Герои в романах И. Тургенева. Статья 2

Владимир Голдин
          Владимир Голдин

Герои в романах И. Тургенева. Статья 2.

«ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»

Опубликованием этого романа Иван Сергеевич, на мой взгляд, как бы обозначил вершину достижений дворянской усадебной литературы, поздней ещё будут появляться литературные произведения, отражающие быт и жизнь дворянских усадеб, но после «Дворянского гнезда» всё больше внимание читателей стала занимать так называемая литература – разночинцев.

Чтобы  понять и проследить ход мыслей автора этой статьи необходимо дать краткое содержание романа.

Знакомство читателей с главными героями романа Тургенев начинает неспешным повествованием и представляет двух действующих лиц Калиткину, Марью Дмитриевну, вдовую помещицу, лет пятидесяти и её тетку Пестову, Марфу Тимофеевну, лет семидесяти. Женщины мирно сплетничают между собой. Как водится в жизни, упомянутый в разговорах человек является неожиданно, это Гедеоновский, Сергей Петрович, который сообщает, что в город прибыл Лаврецкий, Фёдор Иванович.
Перед окнами помещичьего дома на коне появляется ещё один герой романа Паншин, Владимир Николаевич, чиновник из Петербурга, который прибыл в губернию для выполнения казённого поручения. Паншин любитель музыки и сочинитель романсов, интеллигентно ёрничает над немцем Христофором Фёдоровичем Леммом, учителем музыки дочери Калиткиной – Елизаветы Михайловны.

В доме Калиткиной появляется главный герой романа Лаврецкий, от которого так и веяло степным здоровьем, богач, «происходил из старинного дворянского племени». Далее Тургенев подробно, на нескольких без абзацев страницах описывает род Лаврецких, неудачную женитьбу Фёдора Ивановича, его психологические переживания, связанные с разводом.

Лаврецкий едет в один из своих домов, выстроенный ещё в восемнадцатом веке. Вновь Тургенев отправляет читателя в прошлую жизнь дворян, где были живы ещё слуги с их выучкой, с их неторопливыми рассказами о стародавних временах.

Постепенно в тихой, размеренной жизни дворянской усадьбы начинают вырисовываться определенные связи: Паншин увлекается Елизаветой Михайловной, Лаврецкий также не равнодушен к ней, но между Лаврецким и Лизой стоит тень его бывшей жены. Треугольник противоречий. Поездка семьи Калиткиной в гости к Лаврецкому сближает Федора Ивановича и Елизавету Михайловну.

По ходу повествования романа было ясно, что Елизавета Михайловна отдаёт предпочтение Лаврецкому. Молодые люди объясняются, их чувства взаимны, но тут, как в детективе всплывает тень Гамлета, то есть на сцене появляется якобы умершая жена Лаврецкого. Всё рушится. Паншин получает отказ. Елизавета Михайловна уходит в монастырь. Вера Павловна торжествует, и обеспеченная деньгами Лаврецкого вновь уезжает в Париж.

Эпилог с одной стороны грустен, так как в нем сообщается о тех, кто должен был, по закону жизни, умереть – умер, с другой стороны молодежь вошла в зрелый возраст -  веселится, и по закону жизни, забывает стариков. Лаврецкий сладостно грустит у скамейки, вспоминает былое – невозвратное, так и не давшее ему счастливой семейной жизни. Однако он стал хорошим хозяином и «обеспечил и упрочил быт своих крестьян». Лиза, когда Лаврецкий посетил монастырь, прошла мило его – «…и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули…».

Закрыта последняя страница романа «Дворянское гнездо», чувство ностальгии не покинуло ни главного героя романа, ни читателя, вдруг оказавшегося в средине девятнадцатого века.

Ушедшее время всегда романтично. Но почему-то Тургенев, повествуя о жизни дворянской усадьбы неоднократно в романе через воспоминания старого слуги Антона, через рассматривание Лаврецким портретов своих предков возвращает читателя в восемнадцатый век, это не случайно. Здесь автор романа как бы призывает читателя к анализу и сопоставлению жизни людей ушедшего столетия и наступившего, и вместе с тем обращает внимание читателя на изменения, произошедшие  в реальной жизни и в жизни литературных героев. Особое внимание следует обратить на линию отношений между Лаврецким и Михалевичем, образ которого неслучайно появился на страницах романа, и стал как бы продолжением образа Рудина.

Что же произошло в средине девятнадцатого века такое, что способствовало появлению в жизни новых настроений среди определённой части людей, и как это новое отразилось на жизни литературных героев на их мыслях, поступках и устремлениях?

Ответ на этот вопрос лежит в литературных произведениях Российской словесности. Небольшой экскурс в историю русской литературы поможет, на мой взгляд, глубже понять место Тургенева в отечественной культуре.

Литературное движение в России началось, как увлечение среди дворян, как подтрунивание одного представителя этого класса над другим, в последующем вылившееся в целое сатирическое направление, во главе которого стояла сама императрица Екатерина II.  Достаточно почитать её комедии, по которым складывается впечатление, что русские дворяне только тем и занимались, что молились, играли в карты и сплетничали. Через Екатерину в Россию проникла французская философия, культура и язык, французские романтические романы. Философия просвещения и физического удовольствия породила российскую романтическую повесть Вельтмана, Загоскина, Погодина и других. Вместе с тем появились авторы рассматривающие жизнь дворянского усадебного быта: Д. Фонвизин «Недоросль» (1871); А. Пушкин «Евгений Онегин» (1823-1831); В. Вонлярлярский «Большая барыня» (1852). В этом ряду находится и роман И. Тургенева «Дворянское гнездо» (1859).  Но если герои Фонвизина и Вонлярлярского ни чего не читали, и все планы жизни были нацелены на авось, то герои романа Пушкина уже начинают задумываться о положении крепостных крестьян. Пушкин воскликнул: «Ярем он барщины старинной оброком лёгким заменил, и раб его благословил…». Но у Пушкина этим всё и заканчивается.

Герои тургеневских романов уже читают не только французские романтические романы, а научные философские труды Гегеля, проявляют благотворительность и внимание к больным и немощным, как Александра Павловна Липина. Ищут, пусть бестолково, по-русски, выходы из ленивой бесцельной жизни удовольствий и стонов, на каждом шагу запинаясь и падая, как это случается с Рудиным в «Рудине» и Михалевичем в «Дворянском гнезде». Эти первые робкие шаги к «действию» на фоне изнеженности и барства усадебных дворянских старух и чиновничьих устремлений смотрятся особенно контрастно.

Но почему Вонлярлярский в романе «Большая барыня», хотя он и был за границей в 40-е годы, не замечает изменений в общественной жизни Европы, а через это и в России?

По-видимому, в этом и заключается талант писателя смотреть и видеть шире обычных людей, уметь читать, обобщать и быть коммуникабельным в общении с интересными людьми. В круг общения Тургенева с первых шагов жизни в российских столицах входят Белинский, Некрасов, Герцен и Огарев. Будучи в Европе Тургенев интересовался событиями революции 1848 года, общался с русскими эмигрантами, посещал не Алжир, как Вонлярлярский, а Лондон. В Европе Тургенев жил в кругу людей, интересующихся, новыми идеями, которые захватили тогда умы творческой интеллигенции.

Многие русские путешественники ездили «изучать опыты Европы» и нахватались там поверхностных философских идей, и, не зная, где и как применить их на практике, щеголяли «умом и знаниями» в столичных салонах, вызывая среди слушателей смех и недоумение. По-видимому, количество таких знатоков философских теорий в столичных салонах накопилось достаточное, если Константин Масальский опубликовал повесть «Дон Кихот XIX века» (1834), где в саркастической форме вывел образ Ливкоева такого знатока новых философских идей Европы.

У Тургенева было достаточно внутренних и внешних факторов для изучения и обобщения такого типа людей, которые стали задумываться над застойным образом жизни дворянских усадеб, пережитками крепостного права, и путях выхода из этого тупика. Тургенев первым в русской литературе сделал попытку показать образ такого неспокойного. ищущего человека.

Здесь мне не хочется давать развернутую оценку литературным героям Тургенева, так как  ознакомился пока с содержанием только двух романов, это сделаю поздней, прочитав все шесть романов, только тогда можно проследить творческие поиски писателя и судьбы его героев.

А пока хочется вспомнить Алексея Кольцова, одну из его многочисленных дум:

Стареясь в сомнениях
О великих тайнах,
Идут невозвратно
Веки за веками;
У каждого века
Вечность вопрошает:
«Чем кончилось дело?»