Глава 5. Новые прозрения и изгнание злых духов

Реймен
 

       На следующее утро в дверь комнаты на втором этаже, где отдыхал оракул, вкрадчиво постучали.
       - Войдите, - разрешил   я,  с наслаждением потягиваясь.
       - Доброе утро, лама Уваата, - возник в двери, свежий как огурец  настоятель, став низко кланяться. -  Как почивали?
       - Вашими молитвами.  Спасибо.
       - В таком случае мы приглашаем вас на завтрак.
       - Сейчас буду, - сказал я. -  Ожидайте.
       Настоятель исчез, лама Уваата встал с постели, и, совершив утренний моцион, спустился в трапезную.
       Там, во вчерашнем порядке уже сидели  известные мне лица, перед которыми стояли  блюда с  горячим рисом, всевозможные закуски и небольшая бутыль ара.
       - Только на опохмелку, - понял я. -  Молодцы  святые отцы. Не пьяницы.
       После взаимных приветствий Уваата занял свое место, выглядевший помятым иерарх  благословил  хлеб насущный,   мы приняли по грамульке и закусили.
       Далее появился мальчик-служка, водрузил на стол  медную бадью горячего чая с молоком и маслом, разлив его серебряным черпаком в кружки.
       - Мне доложили, уважаемый Уваата, о вашем первом прорицании в святом месте, - прихлебывая из своей, сообщил мне Верховный лама.
       - Какое еще прорицание? - подумал я, покосившись на Каймана. Тот  только пожал плечами.
       -  В наших монастырях  целая армия ученых, толкователей  и философов, но никто из них  даже  предположить не мог, кто истинный  автор Камасутры.  Даже я, - самолюбиво  изрек старец.
      - Вот оно что, - мелькнуло в голове.- Теперь  понятно.
      Далее иерарх сообщил, что отправляется назад обрадовать короля,  а заодно собрать  религиозный совет. Для обсуждения столь важного открытия.
      - Чем бы дитя не тешилось, - подумал я. - Но виду не подал. Пусь будет, как будет.
      После завтрака  Верховный  лама под рев труб и крики  ослов, с почетом убыл в столицу,  а мы  с вождем  стали готовиться   к тому, зачем прибыли.
      Для начала,  выяснив у настоятеля,  что на крыше храма есть смотровая площадка, поднялись на нее втроем и  осмотрелись. Оттуда  во все стороны   открывались необъятные дали,   что располагало к  высоким размышлениям.
      - Здесь  Уваата будет общаться с небом, - обойдя периметр, строго заявил я ламе.
      Тот с готовностью кивнул головой и втянул голову в плечи. Совсем как большая черепаха. 
      - А поэтому  на площадку никого не пускать, -  покачал пальцем перед его носом Кайман. - Надеюсь, вы все понимаете?
      - П-понимаю,-  заикаясь, прошептал  толстяк, проникаясь значимостью события и исходящими от нас флюидами.
      - Ну, вот и хорошо, -  потрепал его по плечу приятель. - Умничка.
      Спустя час я сидел  в кармической позе  на мягком  узорчатом ковре, рядом стоял кувшин пенного напитка (то и другое  доставили   монахи по приказу настоятеля), глядел вдаль   и, бормоча мантры,  погружался в нирвану.
      - Ну как, готовы? - спросил у составляющих, когда погрузился достаточно.
      -  Не, - стали брюзжать те. - Головы болят, дай опохмелиться.
      -  Так я ж вам утром отправил внутрь целую чашку ара?
      -  Мало.
      Делать было нечего, я вышел из транса  и, присосавшись к кувшину, опорожнил его наполовину.
      -  А теперь?  - утерев губы,  снова погрузился,  навострив уши.
      - Теперь в самый раз,  - довольно забалабонили внутри. - Жди. Щас будем оживлять извилины.
      Перед глазами поплыл  туман, в голове приятно закружилось, а затем память выдала  целый  хаос будущего   на год вперед. Включая природные катаклизмы.
      -  Эй, там, внутри, полегче, -  промедитировал я.   
      -  В смысле?
      -  Мне нужны   наиболее значимые события в мире  на    ближайшие  два  месяца. 
      - А пива еще дашь? -  захихикали составляющие.
      -  Не выводите меня из себя, - разозлился Уваата. - Иначе будете пить только чай и воду.
      После этого внутри затихло, а в сознании  всплыло следующее:
10 ноября 1982 года   в Москве умрет Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, а на его место назначат Юрия Андропова; спустя   сутки,  в результате теракта в израильском   штабе в городе Тир  Ливана будут убиты  сто военных, а 13 ноября   произойдет разрушительное землетрясение в Йемене. Которое  унесет три  тысячи жизней  и причинит  ущерб стране  в двести  миллионов   долларов.
       - Насчет генсеков не пойдет, - оценив  полученную информацию, сделал я очередной посыл. -   Бутану это до лампочки. - А как в декабре?  Или во всем мире  тихо? Что удивительно.
       -  Да там так,  сплошная мелочевка, - доложил от имени всех прокурор. - Точно,- поддержал его чекист. Оперативная обстановка в норме.
       - Искать, -  приказал я и внутри стали  совещаться
       - Можно мне? - сказал,  наконец, моряк. - Я кое-что  вспомнил.
       - Валяй, - разрешил Уваата. - Слушаю.
       - У берегов Гайяны, - назвал он координаты, - на дне лежит торпедированный немецкой подводной лодкой U- 87 в июне сорок второго   транспорт.  Он перевозил  из России в Англию платину, золото и бриллианты, в качестве оплаты по «ленд-лизу» на два с половиной миллиарда фунтов стерлингов.
       -  Источник? - оживился я.
       -  Об этом было в морском бюллетене «Совфрахт» за 2009 год. - После того, как клад отыскали американцы.
       - А вот хрен им! -  ткнул я в пространство кукиш. - Поможем  Родине и Бутану! С меня бутылка, орлы.  На связи.
       Вслед за чем   вернулся в объективную реальность.
       Кругом стояли покой и тишина,  на полях в долине крестьяне убирали урожай,  по небу  к югу тянул журавлиный клин.  Совсем как у нас в России.
       Потом в воздухе поплыли звуки гонга (монахов призывались к обеденной молитве), снизу заскрипела лестница, и на площадке возник Кайман. Зевая и почесываясь.
       -  Ну как, осенило?  - уселся он рядом и осушил остатки в кувшине. - А то жрать пора. Вон монахи уже молятся.
       -  Осенило, -  провожая взглядом  птиц, сказал  я, и  на душе почему-то стало   печально.      
       - Слышь, Этьен, -  извлек приятель из кармана пачку сигарет и, предложив мне одну, щелкнул зажигалкой.   - А почему бы нам не заняться изгнанием злых духов?
       -  Это как? - не понял я, выдувая вверх струйку дыма.
       - Да очень просто, -  ухмыльнулся Кайман. - Ты же помнишь вчерашнюю беседу?
       -  Смотря, в какой части, - наморщил я лоб.- В конце весьма смутно.
       -  Ну, где про баб, из которых  здесь изгоняют злых духов, - заерзал на ковре вождь. Что ты такой непонятливый?
       -  Ах, вон оно что, - рассмеялся я.  -  Конечно помню.
       -  Так давай и мы этим займемся, а? - с надеждой воззрился на меня  Кайман. - Тебя уже осенило, времени полно. Не будь аскетом, соглашайся. Совместим полезное, так сказать, с приятным.
       Я окутался дымом - предложение было заманчивым, и, чуть помыслив,  заявил, - а почему нет?  Коль  это святое дело.
       Затем мы растерли бычки  в пыль,  пустив ее по ветру  (курение в Бутане строго воспрещалось)  и спустились  вниз, где были встречены настоятелем.
       -  Стол накрыт, -  растянул в улыбке губы лама Норбу,  сделав плавный жест широким рукавом в сторону трапезной.
       Когда же плотно подкрепившись, мы втроем пили чай, отдуваясь и промокая лица шелковыми  платками, Кайман повел с настоятелем дипломатическую   беседу в нужном русле.
       Из нее следовало, что лама Уваата со своим спутником, не ограничиваясь тяжким бременем прорицания, желают присоединиться к  усилиям служителей монастыря в части изгнания  злых духов из прихожанок.   
       Как и ожидалось, настоятель сразу согласился.  Он помнил  указание Верховного ламы   и   блюл интересы  святой обители.
       Появление в ней оракула, о чем уже  стало известно,   могло  принести монастырю  еще большую известность, а заодно  и дополнительные  дивиденды. 
       Затем было оговорено время приема  одержимых -  после вечерней молитвы, после чего  лама Норбу, оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил, что у него имеются первые две кандидатуры.
       - Одной, жене индийского брахмана, весной  я изгонял    демона сам,  но теперь она приехала вновь   и просит о дополнительном сеансе, а вторая  - богатая  вдова из  местных.
       -  И как они из себя? - вопросил Кайман. - Надеюсь не очень древние?
       -  О, что вы. Нет, -  зачмокал губами  служитель культа.- Обе молоды и красивы.
       -  В таком случае  индеанкой   займусь сам, с деланным безразличием сказал я, глядя в никуда - Поскольку налицо тяжелый случай.
       -  Ну а я, как ассистент, второй, - добавил Кайман. - С  вдовами всегда проще.
       -  Так значит им назначать на вечер? - вопросил лама.
       - Назначайте, брат, -  возвел я к потолку глаза. - И да поможет нам Святой Сумасшедший.
       После обеда,  испросив у настоятеля   чистого пергамента, кисточку и чернила, которые  были немедленно доставлены, я снова уединился  на площадке, где  начертал иероглифами в стиле «чжуань»,  свои пророчества  для монарха. 
       Далее спустился вниз, в свои покои,  и  запер их до времени в дорожный  кофр*. Купленный   в Тхимпху  по случаю.
       После этого  я зашел к Кайману, который  листал  словарь  тибетских диалектов (вождь  значительно продвинулся в языках), предложив прогуляться на свежем воздухе.
       - Хао! - отложил приятель книгу в сторону, и чуть позже мы расхаживали по тенистым лужайкам вокруг монастыря, чинно раскланиваясь со встречными монахами.    Все они были доброжелательны  и предупредительны, чувствовалось хорошее воспитание.  Затем, сняв одежды,  мы искупались в горячем источнике  под горой, которые именуют  в этих местах «цачу»  и немного позагорали.
       Ко времени вечерней молитвы  каждый вернулся к себе, настроиться  для изгнания злых духов.
       Я хлебнул из имевшейся в  вещах  бутылки  с виски  грамм сто, зажег в медном, стоявшем на полу  канделябре  свечи, а рядом на ковре раскрыл   Священную книгу «Типитака». Далее извлек из кофра колоду игральных карт (в свободное время мы перекидывались в них с Кайманом) устроился на тахте и, насвистывая  турецкий марш,  стал раскладывать пасьянс, коротая время.
       Вскоре из дальнего крыла монастыря  чуть слышно донеслось хоровое пение мантр, что свидетельствовало о начале моления,  а спустя четверть часа в дверь покоев     постучали.
       Я  встал с тахты, убрал с глаз долой карты, после чего  уселся в позу лотоса у  потрескивающих свечей, взял в руки  развернутый фолиант и   изрек «ши!». В смысле, войдите.
       Дверь  чуть  приоткрылась, в нее скользнула женщина, в шелковом  индийском сари, расписанном   павлинами,  с пышным   бюстом и  в скрывающей лицо  вуали.
       Она сделала что-то вроде книксена,  а я, величаво указав рукой на ковер перед собой,  перелистнул страницу, став бормотать  трактат из «Диалога Будды».   
       Сделав несколько мелких  шажков вперед, гостья  грациозно уселась напротив (повеяло едва уловимым  ароматом роз),  я же, откашлявшись,  продолжил.
       Минут через пять закрыл книгу, помолчал, а затем тихо  вопросил, - как твое имя и зачем пришла?
       -  Я Рашми и одержима дьяволом,  достопочтенный лама, - смиренно ответила гостья мелодичным голосом.
       -  Вот как? -  мистически уставился я на нее -  Покажи личико.
       Изящная, с золотыми браслетами рука откинула вуаль, за которой открылось миловидное лицо, с  легкой усмешкой на  пухлых губах и таинственно мерцающими  глазами.
       -  Чему ты улыбаешься? - задал вопрос.
       -  Это не Ракшми, -  зазывно прошептала брахманша. - Дьявол.
       -  Чувствую, -  поочередно дунул я на свечи, после чего оголил в полумраке  свое копье  (оно было готово к сражению)  и  велел одержимой  снять одежды.
       Послышался шелест шелка, а потом все стихло.
       - Иди ко мне, - тихо воззвал я, запах роз стал сильнее, и протянутых вперед ладоней коснулось прохладное тело.
       Я   обвил ими пышные бедра, потянув вниз и раздвинув   (груди скользнули по лицу), а когда  то место, через которое в женщин проникает дьявол коснулось копья,  вонзил его внутрь,  по самое - самое.  Точно выверенным приемом.
       - Ах, - тихо вскрикнула     Ракшми,  обхватив мою голову руками, после чего стороны вступили в схватку  длившуюся минут пять. На последней  одержимая стала рычать и извиваться,  но не тут-то было. Копье  строчило как пулемет, лама Уваата  знал свое дело.
       Завершив первую атаку и смахнув со лба пот (пациентка шептала «еще), я развернул ее тылом,  и копье  заработало вновь. Теперь более размеренно.
       - О-о-о, - стонала  жена брахмана. Не иначе дьяволу приходилось туго.
Короче, битва длилась  всю ночь, а когда  за окном стали  меркнуть звезды, мы лежали рядом  на тахте в полном изнеможении.
       - Ваш метод более действенен, чем прежний, -  сказала  через некоторое время Ракшми. - Лама Норбу  часами читал молитвы    и  не более.
       - Однако! А я - то думал? - мелькнуло  в голове.  Но дело было сделано.
       - Нынешние дьяволы сильнее прежних, - ответил, заложив руки за голову. - У меня более действенное средство.
       -  О да. Надеюсь это не последний сеанс?  - приподнялась красавица на локте.
       - Естественно.  Процедуру следует повторять  всю неделю. В одно и то же время.
       После этого  выздоравливающая   облачилась в свои одежды, и  я проводил ее до двери, а когда,  вернувшись назад, погружался в сон, за окном послышался  звук отъезжающего автомобиля.
       Все последующие вечера  также прошли в сражениях (у  вождя аналогично), но за  два дня  до отъезда в столицу случилось несчастье.
       Дело в том, что  у его пациентки  в долине было  роскошное поместье, и после первой ночи   Кайман стал пользовать  вдову там.  Типа  в условиях стационара.
       А когда  утром пятницы возвращался в обитель под шафе*,  споткнулся на крутом склоне и загремел в овраг, сломав себе  ногу.
       Несчастного доставили в монастырь   пасшие неподалеку стадо яков пастухи, где  опытный лекарь - монах наложил ему шину.   Когда же он  удалился, и мы остались одни, я  поучительно сказал, - вот до чего доводит  чрезмерность в желаниях.
       -  Это да, -  морщась, согласился  Кайман. - Но там были условия, будь здоров. А тут сплошной аскетизм и никакой романтики.
       При нашей последней встрече  Ракши, зная, что я убываю в столицу,  попросила    понаблюдать ее там, опасаясь, рецидива.
       -  У меня в Тхимпху живет тетка, в которой я в гостях, и мы бы могли  встречаться в ее доме, - томно опустила ресницы. - Вот адрес и номер телефона, - вручила мне  надушенную бумажку.
       -  Будь по - твоему, - согласился  я.  Отказаться было неудобно.  Да и положение не позволяло. Служитель культа, а тем более оракул, должен держать слово.
       Мой отъезд лама Норбу   обставил по высшему разряду.
       Храм  и вершина горы, на которой он стоял, были расцвечены трепещущими на ветру флагами со священными письменами; оркестр из десятка монахов в алом, оглушительно дудел в  трубы; на склонах в разных местах стояли  группы крестьян, празднично одетые  и радостные.
       К тому имелись определенные  причины.
       Брахманша с вдовой  оставили монастырю щедрые пожертвования, а слухи о чудесных исцелениях  распространились по провинции, увеличив число паломников. 
       - Вы вдохнули в нашу  скромную обитель дополнительную святость, Учитель, - сказал при расставании  настоятель. - И мы это отразим в  специальном трактате под названием «Как лама Уваата изгонял демонов».
       - Можете, - величаво кивнул я. - Благословляю.   А еще  хорошо лечите  вождя Каймана,  Он  изрядно помогал мне  и пострадал от   происков дьявола.
       - Не беспокойтесь, уважаемый, все будет  исполнено, - заверил Норбу, лучась счастьем и довольством.   
       Далее  мы с ним тепло обнялись (настоятель прослезился), я пожал руку стоящему рядом на костылях приятелю, пожелав ему скорого выздоровления,  и  небольшой караван лошадок с сопровождавшими меня монахами, тронулся  до ближайшей станции.
       Спустя еще день, прибыв в столицу в отдельном купе поезда, Уваата был на приеме у короля.  Который  тепло меня встретил вместе с Верховным ламой.
       Намеченная  до того аудиенция с несколькими послами, прибывшими вручить ему верительные грамоты* была  перенесена, и мы уединились в рабочем кабинете.
       После взаимных приветствий и церемониальных фраз, монарх выразил удовлетворение  моим «прозрением» в части «Камасутры».  Оно, будучи озвучено Королевским ламой, вызвало изрядную шумиху в буддийском религиозном сообществе,  что принесло стране дополнительную известность.
       Я поблагодарил его Величество за столь лестную оценку моего скромного вклада в историческую справедливость,  вслед за чем извлек из складок монашеского плаща, именуемого «пали»,    свиток с предсказаниями.
       - Здесь то, что вам нужно, - торжественно вручил монарху.
       Тот осторожно взял его (Верховный лама дернул кадыком), развернул и стал читать вслух. На лице отразилась целая череда чувств. Сначала на нем мелькнуло удивление, сменившееся недоверием, а затем  растерянность.    
       - Неужели все так и будет?  -  поднял король от бумаги  расширившиеся  глаза, а иерарх, потупившись,   стал бормотать молитвы.
       - Да -  бесстрастно  изрек я. -  Так что    можете сообщить  об этом   властям   Израиля с  Йеменом и  России. 
       - Непременно, -  воодушевился   монарх,   лама же   вздел вверх руки, - нам вас  послало само небо!
       -  Это так, -  согласился я. -  Которое вечно. 
       И далее сообщил, что намерен  несколько задержаться в   стране  по причине болезни  вождя Каймана, что весьма обрадовало обоих.  Король тут же  поинтересовался, нужна ли нам  какая помощь.
       - Благодарю  ваше Величество, нет, - скромно ответил я. - Это всего лишь небольшая травма.
       -  Кроме  прорицательства, -  льстиво произнес, наклонившись к  монарху иерарх, - в монастыре Святого Сумасшедшего  лама Уваата  и его друг занимались изгнанием  дьявола  из одержимых.  Он пострадал в одной из схваток.
       -Неплохо у тебя работает агентурный аппарат,-   подумал я, покосившись на второе лицо страны.   А вслух  благостно сказал,  -  таким образом, мы   почтили дух великого Друкла Кюнле,   продолжив его дело.
       - Вот как?  -  вопросил король, и в его глазах мелькнула едва уловимая смешинка - Надеюсь, это получилось?
       - Как мне доложил лама Норбу, -  продолжил Верховный, - в монастырь увеличился поток паломников из  страны, а также туристов.
       - Это хорошо, -  довольно изрек  король.  -  От имени  подданных моей страны выражаю вам, лама Уваата, глубокую  признательность. 
       - А я прикажу молиться за вас во всех наших храмах и монастырях, -  добавил иерарх. - Как достойного  последователя  Великого Учителя.
       Далее аудиенция была закончена, стороны распрощались, и   офицер охраны   на новеньком черном «мерседесе»   отвез  меня  домой. В уже известный читателю гостевой дом  монастыря  Симтокха - Дзонг. А по дороге сообщил,  что авто,  с ним и личным шофером, теперь закреплено за мной.  По приказу королевской администрации.
       Кстати, за  наше с Кайманом  отсутствие, к дому был подведено электричество, а также установлен  холодильник с  телефоном,  что было весьма  кстати.
       У входа, широко улыбаясь,  нас встретил юный Чонг,  сообщив, что  меня приглашает на ужин настоятель.
       - Передай ему, что я весьма польщен и обязательно буду, - потрепал я мальчишку по бритой голове,  после чего отпустил машину.
       Когда на землю опустились вечерние тени, мы сидели с учителем короля в скромной трапезной, подкреплялись, чем бог послал, и вели неторопливую беседу. 
       В отличие от ламы Норбу - явного материалиста, лама Дже Цонкап был      идеалистом и философом. Он излагал  свои жизненные наблюдения,  прилагая их к  теологическим канонам,  а также  рассуждал  по поводу  Йогачары с Трипитакой*     в которых собеседник,  был дуб  дубом.
       Кое - что, я,  конечно, знал, поскольку в свое время   изучал курс мировых религий, а  теперь чуть поднатаскался.  Однако  многое было  непонятным.
       Тем не менее, оракул сидел скрестив ноги за столом с умным видом, иногда    вставляя какую-то хрень  и всячески напускал тумана.
       -  У вас глубокий склад ума, -  изрек в конце ужина мудрый старец.  - А почему бы ламе Уваате  не написать трактат?
       Я едва не подавился  орехом, который жевал. - В смысле?
       - О своей жизни. Вы много путешествовали, созерцали, к тому же имеете божественный дар. Это  заслуживает внимания.
       - Вы так считаете, уважаемый кущо-ла?
       -  Да.   
       -  Нужно подумать.
       Вернувшись назад   при сиянии звезд, я  вошел в дом, поднялся по ступеням на второй этаж, вошел в зал и  поднял трубку телефона.  Мне откликнулся долгий гудок. Аппарат работал.
       -  Отлично, - брякнул ее на рычаг, вслед за чем  отправился на кухню, где открыл дверцу холодильника. Помимо всяческой  еды, фруктов и сладостей,   на одной из полок блестели  несколько  разнокалиберных бутылок.
       - Не хило затарили, - поцокал я языком  и  кликнул Чонга.
       В прихожей послышались легкие шаги,  затем в  дверном проеме возник мальчик. - Я здесь Учитель.
       - Держи, это тебе с приятелями, - подозвав его к себе, сказал я, после чего загрузил   подставленный   подол накидки   едой   с  фруктами.
       -  А теперь отправляйся спать, - напутствовал юного послушника.
       - Сесе, -  поклонился тот и засеменил назад.  Спустя минуту внизу хлопнула дверь, и все стихло.
       Спать не хотелось, в окна заглядывала желтая  луна, которая здесь  казалась намного ближе и таинственней.
       Чуть подумав, я извлек из холодильника одну из бутылок - это был виски «Бурбон»,  накинул на плечи накидку, и, прихватив сигареты с бокалом, вышел на окаймлявшую дом террасу.
       Там, откупорив    бутылку,   уселся в тростниковый шезлонг,  набулькал в бокал, выпил,   закурил  и вспомнил слова старого ламы о трактате.
       Писательство я уважал  и в прошлой жизни, выйдя в отставку, даже накропал десяток   книг. Правда, без особого успеха.
       -  Напиши путевой дневник, - сказал вдруг внутри моряк (составляющие всегда просыпались, когда я потреблял горячительные  напитки).
       -  Точно, - поддержали его остальные три. - И  прими еще  бокал. А то пока до нас дошло, все рассосалось.
       Я внял, поскольку  с составляющими  приходилось считаться.  Как-никак они были моей  второй натурой и консультантами.
       Бурбон  был  много  крепче  других напитков, и те оживились.
       - Это будет не та хрень, что ты писал раньше, - крякнул  прокурор, исполнивший не одну тысячу документов.
       - Точно, - выдохнул воздух чекист. - Может получиться триллер мирового класса.
       -   А бабок за него дадут? -   что-то понюхал внутри шахтер. 
       -   Потом догонят и еще дадут, -  икнул моряк. -  Ну конечно, дурик.   
       -  В таком случае,  я тоже «за» - согласился горняк. - Давай, лама, наливай еще. За консенсус! 
       -   Спасибо  ребята,-  всхлипнул я, снова потянувшись за бутылкой.
       Проснувшись на заре,  Увата прислушался к себе (внутри умиротворенно храпели), совершил утренний моцион, выпил пару чашек  кофе, сваренного Чонгом  и   стал накручивать диск телефона.
       Через пятнадцать минут к дому подкатил  вызванный лимузин. я уселся на заднее сидение,    кивнув сидевшему впереди шоферу,  -  в город, сын мой. - Трогай.
       За боковым окошком,  в легкой, пахнущей кострами дымке,  закачались осенние пейзажи  равнины и предгорий, далее мы вырулили с  проселочной  дороги на главную, и шофер  прибавил скорость.
       Столица уже проснулась и жила своей  размеренной  жизнью.
       По главным улицам катили  нечастые малолитражки, ярко раскрашенные грузовики и автобусы,  они колоритно дополнялись влекомыми  косматыми лошадками   повозками крестьян, везущими  на базары  плоды своих трудов;    регулировщики  махали   жезлами на перекрестках,  а по тротуарам  неспешно шли прохожие  и стайки обвешенных фотоаппаратами  туристов-бездельников из Европы.
       Отыскав глазами в череде следующих  друг за другом магазинов нужную мне вывеску, я попросил водителя остановиться и  вышел из машины.
       Заведение было чем-то вроде универмага.
       Пройдя в отдел писчебумажных принадлежностей,  я приобрел толстую, в сотни две листов тетрадь  формата А-4 в кожаной обложке, а к ней китайскую  авторучку с золотым пером  и пару флаконов синих чернил.
       Взяв у  продавца пакет и сказав тому «спасибо»,    ради интереса побродил по другим отделам, среди которых обнаружил музыкальный.
       Там, в числе национальных инструментов, на  витрине красовались несколько    гитар, матово блестящих лаком.
       - Позвольте вон ту,-  указал я пальцем скучающему продавцу на шестиструнную.
       - Пожалуйста, уважаемый, -  снял тот с витрины товар. - Японская. Рекомендую.
       Инструмент  имел логотип фирмы «Ямаха», был знаком, и, положив пакет на прилавок,  я его  чуть подстроил.
       Затем, заскользил пальцами по грифу и напел  популярную композицию группы «Битлз»,  «Восходит солнце». 
       Когда прозвучал завершающий аккорд, рядом с открытыми ртами стояли несколько зевак.  Монаха играющего на гитаре, да еще исполняющего песню на английском, они видели впервые.
       - Беру. И   еще  дайте чехол, -  сказал  я продавцу,  отсчитывая  хрустящие  купюры.
       Вернувшись назад, я  прихватил покупки, отпустил водителя и поднялся к себе наверх.
       А поскольку небольшая порция музыки породила  ностальгию,   извлек из чехла гитару, после чего уединился на террасе.
       Там, усевшись в шезлонг, глядя на далекую череду гор  и  тихо перебирая струны, стал вспоминать, что бы такое исполнить. Песен, самого различного жанра, я знал  достаточно, но хотелось   чего-нибудь душевного.
       -  Давай  «Последнюю поэму» - тихо сказали внутри. - А мы послушаем.
 
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край,
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня
Друг мой прощай…

ответил я  вечными словами индийского  мудреца и философа, взяв первые аккорды.


       Я уплываю, и время несет меня с края на край,
       С берега к берегу, с отмели к отмели
       Друг мой прощай. Знаю когда-нибудь,
       С дальнего берега давнего прошлого,
       Ветер весенний ночной,
       Принесет тебе вздох от меня,

вольно и свободно понеслись  в бледный купол  ноябрьского неба,  теперь уже песенные строки.
 
       Ты погляди, ты погляди, ты погляди,
       Не осталось ли что-нибудь после меня,
       В полночь забвенья на поздней окраине,
       Жизни твоей, ты погляди без отчаянья.
       Ты погляди без отчаянья…

призывал  мой голос   словами  того, кто написал  столь  глубоко и проникновенно.

       Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного,
       Образа будто случайного,
       Примет ли облик безвестного образа,
       Будто случайного…

вселял он веру и надежу.

       Это не сон, это не сон,
       Это вся правда моя, это истина.
       Смерть побеждающий вечный закон,
       Это любовь моя, это любовь моя,
       Это любовь моя это любовь моя…

унеслись в бесконечность пространств  последние  катрены.
       -  Это ж надо так написать, - всхлипнул  внутри моряк, бывший самым сентиментальным.
       Остальные составляющие молчали, чуть пошмыгивая носами.
       Я тоже расчувствовался,  как производное от них,  и  прошептал: -  ничего. - Еще не вечер, ребята.
       Затем встал, возвращаясь в реальность, и отправился писать  дневник.   С момента осознания  новой жизни.
       Для начала,  убрав гитару в шкаф,  я уселся за стол и заправил ручку чернилами, а потом открыл тетрадь,  где  на  внутренней стороне обложки    указал свой последний московский адрес, имя с фамилией и номер домашнего телефона. 
       Сделал это  скорее по привычке. Так когда-то помечал  свои записные книжки.
       Далее, в центре  первой страницы, я каллиграфически вывел «Дневник», перевернул,  а  вверху  второй  начертал дату своей  кончины.
      Все, что случилось потом,  в смысле вознесения, скрупулезно описал и поставил точку.
      Учинив задел, спустился  на кухню, где пообедал вместе с Чонгом, поджаренным им мясом с луком,  а потом совершил  неспешную прогулку по окрестностям.
      Размышляя о бренности бытия  в этом мире.
      Все последующие семь дней недели, обращаясь к  внутренним резервам за уточнениями и угощая их дармовой выпивкой, я добросовестно описывал  свою новую  жизненную стезю, стараясь быть объективным. 
      На восьмой же решил отдохнуть. По примеру Всевышнего, сотворившего в этот срок Землю.
      А поскольку   лучший отдых - есть перемена занятий, порывшись в вещах, нашел оставленную  Ракшми записку с координатами ее тетки.
      - Слушаю,-  отозвался   в трубке знакомый голос, после того как я набрал номер.
      -  Это я, дочь моя. Лама Уваата.
      - Учитель! - радостно взлетел он на высокой ноте. - Рада Вас  слышать!
      - Как твое драгоценное здоровье?
      - Плохо, - вздохнула  жена брахмана. -  Демоны вернулись, и я нуждаюсь в Вашей помощи.
      - Хорошо, я буду  вечером, после захода солнца.  Жди,- положил лама Уваата трубку.
      Когда пурпур заката сменился на синие сумерки, я на наемном такси подъехал к указанному в записке дому.
      Он находился  неподалеку от центра,  на одной из тихих улиц, и  был выстроен в национальном  стиле.
      Первый  этаж  серел камнем, с идущим по фасаду затейливым орнаментом, второй был  выполнен из  дуба, с длинным  выносным балконом  и вычурной крышей.
К боковым стенам  здания примыкала глухая высокая ограда, за которой угадывались деревья.
      - Не хилая у тебя тетка, - сказал я сам себе, отпустив такси, и, мягко ступая сандалиями, направился по выложенной плитами дорожке к  входу.
      Поднявшись  по ступеням  крыльца, остановился у глухой двери с начищенным  бронзовым кольцом, дважды звякнув им по оскаленным зубам такой же драконьей морды.
      Вскоре за дверью послышались шаги, потом щелкнул запор,  и  меня  с почтением встретили. Улыбавшаяся  Ракшми, с  весьма импозантной дамой. Та была лет на пять старше,  с пышными формами и  темным пушком на верхней губе. Что говорило сексуальности.
       - Знакомься, тетя, - представила гостя  Ракшми. - Это лама Уваата.
       - Амита, - томно  изрекла  дама,  протянув   надушенную руку. - Я уже слышала о вас от  племянницы. Как  о непревзойденном  врачевателе.
       - Ракшми преувеличивает мои скромные возможности, -  пожав ее теплые пальцы, чуть наклонил  я  голову.
       Далее  стоявший позади хозяйки  мальчик-слуга принял от ламы  верхнюю накидку, и мы прошли  из холла, откуда  вели ступени на второй этаж, в ярко освещенную гостиную.
       Она была  выполнена со вкусом и обставлена дорогой мебелью. Интерьер  дополнялся  аудиосистемой, из которой лилась тихая музыка, а также  современным телевизором.
       - У вас очень уютно, - сказал я,  опускаясь в предложенное кресло, стоявшее рядом с  вычурным, блестевшим позолотой, столиком.   
       - Мой муж член королевского суда, - жеманно ответила хозяйка, когда женщины уселись напротив. - Он сейчас в  длительной командировке в Европе.
       - А вы с племянницей отрываетесь  тут по  полной, -   подумал я,  неспешно перебирая в руках четки. 
       Словно прочтя  мои мысли, Амита посмотрела мне в глаза  и лукаво улыбнулась.
       - Может  перейдем к осмотру?- перехватив ее взгляд, сказала  Ракшми.  - Я что-то неважно себя чувствую.
       - Да-да, - поддержала ее тетка. - Здоровье превыше всего. А потом мы  все вместе поужинаем.
       -  Не возражаю, - встал я из кресла с видом эскулапа. 
       Вслед за этим  мы с  пациенткой   поднялись  наверх в ее комнату, где после краткого осмотра я установил, что  болезнь вернулась,  и  приступил к   врачеванию.
       Описывать его не буду,  все было  по методу Друкла  Кюнле и в пределах уже известного читателю трактата.
       Спустя час мы спустились в столовую, где уже был накрыт стол, за которым нас ждала радушная хозяйка.
       - Надеюсь, ничего  страшного нет?  - задала она  невинный  вопрос,  приглашая усаживаться.
       - Еще несколько сеансов, и я буду совершенно здорова, тетя, - промурлыкала довольная  Ракшми,  поправляя  розовыми пальчиками  локоны.
       К ужину служанкой было подано вино - старый выдержанный херес  золотистого оттенка, что весьма подняло всем настроение.   
       - Послушайте, святой отец, -  сказала раскрасневшаяся  хозяйка дома. - Меня      в последнее время  по ночам тоже стал навещать  демон. Эта болезнь случайно не заразная? 
       -  Сложный вопрос, -  изобразил я глубокомыслие на лице, поняв, к чему она клонит.
       - А нельзя ли осмотреть и меня, - продолжила меж тем  дама, переглянувшись с Ракшми.  Та прыснула в кулак и отвернулась.
       В это время  херес, дошедший до желудка, пробудил составляющих,  те потребили  свою часть и стали давать советы. 
       Первым, как всегда  напрямую, высказался шахтер.  -  Телку надо трахнуть, коль просит,  и все дела, - безапелляционно заявил он.
       - Тем более, что моряк пьет все, что горит и  е…,  что шевелится,- поддержал коллегу подводник.
       - Не вздумай, - запротестовали  чекист с прокурором - Это форменное ****ство, а ты  человек моральный. Не опускайся до Казановы*.
       Выслушав всех и  неспешно высосав очередной  бокал, я   обратился к Амите.  Ждавшей ответа.
       - Почему же нет, дочь моя? - сказал  проникновенно. -  Этим может заняться  мой ученик и ассистент  Кайман. Он  тоже опытный  врачеватель
       - Да-да, тетя, - поддержала  меня Ракшми. - Я слышала о нем в храме Друкла Кюнле  от прихожанок.
       - И когда  столь достойный лекарь сможет навестить меня? - часто задышала хозяйка.
       - Думаю скоро, - многозначительно ответил  я.  Не будем торопить событий.