Бомж в моем окне

Вадим Ирупашев
     Окна моей квартиры на первом этаже выходят на здание больницы за высоким каменным забором с широкими, всегда распахнутыми воротами.
     Как-то утром стоял я у окна и наблюдал, как к воротам больницы тянется нескончаемая вереница больных людей. Одни из них шли бодрым шагом, другие передвигались медленно, осторожно, и видно было, как каждый шаг причиняет им страдания.
     Картина эта была мне давно знакома – каждое утро я наблюдал её. И уже хотел я отойти от окна, чтобы заняться своими делами, но внимание моё привлёк человек, сидящий у больничных ворот. Вид его показался мне и необычным, и странным. Была весна, и все одевались уже по-летнему. А этот человек был одет в зимнее пальто и зимнюю шапку с опущенными ушами. И весь он был какой-то тёмный: пальто чёрного цвета, шапка чёрная, и щетина на лице чёрная. И рост его меня удивил – под два метра! Я сразу решил: это бомж, человек без определённого места жительства.
     Бомж сидел неподвижно, опустив голову.
     «Устал человек, отдохнёт и пойдёт своей дорогой», – подумал я и отошёл от окна.
     Но вечером, взглянув в окно, увидел, что бомж не ушёл, а продолжает сидеть у ворот. Я удивился и стал наблюдать за ним.
     Он ещё долго сидел неподвижно, опустив голову, но вдруг зашевелился, видимо, делая попытку встать на ноги. И это ему удалось, хотя и с большим трудом. Какое-то время стоял он, слегка покачиваясь, затем, сделав два-три шага и неуклюже взмахнув руками, рухнул на асфальтированную площадку рядом с больничными воротами.
     Мне необходимо было отойти от окна, а когда я вернулся и посмотрел в окно, то очень удивился – бомж лежал на том же месте, где упал. Прохожие не обращали на него внимания. Остановилась только одна пожилая женщина. Она долго и громко что-то говорила бомжу и, плюнув в его сторону, отошла от него.
     Но у некоторых прохожих бомж уже стал вызывать любопытство. К нему подходили и о чём-то спрашивали. Но бомж не отвечал и не двигался. Какая-то сердобольная старушка принесла старую куртку и положила ему под голову.
     Я стал испытывать раздражение, что со мной редко бывает. Мне было непонятно, почему никто не хочет помочь несчастному, почему его не замечают: ни милиция, ни врачи больницы, ни прохожие.
     И я мог бы и не подходить к окну, но бомж меня чем-то зацепил, да и любопытно мне было.
     А утром, убедившись, что бомж лежит на своём месте у ворот больницы, я решил, что пора действовать.
     Первое, что пришло в голову: надо позвонить в приёмный покой больницы. Нашёл я в справочнике необходимый мне номер и позвонил. Сбивчиво, волнуясь, рассказал я дежурному врачу о бомже: где лежит, сколько дней уже лежит – и даже решился напугать врача, сказал, что, возможно, человек умирает! Но врач не испугался. Он довольно грубо отчитал меня: сказал, что о бомже знает, просил не звонить по пустякам, посоветовал мне заниматься своими делами.
     Я был очень расстроен и озадачен. Уже третьи сутки у ворот больницы перед моими окнами лежит человек, и я не могу ему помочь! И ругал я себя за свою беспомощность. Всегда считал себя добрым и отзывчивым человеком. И вот когда возникла необходимость проявить эти свои качества – растерялся.
     Утром следующего дня я уже был уверен, что, взглянув в окно, увижу бомжа. И не ошибся.
     За окном шёл дождь. Возможно, он шёл и ночью. Под бомжа натекла вода – он лежал в луже и не шевелился. Дождь усилился и лил как из ведра. Мимо, прикрываясь зонтами, пробегали люди.
     Когда я увидел эту сцену, со мной случилась истерика: я бегал по комнате, размахивая руками, кого-то обвинял. А когда успокоился, решил к окну не подходить. И весь день старался о бомже не думать.
     Но к вечеру не выдержал и подошёл к окну. Дождь прекратился. Около бомжа крутилась тощая грязная собачонка. Она то боязливо подходила к нему, то отбегала, но, набравшись храбрости, подошла совсем близко и легла рядом.
     Вечером в постели я долго не мог уснуть. Думал о бомже, о бездушных людях… думал о людях плохо. И о себе думал плохо.
     Утром я не подошёл к окну – был уверен, что увижу его. Но решил навестить несчастного.
     Ещё издали увидел я, как бомжа грузят в какую-то машину, стоящую у ворот больницы. Обрадовался я за бомжа. «Наконец-то попадёт он в больницу, и ему окажут медицинскую помощь, отогреют, накормят», – подумал я. Но когда подошёл ближе, удивился. Погрузили бомжа в машину с надписью «Аварийная». Хотел я спросить водителя, куда увозят бездомного, но не успел.
     Я смотрел в след машине, увозящей бомжа, но не мог вздохнуть с облегчением – не верилось мне, что злоключения моего бомжа на этом закончились.
     Я успокоился. Жизнь моя вошла в привычную колею. О бомже я не вспоминал, а если и вспоминал иногда, то старался думать о нём оптимистично: «Живёт мой бомж в приюте, в тепле, сытости, вечерами телесериалы смотрит». Так  я думал.
     Но рано я успокоился. Как-то утром взглянул в окно и увидел моего бомжа, лежащего на том же месте, с которого его увезли несколько дней назад. Я был в недоумении: «Его привезли? Он сам пришёл? Откуда? Зачем?» И не мог я ответить на эти вопросы.
     Не буду рассказывать, как дальше развивались события. И тяжело, и надоело!
     А иногда мне кажется, уж не приснилась ли мне эта история с несчастным бомжом? И хотелось бы так думать, но есть свидетельство, подтверждающее реальность бомжа, – фотография, которую я сделал через окно. На ней и больничные ворота, и лежащий в луже бомж, и тощая собачонка рядом с ним.