Записки Галины Глёк. Бабуся и дедуля. Ч. 3-4

Вера Третьякова
Бабуся и дедуля. Ч. 3

Подобас почему-то не устроил старшее поколение, и дедушка с бабушкой «бросили якорь» в деревне Апанас, в тридцати километрах от Сталинска,  в  сторону  Алтайского  края  на  тупиковом направлении, дальше по этой дороге была только деревня Мостовая и тайга.

Три холмистые гряды плавно соединялись в виде лежащей на боку буквы «Ш», спускаясь к  очень извилистому здесь Чумышу. Деревня расположилась на холмах, повторяя очертания буквы «Ш», и в то время она была, видимо, на пике своего развития.

Вблизи было лесничество, а в самом Апанасе – мебельная фабрика, на которой делали лыжи и стулья. Много лет мимо нас   в  течение дня проезжали бортовые машины, то с высоким грузом стульев, стянутых веревками, то с лыжами. Потом фабрика сгорела и не была восстановлена.

Между двумя палочками буквы «Ш» был пруд, скорее даже речка, потому, что вода правдами и неправдами уходила в Чумыш. Зимой это был довольно большой каток, пользующийся популярностью у молодежи (коньки к валенкам прикрепляли с помощью веревки и закручивающей ее палочки, я тоже на таких каталась как-то зимой).
Опилки с фабрики и бесхозяйственность погубили пруд, только выше его выжили два колодца: большой общий и маленький на роднике, - наш источник воды, из него в горку на коромыслах носили воду, в том числе и на полив, если не хватало дождевой.

Позднее отец  поставил на общий колодец мощный насос и избавил нашу окраину деревни от коромысел,  воду стали качать в каждый дом по очереди. А до этого была субботняя повинность натаскать из колодца воды в баню.
Однажды местный кавалер с репутацией деревенского дурачка пришел пригласить меня в кино (по выходным крутили в клубе) и сделал несколько рейсов с коромыслом в горку, что, впрочем, ему не помогло.
Потом пришел второй кавалер, на  аналогичное предложение которого я дала согласие. Зная   деревенские   нравы,   бабуся была встревожена не на шутку: «Ты что же это девонька делаешь, тебя же побьют, воду  тебе  таскает один, а в кино идёшь с другим!»

Нижняя палочка буквы «Ш» была обжита больше: здесь располагалась почта, промтоварный магазин с широким ассортиментом от пальто до лопат, включая и детские товары, потом рядом был построен продуктовый магазин с кондитерским цехом, выпускавшим хорошего качества карамель.
Была в деревне восьмилетняя школа, клуб (после кино – танцы под проигрыватель). 
На самом большом удалении от центра деревни был маленький промтоварный магазинчик, в котором некоторое время работала моя мама. Благодаря этому обстоятельству, а также моей похожести на маму, меня в деревне узнавали как Нинину дочку.

Снимали угол сначала в одном домишке, потом в другом – на въезде в деревню. Потом дедуля с папой построили небольшой засыпной домик, одна часть которого была жилая, а в другой части без одной стены у деда была небольшая мастерская с  верстаком, инструментами, чудно пахнущими опилками и заманчивым лежаком. Половину жилой части занимала русская печь, вторую половину – кровать за ширмой; у окна – стол и стулья, у печи – скамья; бабуся умела устраиваться уютно и всегда идеально чисто.

Сейчас для меня загадка, как мы проводили в этом домике лето: мне лет десять, Оле – четыре,  Лике – два.
Однажды к бабусе приехали весной, Лика неосторожно подошла близко к кровати, под которой на яйцах сидела гусыня. Гусыня, спасая будущих детей, налетела на ребёнка, избивая крыльями, а та в ужасе закричала: «Бабуся, убери петуха!»


Бабуся и дедуля. Ч. 4

Дедуля работал мастером лесозаготовок на Байдаевском участке треста «Куйбышевуголь» (я думаю, это и определило выбор деревни). У него была лошадь Серко и бульдозеристы в подчинении.

Бабуся была великая мастерица печь хлеб и вообще, стряпать. Где бы они ни жили, их дом был всегда открыт и гостеприимен, это было их естественной сущностью, бабуся угощала и привечала любого, даже отвергнутого семьей или обществом.
Часто к ней заходили какие-то обиженные жизнью старухи, я этого не понимала в своем благополучном детстве, а она говорила: «Душа-то живая, мучается».

Не знаю, сколько простоял тот домик, - два или три года, но однажды один из дедулиных бульдозеристов угощался бабусиными разносолами, оставив свое транспортное средство на горке перед домом. Бульдозер почувствовал себя обделённым и потянулся вслед за хозяином, сдвинув жилую часть дома относительно нежилой, - под горку это было совсем не трудно.
Печь топилась, возник пожар, сделать было ничего невозможно. Дед горячился от бессилия вокруг быстро сгорающего дома, а бабуся, прислонившись к забору, не могла справиться с приступами смеха, душившего её, что ярило дедулю ещё сильнее.
Когда все было закончено, уже спокойно дедуля спрашивал мою бабушку, что же смешного было в этом зрелище горящего родного дома? Она отвечала: «Да как подумаю, сколько лет у меня не было своего дома, да и этот сгорел, так смех и нападал».

Она вообще была смешлива, это качество не позволило бабусе сделать карьеру актрисы в народном театре. Она  могла  зайтись от хохота на несколько минут в самый неподходящий момент мизансцены, а режиссёра это сердило, и у него лопалось терпение на неё.

Есть на бабусиной совести и обида ее закадычной подруги Милодоры Ивановны (я звала ее Помидора Ивановна), которая приехала погостить к бабусе, да в погреб улетела. От хохота бабуся не смогла сразу помочь ей вылезти.
Подруга уехала домой, видимо, ушибы ей это позволили. А дело было в том, что незадолго до этого бабуся подвернула ногу и смеялась, в том числе, и над собой.

Когда родители жили в Ташкенте, в гости к ним приехала Олина свекровь - тётя Наташа. Рыбачили тогда на Сыр–Дарье. Женщины устроились в теньке на бережке и делали вид, что заняты обменом новостей, однако исподтишка наблюдали за папой, а он осваивал новую снасть – спиннинг.
Поскольку навыков не было, папа долго-долго раскручивал леску, старательно замахивался, но крючок упорно плюхался в воду рядом. Папа оглядывался на женщин, те делали вид, что ничего не замечают, это ему добавляло энтузиазма, он сматывал катушку, и всё повторялось.
Наконец, мама не выдержала и после очередной папиной попытки завалилась от смеха на землю. Папа повернулся, радости эта картина у него не вызвала, и с большим чувством, нажимая на слово «мать», он сказал тёте Наташе: «И мать у неё была такая же!»


Фото: бабуся и дедуля, их дочери Нина (моя мама) и Валя. Сталинск. 1958.


Продолжение: Бабуся и дедуля. Ч.5-6  http://www.proza.ru/2016/11/08/1273