Беседа восьмая
Незримые, неведомые слёзы
А теперь же время удобное, …
народу вымерло, слава богу, немало
Н. Гоголь. «Мёртвые души».
В одном из стихотворений Сергея Есенина, очень интересного русского поэта, лирический персонаж обращается неведомо к кому с таким вопросом: «С кем мне поделиться той грустной радостью, что я остался жить?» По правде говоря, совсем не интересно знать, нашёл ли он кого-либо, чтобы задать этот вопрос, но такое неожиданное соединение слов, как грустная радость, вызывает настоящий интерес. Неужели такое бывает одновременно: и радость, и грусть. Удивительное какое-то должно быть состояние у человека при этом. Но с не менее любопытным явлением мы встречаемся у другого поэта, у Анны Ахматовой, когда она пишет: «И вкруг тебя запела тишина». И что это за поющая тишина? Если такая существуют, то должны быть и кричащая тишина, и оглушительная тишина, и звонкая тишина, и грохочущая тишина, и журчащая тишина. Но если это иногда странно для нашего понимания, то совсем не странно для русского литературного языка. Такое неожиданное соединение слов с противоположным значением называется оксЮмороном, что в переводе с древнегреческого обозначает“ умная глупость". Вот тебе десяток таких оксюморонов для развлечения:
правдивая ложь,
старая новость,
ужасно красивый,
сладкие слёзы,
холодный кипяток,
старый мальчик,
жуткий рай,
жидкие гвозди,
ужасно красивый,
убогая роскошь.
Попытайся и сам придумать подобные забавные и странные оксюмороны. Можно даже организовать игру, кто их разных напишет больше заодно и тоже время.
Многим русским писателям так понравилась неожиданная выразительность оксюморонов, что многие из них стали их использовать в названиях своих произведений. Читатель, наткнувшись на такой заголовок, невольно задерживал на нём своё внимание, пытаясь понять, что он прочёл. И, заинтересовавшись, решал прочесть произведение с таким интригующим названием, чтобы всё для себя прояснить. Писатель именно этого и добивался, выбирая оксюморон в качестве заголовка. Примером таких названий-оксюморонов могут быть «Живой труп» Л.Толстого, «Честный вор» И. Тургенева, «Обыкновенное чудо» Е. Шварца, «Горячий снег» Ю. Бондарева, «Оптимистическая трагедия» В. Вишневского.
Писатель, чьим авторским проявлением мы с тобой будем заниматься, тоже был не прочь использовать оксюморон в названии своей поэмы в прозе. Это известнейший писатель русской литературы – Николай Васильевич Гоголь. И проявится он со своим рассуждением о литературе из таинственных глубин романа «Мёртвые души».
А теперь прочти внимательно отрывок из этой книги и постарайся определить, на какие три части по смыслу можно его разделить.
Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих печальною своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям...
Вдвойне завиден прекрасный удел его: он среди их, как в родной семье; а между тем далеко и громко разносится его слава. Он окурил упоительным куревом людские очи; он чудно польстил им, сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека. Всё, рукоплеща, несётся за ним и мчится вслед за торжественной его колесницей. Великим всемирным поэтом именуют его, парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит орёл над другими высоко летающими. При одном имени его уже объёмлются трепетом молодые пылкие сердца, ответные слёзы ему блещут во всех очах… Нет равного ему в силе — он бог!
Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слёз и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлеченьем; ему не позабыться в сладком обаянье им же исторгнутых звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовёт ничтожными и низкими им лелеянные созданья, отведёт ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображённых героев, отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта. Ибо не признаёт современный суд, что равно чудны стёкла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых; ибо не признаёт современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл созданья; ибо не признаёт современный суд, что высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем балаганного скомороха! Не признаёт сего современный суд и все обратит в упрёк и поношенье непризнанному писателю; без разделенья, без ответа, без участья, как бессемейный путник, останется он один посреди дороги. Сурово его поприще, и горько почувствует он своё одиночество.
И долго ещё определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать её сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слёзы!
И так отрывок тобою прочитан. Надеюсь, что он тебе не показался слишком трудным, хотя отдельные слова и выражения, конечно, требуют усилия, чтобы быть понятыми. Но что поделаешь, со времени появления поэмы в печати в 1842 году прошло более 170 лет. Но устарели ли идеи и мысли этого удивительного памятника русской литературы девятнадцатого века, написанного Н. В. Гоголем? Такой вопрос, конечно, имеет смысл задавать, но не ради него я решил обратить твоё внимание на этот отрывок
. Продолжая заниматься практикой понимающего диалогового чтения, нам необходимо выяснить какие глубинные идеи мысли можно установить, применяя этот подход к тексту. С начала, как тебе уже известно, надо воссоздать фон, на котором возникло это авторское проявление. Иными словами, надо упорядочить наше знание о содержании той части романа, что мы прочли до этого отрывка.
И прежде всего, хочу обратить твоё внимание на то, что данное авторское проявление помещено Николаем Васильевичем в начале седьмой главы. Таким образом, оно как бы разделяет роман на две равные части, по пять глав в каждой, если посчитать первую главу как некое вступление, предназначенное для знакомства с местом действия и основным персонажем. Что же представляет собой первая часть?
Прижизненные и ряд последующих изданий этого романа выходили подзаголовком «Похождения Чичикова или мёртвые души», на чём настаивала цензура. И читателям как бы был дан намёк, что им будет представлена возможность познакомиться с авантюрно-плутовской историей, герой которой, Павел Иванович Чичиков, отправится в некую одиссею по городам и весям России с целью осуществить затейливое обманное жульничество, жертвой которого будут некие помещики, владельцы крепостных душ, то есть крестьянских душ. Но души, правда, были не живые, а мёртвые. Вот как этот ловкач объясняет сущность своей плутовской затеи:
«Да накупи я всех этих, которые вымерли, пока еще не подавали новых ревизских сказок, приобрети их, положим, тысячу, да, положим, опекунский совет даст по двести рублей на душу: вот уже двести тысяч капиталу! А теперь же время удобное, недавно была эпидемия, народу вымерло, слава богу, немало».
Тут, правда, требуется одно уточнение. Причем тут какие-то ревизские сказки? Ревизские сказки – это поимённые, подушные, списки населения, составляемые в ходе Ревизии, переписи населения. А так как действие романа, по словам автора, происходит вскоре после «достославного изгнания французов», но до 1821 года, так как в сознания жителей губернского города N Наполеон Бонапарт ещё жив и может сбежать со своего острова, куда он был сослан его победителями. А последняя перепись населения в российской империи была в 1816 году. С этого времени многие крестьяне, внесённые тогда в перечень душ по месту жительства, по разным причинам умерли, однако, для налоговой службы они были живыми до следующей переписи, которая состоялась в 1833 году. И всё это время между двумя переписями этими душами, внесёнными в списки, ревизские сказки, можно было торговать, под них можно было взять денежный залог, ссуду, чем и хотел воспользоваться хитроумный Чичиков.
Появившись в первой главе в губернском городе N, Чичиков сразу оказался в центре внимания. Благодаря развитой в нём способности нравиться очень разным людям, он получил благосклонный приём как у городской знати: у губернатора и вице-губернатора, у прокурора и председателя палаты, у полицмейстера и городского архитектора, так представителей высшего общества, присутствовавших на балу у губернатора, особенно у женской части его. А знакомство там с помещиками открыло ему дорогу к осуществлению своего дерзкого проекта. В последующих пяти главах мы наблюдаем, как предприимчивый плут, посещая одно поместье за другим, вступает в переговоры с хозяевами насчёт покупки нужного ему товара. Во второй главе цель сделки им была сформулирована следующим образом:
«Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковых, не живых в действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить, или как вам заблагорассудится лучше?»
И Манилову, помещику, фантазёру и бестолковому человеку, «заблагорассудилось» просто подарить своих неживых душ этому приятному во всех отношениях человеку. Коробочке, бережливой и осторожной помещице, испугавшейся, что её гость собирается выкапывать мёртвых крестьян из могил, Чичикову пришлось уточнить:
«покупка будет значиться только на бумаге, и души будут прописаны как бы живые».
С остальными помещиками, и с Ноздрёвым, игроком, плутом и скандалистом, и с Собакевичем, крепким и прижимистым хозяином, и с Плюшкиным, дошедшим в своей скупости и бережливости до идиотизма, сделки были успешно заключены. И в результате Чичикову оставалось только получить заверенные в суде подписи названных помещиков, чтобы стать уже обладателем четырёхсот душ крестьян, численных, правда, только на бумаге, а в действительности давно уже прибранных богом. Покупая по два с половиной целковых за душу и потратив в целом около ста целковых, он уже мог получить ссуду на восемьдесят тысяч в попечительском совете на вывоз якобы живых крестьян на новое место жительство в своё поместье.
В седьмой главе и должен был описываться последний акт заключения этой весьма выгодной для Павла Ивановича сделки. Но глава начинается не с неё, а с пространного авторского проявления, темой которого явились рассуждения Гоголя о двух типах писателей, только что прочитанные здесь тобой.
И теперь давай обратимся непосредственно к тексту этого авторского появления и попытаемся осуществить понимающее диалоговое прочтение его, чтобы выявить глубинные смыслы. А для начала зададим именно те вопросы к нему, на какие он и наш фоновой опыт смогли бы ответить.
- Каким читателям кажутся «скучными и противными» характеры, «поражающие печальною своею действительностью»? Уж не равнодушных обывателей автор имеет ввиду?
- Есть ли такие всемирно известные поэты, которые сокрыли от читателей «печальное в жизни»?
- Разве «не собирали рукоплескания» те писатели земли русской, что показали в своих произведениях «страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших … жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная…горькая … дорога»?
- И стоит ли обращать внимание на «лицемерно-бесчувственный современный суд», на его не признание «высокого восторженного смеха»?
- Кем определено автору быть со своими героями? Что это за «чудная власть» над ним?
- Мёртвые души – это часть «картины, взятой из презренной жизни»?
- Чьи это «незримые, неведомые … слёзы»?
- В чём был замысел автора поместить это своё размышление о типах писателей в начало седьмой главы?
Ты, наверное, обратил внимание, что ранее я не обращал твоего внимания на необходимость постановки вопросов к изучаемому тексту перед тем, как начать понимающее диалоговое прочтение его. И тебе сразу предоставлялась возможность ознакомиться с глубинными основными смыслами анализируемого отрывка. Но, начиная с этой части, первым обязательным условием будет предварительная постановка вопросов как начальный этап формирования диалога, а последующим этапом будет формулирование ответов с помощью нашего опыта, знания текста произведения до изучаемого отрывка и владения основными фактами из биографии автора данного произведения.
И так, как ты, наверное, уже выяснил, в тексте этого авторского проявления легко прослеживаются три части: о счастливом писателе, о непризнанном его собрате и об авторе, идущем по дороге жизни со «странными героями». Первые две части вызывают определённое чувство недоумения. Уж не лукавит автор, делая ряд весьма спорных выводов. Ведь будучи весьма просвещённым человеком, он легко мог бы назвать имена великих писателей, показавших читателям род человеческий в весьма неприглядном виде. Это, например, и Фонвизин, и Грибоедов, и Пушкин в русской литературе, а в зарубежной - Шекспир и Гёте. И свои аплодисменты они получали за многие достоинства своего творчества, в том числе и за эту горькую и неприглядную правду о человеке. И никакой «лицемерно-бесчувственный» суд не мог их лишить столь ими заслуженной славы. А отношение к такому суду хорошо выразил Александр Пушкин в одном из своих писем: «Я столь же мало забочусь о мнении света, как о брани и о восторгах наших журналов», Думается, что и его друг, Николай Гоголь, подписался бы под этими строчками в знак согласия с ними.
Так зачем Гоголю приводить здесь эти утрированные представления о судьбах писателей в русском обществе, о культурном уровне его представителей, создающих славу своим литературным кумирам.
Ответом на это вопрос могут быть строки из писем Гоголя известному писателю Василию Жуковскому:
«Следует, чтобы мои «Мертвые души» не выходили в это мутное время, когда, не успевши отрезвиться, общество еще находится в чаду и люди ещё не пришли в состояние читать книгу как следует, то есть прилично, не держа её вверх ногами? Здесь все, и молодёжь и стар<ость>, до того запуталось в понятиях, что не может само себе дать отчёта. Одни в полном невежестве дожевывают европейские уже выплюнутые жеваки. Другие изблёвывают своё собственное несваренье. Редкие, очень, очень редкие слышат и ценят то, что, в самом деле, составляет нашу силу. Можно сказать, что только одна церковь и есть среди нас ещё здоровое тело».
И из следующего письма:
«Мёртвые» текут живо, … и мне совершенно кажется, как будто я в России: передо мною все наши, наши помещики, наши чиновники, наши офицеры, наши мужики, наши избы, словом, вся православная Русь. Мне даже смешно, как подумаю, что я пишу «Мёртвых душ» в Париже. …Теперь я погружён весь в «Мёртвые души». Огромно велико мое творение, и не скоро конец его. Ещё восстанут против меня новые сословия и много разных господ; но что ж мне делать! Уже судьба моя враждовать с моими земляками. Терпенье! Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом. Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня и потомки тех же земляков моих, может быть, с глазами влажными от слез, произнесут примирение моей тени».
Из текста приведённых писем, становится понятно, что ни о каком лукавстве со стороны автора и речи не может быть. А есть его метафорически преувеличенная обеспокоенность о судьбе своего романа, о должном уровне постижения читателями в нём замыслов автора. И эта обеспокоенность не случайна, она основана на его хорошем знании жизненных реалий России. А славу писателю создают не его современники, а благодарные потомки. Мирская слава автора у современников обречена на исчезновение, на тлен, но лишь память и благодарность потомков даруют ему вечность.
Переходя к третьей части этого авторского проявления, надо сказать, что несмотря на её удивительную краткость по сравнению с многословием предыдущих, она представляет собой важнейшее звено не только этого отрывка, но и всего романа в целом. И причиной тому являются вот такие строки из этого текста:
определено мне чудной властью идти
и
незримые, неведомые … слёзы.
Кто тот «незримый пишет ….могущественным жезлом» перед автором, что за «чудная власть» водит его пером? Учитывая глубокое православное вероисповедание Гоголя, ответ мыслится один: господь Бог в лице сына своего Иисуса Христа.
Однако сейчас я сделаю некоторое отступление, которое должно лучшим образом, мой взгляд, подвести к пониманию этих двух выше приведённых строк.
Дело вот в чём. Прочитав первые шесть глав, никак не могу отделаться вот от какого соображения. Да, действительно, явлена вся Русь. Мастерски и с изрядной старательностью выписаны эти пародии на человека, их мерзкие пороки и склонности. Насмеявшись, вдруг невольно соглашаешься с Пушкиным, с его восклицанием после ознакомления с несколькими главами романа:
Боже, как грустна наша Россия!
А потом задаёшься мыслью. А что после своего «Ревизора», где он явил свой обличительный талант, показав целую вереницу недочеловеков, лишённых каких-либо достойных человеческих качеств, Гоголь вновь взялся проявить эту, уже достаточно известную, грань своего таланта? Всё это, конечно достаточно занимательно, но нет новизны. Блестящее творение, но всё же это повторение уже достигнутого успеха. Ужель имеем дело с творческой неудачей писателя, не сказавшего новогослова. Хлестаков плут по случаю, а Чичиков плут по расчёту. От этой разницы их непривлекательность отлична незначительно. Однако сомнения на сей счёт развеивает сам Гоголёнок, как ласково называл его великий Жуковский. Вот что он пишет своему почитаемому другу и учителю.
Что пользы поразить позорного и порочного, выставя его на вид всем, если не ясен в тебе самом идеал ему противуположного прекрасного человека? Как выставлять недостатки и недостоинство человеческое, если не задал самому себе запроса: в чем же достоинство человека? и не дал на это себе сколько-нибудь удовлетворительного ответа. Как осмеивать исключенья, если ещё не узнал хорошо те правила, из которых выставляешь на вид исключенья? Это будет значить разрушить старый дом прежде, чем иметь возможность выстроить на место его новый. Но искусство не разрушенье. В искусстве таятся семена созданья, а не разрушенья.
Да, в «Ревизоре» писатель поразил позорное и порочное, «выставя его на вид всем». А «Мертвых душах», приведённые строки писались во время работы над вторым томом этого романа, писателю захотелось показать идеал хорошего человека, показать путь преображения человека подлого и пошлого в прекрасного духом, сердцем и делами
При этом не лишне обратить внимание на такое толкование в словаре Владимира Даля слова «мёртвый»: "человек невозрожденный, недуховный, плотской или чувственный". И тогда название романа можно было бы записать вот таким образом: «Невозрождённые души».
Приступая к своему грандиозному по цели роману, Гоголь замыслил трёхтомный труд, напоминающий по структуре великую «Божественную комедию» гениального итальянца Данте, состоящей из трёх частей: Ад, Чистилище и Рай.
В первом томе «Мёртвых душ» Гоголь, как Вергилий у Данте, привёл своих читателей в ад российской действительности, где пороки людские, грехи человеческие и лики мучеников ничуть не уступали тому, что увидел поражённый Данте. Вот чеканные строки из» Божественной комедии», передающие впечатление итальянца от увиденного:
В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила - вот орудья злых.
Обман, порок, лишь человеку сродный,
Гнусней Творцу…
Какой знакомый набор слов: неправда, обман, злоба, сила. Какие постоянные пороки человеческие. Ведь во времени произведения Данте и Гоголя отстоят друг от друга на целых 521 год. Правда, у тебя может возникнуть весьма законный вопрос: как произведение, описывающее ужасы ада, может называться комедией? Ведь комедия призвана смешить людей. А тут ад. Там явно не до смеха даже тем, кто просто наблюдает за страшными муками грешников. Но всё очень просто объясняется. Данте комедией называл такое произведение, у которого в начале описывается нечто жуткое, а в конце – жизнерадостное и благополучное. Так что первый том «Мёртвых душ» ещё та комедия!
Второй том Гоголем мыслился как описание трудного и долго пути Чичикова к возрождению, очищению от пороков. Ещё в середине работы над втором томом Гоголь сокрушается, что его Чичиков до сих пор скотина. Однако в третьем томе Чичиков преображается. И даже оказывается сосланным в Сибирь не за очередное плутовство, а за выступления в защиту обездоленных. Там он будет в кругу друзей-единомышленников, тоже персонажей романа, и туда же своим ходом придёт Плюшкин, распродавший и раздавший все свои накопления и пустившийся бродить по Руси, проповедуя добро.
Итак, сюжетный замысел «Мёртвых душ» предстал пред нами во всей своей грандиозной полноте: от ада первого тома к очищению во втором, а затем к благостным и святоотеческим поступкам героев, и прежде всего Чичикова, в третьем томе. И нам нужно понять, кто провёл Павла Ивановича по этим дорогам, кто направлял и взращивал его душу, наполняя её осознанно одухотворённой жизнью?
Отвечая на этот вопрос, я, прежде всего, хочу обратить твоё внимание, мой юный друг, на ещё один оксЮморон. Он чаще других встречается в тексте романа, без него и роман бы не был написан.
- Что это за такой удивительный оксюморон?- спросишь ты, читатель.
- А что ты спрашиваешь? – отвечу я. – Он у тебя перед глазами с момента первого взгляда на роман.
- И что я там должен был увидеть? – уже раздражаясь, воскликнешь ты.
- Павел Чичиков, - скромно брошу я в ответ.
- Ок! – скажешь ты. – Имя и фамилию главного героя я видел тысячу раз в тексте романа. А где упоминаемый вами оксюморон?
- Ты его только прочитал, - улыбаясь, откликнусь я.
- Павел Чичиков – оксюморон? А где противоречие в значении соединённых в словосочетание двух слов. Как, скажем, в страшно счастливая? Трудно представить, что кого-то можно застращать счастьем!
И здесь на помощь придёт понимающее чтение каждого слова в словосочетании Павел Чичиков. Надо найти ответ на вопросы, какое значение заключено в этих словах, и имеют ли эти значения какое-либо отношение к смыслам, как отрывка, так и романа в целом?
Слово Чичиков произошло от старинного русского глагола чичкаться со значением хиреть, увядать, гаснуть. Трудно не заметить, как эти значения в своей совокупности подходят к личности главного героя. Ведь многие благородные чувства в его душе давно погасли или увяли. Так что получилась вполне говорящая фамилия, как в прочем и ряд других фамилий поэме: например, таких как Ноздрёв, Плюшкин, Коробочка, Собакевич и Манилов.
Что до слова Павел, то тут всё важнее и интересней. Для начала надо вспомнить, как давались детям имена на Руси. Известно, что в большинстве случаях они давались по Святцам. Святцы – это многими теперь забытая церковная книга, в которой содержится полный, в календарном порядке, перечень дней памяти всех православных святых, тех дней, когда верующие в своих молитвах благодарили их за святые подвиги и мудрость жизни и мысли.
Так что, исходя из выше написанного, можно смело утверждать, что родители Чичикова нарекли своего сыны в честь апостола Павла, чей день памяти приходился на 29 июня по старому стилю. Но бог с ними, с родителями. Но вот зачем Гоголю так называть своего главного персонажа? Если помнить о его склонности давать своим действующим лицам говорящие фамилии и имена, то не лишне задаться вопросом, а вдруг имя Павел тоже говорящее? И тогда нужно прояснить для себя то основное, что связано с апостолом Павлом. Апостол Павел был одним из главных проповедников учений Иисуса, является по настоящее время одним самых уважаемых и чтимых сподвижников Христа. Будучи глубоким христианским мыслителем, он оставил своим почитателям много мудрых откровений и наставлений. Вот одно из них, сохранившееся в его «Первом послании Коринфянам»:
"Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут".
Понимать это утверждение святого надо, видимо, следующим образом. «Умирать в Адаме» означает, страдать от своих грехов, от своих дурных поступков и мыслей, а «во Христе оживут» означает – очиститься от своих грехов, воскреснуть к праведной жизни можно, только приняв учение сына Божьего, только следуя его заповедям. Близка ли была Гоголю такая мысль Апостола Павла. Оказывается, да. О чём свидетельствуют следующие строки из духовного завещания этого очень религиозного писателя:
"Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк прелазай, иначе, есть тать и разбойник"
Так что в имени и фамилии этого удачливого плута можно обнаружить затейливый оксюморон: воскресшее угасание. И связь с главной идеей трёхтомной эпопеи Гоголя очевидна. Уже в имени и фамилия главного героя сформулирована мысль о его возможном воскрешении, очищении от скверны своих мерзких наклонностей.
Но есть ли эта мысль в анализируемом отрывке. Оказывается есть. И для этого надо постараться понять , о чьих слезах идёт речь в уже цитированной здесь строчки. Напомню её ещё раз:
незримые, неведомые … слёзы.
Исторически сложилось мнение, что это Гоголь прослезился, страдая от тех страшных ликов российской действительности, которые он так живописует в своём романе. Но та авторская язвительность, бьющая через край его неудержимая ироничность, смакование анекдотичных комических подробностей, которое сплошь и рядом встречаются в тексте поэмы, оставляют совсем мало места для глубоких и тягостных переживаний, следствием коих могут быть слёзы удручённого писателя. И как тут не вспомнить наблюдение Ключевского, известного отечественного историка:
Гоголь … ни о чем не плакал, потому что ничего не презирал, а для того, чтобы … плакать, нужно презирать … жалкое. Он был «художник-создатель» и притом христианин, а такой художник не может … ни презирать: «для него нет ни низкого предмета в природе, в презренном у него уже нет презренного».
Если это так, то чьи тогда это слёзы? И тут нам на помощь придёт великий писатель и философ земли русской Лев Толстой. Вернее, одно его очень важное рассуждение о природе религиозности в литературном творчестве:
Под религиозным содержанием искусства, отвечу я, я разумею не внешнее поучение в художественной форме каким-либо религиозным истинам и не аллегорическое изображение этих истин, а определенное, соответствующее высшему в данное время религиозному пониманию мировоззрение, которое, служа побудительной причиной сочинения драмы, бессознательно для автора проникает все его произведение. Так это всегда было для истинного художника.
Какая же религиозная составляющая мировоззрения Гоголя бессознательно для автора проникло в его «Мёртвые души»? И мне думается, это евангельская притча о воскрешении Лазаря. Вернее, о тех слезах, которые пролил Христос на пути к месту свершения своего чуда. И прослезился он, наблюдая, как испортился род человеческий и какой безобразный вид даёт духовная смерть человеку».
Эта притча понималась отцами церкви, как иносказательный намёк на воскрешение. Относя его к воскрешению нашего внутреннего человека. Наиболее образно, живо и полно написал об этом блаженный Феофилакт Болгарский «Ум наш — друг Христов, но часто побеждается слабостью человеческой природы, впадает в грех и умирает смертью духовною и самою жалкою. А преподобный Андрей Критский утверждал, что пещера, в которой покоился Лазарь, это сердце наполненное людскими пороками, а камень, закрывающий вход в неё – это безверие, уход от христианских ценностей. И только слово Иисуса отвалило камень и вывело мёртвую, бездуховную душу к жизни праведной.
Таким образом, стал понятен глубинный смысл строки о слезах. В ней как бы предвосхищён дальнейший путь души Чичикова: от пороков алчности и наживы - к благодати христианской жизни. В согласии с этим выводом находятся и слова автора о возможном будущем Чичикова: «И, может быть, в сем же самом Чичикове... заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес». Пред какой мудростью небес преклонят читатели по прочтению этой книги? Ответ очевиден – пред мудростью иисусовой, воскресившей заблудшую душу обаятельного мерзавца. Невольно получился ещё один оксюморон: обаятельный мерзавец.
Тут, однако, не лишне заметить, что через несколько десятков лет другой писатель, Ф. Достоевский, в романе «Преступление и наказание» тоже обратится к притче о Лазаре, к последнему прижизненному чудо Спасителя. В нём, Сонечка Мармеладова, преисполненная христианского сострадания, будет читать Родиону Раскольникова, чья душа погрязла в пагубных грехах, отрывок из Евангелия от Иоанна, где повествуется о чудесном воскрешении Лазаря. Она очень надеялась, что этот отрывок из библии заставит Родиона покаяться и прийти в мир христианской любви и жертвенности.
Из всех заданных вопросов у нас остался только один. Для простого напоминания я его здесь повторяю.
- В чём был замысел автора поместить это своё размышление о типах писателей в начало седьмой главы?
Как ты помнишь, я уже писал, седьмая глава с данным авторским проявлением делит весь роман две равные части. И их основное отличие состоит в том, что если первая часть, до авторского проявления, повествует об успешных действиях Чичикова по обману своих незадачливых или жадных до наживы жертв, получая от этого немалую выгоду, то во второй части он сам становится жертвой слухов, подозрений и всеобщего презрения и осуждения. Боясь судебной расправы, он в конце последней главы поспешно убегает из города, что бы продолжить свои похождения, путешествуя с уже известной нам целью: в поисках мёртвых душ. И анализируемое авторское проявление как бы прогнозирует возможные результаты данного путешествия. При этом автор уже во второй части как бы невзначай то тут, то там сообщает нам о Чичикове такое, что, кажется, противоречит тому, что мы узнали в первой чести об этом проходимце.
Но как показали последующие после написания первого тома события в творчестве Гоголя, задуманный план романа не был автором осуществлён. Его религиозный романтизм не выдержал испытаний современной ему российской действительностью. В ней Гоголь не нашёл убедительных оснований для воскрешения главного героя. Второй том был сожжён, и автор стал стремительно приближаться к своей трагической гибели.