ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Море Ясности
Интерлюдия
Закрытая подмосковная дача. Конец июня, 2008 год.
Июньский вечер умирал где-то за чёрной каймой соснового бора. Иссиня-багровые облака павлиньими перьями стелились к югу, лёгкий вечерний ветерок тихо перешёптывался в вершинах сосен с поздними птахами. Где-то в стороне, на заброшенных торфяниках — грозе летнего Подмосковья — вяло переквакивались лягушки. Мошкара тонкими смерчиками вилась около фонаря, который ровным жёлтым светом заливал открытую веранду, распахнутую всем ветрам.
«Светский лев» сегодня изменил неизбежной парче халата и встречал гостя в сетчатой тенниске и светлых шортах тончайшего хлопка. Плетёные кресла были расставлены возле низкого столика таким образом, чтобы легкий запах начинающего гореть торфа не доставлял собеседникам неудобств. Разговор им предстоял долгий и, как обычно в последнее время, весьма ответственный.
Его гость, мало изменившийся за истекшие полгода — разве что морщинок прибавилось вокруг глаз да спина больше сутулилась под грузом повседневных забот и немалой ответственности — глубоко утопал в мягких бардовых подушках и с видимым отвращением листал кипу исписанных мелким торопливым почерком листов. Хозяин с каким-то шалым весельем наблюдал за ним.
Тонкие нервные пальцы перевернули последний лист, гость отложил очки на краешек стола, откинулся на спинку кресла. Хозяин, до этого момента безмолвно проминавший огромный диван, подошёл к столику, опустился в кресло по соседству.
— И что ты на это скажешь? — в голове его сквозил лёгкий сарказм, казавшийся гостю неуместным в столь щекотливой ситуации. Он непроизвольно передернул плечом в лёгкой досаде:
— Бред, бред и ещё раз бред… Я всегда был о Женечке весьма высокого мнения, но то, что она излагает в своём отчёте, больше смахивает на бульварную беллетристику, чем на анализ профессионала. Для начала я бы хотел знать, кто же он такой, этот пресловутый «журналист», который так лихо «мочит» навскидку профессиональных киллеров? Что мы знаем о господине Красовском? Я навёл справки в редакции: ничего особенного в нашем понимании он из себя не представляет. Да, талантлив, авантюрист, не без этого… Много катался по «горячим точкам», писал об одиозных личностях, вроде «capo di tutti capi» сицилийской мафии, даже умудрился подраться с «морскими котиками»…
— Во-во, я тоже повеселился по этому поводу! — вставил с добродушным смешком «нувориш». Тонкий нервно пожал плечами:
— Но нам это ничего не даёт. Почему-то именно ему господин Шерман поручает охрану экспедиции, игнорировав услуги профессиональных охранных агентств или, на худой конец, спецслужб. С момента появления журналиста в составе экспедиции начинается какая-то чехарда! Сначала эта история с покушением в Томске… Потом боевые действия в тайге… Если верить Подольской, то он там устроил маленькую «герилью» этим террористам! С гранатомётным прикрытием, угоном вертолётов и иными, тому подобными, невинными шалостями! «Простой московский журналист», который стреляет из чего попало и умеет из ничего развернуть контртеррористическую операцию! Так может нам всем пойти наконец на пенсию, а обеспечение безопасности родного государства доверить всяким там редколлегиям и прочим информационным агентствам? Что мы, чёрт возьми, пропустили в период подготовки экспедиции? В какой момент потеряли контроль над ней?
Хозяин задумчиво смотрел на гостя, терпеливо пережидая первый шквал возмущения. Когда недовольные нотки постепенно стали исчезать из многословия собеседника, он поднял руку, прося слова:
— Валентин, ты говоришь много и правильно, но непонятно — о чём… Послушай теперь меня. Действительно, контроль над экспедицией в какой-то момент мы действительно частично потеряли. Но, сдаётся мне, что и «Рэмбо» этого, московского разлива так сказать, тоже кто-то использовал втёмную! Если судить по имеющимся у нас данным, то на крошечном таёжном пятачке пересеклись интересы как минимум четырёх независимых, но весьма заинтересованных сторон. Посуди сам: во-первых — мы, собственно — инициаторы всего этого бардака. Ну, с нами-то как раз всё ясно: если ты внимательно отслеживал последнюю прессу, то понимаешь, что своей главной цели мы достигли полностью. Метеоритная проблема снова на слуху, всякие там «готы» и прочие проходимцы — потомки майя и «представители шестой расы» — быстренько высчитывают дату очередного конца Света, уже, кстати, и астероид подходящий нарисовался. Как там бишь его…
— Апофиз, по-моему… Бог с ним, продолжай.
— Продолжаю, — хозяин загнул второй палец. — Во-вторых, непосредственно экспедиция. С ними тоже никаких загадок: потомственные научные фанатики, физики-лирики, ошалевшие от возможностей безграничного финансирования. А вот дальше — полная ересь. Сначала Вячеслав Альбертович вдруг начинает играть в филантропа, причём — по-крупному. А затем вырисовываются ещё и некие лётчики-налётчики, о которых сам Шерман был неплохо осведомлён, исходя из того, как он экипировал Красовского для «написания книги» об экспедиции. Судя по описанию Евгении, арсенал был припасен ещё тот. И наш журналист со всем этим добром умел обращаться вполне профессионально, не хуже, чем с «паркером» или ноутбуком. Дальше… Кто эти «лесные братья» и чего они, собственно, хотели от почтенных учёных? Что же так рвануло в тайге и куда подевался сам вертолёт с учёными? Как я понимаю, кроме воронки, никаких следов катаклизма не осталось? Я имею в виду — техногенных? О вывале леса и прочих лесных пожарах я достаточно осведомлён.
Тонкий пожевал губами, достал из пачки на столе сигарету, повертел её и сунул обратно в пачку:
— Никаких следов не только катастрофы. Мы не смогли найти и остатки той самой банды. Несколько трупов в воде, пара пленных, на поверку оказавшихся бывшими спецназовцами, которых наняли «вслепую», поприжать наших профессоров на предмет «золотишка из клада Кучума» или Бог весть ещё кого… Короче, бредятина ещё та! Да и вертолёты оказались на поверку какие-то «левые», ни один авиаотряд не сообщил об угонах или пропажах машин. Но как минимум одна-то машина была!
— Взрыв?..
— Взрыв был. Я летал туда, присутствовал при осмотре… Жуткое зрелище, скажу я тебе. Километровая воронка глубиной метров пятьдесят.
— Ого!
— Представь себе! И никаких следов радиации, ровный оплавленный базальт, сгоревший лес. Ударная волна была, как при ядерном взрыве! Даже в Штатах сейсмологи отметили толчок. И — всё! Ни обломков вертолёта, ни каких бы то ни было следов взрывчатого вещества… Взрывотехники только руками разводят.
— А что говорят очевидцы? — хозяин взял с сервировочного столика бутылку виски «Бифатер», с хрустом свинтил пробку. — Тебе налить?
Тот, которого назвали Валентином, рассеянно кивнул, с прищуром посмотрел на уползающее за горизонт солнце.
— Очевидцы находились слишком далеко. Оттого и уцелели, кстати… Взрыв, «огненный столп», кто-то даже успел заснять всё на видеокамеру… Я смотрел — умопомрачительное зрелище… Действительно, огненный столб! Примерно километр в диаметре, как раз по ширине воронки. На его фоне даже утреннее небо кажется тёмным… Совершенно безумная стихия. У пассажиров вертолёта шансов не было. Знаешь, Боря, мне иногда стало казаться, что это — предостережение. Нам. Слишком смело стали мы копать, где надо и не надо.
— Погоди каяться, разберёмся сначала, кто и что именно копал там…
Борис тяжело поднялся, подошёл к балюстраде на краю веранды. Облокотился на отполированные тысячами прикосновений дубовые перила. Вдохнул тягучий вечерний воздух…
— А знаешь, — неожиданно молодо произнёс он, — ведь всё только к лучшему!
Тонкий недоверчиво покосился на него, плеснул густой шотландский напиток на дно тяжёлого хрустального стакана, задумчиво посмотрел на просвет тягучую янтарную жидкость.
— Да, — продолжил хозяин, не особенно, впрочем, дожидаясь ответа. — Своей цели мы, в конечном счёте, достигли… Источник сигнала если и не раскрыт, то ликвидирован. Учёные купаются в лучах заслуженной славы…
— Не все, — хмуро бросил Валентин. Хозяин опустил голову в скорбном поклоне:
— Неизбежные жертвы науки, которых она требует всё больше… В этом нет ничьей вины: все знали, на что идут… Или — почти знали.
— Это-то верно, — Тонкий залпом допил виски. — Только ты не был на панихиде в Томске, а я был…
— И — что? — со злой иронией поинтересовался Борис. Собеседник вздохнул.
— Я говорил с Божко. Насколько вообще с ним можно было говорить… Человек разом потерял старого друга и вновь обретённую племянницу! У него есть свои соображения по поводу того, что там могло произойти.
Хозяин придвинулся поближе, весь превратившись в слух.
— По его мнению там самолеквидировалось некое устройство. Правда, сила взрыва приводит в некоторое недоумение… Но знаешь, если всё сложить вместе, то картина выявляется именно такая.
— Опять «зелёные человечки»? — засмеялся Борис. Валентин криво усмехнулся:
— Хоть синие… Всё равно концы — в воду… Или, точнее — в небо. Шерман молчит, как рыба об лёд… Верил, говорит, в пришельцев, да всё теперь прахом… Фильм, правда, Роман Андреевич какой-никакой для него снять успел, смонтируют, продадут кому-нибудь. Ажиотаж вокруг всего этого разрастается неимоверный. А мы, собственно, можем спокойно дело это закрывать… То есть, следить со стороны за развитие событий, поскольку это теперь уже не наша первостепенная забота. Я, честно говоря, рад… Дороговато ребятам обошлось их учёное любопытство, а как представлю, что всё это с нашей лёгкой руки… Совесть на старости лет проснулась.
— Ты, Валя, небось с совестью договорился ещё в семидесятые, в Сомали… И в Бейруте тоже не пирожками торговал… Как и я, впрочем… Жаль ребят, согласен, не смогли они всего просчитать. А кто бы смог? По сему — следующее задание: берём в разработку Шермана. Тряхнуть его нам не по зубам, как-никак — лучший друг детей и президентов. Но постараемся разобраться, отчего наш Вячеслав Альбертович столь расточителен и какие такие интересы преследовал он, организовывая эту экспедицию в сибирскую тайгу. Давай-ка, брат, ещё накатим грамм по сто-сто пятьдесят и займёмся делом…
…Было глубоко за полночь, когда погас свет на увитой плющом веранде. Уже давно угомонились подмосковные пичуги, смолк лягушачий хор на болоте, а двое всё сидели в темноте, смотрели на такие казавшиеся близкими звёзды и пытались понять, что же произошло в далёком таёжном захолустье почти три недели назад…
Глава 1
Стерегущие
Иногда, достигнув цели, замечаешь, что ты — средство…
Геннадий Малкин
Кирилл Алексеевич Божко тяжело спустился по ступеням городского Дома ученых, где всего лишь пятнадцать минут назад закончилась скорбная панихида по погибшим членам экспедиции — четверым его ребятам, которых он не сумел уберечь, и портреты которых в обрамлении сотен букетов стоят сейчас на возвышении в Колонном зале старинного томского особняка…
Эти четверо уже месяц ночами являются ему во сне, раз за разом заставляя задуматься: что же и когда именно пошло не так в столь казалось бы тщательно спланированном и не таящем в себе особых опасностей совершенно рядовом мероприятии. Он этап за этапом заставлял себя вспоминать все мельчайшие подробности подготовки, шаг за шагом мысленно проходил маршрут, перебрал в уме все встречи с Шерманом, сотрудниками различных министерств и ведомств, газетчиками и телевизионщиками. И постепенно приходил к выводу, что ни при каких условиях он не смог бы избежать такого финала… Ситуация в тот роковой день окончательно вышла из-под контроля организаторов «Тунгусской авантюры», как назвал трагическую экспедицию какой-то бойкий местный писака. Чушь всё это! По сути, Роману тогда практически удалось разобраться с налётчиками, прямой опасности ни для кого они уже не представляли. Дело оставалось за малым: дождаться контртеррористическую бригаду и спокойно продолжать исследования… Именно в этот момент произошла катастрофа…
Несмотря на многочисленные комиссии, оснащенные самым современным оборудованием и приборами, ничего существенного им обнаружить так и не удалось. Налицо — огромная воронка в оплавившемся базальте, следы высокотемпературного воздействия на окрестной тайге, вывал леса на десятках квадратных километров и никаких следов вертолёта и его экипажа. Неделю винтокрылые машины МЧС барражировали над тайгой в тщетных попытках найти следы вертолёта или тела людей, «особистка»-Женечка довела их пилотов до полуобморочного состояния своей неуёмной энергией, которую она без остатка бросила на поиски экипажа пропавшего над тайгой Ми-восьмого. Но ни её целеустремлённость, ни строго научный подход специалистов из каких-то по самые «не хочу» засекреченных НИИ не дали никаких результатов. В конце концов, ребят официально объявили погибшими, поскольку, по мнению «компетентных товарищей», выжить в подобном пекле было совершенно невозможно. Во что-то непонятное, в какое-то последнее чудо верила одна только Олесенька Скворцова, проплакавшая в последний месяц все глаза с того самого момента, как прилетела из Красноярска и присоединилась к первым поисковым партиям. Вместе с Женей они до последнего дня вели усиленный поиск, благо господин Шерман бросил на это все свои финансовые резервы.
Ничего не решили ни вера, ни энтузиазм, ни деньги. И настал этот день, когда население Томска пришло проститься со своими героями, да и не только Томска — стараниями журналистов (не без участия Олеси) о судьбе экспедиции узнал весь мир. Такого наплыва «акул пера» таёжный «Наукоград» не видывал за всю свою многовековую историю!
Вернувшихся участников экспедиции просто раздирали на части, пресс-конференция следовала за пресс-конференцией, Кирилла Алексеевича караулили где ни попадя в надежде выудить какой-либо «эксклюзивный» факт или просто пикантную подробность… Дело кончилось тем, что всю тяжесть общения с прессой Божко переложил на молодёжь во главе с Олесей, а сам забаррикадировался дома, поклявшись супруге никуда не выходить до сего дня…
А ещё были допросы. Отметились все: следственный Комитет при Прокуратуре России, фээсбэшники, комиссии МЧС, прилепилась даже пара сереньких ребят из европейского бюро Интерпола… Чего особенного они ожидали услышать от учёных — Бог весть, только через пару недель нервотрёпки на стол главы Правительства страны лёг увесистый том дела о возможных причинах и последствиях катастрофы комплексной Тунгусской экспедиции.
В качестве причины был назван аномальный выброс газа через разлом в земной коре, по трагическому стечению обстоятельств проходившему как раз поперёк курса вертолёта. А главным последствием происшествия стал категорический запрет дальнейших поисков в этом районе, объявление данного квадрата «зоной особого карантина», делавшего его закрытым не только для наземного проникновения, но и запрещающим всякие полёты в данном районе. Короче говоря, ещё один «саркофаг», как в Чернобыле… Только вот на бетонировании господа явно сэкономили.
…Не обращая внимания на кинувшихся к нему корреспондентов, Кирилл Алексеевич перешёл улицу и углубился в парк на другой её стороне. Журналисты наконец отстали… То ли совесть и деликатность пробудились, то ли завидели более коммуникабельную «жертву». Так или иначе, но впервые за последние недели Божко удалось наконец-таки побыть одному. Домой идти категорически не хотелось. Любезная Людмила Михайловна, глядя на мужа, тоже сильно сдала в последние дни. Надо и ей отдохнуть от чужих забот, что случилось — не переиначишь… Живым — жить. О детях, внуках думать, по дому хлопот накопилось… За ними и горе потихоньку утихнет.
Старый профессор медленно брел по тенистой аллее, вдыхая хвойный аромат разогретых июльским солнцем сосен. Хотелось, как иногда в далёком детстве, сделать так, чтобы всё произошедшее оказалось просто сном: открыл глаза — а за окнами по-прежнему май далёкого шестидесятого, и мама такая молодая и красивая, и до катаклизмов нового века ещё целая жизнь…
Но сколько головой не тряси, это наваждение, начавшееся в новогоднюю ночь, не исчезает, и оттого становится на душе только паршивее, без особой надежды на улучшение в ближайшее время.
Его так тихо окликнули, что если бы не обострившееся в последнее время общее восприятие, Кирилл Алексеевич и не услышал бы тихого «господин Божко…». Но он на удивление расслышал и стремительно обернулся, собираясь высказать всё, что накопилось по поводу осточертевшей прессы и иже с ней…
Но нет, перед ним стоял вполне интеллигентный мужчина (почему профессор ни с того, ни с сего отнес журналистов к пробыдленской формации — не понятно) и с пониманием смотрел ему прямо в глаза. И хороший у него был взгляд, не сочувствующий, нет — подающий надежду, что ли… Откуда появилась у Кирилла Алексеевича такое ощущение, ему и самому понятно не было. Просто словно полегчало, и всё тут.
Незнакомец слегка кивнул и пошёл рядом с профессором. Одет он был в лёгкий летний светлый костюм, элегантные туфли. Без галстука он обходился вполне непринуждённо, но по всему было видно, что при случае и смокинг не чужд был его спортивной фигуре. Лицо у него было самое что ни на есть незапоминающееся, встреть такого на улице или в метро — пройдёшь мимо и через секунду забудешь. Божко даже употребил бы такой термин — «профессиональная личина», ничего, впрочем, не имевшая с лицами допрашивавших его профессионалов из различных силовых и околосиловых ведомств. Здесь явно было другое: на незнакомце лежала отчётливая печать глубокого одиночества и какого-то сакрального знания (про себя профессор изумился: лезет же в голову всякая чертовщина!). Словно ведал тот нечто такое, о чём остальному человечеству и ведать не стоит.
Они тихо шли по аллее, пока, наконец, не стих позади гул оживлённого перекрёстка. Только здесь незнакомец остановился и, протянув руку профессору, просто сказал:
— Матвей Петрович Силантьев, к Вашим, профессор, услугам.
— Чем могу? — конфузливо пробормотал Божко. Незнакомец неуловимо улыбнулся:
— Давайте присядем, уважаемый Кирилл Алексеевич. В ногах правды нет, а разговор нам предстоит долгий и серьёзный.
Заинтригованный Божко огляделся, высматривая свободную скамейку, когда искомое было обнаружено и оккупировано, профессор внимательно посмотрел в глаза собеседнику:
— Я вас внимательно слушаю, Матвей Петрович…
— Просто Матвей, — улыбнулся новый знакомый. — Мне по сравнению с вами отчество по чину не положено…
Божко оценил шутку:
— Путь будет по вашему… Итак, Матвей, что заставило вас искать встречи со мной?
Новый знакомый слегка повёл плечами.
— Не совсем точно расставлены акценты, господин профессор… Ситуация сложилась в последние месяцы таким образом, то это скорее вы искали встречи с нами (это «с нами» Кирилл Алексеевич отметил сразу). А вслух произнёс:
— С «вами» — с кем?
— С теми, кто по роду своей деятельности и велению долга обязан был хранить долгие годы тайну таинственного происшествия в тайге в далёком 1908 году…
Божко застыл в изумлении… Потом медленно произнёс:
— Вы хотите сказать, что кто-то реально знал, что именно произошло в тайге летом 1908 году? Вам что-нибудь известно о той таинственной экспедиции?
Он ухватил собеседника за рукав, тот только покачал головой.
— Нет, Кирилл Алексеевич, о той экспедиции — а ведь вы имеете в виду упоминания о каких-то поисках в Тунгусской тайге в 1914 году, не так ли? — нам (он подчеркнул слово «нам») неизвестно ничего. Общедоступные слухи, не более. Так вот, скажу вам больше, у меня лично большие сомнения в том, что она вообще имела место быть… Представьте сами: Первая мировая война, Европа в огне, мозги у всех заняты совсем другим… На самом деле всё происходило несколько иначе и гораздо проще, чем вы даже можете себе представить. Я не стану вас интриговать дальше, у меня есть вполне конкретное предложение. Мы не будем с вами играть в «Парижские тайны», а сегодня вечером вы пригласите всех участников вашей экспедиции вот по этому адресу, где я всем вам расскажу то, что вам знать должно. Именно должно, дорогой Кирилл Алексеевич, поскольку машина запущена, и всем нам уготована в предстоящем действе вполне определённая роль. До вечера, господин Божко…
Незнакомец легко поднялся, сделал пару шагов… Что-то на мгновение отвлекло Кирилла Алексеевича, когда он огляделся по сторонам, то Матвея Петровича уже и след простыл. Только шелестели прозрачной в свете июльского солнца листвой березы по сторонам парковой аллеи. Божко приблизил к глазам картон визитной карточки. Никаких имён, фамилий, инициалов. Только адрес — ООО «Предчувствие», улица… Профессор достал из кармана сотовый, набрал короткий номер:
— Георгий, вы освободились? Нет, спасибо, всё в порядке. Обзвоните всех наших, соберите команду в офисе к семнадцати ноль-ноль… У нас сегодня важная встреча. Да, всех, без исключения. И Олесе позвоните, захватите её из гостиницы. До вечера, жду.
Где-то под ложечкой у заслуженного профессора засосало от странного предчувствия… Кстати, о «Предчувствии»… Кирилл Алексеевич набрал очередной номер:
— Вячеслав Альбертович, вы ещё в Первопрестольную не отбыли? Вот и хорошо. Тема наша приобретает неожиданный поворот. Я бы хотел, чтобы вы присутствовали сегодня на одной встрече. Да, и если вас не затруднит, наведите справки мне об одной московской компании, название только у неё странноватое… «Предчувствием» величают… Да, заранее благодарен. До вечера.
На этом неотложные дела для Божко заканчивались, оставалось только ждать вечера и дальнейшего развития событий.
От штаб-квартиры экспедиции к месту рандеву ехали всей компанией. В тесной «газели» повисло напряжённое молчание, никто старался не задавать лишних вопросов, только однажды Олеся неожиданно спросила:
— А Шерману сказали?
— Обещал быть, — не менее лаконично ответствовал Кирилл Алексеевич, и снова тишина ничем не нарушалась, кроме шелеста шин по асфальту.
Офис компании «Предчувствие» кардинально разнился с возможными представлениями о ней, если исходить из амбициозности самого названия. В небольшой стандартной конторской приемной немолодая уже, неуловимо похожая чем-то на небезызвестную мультяшную Фрекен Бок секретарша в ответ на протянутую Божко карточку степенно попросила обождать и скрылась за обитой дешёвым дерматинов дверью начальственного кабинета. Нарисовалась она буквально через полминуты и сухо бросила: «Входите, вас ждут».
Визитёры, несколько сбитые с толку столь холодным приёмом, робко ступили в сумрак интригующе мрачного кабинета и замерли, поражённые…
В огромном, больше похожем на спортивный зал кабинете, мебели практически не было, если не считать большого письменного стола с зелёным сукном и настольной лампой, несколькими массивными креслами чёрной дорогой кожи перед ним и бардовыми портьерами от потолка до пола на задней стене. За столом сидел уже знакомый Кириллу Алексеевичу Матвей Петрович в том же светлом костюме, перед ним лежали несколько листков машинописного текста… При виде посетителей он быстро перевернул их, поднялся навстречу гостям.
— Здравствуйте, — он радушно протянул узкую ладонь для рукопожатия. Когда взаимные представления закончились и все погрузились в глубины кресел, а «Фрекен Бок» обнесла гостей подносом с чашечками аппетитно пахнущего кофе, хозяин, не дожидаясь вопросов, сам сказал:
— Ещё несколько мгновений, мы, если я не ошибаюсь, ждём ещё кое-кого…
В этот самый момент в кабинет вошёл Шерман. Божко только было собрался облегчённо вздохнуть и представить ему хозяина, как к немалому изумлению учёного Матвей подошел к Вячеславу Альбертовичу, и они крепко обнялись… Народ зароптал, обалдев от неожиданности.
— Рад видеть тебя, Матвей, — в голосе Шермана не было излишнего дружелюбия, но сквозило определённое уважение к хозяину кабинета. — Я и правда рад, что ты снова с нами…
— Ситуация в корне изменилась, Слава, — покорно склонил голову тот. — Впрочем, я к вам или ты к нам присоединился, сегодня уже значения не имеет. Старт событиям дан, нам остаётся только следовать инструкциям, и мне, и тебе.
— Господа, — поднялся Божко. — Всё это конечно, очень мило, встреча старых товарищей и всё такое… Но не для того же вы нас позвали, чтобы мы смогли разделить радость встречи бывших одноклассников или однокашников… Мы ждём объяснений…
Шерман тяжело опустился в свободное кресло, и Кирилл Алексеевич с удивлением заметил, что число кресел точно совпадает с количеством присутствующих. Но в следующее мгновение всё это осталось где-то за гранью восприятия, поскольку началось само Действо…
Портьеры на задней стене кабинета с лёгким шелестом пошли в стороны, за ними оказался огромный, во всю стену плазменный экран неведомого телевизора. Мгновенно он осветился мерцающим светом, на нём появилась групповая фотография участников экспедиции, сделанная Романом перед вылетом из Красноярска на лётном поле аэродрома. Снималось это со штатива на автоспуске, а потому сам Красовский тоже присутствовал на снимке, ещё живой, как, впрочем, и Ванда, и Павлик, и Ванька, беспутный бродяга… Божко поймал себя на том, что воспринимает их как живых, столько тепла было в этом снимке, так сияли глаза тех, кто ещё только собирался бросить вызов неизвестности. На мгновение комок подкатил к горлу, видимо, не выдержал и Копылов, потому что резко бросил:
— И что всё это значит?
— Это значит, Кирилл Алексеевич, что ничьи труды и никакие жертвы не пропали даром, а наступил «момент истины, — несколько торжественнее, чем того может быть требовал момент, произнёс хозяин кабинета. — Ваша экспедиция поставила точку в титаническом труде тысяч людей, которые уже почти полтора столетия хранят Великую Тайну.
Он так и произнёс — Великую Тайну, причём, каждое слово — с большой буквы. И Божко почему-то ему сразу поверил, как Коротков доверился некогда Шерману. А Матвей Петрович тем временем продолжал:
— Сейчас я и господин Шерман постараемся с вашей помощью, уважаемые господа учёные, составить наконец из разрозненных кусочков разбросанной «по временам и весям» мозаики событий некое логическое и наполненное смыслом полотно. Прошу вас, Вячеслав Альбертович…
Шерман кивнул, не поднимаясь…
— Всё это началось в 1893 году. От Рождества Христова, естественно. Неподалёку от теперь знаменитой на весь мир фактории Ванавара геологическая партия Санкт-Петербургского его Императорского величества геологического института набрела на некий предмет, который в дальнейшем мы с вами будем называть Книгой… Нет, это действительно была книга, отпечатанная на бумаге, в крепком кожаном переплёте… Попала она в руки помощнику руководителя той партии, господину Божко (Кирилл Алексеевич дёрнулся), тогда ещё всего-навсего начинающему, но подающему уже большие надежды учёному, специалисту не только в области геологии, но и в столь не смежных науках, как астрология, языкознание, химия… Что там ещё изучал Ваш дед, Кирилл Алексеевич?
Божко вдохнул… Выдохнул… Попытался посчитать до десяти — помогло плохо.
— Продолжайте, — хрипло выдавил он. Остальные потрясённо молчали.
— Продолжаю, — в голосе олигарха не было ни тени какого-либо превосходства или издевки… Напротив, он казался смертельно усталым человеком, который, наконец, может переложить тяжкое бремя неведомого знания на другого. — Кроме необычного качества изготовления, Книга эта имела ещё и весьма странное содержание… В ней последовательно и с мельчайшими подробностями описывались события, которые должны были произойти в ближайшие сто с лишним лет. И пояснялось, что несмотря на то, что обладатель книги сей вполне может играть роль современного Нострадамуса (для отдельно взятого исторического периода), делиться своими познаниями с окружающими не стоит так же, как не стоит стараться что-либо менять в истории человечества, сколь бы сумрачными не представлялись грядущие годы. Первые обладатели Книги сумели проникнуться «важностью момента» и в точности исполнили то, что Книгой завещалось. В ближайшие годы сам собой сложился некий орден Стерегущих, который не только следил за тем, чтобы события по главной своей исторической последовательности шли положенным чередом, но и готовил преемников этого, скажу я вам, достаточно тяжёлого бремени: хранить в неприкосновенности нашу историю. Для чего, собственно? Это стало известно только 30 июня 1908 года, когда неизвестное космическое тело со страшной силой врезалось в тело нашей планеты. Кроме последствий планетарного, так сказать, масштаба, было и ещё одно мало примечательное событие, свидетелями которого стали только трое Стерегущих. На остававшихся долгое время чистыми страницах в конце книги, неожиданно появились новые письмена. Как и прежде, всё излагалось, господа мои, на отличном русском литературном языке, только, как отметили те из нас, кто имел дело с филологией, несколько странном фразеологически, с непривычными оборотами речи и самим построением фраз. Только теперь мы понимаем, что это язык далёкого будущего нашей планеты. Точнее, один из языков.
— Почему — русский? Не английский, не латынь, в конце концов? — тихо спросил Копылов. Шерман кивнул:
— Как раз здесь-то всё предельно ясно: неизвестные отправители прекрасно знали, где именно и кем, и при каких обстоятельствах будет получена эта посылка. Интересно другое: после Тунгусской катастрофы Книга стала вещать откровенную ересь о конце света в августе 2012 года… Первые её исследователи и последователи только посмеивались, хотя всё, что описывалось в Книге, исполнялось с поразительной точностью. Да и как могло быть иначе, если те, кто писал, прекрасно знали все тонкости собственной истории. И самое главное, что Книга не давала рекомендаций, как именно конца этого избежать. С одной стороны, само появление этого артефакта из нашего с вами будущего говорит о том, что в 2012 году ничего необратимого с нашим человечеством не произойдёт. С другой, для чего-то вся эта полуторовековая мистификация затеивалась? Так или иначе, оставалось только следовать её рекомендациям, уповая на то, что такая пунктуальность и есть панацея от всех планетарных бед.
— Так продолжалось до семидесятых годов прошлого, двадцатого века, — перехватил инициативу Матвей. — Если кто помнит, именно тогда по всему западному миру расплодились какие-то сатанисты, вышел нашумевший американский триллер «Экзорсист», первый в череде аналогичных маразмов. В общем, идея конца света широко пошла в массы. Чуть позже реанимировали каноны Нострадамуса, развалился СССР, в очередное, так сказать, подтверждение пророчеств из Книги. И тогда в среде Стерегущих произошёл раскол. Одни из них, «Традиционалисты», как они стали себя называть, продолжали следовать заветам этого священного для них писания. Другие, фаталисты по натуре, или так называемые «реинкарнанты» придерживались вновь ими созданной доктрины о том, что Книгу следует трактовать в том смысле, что конец света таки будет, но после него произойдёт возрождение человечества, некая реинкарнация, и Книга просто нас морально к этому готовит. И те, и другие приводили достаточно доводов в свою пользу. Я, ваш покорный слуга, имею честь представлять именно сторону «Реинкарнантов». А господин Шерман всегда следовал традиционным представлениям о трактовке событий.
— И что?.. — полушёпотом спросил Славка. Шерман пожал плечами:
— Сами понимаете, что разногласия носили, по большей части, полемический характер. До последнего времени, когда появился Сигнал. О нём, кстати, в Книге тоже говорится вполне конкретно, как и о том, что в район его обнаружения следует снарядить экспедицию, в которую должны войти следующие люди…
Все замерли, Шерман рассмеялся:
— Нет, не поимённо, просто определенные профессиональные и психологические характеристики. И никакой конкретики — о целях. Только прибыть на место — и всё. Здесь-то Реинкарнанты и решили вмешаться, поскольку усмотрели в назначенных событиях угрозу своей вере в конец света, которого они, скорее всего, ждали с большим вдохновением, чем последующей, затерянной в веках реинкарнации… Верно, Матвей?
— Да Бог его знает, Слава, теперь уже и не скажешь сразу, сработал эффект системы. Устои рушатся — они должны быть сохранены… Отсюда и все попытки срыва экспедиции, нападение на лагерь… Мы никого не собирались убивать, просто изолировать… Кто же мог знать, что Красовский окажется нашим спецам не по зубам? Кто он, этот Супермен, Слава?
— Не знаю, — честно сказал Вячеслав Альбертович. Вокруг повис недоверчивый гул. — Просто он — единственный человек, участие которого в экспедиции конкретно оговаривалось в Книге. Чётко и беспрекословно. Даже имя его было прописано.
— В моём экземпляре его, конечно, не было, — пробормотал Матвей. Шерман пожал плечами.
— У тебя — копия. А имя Красовского проявилось в оригинале только в середине мая.
Матвей хлопнул себя по лбу:
— Как я этого не предусмотрел! В Книге же нет константы! Она изменяется, точнее — дозирует информацию…
— Вот именно. Я тоже столкнулся с этим неожиданно, пришлось Романа вводить, что называется. В последний момент…
— А толку что? — тяжело вдохнул Божко. — Всё равно результат известен…
Шерман пожал плечами:
— Не скажите, господин Божко… Не скажите… Случилось то, что должно было случиться. Всё пошло именно так, как задумали авторы книги.
— А какие у Вас есть основания для таких утверждений?
Шерман пожал плечами.
— Нами исполнено всё, что предписано… До сего дня не было у нас оснований сомневаться в достоверности предсказаний и точности указаний, выдаваемых Книгой. Ведь так, Матвей?
Хозяин кабинета молча кивнул.
— В таком случае, почему бы нам не поверить Книге в очередной раз? — продолжал Шерман. — У меня нет веских оснований считать, что экспедиция погибла впустую. Во всём том, что произошло, есть какой-то высший смысл… Нет-нет, Кирилл Алексеевич, — Шерман заметил, как дёрнулся Божко, и предостерегающе поднял руку. — Я не имею в виду гибель ребят. Да и понятие «высший смысл» относится не к божественной компетенции. Просто всё о, что произошло — часть одного, нам пока неведомого плана.
— А можно спросить? — не слишком вежливо встрял Славка. Шерман демократично пожал плечами, дескать, весь — внимание… — А где гарантия, что план этот действительно разработали наши потомки во благо человечества, а не наоборот — некие инопланетяне для истребления человеческого рода?
Матвей изумлённо поднял брови:
— Вы юноша, по-видимому, насмотрелись американских боевиков типа «День независимости» и тому подобных. Повторяю специально для вас: Книга написана вполне человеческим языком, даже русским, и оперирует исключительно человеческими понятиями…
В какой-то момент он замер, потом энергично потёр виски…
— Слушай, Вячеслав, а в словах отрока есть доля логики… Если Книга из будущего, как мы некогда определили, то где гарантия, что писали её действительно наши прямые потомки?
Шерман задумчиво почесал подбородок.
— Пожалуй… Только это тогда уже совсем полный абзац… И с этим ничего не поделаешь. Что касается меня, то я по-прежнему оптимист, а, исходя их моего оптимизма, стоит предположить, что всё не так уж и плохо. Но гипотезу господина Копылова я пока тоже не отвергаю.
Славка самодовольно ухмыльнулся.
— Гипотеза — гипотезой, но мне бы хотелось знать, что нам, собственно, дальше делать? — холодно поинтересовалась Олеся. Все обернулись к ней. Она немного смутилась, но продолжила:
— Пока всё это напоминает пошлый полумистический детектив: Книга из будущего, Стерегущие, Реинкарнанты… А что эта ваша всеведущая Книга говорит о тех, кого сама же обрекла на смерть? И главное — во имя чего?
Матвей прикусил губу, Шерман отвёл глаза… Потом Вячеслав Альбертович тихо произнёс:
— Нам не дано знать будущее, но в одном я уверен твёрдо: всё было не зря. И, поверьте, у меня для такого заявления есть достаточно оснований.
— Например? — ехидно поинтересовался неугомонный Копылов, совсем уже ошалевший от безнаказанной наглости.
— Например, последнее сообщение Книги, которое появилось не далее, как сегодня утром, — резко бросил Шерман. Все остолбенели, Матвей не стал исключением.
— И что в нём? — от напора в голосе Олеси не осталось и следа.
— Одно слово — «ждите», — устало произнёс Вячеслав Альбертович. Все переглянулись.
— «Ждите», — повторил Божко. — А можно вообще-то взглянуть на эту таинственную Книгу? Хотя бы, как говорится, одним глазком?
— Конечно, — кивнул Шерман. — Когда будете в Москве, то есть — через два дня. Что же касается сообщения, меня о нём уведомило доверенное лицо. Надеюсь, что сам-то я всё ещё на доверии?
— А в Москву, простите, мы поедем по какой надобности? — проигнорировав вопрос олигарха, тихо поинтересовалась Олеся.
— Как вы сами понимаете, дальше невозможно утаивать от Правительства всю информацию, — спокойно пояснил Шерман. — Дело принимает планетарный масштаб. Конечно, не может быть и речи о полной и широкой огласке всех подробностей этой вековой истории, но мы обязаны внести ясность для того, чтобы те, кому это по рангу положено, приняли соответствующие решения. Причём, не в рамках отдельно взятой страны. Необходимы консультации на уровне глав государств.
Матвей вздохнул:
— Вот и закончилась эпопея… Честно говоря, немного жаль… Служению миру посвятили себя несколько поколений Стерегущих. С этим рождались и умирали, это передавали от отца к сыну или дочери. М-да, сказочке конец.
Божко устало поднялся, окинул всех тяжёлым взглядом.
— Как я понимаю ситуацию, Вячеслав Альбертович, все, здесь присутствующие, теперь связаны определённым «обетом молчания», не так ли?
— В какой-то мере, — кивнул Шерман.
— В таком случае, ребята, дополнительные разъяснения относительно того, как себя вести до отлёта в столицу, вы получите у господ Шермана и Силантьева. А мне надо подготовиться к отъезду, да и по дому дела накопились, стоит их завершить. Вячеслав Альбертович, пришлёте послезавтра за мной машину?
— Разумеется, Кирилл Алексеевич, — кивнул Шерман.
— За сим — откланяюсь, — старый профессор тяжело поднялся и вышел из кабинета.
— А мы? — впервые подал голос Гоша. Силантьев улыбнулся:
— Ваши молодые светлые головы нам сегодня ещё понадобятся. Не беспокойтесь, надолго не задержим. Хотелось бы выслушать свежее мнение по некоторым вопросам, если не возражаете…
* * * * *
Весь перелёт до столицы Божко проспал. Так уж получилось, что впервые после стольких дней тяжёлых размышлений у него впервые появилась возможность заснуть если не со спокойной совестью, так хоть с надеждой на то, что всё было не зря. Да и сами такие перелёты за время подготовки экспедиции уже давно перестали для него быть чем-то экстраординарным. Поэтому проснулся Кирилл Алексеевич только тогда, когда колёса частного «бомбардьера» коснулись бетонки аэропорта Чкаловский, что неподалёку от Щёлково. Это несколько удивило профессора, поскольку, как он знал, что аэропорт этот пользует в основном правительственная авиакомпания «Россия» или, проще говоря, отсюда совершаются исключительно официальные рейсы. Да еще те, что обслуживают Звёздный городок, то есть – Центр подготовки космонавтов. Но за месяцы общения с Шерманом Божко уже перестал всему удивляться, поэтому воспринял всё как само собой разумеющееся и молча стал собираться на выход. Остальные его спутники, завидев в иллюминаторы стоящие шпалерами правительственные «Илы» и «Ту», были несколько шокированы, что и не преминули выразить восторженными воплями. Одно слово, молодёжь…
Спустившись на раскаленный июльским солнцем бетон, Кирилл Алексеевич покрутил головой, разминая затёкшую шею, и спросил Вячеслава Альбертовича:
— На аудиенцию в Правительство сегодня поедем?
— Нет, — улыбнулся Шерман, — пока всё планируется на завтра, после четырнадцати часов. Сейчас я свяжусь с протоколом Президента и всё уточню.
— С Президентом, — охнул сзади «Пожарник», уронив на землю спортивную сумку. Вячеслав Альбертович бросил через плечо:
— А что вас, собственно, удивляет, юноша? Или, по-вашему, кто-то другой более уполномочен решать вопросы будущего своей страны?
— Да я ничего, просто удивительно всё…
— Предлагаю пока разместиться поудобнее и в меру удивляться в комфортабельных условиях. А тем временем и подготовиться к встрече, соответственно. Прошу всех в машину.
Все расселись в поданном к трапу микроавтобусе, машина тронулась, сзади пристроились два автомобиля охраны, и кортеж покатил по живописному Подмосковью в сторону Монино. Попетляв по нешироким, но достаточно качественным дорогам, через полчаса остановился у ворот приличных размеров коттеджа, стоящего посреди леса в окружении таких же неслабых особняков.
Шерман, выйдя из машины, что-то сказал подскочившему к нему местному служащему, после чего принял у него связку ключей от комнат и жестом пригласил гостей следовать за ним.
— Это мой личный загородный клуб, там, за посадкой, поле для гольфа и конюшни, а здесь — зона отдыха. Располагайтесь, сейчас каждому из вас выделят комнату, чтобы вы могли отдохнуть и привести себя в надлежащий вид. Если в чём-то нуждаетесь — не стесняйтесь, спрашиваёте на ресепшн или по внутреннему телефону.
— Вы нас покидаете? — поинтересовалась Олеся. Шерман покачал головой:
— Нет, Матвей и я останемся с вами вплоть до встречи с Президентом. Нам многое предстоит обсудить, прежде чем выносить всё происшедшее на суд общественности, я имею в виду не таёжную трагедию, а всю историю в целом. И надо сразу подготовить предложения по международной огласке события. Как говорится, «…не можешь уничтожить народное движение — возглавь его». Слухи лучше культивировать самим, а кому их интерпретировать и без нас найдётся, уж поверьте мне.
— Верим, — пробормотал Божко, вспоминая всю ту канитель, которая развернулась в прессе сразу по возвращении экспедиции из тайги. — Ещё как верим.
— Вот и ладненько, — потёр руки Матвей. — Как устроитесь — спускайтесь в холл, решим, что и как дальше делать.
Минут через сорок народ стёкся в холл, распределились на многочисленных диванчиках и банкетках, в меру своих пристрастий. Божко облюбовал громадно кожаное кресло, которое почти скрыло его от остальных и позволяло хоть на минуту создать иллюзию одиночества, которого ему в последние недели так категорически не хватало. Ребята вполголоса переговаривались, делясь первыми впечатлениями от пребывания в этой обители умопомрачительной роскоши. Многочасовой перелет, гонка по подмосковным шоссе, королевские апартаменты, которые они до селе видели только в модном «глянце» — всё это подействовало на участников фантастической эпопеи несколько ошеломляюще, и теперь переполнившие их эмоции искали выхода наружу…
Матвей вошёл стремительно, вывалил на журнальный столик стопку бумаг и глянцевых фотоснимков:
— Прошу любить и жаловать, так сказать… Поскольку оригинал господин Шерман обещал предоставить, но до встречи с Президентом просил обождать, то предлагаю вам пока полюбоваться на Книгу в варианте фотокопий и списков с неё.
Божко взял в руки снимок: ничего необычного, немного потрёпанная с виду (а чего ты хотел — столько лет прошло!) книжица среднего формата. Без титульной надписи, тёмно-коричневый переплёт, страниц эдак шестьсот… Печатный текст без «ера» и «яти», свойственным той эпохе. Хотя о чём это я: эпоха Книги в далёком будущем, в столь далёком, что отсюда в телескоп не увидишь! Списки с текста тоже не поражают, древние летописи поинтересней будут, впрочем, я не археолог. Возьмём что-нибудь достаточно известное, например, начало Великой Отечественной… Вот, «…в четыре часа ноль две минуты направлением на Минск, Киев, Могилёв…» Сводка Совинформбюро, право, кратко и сухо…
— И что интересно, — продолжал начатый ранее монолог Матвей, — вся информация появлялась на страницах в среднем за год до события и сохранялась далее уже в списках Книги. Но чем ближе к началу нового века, тем короче становились эти промежутки между предсказаниями и событиями.
— Банальный прогресс, уважаемый, точнее — темпы его роста и скорость его осмысления, — пробурчал Божко. — Неизвестные создатели этого чуда информатики учли всё, вплоть до ускорения восприятия нами информационных потоков.
— Это неудивительно, если они действительно наши потомки и досконально знают не только нашу историю, но и то, какими именно темпами развивалась природа самого человека. Это как раз и говорит в пользу потомков в отношении гипотезы пришельцев извне, — неожиданно встрял «Пожарник». Всё воззрились на него. Несколько стушевавшись от обилия внимания, он, тем не менее, продолжил. — Я, конечно, всего-навсего физик, причём по большей части теоретик, но и мне вполне ясно, что лингвистика Книги ориентирована в первую очередь на землян где-то конца двадцатого — начала двадцать первого века. Построение фраз, грамматика, устоявшиеся обороты… В начале прошлого века так не писали, тем более — не оперировали половиной применяемых в записях понятий, не так ли, Матвей Викторович?
— О чём вы, юноша?
— А вот, например, «…при атаке французских позиций немецкая армия впервые применит иприт — отравляющее вещество, впоследствии запрещённое мировой конвенцией». Ипритом газ был окрещён, кстати, именно по названию города Ипр, в окрестностях которого он применялся впервые. Или: «вторая и третья эскадрильи русских самолётов «ньюпор-17» под командованием…». Эскадрильи появились гораздо позже, в царской армии были авиаотряды, да и самолётами аэропланы стали называться гораздо позднее, нежели в 1915 году, которым датирована запись. Как, интересно, ваши коллеги — современники этих событий, разбирались в этих писаниях, которые должны были показаться им полной галиматьёй, а, Матвей Викторович?
Матвей засмеялся:
— А ей они им таковой и казались, осознание приходило со временем, по мере того, как описываемое, каким бы диким оно не виделось, в точности до деталей происходило на самом деле. И ещё больше укрепляло ряды тех, кто поклялся беречь тайну Книги.
— Это просто кошмар, — зябко повела плечами Олеся. Божко удивлённо поднял бровь… Заметив его гримасу, журналистка пояснила:
— Люди заранее знали, что их ждёт, ну, не конкретно их, конечно, но человечество, их собственную страну, возможно — близких, и не имели ни малейшего права что-то предпринять!
Божко скептически хмыкнул
— И что же смогли бы они сделать, скажите на милость, девонька моя? Выступить в Думе с тирадой, что, дескать, через год студент Гаврила Принцип в Сараеве шлёпнет эрцгерцога Фердинанда, и начнётся Первая Мировая? Или заявиться к Иосифу Виссарионовичу и сообщить, что Берия — английский шпион, а война начнётся тогда-то и тогда-то? Реакцию собеседников представляете?
Копылов хмыкнул в кулак… Божко продолжил:
— По моему скромному разумению, вся эта бодяга с Книгой сводилась к тому, чтобы в течение столетия говорить только правду, а в Самый Главный Момент чтобы мы поверили в эту правду, какой бы дикой она не показалась нам на первый взгляд. И не только поверили, но и выполнили то, что нам предназначено. Не так ли, Матвей?
Силантьев, напряжённо размышлял, уперев подбородок в побелевшие от напряжения кулаки. Он не сразу отреагировал на реплику Кирилла Андреевича, потом провёл ладонью по лбу, словно смахивая невидимую пелену, хрипло проговорил:
— И вы считаете, что момент наступил?
Божко поднялся, прошёл к окну, распахнул тяжёлые портьеры, впустив в холл потоки летнего предзакатного солнца. Пожал плечами.
— Отчасти — да, поскольку в последние месяцы этот фолиант страдал потрясающей конкретикой, вплоть до имён и фамилий главных действующих лиц. Я сейчас о Романе…
— Я понял, — кивнул Матвей.
— И о месте действия. Это я теперь о координатах. Как я понимаю из вашего с Шерманом диалога в Томске, больше откровений не поступало. «Ждите» — и точка. Осталось понять, чего именно ждать.
В этот момент двери распахнулись и в залу стремительно вошёл Вячеслав Альбертович и, бросив пиджак на канапе и на ходу расстёгивая ворот сорочки, уже свободный от галстука, торжественно провозгласил:
— Президент ждёт нас в два пополуночи!
— Не рановато? — съехидничал «Пожарник». Шерман тонко улыбнулся:
— Для человека, у которого рабочий день заканчивается в час ночи — в самый раз.
Глава 2
Теории невероятности
Боюсь, что земной шар — жёлтый дом Вселенной.
Вольтер
— Майк, что это такое? — «Великий Гэтсби», в миру — Джордж Хаксли, глава отделения ФБР в штате Коннектикут — потряс перед носом специального агента Майкла Буковски кипой бумаг, исписанных мелким неровным почерком последнего.
Буковски, которого подобные громогласные эскапады шефа уже давно не вгоняли в оторопь, спокойно присел на краешек кресла в углу кабинета, делано тяжело вздохнул и ровно произнёс:
— Отчёт, сэр…
Хаксли, продолжая сверкать начальственным взглядом, тем не менее, на тон тише спросил:
— Это — отчёт?
Майк кивнул. Он прекрасно помнил, начальство терпеть не может писанину от руки, но здесь ничего не мог с собой поделать: ещё со времён колледжа всё наиболее стоящее внимания выходило исключительно из-под пера Буковски, но, ни в коем случае, не с клавиатуры компьютера. «Писанина» помогала ему собраться с мыслями, и в процессе, так сказать, рукописного творчества, у него появлялись реально интересные мысли и прочие откровения, которые и помогли ему с успехом закончить сначала колледж, а потом и Калтек , причём — физмат. А в «контору» он попал сначала именно как технарь, специалист по криптографии, а уж потом напросился в полевые агенты.
— Чёрт с ними, с твоими каракулями… Я сейчас спрашиваю о содержательной стороне этой макулатуры, — пачка бумаги полетела в сторону журнального столика в углу кабинета. Майк заинтересованно проводил её глазами, потом обратил свой чистый взор в сторону руководства.
— С ней что-то не так?
«Великий Гэтсби» тяжело опустился в кресло. Достал из кармана пачку «винстона», вспомнил и приснопамятном государственном запрете на курение в общественных местах, вздохнул и буркнул:
— А ты сам-то как считаешь?
Майкл неторопливо поднялся, по-военному вытянулся и ровно произнёс:
— С формальной стороны отчёт в полном порядке, сэр, расследование проведено в полной мере, со всем тщанием, все факты проверены (и перепроверены, про себя уточнил он), состав преступления отсутствует, как, кстати, и сам преступник. Он пропал бесследно. Мы в течение месяца отслеживали все его связи, поставили на прослушку телефон городской и мобильный, взяли под наблюдение все его контакты за последнее время. Ничего. Кредитные карточки не фиксировались банкоматами, денежного обращения по счетам нет, билетными кассами он не пользовался, камеры наружного наблюдения в общественных местах его не фиксировали.
— То есть, человек пропал с места катастрофы, целый и невредимый, а мы его нигде не смогли обнаружить за целый месяц? — уточнил Хаксли. Майк кивнул и продолжил:
— Смею напомнить, сэр, как было дело. Легкомоторный самолёт «сессна-152», который пилотировал профессор Калифорнийского университета Мануэль Де Санта Вилья, пятнадцатого июня 2008 года внезапно потерял управление и упал с высоты шестисот метров в пригороде Харфорда, разрушив бензозаправочную станцию на пятом километре шоссе Харфорд-Уотербери и повредив семь автомобилей и школьный автобус. Пострадавших нет, сам профессор, за минуту до происшествия выходивший на связь с башней аэропорта Харфорда и запросивший посадку, на месте падения машины обнаружен не был. По мнению экспертов, самолёт был полностью исправен, создавалось впечатление, что профессор по какой-то причине либо бросил управление (потерял сознание), либо покинул машину, после чего она благополучно и свалилась на эту заправку. Примерно так…
Хаксли мрачно кивнул.
— Это всё лирика, почему ты забрал дело в местной полиции и приволок его сюда?
Майкл про себя усмехнулся, пока были ещё цветочки, ягодки только начинались.
— Шеф, когда ко мне по старой дружбе обратился местный шериф, я тоже собирался послать его подальше, но сработала интуиция, мне показалось, что что-то подобное мне уже встречалось в сводках, причём сравнительно недавно. Я запустил поиск в Сети и обнаружил целую серию совпадений, одиннадцать аналогичных случаев по стране, и все — в пределах двух-трёх дней, с четырнадцатого по восемнадцатое июня этого года. В каждом из них человек исчезал бесследно прямо на глазах окружающих. Вот, смотрите, Стивен Краузе, тридцать один год, ремонтник кабельных сетей, зашёл, пардон, в общественный туалет в супермаркете, озлобленные очерёдники через полчаса снесли дверь, а Краузе-то и нет в кабинке. Остался только рабочий чемоданчик. Место действия — Патерсон, штат Нью-Йорк. Джулия Тейлор, двадцать семь лет, маркетолог агентства недвижимости «Barton & Barton», Вашингтон, округ Колумбия, загнала машину на служебную парковку, в офисе не появилась, с парковки не выходила. Тревогу подняла охрана, когда вечером машина осталась невостребованной. Дальше… Виржиния Эдвертон, тридцать шесть лет, мать двоих детей, домохозяйка из Боулдера, штат Колорадо. Средь бела дня отправилась к двоюродной сестре, на день рождения племянника, села в такси, по дороге не ответила на какой-то вопрос водителя. Тот обернулся — её уже не было в машине.
— То есть? — поднял брови Хаксли. Майк пожал плечами.
— Просто не было на заднем сиденье, и — всё.. Машина до этого по дороге не тормозила, да и водитель блокирует замки дверей на случай, если кто решит смыться, не заплатив. Бедный малый полным ходом рванул в полицию и даже добровольно сдал оставленную на заднем сиденье дамскую сумочку с кредитками и сорока тремя долларами в кошельке. Его сутки промурыжили в участке, затем были вынуждены отпустить, хотя он по-прежнему на подозрении. Муж землю роет, жизни копам не даёт.
— Я его понимаю.
— Вот-вот. Продолжаем. Джон Ли, штат Нью-Мексико, Альбукерке… Сорок один год, отставной военный, воевал в Персидском заливе, в Ираке, Афганистане. Держит стрелковый клуб для ветеранов. Вдовец, сам воспитал сына, тот учится в Санте-Фе, в колледже. Ровный, спокойный малый — это я о Ли-старшем, соседи отзываются о нём исключительно положительно. Приехал к товарищу на ранчо, они там собираются со старыми сослуживцами, этакое боевое братство… С дороги зашёл помыться в душ, да так и пропал прямо оттуда. Что называется, при большом скоплении сотоварищей и их жён… Полиция обследовала всех под микроскопом, перевернули вверх дном всё и вся — никаких следов. Одежда сложена в предбаннике в полном порядке (парень, как ч понял, вообще был аккуратист), обувь под скамьёй, золотой «роллекс» в кармане брюк, а человека нет!
— Постой, парень, сколько, ты говоришь, таких пропащих у нас всего?
— Официально зарегистрировано одиннадцать аналогичных случаев. Подчёркиваю: зарегистрировано. А сколько реально тех, кто по каким-то причинам ещё не обратился в полицию или в ФБР, нам пока неизвестно. Но все случаи объединяет одно и то же: люди пропали при большом скоплении народа примерно в одно и то же время. С четырнадцатого…
—… По восемнадцатое июня, я помню, — «Великий Гэтсби» расправил плечи, разминая спину, и сразу стал похож на громадного гризли, выбирающегося из пещеры. Он поднял трубку внутреннего аппарата, казавшуюся в его руке детским леденцом:
— Аполло, заскочи ко мне.
Ровно через полминуты в кабинет влетел Аполло Райт, чернокожий красавец, гордость аналитического отдела. В свои тридцать он сумел сделать головокружительную для своего рядового происхождения карьеру от оперативника до заместителя начальника департамента аналитики округа.
— Вызывали, босс?
— Познакомьтесь, ребята, дальше вам работать вместе.
Майк пожал узкую ладошку Райта, дежурно улыбнулся. Райт недоумённо покосился на шефа:
— Что-то стряслось?
Хаксли саркастически хмыкнул:
— Похоже, мои аналитики решили переложить свою работу на полевиков. Полюбуйся, что раскопал Майк, — он кивнул в сторону листков отчёта, разбросанных по журнальному столику. — Если верить этой писанине, то мы если не уже, то скоро будем по уши в своих фекалиях.
Райт аккуратно собрал бумаги, бегло просмотрел. Глаза его округлились:
— Матерь Божья…
— Как могло случиться, что и в штаб-квартире, и у нас прохлопали такие факты? — хмуро вопросил «Великий Гэтсби». Аналитик потёр лоб:
— Объяснение этому довольно простое: все эти случаи проходят по разным статьям. В одном месте подозрение на убийство, в другом — авиакатастрофа, в третьем — вообще не поймёшь что. Вот центральный компьютер и не свёл их в одну последовательность. А мистер Буковски не поленился и раскопал связи второго и третьего порядка, этим-то и отличается человеческое мышление от машинного разума. Если построить специальный алгоритм поиска, то, мне кажется, мы найдём ещё много интересного.
Хаксли шумно сел.
— Какие на то основания? — мрачно вопросил он. Буковски заинтересованно подался вперёд, он тоже подозревал, что всё это — только верхушка айсберга. Но что внизу — боялся даже представить.
Аполло снял очки в дорогой тонкой оправе, задумчиво протёр стёкла бархоткой. Остальные терпеливо ждали. Водрузив оптику на нос, он сказал:
— На лицо — систематика по датам, собрав более полную картину по географии, социальному положению жертв (или не жертв?), возрастным характеристикам, сопоставив время исчезновения, мы получим определённую закономерность исчезновений этих людей как некоего явления. И только тогда сможем делать определённые выводы, в том числе: что, собственно, произошло и где их искать. Вообще-то, в стране масштабов США и России в год пропадает в среднем до пятидесяти тысяч человек, то есть около ста пятидесяти человек в день. Это — результаты преступлений, несчастных случаев, определённых заболеваний амнезического характера, побегов от жён и долгов и так далее. Но в нашем случае отмечены пропажи совершенно адекватных, более того — успешных или просто безпроблемных граждан США на глазах других людей. Этакий «Копперфильд массового потребления». Только у того люди и вещи возвращались обратно, а у нас, похоже, с этим проблема.
— Предложения? — на сей раз тон «Гэтсби» был сух, как ветер Невады. Райт взглянул ему в глаза:
— Искать, сэр. Сначала остальные случаи пропажи людей в этот отрезок времени, потом уже и самих пропавших или их следы. А самое главное: найти закономерность в этих происшествиях.
— А если не найдёте закономерности?
Аполло тонко улыбнулся.
— Простите, шеф, но это был бы идеальный вариант. Такой итог расследования всё бы значительно упростил. В административном плане, конечно.
— Я вас понял. Занимайтесь, ребята, а я пока потревожу своих приятелей-смежников, может у них найдётся что-нибудь интересное для нас…
Именно за эту непостижимую способность налаживать самые невероятные связи и за мрак таинственности, стоящий за ними, Хаксли и получил своё прозвище . А в том, как эти связи работали, Майк не раз убеждался лично. Он кивнул Райту:
— Пойдём ко мне в кабинет или для начала посетим ваш департамент?
— Сначала — к тебе.
— Отлично, — Майк распахнул дверь в приёмную, пропуская Аполло вперёд. — Прошу…
Хаксли мрачно смотрел вслед своим молодым сотрудникам с тяжелым предчувствием грядущей грозы. Он-то по своему опыту знал, чем кончается поиск подобных закономерностей и мысленно уже готовил пространный доклад в Агентство национальной безопасности.
* * * * *
Коммандер Грег Фентон с высоты «острова» взирал на лётную палубу громады «Джорджа Вашингтона», атомного авианосца Седьмого ударного флота США, несущего вахту в Южно-Китайском море. Его корабль стал первым плавсредством с атомной установкой, длительно базирующемся в Йокогаме. До сих пор «косоглазые» бойкотировали размещение судов с ядерными реакторами в память об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Но времена меняются, и вот уже могучий авианосец олицетворяет мощь американской демократии в этих неспокойных водах.
Начиналось всё, правда, несколько трагично, если вспомнить пожар 22 мая, который покалечил тридцать семь матросов и слизнул из карманов американских налогоплательщиков почти семьдесят миллионов долларов. Именно в такую красивую сумму обошёлся текущий ремонт громадного корабля. Из-за этого пришлось опоздать в порт приписки, потребовался заход на базу в Пёрл-Харбор, но вот уже всё позади, и после длительного перерыва начинаются первые полёты.
Внизу ревели на форсаже турбины, одна за другой взлетали «спарки» F-18: ветераны готовили себе смену, молодняку предстояло совершить первые после «учебки» реальные посадки на палубу авианесущего корабля. Гулко хлопнула катапульта, отправляя в полёт очередную машину, самолёт слегка просел, оторвавшись от палубы, но мощь двигателей компенсировала скорость, блеснув остеклением фонаря и заложив пологий вираж, истребитель стал набирать высоту. А на взлётную палубу стартовая команда уже выкатывала следующую машину. Лётный конвейер начинал работу.
Авианосец резал сияющую гладь почти неподвижного моря со скоростью почти двадцать пять узлов. Это диктовалось технической необходимостью. Во-первых, добавляло скорости самолётам на взлёте, а, во-вторых, позволяло садиться выше критического скоростного порога. Попросту говоря, корабля сначала давал пинка лётчикам, а при посадке «подстилал» под них посадочную палубу. Все команды работали, как одно целое, каждая посадка на авианосец — маленький подвиг, как для лётчика, так и для всей палубной команды, от диспетчера посадки до дежурных пожарников. Недаром пилоты, совершившие сто и более посадок на авианосец, считаются национальным достоянием, их наперечёт лично знает Президент со всеми причитающимися отсюда преференциями. Правда, у русских, как слышал Фентон, сто посадок на палубу — это так, как не фиг делать, лёгкая разминка. Да и авианосец-то у них всего один, доходяга-«Кузнецов», но ребята говорят, что эти парни летают как боги, «…на честном слове и на одном крыле», и наш ас среди них — фигура вполне заурядная… Да мало ли что говорят про русских.
Фентону приходилось встречаться с русскими кораблями и самолётами в разных частях Мирового океана: и в Персидском заливе во время печально известного кризиса, и в Средиземном море во время большого патрулирования у берегов мятежной Югославии. В конфронтацию те вступали, но держались всегда настороженно. Да и свои не спешили скалить зубы, ядерная держава эта Россия, как ни крути. Кроме того, их подводный флот хоть и помельче нашего, но тоже нет-нет — да и покажется в самом неожиданном месте. Как например, случилось в приснопамятном августе 1984-го, когда перегревшийся на солнышке этот «ковбой» Рейган заявил репортёрам, что «…отдал приказ бомбардировать СССР». Ровно через десять минут после этого выверта, сделанного в прямом эфире, в паре кабельтовых от одного из флоридских пляжей всплыла эта «дура» — советский ракетоносец класса «Тайфун». И это внутри периметра широко разрекламированных противолодочных буёв! И на борту у этого «подарка» — двадцать стратегических ракет с ядерными кассетными боеголовками. А время подлёта ракеты от Флориды до того же Вашингтона, к примеру, всего-то с десяток минут. Так, молитву прочитать…
Пока катера и самолёты частей береговой охраны прогревали двигатели, выходили в море и взлетали в небо, русские попялились в бинокли с высоты своей громадной рубки на нудистский пляж, демонстративно подраили палубу, потом также тихонько, без всплеска нырнули — и были таковы!
«Вашингтон Пост», помнится, написала в передовице по этому поводу: «Мы всегда шумели, что русские идут. И вот они пришли — неизвестно откуда, и ушли — неизвестно куда!» А старина Рональд тут же выступил с очередным заявлением, что его ересь в эфире была всего лишь шуткой, «slip of pen »… так сказать.
Сегодня утром коммандер Фентон получил приказ из Вашингтона начать учебные полеты, одновременно выдвигаясь в Средиземное море, к побережью Турции, куда надлежало прибыть к шестому августа. И вот, в окружении кораблей сопровождения, «Джордж Вашингтон» взял курс на юго-запад. Первая пара прошла на малой высотой над гигантской палубой — лётчики отрабатывали посадку в три этапа. Сначала — проход над палубой на высоте не более ста пятидесяти футов, чтобы отработать дальний привод. Потом «конвейер», проход с касанием шасси палубы, почти настоящая посадка, только с большей вольностью по скоростному разбросу. И, наконец, собственно посадка.
С грохотом прошла вторая пара, качнув крыльями, ушла на круг. С кормы уже заходила следующая машина. Всё отработано до мелочей, в команде корабля — только профессионалы своего дела. Случаются, конечно, неурядицы, но так, в пределах допусков. Фентон поморщился, вспомнив о пожаре, который тушили всем миром почти двенадцать часов… Это — не в счёт! Такие исключения лишь подтверждают правила.
На крыло мостика выскочил второй лейтенант Кросби, отвечающий за связь:
— Коммандер, ситуация «семнадцать»!
Фентон стремительно перехватил у него гарнитуру:
— Коммандер на связи!
Сквозь шелест помех прорвался голос Стива Барроу, дежурного офицера посадки:
— У «летучей кошки» ноль три — проблема!
— Суть?
— Остался без лидера.
Фентон поперхнулся:
— Не понял…
В голосе офицера посадки сквозила нервозность, и это коммандеру не понравилось:
— Сэр, лейтенант Хэммот никогда не совершал самостоятельную посадку на палубу.
— Так.
— Его вёл майор Кидз.
— Так! — с каждой новой фразой в голосе коммандера креп металл.
— Кидз пропал, сэр…
— Так!! — начал было на полную распаляться Фентон, но тут до него дошёл смысл сказанного. — Как — пропал? Куда, к чёртовой матери, мог он пропасть из кабины?!
— Не знаю, сэр… Хэммот паникует, и я боюсь, что с посадкой он самостоятельно не справится…
— Удаление?
— Три мили.
— Веди его на стандартный проход над палубой и уводи на второй круг. Остальным машинам — в зону ожидания. Работаем только «летучую кошку» ноль три. Дай мне с ним связь, — рявкнул он связисту. Кросби метнулся в рубку. Следом вошёл и коммандер. К чести экипажа, никто не проявил излишнего любопытства или изумления по поводу происшедшего. Правильно, сначала надо посадить парня, а потом уж будем разбираться с майором. Интересно, это у него воспитательный момент такой или как?.. Тоже мне, гений педагогики. Погоны посрываю к чёртовой матери!
— Коммандер, связь! — доложил Кросби. Фентон кивнул:
— Дай громкую… «Летучая кошка» ноль три, на связи коммандер Фентон. Как ты, сынок?
В голосе Хэммота, к удивлению офицеров, не было истерических ноток, так, малость испуга и ещё чего-то знакомого, но не похожего на страх:
— Я в порядке, коммандер, только немного неспокойно… Я садился на палубу до этого только на тренажёрах и на полосе-имитаторе… А корабль, он отсюда какой-то маленький, сэр…
Фентон хмыкнул.
— И потом, сэр, и не знаю, что с майором… Он внезапно замолчал, в зеркала я его не вижу. Что делать?
— А что можно сделать? — пожал плечами коммандер, словно молодой пилот мог увидеть этот жест из скользящего над океаном самолёта. — Садись, парень, а с майором мы потом как-нибудь сами разберёмся. И не беспокойся, авианосец — он только с высоты такой маленький… В твоём распоряжении восемнадцать тысяч квадратных метров лётного поля, сынок, а это — славная посадочная площадка.
— Есть, сэр, — легкая дрожь голоса, это нормально, прикинул Фентон. Он вызвал Барроу.
— Как там «ноль третий»?
— Начал заход, идёт в «зелёном коридоре», рысканье в пределах допусков. «Ноль третий», на курсе и на глиссаде, держи скорость сто семьдесят миль. Удаление две мили. Высота триста футов. Заходим.
— Сажусь, — слышно было, что пилот всё-таки очень волнуется.
На палубе аварийные расчёты заняли свои места по штатному расписанию. Упёрлись в приближающийся самолёт жерла водяных пушек, пожарные в серебристых термостойких костюмах застыли за турелями гидрантов.
Со стороны кормы, всё увеличиваясь, показался хищный силуэт F-18. Самолёт снижался на удивление ровно, коммандер отметил про себя отличную лётную подготовку новичка. Вся механизация была выпущена, посадочный гак готовился зацепиться за тросы аэрофинишёра. Всё ниже и ниже, остаются считанные метры, вот колёса касаются палубы, есть захват гаком, машина по инерции прокатывается вперёд, проседает от резкого торможения, пресекается рев двигателей, стихает свист турбин… Всё, сел…
Фентон снял кепи, смахнул пот со лба… Проклятая июльская жара. Он, не глядя на вахтенных офицеров, игнорируя внутренние лифты, по внешним трапам сбежал на палубу.
К самолёту он подоспел в тот момент, когда финишная команда качала пилота на руках. При виде командира корабля все расступились, вытянувшись в струну, молодой лётчик со шлемом в руках попытался тоже принять стойку «смирно», но Фентон снисходительно махнул рукой, шагнул к нему и обнял, похлопав по спине:
— Молодец, парень, ты просто молодец…
— Спасибо, сэр, — только тут Фентон заметил, что мальчонка чуть не плачет, и приказал:
— Быстро в лазарет, на осмотр… Где тут этот мерзавец Кидз?!
Ответом ему была оглушающая тишина.
— Где он, я спрашиваю?!
— Сэр, майора в кабине не было, — дрожащим голосом доложил один из техников. Фентон резко повернулся к нему:
— Не понял…
— Мы сразу же открыли кабину, но там никого не было. Кислородный шланг словно срезало бритвой, катапультируемое кресло на месте… Можете сами убедиться. Надо еще просмотреть видеофиксатор, техники подготовят запись через час, как только извлекут рекордер.
— Понятно, — пробормотал коммандер, хотя самому ни черта понятно не было. Ну, да видеозапись всё прояснит, а так инцидент малоприятный, надо думать, что писать «наверх», ведь наверняка кто-нибудь стуканёт прямо сегодня. Свет, сами понимаете, не без добрых людей. С этими невесёлыми мыслями, в полном смятении коммандер покинул лётную палубу, готовившуюся принять остальные истребители, зависшие до особого распоряжения в зоне ожидания.
* * * * *
— Таким образом, господин Президент, перед нами появилась реальная, хотя и не вполне внятная с точки зрения здравого смысла угроза, — директор ФБР Джессом Гамильтон аккуратно сложил в коричневую папку крокодиловой кожи (плод вечной ненависти гринписовцев!) странички объёмистого доклада. Президент рассеянно кивнул, обвёл внимательным взглядом всех, собравшихся в Овальном Кабинете Белого дома. Министр обороны, госсекретарь, начальник штабов, директор ЦРУ, руководство Агентства национальной безопасности, военные контрразведчики. «Большой Конклав», как уже давно он про себя окрестил подобные сборища. Хотя, надо сказать, на его памяти в таком составе ещё не собирались, да и при прежнем хозяине этих апартаментов так заседали только по поводу начала войны в Ираке.
— Что ж, джентльмены, ситуация более чем странная, — Президент успел элегантно выдержать чётко отмеренную паузу — сказалась дрессура пиарщиков — и глубоко вздохнул. При всей абсурдности ситуации, когда полтора десятка первых лиц государства, да что там Америки — столпы мирового правопорядка обсуждают исчезновения домохозяек и кабельных инженеров, она, так или иначе, требовала разрешения или хотя бы его официальной реакции. Вон и Молли, симпатяжка-стенографистка, уже с блокнотом в руках готовится зафиксировать его очередное судьбоносное решение. — Сколько всего, по вашим прикидкам, за последние полтора месяца пропало людей?
Поднялся министр внутренних дел.
— Сэр, по всем ведомствам проходит порядка тысячи исчезнувших. Это я оперирую только теми фактами, которые так или иначе отражены в официальных протоколах.
— Какая-нибудь связь между всеми пропавшими прослеживается?
— Прямой нет, сэр. Все они принадлежат к самым разным социальным слоям: от домохозяйки до кадровых военных. Причём самых различных родов войск. Возраст в пределах от двадцати семи до сорока лет. Мужчин подавляющее большинство: семьдесят восемь процентов. Все имеют законченное средне-специальное или высшее образование. Все, так или иначе, работают, остаточно обеспечены. Сорок процентов женаты или замужем. Военных — процентов двадцать, по большей части отставных. Зоны исчезновения… Вот здесь-то самое интересное: практически по всему миру, с учётом того случая на авианосце «Джордж Вашингтон». Пропадали люди в три разных периода: пять дней в середине июня, три дня в начале июля и четыре дня в самом начале августа. Сегодня шестое августа, и мы имеем девятьсот девяносто шесть зафиксированных случаев исчезновения граждан США. Такая вот статистика.
Президент теперь уже задумался не на публику. Статистика вещь серьёзная, да и шутников среди собравшихся он что-то не мог припомнить. Возникло подспудное ощущение надвигающейся беды.
Он повернулся в Министру иностранных дел:
— А что там русские? Мы же как, что у нас пойдёт наперекосяк, сразу начинаем искать пресловутую «руку Москвы»… На сей раз её не проглядывается?
Министр тихо рассмеялся корявой шутке главы государства, тем более, что именно в этом деле Москва не просто «проглядывала», она не далее как вчера прислала совершенно секретный меморандум, в котом просила подготовить встречу на самом высоком уровне в ближайшее время. Но оглашать он этого не стал, а только тихо прошелестел:
— Сэр, как я понимаю из последней дипломатической почты, у русских похожие проблемы.
— Вот как? — изумлённо поднял брови Президент. — И давно?
— Даты совпадают до изумления.
— Когда это стало известно?
— Сегодня ночью мы получили меморандум по официальным каналам, — всё-таки решился Министр иностранных дел. Присутствующие загомонили так, что Президенту пришлось поднять руку, призывая к тишине. Он внимательно взглянул в глаза собеседника.
— По Вашему мнению, это действует третья сила, коли у наших извечных оппонентов схожие проблемы?
— По-видимому, да, — решительно рубанул Министр.
— Кто? Есть какие-то предположения?
— Наиболее вероятен Китай. Израильтян я бы тоже не стал сбрасывать со счетов…
— Но что это в таком случае?! — вскочил Министр обороны. — Новое сверхоружие? И почему Китай, а не какие-нибудь арабы, к примеру? У тех генетически заложено похищать людей… Вспомните Афганистан, пресловутую Аль-Каиду… Вполне укладывается в допуски…
Директор ЦРУ, не поднимаясь, покачал головой:
— Нет, друг мой, здесь необходим вполне определённый уровень технологического развития. Я не представляю всего объёма ресурсов, как финансовых, так и человеческих, сумму всех технологий, задействованных в этом эксперименте… На мой взгляд даже Китай со всеми его выдающимися возможностями не дотягивает до планки.
— А возможность кооперации? Арабы плюс Китай. Или Китай с Израилем, Моссад тоже всегда был себе на уме. А?
Президент покосился на притихшего в стороне своего научного консультанта. Со степенью физика-ядерщика, между прочим… Тот что-то аккуратно записывал в свой блокнотик с вензелем Белого Дома.
— Эй, Барри, не покидай нас, мы мечтаем услышать твоё мнение!
Барри Снаут оторвался от своего занятия и посмотрел на Президента пустыми глазами, отложил блокнот в сторону.
— В середине июня в России, в районе Подкаменной Тунгуски исчез русский вертолёт с учёными. Была катастрофа, огненный столб, вывал леса на сотне квадратных километров. Русские об этом много писали, даже не скрывали, как у них обычно водится, подробностей. Делали международные брифинги. Если мне не изменяет память, это событие полностью совпадает с началом исчезновений людей в Штатах…
Присутствующие переглянулись.
— Какая проглядывается взаимосвязь? — вежливо поинтересовался директор Агентства национальной безопасности. Снаут пожал плечами:
— А никакой. На первый взгляд. А на второй, как и на третий взгляд всё это начинает напрягать: череда совершенно невероятных явлений, как правило, приводит к неординарному финалу. Что нас ожидает, я предсказывать не берусь. Не Оракул. Но немедленно связаться с русскими на предмет плотных консультаций и дальнейшего взаимодействия я считаю необходимым. Тем более что они сами к этому стремятся.
— М-м-м…
Президент резко обернулся:
— Да, Стрэдфорд?..
Директор ЦРУ замялся:
— Мне кажется, момент для начала взаимодействия выбран не слишком удачный.
— Отчего же?
— Во-первых, со дня на день начнётся Олимпиада в Пекине. Мы не успеем до неё согласовать протокол встречи.
— Да и чёрт с ним, с протоколом, — засмеялся Президент. Мы с господином Даниловым пересечёмся на её открытии, там и начнём консультации. Их Премьер, сам спортсмен в прошлом, тоже там несомненно будет. Полный кворум, так сказать. Ведь они сами об этом просили, не так ли, дружище? — обратился он к руководителю внешнеполитического ведомства. Министр иностранных дел уверенно кивнул.
Стрэдфорд сморщился, словно разжевал лимон.
— Господин Президент, — начал он издалека. — Олимпиада ещё не всё…
Президент замер.
— Чего-то я опять не знаю? — холодно поинтересовался он. Глава разведывательного департамента вздохнул:
— Да, сэр… Эти бесноватые горцы всё-таки решили напасть на Южную Осетию…
— Грузины? Когда? — взвился Президент.
— Полчаса назад. Я не успел сообщить, готовил сводку…
— Дебилы! В день открытия Игр! Да их на хрен пошлёт весь мир! Столько лет подготовки, столько средств! Русские их без поддержки НАТО и мирового сообщества в порошок сотрут за пару дней. А то и за сутки…
— Они стали неуправляемы, потеряли критическое отношение к ситуации… Мы направляем в зону предполагаемого конфликта группу военных кораблей, но вмешиваться без веской причины не станем. Так, поиграем мышцами. Пусть эти дикари поверят в свои силы, а русские не станут их слишком мочить… Надеюсь, Вы, господин Президент, понимаете, что в такой ситуации любые консультации с русскими обречены на провал изначально?
— Да уж, подсуропили вы мне со своей «грузинской картой». Очень вовремя, ничего не скажешь… Ну, что, Барри? Есть альтернативный вариант?
Советник по науке пожал плечами:
— На мой взгляд, при таком политическом раскладе единственная возможность начать консультации — неправительственные каналы. С нашей стороны пригласить ученых, специалистов в области разведки, всех заинтересованных лиц, коих посчитаем нужным посвятить в проблему. И русские пусть предоставят адекватный состав делегации. И встретиться где-нибудь на нейтральной территории. В Швейцарии, к примеру… Как я понимаю, у русских парней тоже есть, что нам сообщить, иначе бы они никогда не перестали шифроваться, тем более — демонстрировать своё бессилие в разрешении подобных вопросов.
* * * * *
Все прелести исландского лета Барри Снаут ощутил сразу же по прибытии в аэропорт Рейкьявика: мягкое тепло, легкий океанский ветерок, горы на горизонте и дыхание близкого океана. Именно он, Барри, настоял тогда, в Овальном Кабинете на проведение двусторонних консультаций с русскими именно в Исландии. Причин было несколько: спокойная обстановка, гарантированная высоким уровнем жизни исландцев и удалённостью от традиционных мировых «скоплений греха» — Европы и Америки, примерно равное расстояние от России и Штатов, отсутствие арабских, ирландских и прочих террористов, возведённый в культ местными жителями полный пофигизм по отношению к приезжим. Даже во время той легендарной встречи на этом северном острове Рейгана и Горби аборигены не выпрыгивали из штанов и не стремились извлечь из неё максимум преференций. Одним словом, ровные и спокойные северные партии.
У трапа частного «Челленджера» Снаута поприветствовал непонятно какой по счёту молодой секретарь американского посольства и сообщил, что русские ещё не прибыли, посол арендовал для переговоров виллу в окрестностях местной столицы, там же всё приготовлено и для проживания делегаций. Обстановка максимальной секретности соблюдается неукоснительно, у всех на слуху недавние события в Осетии и Абхазии, ещё бы, русские парни давно не «выпускали пар» в таком объёме. Поэтому привлекать внимание прессы и прочих искателей сенсаций к переговорам потенциальных противников в последнем вооружённом конфликте, чуть было не перешедшем в Третью Мировую, не стоит… Здесь Барри с ним готов был полностью согласиться.
Он закинул вещи в багаж, с собой в кабину захватил лишь сумку с ноутбуком, устроился на заднем сиденье. Секретарь рухнул рядом, кивнул водителю:
— На базу.
Представительский «Мерседес» плавно покатился в выезду с лётного поля. Барри рассматривал потянувшиеся по сторонам неширокого шоссе пустоши, любовался далёкими горными ледниками, а секретарь, между тем, вводил его в курс дела:
— Русские, сэр, предложили провести переговоры в три раунда. В первый день до обеда мы излагаем им суть проблемы так, как нам она видится, со всеми фактами и сделанными нами выводами. После обеда стороны переходят к обсуждению изложенных фактов. На второй день уже они знакомят нас с материалами дела, во второй половине дня так же проводятся дебаты. На третий день стороны излагают своё видение проблемы и разрабатывают перечень возможных мер к её устранению.
Снаут почувствовал, что разом отупел. Он слушал неспешное бормотание посольского, а сам потихоньку засыпал. В какой-то момент он встряхнулся и поднял руку:
— Минуточку… Александр, кажется?..
— Да, сэр.
— Вот что, Александр, а вы сами-то в курсе, о чём мы тут собираемся пошептаться наедине с нашими извечными оппонентами?
Секретарь недоумённо воззрился на Барри:
— Мне не посчитали нужным это сообщить, сэр. Моё дело — организовать саммит в обстановке максимальной секретности, вот этим я и занимаюсь, с Вашего позволения…
Наживать себе врага в лице этого, в общем-то, безобидного парнишки в ближайшие планы Барри не входило, поэтому он нацепил на лицо маску максимальной любезности и доверительно произнёс:
— И, надо сказать, юноша, вы делаете это высокопрофессионально.
Посольский порозовел, заметно смутился…
— Всё дело в том, что эта встреча связана с проблемами национальной безопасности США, да и не только. Поэтому, пока президенты просиживают штаны на трибуне пекинского стадиона и любуются Олимпийскими Играми, наша задача максимально эффективно отработать этот саммит. Формально он выглядит, как встреча представителей неких неправительственных структур, на самом же деле каждое слово, которое здесь будет произнесено, одобрено уже на самом высоком уровне.
Снаут заметил, как при этих словах парнишка распрямил плечи и словно бы стал выше ростом. В своих глазах он из третьеразрядного посольского клерка переходил в категорию персон «…особо приближённых», и впереди замаячили вполне себе другие горизонты. Вот и славно, будет держать язык за зубами, а там, глядишь, и действительно сделает карьеру если не на дипломатическом поприще, что при отсутствии связей в Госдепе и родителей таранного типа практически невозможно, то в разведке, это уж точно. Тем вечно не хватает кадров.
— Когда прибывает русская делегация?
— Через семь часов, сэр. Желаете встречать?
— Подумаю. Кто её возглавляет?
— Некто Вячеслав Шерман, российский бизнесмен и филантроп. Он в мае этого года финансировал экспедицию в район Подкаменной Тунгуски на поиски метеорита.
Стоп! Барри «принял стойку». Катастрофа вертолета — начало цепи фантастических исчезновений — прямо связана с этой экспедицией. Он перед отлётом прочёл, наверное, все материалы по проблеме, имеющиеся в Библиотеке Конгресса. Шерман, Вячеслав Альбертович, олигарх, физик по образованию, даже — коллега-ядерщик. Работал, кажется, в Дубне, потом — Перестройка, Демократия и прочая лабуда, занялся бизнесом, в чём и преуспел, судя по рейтингам Forbs’а. Интересно будет познакомиться лично… Судя по справке, подготовленной аналитиками АНБ , этот Шерман просто-таки демоническая личность: на него практически нет материалов кроме тех, что и так можно найти в свободном доступе. Меценат, любит живопись ранних голландцев, теперь к тому же оказывается, что помешан на этой истории столетней давности с сибирским болидом. По оценкам спецов, вбухал в заведомо проигрышное предприятие — экспедицию — почти полмиллиона долларов! Руководил экспедицией некто Божко Кирилл Андреевич… Не знаю, не слышал. Стоп, стоп! А что это ещё за сигнал в тайге? Судя по индифферентности наших деятелей, они к этому отношения не имеют. Странно… А Шерман-то ухватился за тему, и экспедицию снарядил в кратчайшие сроки. Понятно, что без русских спецслужб тут не обошлось, их ушки явно просматриваются в чёткой организации всего процесса подачи информации. И всё-таки, что за сигнал? Что называется, ни о чём… Не несёт смысловой нагрузки, фиксировался всего лишь дважды, и при этом русский олигарх немедленно по его появлении отправляет в тайгу поисковиков. Интересная картина получается. Впрочем, у русских всё не как у людей. Или наоборот, слишком прагматично…
Машина свернула с автострады на буковую аллею, ведущую к затерявшемуся в тени старинных вязов особняку. Сколько их он пересмотрел за свои многолетние командировки, этих конспиративных и полуконспиративных пристанищ — Барри уже и не пересчитал бы! Как и стран, в которых приходилось бывать простому советнику Президента по науке. Но здесь, похоже, нечто из ряда вон выходящее как по причине, которая соберёт в одном месте столь антагонистически настроенных друг к другу представителей двух сверхдержав, так и по составу делегаций. Что ж, война, как говорят, план покажет. А пока — душ с дороги, лёгкий обед — и пора готовиться к приёму русской стороны. Времени, как всегда, не хватает, будем компенсировать энергией. Всё-таки впереди ещё есть около семи часов форы.
Глава 3
Чёрная кошка в тёмной комнате
Если дипломат говорит «да», это значит «может быть»;
если он говорит «может быть», это значит «нет»;
а если он говорит «нет», значит, он не дипломат.
Лорд Досон оф Пенн
Святослав Игнатьевич Коршунов, более известный в университетской среде Томска под псевдонимом «Пожарник», стоял, облокотившись на парапет набережной, и рассеянно наблюдал, как на другой стороне бухты отходит в ночь такой недостижимый когда-то Рейкьявик. Как, впрочем, и вся Исландия в целом. Славик, обычно не особенно задумывавшийся над сутью своего бренного существования, в последнее время стал замечать за собой признаки отчётливой деградации, выражавшейся, во-первых, обилием виршей сентиментальной направленности, вылетавших из-под его пера со скоростью добротного линотипа, а, во-вторых, полным отсутствием понимания окружающей его действительности…
Если с виршами всё было более-менее понятно — «Пожарник» уже давно, если таковым следует считать период в пару месяцев, с прискорбием констатировал, что безнадёжно влюбился в Олесю Игоревну (Ванда Сташевская осталась для него образом божественным и, в силу сложившихся обстоятельств, почти каноническим) — и окружающие, если не принимали его творения всерьёз, хотя бы, не смеялись над ними, то вторая сентенция его очень тревожила.
Казалось бы, чего ещё желать рядовому физику-аспиранту? Участие в эпохальной экспедиции под руководством светил мировой (или, по крайней мере, отечественной) науки, захватывающие приключения, о которых он до этого только читал в романах, присутствие на международном закрытом конгрессе за рубежом, где ему даже доверили читать подробное сообщение о результатах воздушной разведки в районе Тунгусского Дива… В общем, вполне достаточно, чтобы потешить любое, даже самое изысканное самолюбие.
Но именно как учёный Коршунов понимал, что окружающий его, такой привычный и, казалось бы, незыблемый мир стоит на пороге какого-то глобального перелома, поскольку всё то, что ему пришлось испытать в экспедиции и услышать в первый день конгресса в Исландии, не лезло ни в какие разумные рамки и не подходило под известные научные критерии. На глазах рушился миропорядок, устоявшийся веками: Стерегущие и Реинкарнанты, американские спецслужбы и отечественные политики, взрывы в тайге и исчезновения людей по всему миру… Было от чего слететь с катушек в первый же день этого международного форума глобального безумия! И только где-то вторым темпом Славка осознал, почему именно им с Копыловым Шерман и Божко доверили чтение пленарных сообщений: они со своим молодым восприятием окружающей и постоянно меняющейся действительности смогли более отвлечённо и, соответственно, максимально объективно отобразить всё то, что произошло с экспедицией в Тунгусской тайге. Правда, Копылов потихоньку выразил Славке своё недоумение по поводу того, что ни Силантьев, ни Шерман пока ни словом не обмолвились по поводу своей таинственной почти полуторавековой миссии, на что Коршунов только досадливо отмахнулся. Поскольку американцы принялись рассказывать о своих бедах…
— Вот так или примерно так обстоит дело с исчезновением почти тысячи американских граждан в последние два месяца, — подытожил Снаут своё двухчасовое выступление. Оно завершало программу первого дня консультаций, и поэтому он не стал ограничивать себя по времени. Надо отдать должное русским, они проявили завидное терпение, тем более, что сами не рассказали практически ничего нового. Всё ими изложенное в той или иной мере Барри уже читал в секретных и не очень отчётах различных организаций. Зацепило его только один раз, когда этот рыжий русский паренёк описывал катастрофу вертолёта, а седой профессор неожиданно отвернулся в сторону и полез в карман за носовым платком… Это уже потом Снаут выяснил, что в том вертолёте у него осталась племянница. В остальном делегация из России держалась ровно, и как не старался советник Президента по науке что-то прочитать на словно выточенном из мрамора лице Шермана, ему это не удалось, несмотря на весь свой богатый опыт политика и физиономиста.
Для русских столь масштабное исчезновение американских граждан оказалось настоящей сенсацией. Они по ходу доклада переговаривались шёпотом, что-то черкали на листах бумаги и показывали друг другу. Потом один из них, представившийся Матвеем Силантьевым, попросил слова и произнёс:
— Уважаемые коллеги, из того, что мы сейчас услышали, остаётся сделать очевидный вывод, что обе проблемы — гибель вертолёта и таинственное исчезновение людей — явления одной природы. Правда, их пока — и то только чисто умозрительно! — связывают даты. Но я прошу у американской стороны тайм-аут до завтра, мы проведём консультации с нашим Правительством и постараемся навести справки о подобных случаях в России, поскольку у нас пока ещё никто не рассматривал вопрос пропажи людей в такой плоскости. Завтра мы планируем доложить ещё об одном аспекте, который требует вдумчивого совместного расследования, но только после того, как получим новые данные из России. Благодарю американскую сторону за проявленное внимание к нашему предложению провести общие консультации.
Народ поднялся, разминая затёкшие ноги, Снаут решительно направился к Шерману, намереваясь задать ему пару прямых вопросов, но тот упредил его, с вежливой улыбкой подняв руку:
— Мистер Снаут, я прошу вас задержаться на полчаса. Не откажите мне в такой услуге…
Ошалевший Барри только молча кивнул. Профессор Божко, тот самый седовласый господин с платком, Силантьев, Снаут и Шерман покинули конференц-холл, спустились на первый этаж и, попетляв по коридорам, вошли в неприметную с виду комнату, обставленную в строгом деловом стиле: несколько мягких диванов, столики со стопками чистой бумаги и ручками, на стене — проектор с экраном напротив, чуть в стороне — мини-бар, к которому и направился прямиком Силантьев. Барри, наслышанный о привычках русских сопровождать конфиденциальные беседы неуёмным возлиянием алкогольных напитков, слегка содрогнулся. Вспомнился финский анекдот: «Привет, Лаймо, как дела?» «С русскими вчера контракт обмывали, чуть не умер!» «А чего сегодня хмурый, Лаймо?» «С русскими похмелялись… Уж лучше бы я вчера умер!»
Но, против ожидания, всё обошлось: Силантьев вернулся от бара с бутылкой «бурбона» и фужерами, Шерман поставил на один из столиков извлечённые из холодильника фрукты. Все расселись по креслам и диванам так, как отметил Барри, чтобы каждый видел каждого. Силантьев на прекрасном английском произнёс:
— Вот теперь в тесном кругу мы можем, наконец, поговорить без обиняков…
Снаут хотел было сострить русской пословицей про стены и уши, но Матвей опередил его:
— Эта комната надёжно изолирована от любых вариантов прослушки, мистер Снаут. Если у Вас есть диктофон, то можете спокойно им пользоваться. Для этого мы вас сюда и пригласили. То, что будет произнесено в этих стенах, должно быть в обязательном порядке донесено до Президента Соединённых Штатов Америки. Соответствующие полномочия от моего Правительства я предлагаю вашему вниманию.
Он протянул Барри запечатанный конверт, на котором тот успел мельком разглядеть вензель: «Администрация Президента Российской Федерации». А затем углубился в чтение…
Уже далеко за полночь Барри вышел из коттеджа и направился к своему автомобилю. Секретарь посольства шёл на два шага позади него, стараясь не поднимать глаз на «потерявшее лицо» начальство…
Снаут был в шоке, если не сказать более… От того, к чему он оказался сопричастным, кружилась голова… Реинкарнанты, Традиционалисты, Стерегущие, Книга… Те несколько часов, что он провёл в конфиденциальной беседе с русскими, перевернули с ног на голову всё его мироощущение! Нет, он печенкой понимал, что неизвестные создатели Книги были воистину всеведущими, если выбрали для сохранения в тайне своей цели именно Россию. Почти полтора века беречь Мировое Знание, быть причастными к Величайшей Тайне Цивилизации — и ни словом не обмолвиться всему миру! Это возможно было, по-видимому, только в той России. Да и в теперешней тоже. Любые другие Стерегущие не просто раскрыли бы её всему миру, они давно продали бы сакральное знание за пригоршню долларов банде журналистов.
А эти из поколения в поколение терпеливо ждали своего часа. Даже когда Раскол стал косить их ряды, подточенные ядом западных демократий… Они и тогда бились не со всем миром, а исключительно друг с другом. В тайне. В полной тишине. В идеальной изоляции. Уму непостижимо…
Мысли у Барри путались, он то и дело доставал свой мобильник из кармана брюк, словно собирался куда-то звонить, потом долго и тупо смотрел на сияющий холодным светом экран.
Посольский Александр распахнул перед ним дверцу «крайслера». Снаут благодарно кивнул, тяжело опустился на заднее сиденье. Бросил пиджак рядом, смахнул со лба прядь взмокших от пота волос. Александр занял место за рулём, водителя он отпустил ещё загодя, подозревая, что переговоры затянутся допоздна. Негромко спросил:
— В посольство?
— В посольство… — Барри повторил это, растягивая слова, словно пробуя каждое на вкус. — Нет, юноша, давайте просто покатаемся… У вас здесь есть любимое место?
— Бар, ресторан, отель?
Снаут раздражённо мотнул головой:
— Нет, я имею в виду природу… Взморье, дюны или там горное плато?
— Да, сэр, — недоумённо пробормотал парень. — В паре миль от города, на берегу бухты…
— А выпивка в этой тачке найдётся?
— Полный бар, — гордо задрал подбородок посольский бой, словно рапортовал об удачно проведённой ликвидации вражеского резидента. Снаут кивнул.
— Отлично, парень, будем зажигать… Говорят, что русские пьют как лошади… А они в этом толк знают! Вот и мы нажрёмся, как ополоумевшие мустанги… Авось, это поможет. Вперёд!
Машина скользнула в тень буковой аллеи и растворилась в ночи, моргнув на прощание судорогой поворотника.
В то время, когда Барри Снаут предавался алкогольному разгулу в компании новообретённого собутыльника из посольства и пары припозднившихся исландских рыбачков в дюнах неподалёку от города, российская сторона в полном составе собралась в комнате Шермана, больше смахивающей на президентский люкс, нежели на временное пристанище в скромном исландском коттедже. Вячеслав Альбертович, по-видимому, умел везде устраиваться как дома.
Олег Копылов растерянно вертел в руках листы распечатки, переваривая то, что только что озвучил остальным.
Первым молчание нарушил Божко. Неторопливо протерев стёкла очков, он нацепил их на нос и обвёл всех насмешливым взглядом:
— Что, милостивые государи, хранители спокойствия человечества? Никто не удосужился мониторить неординарную статистику? Как так получилось, что факты регулярного исчезновения людей никем не были систематизированы? Кто-нибудь вообще за всё то время, что идёт чехарда с Книгой, додумался анализировать происходящее с точки зрения непонятных феноменов?
Силантьев досадливо отмахнулся:
— Да бросьте вы, Иван Владимирович! До этого ли нам было! К тому же и у нас, и у американцев все эти исчезновения начались примерно два месяца назад, в момент гибели вертолёта. Точнее сказать, видимо именно случай с вертолётом инициировал последующие события. Так мне думается, по крайней мере… Да и американцы случайно натолкнулись на эту последовательность.
— Сколько всего исчезновений в России зафиксировано? — обратился Шерман к Копылову, тот заглянул в списки:
— Всего достоверно — одна тысяча триста семьдесят пять. Ещё почти пять сотен попадают по тем или иным признакам. Двести пятьдесят или около того — притянуты за уши. В целом статистика примерно такая же, как и в Америке. Возраст от двадцати пяти до пятидесяти, примерное количество лиц обоего пола, все — абсолютно профпригодные товарищи, специальность и образование самые различные, не наблюдается перекоса какую-либо одну сторону. География тоже самая обширная.
— И, заметьте, мы ещё не знаем, что творится в других странах, — подчеркнул Божко, Шерман кивнул. — Какой-то массовый исход получается. Мне особенно понравился тот момент с американским пилотом. Прямо фокус какой-то! Пропал из кабины истребителя во время полёта!
— Эффектно, — согласился Силантьев. — Но не менее, чем исчезновение старпома нашей атомной субмарины, из подводного положения во время боевого дежурства. Копперфильд нервно курит в сторонке…
Коршунов хихикнул, но сник под укоризненным взглядом Олеси, развёл руками, «…я, мол, ничего, случайно вырвалось!»
Ситуация, между тем, действительно была своеобразной. Представители двух супердержав, причём далеко не власть предержащие, собрались тайно на окраине цивилизации, чтобы обменяться не просто строго конфиденциальной информацией, а прямо-таки сенсационными фактами, за которые любое издание выложило бы, не торгуясь, любую сумму. И, что самое главное, никто пока не представлял, что с этой самой информацией делать!
— Хорошо, — буркнул Божко, которому все эти «шпионские тайны» уже засели в печёнку. — С пропажей людей более-менее ситуация ясна. Не ясно только, какие из этого следует сделать выводы. Как мне представляется, Вячеслав Альбертович, мы опять зациклились на одном. А что, если попытаться проанализировать ВСЕ неординарные события, которые произошли в мире за последние два месяца?
Силантьев тонко улыбнулся:
— Как там, у Козьмы Пруткова… «Никто не может объять необъятное!» Попытаемся, Иван Владимирович. Знать бы ещё, с чего поиски начинать.
«Пожарник», до этого робко тянувший руку, как школьник за партой, принялся просто-таки подпрыгивать на своём диване. Наконец Божко заметил его странные эволюции и спросил:
— Что, Славик, шило в одном месте? Говори, не томи!
Коршунов вскочил и выпалил:
— Луна!
— Что — «Луна»? — переспросил Шерман, поскольку Славка, выдавив название ночного светила, потерял дар речи, настолько его переполняли эмоции. Оказавшись в эпицентре всеобщего внимания, он окончательно смутился и тихо выдавил:
— Результаты наблюдений в июне этого года…
— И что с Луной? — поощрительно улыбнулся Божко. «Пожарник» уже пришёл в себя и торопливо заговорил.
— Мои приятели, астрономы, ты, Олежек, их знаешь, эти «браты-акробаты»…
— Болек и Лёлек, что ли? — хмыкнул Копылов. Славка истово закивал.
— Они когда узнали, что произошло в тайге, дозвонились до меня и сообщили, что в момент исчезновения вертолёта на Луне, в районе Моря Ясности, была зафиксирована ослепительная вспышка. Длилась она буквально секунды и осталась бы незамеченной, если бы не Паломарская обсерватория, в Штатах. Борис и Леонид уже второй год с ней сотрудничают именно в плане наблюдения за Луной. По-моему, с помощью спектрографа ищут «гелий-3» или что-то в этом роде. Так вот, в тот день, когда исчез вертолёт, американцы зафиксировали на Луне мощнейшую вспышку и сняли её спектрографический анализ. Наши парни получили и фото, и спектрограмму, но только потом связали её с нашей катастрофой. Ну, когда про неё прослышали. Аналогия простая: у нас вспышка, и на Луне — вспышка…
— И спектр… — вкрадчиво продолжил за него Силантьев. Славка кивнул:
— Да, у нас в момент гибели вертолёта работал спектрограф, нацеленный в сторону предполагаемого поиска, то есть туда, куда и занесло наших… И мы получили спектрограмму вспышки, передали её куда следует. Но никто не сопоставлял эти два события, разные люди занимались этими проблемами. Слишком разные, наверное. Даже когда «Болек и Лёлик» добрались до меня, я не придал значения их информации. Слишком был занят нашими вопросами, всякими там пресс-конференциями и прочей глупостью.
— Альбертыч, — несколько фамильярно обратился к товарищу Силантьев, — пусть отроки проведут сравнительный анализ спектрограмм (Шерман кивнул), а у меня, там временем, сформулировалась ещё одна тема.
— Например?
— А не сопровождались ли исчезновения людей аномальными явлениями на Луне?
Божко скептически сморщился:
— А как вы, уважаемый Матвей Петрович, будете привязывать такие события, если они действительно имеют место быть, по времени? Кто знает, когда именно исчезали те или иные люди? Даже старпом с лодки пропал из своей каюты! Там разлёт по времени — часы!
— Зато время исчезновения американского пилота известно с точностью до нескольких минут! — всплеснул руками Силантьев. Божко резко повернулся к нему:
— А ведь действительно!
— В общем, так, — Шерман тихонько хлопнул ладонями по подлокотникам своего кресла. — Слава, Олег, на вас организация экспертизы спектрограмм, свяжитесь с этими своими приятелями, Болеком и Лёликом, передайте им наши материалы, а они, в свою очередь, пусть затребуют у американцев данные по наблюдениям Луны в последние месяцы.
— А зачем? — удивился Матвей. — У нас под боком — живой советник их Президента по науке! Не проще ли обратиться напрямую к нему, изложив наши факты? Глядишь, и они что-нибудь ещё вспомнят, как наш Слава, например. Оказывается, прямо под боком творятся такие невероятные вещи, а мы уткнулись в одну точку и ничего вокруг не желаем видеть.
— Вот и ладно, — подвёл итог Шерман. Посмотрел на свой «роллекс». — Ого, время то уже почти рассветное! Давайте-ка, друзья, немного поспим, завтра… тьфу ты, уже сегодня будет не менее насыщенный день.
Барри наморщил лоб в недоумении… Распечатка в его руках могла быть чем угодно — от сочинения школьника начальных классов до наброска рукописи безумного писателя-фантаста — но только не реальным научно обоснованным отчётом вполне себе заслуженного американского ведомства. Поневоле вспомнился пресловутый агент Мадлер с его застрявшим в зубах «…истина где-то рядом».
И, тем не менее, это была именно сводка, содержащая в себе почти годичной длительности наблюдения обсерватории на горе Маунт Паломар с присовокупленными к ней пространными расшифровками NASA, полученными в результате разбора снимков переориентированного по запросу Снаута знаменитого «Хаббла». Для этого ему пришлось сорвать с места и оторвать от насущных дел целую тучу народа, от своих одноклассников-однокашников до вполне респектабельных джентльменов из Администрации Президента и Министерства обороны.
Вся эта круговерть завертелась после того, как русские предоставили ему данные своих наблюдателей и статистику исчезновений, привязанную к неким лунным аномалиям, которые засекли российские учёные. С такого ракурса проблему пока ещё не исследовал никто, и Барри невольно проникся уважением к этим парням из России, сумевшим с истинно славянской непоследовательностью дойти до столь изящных выводов.
И вот теперь уже вдумчиво изучив данные из американских источников Снауту, как говорят на Востоке, пришлось «…сесть на ковёр раздумья и положить в рот палец удивления».
Из всего вышеизложенного неопровержимо выходило, что аномальная пропажа законопослушных граждан США и не всегда таковых граждан России так или иначе совпадала по времени с периодическими вспышками, происходящими на Луне, в районе Моря Ясности. Из наблюдений астрономов явствовало, что вспышки эти, числом семь тысяч триста восемьдесят, наблюдались именно в тот временной отрезок, начиная с момента гибели русского вертолёта в районе Подкаменной Тунгуски и до сего дня, когда в двух супердежавах так или иначе был зафиксирован всплеск таинственных исчезновений людей. Одно смущало Барри: суммарное количество исчезнувших в двух странах соответствовало двум тысячам пятистам. Плюс-минус, с учётом погрешностей и недостаточности информации. А вспышек было гораздо больше.
Но и на это у русских нашёлся ответ. Они деликатно обратили внимания американской стороны на то, что мировая география не заканчивается на границах США и России, что на планете существуют ещё, по крайней мере, стран двести, и там никто не собирал подобной статистики. Это было вполне разумно и многое объясняло.
Зато совершенно ничего не объяснили снимки поверхности Луны, сделанные десятком обсерваторий во главе с высокоорбитальным и безумно дорогим «Хабблом». Луна как Луна. И точки вспышек на ней… То есть, факт зафиксировали, зато объяснить по-прежнему никто ничего не мог. Никаких посторонних объектов типа так разрекламированных когда-то «лунных монолитов» или «следов транспортных средств», непонятных теней, тем более — инопланетных кораблей. Древний спутник Земли всё также равнодушно взирал на свою голубую соседку с вызывающим равнодушием.
Между тем, как доложили Барри эксперты из американской межведомственной комиссии, исчезновения людей прекратились или, если быть более точными, их количество снизилось до «стандартного уровня», вполне объяснимого вполне бытовыми причинами. Однако, памятуя о том, что накануне сообщили ему Шерман с Силантьевым, Снаут внутренним чутьём учёного чуял, что всё это — затишье перед бурей. И самое в этом отвратительное, что он не мог даже доложить Президенту и Конгрессу, откуда ждать очередных событий, и будет их природа… А уж тем более — возможные последствия.
Поэтому к вечеру третьего дня работы комиссии у Барри сложилось определённое желание перевести всю эту компанию на правительственный уровень, поскольку не только США и Россия, но и всё «прогрессивное человечество» оказались перед лицом если не угрозы, то вполне конкретных вызовов, выходящих далеко за пределы компетенции группы не обладающих государственными полномочиями консультантов. Наступила пора принимать конкретные решения, проводить глубокие исследования, которые не под силу отдельно взятому государству. Например, русский профессор Божко предложил получить статистику исчезновений в третьих странах по линии ООН. Шерман высказал идею направить к Луне автоматический зонд с вполне конкретной целью — заснять проблемные сектора её поверхности. И если зонд могли предоставить в NASA, не мудрствуя лукаво приспособив для этой цель готовящийся к запуску очередной «Вояджер», то готовыми носителями на сегодня обладали только Россия и Франция. Иначе пришлось бы ждать пару лет, чего в условиях наступившего цейтнота человечество позволить себе не могло.
Впрочем, мысль о «цейтноте» основывалась исключительно на внутренних ощущениях Снаута, однако, когда он поделился ею с Божко, тот, к удивлению советника Президента, не стал иронизировать в своей обычной манере, а на полном серьезе сказал:
— Барри, лично я считаю, что ситуация действительно на грани… чего? А Бог его знает! Всё говорит о том, что запущен какой-то механизм неведомого нам действия. А поэтому лучше быть хотя бы информационно подготовленными, чтобы оставить минимум на волю случая. По сему, стоит, пожалуй, приступить нам всем к выработке меморандума по итогам нашей встречи и ознакомить с ним впоследствии наши Правительства. И, по возможности, не мешкать с этим.
Барри только кивнул в ответ.
«Меморандум шести» произвёл в Конгрессе и Сенате США эффект разорвавшейся бомбы! Традиционные политики, как «голуби», так и «ястребы», вдруг оказались перед необходимостью прекратить битву за делёж бюджета между оборонкой и социалкой и в корне пересмотреть свои позиции. Вдруг оказалось, что таинственная «Аль-Каида» и «красные кхмеры» — далеко не самая страшная угроза «мировому сообществу», что, оказывается, незнание противника действует на мозг обывателя гораздо сильнее, чем последствия самого страшного теракта. В общем, всё как в фильмах ужасов, где литры бутафорской крови воспринимается уже с чёрным юмором, а вот само ожидание ужаса зачастую вгоняет в ступор даже самых крепких посетителей кинотеатров. В общем, и сенаторы, и конгрессмены впали в банальную панику.
Для начала, впрочем, и те, и другие, забыв недавние парламентские баталии, разом ополчились на спецслужбы, которые элементарно «прохлопали ушами» тайную организацию с почти полуторавековой историей… Оказалось, что вездесущие ЦРУ и АНБ (в купе с Моссадом и Ми-6) отнюдь не столь компетентны в реальных вопросах выявления и борьбы с мировыми законспирированными системами, как это регулярно оглашалось в их парадных отчётах комиссиям Конгресса. Одно дело заниматься «охотой на ведьм» по странам бывшего СССР и в кулуарах собственной власти, совсем другое — бороться с на порядок более профессиональным противником, имеющим, к тому же, более вескую мотивацию, чем доходы с наркотрафика или транши международных «некоммерческих организаций».
Вызванный на ковёр директор ЦРУ поначалу что-то невнятно мямлил насчёт недостаточности ассигнований, потом переключился на отсутствие одобрения прежними Президентами программ глубокой разведки в недрах Советского Союза ещё в семидесятые годы прошлого столетия, а завершил всё нападками на главу АНБ, который, по его словам, в своём неуёмном стремлении отхапать часть бюджета разведки, только ставил палки в колёса, срывая тем самым наиболее перспективные наработки его ведомства. В общем, всё как всегда.
Руководство АНБ, в свою очередь, с негодованием отвергло все притязания Первого Разведчика Мира, заметив, при том, что оно, Агентство, уже давно предупреждало о некой «третьей сила», «мировой закулисе» на Востоке, вот только цэрэушники своими зубодробительными методами, похожими на телодвижения слона в посудной лавке, раз за разом ставили крест на всех операциях АНБ в этом направлении.
Конгрессмены и сенаторы достаточно терпеливо выслушали обоих, затем пригласили начальников военных разведок, которые также не смогли внести ясность в вопрос: кто и как может организовать подготовленное сопротивление тем вызовам, которые бросает человечеству сложившаяся ситуация. И прояснить, заодно, что это именно за ситуация, при которой десятки тысяч людей на разных континентах исчезают бесследно в течение строго определённого периода.
На второй день правительственных слушаний весь политический «бомонд» окончательно зашёл в тупик, поскольку обвинять было больше некого, а плана реальных действий никто из заслушанных специалистов предложить так и не смог. И только тогда, наконец, и то исключительно по настоятельной рекомендации Президента обе Палаты американского Правительства обратились к Снауту, который с тихо сдерживаемой яростью наблюдал за всем этим всплеском политической шизофрении. В свете последних событий всё происходящее вокруг казалось ему не только мелочным и недостойным внимания, но и совершенно никчемной суетой. Все эти спичи, перепалки, обмен колкостями, выяснения отношений просто выводили его из себя, и когда спикер сената дал ему, наконец, слово, Снаут, поднявшись со своего места тихо произнёс:
— Мне очень жаль, господа сенаторы и конгрессмены, но я не знаю, что делать…
И замолчал. Секунду в конгресс-холле висела оглушающая тишина, а затем женский робко голос спросил с задних рядов:
— Но, мистер Снаут, что будет с Америкой? Что будет со всем миром?
Барри вдруг понял, что он теперь совершенно спокоен и способен адекватно реагировать на окружающее. Проведя ладонью по мгновенно вспотевшему лбу и смахнув бисеринки пота, он обвёл тяжёлым взглядом сотни выжидающих лиц, разлепил пересохшие губы и произнёс:
— Чтобы начать всё сначала и решить, наконец, что нам всем предпринять, вернёмся на сто лет назад. Именно тогда в верховья таёжной реки Подкаменная Тунгуска рухнул огромный болид…
— И они тебе поверили?! — изумился Силантьев, отпивая добрый глоток «хейнекена». Барри пожал плечами и потянулся к своему пиву:
— А что им ещё оставалось? Надо было видеть их рожи! Господи, что за страна, где правят такие идиоты! Они просто ошалели в рамках своей чёрно-белой логики!
За окнами шумел предвечерний Нью-Йорк. Расположившаяся в стороне от Бродвея и Уолл-Стрит тихая закусочная «У Дадли Брауна» оказалась идеальным местом для того, чтобы встретиться и за кружкой доброго пива и, наконец, спокойно обсудить сложившуюся в Правительстве США ситуацию. Оторвавшись от украшавшей стену заведения коллекции пластинок Бинга Кросби, Шерман иронично усмехнулся:
— И это говорит советник Президента о своём же правительстве!
— Зато говорит правду! — незлобиво огрызнулся Барри. — Они привыкли к стереотипам вроде «руки Москвы», «происков Китая» или «железного занавеса». А здесь пришлось задуматься хотя бы над тем, кого ещё можно обвинить в своей несостоятельности.
— Да ладно тебе! — гоготнул Матвей. — У нас тоже не лучше… Как в том фильме: «Если израильская, то — военщина; если советское, то — шампанское; если запускаем, то космонавта…»
Барри расхохотался: эти русские ему определённо нравились! И продолжил, заметив, что собеседники, не отрываясь от поглощения пива, его, там не менее, внимательно слушают:
— Буду краток: Конгресс одобрил выделение для исследования Луны в районе интересующего нас участка Моря Ясности аппарата «Вояджер-Кроссовер», который вначале намечалось запустить в пояс астероидов с попутным исследованием Марса. NASA проконсультировалось с вашими спецами, и те согласились предоставить для запуска платформы свой «Протон», благо он готовился к какому-то военному запуску в ближайшее время. С месяц уйдёт на перепрограммирование бортового компьютера зонда и носителя, потом возможен старт. По предложению ребят из космического Агентства, «Вояджер» сначала несколько раз облетит Луну, делая снимки, а потом его переведут на селеостационарную орбиту над интересующим нас местом. Русские заверили, что мощностей разгонного блока для этого у них хватит с избытком.
— Здорово, — серьёзно сказал Шерман, придвигая к себе салат из креветок. Пиво пить он не стал, ограничившись стаканом какого-то кукурузного виски, абсолютной дрянью, на взгляд Барри. Но у богатых, как известно, свои причуды. Имеют право на оригинальность за собственные деньги.
— А что пресса? — поинтересовался между тем Матвей. Барри только хмыкнул:
— Им не до парламентских тёрок… Все ещё не отошли от осетино-грузинского конфликта, глотки рвут, выясняя, кто прав, кто виноват… Кроме того, наш Ося Шнейдерман хоть и порядочная сволочь, но зато отличный пресс-секретарь. Он сумел накатать такой релиз, что всё выглядит, как обсуждение очередной операции против Бен Ладана. А что касается NASA, так кому сегодня интересны, кроме специалистов, их прожекты? Кстати, а где все наши остальные русские друзья?
— По приглашению Конгресса профессор читает лекцию по предыстории вопроса и о самой экспедиции. А молодежь ему ассистирует, — усмехнулся Шерман. Барри кивнул:
— Но всё-таки, Вячеслав, что вас толкнуло на организацию это экспедиции? Неужели только эта ваша ответственность, возложенная на вас невесть кем и невесть когда?
Олигарх раздумчиво ковырялся вилкой в салате, словно бы не расслышав вопроса. Затем не к месту спросил:
— Господин Снаут, вы женаты?
Барри рассмеялся:
— О, да! Я — стопроцентный американец! Прилежный семьянин, что называется WASP … Разве это имеет отношение к делу?
— Непосредственное, — усмехнулся Шерман. — А вот Стерегущие семей иметь не могут согласно их Кодексу.
Барри оторвался от кружки, недоумённо воззрился на собеседника:
— А как же передача сакрального знания по наследству, от отца к сыну и так далее?
— Все наши дети — внебрачные, — пояснил Матвей, — это даёт нам возможность не оставлять в заложниках возможным противникам своих близких. А кому из них передать это самое знание, мы решаем вдумчиво, выбирая наилучших и самых способных.
Снаут хлопнул себя ладонью по лбу:
— Так вот почему наши гении разведки прошляпили такую команду! Это, получается, сугубо семейное дело, да к тому же ещё и внегосударственное!
Шерман засмеялся:
— Не только ваши разведки и разведки всех стран… Прошляпили нас и царская охранка, и ГПУ вкупе с НКВД, КГБ и ФСБ, включая военную контрразведку… Так что не стоит ваших Джеймсов Бондов шибко винить, им было нечего ловить в наших секретах.
Барри смог только развести руками:
— И вы знаете, что будет дальше?
Шерман покачал головой. Придвинул стакан золотистого напитка поближе:
— Увы, мой американский друг, мы этого уже не знаем… В последний раз Книга отписалась коротко: «Ждите». И это было месяц назад. И мы ждём, набираясь терпения. Не думаю, что наши потомки (в том, что Книгу создали именно они, нет никаких сомнений) желают нам зла. Согласитесь, это было бы нелогичным. А вот в том, что грядут близкие и реальные перемены, сомневаться не приходится. Долгие годы Книга просто описывала ближайшее будущее, оставляя на наше усмотрение выбор линии поведения. А с декабря прошлого года она стала диктовать нам порядок и график действий. Согласитесь, мой друг, что это о чём-то говорит.
Барри задумчиво кивнул.
— Полагаю, вас не напрягает то, что всем этим конспирологическим процессом заведовали именно русские? — коротко хохотнул Матвей. — Хотя в наших рядах есть представители практически всех стран мира. Сами понимаете, контролировать такой архисложный процесс, как мировая история, невозможно представителям отдельно взятого государства.
— Так и американцы были Стерегущими?! — вскочил Снаут. Силантьев усадил его на место, положив руку на плечо.
— Не стоит так волноваться, тем более — на виду у праздной толпы… Конечно, были. Две сверхдержавы просто обязаны были координировать свои действия, если не на уровне правительств, то, хотя бы, таким вот экзотическим образом. Да не парьтесь вы, как говорит моя внучка… Это же здорово, что хоть в чём-то человечество смогло объединиться! Причём, не на бумаге, а вполне реально.
Барри оставалось только развести руками…
— Очнись, «спящая красавица»… Точнее — красавец, — Олеся тормошила безмятежно храпящего «Пожарника» уже несколько минут. Тот категорически не выходил из состояния сонной нирваны, хотя самолёт уже пошёл на снижение и через несколько минут, если верить профессионально симпатичной проводнице, должен был припланетиться в аэропорту Шереметьево-два.
Почти четырнадцать часов лёта от Вашингтона Славка Коршунов проспал сном младенца, не обращая внимания ни на кинобоевики, ни на потуги Олеси его растормошить рассказами о своём хождении в библиотеку Конгресса, ни на попытки Божко расспросить о впечатлениях от купания в Атлантическом океане. Американские впечатления сломали «Пожарника» сразу же после посадки в самолёт. Он ещё смутно воспринимал момент взлёта и набора высоты, а затем отрубился на всё время полёта над океаном и старушкой-Европой.
Он открыл глаза только тогда, когда стих рокот двигателей, и пассажирская братия ринулась снимать с полок «ручную кладь» в виде сумок, кофров, мешков и иной тары, совершенно в пассажирском салоне неуместной. Рядом деловито копошился, пытаясь натянуть на ноги снятые на время полёта кроссовки Копылов.
Осоловело глянув в иллюминатор на серый бетон лётного поля, Славка рывком достал из-под кресла свою спортивную сумку, спутницу многочисленных поездок, и невпопад спросил Олесю:
— Ты что вечером делаешь?
Затем посмотрел на часы, отметил что по московскому времени уже два часа ночи, и поправился:
— В смысле, завтра вечером?..
— Горе моё, — вздохнула Олеся. — В обще-то, уже «сегодня»… Этим вечером мы встречаемся с нашими олигархами на вилле Шермана, если ты не запамятовал.
Славка обречённо вздохнул.
— А потом я приглашаю тебя к себе…
Коршунов встрепенулся и с неприкрытым восторгом уставился на девушку. Копылов хихикнул, но Славка не удостоил его даже мимолётных взглядом. Он был на седьмом небе…
Тем временем Кирилл Алексеевич Божко, занимавший кресло у прохода в их же ряду, заметил, что стюардесса приглашает пассажиров на выход, поднялся и кивнул своим спутникам:
— Вперёд, молодёжь… Скорее бы в гостиницу — и на боковую. Завтра очередной «безумный» день… Куда там Фигаро…
«Безумных» дней им действительно выпало немало. Сначала Божко несколько раз выступал перед конгрессменами и сенаторами как организатор экспедиции и непосредственный участник судьбоносных событий. Олеся подготовила ему насколько видеопрезентаций, а Коршунов занимался их непосредственной демонстрацией. Затем их пригласили в Нью-Йорк, где всё в той же последовательности происходило сначала в Организации Объединённых Наций, а затем в нескольких профильных университетах. И всё это не считая протокольных встреч во всевозможных комиссиях, комитетах и прочих коллегиях. Успели даже слетать в Хьюстон, в центр NASA, где специалисты рассказали им о возможной экспедиции американского зонда к Луне уже в ближайшие месяцы. Коршунов совершенно обалдел от музея астронавтики, где у входа в полный рост расположилась знаменитая американская ракета-носитель «Сатурн-V» доставившая первых землян сначала на окололунную орбиту, а затем и на поверхность естественного спутника нашей планеты. В общем, поездка удалась на славу и, кроме того, что принесла всем её участникам массу впечатлений, определила на ближайшее время направление деятельности огромного количества участвующих в проекте «Infinity» (как тут же окрестили его американские учёные) специалистов.
По вполне понятным причинам, пресс-конференций не было, как не было и толп страждущих журналистов у входа в их отели. При том огромном количестве посвященных это было потрясающе: все участники, как с российской, так и с американской стороны, прекрасно понимали, что огласка столь конфиденциальной информации может привести к самым непредсказуемым последствиям: от нагнетания международной напряжённости вследствие возможного повышения активности различных радикальных сил, до банальной мировой паники. Как так — пропадают люди по всему миру! Это ли не инопланетная агрессия, какой её с достойной лучшего применения настойчивостью раз за разом тиражируют авторы импортных блокбастеров?
Именно понимание критичности ситуации и позволило на начальном этапе сохранить режим глобальной секретности. Даже обратно в Россию члены неправительственной делегации отправлялись разными путями: Силантьев с Шерманом на борту собственного самолёта, остальные — регулярным рейсом «Аэрофлота».
…У входа в здание аэровокзала их уже поджидал заранее зафрахтованный заботливым Вячеславом Альбертовичем микроавтобус, который, не заезжая в столицу, повёз уставших от заморских треволнений участников переговоров напрямую в один из подмосковных пансионатов, к месту временного, так сказать, пребывания.
Славка смотрел на проплывающие за окном пейзажи сентябрьского Подмосковья и думал, что вот ему, начинающему аспиранту, выпал настоящий фарт: сначала — участие в умопомрачительно интересной экспедиции на поиски настоящей Тайны, да ещё в компании таких уникальных людей, затем — путешествие с ними же по миру, сначала в Рейкьявик, затем — в Америку. Жаль конечно, что тем, в вертолёте, так никогда и не узнать, какие в полном смысле этого слова мировые последствия имела их огненная гибель! Перед глазами опять встала запечатлевшаяся на всю жизнь картина: зелёная кромка леса на фоне ослепительно синего летнего сибирского неба, и всеуничтожающий огненный столб, разрывающий белое облачное покрывало своей бешеной энергией… Коршунов зябко повёл плечами. Олеся заметила, положила ладонь ему на колено:
— Что с тобой?
Славка вздохнул, отвернулся от окна.
— Ребят вспомнил… Тех, из вертолёта.
Сказал — и поперхнулся. Сразу память накатила картинками бьющейся в истерике Олеси на панихиде, скупых слёз Божко, матери Пашки в тёмном платке и сразу постаревшего его полковника-отставника отца… Олеся провела рукой по его непокорным рыжим лохмам, печально улыбнулась.
— Перестань… Они сделали своё дело достойно. А нам придётся продолжить его так, чтобы все эти потери не оказались напрасными. Всё в порядке, Славик, они навсегда останутся с нами, в нашей памяти и в наших делах. Мне тоже долго было плохо. Знаешь, Роман, он был исключительным человеком, и когда я оказалась с ним в Томске, то была на седьмом небе от счастья. А затем — эта утрата… Слава, помоги мне забыть всё! Кроме тебя у меня никого больше нет, с кем я могла бы вот так открыто говорить о том, что наболело… Не оставляй меня, — горячим шёпотом на ухо прошептала она.
Коршунов осторожно обнял её за плечи, прижал к груди и коротко шепнул:
— И не надейся — не брошу…
И воровато огляделся — не слышит ли кто… Олежка спал, прислонившись к запотевшему окну, а сидевший впереди Божко сделал вид, что рассматривает идущую впереди фуру. Только промокнул платком предательски увлажнившиеся уголки глаз…
Глава 4
Проект «Infinity»
В небе вон Луна такая молодая,
что ее без спутников и отпускать рискованно.
В. Маяковский. «Юбилейное»
Этого мгновения вся смена Центра управления полётами в Хьюстоне ждала с громадным нетерпением. Так наспех слепившаяся авантюра с использованием не по назначению зонда «Вояджер» совершенно неожиданно увенчалась успехом. Российский разгонный модуль «Бриз-М2» с ювелирной точностью отправил американский аппарат к Луне с околоземной орбиты и после нескольких коррекций отстыковался, перейдя на самостоятельную селеноцентрическую орбиту, а сам зонд, пролетев почти впритирку к лунной поверхности, занял сильно вытянутый эллипс, в периселии пролетая всего лишь в пятнадцати километрах от Луны, а в апоселии удаляясь почти на триста. Учитывая, что земной спутник не вращается вокруг собственной оси, нижний узел орбиты приходился постоянно над одной и той же точкой поверхности Моря Ясности, там, где американские наблюдатели зафиксировали таинственные вспышки. Сейчас «Вояджер», словно санки с горы, стремительно мчался навстречу Луне, начиная свой первый виток. На этой стороне спутника Земли царил лунный полдень, и через считанные минуты должна была начаться первая фотосессия, то, ради чего почти пять долгих месяцев лучшие учёные и инженеры двух стран пытались свести воедино свои усилия и слепить из таких разных аппаратных комплексов нечто целое, что полностью решит поставленную перед ним задачу.
Здесь помогла совместная работа над созданием международной космической станции, другими проектами, обе стороны имели громадный опыт проведения программ межпланетных автоматических полётов, в общем, всё удалось, а вот насколько — должно было выясниться в ближайшие часы, когда телеметристы расшифруют первые снимки «Вояджера».
— Есть команда на запуск камер, — отрапортовал Джеймс Пинтекост, начальник смены специалистов, ответственных за научное оборудование зонда. Весь большой экран на передней стене зала управления, до этого расцвеченный синусоидами траекторий, стали заполнять сделанные камерами станции снимки Луны. На них, словно на кадрах мультипликации, всё увеличивались оспины кратеров, проявлялись контрастные тени высоченных пиков, становились видны отдельные неровности ландшафта. Зонд приближался к самой низкой точке своей орбиты.
На балконе прессы раздались возбуждённые крики, словно и не было посадки «Аполлона-11» в далеком шестьдесят седьмом, русских «луноходов» и шести пилотируемых американских экспедиций. Человечество вновь возвращалось на Луну, пусть пока наскоком, нахрапом, в силу «обстоятельств непреодолимой силы», но, видимо, теперь уже всерьёз и надолго.
И пусть только каждый сотый (а то и четырёхсотый) в команде тех, кто готовил этот полёт, знал об истинной цели миссии, зато все поголовно в этот день не спали, хоть и пришёлся самый ответственный момент экспедиции на два часа ночи по местному времени.
Барри Снаут буквально впился взглядом в монитор, расположенный в отдельной ложе. Как советнику по науке самого Президента, ему здесь оказывали максимальное внимание, выделили персональное место в Центре и личный терминал связи с Белым домом. Барри всматривался в серые лунные пейзажи и, хотя прекрасно понимал, что ничего разглядеть толком не сумеет, что снимки потом будут анализировать тысячи специалистов по обе стороны океана, он до дрожи в поджилках ощущал причастность к чему-то действительно историческому, тем более, что, в отличие от рядовых участников проекта, он-то точно знал, для чего американский зонд пролетел эти четыреста тысяч километров, и что именно он должен отыскать на «…пыльных тропинках далёких планет», как пелось в одной старинной русской песне. Её очень немузыкально, но азартно распевал в свой последний визит в Вашингтон этот странноватый, но, в общем-то, добродушный русский парень из команды Шермана, Коршунов, кажется… Они сдружились на почве общей любви к космическим исследованиям, историю которых молодой русский физик знал почти наизусть. Причём, к удивлению Снаута, хронологию американских космических программ этот чудак знал едва ли не лучше отечественной космической эпопеи. Сначала это Барри несколько озадачивало, но затем он вспомнил, в обстановке какой секретности эти русские производили свои первые пуски, и всё встало на свои места. Что ж, «Infinity» с этим повезло ещё больше.
С одной стороны на руку сыграла леность обывателей, информационная пресыщенность, что ли… Что рядовые русские, что среднестатистические американцы как-то пропустили мимо ушей все эти охи и ахи по поводу возвращения двух космических свехдержав на Луну. И только политический бомонд, в частности, «ястребы» из Конгресса, попытались поднять бучу по поводу неожиданно проснувшейся любви их Президента к этим «московитам», посмевшим не так давно поднять руку на святое — грузинскую демократию, утопив её, родимую, в собственном дерьме. Но неведомые силы заткнули редкие особенно ярые глотки, и установилась благостная тишина. Можно было только представить себе те усилия, которые учёные обеих сторон приложили для реализации этого проекта. Некоторые ветераны отрасли сравнивали этот прорыв с легендарной программой ЭПАС . Правда, той было отпущено почти три года, здесь же уложились в несколько месяцев. Что ж, другой век, иные технологии, опережающее развитие и так далее. К тому же — почти полная унификация производств, достигнутая при создании первой Международной космической станции. Опыт, что называется, не пропьёшь…
Пинтекост негромко кашлянул в микрофон, лёгкий гул, царивший в контрольном зале, мгновенно стих.
— Внимание, смена… Получено порядка полутора тысяч снимков высокого разрешения. Селенологи сообщают, что претензий по качеству вроде бы нет…
Восторженный рёв взлетел над рядами мониторов, управленцы в восторге повскакали с мест, гулко хлопали друг друга по обтянутым мокрыми от пота рубашками спинам, одновременно гомоня каждый о своём. Пинтекост поднял руку, призывая к тишине:
— Господа, первый виток завершён, через сорок минут всем быть готовым к получению спектрального анализа поверхности и замеру отражательной способности. На третьем витке — контрольное фотографирование. Не расслабляйтесь!
Снаут откинулся на спинку кресла. Вот и всё, теперь тысячи спецов по квадратному миллиметру изучат это таинственное Море Ясности и выскажут своё компетентное мнение. Уйдёт на это, правда, несколько недель или месяцев, если, конечно, какой-нибудь местный Кеплер-Галилей не совершит гениальное открытие раньше.
— Кофе, сэр? — тихо прошелестел на ухо незаметно подошедший стюард. Там, внизу, все пользовались кофе-машинами, расположенными в соседнем зале, обитатели этой ложи имели прерогативу заказывать напиток на месте.
Барри кивнул:
— Двойной «эспрессо», пожалуйста. И пригласите ко мне Пинтекоста, когда он освободится.
Стюард кивнул и столь же незаметно испарился. Джеймс появился минут через пять с неизменным стаканчиком «колы» в руке. Кофе он не переносил на дух и на все подначки Барри в том смысле, что этот американский символ растворяет слизистую желудка почище «царской водки», только делано сердито хмурил кустистые седые брови и бросал с непередаваемым техасским акцентом:
— Господин советник, в мои годы думают не о том, что где-то там когда-то растворится, а всё больше о том, что растворилось уже давно.
На этот раз обошлось без взаимных подколок, тепло поздоровались, Барри грузно умастил свой обтянутый потёртыми джинсами зад в соседнее кресло.
— Прости, что сразу не подошёл. Сам видишь, чем мы здесь занимаемся.
Снаут кивнул:
— Молодцы, ювелирная работа.
Пинтекост хмыкнул.
— Нам-то что, мы управленцы, всю работу сделали русские, они — отличные математики, расчёты точности изумительной. Когда разгонник отделился, нам оставалось только пожинать лавры. Впрочем, насколько все мы хорошо сработали, выяснится, когда эти «ботаники» из NASA расшифруют снимки. Бога ради, Барри, что такого уникального вы собираетесь рассмотреть в этой серятине, если вам даже Хаббла мало, если вы сорвали с программ сотни тысяч человек?
Барри пожал плечами:
— Сам же сказал — всё после «ботаников»… Вот и подождём пару месяцев.
Пинтекост подозрительно покосился на него, залпом допил «колу», тяжело поднялся. Неожиданно бросил в пространство:
— Знаешь, я так не уставал со времён стартов первых «челноков»… Пора на покой, сынок.
И неторопливо вышел. Снаут проводил взглядом его некогда могучую фигуру, ныне согнутую непомерной ответственностью и годами изнурительного труда, принял из рук подоспевшего стюарда чашку «эспрессо», вздохнул. Правды он не мог сказать никому. Даже Джеймсу. Пока… Впрочем, он её и сам ещё не знал до конца.
Нет, что не говори, а интуиция — грозная штука! Не верилось Снауту с самого начала лунной эпопеи, что всё пройдёт без сучка, без задоринки! И когда многочисленные КБ согласовали абсолютно не стыкуемую документацию, его малость потряхивало. И когда первые «изделия», как их именуют русские, или «объекты», по американской терминологии, прошли динамические испытания, он относился ко всему с присущим истинному сотруднику госадминистрации скепсисом. А когда с казахстанского космодрома стартовал могучий «Протон-М» и вывел всю эту конструкцию на промежуточную орбиту, Барри вообще впал в депрессию на то время, что потребовалось станции, дабы преодолеть расстояние от Земли до Луны. Немного отпустило перед первым лунным витком, и вообще интуиция присмирела после успокаивающего тона Пинтекоста, но на третьем обороте вокруг спутника Земли и произошло то, чего Барри так опасался с самого начала этой истории.
Сказать по правде, эта суматоха с лунной экспедицией как-то отодвинула на задний план события, ставшие, собственно, катализатором всей этой межпланетной эпопеи. Стерегущие, Книга, перелёты в Рейкьявик, многочисленные закрытые диспуты и межправительственные комиссии — всё казалось каким-то горячечным бредом перед лицом грандиозного проекта человечества. И действительность напомнила о себе резко и больно.
Если второй виток был посвящён спектрографическим исследованиям поверхности, то именно на третьем специалисты готовились приступить к повторному фотографированию с высоким разрешением и трёхмерному сканированию местности. Аппаратура работала как часы, команды знала своё дело, и после этого витка Пинтекост собирался отправиться отдохнуть на пару часов, поскольку ничего экстраординарного с точки зрения исследовательских процессов в ближайшее время не ожидалось. Уже было накоплено материала на пару месяцев работы специалистам практически всех направлений астрофизических исследований.
До запуска камер высокого разрешения оставалось полторы минуты, когда один из операторов окликнул руководителя смены:
— Мистер Пинтекост, посмотрите, пожалуйста, на монитор!
Джеймс мгновенно присобрался. Свои не называли его «мистером» в рабочее время, исключительно «Джеймс» или «мастер», эта традиция сложилась много лет назад и не нарушалась ни под каким соусом.
— В чём дело, дружок? — максимально ласково произнёс он. Не стоило добавлять нервов и без того «накрученным» ребятам.
— На Луне буря, сэр… — парень ткнул пальцем в затянутый непонятной белесой дымкой экран. Там действительно кружилась какая-то муть. Судя по размерам облака и расстоянию, с которого его снимал зонд, аномалия занимала площадь в несколько сотен квадратных миль!
— Буря, говоришь, — голос начальника смены мгновенно охрип. — И давно она началась?
Парень смутился:
— Полминуты назад, мистер Пинтекост…
«Сэр» и «мистер» единовременно — ситуация явно выходила из-под контроля персонала. Да это и понятно: буря на Луне, не имеющей атмосферы по определению! Это будет почище снеговика в Сахаре или пляжа в торосах Антарктики! И, тем не менее, густые облака какой-то мути упорно наползали на приближающийся к поверхности Луны зонд.
— Направьте туда «Хаббл», — резко приказал Пинтекост, — передние камеры переведите в инфракрасный режим. Какова высота этих облаков, из чего они состоят? Делайте спектральный экспресс-анализ! Да шевелитесь вы, тараканья немочь! У нас нет времени гадать, что и почему…
На переориентацию космического телескопа «Хаббл» у смежников ушли те самые критические несколько минут. Едва первые снимки от них стали поступать на мониторы Центра управления полётом, экраны передних камер зонда зафиксировали ослепительную вспышку, защитные светофильтры выгорели в мгновение ока, в окошках телеметрии поползли тоскливые прямые линии, обозначающие, что вся аппаратура «Infinity» приказала долго жить, причём разом! Такого не могло быть ни при каких обстоятельствах, и, тем не менее, это случилось! Оставалась, правда, последняя надежда, что это временный сбой питания или ещё какая-нибудь достаточно традиционная пакость, но знаменитый «Хаббл» с трагическим высокомерием зафиксировал на том месте, где только что пребывал зонд, только лишь невесомое облачко газа… А песчаная буря в Море Ясности сошла на нет, словно её и не было…
В главном зале Центра управления полётом повисла настолько осязаемая тишина, что, казалось, её можно было резать ножом. Потрясённые операторы поворачивались к Джеймсу, который замер перед своим пультом, не смахивая даже пот со лба. Один за одним гасли экраны систем зонда, замер отсчёт времени полёта. Синусоида траектории застыла над одной точкой громадной лунной карты.
— Что это было? — неожиданно развалил тишину ровный голос с «галёрки» — из правительственной ложи. Джеймс пожал плечами, даже не обернувшись:
— Огненное погребение, судя по всему…
Одинокий смешок стал ему ответом.
— Я сейчас спущусь, приготовьте запись, будем просматривать вместе, — человек в ложе поднялся и вышел. Пинтекост стряхнул с себя оторопь:
— Внимание всем! Подготовить запись последних семи минут полёта. Все данные телеметрии — на мой монитор. Селенологи, запросите всех, кто наблюдал Луну в это время: наших, русских, каких-нибудь шальных астрономов-любителей, чёрт побери… Всех, кто может что-то нам показать или рассказать. Меня интересуют все подробности об этой «буре в пустыне», снимки, спектрограммы, хронометрия — всё… Через час жду полный отчёт. Остальным — последние снимки зонда и «Хаббла» обработать и — на большой экран! Начали!
— Таким образом, мы имеем дело с катастрофой явно техногенного характера, — Барри Снаут отложил в сторону листки распечатки, снял очки и подслеповато прищурился в сторону экрана, на котором замер последний стоп-кадр: яркая вспышка на фоне лунной поверхности. Снимок сделала французская обсерватория, по счастливой случайности (если слово «счастливая» вообще приемлемо к данной ситуации) проводившая именно в тот момент наблюдения естественного спутника Земли. Вздохнув, помощник Президента по науке произнёс традиционное:
— Вопросы?
Вопросы, конечно же, были как у сенаторов, так и представителей многочисленных организаций, принимавших самое непосредственное участие в осуществлении проекта «Infinity», но все их обобщил Донован Сандерс, ведущий специалист от «Локхид-Мартин»:
— Простите, Барри, что, собственно, вы понимаете под определением «техногенного характера»? Нарушение в работе систем зонда? Ошибка в каналах управления? Недоработки в программном обеспечении? Самопроизвольное возгорание топлива в баках двигателей системы ориентации? Хотя бы минимум конкретики…
Барри очень хотелось зажмуриться и оказаться где-нибудь подальше, а ещё лучше — в другом времени. В детстве, например, когда все житейские проблемы сводятся исключительно к отсутствию мелочи на мороженое… Прокачав за несколько секунд паузы все возможные варианты ответа, он произнёс, внутренне содрогнувшись:
— Я имею в виду, Дон, техногенное воздействие, носящее сугубо внешний характер. Исходя из имеющихся данных, мы пришли к выводу, что зонд был уничтожен пучком узконаправленного интенсивного излучения. Как-то так…
Воцарившаяся после его слов тишина, что называется, разрывала уши. Было слышно, как шелестит шариковая ручка стенографиста, невозмутимо выполняющего свою работу. Кто-то судорожно сглотнул, кто-то выдохнул, представитель Пентагона вытер клетчатым платком мгновенно вспотевший лоб. Барри своим обострившимся восприятием ощущал исходившую от него паническую истерию. Где-то глубоко шевельнулось мелкое удовлетворение: наконец-то и вояки закопошились… Извечная неприязнь учёного сообщества к армейскому начальству на мгновение взяла верх над разумом, и Снаут бросил в сторону «четырёхзвёздочного» генерала саркастическую ухмылку. Но уже в следующее мгновение вопросы посыпались как из ведра, и времени на сарказм не осталось…
— Уничтожен… кем-то? — сдержанно, но вполне конкретно поинтересовался специалист NASA, записывая что-то в свой ежедневник с вензелем родного учреждения. Снаут пожал плечами.
— Наблюдателями нескольких стран был замечен одномоментный всплеск энергии большой мощности в районе Моря Ясности, конкретно — в том самом месте, над которым непосредственно находился зонд. Излучение носило ярко выраженный строго концентрированный характер, напоминающий некий столб пламени, протянувшийся от поверхности Луны к зонду. Напряжение в эпицентре достигало, по скромным прикидкам, миллионы эргов, температура в разы превышала температуру «горячей» плазмы.
— Но это же в принципе невозможно! — воскликнул Чакра Навадзаки, экспрессивный полуиндиец-полуяпонец, именитый профессор в области физики высоких энергий. Направив свою смоляную бороду в сторону Барри, он авторитетно заявил, обращаясь, по большей мере, к самому себе, поскольку иных авторитетов для него в мире, по определению, не существовало. — Такую температуру и такие энергии можно получить только в наших андронных коллайдерах, даже Солнце гораздо холоднее… Это — полная чушь! Ошибка наблюдателей!
Наученный нелёгкими годами работы в администрации Белого Дома, Снаут промолчал, дождавшись, когда горячий потомок гордых самураев (или мятежных сипаев ) умолкнет, затем тихим голосом, заставившим заткнуться самые лужёные глотки, терпеливо произнёс:
— Это отнюдь не чушь. Аналогичное явление уже наблюдалось однажды, причём — на Земле. И относительно недавно.
— Это когда же, позвольте поинтересоваться? — уже по инерции спесиво вскинулся Навадзаки, остальные заинтригованно уставились на Советника Президента. В этом зале все отлично были осведомлены, что Снаут слов на ветер не бросает.
— Прошлым летом, в России, в районе реки Подкаменная Тунгуска. Точно такой же, судя по описанию, выброс энергии уничтожил вертолёт с участниками русской комплексной научно-исследовательской экспедиции…
—…Которые напоследок и поведали вам, Барри, эту сенсационную ересь! — торжественно съёрничал метис-профессор. Он горделиво оглянулся по сторонам, ожидая восторженных аплодисментов, но наткнулся только на встревоженные взгляды собравшихся. Смутившись, Навадзаки поспешно сел на своё место, деловито уставившись в свой крокодиловый фолиант. Никто не проронил ни слова, но Снаут печёнкой прочувствовал, что пора разъяснять ситуацию. Среди этого почтенного собрания единицы знали, что и кто стоит за проектом «Infinity». Настал момент истины.
— В таком случае, начнём сначала, — Барри вздохнул и кинулся в омут с головой. — В начале июня 2008 года группа российских учёных отправилась в район падения знаменитого Тунгусского метеорита…
В Домодедово мело несусветно. Смерчики позёмки метались по лётному полю, вихрились вокруг мачт освещения, пытались задуть огоньки рулёжек, лизали продрогшие подбрюшья прикорнувших на стоянках самолётов. Те же, выдернутые ненастьем из любимой воздушной стихии, где они были стремительны и свободны во всех трёх измерениях, понуро дремали в ожидании лётной погоды. Время от времени их трансконтинентальные собратья на зависть братьям меньшим по одному отправлялись в полёт исключительно под ответственность их командиров, но таких было немного, и общую атмосферу уездной ямщицкой станции какого-нибудь XVIII-XIX века это нисколько не развеивало.
Слегка очумевшие от длительного сидения на одном месте пассажиры уныло слонялись по многочисленным магазинчикам и барам, сплетались в случайные знакомства, делились взглядами на ближайшее будущее этой воздушной гавани. Рейсы уже притормозили на семь часов, и погода никакой перспективы в плане ближайших вылетов среднемагистральных машин не рисовала. Все прилегающие отели с утра были забиты под завязку как прибывающими, так и отбывающими жертвами стихии, парковки холмились тысячами озябших машин. Одно слово — русский буран…
Поль Берже, московский корреспондент журнала «Пари Мач», торчал здесь уже третий час. Рейс на Париж, чартер из Токио, задерживался ввиду неприбытия… Поль уже отсидел пятую точку в V.I.P.-зоне и теперь бесцельно бродил по «переулочкам» и «улицам» международного аэропорта. На пятом или на шестом круге его внимание привлекла с виду невзрачная фигура мужчины, который сидел в сторонке и читал какой-то, судя по обложке без колористических изысков, предельно скучный журнал. Одет он был в дорогую финскую дублёнку, из-под которой выглядывал джемпер крупной домашней вязки, седые бородка и шевелюра придавали ему определённый шарм, если бы не переполненные какой-то прямо таки вселенской грустью глаза. Глаза…
Именно они и привлекли внимание Берже, привыкшего по мимолётным признакам, ускользающему, особому выражению лица определять для себя ключевых героев сенсационного репортажа. А лицо… Что ж, вполне русское лицо, только отчего-то очень знакомое… Журналист притормозил своё монотонное дефиле по переполненным залам и запустил на полную катушку память.
Знакомый человек, определённо знакомый, только не лично, скорее всего где-то встречались. Не политик, слишком доброе и открытое лицо, у тех — сплошь и рядом личины, а у этого скорее даже лик… И не олигарх, это тоже без сомнений. «Денежных мешков» на своём долгом полувековом пути Поль перевидал достаточно, и русских, и европейских. Даже арабских шейхов приходилось интервьюировать. Эту породу он на расстоянии чуял, что называется, печёнкой.
Журнал в руках на русском, пухлый, похоже — научный. Пересекались на каком-нибудь брифинге в российской Академии Наук? Вполне возможно, но тогда он поконкретнее бы его запомнил: с учёными Полю приходилось встречаться не часто, гораздо реже, чем, например, с военными, поэтому все свои контакты Берже знал превосходно. Но всё-таки этот человек — учёный! И виделись они относительно недавно, это тоже немедленно подсказала услужливая профессиональная память.
Берже, словно в ежедневнике, перелистал события последних недель. Сколково, брифинг по нанотехнологиям, международный автосалон, что-то по астрофизике… Не то! Российский Центр управления полётами в подмосковном Королёве, запуск «Infinity»… Эврика!
Поль аж подпрыгнул: это же профессор Божко, герой той самой, знаменитой теперь уже на весь мир экспедиции к истокам Подкаменной Тунгуски! Вот это настоящая удача! Нечаянный эксклюзив шарахнул по мозгам почище выдержанного бренди. Оставалось только экстренно придумать повод и завязать разговор. Но как раз с этим у француза проблем никогда не возникало, к тому же русским он владел в совершенстве, как, впрочем, и ещё доброй дюжиной языков, включая даже вполне экзотический суахили. Нацепив на физиономию дежурную улыбку из «дорожного набора» этакого рубахи-парня, Берже прямиком ринулся к профессору:
— Мсье Божко, какая неожиданная, но оттого не менее приятная встреча!
Почтенный учёный недоумённо воззрился на француза, выжидательно замер, отложив журнал на соседнее, пустующее кресло. Видно было по всему, что общение с кем-либо не входило в настоящий момент в его планы. Но, тем не менее, он поднялся, приветственно склонил голову.
— К вашим услугам… Простите, с кем имею честь, так сказать?..
— Берже, Поль Берже, журнал «Пари Мач», московский офис…
По лицу Божко скользнула мимолётная тень хорошо скрытой неприязни, но Поль не мог отнести её лично на свой счёт. По-видимому, у русского было своё отношение к «свободной прессе». Но это-то как раз и не удивляло. Как репортёр старой закалки, Берже прекрасно понимал такую реакцию, у него самого отношение к молодым «шакалам пера» тоже оставляло желать лучшего. К тому же, имела место быть извечная конкуренция поколений, не всегда честная с обеих сторон, надо признать. В общем, хоть в этом они с Божко были союзниками.
— Если вы с идеей интервью, то не особо рассчитывайте, — деликатно предупредил профессор, усмехнувшись в бороду, и Поль понял, что первый раунд проиграл вчистую. Ему не надо было разъяснений, он и без этого прекрасно понимал по едва уловимой постороннему интонации, что русский разговаривать на темы «Тунгусского чуда» не станет. Профессиональное чутьё, так сказать, и в этом тоже. Но он, собственно, и не особенно рассчитывал взять крепость нахрапом, в арсенале его было достаточно иных, более деликатных, но от этого не менее эффективных способов добиться желаемого. Он уже собирался запустить в дело свой беспроигрышный вариант — поинтересоваться ближайшими планами ученого мэтра, когда в кармане требовательно раскатилась кастаньетами «Карменсита». Почти одновременно Божко потянул из сумки свой мобильник. Недоуменно уставившись друг на друга, они одновременно произнесли «Алло!».
— Поль, мальчик мой, — зарокотал каменьями баритон Шефа в трубке Берже. — Ты где и чем сейчас занимаешься?
— В аэропорту, по большей части… Жду парижский рейс…
— И телевизор, естественно, не смотришь? — в голове Высокого Руководства было столько гранита, что у журналиста ноги мгновенно покрылись липкими мурашками и приросли к полу. — Молчание, как говорится, знак сам за себя говорящий… Там, в этой твоей Москве, есть телевизоры, или со времен Зварыкина они в России так и не появились? (Поль оценил иронию, приготовившись к самому мерзкому варианту…)
Только тут журналист обратил внимание, что все пассажиры, свободные от рутинных занятий типа сна в креслах или бесцельного фланирования по залам, стеклись к подвешенным над информационными табло плазменным экранам. Судя по заставкам, там шёл какой-то экстренный выпуск чего-то. Русский профессор, не отнимая от уха трубку и что-то коротко отвечая неизвестному собеседнику, тоже перемещался в сторону этих информационных отдушин.
— Так что с телевизором? — нервно рокотнула трубка.
— Уже иду, — пробормотал Берже, одновременно протискиваясь поближе к экранам и улавливая первые слова.
«…По предварительным данным длина объекта составляет около семи километров, максимальный диаметр – восемьсот метров. Масса покоя не менее семнадцати миллионов тонн. Покинув селеноцентрическую орбиту, он направляется к Земле со скоростью примерно девятнадцать километров в секунду, что позволит ему достичь нашей планеты через двое суток. Наблюдение за неопознанным объектом ведут все обсерватории Земли, по тревоге подняты силы ракетно-космической обороны России и Центр стратегической обороны США. Специалисты обоих ведомств обмениваются информацией в режиме реального времени, задействованы все резервные каналы связи, поэтому возможны частичные перебои в телетрансляциях и нарушение стабильности Интернет-соединений».
— Как я понимаю, ты всё-таки добрался до ящика, — удовлетворённо рявкнул далёкий Шеф, — а по сему, хватай в кулак свою задницу и отправляйся в подмосковный Королёв, там сейчас самое интересное. Можно, конечно, и в Хьюстон, но времени мало. Работаем с тем, что есть…
— Да, Шеф, — журналист постарался, чтобы прозвучало именно так, с Большой Буквы. — Немедленно, Шеф…
Он рефлекторно обернулся к Божко и отметил, что и тот только что отнял от уха трубку мобильника. Русский учёный неопределённо хмыкнул и проронил:
— Что-то мне подсказывает, что вы были на машине…
Поль изумился:
— Да вы, месье, никак почитатель сэра Канон-Дойла?! А на Сюртэ , случаем, работать не приходилось?
Божко рассмеялся мягким, располагающим смехом.
— Что вы, батенька, в мои-то годы… Хотя у вас там, в просвещённых Европах, все русские сплошь и рядом — агенты КаГэБе… Всё гораздо проще: ботиночки ваши исключительно осенние, к нашим морозам мало приспособленные. Следовательно, прибыли вы на личном автомобиле, который и оставили, скорее всего, на одной из многочисленных парковок. Просто?
Журналист рассмеялся:
— До изумления! И что из этого следует?
— Да ничего особенного. Мне срочно нужно в подмосковный Королёв, вы не могли бы подбросить меня до Трёх Вокзалов, на электричку?
Берже едва не завопил от восторга: всё настолько лепилось сегодня, что он даже готов был простить этой стране ее вечные снега, нелетающие самолёты и регулярно холодный кофе в местных бистро…
— Вы не представляете, уважаемый профессор, насколько нам по пути! Мой «ситроен» — к вашим услугам… В обмен на блиц-интервью!
— Согласен, — степенно кивнул Божко, — тем более, что выбора у меня, по-видимому, нет.
В проходную Центра управления полетами они входили уже если не друзьями, то вполне себе закадычными приятелями. Француза просто-таки распирало от полученной информации, а профессор, не ограниченный в свете событий последних часов какими-либо обязательствами по сохранению «великой буржуинской тайны», словно бы сбросил с себя некое бремя, тяготившее его все последние месяцы, начиная с момента гибели вертолета в тайге. К тому же, появление неизвестного космического тела на траектории приближения к Земле и вовсе сводило на нет все международные перипетии, связанные с тайной Книги, таёжной экспедицией, всякими там Стерегущими и Реинкарнантами… В общем, события принимали такой оборот, что всё остальное на их фоне казалось если и не стоящим особого внимания, то просто несколько несвоевременным.
Служащий Центра ознакомился с их документами, молча кивнул в сторону двери, находившейся несколько в стороне от основного прохода в Главный зал управления.
Божко недоумённо приподнял брови, на что ему коротко бросили:
— Кирилл Алексеевич, мсье Берже, вас ждут в комнате для переговоров. Там вас ознакомят с последними новостями, после чего вы сможете пройти в Главный зал.
Божко, ругнувшись про себя на несвойственное ему нетерпение, чуть было не приведшее к определённому конфузу, покорно наклонил голову и, бросив спутнику «За мной, сударь!», шагнул в помещение…
На мгновение идущему позади Полю показалось, что спина профессора растворилась в мареве белесых болотных испарений — настолько густой табачный смог заполнял комнату! Кто-то однажды сказал, что концентрация табачного дыма способствует концентрации мысли… В таком случае из местных мыслей вполне можно было бы вить верёвки: почти полсотни человек разного возраста и званий, судя по значкам университетов на лацканов пиджаков и звёздам на шитых золотом погонах, дымили, как скопление паровозов на узловой станции…
Кроме дымовой завесы, в зале висел ровный гул десятков голосов людей, прекрасно понимающих, зачем они здесь, и не истерящих без повода. Да и по поводу тоже. Шло обсуждение какого-то конкретного, причём — явно одного вопроса. Конструктивное и немногословное. Едва тенорок одного докладчика затихал, как тут же с уточнениями включался другой выступающий и приятным баритоном излагал, судя по всему, исчерпывающую информацию по запрошенным позициям.
Конкретики вновь вошедшие сразу не поняли, поскольку беседа велась сразу на нескольких языках, а наушники для синхроперевода они ещё не получили. Но из того, что ему удалось разобрать в этом лесоповале цифр и терминов, Божко понял, что направляющийся к Земле неизвестно как появившийся в околопланетном пространстве объект летит по сложной траектории, что говорит о его, несомненно, искусственном происхождении. Он меняет скорость, корректирует орбиту и, судя по последним данным, готовится выйти на геостационар где-то над калмыцкими степями. Однако, здесь мнения присутствующих несколько разделялись, впрочем, речь шла лишь о точности в пару тысяч километров, что в условиях теперешней ситуации было совершенно не принципиальным.
Против ожидания, вновь прибывших сразу заметили, к Божко потянулись руки для пожатия, Поля оттеснили, и он в полной мере мог насладиться зрелищем мозгового штурма объединённой команды военных и учёных… От какой-то обыденности происходящего вокруг как-то незаметно на второй план отошла причина, побудившая собраться в отдельно взятом помещении весь цвет русской военной и научно-технической мысли. А между тем причина эта, если верить бегущим цифрам, выводимым на большой монитор, занимающий полностью одну из стен комнаты, неуклонно приближалась к Земле, и это был не финиш одной из миссий «Аполлона» или ожидаемая посадка «Союза».
Нечто настолько громадное, что человеческий разум даже, по-видимому, не в силах был сразу осознать глобальность его размеров, двигалось в пространстве, до сего времени считавшимся землянами почти собственностью. Конечно, люди, собравшиеся в этом здании, да и на множестве наблюдательных пунктах в разных концах планеты, на бортах поисковых самолётов и плавучих центрах управления и связи, в бункерах систем противовоздушной обороны и сил ядерного сдерживания были настоящими профессионалами, они действовали соответственно ситуации и согласно наиболее подходящим ей инструкциям… Но Берже постоянно ловил себя на мысли, что все здесь собравшиеся чем-то напоминают ему толпу заядлых рыбаков, подцепивших в провинциальной сельской речке громадного сома, и теперь не знающие ни того, как его вытащить на берег, ни того, что с сомом этим делать, если он будет-таки выволочен общими усилиями вытащен на пропечённый полуденным солнцем песок речной косы…
— Господа… Господа! — прорвался сквозь монотонное бубнение чей-то призывный глас. — Последние данные, смотрите на экраны!
На секунду всё стихло, и в этой внезапно повисшей подобно ватному пологу тишине корабельными склянками прозвучало чьё-то исконно русское:
—…твою мать!
С огромного экрана, словно губкой с грифельной доски, смахнуло цифры, и вместо них во всю его ширь раскинулось картинка, более похожая на кадры из трейлера очередного голливудского «звёздно-военного» блокбастера, нежели на действительное изображение чего-то научно-популярного. Затмевая искорки звёзд, посверкивая в лучах неистового космического солнца отражениями на бесчисленных гранях надстроек, в пространстве висело нечто, отдалённо напоминающее галактические крейсера пришельцев с картин художников-фантастов. Многокилометровый, утыканный непонятными надстройками, в переплетении чего-то, похожего на антенны, с многочисленными выступами и зияющими чёрными провалами непонятными пустотами монстр был настолько громаден по человеческим меркам, что даже сама идея противопоставить ему нечто из арсенала любой земной сверхдержавы вызывала безумный истерический смех… И — ничего более.
Однако здесь действительно собрались профи, которые, в отличие от Поля Берже, прекрасно представляли себе, с чем примерно они столкнутся с часу на час. Или, по крайней мере, думали, что представляли… Поэтому истерик не случилось, только кто-то поинтересовался по-русски:
— Картинка откуда?
— Хьюстон. Они задействовали «Хаббл».
— Расстояние?
— Почти двести тысяч километров. Две трети пути.
Неожиданно для самого себя Поль спросил, ни к кому особенно не обращаясь:
— И что теперь с этим делать?
Какой-то военный, судя по нашивкам — британский комма;ндер , осторожно взял его за локоть и отвёл к дальней стене, возле которой стояли столики с бутербродами, кофе-машина и батарея бутылок «Колы». Усадив Поля в кресло, он протянул ему стаканчик горячего «эспрессо» и просто сказал:
— Думать. Пока — только думать.
В предутреннем Хьюстоне примерно в это же время не спал никто. Даже те, кому на смену предстояло выходить только в обед, заполнили все балконы и смотровые залы, а также помещения для прессы. В отличие от обычного рабочего гула голосов везде безраздельно царила настолько глубокая тишина, что перещёлкивание реле кондиционеров звучало в ней набатом. Временами то здесь, то там слышался приглушённый шёпоток операторов, остальные молча наблюдали за картинкой, переданной космическим телескопом. Наконец «заговор молчания» прервал Джеймс Пинтекост. Воздвигнувшись над рядами мониторов во весь свой немалый рост, он рокотнул:
— Надеюсь, господа из Пентагона достаточно налюбовались на эту крошку? В таком случае, дайте на экраны расчёты траектории и, Бога ради, пригласите в переговорную кого-нибудь из SETI …
Под комнату для переговоров руководство NASA выделило обширный конференц-зал, резонно предполагая, какое примерно количество экспертов потребуется в ближайшее время. В помещение, рассчитанное максимум на сто пятьдесят-двести журналистов набилось человек четыреста, и это были сплошь и рядом специалисты экстра-класса, каждый в своей области. Поскольку никто не предполагал даже приблизительно, с чем придётся иметь дело в ближайшие часы и дни, приглашены были учёные самых разных отраслей знания, от космической механики до социологии. И хотя большинство присутствующих категорически придерживалось мнения, что землянам пришлось столкнуться пусть и с проявлением чуждого разума, но с механическим, остальные твёрдо стояли на том, что к планете приближается обитаемое искусственное тело. И у тех, и у других было полно аргументов в свою пользу, но все они не имели под собой никакого реального подтверждения. Объект молча двигался в сторону Земли, не отвечая на попытки установить с ним связь во всех доступных земной технике диапазонах.
— А я вообще считаю, что они не собираются входить с нами ни в какие контакты! — энергично размахивая длинными руками, вещал всклокоченный, чем-то неуловимо похожий на раннего Джона Леннона, эксперт из SETI. — Иначе как объяснить тот факт, что объект игнорирует даже сигналы с длиной волны в 21 сантиметр?
— И что из этого следует? — красиво изогнул правую бровь смуглый генерал с нашивками военно-воздушных сил. — Если он и на остальных частотах молчит?
«Уфолог», как уже давно окрестил про себя всех этих ловцов инопланетных сигналов Барри Снаут, даже захлебнулся от возмущения собственной слюной! Выдержав театральную паузу, в ходе которой он попытался пригладить свои «битловские» вихры и поправил очки, «сетишник» поучительным тоном начал излагать:
— Данная длина волны соответствует частоте излучения атомарного водорода во Вселенной и является этаким эталоном, который предлагается нами для начала контакта с инопланетными цивилизациями. По умолчанию им тоже это известно, и данная частота может стать своеобразным ключом для формирования общих понятий и принципов общения. Как бинарный код в компьютерах.
— Ага, — удовлетворённо буркнул генерал. — Если у них наша логика, к примеру.
«Ай да молодец, летун, — мысленно восхитился Барри. — Про логику это он круто завернул. Действительно, с чего это мы решили, что «зелёные человечки» мыслят нашими категориями? Впрочем, скоро представится возможность подтвердить или опровергнуть все наши теории на практике». А вслух, перебивая уже закипающего «уфолога», провозгласил:
— Джентльмены, а что говорят русские?
— Они того же мнения, сэр, что нам следует на всякий случай привести все силы ядерного сдерживания в состояние «красной» готовности, — тут же откликнулся Пинтекост. — Они считают, что на данном этапе дискуссии неуместны, и коли уж эта бандура молчит, игнорируя все наши потуги связаться с ней, то либо она необитаема, а, следовательно, выполняет определённую программу, либо экипаж плевать хотел на общение. И в том, и в другом случае выполняются определённые протоколы, как, впрочем, и у нас, в которые гарантированно невозможно постороннее вмешательство.
— Логично, — пробормотал Барри. — Я как-то это упустил из виду.
Со своего места откликнулся офицер из Центра стратегической обороны:
— На наш взгляд, это как раз и говорит об их высокой организованности. Не знаю, что там с законами физики, всяким там излучением водорода, но вот с логикой у них всё в порядке. По крайней мере, с нашей, армейской точки зрения.
— Не хотите же вы сказать, что это — военный корабль? — взвился «Леннон». — Опять космические голливудские страшилки! Неизбежное вторжение и прочая ересь!
Офицер скептически пожал плечами:
— Да Бога ради, я здесь не для того, чтобы обращать вас в свою веру. Задача нашей службы — обеспечение безопасности страны, и мы рассматриваем любые подобные инциденты исключительно со своей точки зрения. И, поверьте мне, если вы окажетесь правы, и к нам летят истинные гуманисты, я буду только раз.
Барри мысленно ему поаплодировал. В этот момент истерический голос резанул по ушам:
— Картинка! Господа, картинка на большом экране!
Снаут резко обернулся к главному монитору, и в следующее мгновение его словно поразил паралич…
— Внимание на экран! — Поль Берже вздрогнул и вытянул шею, стараясь разглядеть что-то за скопищем чужих голов. Бесполезно! Быстро оглядевшись по сторонам, он пододвинул к себе какой-то вертящийся табурет и, с риском для жизни, опираясь на аппаратный шкаф, воздвигся над толпой. За морем голов раскинулся громадный экран, на котором в полном беспорядке мелькали радужные полосы. В какое-то мгновение они сплелись в ослепительный комок, разорвавшийся изумительным по чёткости и чистоте изображением. На Поля смотрело вполне себе человеческое лицо, чем-то даже знакомое. Берже не успел различить, что было на втором плане, поскольку именно в этот момент в стороне раздалось надсадное:
— Рома… Мальчик мой… Живой…
И шум падающего тела. Обернувшись, журналист увидел, как подоспевшие учёные склонились над рухнувшим без чувств профессором Божко. Поражённый внезапным прозрением, Поль медленно перевёл взгляд обратно на экран. Сомнений быть не могло: облачённый в костюм непонятного покроя и предназначения, с него на людей смотрел трагически погибший в таёжной экспедиции журналист Роман Красовский.