Северо-Западный фронт.
Новгородская область. Старая Русса-Демянск-Рамушево.
Февраль 1942 года.
Оставшиеся в живых солдаты ошалело воспринимали окружающее. Им казалось, что наконец - то завершилось тяжкое испытание. Всё ужасное позади, закончилось и прошло, как кошмарный сон. Как всегда, ошибались воины. Совсем недолгий передых и тяжкое бремя заставит их снова подняться. Через «мать – перемать» и «не могу» они вновь вступят в безысходный бой. Даже мечтать не могли об отдыхе и отправке в тыл. Но мечтать не вредно. Особенно когда тебя берут в расчёт лишь как потенциальное пушечное человеческое мясо. В таком случае жизненное пространство для сладенькой человечьей филейки, это первый рубеж атаки. Казалось, что выжившие бойцы когда - то были полноценными людьми. Хм, возможно, и было так, когда – то. Но это там, в той, мирной жизни. А здесь и сейчас за их живот и ломаного пятака не взять. Уже потом, после боя, если башку не снесёт и посчастливится в здравом уме остаться, можно будет принять им человеческий облик.
Во время неоднократных наступлений на неприступные бастионы немцев в Демянском «котле» ожесточенные бои разгорались за каждую, пусть даже небольшую высотку. Противник, как правило, бывал готов к встрече, и выстраивал хорошо укрепленный оборонительный рубеж. Наши лобовые атаки были нескончаемыми. Одна за другой. Утраты живой силы были ужасными.
Убитых было много. Мертвецы были кругом, старые и новые. Некоторые трупы валялись даже с лета. Одни высохли до черноты и были очень похожими на мумии, только зубы сверкали на солнце. Другие распухли ещё по осени, вот – вот готовы были лопнуть, но морозы сковали их в громадные чурбаки. Кое – где бездыханные тела припорошило снегом, но было совершенно очевидно, что за тухлый фарш покоится за снежными отвалами.
Новобранцы из пополнения со страху в стенках траншей рыли себе щели, но их там заваливало при бомбёжке «Юнкерсами». Когда распогодилось, потеплело от взрывов, жидкую болотную суспензию расшатало, и теперь падальные мумии было видно. Квёлые жмурики лежали, свернувшись калачиком, словно грелись дитятки. А теперь вот блестели чистенькими, омытыми снегом лицами, похожими на смёрзшихся улиток. Много почивших упокойников попряталось в земляных норах, не случилось иметь перед смертью надёжное пристанище. Придётся попыхтеть, вытаскивая из берлог. А куда деваться. В первую же оттепель смрад будет стоять невыносимый. Неудачников свезут в братский погребальник, на их место пригонят словно стадо баранов на убой новое пополненние. Эх, им бы не погибнуть в первом бою. Глядишь, там опыта наберутся.
Идиоты командиры. Сволочи. Вместо того, чтобы жопу свою греть у буржуйки и водку жрать фляжками, могли бы инструктаж провести с желторотиками. Объяснили бы пацанам, как правильно надобно укрываться в зимнюю стужу от обстрелов и от бомбёжек, что опасно и чего не стоит делать. В конце концов, как выжить на "передке"? Козлы, сидят вон, хохочут о чём - то своём в теплушке распаренной жарой от буржуйки. Очередную бочку водки допивают.
В земле то тут, то там торчали части втоптанных в чернозём тел. Так и ходили по ним. Никто не обращал внимание, где нога, кусок спины, где полголовы или сплющенное лицо, где кисть руки или гроздья пальцев. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь в сторону вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию.
После очередной атаки кругом валялись не востребованные стальные каски. Но солдаты их приспособили и стали гадить в них. Потом отбрасывали подальше за бруствер окопа. Дерьмо в них застывало на морозе и прилетевшей в обратку от взрыва утяжелённой каской могло запросто оторвать голову или покалечить. Бывало и такое.
Совсем неподалёку от первой линии траншей стоял закопченный подбитый танк Т-34. Вокруг его башни были намотаны смёрзшиеся кишки разорванного десанта. Это внутренности пехотинцев не успевших соскочить с брони. Внутри металлической тюрьмы уже околели от мороза танкисты. Рации у них отродясь не бывало, а посыльного из батальона послать забыли. Соответственно приказа к отступлению не поступало. Тут без вариантов. По законам военного времени за самостоятельное оставление боевой машины на передовой у полевого трибунала безальтернативно - расстрел.
Так и сидели внутри бронированного чудовища танкисты, ждали своей смертушки то ли от мороза, то ли от немецкого подкалиберного снаряда. Вот и пойми теперь по существу вопроса, кто они по жизни в натуре то ли герои, то ли смертники? Фрицы знали, что экипаж танка не эвакуировался, поэтому начинали изредка бить бронебойными «вундерваффе» 37 мм противотанковые пушки. Снарядные головки иногда перелетали через броню и с шелестом, чмоканьем втыкались в верхние края стенок бруствера перед окопом. В таких случаях морозец пробегал по спине, страху нагоняло «чириканье». Не приголубил бы по случаю бронебойный, мало не покажется при попадании если тело подставится, разорвёт на кусочки.
По обеим сторонам нашей траншеи притулились убитые. Кровь от них стекала прямо на дно, превращаясь при стоке в кисельные лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово - рубиновые желеобразные озерца постепенно сворачивались и замерзали на морозе. Никто их уже не переступал. Так по ним и "чавкали" кто в валенках, кто в разношенных кирзовых сапогах.
В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще, хрен знает в чём. Одежда пропиталась грязевой жижей, влагой, смёрзлась и стала «хрусткой», словно картон. При резких движениях ткань ломалась на морозе и оголяла тело. Кальсоны не спасали. Мужское причинное место совершенно не ощущалось и непонятно было, как оно сможет восстановиться после такого холода? Если удастся в здравии остаться неужели детородный орган и после войны сможет по достоинству исполнять своё предназначение? Вскочить для сугрева, попрыгать было нельзя. Немецкий снайпер запросто достать мог. Нас разделяли пара сотен метров, а у фрицев была отменная Цейсовская оптика. Зуб на зуб не попадал от стужи. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было не возможно. Кожу стянуло, как маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни и те же
- Выжить бы только. Назло врагу сейчас продержаться от мороза, а потом в бою нанести неприятелю сокрушительный урон.
Но всё равно, было страшно холодно. До жути. Интересно, сколько нам жить ещё осталось на бренной земле? Поговаривали, что от предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка численностью 6000 человек хватило на два часа. Вон они остатки, ползут обратно из пекла, кромешного ада раненные, окровавленные, грязные, с серыми лицами, запёкшимися губами и лихорадочно блестящими глазами. Кряхтят, стонут, матерятся. Может быть, им в следующий раз повезёт одержать победу и по случаю в живых остаться? Хотя, вряд ли такое счастье привалит. Вполне вероятнее, это будет их последняя гастроль, финальный выход.
166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк. 2 миномётная рота.
Командир 3 миномётного взвода, лейтенант Щербаков Иван Петрович
(28.10.1923 г.р.)