Глава первая
Каждое утро я просыпаюсь в шесть часов, как только прозвонит будильник. Но, Боже мой, кто бы видел, как я выползаю из постели! Вся беда в том, что с вечера не могу заставить себя улечься в постель, а если и ложусь, то все равно до часу или двух ночи не могу уснуть. Я и песенку пою про серого волчка, как когда-то в детстве мне пел папа, и ворон считаю, и сказки рассказываю сама себе – бестолку. А если еще и засижусь за компьютером – все, о сне можно забыть. Часиков в три-четыре вползаю в ванну, вся бледная, с синими кругами под глазами.
А вот по утрам… Приложив немало усилий, открываю глаза, стеная и хныкая, сползаю с постели, спотыкаясь, бреду в ванную комнату, ругая и матеря того, кто придумал, что человечество должно начинать рабочий день с девяти часов, полчаса стою под жгучими струями душа, постепенно просыпаясь. Когда в голове потихоньку прояснится, мысли выстроятся в определенном порядке, а руки и ноги соответственно начнут реагировать на требования головы, уже в более-менее нормальном виде отправляюсь на кухню варить кофе. Чашечка этого божественного напитка окончательно восстанавливает мое физическое, моральное и психическое состояние. Пару обжигающих глотков и я готова вновь жить, дышать, думать и принимать решения за себя, за других. О, эти «другие»!
По утрам я торопливо бегу на троллейбус. Независимо от того когда проснулась, в шесть или в семь часов утра, я вечно опаздываю на работу. Это уже вошло в привычку, стало нормой. Охранник нашего офиса порой усмехается: «Я за Вас расписался в книге присутствующих». Каждый день говорю себе, что так не должно делать, что стыдно в моем-то возрасте опаздывать, но почему-то совершенно не испытываю чувство стыда и продолжаю жить так, как получается.
Вот так, привычно на ходу ругая себя, подбегаю к перекрестку, и с досадой вижу, что тридцать пятый троллейбус, заносчиво подмигивая красными огоньками, показывает хвост. И зачем, спрашивается, бежала, когда знала, что не успею и придется ждать либо маршрутку, либо следующего. Теперь уже спокойно перехожу улицу, пытаясь вспомнить расположение стрелок на часах, что весят в прихожей, оглядываюсь, вижу медленно переходящую тот же перекресток высокую, седую женщину, и вздыхаю с облегчением – успею и сегодня, как обычно, опоздаю лишь минуток на пять.
С этой женщиной мы не знакомы, но я давно ее знаю. Странности большого города.
Квартиру мы получили лет двадцать тому назад, когда шла застройка нового района. Мы только что вернулись из загранкомандировки, которая была сопряжена с большими опасностями. Мужу, за особые заслуги, вручили орден и ордер на новую квартиру. До этого наша маленькая семья жили в живописнейшем месте в хрущевской пятиэтажке. Квартира была маленькой, комнаты – проходные, и мужу, часто принимающему помимо службы нужных людей, было крайне неудобно за нашу убогость. Хотя тогда все так жили, и многие москвичи рады были иметь и такое жилье. Но статус требовал, и начальство решило улучшить наши жилищные условия. Так мы были осчастливлены получением в новом двенадцатиэтажном доме большой, тоже двухкомнатной квартиры улучшенной планировки. Это тогда она была улучшенной, а сейчас, спустя годы, понимаешь - за ту ответственность, что лежала на плечах моего дорогого супруга, можно было бы найти и получше.
Но мы были молоды и радовались не столько нашему жилищу, хотя, что скрывать, и ему тоже, сколько самой возможности жить. Возвращаясь из «дальних стран» мы будто хмелели от родного воздуха. Родственники, друзья и просто знакомые со всех краев слетались к нам в гости. А мы были счастливы увидеть родные лица, услышать родную речь. Часто компаниями уезжали за город, на природу, либо просто шли гулять по улицам дорогого сердцу города.
Однажды летним вечером, возвращаясь с прогулки, мы встретились с шумной и необычайной для Москвы, грузинской свадьбой. Мы свернули с аллейки сквера к дому и услышали звуки ствири* и дудука*, которым вторил, отбивая такт, таблаки*. Шумное веселье выкатилось из подъезда соседнего дома и, заражая задором и радостью, разлилось по вечерней улице. Помните, как сказал один поэт о грузинской свадьбе: «Она щедра - как земля, легка как горный воздух, богата - как проникновенная песня, весела - как стремительный танец». Я вспомнила эти слова, залюбовавшись шествием торжества жизни и любви. Как всегда в большом городе на звуки шумного веселья собралась толпа зевак. Всезнающие бабушки, проводящие дни на скамейках у дома, оживились и с удовольствием комментировали событие.
- Гля, Петровна, а Костик все ж женился, а ты говорила, что весь в науку ушел.
- Наука любви не помеха, Наталья Ивановна. Тебе ли этого не знать.
- Ой, девоньки, а невеста-то русская.
- Ну, этим сейчас никого не удивишь – он грузин, она русская. Хорошо еще, что не за негра выходит.
- Да уж. В пятьдесят девятом насмотрелись экзотики.
- Костик у нас хороший жених. Он ее не обидит.
- Красив, красив, что и говорить.
- А она-то, она, смотри, будто лебедушка плывет.
И действительно, жених с невестой были прекрасны. Он - высокий, стройный, в национальном костюме, и она – красивая блондинка в длинном свадебном платье, ниспадающей чуть-чуть на лицо вуали, словно облачко спустившиеся с неба, казалось, не шла, а парила рядом.
- Хороша пара! – С восторгом отметил мой муж. - Он, смотри, как орел горный – взгляд, стать – красавец! А она – словно из русской сказки вышла! Дети пойдут красивые! Обычно в таких смешанных семьях рождаются дети умные и красивые.
- Дай Бог! А ты, мой знаток, чем не доволен? Тебе наш сын не нравиться?
- Да что ты, дорогая! Наши дети самые прекрасные в мире! – Муж шутливо чмокнул меня в щечку.
Я знала, что он всегда гордится мной, его женой, и нашим сыном. Семья у него на втором месте после его работы. А работа у него – счастье Родины и семьи. Так и осталась эта пара в нашей памяти Орлом и Лебедушкой.
Спустя пару месяцев мы уехали в очередную командировку, и я вернулась в Москву лишь через три года. Муж еще оставался в Эль-Кувейте, а у меня возникла необходимость встать на учет в женской поликлиники, так как была уже на большом сроке беременности. Наша посольская врач Елизавета опасалась не только за здоровье ребенка, но и мое так же.
В поликлинике, сидя в очереди на прием к врачу я неожиданно встретила Лебедушку. Судя по внешнему виду, у нее срок беременности был не намного больше, чем у меня. Она была все также мила и томна. Беременность совершенно ее не портила, а наоборот, вызывала желание прижать, приголубить, приласкать. Может быть, это было вызвано нескрываемым испугом, отразившемся на ее милом, нежном личике.
Сопровождала ее высокая статная удивительной красоты женщина-грузинка лет сорока-сорока пяти. Я, почти с детства лишенная материнской ласки, с завистью смотрела, как заботливо хлопотала она вокруг Лебедушки, то обмахивая ее веером, то прикладывая к ее лбу кружевной платочек, то наливая в маленький стаканчик прохладительного напитка из термоса. Она что-то говорила своей молодой спутнице и та в ответ слабо улыбалась. Эта красивая семейная сцена привлекла не только мое внимание.
- Глянь-ка, вроде русская, а как грузины опекают, - обратила мое внимание молоденькая девчушка с огромным животом. - Молодой чуть ли не на руках ее внес, а старуха ни на шаг не отходит. Ишь, машет все, да машет.
- А она замужем за грузином, - зачем-то пояснила я и тихонько отодвинулась от женщины. Ее злоба мне была неприятна.
- Во, сучка, - не унималась соседка. - Мало им наших, так еще и весь Кавказ перепробуют.
- Зачем Вы так, - тщетно попыталась я остановить неприятный поток грязи, льющийся из уст женщины.
Чем бы закончился наш разговор - не знаю, но вышла медсестра и пригласила соседку, которая тяжело отдуваясь, последовала в кабинет врача.
И уже вечером, засыпая, я вспомнила о случайной встрече в поликлинике, всплакнула от грусти, от одиночества и оттого, что опять мне приходится одной справляться со всеми своими страхами и сомнениями, что никто со мной не носится, не обмахивает веером, не приносит водичку.
Через пару дней мне сообщили, что мужа перевели работать в Триполи. В Ливии к власти пришел Муаммар Каддафи.
ствири* и дудука*, таблаки* - грузинские национальные музыкальные инструменты.
Продолжение следует…
Все фото автора
07.12.2016г. г.Москва