За несколько минут до рассвета
Белое, матово-белое стекло от гранитной крошки на пляже до горизонта. Я специально поднялся так рано, что бы увидеть твоё настоящее имя, понять, почему местные называют тебя Белым морем.
Тишина, спят постояльцы и персонал отеля, ещё не жарко и можно не торопясь двигаться по дорожке, с наслаждением впитывая чужой аромат огромных красных цветов. Надо же, а ведь я не один. Даже не приближаясь, можно понять, кто эта цепь людей на пляже: они будут хватать все лучи солнца от рассвета до обгорания, купаться в шторм и прыгать с пирса ночью по-пьяни, набирать в ресторане немыслимую композицию блюд в неперевариваемом количестве, орать с балкона третьего этажа «идите к нам, водка греется», мстить немцам в баре. Соотечественники - перманентно опоздавшие, недополучившие, ущемлённые в правах адепты ущербной справедливости – дети, которым вместо мороженного давали плавленый сырок «Дружба». Сырок вместе с дружбой давно исчезли, а обида осталась, такое вот вычитание... но это не вина их.
Утро
О, будь проклят благословенный шведский стол, когда сердце разрывается от невозможности поместить в желудок всё, что видят глаза. (с) Мстительный желудок.
Мира-Кекова
Автобус плавно поглощает серпантин – горы, панорамные виды, краткие остановки, сувениры. Попадаем на равнину, проезжаем маленькие городки, у каждого из них символом является что-нибудь простое, например, в этом жители занимаются выращиванием помидоров и на растяжке при въезде их изображение. Нет и намёка на пафос, отсутствуют первые космические тупики, зато есть небольшие и прозрачные цели, чёткость в делах изо дня в день, из века в век. На главной площади возвышается фигура из камня, гид говорит: «это Ататюрк, он такой как ваш Ленин, только мы не сносили ему памятники». Не было видно здесь столько кровавого цемента у строителей нового мира. За окном мелькают дома, не богатые, но удивляет отсутствие запустения и чистота улиц, даже как-то странно не встречать заросшие бурьяном пустыри. И само слово "пустырь", я уже не помню его значение. Каково это, жить в маленьком домике в сотне метров от моря, где под балконом будет апельсиновое дерево и...
Скальный город.
Проход туда закрыт, можно сделать несколько фоток на память, память... несколько сотен лет назад неизвестный мне строитель по сантиметрам вырезал в каменном монолите крохотные клетушки с только одному ему известной целью, а что останется после манагеров протирающих стулья в офисах, куча распечатанной бумаги и сломанный скобковгонятель?.. пыль к пыли. Спускаюсь на сцену древнеримского театра, здесь солнце жарит как под увеличительным стеклом, по ощущениям градусов на десять горячее, чем на верхних рядах. Зачем я полез сюда?.. я хотел увидеть своими глазами эти камни с вырезанными на них масками, прикоснуться рукой, стоя на этих плитах, на сколько возможно, представить скрытое в глубине реки времени. Что бы подумали римляне, если бы узнали, что их будут называть древними?
Храм святого Николая.
Того самого, которого европейцы превратили в Санта-Клауса. Сочетание не сочетаемого. Вот на стене древняя надпись на неизвестном мне языке, о кораблях с товарами приходивших сюда. В центральной части храма камень и рядом табличка с надписями на трех языках, по-английски написано «просьба уважать чувства верующих и не трогать алтарь», а по-русски «ставить вещи и садиться на камень запрещено». Впрочем, каждому по делам его. У стены тоннель, через который бежит хоровод туристов, которым рассказали, что если пройти его семь раз, то будет очищение от грехов, но забыли добавить о такой мелочи как вера. Прохожу дальше, в одной из дальних комнат женщина в платке молча с закрытыми глазами отрешённо стоит прислонившись лбом и павой рукой к гробнице. Разве может быть более наглядной разница между таблеткой и лечением?
Пересаживаемся на корабль и отправляемся вдоль побережья. Медленно сменяются горы больше похожие на холмы, плеск волн о корпус, время отступило перед морем, перед его способностью каждый момент быть разным, оставаясь собой. Вот по борту показались возвышающиеся гробницы захоронений древних царей, а чуть дальше на другом острове современное поселение, где дом владельца крупной сети супермаркетов в нашей стране, ничем не выделяющийся среди других. Не знает он бедный: можно же в гробницах устроить торговый центр с многоуровневым причалом для яхт.
На обратном пути автобус попал в пробку, случайно или нет, но уже второй раз мне выпадает рассказ о религии от её носителя. В этот раз об исламе, а тогда давно в Оптиной пустыни я слушал про православие. У меня смутное предчувствие, что это повторится ещё раз: то ли мы сами программируем свою жизнь, то ли...
Вечер
Медленно шагаю по дорожке к морю, слева и справа кустарник, за которым причудливо выхвачены из темноты прожекторами деревья. Только если специально вспомнить, осознаёшь, что воздух по-прежнему наполнен чужими ароматами. На минуту останавливаюсь у бассейна, где по дну ползает маленький робот чистильщик, и дальше к берегу. Снимаю сандалии и бреду по мокрой гранитной крошке, периодически догоняемый пенно-солёными языками. Мыслей нет, я превратился в сосредоточие ощущений: запахи, шорохи, прикосновения, огни... Огни, тропинка, размеченная горящими факелами, выводит меня к бару. Пару коктейлей и я полностью уверен, что понимаю, о чем говорят те две симпатичные белокурые немки близняшки...