Бич божий

Владимир Левкин
                10.12.1994.

Дядя Миша Некрасов давно надоедал мне просьбой сходить значит в лес и рубануть там елку, ему под теплицу. Наконец-то я собрался осчастливить пенсионера, кинул бензопилу в мешок, догрёб до его хибары и стал стучать.
Долго никто не открывал, я начал терять своё нерезиновое терпение. Наконец дверь заскрежетала и появилась небритая физиономия Некрасова.
 
Ну что дед, пойдём воровать лесину?- сходу заявил я, действуя на его психику.

Дед сморщился как гриб и ответил: пошли, пошли.

Мы выползли за ворота и мой дедок шустро засеменил огромными валенками, вдутыми в не менее огромные калоши чёрного цвета.  Казалось, что он не идёт, а плывет по тропе. Я еле успевал за ним, думая про себя:- как же тебя разобрало на халявушку старого чёрта.

Теперь хрен остановишь,- решил я, упрётся за километры.

Минут через двадцать стал притормаживать Некрасова, заявляя ему:- смотри, сколько ёлок, дядя Миша.  Но старым людям за каждым деревом мерещится лесник, а то и два. Поэтому остановить пенсионера удалось только в километре от сада.  Здесь начинался бурелом,  пилить с корня было не нужно. Елок поваленных валялось достаточно, и мы обратили внимание на одно, вывороченное с корнем, нехилое деревце. Его корни вознеслись вертикально наверно метров на шесть, как клубок бешеных змей и застыли в воздухе. Мы покурили табаку, причём дед с удовольствием смолил мой «Ротманс». Да оно и понятно, это ж не «Прима». Табачный дым от нас завиваясь, таял в морозном воздухе, который был совсем неподвижен.

Вскоре я завёл пилу и распластал дерево на требуемые пенсионером куски, не забыв тщательно отчекрыжить сучки. И вот приблизившись к корневищу, увидел, вставленную между корней в комьях смёрзшейся земли,  обыкновенную печную трубу из железа, причём с коленом. Труба была сильно закопчённая и слегка оплавленная.

Смотри дед, тут кто-то живёт,- промолвил я, внимательно разглядывая свою находку.

Да ну их, этих бичей,- с поразительным равнодушием  ответил Некрасов.
Однако я не стал его слушать и полез в глубокий снег за вывернутые корни, где вскоре обнаружил маленькую землянку, искусно пристроенную к корням ели.  С трудом нашёл и вход в неё: это была дверка от какого-то шкафа, обитая рваным зелёным, ватным одеялом. Вскоре пролез туда, в этой норе с трудом оглядевшись в слабом свете пламени зажигалки, увидел маленькие нары из жердей, заполненные какой-то рванью и самодельную печурку из старого ведра, к которой подходила найденная мной дымовая труба.

На природе тем временем раздались слабые вопли пенсионера, тот уже  просился домой в сад, и я махнул ему рукой, - дескать, топай к себе, если так не терпится.  А сам продолжил свои исследования и вскоре под тряпьём обнаружил иссохший труп, вроде мужчины, лицо обглодано мелкими лесными обитателями. Тело лежало под рваным тряпьём, рядом в уголке валялся школьный ранец, я пнул его, там  зазвенело, тогда я решил покинуть это убежище, думая, что нашёл бомжа-доходягу. Пока с трудом вылез из чужой могилы, пока огляделся, мой перхрен Некрасов, уже маячил далеко впереди на просеке, ну и славно,- решил я. Сам, не пошёл за ним, а свернул по тропке к калитке знакомых садоводов с соседней улицы.

Вернувшись в свой дом, бросил ранец возле крыльца и уселся перевести дух. После осторожно открыл ранец с помощью старой стамески. В ранце лежали: рваное махровое полотенце, увесистый пакет, завёрнутый в клеёнку, замерший  в камень хлеб и ещё какой-то хлам. Забрав пакет, остальное бросил вместе с ранцем в помойку и отправился топить свою печь, мы отсутствовали почти три часа. Вытаскивать брёвна из леса, я не собирался, у дяди Миши есть внуки.

Приятное тепло быстро распространилось по дому, одновременно с теплом дом наполнялся ни с чем несравнимым ароматом соснового леса, стало   хорошо. Я отыскал отцовские очки плюс два, покурил, вытащил из ножен маленькую шведскую финку, стал осторожно открывать пакет, разрезав в круговую клеёнку. Из свертка выпали: слегка подгнившая  общая тетрадь в чёрном дерматине, капитанские погоны, медаль «За отвагу», «Орден Красной Звезды».

Я быстро переоделся в сухой лыжный костюм, пристроил настольную лампу, залез на кожаный диван с ногами, стал разглядывать чужие записки, найденные возле трупа. Подчерк неплохой, но чем дальше, тем хуже.

Привожу вам их с некоторыми сокращениями:

Я Киреев Виктор Васильевич родился в городке Чебаркуль в 1960 году. Моя мать, как я понял, потом, была простой гарнизонной шлюхой, отец неизвестен, фамилия её Бабкина И.И. Воспитывался у своей бабки Надежды Михайловны Киреевой. Бабушка выросла в местном детдоме, кто её туда вставил неизвестно, в общем, семья вполне «аристократичная», хуже не бывает. Мать, когда я учился в третьем классе, кто-то убил по пьяному делу и больше она нам с бабкой не надоедала, не надо было её лечить, то от трепака, то от запоя. И школьные годы прошли хорошо, бабка меня любила, один я был ей родной во всём Союзе. Я рос парнем положительным, мечтал стать офицером, или инженером, хотелось купить бабуле домик на берегу нашего красивого Озера. Пенсия у бабули была та ещё, с хлеба на квас.  Она, как и мать, занималась только военными. Но худо-бедно, не без помощи государства я закончил десять классов и поехал в Омск, поступать в общевойсковое училище. Где проучился три с половиной года и закончил его.               

Стал офицером лейтенантом, тут нас всех с агитировали замполиты и мы понаписали заявлений добровольцами в Афган. Где маршал Брежнев, с дедушкой Устиновым, давали жару местным басмачам, будто у нас они перевелись в средней Азии.
 
Вскоре через пару недель мы уже охраняли дорогу через перевал Саланг и туннель, построенный Советским Союзом. Тут проходил основной путь из Союза в Афганистан, шёл основной поток грузов, иногда в тоннеле случались  несчастья из-за плохой вентиляции. От скопившейся окиси углерода, люди задыхались в этой копоти, от неё противогазы помогали плохо, нужны только автономные, а их не было. Я попал в часть, охранявшую этот объект. Война не спеша разрасталась вширь и глубь, постепенно занимая новые районы, через год, другой воевала уже вся страна, сменилось не раз и Афганское руководство, с каждой сменой власти, новая отдалялась всё дальше от бывшего союзника СССР.

Появились и другие проблемы, а именно наркотики, которых в этой стране было море, вскоре их повезли в Союз всеми способами. Надежды, что афганцы испугаются наших войск, не оправдались.
Америка всё больше бросала средств и сил в эту далёкую и непонятную страну, где царило настоящее средневековье. И чем больше операций проводила Советская Армия, тем крепче становилось сопротивление, тем больше приезжало мусульманских наёмников и просто фанатиков. Советский Союз попал в партизанский капкан, страна покрытая горами, очень подходила для этого. Что хотел найти Брежневский режим в этой нищей стране, никому во всём мире непонятно? С каждым месяцем больше и шире становился долларовый поток из США.  От Соединённых штатов, уже всерьёз несло кишками Третьего Рейха. Америка, Америка, ты выше всего! Американская верхушка  ещё не знала, какие террористы вырастут из моджахедов. 

Я  получил звание старшего лейтенанта, участвовал в нескольких боях с отрядами Шах Ма-суда, это такой полевой командир в северных районах Афгана. У него своя басмаческая армия, стволов наверно десять тысяч, плюс сочувствующие дехкане. Войну с нами ведёт по-хитрому, а центральную свою власть видит только в гробу. Техника против горцев помогает плохо, бомбят их, бомбят, а толку мало, расползутся по щелям и камням, завтра снова партизанят. Основные потери наших войск были во время маршей, от огневых налётов, скоро появились у басмачей и зенитные комплексы «Блоупайт» и «Стингер» Досталось и нашим лётчикам-вертолётчикам.

В одном из рейдов меня сильно ранили, была перебита правая рука и мне её ампутировали по локоть, провалялся в Душанбе в госпитале три месяца, был комиссован  подчистую и скоро уехал на родину. Мне присвоили капитана, перед увольнением из рядов. Пока были деньги и документы, я снимал квартиру в Челябинске, но вскоре у меня их украли сомнительные друзья, пока выправлял новые жил возле вокзала у одной бабы, старше лет на 15. Обещал ей жениться, но получив документы, я укатил в Чебаркуль, а там друзья детства и бывшие Афганцы. Пропивают последнее.

Я стал много пить, да и на работу нигде не брали, как глянут на мою харю и руку. Бабушкину двухэтажку давно сломали, я стал на очередь в горисполкоме, как Афганец, но получить ничего не смог. Так как меня сманила одна молодая краля в Свердловск, зачем я был ей нужен не понятно, скоро мы разругались окончательно, и она выгнала меня из их частного дома, так я стал бомжевать, но пенсию неплохую ещё получал, пока снова не потерял документы, идти было совсем некуда. Пока лето жил в лесу, хотел пойти в сторожа садовые. Но без рекомендаций меня никто брать не хотел, и я дотянул кое-как до зимы. И оказался в этой землянке, здесь наверно и загнусь, сил жить, уже нет, да и не нужен никому в этом мире.   
«Брежневское руководство, совершило огромную ошибку с Афганистаном. Не хрен нам было там делать. В сказки, про ракеты, которые поставят натовцы в Афгане, простые офицеры, конечно, не верили. Никто не мешал нам ставить  сколько угодно ракет на Чукотке и Камчатке, а также северных и полярных островах. Никто не мог запретить Советской Армии действовать из Таджикистана авиацией и лить напал на горячие головы моджахедов, которые пытались нападать на нас. На деньги, потраченные на безумную войну, мы могли укрепить свои Ракетные войска и построить отличные новые ракетоносцы. Да и так у нас не было сильного отставания по ракетам. Брежневский режим вырыл себе яму этой войной за тридевять земель. Я уже не говорю о гибели примерно пятидесяти тысяч солдат и офицеров, так нужных стране. Таково мнение простых офицеров, побывавших в этом раю под названием Афган. Однако ошибки продолжались, если бы советское руководство сохранило и укрепило 40 армию, после войны, то сидело бы в Москве, до сих пор в несколько изменённом виде и на Кавказе  было бы тихо. В нашей стране плохо использовали затем Афганский боевой опыт. Кадры были разбазарены и уволены, даже те, кто хотел служить в армии».

==========================================================
Я слез с дивана и подбросил дров в печь, мороз за городом был не шуточный -27. Как-то неожиданно за окнами стемнело, только печь отбрасывала красные лучики на деревянные стены комнаты. А по радио передавали концерт С. Баха, как специально.

Да, недаром ходили всякие разговоры про эту непопулярную войну, да и очевидцев,  участников вполне хватало, высказывались вполне откровенно. С полчаса я ходил по комнатам курил, обдумывал дневники неизвестного, потом глянул на часы и стал готовиться спать, время час ночи.

На следующий день, поделав срочные дела, собрался и сходил в лес,  прибрал останки Афганца, заложив их обрезками брёвен, могилка вышла на славу, заодно ещё раз пошарил на месте его смерти, но больше ничего не нашёл. Приду в мае и похороню, решил я. Про свою находку рассказываю первый раз.  ============================================