Я думаю о ней...

Наталья Зотова 2
Декабрь. Снежно-нежный месяц моего рождения...  и горьких утрат.
Девятнадцать лет назад в начале декабря не стало  отца. Девять лет назад, почти  день в день – мужа. Время мчится, но каждый год по мере приближения скорбных дат как бы замирает, заставляя вновь и вновь задумываться о той, что забрала их.

*****

В прежние, уже давние времена она наблюдала за мной издалека. С адским терпением выжидая момент, чтобы приблизиться.

Она пряталась за сугробом, когда вместе с мальчишками я прыгала с гаражных крыш в глубокий снег. Мы прыгали и солдатиком, и ласточкой, и как попало, визжа от восторга и короткого чувства полёта.
Когда снег стаивал, на месте прежних сугробов обнаруживались обрезки металлических лент и колючей проволоки.

Она бежала за легковушкой, сбившей меня лоб в лоб. Я первый раз выехала во двор на настоящем, взрослом, велосипеде, подаренным отцом. И мчалась, только что не вопя от счастья, не глядя по сторонам. Она вроде как пошутила – переднее колесо начало крутить «восьмёрку», а я отделалась синяками. Но и намекнула – я недалеко. Ооо! – в двенадцать лет всё нипочём!.

Видимо, она хотела рассчитаться за прежнюю неудачу. В полтора года мама накормила меня плохо промытым черносливом. Жесточайшая дизентерия, приговор врачей. Мы с мамой в Алтае, до Москвы несколько суток поездом – не довезёте...
Позже мама так часто вспоминала пережитый ужас, что, кажется, и я помню, как нечто тёмное и холодное временами обнимало меня.
Дома от  полного отчаяния и безысходности отец влил в меня водку, а потом крепкий мясной бульон. Вопреки всему я выжила.

Она покряхтела разочарованно и на время отошла подальше.

В три года отец сумел заинтересовать  меня зарядкой, превращая её в игру. Потом были «снегурки», детский двухколёсный велосипед. Попытки научить плавать в море оказались тщетными, и отец отвёл меня в бассейн.  Спустя десять лет, снова попав на море, я удивляла окружающих, заплывая далеко за буйки, кувыркаясь в воде подобно дельфину и  взлетая над волнами начинающегося шторма. Не от безрассудства – от уверенности в собственных силах.

Закалённое, тренированное тело требовало постоянного движения.
И были лыжи, взрослые «гаги». А по заборам и деревьям я лазила не хуже мальчишек.

Она терпеливо дожидалась промашки с моей стороны. Мне было шестнадцать, когда она снова оказалась рядом. Гнойный  аппендицит, лопнувший  в «Скорой»  на ухабистой дороге.
Меня забрали на операцию прямо из приёмного покоя. Потом врач сказал маме, что промедление  грозило... 

Она опять отступила.  Почти на двадцать лет.

Зато я отрывалась по полной. В институте всерьёз занималась спортивной гимнастикой, увлеклась верховой ездой. Плавала, бегала на лыжах, на обычных коньках крутила пируэты.
Летом – турпоходы и неизменный велосипед, тот самый, но уже без «восьмёрки».

Замужество, работа, не самые  комфортные условия проживания в общей квартире.
Аспирантура и тяжелейшие командировки за образцами для исследований.  Здоровье подорвано, но молодость  не слишком вдумчива, чтобы предвидеть будущее.
А оно наступило и предъявило счёт. Онкологическая операция, облучение.

Но так велика была во мне уверенность  в победе над болезнью, обстоятельствами... Такая тёплая и нежная осень встречала меня на прогулках по больничному парку, что  я не задумывалась, не сомневалась –  разве могло быть иначе?

Жизнь продолжалась. Для меня.
Но не стало сначала отца, потом мужа, мамы.
Они уходили в болезни, в тяжких муках... А были ведь добрыми, любящими, светлыми людьми.
Бежит время,  я всё чаще думаю о ней, той, которая забрала моих родных и любимых. Они снятся мне, иногда присутствуют почти физически – так близко ощущаю я их заботу и помощь.

Так что же она такое – смерть?
Она ходит за нами по пятам, затаивается и ждёт подходящего момента ?
Мысли о ней змеями заползают в голову, когда долго не удаётся уснуть. А если начинаешь думать, что дряхлеет тело, по утрам мучает дикий кашель, скачет давление, и на прогулке с собакой передвигаешь ноги усилием воли, то...

Этим летом покинула наш лучший из миров моя единственная подруга. Два года назад случился инсульт, она немного оправилась, но домашняя обстановка не способствовала полному выздоровлению, а трое внуков и правнучка не прибавляли спокойствия и тишины.
В разговоре с её взрослой дочерью прозвучало однажды – дом престарелых.
И не стало моей Нины.
Вспоминаю, как не любила она разговоров о смерти. Почему – не объясняла. Боялась — чего?

Сколько людей – столько мнений. Ясно одно – ушедшие не возвращаются. Задумалась – почему?
Было такое. После смерти мужа я пребывала в полубредовом или невменяемом состоянии от постоянного недосыпа, дикой усталости, обречённости и  невозможности спасти его. В бессонную ночь накануне похорон  вдруг само написалось странное стихотворение:

Там небо синее и больше цветов,
Там птицы щебечут на сто голосов,
Там звонче  ручьи и душистей трава,
Там свет и блаженство без края и дна.

Там близкие люди ждут встречи с тобой,
Ты всем, кого встретишь, поклон передай.
И там, наконец - долгожданный покой...
Ты мучился долго, теперь отдыхай.

С кончины твоей пролетело три дня.
Но ты еще рядом - душа твоя тут...
Не бойся, иди, отпускаю тебя
Туда, где душа обретает приют.

Что это было? Прозрение? Откровение? И мне явилась истина?  – там нет боли, страха, ненависти, а есть любовь и умиротворение. Там лучше, так зачем возвращаться.

За последние двадцать пять лет я много перечитала всякого-разного о жизни после жизни. Вспоминала, как просила моя бабушка не спасать её при очередном сердечном приступе. Как говорила – устала жить, мне пора.
 
И в открытых глазах уходящего мужа не было страха, а будто удивление.

А на ещё тёплом мамином лице –  едва заметная улыбка. Словно снилось ей в момент ухода что-то  приятное.

Пытаюсь вспомнить, когда я впервые задумалась о собственной смерти. Больше тридцати пяти лет назад,  когда услышала диагноз. И прогноз на будущее.

А потом видела, как страдают мои близкие, и мучилась от невозможности удержать их.

Иногда чувствую затылком,  как близко она подходит. И отступает – ещё не время. Понимаю, нет смысла корчить из себя бодрячка, будто для меня её не существует. Она – закономерный итог, а может действительно избавление от земных мук и освобождение души, вынужденной жить в хрупкой телесной оболочке.

Спустя два года после смерти мужа родилось ещё одно стихотворение:

Ты ушел, я не знаю, куда.
Только знаю, возврата не будет...
Не приходят сюда ниоткуда,
Если раньше успела беда.
Твое тело сгорело в огне.
Урна с прахом зарыта в земле.
Только знаю - бессмертна душа!
Ей не надо смотреть и дышать.
Для нее нет предела и тайн.
Прилетай ко мне. Прилетай...

Знаю, я не одна такая, не сомневающаяся в бессмертии души. Слишком много тому свидетельств. Есть мой собственный личный опыт.

Страшно быть больным, беспомощным и умирать в одиночестве. Об этом знает разум. Только почему-то иногда  так хочется свободы...  Или это душа рвётся на волю?...


2016г.