глупому мальчишке. И вообще нужно ли было им встречаться? Это, скорее всего, мать Миши настаивала на его приезде, она знала, что он поехал сюда и умерла вскоре после его возвращения. Она была хорошим, душевным человеком, но родила Мишу слишком поздно и слишком его любила. Он эгоист и привык думать в первую очередь только о своих удобствах. Кстати, он и сам это прекрасно знает и не скрывает, знала и я, но просто, видно, обиды со временем накапливаются.
==================
Заканчиваю все работы на «Красном Октябре», новый программист уже «поднатаскался». Увольняюсь от них, но денег все время не хватает, поэтому начинаю работать по вечерам в роддоме. С одной работы сразу иду на другую и сижу там допоздна. А Валерий Дмитриевич едет в командировку в Москву и попадает там с инфарктом в больницу. Лежит в тяжелом состоянии, но просит не говорить об этом Марине, сказать ей, что у него сердечный приступ. Она и ехать туда сначала не хотела, думала, что все обойдется. Женщины на работе настояли. Поехала, добилась его перевода в другую больницу, в той первоначальной он бы просто умер.
А я все думаю о своих отношениях с Мишей, ищу клин, который мог бы выбить его из моего сердца. Ни один из тех, с кем я имела какое-то дело после Миши, на такой клин не тянул. А может быть не клин, а таран? Виталий Таран, который работает с нами. Он холостой, ни разу не женился. Не могу понять, что он за человек, слишком закрытый и замкнутый, но какой-то интерес у меня все-таки вызывает. Был заместителем начальника нашего отдела в воинской части. Ушел в отставку в 40 лет, хотел уехать домой на Украину. Но пришлось остаться здесь, заняться предпринимательством, чтобы помочь матери и сестре. Сестру сократили незадолго до выхода на пенсию. Она не может найти работу, живет с матерью в доме, держат огородик. Виталий приезжает к ним, привозит деньги, помогает по хозяйству. В частном доме нужны мужские руки, двум женщинам одним не справиться.
Лесникова мне сильно не хватает, с ним обо всем можно поговорить, а во всех наших застольях он мой неизменный сосед и партнер.
Перерабатываю, сижу иногда за компьютером по 12 часов, когда в роддоме нужно что-то срочно напечатать. Под конец уже ни руки не двигаются, ни глаза не видят. Давление поднимается, жмет сердце, глотаю таблетки. Не до женихов.
Не помогают уже и лекарства, мучаюсь от головной боли, которая не проходит по несколько дней. Пишу отчаянные письма Мише, а он или молчит, или рассказывает о своих походах.
Пытаюсь понять характер Виталия Тарана, но пока это по-прежнему загадка. Чаще всего он молчит, но когда высказывается, я с ним вполне согласна. Никогда не ввязывается в споры о политике, не старается никого переубедить, но вряд ли кто может его заставить делать то, что он не хочет. В компании он также молчит, не пьет и не танцует. Впрочем, когда я его приглашала, он танцевал, с Татьяной Большой не стал. У Тани муж уехал на заработки в тундру, да там и остался. Платить алименты сыну не хочет. Его разыскивают, он меняет место жительства, переходит с одной улицы на другую, и снова оказывается в розыске. Таня хочет обратить на себя внимание Виталия, разговаривает с ним, расспрашивает, почему он не женится. Он ответил, что содержит полностью мать и сестру, ни одна жена на это не согласится.
Снится покончивший с собой полтора года назад мой старший брат.
=================
ИЗ ДНЕВНИКА. Вечером вчера выпила таблетку, а потом мне показалось, что я забыла выпить и выпила еще. А там написано, что лекарство очень сильное, и передозировка грозит остановкой сердца. Вот оно и стало у меня останавливаться. И не то чтобы страшно, но думаю, что усну сейчас и не проснусь. И со Славкой мы уже почти сравнялись, он тоже чуть-чуть не дожил до 47. А в детстве мы же очень дружили. Как он мне говорил: «Ну, посияй глазами!» И тут мать проснулась, зажгла свет, я как-то успокоилась и уснула. Утром она сказала, что проснулась из-за того, что очень ясно услышала голос Славы: «Мама!» Она еще ответила: «Ну чего ты?» и проснулась.
Сегодня проснулась от собственных рыданий, о чем-то я так горько плакала во сне. А днем мать встретила Наташу Абрамову, и та сказала, что умирает Надя, бывшая жена Славы. У нее сразу стало плохо с головой, она лежит в больнице, то приходит в себя, то теряет сознание. Возле нее сейчас постоянно дежурят.
Перед этим снилось, что я иду по тропинке, а Слава где-то в стороне по снегу. Я ему говорю: «Иди рядом, куда ты убегаешь!» А он действительно убегает вперед, я пытаюсь его догнать: «Славка! Догоню, ведь убью!» Не догнала.
==================
Ездим на машине на работу и с работы. Василий Михайлович ко мне прикалывается, место я его, видишь ли, заняла.
- Ладно, - говорю, - могу и уступить, как пенсионеру.
Его это, видно, задело. А тут еще Татьяна добавила:
- Что вы хорошего можете сказать?
В прошлый раз они безобразно стали ругаться матом с Вадимом. Тут он совсем раскипятился:
- Сами-то вы какие!
Про свою сотрудницу или даже начальницу начал рассказывать. Как она его останавливала, а сама моталась с кем-то там. Я отвечаю:
- Или я при вас матом ругалась? Один раз и то на ухо.
Это когда они опять коммунистов стали расхваливать, а я попросила сменить тему, потому что я про них только матом могу говорить, а мне воспитание не позволяет это делать. Василий Михайлович привязался:
- На ухо мне скажи.
Ну я и сказала ему на ухо:
- Пошли они на …!
А вообще он мне уже надоел своими домогательствами. Я ему уже и «Песню Фаины» Блока прочитала, сказала, что табличку на грудь повешу: «Не трогать, опасно!»
«Когда гляжу в глаза твои
Глазами узкими змеи
И руку жму, любя,
Эй, берегись! Я вся - змея!
Смотри: я миг была твоя,
И бросила тебя!
Ты мне постыл! Иди же прочь!
С другим я буду эту ночь!
Ищи свою жену!
Ступай, она разгонит грусть,
Ласкает пусть, целует пусть,
Ступай - бичом хлестну!»
Люди, говорю, от любви вешаются, стреляются, преступления совершают, а вы играете, как ребенок со спичками. Ничего не понимает!
О коммунизме опять мечтают. Да, я не хочу, чтобы опять какой-нибудь кретин за меня решал, где мне работать, что есть, что пить, с кем спать. Я в состоянии это решить сама. Очень уж они любители рыться в чужих постелях, ни на что другое не способны. Везде мне приходится сталкиваться с косностью, невежеством, тупоумием, ленью. С огромным трудом доказываю преимущества вычислительной техники, хотя во всем мире давно уже без нее не обходятся. И кто только выдумал эту диктатуру пролетариата, когда тупые, необразованные люди диктуют умным и образованным! Идеология недоучек и лодырей.
Гальский, правда, тоже Василия Михайловича осадил. Иногда он может быть даже приятным. Но незадолго перед этим едем в машине, три офицера стоят, руку подняли. Он остановился: «Вот ты, Мисин, один садись». И машина-то почти пустая, ладно бы места не было. Тот, конечно, не сел. Татьяна говорит, что раньше постоянно так было, когда на автобусе ездили. Выберет нужных людей: «Вот ты, ты и ты садись». Их все французами называли.
Лесников возвращается из Москвы, но на работу выходит не сразу, восстанавливается.
====================
ИЗ ДНЕВНИКА. Павлик взялся родственные отношения вычислять:
- Счастливый Сережка, у него три брата, а у меня только два.
- У тебя тоже три, в Новосибирске еще есть и сестра еще.
- А у папы в Новосибирске есть жена?
- Есть.
- А ты ему кто?
- Никто.
- А ей ты кто?
- Тоже никто.
- Как же так у папы две жены?
- Твой папа очень способный.
- Я понял! Тебе тоже надо нового папу найти.
- Вот только и остается.
Виталий работает, могу смотреть на него, разговаривать, но… Для кого он покупал три билета из Саратова? И с кем они ходили картошку выбирать? Он рассказывает, спросить неудобно, так вот и мучаюсь в догадках. Женился? Татьяна тоже заинтересовалась, может быть и разведала что-то. Хотя, в общем-то, какая разница? Справилась со своей болью, ну и ладно. Павлик уже подкатывался:
- Мама, а ты хочешь, чтобы папа написал письмо?
- Не хочу.
- Напиши ему сама.
- Нет, не буду.
- Я хочу, чтобы он мне видик прислал и спортивный велосипед.
- Ничего он тебе больше не пришлет, не жди.
- Так, тогда когда папа приедет?
- Никогда не приедет.
- Нет, приедет, приедет!
Получаю посылку от Миши с игрушками для Павлика. Там плеер, кассеты.
- Мама, а в той посылке письмо было?
- Было.
- Что папа пишет, он приедет?
- Ну, он же тебе писал, нет ни денег, ни времени.
- Папу хочу.
- Ну вот, то пистолет хотел, теперь папу. Что же ты хочешь?
- И папу, и пистолет.
- А больше-то что?
Подумал, папа все равно не приедет:
- Больше пистолет.
- Ну, хорошо, пистолет я тебе куплю на день рождения.
Так и договорились, про папу больше не вспоминал. Но спал опять с тряпичным котом, которого папа когда-то привез.
=============
Таран уезжает в командировку на Камчатку. Лесников приступил к работе, но от всего отключился, стал совсем тихим, молчаливым, непривычно его видеть таким. Марина старается его от всего уберечь, он поддается ей, занимается только своей дачей.
Наш коллектив достаточно уникален. Василий Михайлович отличный плотник, к нему обращаются многие. Золотые руки у Краснова, Караваева, Ванявкина, Бориса. Вадим с легкостью пересаживается с одной машины на другую, водит нашу «буханку», автобус, газик, тяжелый ГАЗ-66. Валерий Дмитриевич и наш московский начальник Лапшин кандидаты наук. Таран – лучший специалист по запуску аэростатов. Большинство наших мужчин отставники – офицеры, прапорщики, Лесников – полковник.
Меня воспитывал больше отец, чем мать, росла с братом. В мужском коллективе мне легче, чем в женском. Наиболее близки мне по взглядам и по характеру Валерий Дмитриевич, Виталий, Борис. В своем стремлении избавиться от привязанности к Михаилу я почти увлекаюсь Виталием, готова идти ему навстречу, но он никакого интереса ко мне не проявляет.
Лесникову врачи рекомендовали больше ходить. Он идет пешком на работу и с работы. Иногда к нему присоединяется Виталий. Я тоже пробую. Нелегко пересаживаться с одного компьютера на другой, переключаться на другие задачи, а здесь хоть какой-то отдых. Мои спутники доходят до ДОСов (дома офицерского состава), идут домой, а я иду дальше, в роддом. Лесников видит мои попытки к сближению с Виталием, старается помочь с какой-то отцовской заботливостью. С Виталием мы ровесники, Лесников старше нас на 9 лет. Борис тоже давно все увидел и понял. Я и в хорошие-то времена не умела ничего скрывать, у меня все на лице написано.
Татьяна ехидничает: «Что это она за вами бегает? Ну ладно мужикам положено за женщинами бегать, а она-то чего? По кустам ее затаскали!»
По дороге разговариваем о многом. Спрашиваю у Лесникова:
- Вы тоже считаете, что виноваты во всем женщины, если разрушается чья-то семья?
- Разные бывают ситуации, одна женщина может это сделать, другая нет. Я человек обязательный, я не могу просто так оставить женщину. Поэтому я рад два раза: когда ее встречаю и когда расстаюсь.
В один из дней с нами увязалась Татьяна. Идти в том темпе, как мы обычно ходим, ей тяжело, она вскоре уцепила меня под руку. Пыталась повеситься на Лесникова, но я сказала, что ему после инфаркта нельзя поднимать тяжести. А Виталий сразу ушел вперед и шел быстрым шагом, заставляя почти бежать за собой. На другой день она уже не захотела идти.
Ходим вместе всю осень, начинается зима. Я уже почти влюбилась или убедила себя, что влюбилась в Виталия. И вдруг выясняется, что у него есть женщина в Сызрани. Она и ее дочь приезжают к нему, он приезжает к ним. Вскоре Виталий стал ходить на работу и с работы на лыжах. Мы с Лесниковым продолжаем прогулки вдвоем. Рассказываю ему о Мише, о нашей ссоре в письмах, о том, что он не хочет помогать сыну, не представляет себя отцом на расстоянии. И вообще я больше не хочу слышать ни о его походах, ни о его дачах, ни о его подругах. А от своих обязательств он не отказывается. То есть он будет растить сына, если я, к примеру, умру. Но не раньше.
Долгого молчания не выдержали ни я, ни Миша. Он все-таки написал и предложил больше не экспериментировать: «Наше с тобой общение вместе с нами и кончится».
Пришла весна, мы снова ходим втроем. Виталий рядом, но ближе не становится, моя влюбленность, похоже, уже проходит. Разговариваем чисто по-дружески. На 8 марта наши мужчины тепло поздравляют нас, дарят открытки. На моей открытке рукой Виталия написаны стихи Омара Хайяма:
«Растить в душе побег унынья – преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья.
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы! Летят ее мгновенья».
Валерий Дмитриевич говорит, что я слишком эмансипированная. Он бы рад помочь нам с Виталием, но мы сами шарахаемся друг от друга, как необъезженные лошади. Но эти женщины, Людмила и ее дочь, которых Виталий искренне считает своими, переезжают в Вольск. Живут то у матери Людмилы, то у Виталия, обе не работают, требуют от него денег. Элла, дочь, активно ищет жениха за границей. Виталий пишет ей письма на английском языке, я печатаю их на компьютере. Денег им все время мало, хотя Виталий все также продолжает помогать матери и сестре. У Виталия серьезные проблемы со здоровьем. Из-за сильной аллергии его хотели списать из армии. Пить ему нельзя совсем, ни водку, ни вино, ни пиво. Становится очень плохо даже от самой малой дозы.
Я много лет дружу со своей бывшей одноклассницей. Наши старшие дети ровесники, вместе росли. Мы часто встречаемся, ходим друг к другу в гости. Иногда навещаем ее давнего друга, который живет с женщиной с тремя детьми. Та любит выпить, погулять, неряшлива и безалаберна, но Саша помогает ей и детям. Мы с Галей общаемся еще с одним нашим одноклассником. Слава отставник, служил на Дальнем Востоке, сейчас вернулся в Вольск, живет пока с семьей у отца, в его доме. Жену и дочь старательно содержит, но узнает о том, что жена ему изменяет, начинает разводиться.
Многие женщины беззастенчиво живут за счет мужчин, требуют от них содержания, для меня это почему-то неприемлемо. Я продолжаю вкалывать на двух работах, но считаю невозможным подать в суд на Мишу. Хотя алименты присуждают, если жили вместе, вели совместное хозяйство, или отец признает ребенка, есть тому доказательства. Мне это кажется несправедливым. То есть, если он бросает ребенка совсем, не вспоминает, к нему никаких претензий. А если не совсем подлец, проявляет какой-то интерес, его можно за это наказать.
=================
ИЗ ДНЕВНИКА. Время летит так стремительно, уже четыре месяца этого года прошло. И все еще хочется во что-то верить, ждать чего-то хорошего. Или просто радоваться каждому приходящему дню… Когда окончательно станет все безразлично, придет смерть. Так ли уж все плохо? Есть любимая работа, есть два любимых сына, близкие люди, друзья. Денег маловато, но, в общем-то, обходимся, голодными не сидим. Слишком многого хочу? Это, кажется, в одной из книг Мухиной - Петринской дается сравнение двух людей, один из которых поставил себе целью влезть на высокую гору, а другой – на болотную кочку. Тот, который хотел влезть на кочку, легко достиг своей цели и лопается от самодовольства. Но тот, который лезет на вершину, пусть даже не достигнет ее, дойдет только до середины горы, но все равно будет выше того, что на кочке. Наверно и я могла бы «как все», иметь какого - никакого мужа, высидеть в части все положенные надбавки, пристроить Алешу в какой-нибудь техникум – глядишь, не пришлось бы бегать по двум работам и мучиться от депрессии. Сама выбрала себе такую судьбу. И Лесников так говорит. Но так ли уж сама? Миллионы людей живут, не зная, что такое любить и быть любимым и считают себя счастливыми. Мне же повезло узнать это чувство. Как это в романсе?
«Лишь только тот, кто знал
Страданий жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду».
В нашей стране так упорно искоренялись всякие упоминания о страсти. Рабочие и колхозники должны были дружно строить материальную базу, а всякие там страдания могут быть только в капиталистическом, извращенном обществе. У нас все должны быть управляемы, послушны, неорганизованная любовь строго осуждалась на партийных и профсоюзных собраниях. Только люди все равно оставались людьми, при каком бы строе они не жили. Наивно думать, что можно воспитать хищников так, что они перестанут есть мясо и станут есть траву.
==================
Перед майскими праздниками «гуляли» на работе, Гальский расщедрился, выделил деньги на стол. Домой шли пешком вчетвером, Татьяна к нам присоединилась. Мы с Лесниковым ушли немного вперед, Татьяна с Виталием отстали. Шли через сад, все только распускается, воздух свежий. Лесников размечтался:
- В кусты бы сейчас…
- Так в чем же дело?
- Да вот, свидетели.
- Они сейчас тоже куда-нибудь свернут.
Посмеялись, да и все. Потом Таня отставать стала, Лесников ее под руку взял. Я решила подшутить:
- Всем вы хороши, Валерий Дмитриевич, но уж очень непостоянный. Только что договаривались в кусты со мной, не успел два шага пройти, уже с другой.
Ну и все на этом. А сегодня он зашел ко мне в кабинет, потом позвал к себе, предложил немного выпить и заговорил о кустах. Говорит:
- Не дурак ли я?
Вроде того женщина чуть ли не сама предлагает, а он теряется. Сориентировался, в общем. Я уже и не знаю как себя вести. Дошутилась, что называется! Мужик-то ведь хороший, и я действительно к нему хорошо отношусь, но не опошливать же все какими-то кустами! Это разговоров потом не оберешься, да и работать-то как после вместе. Да я и не представляю с ним таких отношений, в глаза друг другу не сможем смотреть.
В следующий раз Лесников, видно, специально сказал Тарану, чтобы он не шел с нами. Шли полем, он взял в сторону, но вышли все-таки к садам. Там проход загородила машина, мы пошли выше, на дорогу, потом через сад. Все это с шутками, намеками. В саду он остановился:
- Подходящее место, интимное.
- Крепко вами овладела эта идея.
- Ну если тебе эта идея не нравится…
Выбрались на дорожку среди садов, по которой мы обычно ходили. Какое-то время шли молча. Он сказал, что я несколько сложный человек, большинство женщин обрадовалось бы такой возможности. Но мне мало кратковременной физической близости, мне надо любви, доверия, заботы. Ничем хорошим такие эксперименты у меня не кончались. А как я буду держаться на работе перед тем же Виталием, Борисом? Как буду говорить с Мариной? Это меня надо, по меньшей мере, хорошо напоить, чтобы я на такое решилась. О Марине мимоходом разговор зашел:
- Такая забота, а вы еще куда-то на сторону смотрите.
- Я не смотрю.
- Ну, каких-то приключений ищете.
- Мужчины так устроены. Собака бежит, ей каждый столбик надо отметить. Мужчина этим утверждает себя. Но я же не хочу, чтобы тебе было плохо.
- Большинство об этом не думает, утверждают и все.
У меня действительно все не как у людей: случайные связи, длящиеся 20 лет, детские увлеченности, не проходящие 30 лет.
Опасная эта игра с Лесниковым. И не потому, что я чего-то боюсь, но я же всегда хорошо относилась к Марине, она наиболее порядочная из всех жен офицеров. А Виталий? Я и ходить-то с ними стала из-за него. Но он не очень-то стремится к общению. Зимой стал ходить на лыжах. Часто уходит один, остается в воинской части. Пыталась заинтересовать одного, заинтересовала совсем другого, да и то черт те как. Но с Виталием действительно трудно, слишком он весь в себе, не располагает к свободному общению. Приоткроется немного и опять прячется, как улитка в свою раковину. С Лесниковым, конечно, свободнее, он раскован, умен, достаточно тонок. Знает много стихов, увлекается серьезной музыкой. В нем столько энергии и воли к жизни! Именно поэтому я боюсь, что могу увлечься им серьезно, а это еще более бесперспективно, чем общение с Мишкой. Но тот хоть далеко, а этот все время на глазах. Тогда только увольняться, но может быть и это не поможет.
Я сказала ему, что мне одно время нравился Таран.
- Это было заметно?
- Ну конечно, но я на 200 процентов знал результат.
- Почему так? Это вообще отрицательное отношение ко всем женщинам или чрезмерная привязанность к одной?
- Трудно сказать, может быть, в детстве были какие-то проблемы, нетрадиционная ориентация, болезнь.
- Странно, когда такой умный, хороший мужчина живет один.
Он сегодня посидел вместе со всеми за столом, а когда начались танцы, принес из их комнаты приемник с пластинками и ушел. В этот раз меня даже Гальский приглашал, хотя никогда раньше этого не делал. Лесников приглашал постоянно, Гальский даже подметил:
- Ты не можешь видеть ее в чужих объятиях?
- Не могу!
Да, Марине уже пора принимать меры. Кому же она будет жаловаться? Гальскому? Но если сразу оборвать наши прогулки вдвоем, это будет еще заметнее.
Я все-таки не устояла, стала любовницей Лесникова, и мне с ним очень приятно. Один раз у меня хватило сил отстраниться, когда он вдруг остановился, обнял меня и спросил:
- Пусть нелюбимый, не тот, кто тебе нужен, но разве тебе сейчас не приятно?
А какое там не приятно, если он давно мне нравится, но я боюсь в этом признаться даже себе! В следующий раз отстраниться не хватило сил.
Не знаю, надолго ли это все, но пусть оно будет, это последнее коротенькое «бабье лето». Он сказал, что все это закономерно, слишком долго мы вместе. Я очень много рассказывала ему о себе, почти как Мишке. Иногда мы спорили, но, в общем-то, мне с ним легко, смущает только то, что я и к Марине хорошо отношусь, я не хочу причинять ей боль. Конечно, он никогда не оставит семью, об этом нет и речи, но мало приятного, когда узнаешь о предательстве близкого человека. А он всегда был заботливым и внимательным, такой и сейчас.
Валера (да, теперь он для меня Валера) говорит, что никогда не позволял себе флирт на работе, даже смотреть пристально на женщину было непозволительно. Я – исключение из правил. Но как мне с ним хорошо! Я схожу с ума от прикосновений его рук, забываю обо всем.
- А если все раскроется, как ты себя поведешь? Предложишь мне уволиться?
- Ты что, спятила совсем!
- В воинской части обычно так такие проблемы решались.
- Сейчас уже давно ничего не решается.
Читаю ему стихи:
«Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
- Не так уж он красив!
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь.
Ты говоришь:
- Не так уж он умен!
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
- Пропадешь.
А сердце отвечает:
- Ну и что ж!»
А он отвечает другим стихотворением:
«Ты рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.
Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете».
- А я и не знала, что с мужчиной может быть так хорошо.
- Глупая ты! С мужчиной всегда хорошо, без мужчины плохо. Разве плохо, когда о тебе заботятся, оберегают?
Заботился и оберегал меня только отец, все остальное лучше не вспоминать. Но я не смогла бы полностью зависеть от кого бы то ни было, тем более, имея такой опыт предательств и измен. Тем не менее, хотя любви я никогда не искала, скорее боялась, обойтись совсем без нее не получалось. Как это в песне:
«Жить без любви, наверно, просто,
Но как на свете без любви прожить?»
Я все так же разрывалась между двумя работами, старалась помочь Алеше, переживала из-за непонятной болезни Павлика. Но влюбленность давала мне дополнительные силы, все-таки важно ощущать себя хотя бы иногда женщиной, не только вьючной лошадью, жизнь, которой состоит из одних сплошных обязанностей и больше ничего. Появилось желание лучше выглядеть, следить за своей одеждой, прической. Я вновь, как когда-то, вдруг стала ловить на улице заинтересованные взгляды мужчин.
Гальский говорил со мной о предстоящей работе:
- Лесников на подхвате будет. Напиши ему инструкцию. Принимай у него зачет здесь, а не когда вы идете, гуляете.
Я засмеялась.
- Что за нервный смех у вас, мадам? На что он намекает? Это все от зависти.
Но Марине, конечно, уже сообщают со всех сторон, каждый считает своим долгом предостеречь. А он предлагает подумать, как бы мы могли встречаться в отпуске. Никак! Он будет с семьей, мне предстоит ремонт. Вот и пройдет все.
Сказала Валере, что все у нас ненадолго, он ответил, что и вся-то наша жизнь ненадолго, а ему по статистике 3,5 года осталось.
Алеша окончил университет, хотел остаться в Саратове, но я уговорила его вернуться домой. Ладно бы он там нашел работу по специальности, а то какой-то колбасный цех. Стоило ради этого механико-математический факультет кончать! Устроила его на работу программистом в ЦРБ (центральную районную больницу). Оклад небольшой, вторую работу мне пока нельзя оставлять.
У меня никогда не было опыта семейной жизни. Была безумная, неудачная любовь в университете, переломавшая мне всю жизнь. После нее ничего не наладилось. Боялась такой же боли и никому не верила. Заимела двух сыновей, но никогда не знала настоящего счастья. Можно ли назвать счастьем то, что сейчас? Редкие, ворованные встречи, необходимость скрываться и таиться.
Задачу, поставленную мне на этой работе, я не могу решить потому, что Лапшин, написавший диссертацию по этой теме, не отвечает ни на один мой вопрос. Он просто не знает ответов, программу писал Андрей. Андрей молод, умен, ему трудно общаться с людьми из-за сильного заикания. Ему было интересно заниматься этой задачей, он находил книги, справочники, выполнял ту работу, которую обычно делает заказчик, но не программист. Лапшин хочет, чтобы я делала то же самое, я не хочу, это не входит в мои обязанности. Работаю я здесь по контракту, его могут просто не продлить без всяких объяснений.
Мне урезают постоянную надбавку к окладу. Заступаются Таран, Татьяна, а Лесников молчит: «Для женщины твой оклад вполне достаточен». Для женщины, которую содержит мужчина, может быть и достаточно. А для меня? У Валеры возникают проблемы с Мариной, ей, конечно, все рассказали.
Вспомнила о том, что требовался программист в контору очистки, решила разыскать эту контору. Сначала было неясно, будет ли у них ставка программиста. Потом нужную ставку им все-таки дали. Поговорила с директором, предупредив, что смогу перейти к ним не раньше февраля. Январь еще надо работать в роддоме. Сообщила все это Валере. Не сказать, чтобы он был в восторге, но и не очень-то стремился удержать. Уже решил, что они смогут обойтись без программиста.
Ну и бросает меня! Если учесть, что на заводе не было должности программиста, меня оформляли слесарем, получается, что я из слесарей в Академию наук, а оттуда прямым ходом на свалку.
===============
ИЗ ДНЕВНИКА. Странно, когда работала в части, у меня и выбора-то никакого не было. Нравилось мне или не нравилось, я должна была работать там. Сейчас почти постоянно стою перед выбором: работать или нет, уходить или оставаться. От Богданова я три раза пыталась уйти, с «Красного Октября» ушла сразу, здесь пока первая попытка. И большинство трудностей для меня создает Валера, тот самый, который звал меня сюда. Не надо было соглашаться на эту связь. Если бы наши отношения остались только служебными, было бы проще. Сейчас я ему мешаю, но сам он не решится меня убрать, надо, чтобы ушла сама. Для него открываются хорошие перспективы: необременительная работа, нужные знакомства, удовлетворенное тщеславие. Он очень честолюбив, ему не нравилось ходить под началом Гальского. Отсюда их постоянные стычки, хотя они во многом похожи, «слепец слепцу…» Но он-то свои проблемы решил, мне надо решать свои. У него должность будет постоянная, я работаю по контракту. Основывать прочность своего положения на личном расположении начальника опрометчиво, отношения эти непрочные. Но как будет на новом месте? Легко ли мне было на «Красном Октябре»? Коллектив и условия тоже имеют значение, гораздо более приятно работать с культурными людьми в хороших условиях. Я же надеюсь, что это будет последним местом моей работы, а до пенсии еще 7 лет. Тогда уж лучше был бы «Большевик», я уже два раза отказалась от той должности. Но там большой коллектив, куча своих воротил, здесь коллектив меньше, легче поладить и договориться, например, с бухгалтерами. Это будет только работа, никаких дружеских и других привязанностей. Я уже так привыкла к общению с Валерой, скучаю, если его нет, в выходные думаю, что скоро пойду на работу и встречусь с ним. Это-то и страшно. Он без общения со мной вполне может обойтись, Татьяна будет не против заменить меня.
А тут еще модем не работает в последние дни, никак не можем соединиться с Москвой. И опять Валера. Навешали на эту линию столько телефонов, в его кабинет поставили, факс подключили. Вчера вообще что-то непонятное творилось. Слышу, что идет звонок, начинается соединение, потом тишина, соединилось неизвестно с чем, а у меня программа зависает, я не могу даже «трубку положить». Я так не люблю. После моего ухода тоже должно все работать.
Сегодня опять распределение премии и надбавки, и опять у меня и Татьяны Борисовны (Тани маленькой) меньше всех. Лапшин хочет, чтобы я ушла? Богданов от Ефремова когда-то так избавлялся. Или это с Валериной подачи? Что-то уже ни злиться, ни нервничать не хочется, что будет, то и будет.
К Валере меня тянет. Беспокойство сейчас ушло, опять хочется быть с ним вместе, с ним так приятно, в моей жизни так мало было этого. Да уж, нам так усиленно внушалось, какими мы должны быть высоконравственными, хотя те, кто внушали, никогда такими не были.
Пути назад уже нет. Сегодня Валера сказал Лапшину, что я собираюсь уходить, он ответил – пусть пишет заявление. Для него это не новость, кто-то уже сказал, я же не делала из этого тайну. Да и политика его слишком прозрачна, уволить просто так он меня не может, но уменьшить до минимума оклад в его силах, что он и делает. С офицерами он боится портить отношения, чего проще отыграться на нас с Татьяной Борисовной. Деньги потеряны, договор не предвидится, надо избавляться от лишних людей.
Валера сегодня совсем другой, чем в пятницу. В нем ненадолго заговорила совесть при дележе надбавок, сейчас он уже об этом пожалел. У него умные и хорошие дети, необыкновенно гениальные внуки, что ему за дело до других? Он такой же, как все эти военнослужащие. Зачем только все эти разговоры о Гальском? Всё. Ну их, пусть живут, как хотят, не собираюсь выпрашивать крохи с их стола, пока еще могу заработать.
Завтра собираемся праздновать встречу Нового года. Последний мой праздник с ними. И я уже почти равнодушна к одежде, своей внешности. Зачем? Кто меня увидит на этой свалке? Хотя, конечно, нельзя так думать, у меня дети, и для них небезразлично как выглядит их мать, где я работаю и как. А мне все больше это безразлично…
Грустный праздник. После первого же глотка водки у меня задрожали губы, и я думала только о том, чтобы не заплакать. Валера был не рядом, как всегда, а напротив и смотрел на меня. Рядом с ним не оказалось места, я села на другую сторону стола, а он сел рядом с Таней большой.
Я все-таки заплакала, но наедине с Валерой, в его кабинете. Он танцевал только со мной, был все также ласков. Но они все останутся, уйду только я. А если не уйду? До 99 года у меня контракт, потом его не продлят. Надеяться на защиту Валеры? У него свои проблемы и у него больное сердце. И, конечно, на первом месте семья, долго заниматься благотворительностью он не будет.
===================
Беленков груб, деспотичен, работать с ним очень тяжело, руководящий состав постоянно меняется. Уходит бухгалтер – расчетчица, легко освоившая мою программу. Уходит начальница отдела кадров. Был момент, когда я бросила ему заявление об уходе, не найдя предварительно новое место работы. Такого я никогда раньше не делала, хорошо, что он это заявление тогда не подписал.
Из роддома хотела уйти, но уговорили остаться, приходить хотя бы на час. Оформила себе у Беленкова неполный рабочий день, 6 часов без обеда, потом в роддом.
Своей цели я, так или иначе, добилась, переписка с Мишей почти прекратилась, но тоску по Мише заменила тоска по Валерию. Он вспоминал обо мне иногда, они обращались ко мне с вопросами по программе, порой приглашали на свои праздники. Дела у них шли неважно, расформировывали воинскую часть, без которой существование экспедиционной базы теряло смысл. Но пока они работали, деньги получали вовремя, в отличие от меня. Уволился Гальский, Лесников стал начальником вместо него. С Лапшиным Валерий не очень ладил, даже писал на него заявление в прокуратуру, слишком много было злоупотреблений. Лапшин выкрутился, но его отношения с Лесниковым испортились окончательно.
Мыс подругой попадаем на день рождения своего одноклассника Славы. С женой он развелся, отец у него умер. Слава попросил пожить с ним вдову своего старшего брата, пока у нее не определилось с квартирой. Валентина помогала ему по хозяйству, готовила. На день рождения пришла также подруга Валентины Людмила с взрослой дочерью Эллой. Сидим за столом, разговариваем, Люда с Эллой обсуждают всех подряд. Не помню с чего вдруг зашел разговор о моей работе, Люда спросила, где я работаю:
- Что получше не могла места найти?
- Ну, где оклад более приличный, там не платят по полгода, а где платят – там оклад мизерный. Работала я в Академии наук, там оклад всего 306. Я пока сын пять лет учился, четыре раза поменяла место работы.
Сказала еще, что в воинской части работала. Тут Люда стала выспрашивать, когда я там работала, потом опять про Академию, про Лесникова, Макарцева, дошло до Тарана:
- Как он вообще?
- Исполнительный, пунктуальный, принципиальный.
И черт меня дернул добавить, что есть у него мать с доченькой, обе нигде не работают, дочь за границей женихов ищет, а он им всю пенсию свою относит, поближе что ли не мог найти, кому деньги относить. Тут Эллочка как взовьется:
- Только к вашему сведению я работаю, а жениха я уже нашла! А вы тоже на него виды какие-то имели, что вполне естественно для одинокой женщины в провинции.
- Так он понял? Ну что же, это вполне естественно.
Эллочка из-за стола выбежала, а Люда вроде как смешалась, но вернулась и стала продолжать разговор. Вот так познакомились! Хорошо еще про Лесникова ничего лишнего не сказала, а то бы разоткровенничалась. Галя со Славой при этом эпизоде не присутствовали, выходили. Валя очень спокойно прореагировала, еще и уточнила, что никакой Валера не муж Люде, а любовник. Но Элла к столу так и не вернулась.
Денег нам все время не хватало, брали участки для посадки картошки, овощей, бахчевых культур, все выходные проводили на этих участках. Один участок под картошку мы взяли у нашего с Галей общего друга Саши. У Саши было много земли, но не было семян, картошку за зиму всю съели, нечем засаживать, а мы надеялись сэкономить хотя бы на охране. Воровали порой сами охранники, а то и просто открыто подъезжали на машине и собирали весь чужой урожай. Пока еще охранники разберутся, кто там собирает – хозяева участка или нет. Я на участок Саши один раз, наверно, только и приехала, ездили Алеша с невестой Алей и моя мама.
Сожительница Саши продолжала пить, не гнушалась воровством с участков соседей. Кончилось тем, что ее застали на соседнем участке, избили, составили протокол. Из деревни ей пришлось уехать, с Сашей они тоже расстались. Саша остался один, стал заниматься ремонтом своей запущенной городской квартиры, мы с Галей ему помогали. В один из вечеров мы с Сашей долго провозились с обоями на кухне, возвращаться домой мне было поздно, автобусы уже не ходили, я осталась у него. До сих пор я смотрела на него лишь как на друга, в эту ночь все изменилось. Больше всего я боялась нечаянно назвать его Валерой. Но как все-таки хорошо, когда не надо ни от кого скрываться, прятаться!
Та же знакомая, которая говорила мне о работе в конторе очистки, сообщила, что требуется программист в налоговую инспекцию, посоветовала мне обратиться к ним. Там меня встретили не очень приветливо, им бы хотелось принять на это место мужчину, чтобы он смог установить локальную сеть. Такими работами я действительно не занималась, но решила поговорить с Алешей. Оклад здесь больше, чем у него в центральной больнице, есть возможность продвижения. А я пойду на его место, задачи в центральной больнице и роддоме одни и те же, мне будет легче.
Алеша согласился перейти, меня на его место взяли, правда, без большого воодушевления, и легче мне не стало. Как раз в этот период перехода сыграли свадьбу Алеши с Алей и отметили мой пятидесятилетний юбилей. Свадьбу провели скромно, Алеша сразу предупредил, чтобы приглашенных было не больше тридцати человек с обеих сторон, только самые близкие. Юбилей я вообще не хотела отмечать, но поздравили и контора очистки, и экспедиционная база, пришлось отметить.
Валерий предложил Алеше поселиться в квартире базы с условием, что они сделают там ремонт. Эту квартиру база выделяла молодой семье, а они уехали за границу, возвращаться не собирались, но и не выписались. Ни продать, ни передать другим эту квартиру база не могла, пускали туда случайных квартирантов, которые совершенно не заботились о содержании квартиры. Вид она имела плачевный: ободранные стены, неисправная электропроводка, разбитая сантехника. Молодым пришлось, как следует потрудиться перед свадьбой, прежде чем вселиться в эту квартиру, помогал отец Али. За это с них обещали не брать арендную плату, им нужно было оплачивать только коммунальные услуги.
Сначала так и было, но вскоре Валерий окончательно разругался с Лапшиным, ушел из начальников. А у Лапшина обнаружилось онкологическое заболевание, его заменила Сысоева, работавшая вместе с ним в московской группе. Сысоева сразу потребовала оплачивать аренду, Алешу это не устроило, они перешли в домик бабушки его жены. Могли бы жить и у нас, но с характерами моей мамы и Али вряд ли из этого получилось что-то хорошее. У той бабушки домик был двухэтажный, комнатушка внизу была маленькая, но отдельная. Там же была крохотная кухонька, молодые все так же с помощью отца Али оборудовали ванную и туалет, жили самостоятельно, своим хозяйством.
А я все больше сближалась с Сашей, решилась даже перейти к нему жить, Павлик согласился. Из центральной больницы я ушла, не смогла там работать. Таких хапуг, как Ковинская, Фолкова, Соколовская, редко встретишь. Программа медицинского страхования только начинала работать. Выплаты нерегулярные, небольшие. Но и то, что перечислялось, до больных не доходило. Администрация увеличивала себе оклады, в больнице не было ничего. Лекарства, перевязочные материалы, шприцы надо было покупать за свой счет. Даже постельное белье приносили из дома.
Поэтому когда мне позвонили из воинской части, расформированной почти полностью, но восстанавливающейся вновь, предложили вернуться на мою прежнюю должность, я согласилась. Начальником нашего отдела, состоящего только из гражданских, без офицеров, стал Виталий Таран. Экспедиционной базы практически уже не существовало. Остался только Борис и недавно принятый Собко в целях поддержания сохранности корпусов и не списанного имущества.
Лесников стал преподавать в военном училище тыла. Преподавал что-то очень далекое от его специальности, но сумел все освоить по книгам, учебникам. У него стали отказывать ноги, его направили на операцию в Саратов. Доехал он сам, Марина должна была приехать позднее. При подготовке к операции ему ввели какой-то препарат, и у него остановилось сердце. Марине даже не сразу сообщили о его смерти. Она ждала результатов операции, а пришлось ехать за телом мужа.
Прощались с ним в клубе воинской части. Я не могла сдержать слез, они текли ручьями по моему лицу. И говорю словами песни Аллы Пугачевой, но без всякой иронии.
Ах, какой был мужчина! Настоящий полковник!