Часть вторая. судьба солдата,

Александр Аввакумов
Вторая часть.
Всем попрыгать! – приказал я и пошел вдоль строя  солдат, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за спин бойцов.
Несмотря на обыденность приказа, десантники сделали несколько прыжков и замерли на месте. Я  повернулся в сторону сержанта Назарова и подошел к нему.
- Назаров! Что у тебя в мешке? Давай, вываливай все на землю, посмотрим, что у тебя там гремит.
- Товарищ командир, у меня все в порядке, – произнес он, снимая с себя большой вещевой мешок. – Вот, сами можете посмотреть, что у меня в мешке. Видите - ничего лишнего.
Он вытряхнул содержимое мешка на землю. Действительно, в его мешке было только самое необходимое: пачки с патронами, несколько гранат и предметы сухого пайка.
Я жестом руки подозвал к себе Белоусова и, когда тот подошел ко мне, я при нем произнес:
- Мне стыдно за тебя Назаров! Ты не первый день в отряде, и до сих пор не можешь правильно уложить боеприпасы. Правильно сложенные боеприпасы не должны бренчать, как пасхальные колокола. Ты, наверное, забыли, куда мы идем. Там нет дилетантов, и любой посторонний звук  может демаскировать движение группы.   Уложите боеприпасы плотнее или переложите их чем-нибудь мягким. А вы, товарищ лейтенант, проследите за всем этим.
Минут через десять Назаров доложил мне о готовности. Он снова попрыгал, теперь в его мешке ничего не стучало и не бренчало.
Бойцы быстро побросали свои мешки в кузов  машины, а затем полезли в кузов сами. Убедившись, что все бойцы на месте, я и Белоусов сели в кабину рядом с водителем, и машина тронулась.
- На аэродром! – скомандовал Белоусов водителю.
Васильев понимающе кивнул головой. Машина выехала за ворота базы и, поднимая облака пыли, направилась в сторону аэродрома.
- Лишь бы до темноты успеть доехать, – пробубнил себе под нос водитель. - А то могут обстрелять или свои, или эти - моджахеды.
С наступлением темноты отдельные группы моджахедов просачивались в город и обстреливали наши посты и одиночные машины.
- Куда летим? – поинтересовался Белоусов у меня.
- Узнаешь на месте. Пока не приземлимся, задачу группе разглашать запрещено. Это приказ, так что не обижайся, Андрей.
Он отвернулся в сторону и обиженно надул губы. Мы уже не раз с ним были на «дороге», и теперь мой ответ, похоже, обидел его.
- Ты что, командир, мне не доверяешь? – спросил он у меня. - Если не доверяешь, то зачем тащишь меня в эти горы?
- Не обижайся, Андрей. Это приказ генерала, а приказы, ты знаешь, не обсуждаются. Я обещаю тебе одно - что ты об этом узнаешь первым.
Дорога, по которой ехала машина, петляла, от чего машину постоянно бросало из стороны в сторону.  Наконец, машина остановилась около опущенного шлагбаума. 
- Спешиться – приказал я личному составу группы  и направился к двери в ангар.
Разгрузив автомашину, десантники повалились на пыльную траву и, достав сигареты, стали курить. Они хорошо знали, что там, в тылу врага, уже не покуришь. Сами афганцы практически не курили и поэтому дым, и запах табака могли легко выдать расположение группы. Переговорив с летчиками, я вышел из ангара и взглянул на лежавших в траве бойцов. Я тоже достал сигарету и, размяв ее пожелтевшими от табака пальцами, закурил.
Дверь ангара открылась, и из нее вышли два летчика, держа в руках летные шлемофоны.
- Ну что, мужики, готовы? – спросил он меня. - Пошли к машинам, сейчас полетим.
Взвалив на себя тяжелые мешки, бойцы молча направились вслед за пилотами. Около вертолетов суетились механики и другие технари, готовя вертолеты к полету. Около них на стремянке сидели штурманы боевых  машин и о чем-то разговаривали. Доложив о готовности техники к полету, пилоты залезли в кабины вертушек, а мы стали быстро грузиться в машины.

***
Равномерный шум двигателей вертолета убаюкивал уставших бойцов. Я то и дело проваливался в пустоту и, испугано вздрогнув, открывал глаза. Бойцы дремали, прижавшись плечами,  друг к другу. Всем хотелось хоть немного украсть у этой афганской ночи времени на сон. Пересилив сон, я посмотрел в иллюминатор вертолета, надеясь что-то разглядеть среди этой ночной черноты. Несколько раз нашу машину обстреливали моджахеды. Пунктиры трассирующих пуль неслись с земли к нашим машинам, но летчикам удавалось вывести вертолеты из зоны обстрела.
Оторвавшись от иллюминатора, я закрыл глаза, стараясь не думать о том, что нас ожидает в этих горах.  Дверь пилотов открылась, оторвав меня от воспоминаний.  Из кабины  вышел штурман вертолета и, осмотревшись по сторонам, направился в мою сторону. Он сел рядом со мной и, разложив на коленях карту, стал  рассказывать и показывать маршрут, а также место приземления вертолетов. Переговорив со мной, штурман скрылся за дверью кабины пилота.  Я внимательно посмотрел на бойцов, их лица  стали серьезными и  тревожными.
Двигатели вертолета взревели. Машина мелко задрожала всем своим корпусом и стала медленно  снижаться.  Вскоре вертолет застыл на месте на высоте трех-четырех метров от земли. Из кабины вышел штурман и открыл боковую  дверь. В салон вертолета ворвался грохот работающего двигателя и холодный ветер.
- Пошли, мужики! С Богом!  – произнес он и посмотрел на меня.
Сначала мы сбросили свои мешки, а затем стали прыгать и сами. Несмотря на небольшую высоту, прыгать было страшно. Земли не было видно, и поэтому многие из десантников невольно задерживались около двери перед прыжком. Помимо всего, многие из них боялись прыгнуть, так как можно было угодить  на голову своему товарищу, который еще не отбежал от машины. Я тоже подошел к двери вертолета, на секунду зажмурившись от порыва ветра, посмотрел вниз, стараясь разглядеть что-то внизу. Однако, ничего не увидев, я прыгнул в эту черную бездну. Несмотря на темную и безлунную ночь, высадка с вертолета прошла вполне удачно.
 Почувствовав под собой твердую землю, я быстро вскочил на ноги и стал быстро отбегать от поднимающегося вверх вертолета. Воздушный поток от работающих винтов прижал меня к земле. Когда вертолет отлетел в сторону, все бросились искать свои вещевые мешки. Мы быстро разобрались и обменялись подобранными мешками, теперь у каждого был свой мешок.
- Стройся, – скомандовал я. - Все целы? Травмы никто не получил?
 Жалоб со стороны десантников не было, и это радовало меня.
- Десантники! Мы находимся на границе с Пакистаном. Данную территорию контролируют банды полевого командира Муллы Маланга, о котором вы все наслышаны. Если кто из вас не знает, могу сказать следующее: после того, как мы уничтожили его караван, он пообещал, что спустит с каждого из нас кожу, если мы попадем ему в лапы. Так что шансы остаться живыми в случае пленения - ничтожны. Понятно?
Десантники молчали.
 - Задача нашей группы - найти и доставить в расположение наших войск летчиков сбитых вертолетов и офицера Главного политического управления нашей армии. Приказываю всем быть предельно осторожными, избегать боевых столкновений с моджахедами. А сейчас - самое главное. Этих людей разыскиваем не только мы, но и спецподразделения Пакистана и США. Эти люди - не дети, и поэтому нам приказано избегать всяческих стычек с ними. Задача ясна? – снова спросил я десантников.
Все промолчали, осознавая важность поставленной командиром задачи.
- Если вопросов нет, то, Белоусов, давай, командуй.
- Быстров, Бухаров - вперед, в боевое охранение. Расстояние пятьдесят метров. А теперь всем попрыгать и вперед – скомандовал он.
Названные им бойцы вышли из строя и направились вверх по склону горы. Через минуту вслед за ними  двинулась и основная группа бойцов.

***
Из-за гор показался желтый диск солнца. Сухой горный воздух стал быстро  нагреваться. На голубом небе не было ни одного облачка. Я сразу почувствовал, как моя спина стала  покрываться потом. Отряд шел молча, обливаясь потом и проклиная всех тех, кто направил их в эту поисковую операцию. Вскоре солнце окончательно выбило нас из ритма, все вымотались так, что еле передвигали ноги.
- Привал! – скомандовал и, сняв с плеч мешок, повалился на землю.
Взглянув на часы, я снова поднял группу.
Мы выстроились в цепочку и двинулись в путь. Полуденное солнце нещадно пекло.   Я снял с пояса флягу и сделал первый глоток. Вода во фляге была противной и теплой. Я попытался сделать хоть небольшой глоток, но у меня почему-то не получилось. Сухое воспаленное горло отчаянно сопротивлялось этому. Я оглянулся назад и, заметив, что один из бойцов выливает себе на голову воду из фляги, я невольно остановился и закричал на него.
- Отставить! Ты что делаешь? Это же вода! Всем беречь воду!
Десантник посмотрел на меня каким-то отрешенным взглядом и повалился на камни.
- Белоусов! Посмотрите, что с ним?
Андрей нагнулся над бойцом и, выпрямившись, доложил.
- У него тепловой удар. Что будем делать?
- Оставь с ним Назарова и Горохова. Когда  боец придет в себя, пусть выдвигаются к точке сбора.
Белоусов достал карту и, подозвав к себе Назарова, стал ему что-то объяснять на карте. Когда он закончил инструктаж, наша группа двинулась дальше. Теперь нас уже было пятнадцать человек.
Пройдя километров шесть, мы снова едва не нарвались на блокпост духов. Идущие впереди группы Быстров и Бухаров вовремя остановили нашу группу. Стараясь не шуметь, я быстро подполз к Быстрову.
- Вон, видите их – произнес он и указал на груду камней.
Я приложил к глазам бинокль. Среди камней я различил несколько человеческих фигур.  Там, среди камней, разморенные жарким солнцем и принятой пищей, крепко спали воины Аллаха. Обходить этот заслон было уже физически сложно, и я решил его атаковать.
 Я отполз назад и, подозвав к себе Белоусова, приказал ему уничтожить заслон. Взяв с собой пятерых бойцов, он быстро пополз вперед, туда, где его ожидали Быстров и Бухаров. Они сняли заслон без всякого шума. Восемь спящих моджахедов умерли прямо во сне, так и не поняв, что с ними случилось.
 Сняв заслон, мы вошли в небольшую зеленую рощицу. Посмотрев на измученные лица бойцов, я взмахом руки указал на привал. Усталые и голодные, мы дружно повалились на землю. Я достал из мешка банку тушенки и вскрыл ее финским ножом. Сталь немецкого ножа без труда вскрыла металлическую банку. Я стал быстро отправлять к себе в рот большие куски тушеной говядины, не чувствуя ее вкуса. Наевшись, я ножом вырыл небольшую ямку в земле, положил, пустую банку из-под тушенки и засыпал ее землей.
- Что дальше, командир? – спросил меня Белоусов. Неужели ты рассчитываешь на то, что мы  разыщем летчиков и полковника в горах?
- Я, в отличие от тебя, Андрей, приказы командиров не обсуждаю. Если мы бы с тобой не заканчивали одно училище, то я бы посчитал тебя паникером и расстрелял бы тебя прямо на месте, как это делали в 1941 году. Надеюсь, ты меня понял?
- Так точно – ответил Белоусов. – Стрелять мы все мастера. Разве я не прав? Посмотрите, одни горы. Ни одной живой души.
Я засмеялся. Он удивленно посмотрел на меня.
- Чего смотришь? Говоришь, ни одной живой души, кроме тех восьми, что остались позади тебя.
Он отвернулся, так как понял всю глупость заданного им вопроса. Однако я тоже хорошо понимал, что найти среди этих гор небольшую группу людей было практически нереально. Я посмотрел на часы и знаком подозвал к себе радиста.
- Ибрагимов! Запроси штаб – приказал я ему. - Узнай, что у них есть новое по нашей группе.
Радист включил радиостанцию и стал крутить ручку настройки. Связавшись со штабом, он передал наушники и микрофон мне.
- Нашим вертолетчикам удалось засечь отход их группы. Они находились в десяти километрах от вашей точки. Второе, параллельно вам к этой точке движется большая группа моджахедов. Группа  штыков в восемьдесят. Это не все. Из Пакистана на джипах в Афганистан переброшена группа спецназа «Черные аисты». В их составе несколько американских инструкторов, прошедших войну во Вьетнаме. Они - люди опытные и не раз принимавшие участие в аналогичных  специальных операциях, так что, прежде чем вступить в огневой контакт, подумай об этом. Следующий выход в эфир в двадцать часов. Как понял?
- Все понял. Выход в двадцать часов.
- Желаю успеха, – произнес радист базы, прежде чем выйти из эфира.
Закончив радиосвязь, я  обвел всех внимательным и изучающим взглядом. Все мы отлично понимали, что наши стычки с этими подразделениями практически неизбежны, и только время покажет, кто из нас сильнее и лучше подготовлен.
- Всем подняться – приказал я.
Люди стали медленно подниматься с земли. Я молча обошел строй, вглядываясь в лица стоявших передо мной бойцов.
- Теперь вы все знаете. Я не думаю, что вы испугались этих «Черных аистов». Нужно найти наших товарищей прежде, чем это удастся им.
Выставив передовое охранение, мы направились вслед за ними. Говорят, что нормальный человек может пройти за день километров шестьдесят, не более. За неполные сутки мы уже прошли около семидесяти километров. Семьдесят километров бездорожья в условиях высокогорья. Сейчас нам снова нужно было идти вперед и сколько еще предстояло пройти, никто из нас не знал.

***
Я шел, словно на автопилоте. Передо мной покачивался вещевой мешок одного из бойцов. Я силился прочитать его фамилию, выведенную химическим карандашом на пришитой бирке, но у меня не получалось. Похоже, я уже ничего не соображал. Я машинально посмотрел на часы, шел пятый час дня. До захода солнца оставалось еще около трех с лишним часов. Я поправил заплечный мешок и снова уперся своим взглядом в зеленый мешок впереди идущего бойца.
Чтобы как-то отвлечься от дороги, я решил подумать о полковнике Грачеве. Мне было интересно, как он воспримет мое внезапное появление в качестве его спасителя в этом далеком Афганистане.
«Интересно, что будет преобладать на его лице при нашей встрече? Страх или радость? Начнет ли он оправдываться передо мной, или нет?»
Я пытался представить, как он выглядит сейчас. Ведь с последней нашей встречи прошло более двух лет. Постарел или, наоборот, стал еще холеней?
Впереди идущий боец внезапно остановился, и я, налетев лицом на его заплечный мешок, тоже остановился.
- Что случилось? – поинтересовался я у него.
- Разведка возвращается, – тихо ответил он.
Я снял с себя мешок и бросил его на землю. Посмотрев по сторонам, я тихо скомандовал:
- Привал!
Все устало повалились на землю. Ноги гудели, тело ныло, на куртках белыми разводами сверкали кристаллы соли. Ко мне подошли два разведчика и, упав от изнеможения около меня, стали тихо докладывать, что наткнулись на группу моджахедов, которые, по всей вероятности, преследуют наших летчиков. Словно в подтверждении их слов, где-то недалеко затрещали автоматные очереди.
- Мужики, это наши. Нужно им помочь! – произнес довольно громко я.
Где-то впереди нас раздался взрыв гранаты и снова послышался  сухой треск автоматов. Десантники встали с земли. Группа, без всякой команды, устремилась вперед.  Горное эхо разносило звук выстрелов в разные стороны, и было трудно сориентироваться, где конкретно идет бой. Неожиданно выстрелы прекратились, и наступила мертвая тишина.
- Вперед, быстрее! – скомандовал я, и мы, собрав последние силы, побежали.
Снова впереди нас раздались выстрелы. В этот раз они были редкие и одиночные. Свернув налево, мы сразу же наткнулись на тлеющие угли костра. У костра лицом вниз лежал убитый летчик. Вокруг трупа валялись стрелянные автоматные гильзы. Я нагнулся над трупом и достал из нагрудного кармана комбинезона документы летчика. Судя по документам, убитым был лейтенант Шкуратов. Я приказал Белоусову из подручных средств изготовить носилки и забрать с собой труп летчика.
- Командир, ты не перегрелся? Из каких подручных средств? Где ты их видишь?
Он был прав, действительно, вокруг нас расстилалось горное плато, на котором не было видно ни одного зеленого кустика.
- Хорошо, заберем на обратном пути, – произнес я.  – Позовите ко мне Петрова.
Когда тот подбежал, я посмотрел на него и скорей прохрипел, чем произнес:
-  Теперь ты у нас самый главный. Посмотри по следам, куда они все двинулись.
Петров был родом с Ямала и, судя по его рассказам, практически всю свою жизнь до призыва в армию провел в тайге, охотясь вместе с отцом на пушного зверя. После призыва в армию он окончил краткосрочные курсы снайперов и был зачислен в наш отряд. Он наклонился над землей и, словно собака, стал внимательно рассматривать прилегающую к костру местность. Вскоре он выпрямился и молча показал рукой, куда нам двигаться.
- Если так  пойдем, как шли, то вскоре догоним их, – произнес он. - Их трое, похоже, один из них ранен.
- Белоусов, возьми с собой пять человек, и с Петровым постарайтесь догнать наших летчиков.
Когда группа Белоусова скрылась, мы стали осматривать местность. Недалеко от костра,  метрах в тридцати, мы наткнулись на труп моджахеда. Вскоре нам удалось найти раненого мятежника, который, укрывшись за камнями, наблюдал за нами.
- Быстров, поговори с ним. Сколько их и как они обнаружили наших летчиков?
Он нагнулся над  моджахедом и стал что-то быстро говорить. Раненый, видимо, плохо понимал его и иногда переспрашивал по нескольку раз. Повернувшись ко мне, Быстров стал пересказывать то, что сообщил ему раненый.
- Товарищ командир! Он говорит, что их группа в составе двадцати человек преследовала русских со вчерашнего дня. Сегодня они догнали их здесь. Русские сидели у костра и что-то разогревали на углях. Им удалось застрелить одного русского, но остальные открыли по ним огонь и стали отходить в горы.
Закончив говорить, он посмотрел на меня. Похоже, он ждал моей команды, как поступить с захваченным в плен моджахедом.
- Чего смотришь? В расход его, – тихо произнес я.
Через минуту послышался сдавленный крик моджахеда. Из-за камня поднялся Быстров и вытер свой нож о халат моджахеда.

***
Из-за  пригорка показалась группа Белоусова. Сердце радостно забилось, когда я увидел лица своих бойцов. Немного сзади их двигалась небольшая группа летчиков, радостно размахивающая руками.
- Где старший группы! – закричал полковник Грачев, не узнавший меня сразу. – Пусть срочно доложит обстановку и свяжется с командованием.
- Я старший отряда, старший лейтенант Крылов.
- Кто, кто? – переспросил он меня.
Полковник внимательно посмотрел на меня, еще не осознавая и не признавая в этом черном от солнца лице и худой фигуре известного ему лейтенанта Крылова. От неожиданности он потерял дар речи.
- Свяжите меня со штабом армии, черт возьми! – скорей приказал он мне, чем попросил. – Может, вам не понятен мой приказ?
Я внимательно посмотрел на него. В этом человеке трудно было узнать Грачева, которого я знал ранее. Двое суток, проведенные им в тылу моджахедов, наложили на его лицо определенный отпечаток.
- Ты что уставился на меня? Или приказ старшего командира для тебя не приказ? Ты забыл, кто перед тобой находится?
- Не могу, товарищ полковник. У нас строго определенные часы выхода в эфир и не нужно на меня кричать.
- А мне плевать на это. Ты что, меня не понял, лейтенант? Я тебе приказываю выйти на связь со штабом армии.
Вокруг нас стали собираться десантники, привлеченные криками полковника.
- Я же вам сказал, товарищ полковник, что выход в эфир мы можем осуществить только в специально отведенные на это часы, - спокойно ответил я. - Уходим!
  Быстро подобрав оружие убитых нами моджахедов, группа двинулись дальше, стараясь как можно быстрее уйти из этого района. Рядом со мной шел полковник Грачев, тяжело дыша мне в затылок.
- Слушай, Крылов, нельзя ли сбросить темп. Ты же видишь, что мне тяжело,  – со стоном произнес он. - Что ты мчишься, словно сайгак к водопою. Я сегодня и так целый день бегал, и сейчас просто иду на автомате.
Я шел, не обращая внимания на его слова. Мои люди окончательно вымотались и тоже, как он и я, мечтали об отдыхе, однако их жизнь сейчас зависела от того, как быстро мы выйдем из этого района. Наконец полковник, не выдержав темпа, схватил меня за рукав куртки, демонстративно остановился, а затем повалился на землю.
- Стреляй, Крылов! Дальше идти не могу. У меня больше нет сил.
- А у них есть? – тихо спросил я его, указывая рукой на бойцов, несущих на плащ-палатке труп летчика. – Может, ты думаешь, им легко?
Грачев упал на землю и, демонстративно раскинув руки в стороны, наотрез отказался двигаться дальше. Мне ничего не оставалось делать, как объявить привал. Десантники, прошагавшие уже за эти сутки около тридцати километров с момента высадки, словно мешки, повалились на землю. Я тоже присел на камень и подозвал к себе Белоусова.
- Андрей, выстави боевое охранение. Пусть люди немного отдохнут. Сейчас темно, и духи вряд организуют за нами погоню. Иначе мы просто загубим людей.
Я включил фонарик и направил его луч на свои часы. Они показывали начало десятого вечера. Тот, кто бывал в горах, хорошо знает, как быстро там темнеет. Темнота может настичь человека буквально за полчаса.
- На отдых два часа, – приказал я и привалился спиной к большому нагретому солнцем камню.
Белоусов быстро растворился в темноте. Я достал из планшетки карту и, накрывшись с головой плащ-палаткой, стал наносить на неё маршрут нашего движения. До ближайшей оговоренной в штабе точки, где вертолеты могли бы  взять нас на борт, было километров пять – шесть.
- Крылов? Ты что, меня не узнал? – спросил полковник Грачев, присев недалеко от меня.
- Почему не узнал, товарищ полковник? Узнал, но это ничего не меняет. У меня приказ доставить вас в распоряжение наших войск и не более.
- А если бы не было этого приказа? Что тогда? Ты бы, наверное, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти меня?
- А ничего! Просто бы вы все выходили сами, без нашей помощи, если бы вам удалось это сделать. До наших войск ни много, ни мало - около двухсот километров. Пройти этот путь по тылам врага нереально.
Я замолчал и отвернулся от него в сторону.
- Сигареты не будет? – спросил меня Грачев. - Ужасно хочу курить.
- Извините, товарищ полковник, но мы в рейде не курим, – коротко ответил я ему. - Так что вам придется придерживаться общих требований. Кстати, хотел спросить вас,  где ваше табельное оружие?
- Наверное, где-то обронил. Мы здесь тоже не щи хлебали, а воевали, как могли.
- Быстров! – окликнул я бойца, который лежал не так далеко от меня. Передайте трофейный автомат товарищу полковнику.
Грачев моментально отодвинулся в сторону от протянутого ему автомата. В его глазах мелькнули искры страха.
- Зачем он мне? Мне не нужен никакой автомат. Ваша задача, лейтенант, вытащить меня из этого пекла. Так что выполняйте поставленную перед вами задачу, а оружие мне не нужно. Вы думаете, я ничего не понимаю? Если мы угодим им в руки, шансов выжить с автоматом в руках минимальны.
Я хорошо понимал, что Грачев начинает меня немного провоцировать. Поэтому я махнул рукой Быстрову, давая ему понять, что я отменяю свое указание.
-  У вас есть, что поесть? Я умираю с голоду. Накормите меня, – потребовал Грачев. - Что смотрите, я двое суток ничего не ел.
Я молча развязал свой вещевой мешок и достал оттуда банку свиной тушенки и протянул полковнику.
- К сожалению, хлеба нет, – произнес я, - так что ешьте без хлеба.
Он взял в руки банку и подкинул ее в воздух.
- Может, нож хоть дашь? – произнес он и посмотрел на меня.  - Не руками же мне есть.
Я молча протянул ему свой нож. Он внимательно посмотрел на него.
- Откуда у вас, у советского офицера, этот эсэсовский нож?
- Хороший нож, сделанный из хорошей стали.
 Он попытался вскрыть консервную банку, однако у него ничего не получилось. Порезав руку, он молча вернул мне мой нож, а банку со свининой ногой оттолкнул в сторону от себя. Заметив это, Быстров быстро вскрыл банку и передал ее полковнику.
- Мерси, – произнес Грачев и стал быстро доставать из банки крупные куски.
Полковник быстро опустошил банку, которую швырнул в сторону от себя. Я встал с камня, вырыл ножом небольшую ямку. Положив, туда  пустую банку, я забросал ее землей.
- Если хотите остаться в живых, товарищ полковник, то не нужно оставлять после себя никаких следов.
Он посмотрел на меня и криво усмехнулся.

***
 Я дремал, прислонившись спиной к камню. Перед закрытыми глазами, не знаю, почему, словно в кино, проплывал Витебск. Я снова переживал минуты встречи со своей бывшей женой, встречу с майором Грачевым.
Открыв глаза, я невольно посмотрел на лежавшего недалеко от меня Грачева, который тихо посапывал. Он повернулся на бок и, поджав под себя ноги, словно маленький ребенок, тихо застонал.
« Спит. Наверное, видит во сне Катю, вот и улыбается ей, – злорадно подумал я. – Надо же такому случиться. Если бы кто-то раньше сказал мне о подобной встрече, то я бы никогда не поверил этому человеку».
Перед тем, как снова закрыть глаза, я посмотрел на спящих, на земле бойцов. Сейчас земля им казалась мягче любой домашней перины.
«Странно, – подумал я про себя. - Вся страна спит, гуляет, живет. Люди женятся, расходятся, а мы вот сейчас здесь лежим на этой земле, счастливы лишь только тем, что живы».
  Полковник застонал, и я снова посмотрел на него.
«Вот дает – подумал я про него. - Можно подумать, что спит у себя дома, в Москве».
  Сейчас во мне боролись два чувства: ненависть к этому холеному москвичу и полное безразличие к его дальнейшей судьбе. Глядя на него, я так и не мог понять, какое из этих чувств сильнее. Чтобы оторваться от его лица, я посмотрел на свои наручные часы. Время, отведенное мной на привал, закончилось. Я поднялся с камня и, поправив на себе амуницию, повесил на шею свой АКС.
- Подъем! – негромко скомандовал я. – Всем приготовиться к маршу!
Десантники словно ждали моего приказа. Они быстро вскочили на ноги и стали приводить себя в порядок.  А на земле по-прежнему лежал спящий Грачев.
- Товарищ полковник, поднимайтесь! Нужно двигаться, пока не рассвело, – тронув его за плечо, произнес я.
- А, что? Зачем вставать? Куда двигаться? – недовольно произнес он. - Лейтенант, что, сюда нельзя было вызвать вертолеты? Почему я должен тащиться с вами куда-то по тылам боевиков.
Услышав это, десантники удивленно посмотрели на капризы полковника. Насколько я понял, их интересовала моя реакция на эти слова.
- Встаньте, товарищ полковник. Здесь я командую разведгруппой, и у меня приказ - доставить вас живым в расположение наших частей. Я не хочу  с вами вступать здесь в различные дискуссии, оставим их на будущее.
- По-моему, вы что-то путаете, лейтенант! Я полковник, работник главного политического управления армии, а не ваш подчиненный. Прошу этого впредь не забывать! Я не потерплю ваших нотаций и замечаний. Вы поняли меня?
Я промолчал, мне не хотелось вступать с ним в полемику на глазах моих подчиненных. По-моему, он тоже это понял и молча поднялся с земли.
- Группа, вперед! – скомандовал я, и десантники, вытянувшись в цепочку, двинулись вслед за мной.

***
Сложней и трудней всех было тем, кто нес на плащ-палатке тело убитого летчика. Тело его за ночь раздуло, и из его ран стала сочиться сукровица. Тело стало быстро разлагаться. Вокруг пополз тяжелый  трупный запах.
Я остановил отряд и приказал захоронить тело летчика. Бойцы вырыли небольшое углубление в каменистом грунте и положили в него труп. Обложив труп камнями, чтобы тело не растащили звери и стервятники, мы двинулись дальше.
 Рассвет застал нас около небольшого кишлака Кобай, который примостился на склоне горы. Дорога, по которой мы двигались, проходила через этот кишлак. Мы залегли на склоне горы и стали вести наблюдение. Рядом со мной снова оказался Грачев. Он лежал на земле  и что-то рассматривал в голубом бездонном небе Афганистана.
- Лейтенант! Ты слышишь меня? Когда ты сюда выдвигался, ты знал, кого ты должен был вытащить к своим? – спросил он меня. - Почему ты не отказался? Это было бы честно. Сказал бы, что не можешь выполнить этот приказ по личным соображениям. Рассказал бы, что я увел у тебя жену, разрушил твою семью и вообще я не человек, а сволочь.
- Для меня приказ выше личных переживаний. А вы бы пошли спасать меня?
- Нет. Хотя приказ для меня тоже приказ, но я бы специально не нашел бы тебя в этих горах. Ведь никто и никогда не проверит и не докажет, что я специально тебя не нашел.
- Что ж, спасибо за искренность. Я всегда знал, что личное благополучие для вас намного выше других интересов.
Он усмехнулся и промолчал, хотя было видно не вооруженным взглядом, что он кое-как  сдержал себя. Я сделал вид, что не заметил этого его немого вопроса и продолжил вести наблюдение за кишлаком. Через минуту я сделал знак Белоусову и, когда тот подполз ко мне, я приказал выслать в кишлак разведку. У нас заканчивалась питьевая вода, и нам нужно было срочно пополнить свои запасы.
- Командир, можно мне с ними? – спросил меня Белоусов. - Мы быстро туда и обратно.
Я посмотрел на него. Ему явно не хватало адреналина, и поэтому он обратился ко мне с этим вопросом.
- Хорошо. Я не против этого, можешь идти, – произнес я. – Запомни, Андрей, в бой не вступать. Понял?
- Есть, командир, не вступать в бой! – произнес он с излишней бравадой и посмотрел на полковника Грачева, словно ожидая от него каких-то напутствий.
Однако Грачев промолчал, все так же продолжая лежа отрешенно рассматривать голубое небо.
Я отложил в сторону бинокль и знаком руки подозвал к себе радиста.
- Ибрагимов, свяжись с базой. Доложи им, что задание группа выполнила.
- Есть, товарищ командир.
Он отполз к камням и, развернув рацию, начал вызывать базу. Наконец ему удалось связаться с базой и он, сделав знак рукой, протянул мне наушники и  микрофон.
- База, я третий. Задание выполнил.
В наушниках что-то шумело и трещало. Слова, словно наталкиваясь на этот шум, тонули в нем. Наконец, из наушников раздался четкий голос командира полка.
- Третий, я седьмой. Молодцы. Груз в первую машину.
- Все понял, седьмой. Груз в первую машину.
Я протянул наушники радисту и посмотрел на Грачева. Он впервые за все это время с интересом смотрел на меня.


***
Кишлак тонул в мертвой тишине. Из него не доносилось ни одного постороннего звука, который бы свидетельствовал об активной жизни этого населенного пункта.
Приложив к глазам бинокль, я снова стал изучать подступы к кишлаку. Вскоре я увидел Белоусова с группой десантников, они, перебегая от дома к дому, медленно втягивались на территорию кишлака. За полчаса моих наблюдений я не увидел в кишлаке ни одного жителя.
«Неужели кишлак заброшен? – подумал я. - Не может этого быть!»
Из кишлака донеслось сдавленное пение петуха, как будто чья та рука успела схватить петуха за горло во время его пения. Я снова приложил бинокль к глазам. Видимость была не очень хорошей, так как по земле пополз плотный утренний туман.
«Этого еще не хватало – снова подумал я. - А может, это все к лучшему. За пеленой тумана будет проще войти в кишлак и пополнить запасы воды».
Над кишлаком по-прежнему висела утренняя тишина. О том, что кишлак уже более суток занят моджахедами, которые организовали настоящую охоту на нас, никто из нас даже  не предполагал. Люди Муллы Маланга уже вторые сутки рыскали по кишлакам, разыскивая нас и летчиков, и сейчас, сморенные усталостью, отдыхали в кишлаке.
Бой вспыхнул внезапно. Я увидел несколько вспышек и за спинами наших бойцов, словно утренние цветы, расцвели взрывы. Я жестом поднял бойцов, и мы медленно стали входить в кишлак, стараясь оказать огневую поддержку группе Белоусова. Скрываясь в тумане, наша группа ворвалась в один из домов. Дом был довольно большим, но абсолютно пустым. Мы быстро разошлись по комнатам и заняли круговую оборону. Высокий забор, выложенный из глины, полностью закрывал мне обзор. Группа Белоусова засела в соседнем доме и оттуда вела огонь по моджахедам, которые пытались обойти его группу  с фланга.  Заметив за забором моджахедов, которые сгруппировались у входа во двор и готовились нанести удар по группе Белоусова, я громко закричал:
- Без команды не стрелять! Ждать команды!
После секундной заминки, лавина моджахедов, с черными от загара, потными, заросшими лицами и сверкающими глазами и зубами, с криками «Аллах Акбар» вывалилась из-за забора на небольшой двор. Огонь нашего десятка  автоматов и трех ручных пулеметов был просто страшен.  В этой кровавой мясорубке невозможно было прицелиться, и мы просто водили автоматами по беснующемуся в двух десятках метрах от нас людскому месиву. Вскоре весь двор покрылся раненными и убитыми моджахедами. Один из раненных духов пытался доползти до забора, но перебитые пулеметной очередью ноги не позволяли ему это сделать. Поняв, что не может отползти в сторону, он закричал от отчаяния. Ему попытался помочь какой-то душман, который выскочил из-за забора и, схватив его за подмышки, поволок к забору. Чья-то короткая автоматная очередь пресекла эту попытку. Он упал около своего товарища и тоже отчаянно закричал, призывая других моджахедов помочь им.
Они снова хлынули, как вода, из-за забора, но моментально скрылись, оставив во дворе с десяток раненых и убитых. Отбив атаку, я сел на земляной пол, кишащий земляными блохами, и стал набивать пустые магазины автомата патронами.
«Нужно беречь боеприпасы», - подумал я.
 Сколько еще продлиться этот бой, никто из нас не знал. Набив автоматные  магазины, я приподнялся с пола и, сделав небольшой кувырок через голову, передвинулся в сторону двери.  Прижавшись к глиняной стене, я выглянул во двор, по которому ручьями текла алая кровь.
- Андрей, как вы там? – крикнул я ему. – Потери есть?
- Ничего, держимся. У меня один «трехсотый» и двое «двухсотых». Как у вас?
- Пока ничего. Но здесь задерживаться нам нельзя. Сейчас они подтянут минометы и просто уничтожат нас. Будем прорываться по моей команде.
- Как быть с двухсотыми? – выкрикнул он мне.
- Придется оставить. Другого выхода нет! – выкрикнул я.
Я повернулся к бойцам, которые находились со мной в этом доме.
- Мужики, нужно прорываться! – произнес я. - Приготовить гранаты!
-  Вы как хотите, но я не пойду, – вдруг тихо произнес Грачев. - Я не самоубийца, чтобы вот так просто бросаться под огонь боевиков.
- Дело ваше, товарищ полковник. Я вас силой тащить не буду. Могу сказать лишь одно: если они захватят вас, то вам точно отрежут голову и насадят ее на самый высокий кол этого кишлака.
- Вы не можете оставить меня здесь одного, – капризно ответил Грачев. - У вас приказ - вывести меня к нашим позициям.
-  Я еще раз Вам говорю, товарищ полковник. Я не собираюсь вас тащить верхом на себе. Хотите - идите,  не хотите - можете остаться здесь. Кстати, почему вы, товарищ полковник, без оружия?
- Я же Вам уже говорил, что потерял свой пистолет. Что вы пристали ко мне с этим оружием?
- Вот, возьмите! – произнес я и протянул ему автомат, который  взял у Быстрова.
Он осторожно взял в руки автомат и вопросительно посмотрел на меня.
- Мужики! Прорываемся на счет три! – крикнул я.
Передернув затвор автомата, я стал громко считать.

***
Громко выкрикнув цифру три, я первым выскочил во двор и швырнул гранату в сторону дома, в котором засели моджахеды. Граната угодила в пустое окно дома и громко взорвалась, обдав меня пылью. Крыша дома немного поднялась и, сложившись пополам, рухнула внутрь дома. Вслед за мной, стреляя в разные стороны и швыряя гранаты, выскочили остальные десантники. Раздался взрыв чьей-то брошенной гранаты. Комья земли  и клубы дыма на миг окутали небольшой двор, в котором мы оказались. Моджахеды, видимо, были готовы  к подобному развитию событий. Теперь уже они расстреливали нас в этом небольшом и тесном дворе. Оставив на земле двух убитых и, подхватив под руки двух раненных товарищей, мы вынуждены были снова вернуться в дом. Попытка прорыва оказалась неудачной.
 Моджахеды открыли беглый огонь по дому, не давая нам возможности по нему перемещаться. Рядом загорелся дом, в котором скрывалась группа Белоусова. Развороченная взрывом гранатомета крыша обвалилась внутрь дома, ранив еще одного из наших бойцов.  Гранатометы мятежников разваливали глиняные стены домов и дувалы, которые служили нам укрытием. Они хорошо знали, что нас не так много, и поэтому после каждого выстрела из гранатомета громко кричали нам:
- Русские, сдавайтесь! Аллах Акбар!
Под ливнем пуль в дом влетел Белоусов и упал на пол рядом со мной. Лицо его было черным от копоти.
- Командир, нужно срочно прорываться, а иначе они нас здесь всех положат! – закричал он мне в ухо.
- Не ори! Нужно прорываться в разные стороны. Вы будете прорываться на юг, а мы - на север. Встретимся вот в этой точке – произнес я и показал ему на карте место сбора. -  Позови ко мне радиста.
Радист оказался в соседней от меня комнате. Он выскочил оттуда и упал около меня. Несколько пуль с характерным чмоканьем впились в глиняную стену над его головой.
- Свяжи меня с базой! – приказал я ему.
- А как же время, товарищ командир? – ответил он мне. - До нашего выхода еще три часа.
- Да не проживем мы эти три часа здесь! – закричал я на него. - Выполняй приказ!
Он повалился на пол и медленно отполз от меня сторону, где, развернув радиостанцию, начал вызывать базу.
«Чмок, чмок» - раздалось в нескольких сантиметрах над моей головой. Холодный пот покрыл мою спину.
«Видно, еще не мои пули, – подумал я и невольно вспомнил слова отца. – Бомба, которую видишь - это не твоя бомба. Свою бомбу ты никогда не заметишь».
Я разрядил половину магазина в перебегавшего двор мятежника. Он, словно подкошенный, упал на пыльную землю и дико заорал. По всей вероятности, я перебил ему обе ноги.
- Командир! База на связи! – крикнул мне радист.
Я схватил наушники и приложил их к уху. В ушах раздался привычный треск эфира. Я прислонился к стене и, закрыв одно ухо рукой, стал вслушиваться в шум эфира.   Раздался сильный взрыв. Стена, за которой я еще минуту назад прятался от пуль, осела и в ней образовалась достаточно большая дыра. Меня прижало взрывной волной к стене, а в сантиметрах пяти от моей головы в нее врезался большой стальной осколок. Все в доме исчезло в облаке пыли и дыма.  Я невольно мысленно перекрестился и, схватив грязными руками наушники, закричал в микрофон:
- Седьмой, седьмой я третий. Веду бой  в кишлаке Кобай. Имеются двухсотые и трехсотые.  Как слышишь? Да, да, кишлак Кобай. Веду бой в окружении, прощу огневой поддержки.
Что ответила мне база, я уже не слышал, так как моджахеды снова попытались выбить нас из занятых нами домов. Быстров, стрелявший рядом со мной, был убит. Пуля попала ему в голову, вырвав сзади  половину черепа. Он коротко ойкнул и упал лицом вниз, вытянув вперед свои большие и сильные руки. Мы забросали нападавших моджахедов гранатами и заставили их снова отойти назад.
Внезапно над кишлаком повисла тишина. Было тихо так, что  хорошо слышался треск горевшего рядом дома. Я поискал глазами Грачева. Он лежал в стороне от меня, прижавшись всем телом к толстой глиняной стене.  Его некогда прекрасно скроенный китель с красивой колодкой орденов и медалей сейчас представлял собой жалкое зрелище и больше походил на какой-то клоунский наряд, так как был весь засыпан серой пылью. Его автомат лежал в стороне от него, а он, прикрыв голову руками, мелко вздрагивал.
- Всем приготовиться к прорыву! – закричал я охрипшим голосом. -  Мешки и все тяжелое оставить здесь.
- Я не пойду! – повернувшись ко мне лицом, снова закричал Грачев. - То, что ты предпринимаешь – самоубийство. Я не хочу умирать! Я хочу жить! Пусть в плену, пусть рабом где-нибудь, но жить. Ты не имеешь никакого права отбирать у меня мою жизнь!
- Каримов! – подозвал я к себе бойца. - Отвечаете за полковника. Если он откажется идти с нами, можешь прямо здесь застрелить его. Приказ ясен?
Тот молча кивнул мне головой и сел на пол напротив полковника Грачева.
- Если я останусь живым, ты, Крылов, за эти слова ответишь. Я найду возможности согнуть тебя в бараний рог.
- Хорошо, полковник, если мы останемся с вами живы, – произнес я. –А, сейчас всем приготовиться к прорыву!
Я достал консервную банку из лежащего у моих ног вещевого мешка, вскрыл ее  и свиным салом смазал свой автомат, который заклинило после стрельбы. Проверив свой автомат и убедившись в его исправности, я передернул затвор и вогнал патрон в патронник.

***
Я снова начал громкий отсчет. Вдруг из-за домов появились два вертолета МИ-24. Сделав боевой разворот, машины устремились в атаку. Они расстреливали из пушек и пулеметов, метавшихся по кишлаку моджахедов, не нанося ракетных ударов, так как боялись зацепить нас.
Когда вертолетчики сделали свой очередной заход,  я дал команду. Мы выскочили из дома и, расстреливая обезумевших от страха мятежников, устремились в небольшую рощу, которая начиналась прямо за кишлаком. Когда мы оказались среди тутовых деревьев, я остановился и посмотрел на свой сведенный судорогой палец, который продолжал по-прежнему давить на спусковой крючок автомата, в магазине которого уже давно не было патронов. Вскоре к нам присоединилась группа Белоусова из трех человек, считая его. Построив оставшихся десантников, я молча прошел вдоль строя, подсчитывая про себя наши потери. Мы потеряли в этом бою шестерых своих товарищей, четверо бойцов оказались ранены, двое из них - тяжело. Летчикам и Грачеву повезло, все они были целы и невредимы.
- Белоусов, изготовьте носилки для раненных бойцов. А сейчас выставьте боевое охранение – скомандовал я. - Люди должны немного отдохнуть.
- Может, пойдем? Вдруг они устроят на нас охоту?
- Им сейчас не до нас. Им нужно похоронить своих убитых до захода солнца.
Пока бойцы готовили носилки, мы с ним стали подсчитывать то, чем располагали на текущий момент. Запасы у нас были минимальными: пять банок тушенки и три фляги с питьевой водой.
- Да, не густо, командир, – тихо произнес Белоусов. - Есть нечего и пить - тоже.
 Недалеко от нас на земле лежал Грачев и внимательно наблюдал за нами. Заметив банки с тушенкой, он встал с земли и попытался взять одну из них для себя.
- Положите банку на место, товарищ полковник! – попросил я его. - Это все наши запасы. Вода и консервы только для раненых бойцов!
- Я есть хочу, – требовательно произнес Грачев. - Понимаешь, лейтенант, я есть хочу. У меня от голода нет сил, и я не могу нормально передвигаться.
Я просто пропустил все его слова мимо ушей. Сейчас для меня главным было вывести своих людей из этого кольца. В том, что мы блокированы со всех сторон, я уже не сомневался. Полковник Грачев продолжал смотреть на меня, по-прежнему держа в своих руках банку с тушенкой. Он, по всей вероятности, еще надеялся на то, что я ему разрешу съесть содержимое банки одному. Но я молчал, и это молчание, похоже, стало его раздражать.
- Лейтенант! Ты для чего сюда направлен, чтобы спасти меня от смерти. Так вот и спасай. А может, ты хочешь, чтобы я сдох здесь с голоду? Не нужно слов, лейтенант, я и так все отлично понимаю, что я в твоих руках и что ты сейчас здесь командир. Но это все временное явление. Я ничего и никогда не забываю.
- Я тоже, – коротко ответил я ему. - Положите консервы на место, товарищ полковник.
- Ну, как дела, Ильяс? Я надеюсь на тебя, Каримов.
- Все хорошо, командир. Я не подведу вас.
Ко мне подошел Белоусов. Взяв меня под локоть, он отвел меня в сторону.
- Командир! Что у тебя с этим полковником?  Я еще тогда заметил, когда мы только встретили их, что он не ровно дышит к тебе? Что-то личное?
 Я посмотрел на него. Скрывать свои отношения с полковником я не стал.
- Понимаешь, Андрей. Я тебе перед выходом говорил, что я знаю его еще по Витебску. Мы служили с ним в одном подразделении. Этот человек разрушил мою семью и увел мою жену.
Он невольно присвистнул и удивленно посмотрел на меня. Сейчас ему стало ясно, что лежит в наших с Грачевым взаимоотношениях.
- Надо же, как судьба играет с человеком, – задумчиво произнес он. – А я думал, что ты тогда просто пошутил.
- Ты прав. После того, как они с женой уехали в Москву, я думал, что я больше никогда не услышу ничего об этом человеке, а вот судьба распорядилась совершенно по-другому. Сейчас я должен жертвовать своими товарищами, чтобы спасти жизнь этому человеку.
Мы замолчали, каждый - думая о чем-то своем. Я первый прервал молчание.
- Поднимай людей. Начинаем движение. Нам нужно до темноты выйти в заданный район, где нас подберут вертолеты. А за Грачевым установи наблюдение. Я не доверяю ему. Он во время боя даже не взял в руки автомат. Я не знаю, что у него на уме, но глаз с него не спускай.
- Все понял, командир, – произнес Белоусов и стал поднимать уставших и раненых людей с земли.

*** 
Погрузив раненых на носилки, мы медленно двинулись на восток. Не успели мы пройти и двух километров, как сзади нас послышался рев автомобильных двигателей.
- Похоже, это за нами, – произнес я. - Петренко, Вдовин, возьмите пулемет и постарайтесь задержать моджахедов, иначе нам всем не уйти от них.
Они вышли из строя и как-то отрешенно посмотрели на меня. Они великолепно понимали, что должны умереть вот здесь,  в этом зеленом тутовом лесу, чтобы спасти своих товарищей. Мне было жаль их, но другого выхода из этой ситуации у меня не было. Принимать бой на открытой местности, когда половина личного состава была изранена,  было для нас всех  подобно самоубийству.
- Вдовин! Мы вас будем ждать в трех километрах к северу от этого места, – произнес я. -  Ваша задача - сжечь у них машины. Без машин их нам не догнать. Задача ясна?
- Так точно, товарищ командир! – ответил Вдовин. - Вы не переживайте, все будет сделано, как надо. Пока мы живы, они не пройдут.
- Я верю вам.
Повернувшись, я побежал догонять своих бойцов, которые с трудом уходили от организованной моджахедами погони.
Вдали в клубах пыли показались три джипа, битком набитые мятежниками. Впереди двигался джип с установленным на турели крупнокалиберным пулеметом. Вдовин взвел свой пулемет и направил его на головную машину.
- Володя, возьми на прицел вторую машину. Первая машина моя, – произнес Петренко, прицеливаясь в него из одноразового гранатомета «Муха».
- Все понял, вторая машина моя, – произнес Вдовин, поворачивая чуть  в сторону свой пулемет.
Когда до машин осталось метров сорок, Петренко нажал на спуск. Граната, вырвавшись из жерла гранатомета, устремилась навстречу первому джипу. Машина словно наскочила на какую-то невидимую преграду. Она взлетела метра на три в воздух, прежде чем раздался взрыв. Машина, словно хороший циркач, несколько раз перевернулась в воздухе и упала на колеса. В ту же секунду она скрылась в охватившем ее пламени.
- А, а, а! – закричал кто-то из раненных мятежников. - Алла!
В ту же секунду огненная  пулеметная трасса ударила в лобовое стекло второго джипа. Машина, потеряв управление, врезалась в дерево. Из салона машины стали вываливаться раненные моджахеды, которых, словно коса, скашивали пулеметные очереди. Третий джип попытался развернуться, но, наехав одним из колес на большой камень, завалился на бок. В этот же миг пулеметная очередь вспорола брюхо машины. Раздался еле слышный хлопок, и машина моментально вспыхнула. Черный дым горящих машин дал возможность бойцам отойти на новые позиции. В воздухе повисла тишина, изредка прерываемая треском рвущихся в огне патронов.
- Володя, ты куда? – крикнул ему Петренко.
- Сейчас посмотрю, что у них в машинах. Может, есть, что пожрать и попить. А ты меня подстрахуй на всякий случай.
Он взял в руки пулемет и направился к разбитым машинам. Неожиданно он остановился. Раздалась одна, затем - вторая короткая очередь. Это Вдовин выстрелами из пулемета добивал раненых моджахедов, которые валялись около машин. Он медленно обошел две машины. Найдя в машине несколько лепешек, он завернул их в кусок белой ткани, которую  нашел около одной из машин. Сняв с убитых мятежников, несколько наполненных водой фляг,  он  направился обратно в сторону Петренко, который внимательно следил за ним.
- Вот и есть, что пожрать! – радостно произнес Вдовин. - Сейчас оторвемся по полной……
Он не успел закончить всю фразу, как раздался одиночный винтовочный выстрел. Пуля пробила Вдовину грудь и застряла в толстом тутовом дереве. Ноги десантника согнулись в коленях и он, падая на землю, выронил из рук завернутые в ткань лепешки, которые покатились в разные стороны.
Петренко нажал на курок, и стрелявший во Вдовина боевик уткнулся лицом в сухую и горячую землю. Петренко бросился к Вдовину и приподнял его голову. В груди Вдовина что-то булькало, а изо рта один за другим появлялись большие кровавые пузыри. Он что-то хотел сказать, но из открытого рта вырвался лишь хрип. Голова его безжизненно упала на грудь, и он закрыл глаза.


***
Мое внимание привлек шум. Поправив автомат, я направился туда.
- В чем дело? – спросил я Белоусова.
- Товарищ командир! Полковник Грачев требует, чтобы я ему выделил воду и продукты. Вы приказали накормить лишь раненных бойцов, – доложил мне Белоусов.
Я подошел к Грачеву. Глаза его пылали негодованием, делая безобразным его красивое лицо.
- На каком основании вы лишаете меня воды и питания? Может,  вам напомнить, кто я?
- Не нужно шуметь, товарищ полковник. Я и так хорошо знаю, кто вы. Вы политработник и именно вы учили и воспитывали нас, как нужно поступать в трудных жизненных ситуациях. Разве не вы говорили: сам погибай, а товарища выручай? Может, вы забыли об этом? Разве не вы рассказывали нам о героях, которые ценой своей жизни спасали людей? Что же такого произошло, что вы все это забыли, товарищ полковник? Почему Вы отказываетесь брать в руки оружие и защищать своих товарищей, а сейчас вы вдруг приравняли себя к раненным в бою десантникам и требуете к себе какого-то особенного отношения?
- Вы забыли, с кем вы разговариваете, лейтенант. Я полковник, старше вас по званию и должности.
- Здесь я командую, не забывайте об этом, полковник. Вот когда мы выйдем в расположение наших войск, вы тогда снова станете полковником, а я - лейтенантом. А сейчас прекратите весь этот никому не нужный базар. Мне стыдно за вас, полковник.
Я развернулся и направился в противоположную от него сторону. Меня всего трясло от негодования. Эта личная неприязнь к избалованному жизнью человеку обострилась во мне до критического предела и готова была вырваться наружу. Чтобы как-то погасить возникшую у меня к Грачеву агрессию, я громко приказал:
- Подъем! Боевое охранение - вперед. Начинаем движение.
Люди устало поднялись с земли и медленно направились по извилистой тропе.  Нужно было что-то делать, так как передвигаться по горам с раненными солдатами было опасно и сложно. Я окликнул шедшего впереди меня  радиста и приказал ему выйти в эфир. Мы отстали с радистом от основной группы и, устроившись среди камней, стали ждать ответа базы. Время шло, база молчала. Наконец, до меня долетел знакомый голос девушки – оператора.
- Третий, третий, я седьмой, как слышите меня?
- Слышу хорошо. Срочно пришлите транспорт для эвакуации. У меня восемь трехсотых. Нужно две вертушки. Как поняли, база?
- Поняла, ждите в указанной точке. Машины прибудут ровно в указанное время.
- Давай, сворачивай радиостанцию. Срочно уходим! – скомандовал я.
Мы быстро свернули радиостанцию и чуть ли не бегом устремились вслед за ушедшей вперед группой. К назначенному времени мы вышли на исходную точку и стали ждать, когда за нами прилетят вертушки. Минут через десять к нам подошел сержант Назаров. Он вел под руки бойца, получившего тепловой удар. Солдат шел тяжело, еле волоча ноги.  Увидев нашу группу, они несказанно обрадовались этой встрече.
 Где-то вдали послышался шум, напоминающий шум работающего двигателя вертолета. Звук все нарастал и нарастал. Вскоре мы заметили сигнальные огни двух вертушек.
- Приготовиться всем! – произнес громко я. - Сначала грузим раненных, летчиков. Во вторую машину грузимся сами. Всем понятно?
Первый вертолет завис над площадкой. Он застыл на месте, а затем плавно опустился на землю, прижав клочки травы работающими винтами. Когда дверь вертолета открылась, мы подхватили раненных бойцов, чуть ли не бегом бросились к нему. Первыми мы погрузили тяжелораненых бойцов, затем раненых, трех оставшихся живых летчиков. Неожиданно, расталкивая всех руками, к машине устремился Грачев. Он стал стучать в дверь машины и кричать, чтобы его взяли с собой летчики. Дверь вертолета открылась, и в дверях показался штурман.
- Извините, товарищ полковник, взять на борт не можем. Машина загружена полностью. Сейчас сядет вторая машина, она вас и подберет.
- Есть приказ! Я должен лететь этим бортом!
- Ничего не могу сделать. Места в машине нет.
Я подскочил к нему и стал отдирать его от двери машины. Однако Грачев крепко уцепился и не хотел разжимать свои руки. Наконец мне удалось оторвать его от двери, и мы с ним упали на землю.
- А как же я? – закричал мне в ухо Грачев. - Посадите меня в машину!
Я оттолкнул его в сторону.
- Вы что, полковник, не слышали, что сказал летчик? Машина и так перегружена и может не взлететь. Сейчас сядет второй вертолет, и мы все погрузимся в него.
Штурман вертолета закрыл дверь машины. Взревев двигателем, машина оторвалась от земли и, набрав высоту, исчезла в темном небе.

***
Вслед за первой машиной на свободную площадку стала медленно садиться вторая. Штурман открыл дверь вертолета. Неожиданно из темноты ночи по машине ударил крупнокалиберный пулемет. Пули насквозь прошили борт вертолета, убив при этом открывшего дверь штурмана. Половина его тела оказалась внутри машины, а вторая безжизненно повисла в воздухе. Вслед за пулеметом, по машине ударили два гранатомета. То ли ночь мешала мятежникам лучше прицелиться, то ли вертолет раскачивался довольно сильно, но две гранаты пролетели  мимо машины и, ударив, в камни в метрах сорока от вертолета, взорвались, осыпав нас комьями земли и градом мелких камней. Вертолет, взревев двигателем, начал стремительно набирать высоту.
- Куда!? – истошно закричал Грачев, протянув руки к небу. – Как же я?
Через минуту машина  исчезла в черноте ночи. Грачев упал на землю и зарыдал. Его плечи тряслись от рыданий.  Мы, словно зачарованные, смотрели в черное небо, где исчезала наша последняя надежда на спасение. Мы очнулись от этого состояния  лишь только тогда, когда недалеко от нас разорвалась очередная граната.
- Уходим! – закричал я, и мы стремительно стали уходить вниз с вершины высотки, на которой находились в ожидании вертолета.
Мы бежали, не обращая внимания на камни и рытвины. Вслед нам несся поток пуль, но мы уже находились в мертвой зоне, недоступной пулям и гранатам. Когда мы оказались внизу, я стал собирать своих бойцов. Через минут десять мне удалось собрать всех, в том числе и полковника Грачева, который, шатаясь и падая, медленно подходил к нам. Он схватил меня за грудки и, подтянув к себе, закричал мне прямо в лицо, обдавая меня брызгами слюны:
- Почему вы не позволили мне сесть в первую машину? Почему Вы посадили в нее двух летчиков, но не посадили меня?
Я оторвал от себя его цепкие руки и посмотрел на него.
- Возьмите себя в руки, полковник! Не будьте бабой, в конце концов. Кто мог знать, что они обстреляют вторую машину?
Оттолкнув его от себя, я приказал группе построиться.  Строй оказался как никогда коротким. В строю стояло лишь восемь бойцов. Я снова посмотрел на Грачева, который стоял в стороне.
- Встаньте в строй, полковник, – тихо произнес я.
Он промолчал, но встал в конце строя. Мне не хотелось спорить с этим человеком на глазах своих подчиненных. Полковник, он и в Афганистане полковник. Однако Грачев, похоже, не намерен был отступать. Он снова схватил меня за рукав комбинезона.
- А, знаю, знаю, почему ты это делаешь, лейтенант! Ты мстишь мне! Ты не можешь простить мне свои старые обиды!
Я оторвал его руку от себя.
- Полковник Грачев! Возьмите себя в руки! Что вы раскисли, как кисейная барышня? Мне стыдно за вас. Кстати, где ваш автомат? Почему Вы снова без оружия? Вы знаете, что бывает с солдатом, бросившим оружие на поле боя, или напомнить вам об этом? За это его предают военно-полевому суду и расстреливают на месте.
Он зло посмотрел на меня и, выйдя из строя, отошел в сторону.
- Десантники! Пока темно, нам необходимо оторваться от моджахедов. Да, я знаю, что вы все устали, но нужно пересилить себя и сделать еще одно усилие. Темнота - наш союзник, и нужно пользоваться этим.
Я посмотрел на часы.
- У нас в запасе еще четыре часа темноты. Так что не будем терять времени. Вперед! - произнес я, и первый направился вниз по горному склону.
 Шли мы довольно долго. Когда рассвет заалел на востоке, группа остановились в метрах двухстах выше небольшого горного кишлака. Я приложил к глазам бинокль и стал рассматривать дома и дворы кишлака.
- Андрей! – подозвал я к себе Белоусова. - Направь разведку. Посмотрите, кто в кишлаке и поищите воду. У нас практически нет воды.
- Командир! Может, дождемся темноты, а сейчас немного отдохнем? А вдруг в кишлаке моджахеды?
- Андрей, для этого я и направляю разведку. Ночью нарваться на них еще хуже.
Он ушел исполнять мой приказ, а я, сев в небольшую расщелину,  устало закрыл глаза. Сон, словно принятый мной  наркотик, моментально сморил меня.