В поисках кайфа. Адам второй. Глава 2

Евгений Ник Кремнёв
    …Разморенная Олечка курит, пуская колечки дыма в потолок, и мило скалится своей англосаксонской челюстью. Адам лежит рядом, на боку, и рассеянно  разглядывает ее несколько удлиненное обнаженное тело,  поглаживая указательным пальцем сгиб девичьего локтя.
    - Знаешь, что странно, - говорит Олечка, - у меня такое чувство, буд-то все это уже было. И этот диван, и секс, и слова, что мы говорили друг другу, и это все-все, – она делает круг рукой.
    - Да?  Наверное,  дежавю.
    - Ты так говоришь, буд-то это что-то объясняет.
    В это время на кухне что-то грохает. Адам вскакивает, Олечка в испуге тянет на себя простыню.
   
    …Адам в недоумении разглядывает дверь старого холодильника «Зил», лежащую на полу. В кухню заглядывает Олечка, завернутая в простыню. – Что это?
    - Ни черта не пойму. Сейчас.
    Он уходит в зал и, одев трусы, возвращается назад.
    Сидя на корточках, он разглядывает места соединения двери с холодильником. Металлические петли, на которых  держались двери, отсутствуют, буд-то их никогда и не было.  Адам поднимает дверь и прислоняет ее к инвалиду «Зилу». – Полный бздец. Ни хрена не понимаю!..
    - Может он от старости разваливается? – предполагает девушка.

    …Ноги Олечки лежат на плечах Адама, он нежно трется щекой о ее бедро, медленно приближаясь к низу живота.
    - Ой! – вскрикивает Олечка. – Что это холодное? –  девушка сбрасывает ноги с адамовых плеч, садится на ложе любви, и указывает пальцем на собственное ухо. Адам садится рядом и разглядывает указанное место. Там где раньше висела серебряная сережка, теперь расплывающаяся ртутная капля. Она приобретает коричневый оттенок  и осыпается. Частички, не долетая до дивана, растворяются и исчезают.  Олечка взвизгнув, вскакивает с дивана и подбегает к трельяжу в углу зала. Она поворачивает голову то вправо, то влево,  разглядывая уши, на которых минуту назад висели сережки, потом  поворачивается к Адаму и молитвенно вопрошает, брезгливо тряся пальцами у ушей. – Что это, Адам! Я - боюсь! Что это? Сделай что-нибудь!..

     Ни предаваться любви, ни оставаться в адамовой квартире после случившегося Олечка не хочет.
    Они выходят из подъезда во двор и попадают в густую пропановую вонь. Олечка сморщивает нос. –  Боже! Очередная катастрофа! – протягивает она в своей несколько заторможенной манере.
    В углу двора, поперек газгольдера, смяв, и металлическую ограду и серебристый дырчатый цилиндр, лежит огромный тополь. Рядом стоит автомобиль-будка  ремонтников.
    - Сегодня явно не наш день, – говорит Адам.

    Он провожает Олечку до общаги института искусств, поджидает пока она сходит за своей флейтой, и оттуда сопровождает ее до учебного корпуса, где у нее в три часа  встреча с преподавателем.  У  колонного входа в храм искусств они прощаются, договорившись встретиться на набережной, когда у нее кончится урок.

    Когда он входит в свой двор, картинка у газгольдера несколько иная. Народу там явно прибавилось, кроме ремонтников и зевак появился  милиционер, мимо Адама проехала черная «Волга», из нее вышло трое штатских.
    Адам спешит к точке интереса. Но подойти близко ему не дают. Один из тех  вышедших – плотный штатский, лет  пятидесяти, с густыми, как у моржа, усами, идеальным пробором и чубчиком валиком - окидывает его хмурым взглядом и говорит бесцеремонно. – А теперь разворачивайся и дуй отсюда!
    Адам не спорит. Кто же спорит с гэбистами. Но любопытство, хотя бы частично, удовлетворено. Из под земли, перекормленной анакондой, торчит  виновник  падения тополя: что-то вроде ростка, но толщиной с телеграфный столб и с заостренным матовым концом. Ему даже чудится  еле заметное пульсирование в кончике  странного объекта.