Война в моих воспоминаниях сопровождает всю жизнь.
Совсем недавно, случайно, прочитала в газете предложение: «Может, нужно как-то отметить детей войны». Я думаю, что это обязательно надо сделать!
Я родилась за три года до войны в прифронтовом Камышине. Недалеко от Сталинграда.
У меня есть подруга, старше меня на 3 года, которая пострадала от бомбёжки. Немцы бомбили госпитали, общественные здания. Бомбили и беззащитное население. Осколок попал ей в глаз. И оставил вместо глаза пустую глазницу. И испортил ей всю жизнь.
С началом войны в городе был брошен призыв: «Комсомольцы – добровольцы! Все на защиту Сталинграда!»
Моя семнадцатилетняя двоюродная сестра откликнулась, хотя её отец и старший брат уже были на фронте. Такие же, как она, семнадцатилетние девчонки, молоденькие, незащищённые, сдав экзамен, сразу попали в Сталинград, под шквальный сплошной огонь. За что? Чем были виноваты эти десятиклассницы, которые защищали родной город и нас, маленьких, ничего не понимающих детей?
Потом она рассказывала мне о страшной бомбёжке. Это был сплошной ливень пуль над головой вперемежку с грохотом рушившихся зданий, скрежетом металлических конструкций, огромными волнами от бомб. Смерч расплавленного металла заглатывал всё живое.
Вся эта плотная звуковая масса из грохота, свиста, разрыва, треска, грома была покрыта немецким – даже не криком! – ором! – с нечеловеческой злобой и ненавистью, с безумной жаждой уничтожения. Но девчонки выдержали!
Из Сталинграда на левый берег направлялись баржи с ранеными. Чисто по-христиански их надо было накрыть белым полотном с красным крестом. Но это было не для фашистов. Они бомбили такие баржи в первую очередь! С трудом на тот же берег, в открытых лодках, переправились и молоденькие девочки-связисты.
Слава Богу, она и сейчас жива, 90-летняя оптимистка. И я её очень люблю!
Моя вторая двоюродная сестра тоже по призыву копала окопы под Сталинградом. Была поздняя осень. Работали срочно, от темна до темна. Ели в окопах, ночевали здесь же. Зарабатывали, не зная ещё этого, хронические заболевания. Эти «болячки» многим потом поломали жизнь… И этих, тяжело работавших в тылу детей, далеко не сразу, законно, приравняли к участникам войны.
Нашими любимыми детскими играми после войны были игры «в войнушку». Вся ватага играющих делилась на две группы: русских и немцев. Проблема в том, что «немцами» никто не хотел быть. Доходило до драк, и игра могла закончиться, так и не начавшись.
Мост через Камышинку был разрушен. Восстанавливали его пленные немцы. Мы часто ходили на них смотреть. Внутри у меня было какое-то удивление: ведь они – такие же люди, с руками-ногами, чистые, не голодные… Вроде не звери… Что же они натворили: и с собой, и с нами? За что?
Пленные работали за натянутой металлической сеткой в крупную ячейку. Вдоль неё ходила охрана. Но всё равно, мы, девчонки, боялись пленных… Мальчишки, кто посмелее, наоборот, дразнились на них и обзывали….
Охранявшие пленных солдаты не отгоняли нас, и не запрещали смотреть… Однажды моя подружка, что посмелее, подошла к сетке поближе, на расстояние вытянутой руки. И вот я вижу, как один немец потянулся рукой в нагрудный карман, вытащил из него маленькую шоколадку и протянул ей на раскрытой ладони…
Простые люди, солдаты, чьи-то папы, сыновья, братья… Что вы наделали? Зачем делить СОЛНЦЕ? Его хватит на всех, оно согреет всех – только стоит протянуть к нему руки…
Я не помню, поделилась ли со мной подружка… Но я запомнила тот робкий жест, протянутую руку, раскрытую ладонь с шоколадкой… Запомнила потому, что у меня не было папы… А у этого солдата – наверняка были дети… И он был жив.