БОРТ 777
Вечером 7 сентября в небе над городом Борисовым столкнулись два самолета – зафрактованный компанией «Газпром» «Ту -134» с пятьюдесятью вахтовиками, направляющийся в сторону Тюмени, и оппозиционный борт, внезапно возникший над аэропортом.
Оба судна упали на поле за взлетной полосой и в считанные минуты сгорели. От удара высыпались стекла в фасадной стене здания аэровокзала. Сердце начальника диспетчерской службы сдиссонировало с толчком столь остро, что он через неделю умер.
Но самое невероятное началось, когда комиссия из представителей Правительства, МЧС и прокуратуры приступила к изучению причин катастрофы и обломков самолетов. С достоверностью, не допускавшей никаких двояких толкований, выяснилось, что газпромовский самолет столкнулся с точной своей копией, причем как по форме, так и по содержанию.
И в том, и в другом самолете находились одни и те же пассажиры, одинаково одетые с одинаковыми документами в карманах.
В радиусе катастрофы было найдено два левых крыла с номером 777, совпадали номера обоих фюзеляжей, чудом уцелевшие головы командиров экипажей были совершенно идентичны, обе без одного коренного зуба справа и со свежей проспиртованной ваткой в проломах зубного ряда.
Потом выяснилось, что капитану перед рейсом в летной санчасти удалили зуб.
И все перемешалось на том проклятом поле настолько, что никто не мог различить, где настоящие фрагменты тел, а где их копии. Погибших так и хоронили: по два тела в могилу.
Происшествие широко освещалось в средствах информации. Борисов на время стал столицей мировых СМИ. Журналисты, представители общественности, ученые сходились во мнении, что данное событие – это, пожалуй, самое необъяснимое из аномальных явлений, случившихся в истории человечества, и самое реальное, поскольку оставило после себя очевидцев , участников и массу вещественных доказательств.
Выдвигались различные версии, они анализировались, комментировались, изучались. В конце – концов, осталась одна, ничего не объясняющая, а, главное – ни к чему не обязывающая, и может потому, наиболее вероятная, по мнению ученых: «Ту – 134» столкнулся с самим собой, выпавшим из иного временного измерения.
Ветерок, кружась над бетонкой, поднимал желтоватую пыль, расправлял ее пеленой, нес вдаль, закручивал вихрями и легко раздувал в разные стороны. Широкое синее небо в белых дымчатых разводах, косо и бесконечно ниспадая на горизонт, бесстрастно хранило молчание.
В тот роковой день сотрудник диспетчерской службы аэропорта Алексей Синельников провожал в Тюмень свою жену Ирину. Она устроилась редактором в многотиражку «Газовщик Уренгоя» и летела с рабочими на свою первую полярную вахту.
Жизнерадостная яркая красавица Ирина, конечно же, выделялась среди угрюмых, однообразных вахтовиков. В красных туфельках на шпильке, в белом брючном костюме, с короткой, но тугой и ядреной пшеничной косой, она изящно вышагивала по бетонке по направлению к автобусу. Рядом неловко поспешал муж Алексей.
Рабочие перемигивались: «Одну – то отпускать опасается. Не улетели еще, а он уже ревнует красотку-то свою».
«Сейчас, как сядем в Тюмени, как напялит она валенки, да ушанку, куда та красота денется. А в общем, отчаянная бабеха, на край света за деньгой, это, знаешь, тоже смелость нужна».
Рабочие быстро погрузились в автобус. Ирина задержалась:
- Смотри Сильвестру молочного не давай, не забывай его выгуливать по утрам, - говорила она, поправляя пальчиками – указательным и средним - воротничок мужниной рубашки,- цветы поливай, хотя бы раз в два дня. Что еще… Рубашки поглаженные на плечиках под пиджаком твоим форменным в шкафу.
Алексей смотрел на Ирину, не моргая, казалось, он ее не слышит:
- Иринка, а может того, ну ее к черту эту Тюмень, если тебе мало денег, я еще куда-нибудь устроюсь. Бизнесом займусь, а? – Наконец сказал он.
К автобусу подошел друг Алексея Сергей, тоже диспетчер.
- Ну что, Ирка, таки улетаешь, а на кого мужа своего охламона оставляешь, опять на меня?- Бодро хохотнул он.
О, как Ирина была благодарна ему за эту бодрость, которой ей самой сейчас так не хватало. Сергей и Ира встретились глазами, она опустила свой взор, ее ресницы дрогнули…
Вскоре автобус закрыл двери и направился в сторону самолета.
После катастрофы с Алексеем случилось что-то типа нервного срыва. Несколько суток он вообще ничего не соображал, Серега день и ночь опекал его. Смешно сказать, даже из бутылочки через соску кашей его кормил. А когда сознание вернулось к овдовевшему другу, он сутками напролет стал пропадать на месте падения самолетов, просеивал землю сквозь пальцы, все искал вещи жены.
Однажды Сергей не выдержал, силком затолкал товарища в машину, повез на рыбалку.
На берегу, с удочкой в руках, вдовец вроде успокоился, но у него не клевало мертво, в то время, как у Сергея дергало раз за разом. Он украдкой снял с крючка наживку и забросил в воду холостую снасть.
Над рекой стелился теплый, пресный запах водорослей и воды, воняло привяленной на солнце рыбой. Мелкая волна упруго била в берег: ульк, ульк.
- Конечно, я во всем виноват,- завел в который раз Алешка заезженную пластинку. – Такой красавице я должен, я обязан был обеспечить роскошную жизнь. А у меня лишь зарплата диспетчера, вот она и поехала за деньгами, черт бы их побрал.
Сергей молчал. Что он мог сказать своему другу? Что не все в этой жизни измеряется деньгами? Но тот сейчас вряд ли был в состоянии воспринять эту истину.
Алексей и Сергей росли вместе, учились в одном классе. Сергея воспитывала бабушка, у Алексея был полный комплект родителей. Они, правда, не любили сироту – Сергея, но мирились с привязанностью наследника и худо-бедно разрешали Алешке ходить в гости к другу. Общались одноклассники, как правило, на бабушкиной территории.
Потом подросли, стали пропадать на улице, Алешкина мама была уверена в дурном влиянии на сына со стороны его друга.
Всем рассказывала, какой Сережа «ограниченный мальчик», и как он списывает у Алеши домашние задания.
На деле все было ровно наоборот: Сергей соображал быстрее, науки давались ему легко, и приятель частенько запускал свой глаз к нему в тетрадку.
После школы оба поступили в военное летное училище, стали военными летчиками, воевали в Афганистане, по ошибке были сбиты своей зениткой, и Сергей 10 километров тащил на себе раненного сослуживца.
Потом – уже на гражданке - была школа авиадиспетчеров. В этой-то школе товарищи и познакомились с начинающей журналисткой Ириной. Она писала очерк об их дружбе и героическом прошлом.
Девушке, как мужчина, больше приглянулся Сергей, своей серьезностью, да и фактурой: ростом он был выше товарища, шире его в плечах. В тени этих плеч терялся Алексей. Да и Сергею Ирина понравилась с первого взгляда. Видная девочка и дерзкая. Он уважал дерзких. Но Алексей как-то так стремительно выпрыгнул из той самой тени, так рьяно взялся ухаживать за Ириной, с такой прямо-таки одержимостью преследовал ее, все время навязчиво всплывая между Сергеем и Ириной, что та, наконец, не выдержала, сдалась. Вышла за Алексея замуж.
И странно: Сергей, по сути дела, сам организовал их свадьбу: нашел зал, закупал цветы, договаривался насчет транспорта. И понимал разумом, что делает что-то не то, но никак не мог остановиться.
- Нет, нет, я больше не могу,- взвыл Алешка, отбросил удочку и кинулся в реку.
Сергей очнулся, пришел в себя, нырнул следом и вскоре вытащил самоубийцу на берег.
… В течение двух или трех последних вахт Сергей был непростительно рассеян, думал о чем-то своем, а в перерывах что-то чертил фломастером на обратной стороне использованной перфокарты и часто через витрину диспетчерской смотрел в небесный простор.
- Пошли, покурим,- хлопнул он однажды Алешку по плечу. Тот на мониторе компьютера дочертил какой-то график, сошел следом за товарищем в курилку. Оперся о стену спиной, прикурил чуть подрагивающими пальцами.
- Разница между столкнувшимися самолетами была всего лишь несколько секунд,- просто сказал Сергей.
- Ну и что? – Пожал плечами друг.
-Это доказано хотя бы тем, что проспиртованная ватка в том и другом зубе была свежая. Значит, головы существовали в одном временном пространстве. Опять же, часы на обоих бортах, у экипажей и у пассажиров показывали одно и то же время.
Понимаешь?
- Нет.
- Разница во времени на самом деле была, но не заметная для обычных часов, несколько секунд или секунда.
- И что?- Друга начинала бить дрожь.
- Представь себе поднимающийся самолет, и вдруг, по каким-то причинам из его времени выпадает секунда. Он опережает себя и сталкивается с собой, который впереди, в будущем всего лишь на одну секунду.
Сергей горячился все больше:
- Леха, понимаешь, я сразу сообразил, что в этой схеме что-то не так, не достает в ней чего-то… Смотри, есть прошлое, есть будущее. Прошлое и будущее столкнулись, а настоящего-то нет. Пусть эта секунда выпала, но она ведь была. Он в небе, Лешка!
- Кто-о-о?
-Борт 777. Он замер в своем настоящем.
- И что же теперь делать?!
- Зови его, Леха, зови. Дай координаты, а, главное, назови наше время.
Сотрудники авиадиспетчерской службы едва не поседели, когда старший диспетчер Алексей Синельников, для чего-то включив громкую связь, срывающимся голосом стал кликать Борт 777. Он не искал, не звал, не приглашал. Он именно кликал:
- Борт 777, ответьте базе. База вызывает Борт 777.
Тогда же где-то над экзотическим побережьем Филиппин был замечен низко идущий самолет. Летел он крайне странно - задом наперед - и так быстро, что очевидцы даже не успели зафиксировать его номер, тем более сфотографировать. Утверждали лишь, что белый борт был однозначно пассажирским. Крылатая тень стремительно пронеслась по песку, мощная турбулентность вызвала отлив небывалой силы, который далеко откатил волну, открыв каменистое дно.
Казалось, что силы небесные внезапно отозвали самолет в место убытия, и он стремительно возвращался, не успев даже развернуться в воздухе.
А в диспетчерской зашипели динамики, и в них, как голос из иного мира раздалось:
- Борт 777 на связи. Просим возвратную посадку. Неполадки в правом двигателе.
В небе над аэропортом образовался загадочный треугольник, играющий синевой, как плазмой, из него вышел «Ту-134» и пошел на посадочную полосу, оставляя в небе черный шлейф дыма от двигателя.
Вскоре он уже стоял, припаркованный у полосы, и парил, как замороженная консервная банка, попавшая в тепло.
Его лбище густо заросло мшистым инеем. В нем виделись широкие полукружья чистых стекол, освобожденных дворниками.
Сергей видел, как вышли на трап укутанные по самый нос в зимние одежды вахтовики, как стояли на нем, как пингвины на льдине и наконец стали спускаться.
Как Алексей упал у ног одного из них и обнял их. То была Ирина, так же, как и все, одетая не по сезону, не различимая в толпе попутчиков, но безошибочно опознанная исстрадавшимся сердцем мужа.
Она бросила свою ручную кладь и кинулась его поднимать. А он свернулся калачиком у ее несуразных валенок и никак не хотел подниматься.
И Сереге неожиданно стало смешно, и он смеялся глубоко, но беззвучно, не чувствуя, как по его щекам текут, текут горячие слезы.
"И в памяти моей,
Такая скрыта мощь,
Что возвращает образы
И множит.
Шумит не умолкая память дождь,
И память снег летит, летит, летит,
Летит.
И пасть не может"...
Давид Самойлов,
эпиграф