Ну так вот, я и говорю, летал я по своим делам, - продолжал дракон, - а тут заглянул в один городок, дай думаю, посмотрю как люди живут. Так они накинулись на меня: "Давай мы тебе самую красивую девушку отдадим, делай с ней что хочешь, и дань заплатим, только не разоряй нас". Стал я возражать - дескать, не нужна мне ваша дань и красавица ваша. Что я с ней делать буду? Я не из тех старых драконов, ни мои нравы, не мой желудок не выдержит эту красавицу.
Так они еще больше завопили: "Мы откупимся, дадим что скажешь и сколько скажешь, только не убивай нас".
- Да не собираюсь я вас убивать, больно нужно, тратить свой внутренний огонь. А они ни в какую - с одной стороны не верят, с другой стороны говорят: "Это ты такой добрый попался, а придут твои друзья сородичи, увидят не занятое место и перед тем как занять, совсем зверствовать начнут".
Ну, думаю, не соглашусь не отстанут ведь. Ладно, - говорю, - платите свою дань, а красавицу пока подождем, попозже приведете.
А ты что, тварь - пугало драконовское, не мог им свое истинное лицо показать? - закричал странник.
Так я хотел, - оправдывалось пугало - дракон, - они сами не захотели смотреть. Может вы, - говорил я им, - для приличия, найдете какого-нибудь рыцаря и он сразится со мной. Думаю - выйдет выйдет какой-нибудь - "Ланцелот", тогда сразу без боя сдамся. Так нет, - говорят они, - мы не хотим лишней крови, хотим все миром без боя решить; а глаза у них такие - какие то от страха, растерянные. Пригласили меня к себе, накормили от от пуза. Посмотрел я на их тюрьмы, из интересу - кто у них там , кроме преступников сидит? А там "новых Ланцелотов" и всяких рыцарей чести и совести - видимо, не видимо. Ну, думаю, не дай бог выпустят, не только меня, но и весь драконий род истребят.
Давай с тобой устроим концерт по моим заявкам - такой фейерверк закатим, за тобой они все-равно не пойдут, мне верят - как себе. Что толку - если ты им скажешь правду, они же тебе все-равно не поверят. Да и что является правдой? - Назови меня пугалом - это есть правда, назови драконом и это тоже правда. А то, что я пугало и дракон одновременно, ну пусть они пока об этом не знают, зачем им знать эту правду. Они, хоть и без дракона последнее время долго жили, но по прежнему запуганные остались. А пугать это ведь моя работа - так сказать, профессия. Это вы - русские странники, такие бесстрашные, хотя, в принципе, вы такие же, как и все, но в вас русских, есть нечто, что придает вам особое "дерзновение". Я ведь в основном пугало и немного дракон - иногда так немного напряжешься - дашь чуть-чуть огня - процентов на десять, а остальные девяносто процентов созревают в мозгах запуганных людей. Уж чего, чего, а психологию запугивания я знаю. Я ведь ими созданный - еще немного, и я в основном стану драконом и немного пугалом. В былые времена, все думал, чего я ворон пугаю? Дай хоть один раз людей пугану - ночью притворюсь драконом. А они взяли и поверили, с перепугу, и этим самым, новые силы мне придали.
- Так вот откуда берутся драконы? - уверенно проговорил странник.
- А ты что? Как будто не знаешь, что у страха глаза велики? С перепугу и бревно покажется драконом. Я бы... и не драконил, но люди сами мне эти "карты" в руки дали; Так мне надоело ворон дурить, вот и решил на людей перейти; с ними как то, интересней; да и силы у людей - видимо не видимо, с перепугу все даром отдают. Представляю, если бы они знали "эту правду". Слушай давай вместе драконить будем, я вижу в тебе веры много, ты веру у людей забирать будешь, а я смелость. А вместе мы - такая силища будет, ух!
- Ну и сволочь же ты, - медленно проговорил странник, - хотя я догадываюсь, от куда все это исходит.
- Вот вы - странники, все такие - в самый интересный момент все ловмаете. Не хочешь в напарники, не надо, другого найду. Я тебе что, дорогу перешел? Пуганул тебя немного, вижу не испугался - молодец, ну и флаг тебе в руки и иди своей дорогой, чо пристал?
- А я не пристал, я выразил тебе свое отношение, и вообще - скотина ты полудраконовская, полусоломенная, я вызываю тебя на дуэль.
- Ну здрасьте - опять, двадцать пять: Ланцелоты, рыцари печального образа, и т.д. и т.д. как вы мне все надоели, сколько раз вы меня убивали, а я вот он - снова здесь... И вообще, ты нарушаешь главное рыцарское правило - на дуэль вызывают в присутствии свидетелей. А что то я свидетелей не вижу, только что были, и куда то делись - свидетели ау! Вы где!? Все сбежали. Кроме того, чью честь ты защищаешь? Да и они - те, кто меня создали, тебя об этом просили? Ты бы не торопился дорогой мой странник, сколько бы ты не воевал с "этими мельницами", в любом случае, ты будешь возвращаться в этот мир, мир такой, какой он есть. Своих драконов, ты почти всех убил, а я не твой.
- Ты сказал почти,- насторожился странник, - а ну выкладывай, кто там еще сидит?
- Так я тебе и сказал, драконы "своих" не выдают. Не ты создавал и не тебе менять эту психологию - прижизненный договор драконов с людьми.
- Знаю я ваши договоры - эта хитрая демагогия на меня не действует.
И дракон - пугало исчез, видимо понял, что здесь чем то не хорошим, и может быть даже - жаренным пахнет.
А ведь и действительно, воевать с чужими драконами бесполезно, воюя с "чужими", перестаешь видеть "своих", продолжал уже в своем амплуа драконовскую мысль странник. В чем то это пугало право - мы ведь действительно, на протяжении всей жизни, сами того не подозревая, медленно выращиваем этого дракона внутри себя; не бережем истину; загоняем свою совесть в тюремную клетку, подальше от свободы, что б она не мешала нам легко и сытно жить. Мы восхищаемся "Донкихотом" в кино, а в жизни - мы их: вроде бы понимаем, но когда они нам мешают, недолюбливаем, а иногда даже гоним, сами того не подозревая; в себе гоним. Зачем нам такой образ, что б над нами тоже так смеялись? И происходит это часто, внутри нас незаметно, на этой и не только на этой почве, наши драконы растут и растут и мы их не видим. И только на определенной стадии они становятся видимыми, такими видимыми, что мы уже не в состоянии с ними справиться. Часто это происходит именно тогда, когда жертвы, случайно задетые нами, уже окровавлены, а некоторые, может даже, мертвы. Мы, привыкшие видеть только себя, уже не замечаем: ни нами пролитую кровь, ни нами убитых наших мертвецов... Ну да ладно, - остановил свои трагические размышления странник, - потом подняв голову вверх, громко закричал: "Что, поумнели! Твари драконовские, соломенные! Думаете, я в лоб пойду!? и не надейтесь, я взорву вас изнутри и в первую очередь, начну с себя".
Нет жизни без любви
освободиться я пытался,
Но чей-то, и мой
эксперимент скотины не удался.
И это высшее коварство -
мой отголосок изнутри.
Все чисто - без притворства,
хоть правду говори, хоть ври.
Нет жизни без любви,
судьба - злодейка гнула, гнула
Не получилось, и
пасть толпы поэта изрыгнула.
Конечно, все естественно, увы
драконы ждут тебя и знают...
Крылатая свобода, это полбеды -
-на крыльях творчества и падшие летают.
А без любви, поверишь - жизни нет.
в толпе ты, вне толпы - пора в дорогу.
И умирающей травы иконный цвет,
благословит твою молитву Богу.
На протяжении всего своего пути, в самые тяжелые моменты, странник вычитывал свое собственное стихотворение, не как какую-то молитву, а как свою собственную просьбу ко "Всевышнему", или ко всему воинству "от Истины" для того, что бы получить благословение, или напутствие для своих будущих действий.
Господи, вразуми нас, - вдруг заговорил внутренний голос. Где то я уже это слышал, - подумал странник. Он вспомнил свое детство - когда он на целый год был отдан на воспитание и проживание у свой бабушки в деревню; именно эти слова он слышал из уст своей бабушки - Господи, вразуми нас; произносила она их во время вечерней молитвы, вместе с земными поклонами. Даже он - будучи ребенком дошкольного периода, начала семидесятых годов, воспринимал эти слова - какими-то - чрезмерно банальными. И только потом - позже, повзрослев, и еще позже - познав истинные крупицы православия, понял, что именно в этой банальности, постепенно раскрывается чистота русской души.
И ведь именно его бабушка Екатерина Никитовна (как он называл ее баба Катя), имела огромный авторитет в деревне.Ее ценили и уважали не только за возраст, и не только наша родня, но и вся наша деревня. Вся деревня знала - это та самая Ильина Екатерина Никитовна, которую расстреливали немцы во время войны в период оккупации. Расстреливали, да не расстреляли - Господь не допустил. Видимо не зря молилась. Сам он эту историю плохо знал - только в общих чертах, от своей матери.
Таких деревень вокруг станции Темкино, было много, в смоленских лесах, местами непроходимых, вместе с извилистыми речушками. Вот так и деревню Бурково, бывшего Темкинского района, война не могла обойти мимо. Период оккупации - примерно конец 1941 до середины 43 года. Сама баба Катя, то есть Екатерина Никитовна рассказывала: "При немцах, первое время жили нормально - она имела ввиду: вся деревня, напуганная войной, ждала расстрелов, убийств, иных бесчинств и пожаров. Самые лучшие дома немцы взяли под свой контроль. Если кто то из деревенских мальчишек попадался на краже, немцы сгоняли всю деревню в центр и производили публичную и показательную порку". Однажды Екатерина Никитовна, разозлившись, в сердцах, закричала на одного немца, который, нагло зайдя к ней в хату, забрал у нее свежевыпеченный хлеб несколько яиц и свежее молоко: "Ирод ты окоянный - фашистская морда". Немец уходя от нее, так и ни чего не понял, все время повторяя: "Яволь, яволь". К зиме 1942 г, напуганные партизанским движением, немцы занервничали.
Позже партизанское движение на Смоленщине, все больше, и больше приобретало более организованный характер. Еще в июле 1941 года, ЦКВКП(б), направляет одного из главных ветеранов партизанского движения, еще с первой мировой войны, бывшего чекиста и разведчика - Никифора Тимофеевича Коляду. Это - чекист, партизан, разведчик и очень опытный вояка - к тому же, не плохой психолог и организатор. Организовав несколько подпольных отрядов, в сложнейших ситуациях, он сумел наладить связь со всеми остальными, разрозненными бригадами и шатающимися "лесными братьями". И уже к весне 1942 года постоянно не давал немцам покоя, выражаясь по русски - постоянно "давал немцам прикуривать", уничтожив при этом множество немецких солдат и не мало единиц техники. Я уже не говорю о том, что творилось на главных железных дорогах, которые весьма тщательно охранялись немцами, земля под их ногами, периодически, взрывалась и горела. Партизаны называли Коляду ласково "Батя". Немцы тоже не спали - из числа местных предателей были засланы специальные группы для ликвидации "Бати" - любой ценой ликвидировать, отравить, дезинформировать и затянуть в какую-нибудь провокационную ловушку, или иными способами, но все безуспешно. Обладая колоссальным чутьем, как опытный разведчик и партизан, "Батя" имел неумолимый народный авторитет среди своих, и все провокаторы, пытавшиеся к нему подобраться, так или иначе были разоблачены. В самый разгар боевых действий, его вызвали в Москву, с отчетом о выполнении полученного задания. Конечно, вся эта отчетность, в самый разгар боевых действий, очень сильно раздражала "Батю"; ведь в это время - без его опытного руководства, на полях партизанских сражений, гибли его близкие друзья. В Москве "Батя" был уважительно принят в СШПД, в академии наук СССР, в редакциях крупнейших газет.
В посольстве Великобритании, в Москве, от имени английского короля Н.З.Коляде был вручен именной кортик, так король награждал только высших военноначальников. Трудно представить, как он - бывший и нынешний партизан, кадровый разведчик -чекист и опытный воин, в определенных случаях, непосредственно участвовавший в боевых действиях, выдерживал этот контраст - отрыв от боевых действий для всевозможных церемоний по большим лакированным залам в кремле, одна из которых - было - награждение орденом Ленина и присвоение звания - генерал майор в сентябре 1942 года. Что бы поднять боевой дух народа, в радио сводках того времени постоянно сообщались все новые и новые успехи объединенных отрядов партизанского движения Н.З.Коляды - "Бати" на Смоленщине.
И немецкое командование, скованное этими действиями, вынуждено было принять контр меры. Так - 10 сентября 1942 года специальные карательные отряды начали наступление на партизанский край на соединение "Бати". Операцию немцы назвали "Spattiese" - что в переводе означало "Последний сбор урожая". Партизаны называли называли эту карательную операцию "Желтый слон" - на немецкой технике было нарисовано обозначение в виде желтого слоника. Но не немцы сломили "Батю", этой же осенью его очередной раз вызвали в Москву, где он был арестован органами НКВД по ложному обвинению и сослан в Гулаг. Обвинения весма расплывчатые: мародерство, которого наверняка не было, а если и было - это были скорей всего отдельные, не подчиненные ему бригады, не выполнение порученного верховной властью задания - парализовать тот или иной немецкий участок фронта. Да и вообще, как это можно было определить в той обстановке - в тылу врага, в лесу в разрозненных отрядах не имея быстрой связи на уровне того, что надо еще выжить, не обнаружить себя. Руководить разрозненными бригадами спрятанных в лесах до трех тысяч человек и неимоверными усилиями с творческим размахом, суметь навредить врагу да еще в определенном направлении.
В 1954 года, после смерти Сталина З.И.Коляду освободили, полностью реабилитировали; по приезду в Москву, ему вернули все его награды и восстановили в звании. Таким образом, мы можем полагать, что в те - далекие времена войны, греховная суть внутри человека была - та же, что и теперь. только вид этих "подлых драконов" был другой и не менее хитрый, воинственный и кровожадный. А по сему, истинным воинам, воевать приходилось не только с фашистами, но и со своими "драконами" - трусами, хвастунами, военными аферистами, самолюбивыми тыловыми крикунами и демагогами, готовыми выслужиться перед высшим начальством, не имеющими ни чего общего с живым творческим трудом выращенным в настоящем патриотическом бою.
Умнеют, постоянно умнеют, вот скотобазы крылатые! - продолжал свою мысль странник. В этой жизни, каким бы талантливым ты не был, всегда может найтись враг по сильнее, но не настолько сильнее, что бы с Божьей помощью ты его не смог одолеть. Значит - есть Русская сила, которую никогда и никто не сможет одолеть - сила любви, святая сила, Божья сила.
И до войны, и во время оккупации, Екатерина Никитовна жила скромно - особо ничеи не выделялась. В молодости (по рассказам родственников), когда ее почти насильно сосватали одному зажиточному крестьянину, она со смирением принимала все... В последствии родила и воспитывала пятерых детей и даже, после смерти мужа никогда не жаловалась. Регулярно ходила в церковь причащалась, а когда церковь упразднили, со смирением и сожалением, все-таки, продолжала верить в Бога, не стеснялась крестного знамения. А если кто то в деревне поступал не по совести, могла открыто при всех ему об этом сказать. Имея пятерых детей, она продолжала трудиться в колхозе, не скрывая своих христианских убеждений. Можно полагать, что при отступлении наших войск, подпольная организация будущих партизан, уже начала присматриваться именно к ней. - В деревне все на виду, и в поиске надежных людей именно на нее, скорее всего, обратили внимание.
После оккупации , как обычно, на оккупированной территории немцы сразу наводили свои порядки: определенная трудовая повинность, выбор местного старосты, периодические сборы и т.д. перемещаться из деревни в деревню без специальных пропусков было под страхом смерти запрещено.
Одному Богу известно, и до сих пор не ведомо - по какой причине смогли немцы пронюхать, но все-таки пронюхали. - Видимо, позднее выяснилось, или так слухи: предателем оказался кто то из нашей же родни - иных источников у немцев просто не было. Поздно ночью к Екатерине пришли с обыском. Немецкий офицер с двумя солдатами. Вообще своих жителей - всех знали наперечет, а тут у Екатерины Никитовны обнаружили чужого человека, хотя этот человек - пятнадцатилетний мальчишка, связной партизанского отряда. Ни чего особенного при нем не обнаружив, (но немцы уже к тому времени были напуганы нарастающим партизанским движением) долго и особенно разбираться не стали - выволокли парня на улицу и тут же расстреляли. Чужой!? - чужой. Аус вайс - специального пропуска нет? - нет. Значит партизан - кричал на очень ломаном - русском языке разъяренный немецкий офицер. Двое немецких солдат продолжали обыск переворачивая в доме сундук, мебель и крупные вещи. Ее дети - Колька, Паша и Нюша, напуганные сидели на полу возле окна и тихо плакали. Екатерина Никитовна все время на расстоянии грозила им пальцем, что бы они громко не кричали. - Бог милостив, - повторяла она. Колька, Паша и Нюша слышали выстрелы во дворе и догадывались, что после расстрела связного, следующая очередь за их матерью. После обыска, офицер что то шепнул солдатам и те повинуясь быстро ушли, а он продолжал сверлить Екатерину своими глазами. Жил он рядом - неподалеку от ее дома, и это видимо срабатывало, и не один раз, вокруг офицерского дома - на приличном расстоянии постов почти не было - начальство старались меньше беспокоить лишней постовой охраной. Да и сам офицер некогда доверял ей, не подозревая ее ни в чем. Иногда даже пытался заговорить с ней, на ломаном русском языке, показывая ей свои семейные фотографии, что он тоже - бывший деревенский и что у него тоже семья и много детей. А иногда, подвыпивший, под настроением, проходя мимо, подзывал Екатерину к себе с детьми, трепал Кольку по голове и дарил ему шоколадку. Придя домой, Екатерина отбирала у Кольки шоколадку с руганью: "Не смей есть! Это фашистское, отравленное". И бросала эту шоколадку в топку горящей печи.
После обыска и ухода солдат, все трое - Колька, Паша и Нюша бросились в ноги офицеру с ревом и плачем целуя его блестящие сапоги всхлипывали: "Дяденька офицер не убивайте нашу мамку, дяденька офицер пощадите". Екатерина на успела их остановить, так как она находилась под гипнозом сверлящих его глаз.
- Как ты могла, - мысленно, без слов глазами говорил ей офицер, - я же тебе доверял, у меня и в мыслях не было, что ты можешь быть связана с партизанами.
- А что ты хочешь? - так же мысленно, без слов отвечала она ему, - мы вас не звали, вы сами пришли на нашу землю.
- Мы освободили вас от злых драконов "Коммунизма" - продолжал офицер.
- Не вам решать, как с кем и с какими "тараканами" нам жить, - отвечала Екатерина, - это будет решать Господь.
После чего бессловесный диалог Екатерины с офицером закончился. Пришел немецкий солдат с двумя деревенскими женщинами, которые насильно оторвав Кольку, Нюшу и Павла быстро увели их из дома.
По рассказам деревенских, Екатерину заперли и двое суток держали под полом ее дома. Расстреливать, традиционно офицер пришел на рассвете, один - без солдат. Продрогшая, просидев двое суток под полом, уже сама не своя, Екатерина насилу вылезла из под пола - офицер, буквально за руку вытаскивал ее. Выводил ее в спешке, замерзшую, продрогшую, даже не дав ей одеться, босиком по снегу. Проходя мимо сарая своего скотного двора, Екатерина подумала, - куда он меня ведет? - там была открытая местность - картофельное поле, а за полем - чуть ли не центр деревни. - Что же он - ирод окаянный, на виду всей деревни собирается меня расстреливать? Похоже на то.
- Стой, матка, - крикнул офицер.
Екатерина, раскачиваясь на ветру, развернулась, что бы увидеть своего убийцу. Пощады она не просила, от холода ей было абсолютно, все равно, если бы не молитва, вряд ли бы она вообще смогла бы идти. Единственное любопытство у нее осталось - она хотела увидеть лицо того, кто собирается ее отправить на тот неведомый свет - по ближе к Богу. Офицер достал из кобуры пистолет, подошел к ней поближе, и спросил ее, что то на немецком языке. Екатерина разглядывала его вопросительным взглядом, не понимая. Чего он еще издевается, - подумала она, - кончал бы уже эту комедию, да и дело с концом. Офицер переспросил трудно проговаривая на русском языке: "Матка, сколко у тьебя дьетка". Екатерина уже не в состоянии была разговаривать. - Раскачиваясь на морозном ветру, она подняла правую руку с растопыренными пальцами. Троих детей он уже знал, но, видимо, его интересовало сколько всего у нее детей? Фюнф? - переспросил он, потом добавил на тяжелом, ему русском языке, - пъять? Екатерина положительно кивнула ему головой. После чего, офицер ей крикнул, показывая в сторону деревни - через картофельное поле: "Беги матка". Екатерина с трудом развернулась, - да Бог ему судья, - подумала она, и что есть силы зашагала по снежному полю, в сторону деревни. Раздался выстрел, потом, через несколько секунд - еще два выстрела. От испуга, она очень хорошо расслышала, как пули просвистели над ее головой, после чего, упала без сознания в снег.
Это, первая версия, со слов Самой Екатрины Никитовны. Хотя, намного позже, она рассказывала эту же историю, но, как то по другому - придав офицеру более сердобольный вид. Будто бы, офицер ей так и сказал, с тем же трудом выговаривая, на русском: "Матка, я не хочью тъебя убиват, толко потом, что у тьебя много киндер, много дьетка".
В целом - как выражалась Екатерина Никитовна, немцы вели себя нагло, но в пределах разумного - как у себя дома, будто это их территория. Она, видимо сравнивает немцев еще с кем то. Был рассказ о том - будто немцы ушли и пришли какие то каратели... или по предположению, какие то карательные отряды. Вот они, говорила баба Катя, - много бед в деревне натворили: зверствовали, расстреливали, несколько домов сожгли, издевались и не только над женщинами. Для них не было - какого то уровня нравственности, как у немцев; в определенном случае, могли насмерть забить и старика, и женщину и ребенка; это были просто какие то нелюди. С виду они были совсем не похожи на немцев: знаки различия немецкие, а форма - какая то, национальная, но, скорей всего не бандеровцы, украинский язык баба Катя бы узнала, на голове у них были шляпы с перьями. Ну а остальное Екатерина Никитовна не помнит. Может, это были эстонские карательные отряды, так называемый "Литовский легион". В архивах второй мировой, так же упоминается множество карательных, специальных отрядов, наспех сформированных из числа военнопленных офицеров, и уголовников, люто ненавидящих евреев, коммунистов и советскую власть.
Нет ничего хуже и страшнее человека, хотя трудно назвать его человеком, и я повторяюсь: человека, обладателя дракона ненависти к определенной части человечества, и снова повторяюсь, человека - дракона, на вооружении которого, множество сообщников и современное оружие убийства. И каждый дракон, укоренившийся внутри человека, никогда не успокоится, он обязательно будет создавать свое сообщество внутри других людей.
Умнеют, умнеют сволочи, - продолжал странник, - стоит "русскому человеку" расслабиться и они тут, как тут, вся "нечисть подземная" слетелась...
Продолжение следует...