Глава 6. Мы отправляемся на Крышу Мира

Реймен
 
       Мои надежды оправдались.
       Спустя еще неделю  (все это время я перемежал  написание дневника   лечением  Ракшми  по вечерам),  из  монастыря  Святого Сумасшедшего вернулся  болящий.
       - Однако, - протянул я, увидев  его  на двух ногах, с  наголо обритой головой и в одежде монаха.
       -  Ничего удивительного,- притопнул той, которая была сломана вождь. - Их лекарь пользовал меня горным мумие  с настойкой женьшеня, а еще  заставлял принимать серные ванны. Налицо результат - зажило как на собаке.
       - А  почему у тебя такой вид? В смысле  прическа и одеяние?
       - Так я   тоже принял постриг, -  ухмыльнулся Кайман. -  После  излечения вдовы,   по  совету ламы Норбу.  Святой отец очень настаивал
       - Ну что же, выглядишь ты,  вполне, - оглядел я приятеля.
При своем росте и стати, в красной накидке и  с  головой "под ноль", он здорово напоминал  гладиатора.
       - А то, - повел мускулистыми плечами вновь испеченный  монах и чтобы окончательно меня  поразить, басовито затянул мантру.
       - Могешь,-  одобрительно сказал я. - Как вижу, ты время зря не терял. Уважаю.
       - Ну да, - шмыгнул носом Кайман. - Меня регулярно обучал Норбу, когда мы с ним бухали. Кстати, как обещал, он пишет о тебе трактат. Неплохо получается.
       Встречу, как водится, мы  вспрыснули,  благо холодильник милостью короля  регулярно пополнялся, к тому же  приятель доставил целый вьюк провизии   и бочонок ара, в качестве подарков от настоятеля.
       - Как ты смотришь на то, чтобы изгнать нечистого еще из одной одержимой? -    закусывая  копченым окороком второй стакан, поинтересовался я у Каймана.
       -  Хоть из двух,- обгрызая кость, довольно хмыкнул вождь. - Я теперь  буддийский монах и последователь  великого Друкла Кюнле.  А это, как сам понимаешь, требует определенных действий.
       - Воистину так,  - ответил я.
       На том и порешили.
       К своим обязанностям, не привыкший откладывать дела в долгий ящик,  лама Кайман приступил следующим вечером. А наутро, вернувшись от пациентки, сообщил, что налицо тяжелый случай.   
       - Бывает, - сказал я. -  Тебе придется выдержать не одно сражение. 
       Между  тем наступила зима, и  наше отбытие в Тибет снова задержалось.
       По сравнению с Бутаном, где эта пора года была  мягкой, как у нас в Крыму,    климат в заоблачной стране был более суров,  зимой  дули сильные ветра, а в горах  сходили снежные  лавины.
       В один из таких дней, незадолго до Нового Года, когда я  пополнял дневник, а Кайман  читал очередную главу  Трипитаки (он все больше проникался буддизмом), на столе громко затрещал телефон.   Звонили из королевской администрации.
       Приятный голос сообщил, что монарх с  Верховным ламой  желают  видеть нас   с Кайманом завтра,  в половине двенадцатого.
       - Непременно будем, -  ответил  я. - Наше почтение его Величеству и Святейшеству. После чего положил трубку.
       - Не иначе по поводу предсказаний, - отвлекся от чтения Кайман. - Как думаешь, сбылись?
       -  Вероятно.
       -  Хорошо бы, -  послюнявил он палец,   переворачивая страницу.
       Ровно в назначенное время мы прибыли  по назначению,  где на входе были встречены главой королевской администрации и  препровождены в покои.
На этот раз прием состоялся  в тронном  зале.
       Монарх с Верховным ламой  сидели на золотом возвышении, подобные  истуканам, слева стояли придворные, высокопоставленные военные и  священнослужители в парадных одеяниях, а справа  иностранные послы  в  черных смокингах с белыми  манишками,  а также несколько журналистов.
       - Ламы Уваата  и Кайман!  - торжественно огласил  церемониймейстер, брякнув в пол  золотым  жезлом,  вслед за чем с хоров грянул гимн королевства  Бутан.
       Под его торжественные звуки   мы прошли в центр зала,  остановились, и, поклонившись земным богам, изобразили почтение на лицах.
       Когда отзвучал завершающий аккорд, монарх, чуть качнув головой ворона на короне,  обратился к присутствующим с  торжественной  речью.
       Из нее следовало, что  за заслуги перед  государством  я награждаюсь  Королевским орденом и почетным титулом «гуру»*, а Кайман, за подвижничество в делах религии -  включается в  ученый Совет при Верховном ламе.
       - Лучше бы бабок дал, - прошептал стоящий рядом Кайман. - От них больше пользы. 
       В этой части он был прав. Но выбирать не приходилось.
       Далее состоялся ритуал награждения.
       Глава королевской администрации  под аплодисменты  зала  нацепил мне на шею золотой  орден на муаровой  ленте, а секретарь  его Святейшества вручил Кайману  свиток с  соответствующим  указом, скрепленным восковой печатью.
       Когда церемония    закончилась, и правители страны  перешли к другим  вопросам, тот же чиновник сопроводил нас  в  уже известный  кабинет, где  попросил обождать, предложив прохладительные напитки.
       -  А вот сейчас будет что-то по существу вопроса, - сказал Кайман, когда тот оставил нас,  потягивая  из фужера виски со льдом.  Мы предпочли его другим. По старой привычке.
       Спустя час, когда бутылка и лед ополовинились, в смежной   комнате раздались шаги, и в кабинете появились  его Величество со Святейшеством. 
Мы, естественно, встали.
       - Садитесь-садитесь,-  милостиво изрек   монарх. - Теперь без церемоний. - Кстати,  как вам  виски?
       -  Вполне, - качнул головой Кайман. - Божественный напиток.
       -  Ирландский «Бушмилс», -  вздел вверх палец  король, после чего налил  себе  с иерархом, добавив щипчиками льда.
       - Чин-чин! 
       Все подняли бокалы.
       -  Я прикажу доставить вам   ящик, - опорожнив свой, крякнул монарх, закусив фисташкой.
       - И я, -  вылакав   янтарную жидкость, - добавил Верховный лама.
       Далее его Величество сообщил, что  доведенные по дипломатическим каналам Израилю  с Йеменом,  мои пророчества  помогли их руководству  предотвратить трагедии, а  Советский союз, получив соответствующую ноту, отправил морскую экспедиция к берегам Гайяны.
       - В результате   Бутан получил  ряд  экономических преференций  от   первых двух стран, - довольно изрек король. - А в случае успеха русской экспедиции      королевству  гарантируется   вознаграждение в размере десяти процентов от стоимости  найденных сокровищ.
       - Это двести пятьдесят  миллионов фунтов стерлингов, - подумал я. - Не хило. Но вслух ничего не сказал. Имея в виду шкуру не убитого медведя.
       Далее его Величество, пребывавший в мажорном настроении,   предложил  всем вместе отобедать,  на что мы с Кайманом  с удовольствием согласились. Есть за одним столом с  царственной особой  доводилось  немногим.
       Трапезная находилась в  жилых покоях короля  и выглядела довольно  солидно.
       Небольшой,   с гобеленами на стенах  зал, зеркальный  паркет с золоченой потолочной люстрой, а  в центре уже сервированный стол с двумя рядами стульев. За   которыми застыл   смуглых дворецкий   в белых перчатках. 
       - Прошу вас, - первым  занял  свое место монарх, Верховный  лама, шурша одеждами,  уселся справа от него, а мы напротив.
       По  знаку дворецкого,  двое возникших из двери слуг  уставили стол блюдами, иерарх  благословил пищу, и обедающие  стали подкрепляться.
       Должен отметить, что готовили королевские повара на славу, чему можно было позавидовать.
       Затем последовала вторая перемена, которой все также отдали должное, а после третья. Состоявшая  из десерта, в котором присутствовали фрукты, виноград с орехами, а также  несколько сортов ликера.
       Далее король кивнул дворецкому - вы свободны,  и мы остались вчетвером,   смакуя  ароматные напитки.   
       -  Послушайте, Уваата, -  обратился ко мне  монарх, рассматривая на свет свою рюмку. - А  может,  все-таки, останетесь у нас?  Теперь вы   гуру,  а  его Преосвященство  освободит вас от обета Творцу. Он говорит, такое возможно.
       -  Воистину так, -   кивнул тиарой  иерарх. -  Из правил всегда есть исключения.
       -  Прошу простить меня, ваше Величество, но не могу, -  взглянул гуру королю в глаза. -  Я привык держать слово   
       - Тогда, надеюсь, мы останемся добрыми друзьями? - с надеждой  вопросила  царственная особа.
       -  Можете в этом не сомневаться, - уважительно приложил я к груди  руку.
       -  И когда вы намерены отправляться в дорогу? -   поинтересовался Верховный лама.
       - Сразу после Нового Года, - подал голос  все это время молчавший Кайман. Он отдавал дань ликерам.
       -  Я  бы  поостерегся, -  прошамкал  иерарх. -  Зимой  это рискованно.
       - Его Преосвященство, как всегда прав,- добавил король. - В Гималаях выпал снег,  горные   перевалы  закрылись. К тому же можно попасть под лавину или камнепад.  В эту пору они не редкость
       - Вот черт-,  мелькнуло в голове.  Природный фактор мы не учли. Хотя должны были.
       Я покосился на Каймана (тот пожал плечами), и после некоторого раздумья принял решение: - в таком случае  придется задержаться  до весны, а с ее приходом  мы продолжим  путь. На «Крышу Мира».
       -  Ну, вот и договорились, - потер руки король, а Верховный лама  согласно прикрыл веки.
       Новый Год пришел в Бутан в красочных шествиях,  маскарадах, взрывах петард и всеобщем ликовании.  На улицах столицы и в монастырях, украшенных флагами,  портретами короля и  цветочными гирляндами с лентами,   устраивались  ритуальные танцы,  подношения богам, а также друг другу.
       Мы с Кайманом в первый день были приглашены   на торжественную церемонию во дворец, а остальные болтались по улицам. Радуясь вместе со всеми, потребляя горячительные напитки и впечатляясь.
       Когда же  череда праздников закончилась, я решил обучить вождя рукопашному бою.
       Для того имелись две причины:  встреча с американским спецназом на Ориноко,    едва не закончившаяся для меня  плачевно, а еще то  место, куда мы   стремились. В Тибете боевые искусства  почитались не меньше религии и  даже  в чем-то с ней  сопрягались.
       Занимаясь  четыре года боевым  самбо  в   Высшей школе КГБ  в прошлой жизни и пять лет каратэ в этой, я, как многие ее  выпускники, был помимо прочего и инструкторам по этим двум  видам  спорта. На что имелось соответствующее удостоверение.
       Все, что требовалось, помнил, поскольку  в Москве регулярно навещал спортзал общества «Динамо»*, а в Марселе тренировался   в частном, дабы не потерять форму.
       На мое предложение  обучить  его  этим  наукам, друг сначала рассмеялся.
       - Во, видишь, молоток? - сжал здоровенный кулак. - Один удар в лоб  и вся наука.
       - Сомневаюсь,  - сказал я. - Давай проверим на практике.  Ты будешь нападать, а я защищаться.
       -  Можно,-  ухмыльнулся  Кайман. - Только если зашибу,  ты того,  не обижайся.
       В тот день мы  вернулись из города  и решили провести  эксперимент  на лужайке за домом, покрытой ковром опавших листьев.
       Там, размявшись,  я стал в боевую стойку (приятель напротив, согнув руки в локтях),   затем  крикнул «давай!»  и в голову мне полетел   кулак. Но не достиг цели.
       Я перехватил запястье ударной руки, дернув ее вверх чуть подсел, и швырнул нападавшего через себя. 
       - Гуп! -  брякнулся он спиною на листья.
       - Не понял, -  сказал, мотая головой и поднимаясь на ноги. - Давай    еще, раз такое дело.
       - Можно.
       - Хэк! - прыгнув вперед  вождь, целя в солнечное сплетение.  На этот раз  кулак попал в защитный блок, за которым последовали захват руки и доворот -  приятель покатился  на землю.
       Далее последовала   еще попытка, завершившаяся его  подсечкой.
       - Что это было? - встав на карачки, прохрипел Кайман.
       -  Несколько приемов самбо.
       -  Теперь понял, -  морщась,   поднялся он на ноги. - Черт с тобою, решено. Буду учиться.
       Спустя  пару недель  вождь неплохо освоил  приемы самбо, и мы с ним перешли к  каратэ. Там было несколько сложнее.
       Вставая с первыми лучами солнца,  мы учиняли пробежки  по  долине, затем  разминались на лужайке  и  пару часов отплясывали там. Отрабатывая  броски, подсечки и всевозможные удары.
       Еще я прилежно вел дневник,  и мы медитировали   на террасе;   пели вечерами   под гитару и коньяк  (его прислали, как обещали),  а по субботам   навещали  Ракшми с Амитой. Те шли на поправку.
       За это время я еще раз встречался с королем в неформальной обстановке, где была достигнута договоренность о нашем сотрудничестве после убытия в Тибет, а лама Кайман дважды  принял участие в ученом Совете. 
       В начале марта его Величество  вызвал  нас с  приятелем к себе, где мы узнали,  что  русская экспедиция увенчалась успехом.
       При этом присутствовал министр финансов, который сообщил, что королевство получило причитающееся вознаграждение, и часть его наша.
       - Я предлагаю открыть для Вас  счет в  национальном банке Бутана, - уважительно предложил он. - Под самые выгодные проценты.
       -  Мы с Кайманом переглянулись, Уваата сделал отрешенный вид, а  после изрек:   - пусть будет так. - Эти средства пойдут в пользу бедных.
       На следующий день мы заехали в банк,  где управляющий ознакомил нас со счетом.  Там имелось  двадцать пять миллионов фунтов стерлингов.
       - Да, не поскупился король, - изрек на языке пираха  вождь. - Космическая сумма. Кого будем  первыми благодетельствовать?
       -  Тех, на чьем языке ты сказал,- ответил я. -  Через  сеньора Мигеля.
       Далее мы  пожелали   перевести  половину на наш депозит в банке Матурина, а заодно  оформили  доверенность на   распоряжение им  сеньором Мигелем.
       Тому же с почты  отправили заказное письмо, в котором просили позаботиться  о племени.
       В  середине  апреля, когда  долины Бутана   покрылись молодой зеленью, а в Тхимпху сиренево зацвели джакаранды*, мы с Кайманом отправились в путь. К заветной цели.
       На прощание король подарил  нам  двух  крепких пони с богатыми седлами и красавца-яка, выделив сопровождение до границы, а иерарх снабдил рекомендательным письмом  к    Пачен-ламе. Отправлявшему религиозную власть в Тибете.      
       Добравшись  до городка  Лингши с одноименным монастырем,  на северо-востоке страны, мы  отдохнули там сутки, а на закате пересекли границу. Кстати, европейцы в то время в Тибет не допускались,   монахи  же  посещали его без проблем. Сказывались вековые связи.
       На китайской стороне, в небольшом селении,  наняли   проводника-уйгура и погонщика. Которые нам не особо понравились. Уйгур был средних лет, с   бегающими глазами, а второй, скорее всего его приятель - хмурый верзила с одним ухом. Однако выбирать не приходилось. Селение было почти пустым, в полях,  шли весенние работы. 
       На следующее утро, помолившись,  мы отправились в путь. По Тибетскому нагорью.
       Впереди,  на тощем облезлом муле,   неспешно  следовал  проводник, затем мы с Кайманом на своих лошадках, а  в арьергарде, на меланхолично жующем жвачку вьючном яке,  восседал погонщик. 
       Спустя час, полого ведущая вверх  каменистая  дорога сузилась, став широкой тропой, а потом скукужилась до едва заметной.
       После цветущего и достаточно цивилизованного Бутана, горная страна,  в которую мы вступили,  выглядела   дико и пустынно. Во всяком случае, та его часть, по которой мы  двигались.
       Уходящее к небу  нагорье, кое-где покрытое   зеленью,   занимало площадь в два миллиона квадратных километров со средней высотой около пяти тысяч метров, ограничивалось с  севера хребтом Куньлунь, за которой лежала Средняя Азия  и пустыня Гоби,  а с юга  окаймлялось волнистыми  равнинами.
       Где-то в этих местах  были истоки Инда, Брахмапутры и Меконга, а также  других великих  рек, порожденных  снегами и ледниками Гималаев.
       Воздух  становился все более разреженным и прохладным,   в бледном высоком   небе парил  орел. Зорко высматривая добычу. 
       К полудню мы устроили привал  в небольшой, поросшей  густым кустарником  и полынью седловине,  с  прыгающим по замшелым  камням ручьем. Звонким  и прозрачным.
       Погонщик снял  с яка   вьюки и прихваченную вязанку дров, мы расседлали пони, пустив их щипать скудную растительность, а проводник занялся костром. На котором вскоре  забулькал котелок с чаем.
       Выпив по паре пиал и закусив лепешками  с сыром и вяленым мясом, мы отдохнули часок, а затем снова тронулись в путь. Тропа, петляя, продолжала повышаться.
       К вечеру  поднялись на перевал, за которым  виднелась череда других и проводник  (его звали Бахрам),  сообщил, что за вторым будет  селение  Кангмар, от которого «сорок пиал чая»*    до столицы Тибета.   Сейчас же следует остановиться на ночлег. Ночью по горам ходить рискованно и опасно.
       - Здесь  неподалеку  заброшенный  храм, - сказал он, спешившись  и беря мула под уздцы. - Следуйте, уважаемые,  за мною.
       Храм оказался древними  развалинами под  скалой, с одним уцелевшим помещением. Судя по  давней золе в очаге и закопченному потолку, в нем нередко останавливались путники.   
       Когда животных освободили от поклажи, занеся ее внутрь,  мы с Кайманом   извлекли  спальные мешки и стали разводить костер, намериваясь приготовить ужин.     Азиаты же, прихватив кожаное ведро,  отправились поить животных водой к знакомому им источнику.
       Спустя полчаса они вернулись, Бахрам  навесил на таган котелок и перелил туда воду, Кайман вручил каждому  по банке открытой тушенки, разогретой на огне, а я  положил на расстеленный платок несколько посыпанных кунжутом лепешек.
       Чай на этот раз отдавал легкой горечью, но мы отнесли это к  качеству воды,  вскоре котелок опустел, и все  отошли ко сну.  Ламы в спальных мешках, а  проводник с погонщиком, завернувшись в свои  халаты.
       Когда я с трудом продрал глаза, в пролом крыши  заглядывал солнечный луч, рядом  вовсю храпел вождь,   тибетцев не было. Отсутствовала  и поклажи.
       - Картина Репина, приплыли-, всплыла мысль и я,  выбираясь из спальника, заорал, - Кайман, проснись!  Нас обокрали!
       Храп прекратился.  - Чего? -  высунул голову  наружу  вождь,  сонно озираясь.
       Еще  через минуту мы выскочили  на свет - у развалин было пусто. На земле валялись  лошадиные каштаны  и несколько блинов яка.
       Горное эхо долго разносило  слова. Великого и могучего.  А потом стихло.
       - Теперь понятно, почему был горьким чай, -  облегчив душу, сказал я. - Эти ****и туда что-то подсыпали.
       - Так они же пили его с нами, -  засомневался Кайман.
       - Ну и что? Потом чем-то  нейтрализовали.
       Сперли у лам практически все.  Яка с лошадьми, груз и  дорожные сумки. В которых  были письмо тибетскому иерарху, мой дневник и наличность  в  десять  тысяч  «зеленых». Увели  даже наручные  часы с четками.  Ловкие оказались,   гады. 
       Такого удара мы не получали давно.  Хотелось выпить   и набить кому-нибудь морду.  Но вокруг было пусто  и  безотрадно.
       Успокаивало то, что все свои средства, помещенные в   бутанский банк, за день до отъезда мы перевели в  Лхасу.  Однако  туда нужно было еще добраться.
       Проверили, что  осталось в карманах монашеских одежд. Только паспорта, по неполной  пачке  сигарет, плитка шоколада,  морская зажигалка, да коробка спичек.
Далее встал вопрос, куда идти?  Возвращаться  к границе или  двигаться вперед, к неизвестному нам Кангмару.
       Единогласно решили - вперед. Русские, как известно, не отступают.
       Затем мы   отыскали неподалеку  родник, где ополоснули лица, сжевали треть плитки шоколада, запив ее водичкой, увязали спальники, подтянули широкие монашеские штаны под накидками  и  зашаркали ботинками по тропе. В сторону второго перевала.
       Постепенно утренняя прохлада сменилась теплом, солнце все больше пригревало,  в долинах  рассеялся  туман,  даль распахнулась во всем своем величии. Такие  необъятные  пространства  с синеющими     вдали пиками   мне приходилось видеть только на картинах Рериха.
       Примерно через километр, возле свежей горки лошадиного помета,  сбоку от    тропы  в розовом   мху,  что-то  блеснуло. Это была моя гитара. Здесь же валялся и дневник, шурша на легком ветерке  раскрытыми страницами. Видно они не представляли ценности для воров  и были  выброшены.
       Дневник, я тут же  определил за пазуху,  инструмент  сунули в спальник и   путники двинулись дальше.
       - Если догоним этих козлов, я им бошки  поотрываю,  - буркнул Кайман, прибавляя шагу.
       - Это вряд ли, -  обозрел я мерцающий в  ярком свете, ландшафт. - У них фора в несколько часов, да   и скорость раза в два  быстрее.
       К полудню  мы плелись где-то на полпути к желанному перевалу, который  почему-то не становился ближе.
       - Рефракция, -  утерев пот со лба, тяжело дыша,  сказал Кайман. - На такой высоте  свет преломляется    искажая расстояние.
       - Щас бы воды, - облизал я пересохшие губы. - Хрен с ним, со светом.
       Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы,  в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро. Часть которого было затянуто легким   туманом
       Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к водоему, где, опустившись на карачки, напились вдоволь.
       - Хорошо, -  отдуваясь, утер  я губы рукавом, и мы  повалились на траву, чувствуя, как стучит в висках и  гудят ноги.
       - Жрать хочется  -  сказал минут через пять Кайман.- Давай тут чего-нибудь поищем.
       -  Давай, - согласился я, и мы с кряхтением встали.
       Оставив пожитки, двинулись вдоль берега.  Пологого, с редким кустарником  и лужайками  цветущего астрагала*, издающего медовый  запах.
       Первое, что обнаружили,  пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили  над водою.
       - Черт, горячий, - отдернул руку  друг от одного, пожелав проверить температуру.
       Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и  покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь.
       Через минуту у меня  из-под ног с фурканьем  взлетела птица,  метеором уносясь на другой берег.
       - Гнездо!  - опустился я на колени.
       В устланной травой  выемке белели  шесть крупных яиц.
       - Утиные, - сказал  опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в свою накидку. И кладка совсем свежая.
       Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три, и число яиц увеличилось до двух десятков.
       - Будет, - сказал я другу, который впал в  охотничий  азарт. - Айда к гейзерам.
       Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад,   наткнувшись на  россыпь   дикого щавеля.
       - Вот и обед, - когда мы нарвали по охапке  сочных листьев, довольно изрек Кайман. - Спасибо тебе, о, великий Будда! 
       Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы заделались вегетарианцами, ополовинив ниспосланное богами.
       Далее выкурили по сигарете, вздремнули  и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.
       Когда вечерняя заря причудливо окрасила  первозданность мира, мы  добрались до верхней точки перевала.
       С него открывался вид  на теряющуюся вдали  холмистую  равнину,  в центре которой  просматривалось  что-то похожее на  селение. 
       - Километров двадцать будет, - приложив к глазам  козырьком руку, уверенно сказал  Кайман.
       - А может поменьше? - с надеждой вопросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее. 
       - Обижаешь, - хмыкнул приятель. - Я  как - никак бывший штурман. И,  подчеркиваю, неплохой.  Вздел кверху палец.
       Приметив в ближайшей скале неглубокую расщелину, мы  укрылись  меж ее  стенами, где прикончив остатки  обеда, забрались в  спальные мешки.
       Вверху  повисла огромная луна,  на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности.
       Ночью прошел  небольшой дождь, утро выдалось хмурым  и прохладным.
       Проснувшись и цокая зубами, мы  выкурили по сигарете натощак  и  сжевали оставшийся шоколад, затем  выпили по горсти воды,  скопившейся в выемке,  после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали  вниз. В ту сторону, где привиделось селение.
       Спустя час  небо прояснилось, сквозь  пелену облаков  пробились благодатные лучи, и природа засияла  во всем своем блеске.  По мере движения, окружающий нас  ландшафт менялся: серость скал и  бледность  мхов,  все больше  замещались  яркой зеленью  с  полевыми цветами,   стало больше  встречаться кустарников, изредка, там и сям, попадались деревья.
       Тропа меж тем, тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна, со стороны запада.
       - Пгавильной догогой идете, товагищи! -  весело прокартавил Кайман. Настроение повышалось.
       - Чу? - впереди еле слышно  мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.
       - Не иначе караван, - снял я с плеч мешок. - Этим нужно воспользоваться.
       Когда  минут через десять  в поле зрения возник  первый сопящий як, с  покачивающимся   в седле погонщиком, мы сидели  в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру. 
       Я сопрано, а вождь басом. Получалось, в принципе, неплохо.
       Звон колокольчиков стих,  (запахло  коровой), а затем к нам подошли  три человека. В малахаях на головах,  коричневых халатах  и мягких сапогах с загнутыми носами.
       Они молча  встали в паре метрах от нас  и, с  почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.
       Когда последние строки  затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.
       -  Наше почтение, уважаемые ламы, сказал, на тибетском, низко поклонившись старший (его спутники  сделали то же самое).
       - Мир вам, - глядя  в никуда, ответил  я.  А Кайман  величаво кивнул в ответ. С выражением  отрешенности.
       -  Мы купцы  из  Кангмара, - продолжил, поглаживая седую  бородку   азиат.  -  Следуем   по торговым делам.  Не могли бы вы  за нас помолиться?
       - Хорошо, - опустил я веки. - Да будет так. И потянул  из лежащего рядом мешка гитару.

       - Ой,  не вечер, да не вечер,
       Мне малым-мало спалось…
               
взял первые аккорды.

       - Мне малым- мало  спалось!

басом подтянул Кайман,

       - Ой, да во сне привиделось!

полетела над нагорьями   старая казачья песня.
       Слушатели, стянув шапки и  кося глазами,  внимали с заметным интересом.
Такой молитвы они явно не слышали.
       Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой. - Можете ехать. И будет вам удача.
       Те снова  поклонились и, переваливаясь на кривых ногах,  вернулись к своим якам, а чуть позже оттуда прибежал мальчик.  Утерев сопли, он  поставил перед  нами джутовый* мешок  и зарысил назад. Караван, звякая колокольцами,  тронулся.
       Когда последнее животное, неспешно переступая копытами, скрылось за поворотом скалы, мы с Кайманом переглянулись, прыснув смехом.
       - Вот и первое подаяние, -  благонравно изрек я.  - А ну- ка, что там.   Подтянул рукою  подношение.
       Внутри  была  жареная  баранья нога, круг пастушьего сыра,  а также  несколько ячменных лепешек.
       - Недурно, - облизнулся вождь, после чего мы славно подкрепились  на свежем воздухе.
       Затем перекурили и двинулись вперед. В блестящее серебром марево. Чего-чего, а света в этой стране хватало.