Эта история произошла во времена нашего недалекого будущего на острове, омываемом двумя морями, на тех землях, что издревле называются Дальним Востоком. Вы уже поняли, что это - Сахалин.
Вот там-то, в нескольких десятках километров от Южно-Сахалинска, на берегу Тихого океана, японскими инженерами был выстроен город-спутник — Сахалин-Сити — этакий современный мегаполис, который должен был привлечь сюда туристов со всего мира, охочих до экзотики, а хозяев мегаполиса, естественно, до их кошельков.
Сей град с воздуха выглядел этаким небольшим чудом, когда через иллюминаторы самолетов вы могли видеть, как на ваших глазах облик города менялся так, словно вы мысленно переворачивали картинки объемного трехмерного туристического путеводителя. Как это было сделано, до сих пор остается в тайне... Но наш рассказ не об этом рукотворном чуде современной инженерной мысли.
Нам более интересна инженерия человеческих душ...
В тот день, с которого все, собственно, и началось, сей мегаполис, отечественный прообраз Лас-Вегаса на Дальнем Востоке, сверкал переливающимися неоновыми огнями реклам. Но, как всегда, резко изменилась погода, небо померкло и разразился ливень с грозой.
Ох уж эти грозы со всполохами молний, заставляющих сжиматься наши сердца. Сколько поэтов и прозаиков всего мира посвятили им свои вдохновенные строки. Скольких кинематографистов они сделали своими заложниками, когда те восполняли свои сюжеты разверзающимися небесами, громом и сверкающими молниями, так необходимыми им для того, чтобы держать в напряжении зрительскую аудиторию...
Утром следующего дня в этом же самом аэропорту оказался и наш герой — некий молодой человек, который должен был получить доставленные из Владивостока свежие цветы.
Этого молодого человека звали Иваном. Ему было 24 года, ростом под два метра, со светлыми волосами и голубыми глазами, как и у каждого героя русских былинных сказок.
В этот момент Иван вместе с офицером из таможенной службы ехали к грузовому терминалу.
Офицер бурчал, и понять его было можно. Его вытащили из теплого помещения, и он был вынужден выйти на улицу и под ливневым дождем добежать до машины Ивана.
Когда они доехали до нужного ангара, офицер быстро нашел необходимый стеллаж.
— Два дня ваш груз пролежал в зале, — говорил и одновременно распаковывал один из коробов таможенник. — А после того как груз не был востребован, мы перенесли ваши короба сюда...
Наконец он открыл короб, и Иван увидел... увядшие розы.
— Как же это? — невольно воскликнул он.
— Так вы бы еще через месяц за ними приехали... Они и так пролежали в нашем терминале две недели...
Тут Иван на минуту призадумался.
— Так будете забирать или сразу на помойку? — деловито спросил офицер.
— Все одно цветы отвезти домой придется, пусть сами на это посмотрят, а то снова все шишки на меня посыпаются... — сказал Иван.
— Тогда забирайте... — и, показав рукой на короба, добавил: — Ваших пять мест...
Иван взял уже открытый короб и понес его к выходу из терминала. Но, подойдя к машине и пытаясь открыть багажник, лишился и этих цветов, когда сильный порыв ветра вырвал из его рук короб, разметал и понес пусть и засохшие, но цветы по взлетной дорожке, словно выстилая ее розами...
На выезде с территории грузового терминала машину Ивана остановил человек в полицейской форме.
— Привет, Бочкарев, — начал начальник службы безопасности аэропорта Звягинцев.
— Среди своих друзей вас не ведаю. С кем имею честь? — спросил сурового начальника Иван.
— Хватит дурку-то валять... Нужно взять пассажиров, которые не смогут вылететь на Большую землю еще как минимум сутки.
Иван рукой указал полицейскому на свой заставленный коробами багажник.
— Да не в твою машину же, а в «Фортуну»... Наша гостиница уже переполнена, а ваш гостиничный комплекс самый ближний от нас...
— А сколько их?
— Около тридцати человек.
— Папенька в офисе, позвоните, если оплатите их проживание, думаю, что он будет только рад...
— Что же вы за люди такие!
Молодой человек в ответ лишь пожал плечами:
— От меня-то вы что хотите? Там братья всем командуют. Номера свободные, насколько мне известно, есть... Пусть едут. В любом случае это лучше, чем спать у вас на лавках...
Сказал он это, поднял стекло и стал медленно выруливать с территории грузового терминала аэропорта.
Проезжая мимо здания аэропорта, Иван видел, как к поданному автобусу, прикрываясь от ливневого дождя, уже бежали пассажиры со своим багажом.
А в роскошном замке, иначе и не назовешь дом губернатора дальневосточного клондайка, этот фешенебельный богатый особняк, выстроенный на средства из неизвестного никому ресурса, в этот час происходила одна архиважная встреча.
Губернатора Савва Федорович Свешников в своем кабинете приватно беседовал с гостем.
Горели свечи, на приставном столике было вдоволь икры, масла и льда, а также всевозможных морепродуктов и фруктов.
— Если бы я знал, что вы приедете... — говорил губернатор, пытаясь заглянуть в глаза своего визави.
— Это все, — тут гость показал на стол с яствами, — не имеет, Савва, для меня никакого значения. Так что успокойся, пожалуйста...
Сидевшего напротив хозяина этих земель человека можно было бы назвать глубоким стариком, если бы не его величественный вид... Он был худощав, но статен, с сухим бледным лицом, которое всегда оставалось очень живым, и с тонкими аристократическими пальцами. И еще глаза... Они были воистину лучезарные, подобные всполохам двух ярких звезд. Правда, эти глаза, а это уже знал Свешников, способны были не только завораживать, но и при необходимости испепелять...
И каждый раз, встречаясь или принимая старика в своем доме, губернатор думал о своем госте не более как об ожившей мумии. И уже давно ждал, что вот-вот и она превратится во вселенский прах.
Какое-то время они сидели молча.
Губернатор ерзал в своем кресте, понимая, что незваный гость пришел неспроста. И что погодные штормовые явления вызваны именно его появлением, и боялся произнести неточное слово.
Старец сам начал тот короткий диалог.
— Почему же ты так жаден, Савва? Что тебе в этой жизни не хватало? Для чего ты выстроил себе этот мавзолей? Чтобы все увидели, что ты не только вор, но еще и полный дурак?
— Да это все они... — начал было губернатор.
— И советчиков-то ты выбирал, чтобы умнее тебя не оказались. Ибо большей эклектики и дурного вкуса, собранного в этом доме, я еще в своей жизни не видел...
— Я все сделаю... Все что скажете... Отдам это здание под детский дом...
— Поздно, Савва. Твоя звезда уже закатилась... На востоке должен появиться новый лидер. И я приехал, чтобы найти будущего хозяина всех этих земель.
— Пока этот младенец еще вырастет... Я бы мог...
— Уж не новым ли Иродом ты себя возомнил? — строго произнес властный старик, и в тот же миг его глаза вспыхнули так, что Савва буквально онемел. — Поди, уже думаешь, кто и как будет вырезать всех младенцев на Дальнем Востоке? Что молчишь? Ты, очевидно, забыл, что я могу слышать твои мысли? Как же тебя испортили власть и большие деньги...
— Что же мне прикажете делать? — уже почти упавшим голосом произнес губернатор.
— Уезжай в Москву, упади там в ноги, сошлись на климат и привези им деньги, да не жадничай... Они тебя тогда примут с распростертыми объятиями... Они таких, как ты, любят...
Савва молча налил себе полный фужер водки и выпил.
Старец поднялся, и губернатор даже не понял, как и в какой момент он покинул его кабинет.
— Принесло же тебя на мою голову, — в гневе воскликнул Свешников и, рванув скатерть, смахнул со стола на пол все тарелки с едой, что были приготовлены для встречи гостя.
— Савва Федорович, проснитесь... — услышал он голос начальника службы своей личной безопасности Максима Чигирина и открыл глаза. И понял, что лежит на своей кровати.
— С вами все в порядке? Вы кричали.
— Ты видел его? — спросил его Савва.
— Кого? — недоумевал Максим.
— Минуту назад старик вышел из моей спальни...
— Вы меня извините, Савва Федорович, но вы спали. И никто не выходил отсюда... Я у вас за дверью все время находился.
— Сон? Пусть сон. Но береженого Бог бережет. Если ты хочешь и дальше у меня работать, то слушай внимательно и запоминай, — уже раздраженно начал губернатор. — Этот старик... — тут он встал с кровати, набросил на себя халат и подошел к своему столу, где нашел небольшую фотографию и передал ее Чигирину, — ищет кого-то, кто должен будет заменить меня на посту губернатора нашего края. Ты должен найти его и проследить за ним, выяснить, кто тот человек, которого он ищет. И пусть даже если это будет всего лишь ребенок, ты сделаешь так, чтобы никто и никогда не узнал, что он вообще ходил по нашей земле... Ты меня понял?
Чигирин лишь молча кивнул головой, уже хорошо понимая, в какую историю его впрягают.
— Ступай... — сказал губернатор, а сам пошел к столику с напитками.
Два слова нужно сказать и о самом Максиме Чигирине. Это был молодой, амбициозный и холостой, спортивного покроя мальчик. Бывший опер, однажды, имея на руках важную информацию, предупредил Свешникова, когда тот был еще кандидатом на пост губернатора, о готовящемся на него покушении и, по сути, спас ему тогда жизнь.
Когда Свешников стал-таки губернатором, то он приблизил опера к себе. А когда увидел, что он стал заглядываться на его дочку, то и вовсе прибрал его к рукам, повязав клятвенным заверением, что при согласии Дианы будет не прочь выдать дочь за него...
Дочь Свешникова назвали Дианой, в этом году ей исполнилось 18 лет. Она должна была еще утром улететь с острова, ее за границами нашей родины ждал престижный английский университет, но в связи с нелетной погодой Диана вынуждена была вернуться домой.
Чигирин вышел ей навстречу.
— Не повезло тебе сегодня с погодой, — сказал Максим восемнадцатилетней наследнице империи губернатора, открывая дверцу ее машины.
— А ты, как я посмотрю, и рад этому? — ответила она, доставая из багажника свою спортивную сумку.
— Давай помогу, — предложил парень, протягивая руку.
— Ты уже однажды помог мне дойти до спальни... Я хорошо помню, чем это кончилось...
— Ты же... сама тогда...
— Только не начинай...
— Ладно... И еще... К отцу не ходи, он сегодня с утра не в настроении...
— Как прикажете. Тогда я в тир приду через час... Ты там свою рожу повесь, чтобы мне было в кого целиться...
А Иван в это время ехал в «Фортуну».
Он, родившийся на этом острове, честно говоря, никуда отсюда и не стремился. Его здесь все устраивало, все было родным и узнаваемым.
Более того, он хорошо помнил историю и своего рода, и сей земли обетованной. Из рассказа бабушки он помнил о том, как, спасая свою жизнь, несколько каторжников смело бросились на японских конвоиров и захватили-таки галеру, на которую были сосланы японским правителем. Но в живых после смертельного поединка за свои жизни их осталось лишь трое. И они должны были теперь управлять захваченным судном в бушующем море. Более того, эти молодые романтики мечтали поплыть до самой Америки, на что они искренне уповали, когда просили Бога о спасении и помощи...
А утром, когда успокоилось море и рассеялся туман, они осо¬знали, что лишь чудом остались в живых. И увидели, что их суденышко находится в заливе и что рядом земля, а также устье полноводной реки...
И они тут же сообща возблагодарили Бога. Земля же оказалась лишь островом. Но по сему случаю он получил название, закрепившееся у местных аборигенов как «камуй-кара-путо-я-мосир», что означало земля бога устья...
В последующем, во времена владения островом японцами, его стали называть «Карафуто», а уже в наши дни он получил знакомое всем официальное название Сахалин.
Вот один из тех каторжников, сам по натуре путешественник и человек из высшего сословия, покоривший Францию, Италию и Испанию, влюблявшийся сам и постоянно влюблявший женщин в себя, попал на галеры за неоднократные убийства благородных японцев на дуэлях. И, оказавшись по воле Провидения на этом острове, дал свое семя какой-то из местных красавиц, даже не предполагая, что положил тем самым начало всему последующему роду Бочкаревых.
Уже подъезжая к городу-спутнику, Иван увидел, как пожилую женщину, которая стояла на обочине, с головой обдало водой из-под колес несущегося перед ним внедорожника.
Женщина, непонятно для чего и как оказавшаяся в такую непогоду на улице, более от неожиданности выпустила из рук свой зонтик, и его мгновенно куда-то унесло ветром.
Иван притормозил рядом с ней. И приспустил стекло на дверце.
— С вами все в порядке? — спросил он.
И увидел ее лицо. И замер от такой неожиданности, так как оно напомнило ему лицо его собственной матери, которое он видел только на фотографии. Матери, которая родила младшенького Ивана ценой своей собственной жизни.
И какое-то время эти два незнакомых человека молча смотрели друг на друга.
Первый спохватился Иван, видя женщину, все еще стоявшую под ливневым дождем:
— Садитесь в машину... Вы и так уже насквозь промокли...
Пока незнакомка пыталась сесть на заднем сиденьи, Иван, выскочив из машины, закрыл за ней дверцу, а когда сам оказался на водительском месте, задал вопрос:
— Так вам куда, матушка? В такую-то погоду, когда хозяин и собаку на двор не выгонит.
— В «Фортуну»... — мягко произнесла она.
— Ну, тогда вам сегодня точно повезло.
Женщина повела головой в сторону коробок, что стояли в багажной части салона мощной машины, принюхалась:
— Как прекрасно они пахнут...
Иван, памятуя, что от них осталось, лишь согласно кивнул головой:
— Я бы сказал... пахли. Остаточное явление... эфирных масел...
— Не скажите, запах розы и сохранение аромата зависят еще и от того места, где их выращивали, и от того человека, кто за ними ухаживал... — произнесла незнакомка и добавила: — Ах, как же давно я никуда не выходила из своего леса, тут неожиданно собралась, да вижу, что ступа-то моя рассохлась, а помело так просто захандрило... Вот и пришлось у гусей-лебедей помощи просить, чтобы они меня до вашего острова подбросили...
Она говорила, при этом улыбаясь, словно что-то вспоминая, а от того Ивану было непонятно, шутила незнакомка или говорила все это серьезно.
Но, на мгновение представив себя картинку того, как незнакомка с зонтиком летит с помощью гусей, невольно улыбнулся.
Рядом с ним сидела этакая Мэри Поппинс... Правда, уже в зрелых годах, хотя об этом можно было судить разве что по фасону ее платья, пошитого не иначе как на одной из довоенных швейных фабрик еще Советского Союза... А вот глаза лучились молодостью и задором так, что просто завораживали...
«Фортуна», куда Иван вез незнакомку и где он сам работал со своими старшими братьями Фомой и Арсением, была современным десятиэтажным комплексом с ресторанами и гостиницами, кинозалами и концертными площадками, саунами и турецкими банями, VIP-залами и прочими изысками современной индустрии отдыха и развлечений. Каждый его этаж отличался не только характерным стилем оформления ресторана и гостиничных номеров, но и выбором блюд, а также одеждой официантов: от классического европейского смокинга до экзотического восточного, когда официант или горничная перемещались по залу или этажу буквально в одной набедренной повязке.
Но в тот день весь ресторанный комплекс явно вымер.
Повара, уже сделав необходимые для вечера заготовки порционных блюд, глядели, чтобы ничего не подгорело, и рассказывали байки своим молодым помощникам, а официанты сидели за сервированными столиками. Кто-то беседовал, кто-то придирчиво протирал свои бокалы, а кто-то ел, так как рабочий день уже подходил к концу.
Лишь в одном из банкетных залов, опустив шторы и оградившись от бренного мира, при свечах, за столом собралось пять человек, причем одних мужчин, в большинстве своем в преклонных годах.
Спиртных напитков на столе не было, еда была преимущественно восточная, и ее было совсем немного... Больше говорили, нежели ели...
А точнее, даже слушали того самого величавого старца, что совсем недавно встречался с губернатором Свешниковым, а теперь восседавшего на резном кресле в центре зала.
— Братья, я рад видеть вас снова вместе, — негромко говорил он, обращаясь к собравшимся. — Мы прямые законные наследники Ордена Посвященных. И собрались здесь сегодня с одной и единственной целью: нам предстоит найти из человеческих созданий того, которому Творцом уготовано право взойти на престол этой части многострадальной земли... И передать этому преемнику драгоценную ношу наших знаний, дабы светильник истины, который не погас доселе, не погас и в будущем веке...
В это же самое время хозяин «Фортуны» Владлен Михайлович Бочкарев и его старший сын Фома смотрели с десятого этажа своего офиса на погруженный во тьму город-игрушку.
Ветер продолжал неистовство, было видно, как гнулись под его мощным напором деревья, как срывало рекламные щиты и они неслись по пустынным улицам, приводя в панику спешивших укрыться прохожих.
В кабинет вошел еще один молодой мужчина. Это был средний сын Бочкарева Арсений. Он подошел к журнальному столу и, взяв в руки дистанционный пульт, включил висящий на стене телевизор. Экран ожил, показав яркую картинку с изображением диктора телевидения на Большой земле.
Владлен Михайлович и его сын Фома обратили свои взоры к экрану.
— В связи с надвигающимся мощным ураганом, — трагическим голосом и с придыханием вещал молодой человек, — на острове объявлено чрезвычайное положение, большая часть жилых районов острова находится без электричества, более того, как сообщают синоптики, нам грозит наводнение. Губернатор острова просит жителей соблюдать спокойствие и воздержаться от выхода их своих домов и пользования личным транспортом... Особое внимание...
— Оказывается, у погоды тоже иногда срывает крышу, — произнес Арсений. — Отец, наверное, надо просить гостей, чтобы они покинули ресторан.
— Мы и так в сплошных убытках... — более для брата произнес Фома.
— Придется закрываться, — произнес седовласый мужчина, их отец Владлен Матвеевич. — В любом случае мы должны предупредить гостей о надвигающемся урагане...
— А с поварами и официантами как поступим? — спросил Арсений.
— Кто у нас командует ресторанами: я или ты? — спросил его отец.
— Я... Бать, а что? — отозвался Арсений.
— Ну нельзя же, вымахав до тридцати лет, по каждому вопросу бежать советоваться ко мне...
— Значит, пусть остаются? — неуверенно спросил Арсений.
— Я думал, что у нас в семье только Иван-дурак... — и, чуть повысив голос, продолжил: — Одну из смен оставь на месте. Звонили из аэропорта, через час нужно будет принять и накормить тридцать пассажиров, которые не смогли вылететь... А ты, Фома, предупреди, чтобы подготовили номера для их расселения.
— У нас на третьем этаже банкет... — начал Арсений.
— Надо предложить им пройти в гостиничные номера. А сам останешься и будешь сегодня дежурить... И чтобы никаких баб больше в моем кабинете. Устали тут уже каждый раз за тобой убирать...
— Может, тогда Ивана оставим? — предложил Фома.
— А где он сам? Где его черти носят? — чуть раздраженно спросил отец.
— Уже три часа, как должен был здесь быть... Ничего ему доверить нельзя... — пробурчал Арсений.
— А мне так вообще не понятно, для чего его на три года в Париж учиться посылали... — негромко, но чтобы было слышно отцу, произнес Фома.
— А вот это уже не твое дело... — остановил старшего сына Бочкарев и снова обратился с вопросом к Арсению: — А что он делает в аэропорту, да еще в такую погоду?
— Я его еще днем тут послал. Дел-то было всего на полчаса... Взять цветы и назад, — тихо промолвил Арсений.
— Какие цветы? Нам цветы, если мне память не изменяет, еще на прошлой неделе должны были доставить... Или ты их до сих пор из аэропорта не привозил? Наградил же Господь детьми... Надо было вас всех, как щенков, еще при рождении утопить.
— А я-то при чем? — с удивлением спросил Фома.
— А кто заказы на сегодняшний день принимал? — прогремел бас отца.
— Так мы их еще две недели назад приняли... — тихо ответил старший сын, уже подсчитывая в голове возможные убытки.
— Вот и наготовили... Коту под хвост, — продолжал гневаться Владлен Михайлович. — Теперь все в помойку по вашей глупости придется отправить. А Ивану, как вернется, или лучше сами позвоните и скажите, что он остается сегодня ночным директором. А теперь оба ступайте с моих глаз долой...
И сыновья направили свои стопы к выходу из кабинета отца.
Когда они вышли, старик хозяин подошел к столику на колесиках, где были расставлены различные бутылки, откупорил конь¬як, налил половину хрустального стакана и, тяжело вздохнув, выпил.
«Наградил же Господь детками», — подумал он и включил громкую связь.
— Есть кто рядом? — спросил он.
— Это метрдотель Хватов! Слушаю вас, Владлен Михайлович, — в динамике раздался голос метрдотеля третьего этажа.
— Василий, добрый вечер. Предупреди своих гостей из банкетного зала, что мы получили сообщение администрации города о надвигающемся урагане... У них есть полчаса, чтобы успеть добраться до своих домов. Или они могут бесплатно воспользоваться нашими гостиничными номерами. И упакуйте им всю еду с собой, чтобы потом претензий не было...
— Понял вас, Владлен Михайлович... Может быть, я останусь подежурить сегодня?
— Иван сегодня подежурит, а ты, как гостей проводишь, ступай домой к детишкам, а то, поди, волнуются там без отца.
Уже через пять минут метрдотель Хватов осторожно, судьба уже научила, постучался в дверь банкетного зала.
— Войдите! — раздалось из-за двери.
«Обошлось», — подумал он, а то ведь бывали случаи, когда, не постучавшись, можно было напороться на пулю, как его предшественник. Или увидеть картину, более напоминающую «Последний день Помпеи», когда гости были погружены в некий групповой транс, а когда пробудились, то поняли, что всех их обокрали. Или, что тоже имело место быть, просто спаривались в пьяном угаре.
Чего только не повидал Хватов за два года с момента открытия «Фортуны»...
Он осторожно вошел и, окинув быстрым, профессиональным взглядом стол, понял, что эти люди собрались здесь не для ужина. Все блюда остались практически нетронутыми.
— Велено предупредить, что на остров надвигается ураган. Администрация предлагает вам покинуть ресторан или при необходимости пройти в гостиничные номера. Туда же мы перенесем и ваши заказы. Номера и еда за счет хозяина ресторана как компенсация за неудобства...
Старик, далее Посвященный, благосклонно кивнул головой, и гости, встав из-за стола, вначале склонялись перед ним, продолжавшим сидеть во главе убранного стола, а лишь после поклона выходили из банкетного зала.
Метрдотель Хватов ждал, когда последний человек покинет зал. Ожидал он еще и щедрых чаевых... А в такие минуты каждый человек, мягко говоря, плохо соображает...
А потому, подобострастно опустив взор, метрдотель и не заметил, как Посвященный достал из внутреннего кармана элегантной твидовой тройки английского покроя, которые уже мало кто носит и почти никто не помнит, часы на цепочке — золотой брегет.
И открыл крышку, скрывающую циферблат.
И время, само время в этот миг словно бы остановилось, равно как и сам Хватов, застывший с уже протянутой рукой за вожделенной мздой.
В этот момент стены банкетного зала на наших глазах стали трансформироваться, превращаясь в огромные мониторы.
И вот уже сам Посвященный оказался как бы на неком возвышении, подобно горному пику, и сверху созерцал весь остров.
Затем он аккуратно повернул стрелки лишь на два полных оборота вперед и увидел, как надвигающаяся гигантская волна стремительно поглощает остров, устремляясь к материку...
Он вернул стрелку часов на свое место.
Зал вновь принял знакомый вид.
И, поднявшись с кресла, сей незнакомец прошел мимо все так же стоявшего с протянутой рукой метрдотеля. Правда, тут Посвященный на секунду приостановился и, взяв из вазы со стола небольшую нежную розу, вложил ее в ладонь Хватова. И в это мгновение цветок приобрел золотистый оттенок, почти как в доброй старой сказке, когда, дотрагиваясь до чего-то, жадный глупец все живое превращал в кусок мертвого золота.
И вышел. И уже в коридоре захлопнул крышку своих часов.
Метрдотель в тот же миг пришел в себя и с удивлением стал рассматривать золотую розу, оказавшуюся в его руках, и горевшие в канделябрах свечи на богато убранном столе.
Спроси его, откуда у него оказалась роза из чистого золота и что он вообще делал в этом банкетном зале, он искренне ответил бы, что не помнит. И ведь действительно: не понимал и не помнил.
Когда Посвященный спустился в фойе, где его уже ждали собратья, им всем вежливо предложили переждать ураган в гостиничных номерах.
Посвященный молча подписался под анкетой, и, когда молодой стюард хотел проводить его наверх по лестнице, так как лифт не работал, старик увидел входящего в вестибюль первого этажа какого-то полицейского, достаточно тучного и обрюзгшего, что можно было смело предполагать, что он есть «крыша» сего заведения, и достаточно увесистая, так как на его погонах были три большие звездочки. А посему если этот Карабас-Барабас и далее замелькает на нашем горизонте, то будем называть его полицейским полковником Ардашевым.
Он вальяжно прошелся мимо склонившихся перед ним гостиничных клерков и спросил одного из них, где Арсений. А когда получил ответ, то, словно броненосец, чуть не протаранив старика, устремился не иначе как за вожделенной добычей по лестнице вверх...
Вслед за ним стал подниматься и старик, сопровождаемый молодым стюардом. Вскоре они достигли цели своего путешествия, и тот с помощью пластиковой карточки открыл дверь.
Они вместе вошли в обычный одноместный номер. Но если принять во внимание, что эта гостиница была добротно сработана японскими мастерами, которые подспудно не оставляли надежды, что не только эта гостиница, но и весь остров скоро снова станут японскими, то по сравнению с отечественными пятизвездочными номерами сей номер, хоть и был небольшой, но простой российский гражданин мог посчитать его за капиталистический рай, который они видел лишь на экранах телевизоров, добавив, правда, при этом классическую фразу, достойную пера Ильи Ильфа и Евгения Петрова: «Как же красиво загнивают эти проклятые капиталисты».
Но стюард знал о наличии здесь и иных номеров, а потому, показав рукой на предлагаемые апартаменты, юноша не выдержал, и улыбка тронула его холеные губы, он как бы давал понять старику, что на халяву и этого номера тебе достаточно.
Тогда Посвященный вытащил из внутреннего кармашка пиджака и, не считая, передал юноше несколько долларовых бумажек.
Тот, право же, мгновенно обалдел, видя их количество, а в уме уже подсчитывал возможную сумму чаевых.
Правда, когда он спустился с третьего этажа и, встав за колонну, чтобы не быть увиденным сослуживцами, засунул свою руку в карман, то обнаружил в нем лишь металлический пятак времен социалистического застоя.
Он вновь и вновь и уже самым тщательным образом обшарил свои карманы и решил, что возможно обронил деньги где-то на лестнице...
И еще какое-то время сновал взад и вперед по этажам... Но, право же, все было напрасно... Деньги словно испарились...
Мы же вернемся в номер к Посвященному. После того как юноша, оставив ключ от входной двери, покинул его номер, он, повесив за дверью табличку, чтобы его не беспокоили, затворил дверь на ключ, а потом прошел в комнату и оглянулся. И по мере того как он оглядывал стены гостиницы, они на его глазах преображались, более того, даже раздвигались, делились и множились, создавая привычный уют для незнакомца, который, как мы уже поняли, и был самым главным среди членов Ордена Посвященных...
А в это время в одном из кабинетов комплекса Арсений принимал полковника Ардашева.
Сам Арсений стоял у окна, дожидаясь, когда полковник утолит свой неистовый аппетит. На столе, кроме всевозможных холодных рыбных и мясных закусок, лежали свиная рулька и осетрина на вертеле, разнообразный десерт, бутылка отменного коньяка, а рядом на отдельном столике стояли два полных пакета уже сухого пайка, что называется, в дорогу.
— Так ты, Арсений, мне не сказал дату, когда мы открываем казино.
— Мы? — несколько недоуменно переспросил тот полковника.
— Ну да, а о ком ты еще подумал? Кто же будет твой крышей, если не я и мои мальчики?
— Это не я решаю. Одно дело, когда мы вас с радостью принимаем в своем ресторане, и совсем другое дело... Мне думается, что об этом вам следует поговорить с отцом... И вообще казино — это не моя фишка, там Фома всем командует...
— Я и про это уже наслышан. И про выставку, которую в «Фортуну» японцы привезли, и про то, что он с ними уже консультировался по вопросам безопасности. А если об этом губернатор узнает?
— О чем об этом?
— Об участии якудзы в вашем игорном бизнесе...
Арсений, услышав об этом, даже побледнел.
— Только не говори, что ты этого не знал... — говорил полковник, наливая себе коньяк. — Хотя, глядя на твою бледную физиономию, можно предположить, что и не знал. Значит, эти переговоры за твоей спиной ведутся.
— И что же теперь будет? — тихо выдавил из себя Арсений.
— Если будешь дружить со мной, то в живых я тебя точно оставлю... — сказал Ардашев и заржал. В буквальном смысле заржал, сотрясаясь всей тушей от собственного смеха, представив себе, что в этот момент почувствовал Арсений.
В это же самое время к входу в «Фортуну» подъехал и внедорожник Ивана. Он помог выйти из своей машины нечаянной попутчице. И даже провел ее под своим зонтом до входа в «Фортуну».
— Вы меня извините, — сказал он, обращаясь к женщине, уже у стойки администратора, — но я вам даже не представился...
— Бросьте! Да кто же не читал сказку Ершова «Конек-Горбунок»?
— То есть? — начал Иван.
И старушка произнесла нечто, памятное Ивану из детства...
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба — на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Ну, а младший...
Это, как я понимаю, вы и есть...
— Ну да... Именно последнюю строку братья мне часто повторяют.
— А меня можете называть... — сказала незнакомка, но вдруг замерла и стала внимательно к чему-то прислушиваться.
В это время к парадному входу «Фортуны» подошел автобус с пассажирами из аэропорта.
Они шумной толпой со своими чемоданами, зонтами и сумками стали быстро заполнять холл первого этажа, оформленного огромными планшетами с сообщением об открытии в «Фортуне» выставки древнего искусства Японии.
Среди пассажиров мы могли увидеть дородного епископа с панагиями на груди в окружении молодых послушников и депутата Государственной Думы, известного телеведущего из Москвы и его съемочную группу, знаменитого, хотя и немного подзабытого эстрадного певца и композитора уже со своими оркестрантами, визажистами, стилистами, администраторами; какую-то не иначе как маму с семью малолетними сыновьями...
И остальных гостей, правда, менее известных и более скромных, но непременных и важных участников будущих событий, которых не иначе как Божественное Провидение собрало вместе на этом своеобразном Ноевом ковчеге...
Пока они даже не догадывались, участниками каких именно событий им предстоит стать в самое ближайшее время. И, традиционно выстроившись в очередь, думали лишь об отдельных для себя номерах.
По лестнице с распахнутыми объятиями, словно херувим с небес, спускался Арсений, которому и нужно было до своего ухода разрулить эту ситуацию: разместить и накормить прибывших людей из аэропорта.
Вслед за ним, внимательно вглядываясь в лица нагрянувших гостей, спускался и полковник Ардашев.
Попутчица Ивана все еще продолжала вслушиваться во что-то... Тогда Иван вежливо извинился и пошел узнать, не нужна ли помощь в размещении гостей.
Заметьте, что не только она, но и Посвященный, который в этот момент за чем-то вышел из своего номера, также неожиданно застыл в холле уже своего этажа. Он поднял руку и словно бы просканировал пространство вокруг себя... И вот он отчетливо увидел тот самый момент, когда попутчица Ивана входила в «Фортуну»...
Лицо Посвященного тронула легкая улыбка, и тогда он вернулся к себе, а затем, перелистав несколько страниц телефонного справочника, набрал номер.
— Ресторан «Фортуна», слушаем вас... — услышал он в ответ приятный женский голос.
— Будьте так любезны, — начал Посвященный. — Примите заказ на два человека. Желательно, чтобы это был отдельный кабинет... Да, ужин. Что поставить на стол? Одну минуту...
И тут старец снова воспользовался своим брегетом. Он достал часы, открыл крышку и перевел чуть вперед минутную стрелку...
И увидел себя вместе с незнакомкой в отдельном кабинете ресторана.
— Что будете заказывать? — спросила женщину официантка.
— Только немного овощей и фрукты... — ответила она.
— Это все? — снова задала ей свой вопрос девушка.
— Да! Хотя... Если есть, то еще мороженое... И если можно, то сразу, — ответила она и улыбнулась.
Посвященный вернул стрелку на место и, захлопнув часы, сказал уже в трубку:
— Овощи и фрукты, минеральная вода должны быть на столе к нашему приходу, а мороженое и зеленый чай необходимо принести, как только мы сядем за стол...
— Ваш номер? — уточнила администратор.
— 321.
— Заказ принят. Ждем вас через два часа.
Но вот на ресепшене, кроме нашей незнакомки, никого не осталось.
— Я понимаю, что в ваши планы могло и не входить проживание в «Фортуне». А потому у вас и нет с собой паспорта... — говорил Иван, обращаясь к своей попутчице. — Давайте хотя бы построчно кое-что уточним... Итак, назовите год вашего рождения.
— 1891, — спокойно ответила незнакомка.
— Не понял, — улыбаясь, переспросил Иван незнакомку.
— Пожалуй, что вы правы, действительно как-то несуразно звучит... Тогда поставьте 1991... — уточнила она.
— Но... Выходит, что вам чуть более... — говорил Иван, мучительно пытаясь понять, почему незнакомка с глазами мамы продолжает с ним шутить.
— Ну, если собрать все волосы в один пучок... — говорила она и продолжала улыбаться.
— Матушка, а вы уверены, что вам нужно именно в «Фортуну»? — говорил Иван, уже мысленно предполагая, что женщина пережила какой-то стресс...
— В «Фортуну», Ванечка, в «Фортуну»... И номер для меня забронирован еще неделю назад... Ты поищи повнимательнее... Должна быть заявка от Охотоведческого хозяйства Сахалинской области...
Иван набирает строки в компьютерной программе, и тот мгновенно выдает ему искомый результат.
— Нашел... Вот, теперь мне все понятно. Вы Верещагина Анна Юрьевна, главный охотовед области... И ваш номер... 320.
Незнакомка улыбнулась и приняла от Ивану пластиковую карточку.
— А если не секрет, на кого приехали охотиться? — спросил ее Иван на прощание.
— Не секрет... На своего бывшего мужа... Но мы еще обязательно с вами встретимся и поговорим об этом и о многом другом.
Верещагина пошла к лестнице, вновь оставив Ивана в полном недоумении; ее с подсвечником в руках сопровождал юноша-стюард.
Более всего с расселением досталось в тот вечер Арсению. Вот и сейчас он стоял в номере люкс рядом со слегка пожухшей, возраст все же дает о себе знать, некогда популярной эстрадной звездой Николаем Игорьиным, приехавшим в Южно-Сахалинск на празднование Дня города.
— И это вы называете люкс? На три комнаты одна кровать и диван...
— Я не знал, что вам нужно еще и место для репетиции... — спокойно ответил Арсений. — Но я готов предоставить вам другой номер, и даже с бассейном... Но уже за ваш личный счет...
— Вы свободны... — буркнул Игорьин. — Дальше мы тут сами разберемся, кому, где и с кем спать.
Арсений направился к выходу, но его остановил директор группы Иосиф.
— Мы благодарим и аэропорт, и вас лично за проявленное к нам внимание... И думаю, что вы найдете три раскладушки для оркестрантов, тем более что они люди неизбалованные.
— Хорошо, я скажу, чтобы вам принесли все необходимое, а вместо раскладушек могу предложить вам надувные матрасы...
— Благодарю... И последний вопрос: а нас будут кормить?
— Размещайтесь и можете пройти в ресторан, он расположен на этом же этаже... Столики для вас уже накрыты...
— И тоже за счет аэропорта? — уточнил директор.
— Сухой паек с курицей или рыбой, а также кофе или чай, бисквит... За счет аэропорта, а далее, что душа пожелает, но уже за свой счет... — с улыбкой на лице произнес Арсений и вышел.
И вот он уже в зале ресторана наблюдает за тем, как идет ужин. Сегодня не скупились, так как продуктов было заготовлено на несостоявшиеся банкеты впрок, и для пассажиров накрыли шикарный шведский стол.
Арсений увидел молодых послушников, задорно пикировавших на разложенные закуски и, набрав полные тарелки, бежавших обхаживать своего епископа.
Очевидно, уставшая женщина и семеро малолетних отпрысков, где каждый тянул ее в свою сторону, напомнили ему в этот момент героев детской сказки «Волк и семеро козлят».
Кто-то из официантов, правда, додумался прийти женщине на помощь и, принимая от нее наполненные тарелки, ставил их перед детьми на выбранный ими стол.
Известный тележурналист позволил себе сдвинуть вместе несколько столов и теперь привычно вещал, довольствуясь тем, как его помощники, затаив дыхание, внимали каждому его слову.
— Просто режут все самое актуальное и смелое... Боятся сказать народу правду... — говорил он. — Помню, как-то выпускали мы...
И если принять во внимание, что на столе стояло уже несколько початых бутылок водки и пива, то реакция на сей откровенный монолог была предельно восторженной, молодые ассистентки буквально пожирали героя эфира глазами, хотя все давно уже догадывались, что как телезвезда, да и как мужчина он уже давно спекся, но делали вид, что внимательно слушают кумира телезрителей восьмидесятых годов...
В одиночестве за столиком сидел писатель Изотов. Вчера по всем каналам местного телевидения передавали, что он признан почетным жителем Южно-Сахалинска. Как на сцене, так и в этом зале он выглядел скромным, заурядным и, я бы даже сказал, немного нелепым. Он не тусовался даже на банкете во время презентации свой же книги. Более того, он старался, чтобы его вообще никто не замечал. Этакий небожитель...
А вот его книга. Книга была достаточно занимательной... Он описал романтическую историю любви, которую пережил на Сахалине не кто иной, как молодой писатель Антон Павлович Чехов, влюбившийся в местную молодую красавицу шаманку, о трудностях жизни каторжан, о коварстве японских лазутчиков и о предательстве уже самих островитян царской властью, когда остров в 1905 году был передан в собственность правительству Японии... И об их непрекращающейся борьбе за свою любовь, свободу и независимость любимой земли...
Правда, местные корифеи из современной писательской когорты почли сей роман лишь пустячком, изящной беллетристикой... И писатель так и был бы предан забвению вместе со своим романом, если бы не дочка местного губернатора Диана, которая, как оказалось, проплакала над любовными перипетиями всю ночь...
Один из посетителей ресторана был явно человеком из глухой провинции.
И действительно, как мы выяснили, он, как секретарь сельской партийной ячейки, вместе со своей дочкой должен был лететь в Москву на юбилейный съезд Коммунистической партии России. И если бы не непогода... А может быть, и судьба забросила их в «Фортуну».
И теперь он долго стоял у стола и придирчиво смотрел на предложенное изобилие. Очевидно, что в этот момент он никак не мог понять, почему на прилавках его родного поселка нет ничего из увиденного им...
— Безобразие, — наконец произнес он. — Народ, да что народ, вся страна, доведенная правящей властью до нищенского существования, вымирает, а тут, понимаешь, жируют... Без зазрения совести...
— Папа, мы будем с вами что-нибудь есть или чайку с сухим пайком в номере попьем? — робко спросила молодая девушка.
— Лучше, дочка, чайку попьем в номере, а то еще отравят нас тут какой-нибудь заграничной гадостью, — громогласно произнес он и добавил: — И обо всем этом нужно будет обязательно рассказать товарищам по партии и подробно описать в газете «Правда»...
Арсений перевел взгляд от коммуниста с пакетами сухого пайка, важно удаляющегося из ресторана, на глыбу в мантии, более напоминавшую черный айсберг.
Владыка Илларион прямо-таки наседал на шеф-повара, требуя проявить подобающее уважение к священному сану и повышенное внимание к самой персоне местного епископа, мотивируя это тем, что он питается исключительно диетической пищей...
Шеф-повар, не иначе как шутя, выставил перед епископом трехкилограммовую банку черной икры...
— Пойдет... — мгновенно оценив товар, довольно произнес владыка и добавил: — Еще одну такую же я возьму с собой при отъезде... Долларами берешь?
Шеф-повар кивнул.
И тут Арсений отвернулся, сделав вид, что занят посетителями за другими столиками.
В это время кто-то из гостей упросил популярного певца и композитора спеть. Николай Игорьин долго отказывался, но под аплодисменты, поднявшись на сцену, подсел к фортепьяно.
Официант поставил рядом подсвечник.
И в зале, погруженном во тьму и освещаемом лишь свечами в канделябрах да всполохами молний за окном, вдруг зазвучал ностальгический романс.
Николай Игорьин пел о Сахалине, не иначе как вспоминая годы своего рождения и юности, проведенные здесь, и свою первую любовь.
В ресторане наступило временное умиротворение.
Пассажиры в этот момент словно забыли о своих невзгодах, о необходимости коротать время в гостинице. Они чувствовали себя в «Фортуне» как в мощной крепости, тем более что японские инженеры потрудились на славу и сделали комплекс таким неуязвимым, что этому зданию были не страшны ураганы и даже землетрясения.
В это же самое время на другой половине этажа из своего номера вышла Верещагина.
И увидела, как из соседнего с ней номера выходит Посвященный.
— А я-то думала, что же у меня весь вечер голова-то словно в тумане, — произнесла женщина, обращаясь к старцу.
— Я знал, что ты обязательно приедешь сюда... — ответил Посвященный, склонив перед ней свою белую как лунь голову.
— Ну уж только не для встречи с тобой... — ответила Верещагина.
— Разумеется. Могу предложить поужинать вместе... Как в былые времена. Тем более что у нас впереди будут трудные дни, — произнес величавый старец.
— Не драматизируй, пожалуйста. Свой выбор он сделает сам.
— Посмотрим, чья возьмет... А пока прошу отужинать со мной... — сказал Посвященный и, галантно взяв Верещагину под локоть, повел ее в ресторан.
Иван, уже зная от Фомы, что ему сегодня предстоит дежурство в «Фортуне», о чем-то инструктировал обслуживающий гостиницу персонал, остававшийся работать в ночь.
Мимо них шел чем-то озабоченный Арсений.
Иван отпустил сотрудников по рабочим местам, а сам догнал брата уже у самых дверей.
— Арсений, — начал он, обращаясь к нему, — ты что же не предупредил, что розы уже две недели находятся в аэропорту?.. Они все завяли. Хорошо, что из-за урагана свадебные банкеты отменили...
— Все сказал? — спросил младшего брата Арсений.
— Просто скажи, что мне теперь с ними делать?
— На задний двор вынеси и в контейнеры затолкай... — огрызнулся тот и вышел, сопровождаемый швейцаром, что услужливо нес над ним зонтик.
А в это время по гостиничному коридору, шурша мантией, с достоинством, присущим сану, шагал владыка, держа в руках початую трехкилограммовую банку с черной зернистой икрой, из которой торчала столовая ложка, при этом благостно благословляя свободной рукой тех из обслуги номеров, кто случайно попадался ему на пути.
Когда же он открыл дверь своего люкса, то увидел, что все кровати, включая и его двуспальную, уже заняты развалившимися на них его сытыми послушниками.
— Вот бисовы дети... — сказал он и той рукой, которой только что благословлял, взяв свой посох, что стоял у входа в номер, со словами «Прости, Господи!» огрел ближнего из послушников. Тот дико взревел, более от неожиданности, и понесся в другую комнату, досталось и второму, что был рядом...
И началась братская потасовка, так как архиерей справедливо посчитал, что достаться по серьге должно каждой сестре...
Иван на своем внедорожнике в это время въезжал на задний двор «Фортуны».
Ливень не прекращался. Он остановил машину у контейнеров для мусора и под дождем стал быстро вытаскивать оставшиеся короба из багажника.
А затем, откинув крышку ближайшего контейнера, начал вытряхивать в него розы, пока не услышал чей-то голос, раздавшийся из этого самого контейнера:
— Совсем уже оборзели хозяева жизни, цветы в помойку выбрасывают...
И тут Иван увидел, как из контейнера, наполненного им розами, появилась сначала рука, а потом и вся фигурка молодой девушки...
— Ты, что ль, такой богатый, что цветы выбросил? — спросила она его.
— Так они... завяли, — начал было Иван.
И тут он увидел свои цветы и глазам своим не поверил...
И вспомнил тот момент, когда он ехал с незнакомкой в «Фортуну», то, как Верещагина повела головой в сторону этих самых коробов, что стояли в багажной части салона его мощной машины, принюхалась, а потом сказала:
— Как прекрасно пахнут ваши цветы...
И вот теперь эти самые завядшие розы не иначе как под дождем, а может быть, еще по какой-то пока неведомой нам причине буквально на его глазах стали нежно, будто бы просыпаясь, раскрывать свои бутоны, умываясь слезами небесных ангелов, что так щедро орошали нашу грешную землю.
Девушка же, подхватив охапку этих роз, уже прижимала их к своей груди, вдыхая пьянящий аромат. И какое-то время так стояла с розами в этом самом контейнере и под дождем, высвечиваемая вспышками молний.
Иван успел оценить, насколько это хрупкое создание грациозно и очаровательно. Если бы только не одно, как говорится, но... У нее на спине выпирал небольшой горб.
— Вылезай, — сказал он ей. — Давай помогу.
К этому моменту уже закончился и урок «послушания» в апартаментах владыки.
Теперь молодые вьюноши сидели вокруг своего епископа, пусть и с синяками и в перьях от растрепанных подушек, но зато правящий архиерей Илларион заботливо и с любовью кормил их с ложки той самой зернистой икрой, что нес в банке...
А Иван и девушка продолжали свое знакомство уже в салоне внедорожника.
— Может быть, тебя отвезти куда-то нужно, ты скажи... — спросил ее Иван.
— Еще не знаю... — ответила она.
— Предположим, а как тебя звать-то? — спросил он девушку, сидевшую в обнимку с букетом роз.
Она лишь улыбнулась и произнесла:
— Ты можешь называть меня ласковым ветром или прохладным ручьем, а хочешь соловьем, что будет будить тебя по утрам.
— А на самом деле? — уже улыбаясь сам, спросил Иван.
Но она уже погрузила свой небольшой, но симпатичный нос в букет, полной грудью вдыхая аромат роз.
— Хорошо. Тогда ответь мне, где и с кем живешь? — задал он ей новый вопрос.
— С бабушкой... — ответила она.
— А родители где?
— У меня нет родителей... Я только помню, как звездочкой летела к земле, оставляя за собой красивый след. Потом, уже в тайге, меня нашла бабушка... Ну а когда я подросла, то она же и рассказала мне о том, как самолет, на котором я летела вместе со своими родителями, в воздухе от взрыва развалился на части... И еще она сказала мне, что лишь детская люлька, в которой я лежала, да кроны деревьев спасли мне тогда жизнь, но удар спиной о землю я хорошо почувствовала...
— Хорошо, но как ты в пищевом контейнере-то оказалась?
— Сначала я пыталась достать сидевшего в котенка. Но в это время...
И тут девушка рассказала, что когда она уже собралась было вылезать из контейнера вместе с котенком, раздались шаги и чей-то суровый голос властно произнес:
— Сколько же можно говорить, что контейнеры закрывать нужно! Что за люди...
И крышка над ее головой захлопнулась.
Потом подошел еще кто-то, и уже между двумя незнакомцами произошел разговор, который девушка и поведала Ивану.
— Ты только посмотри, — говорил первый голос, — как нашему дурню все даром дается, а тут хоть лоб себе разбей, но не выбьешь от отца ни рубля и ни полушки...
— А помнишь, как он сегодня сказал, что нас надо было, как щенков, еще при рождении утопить, — произнес второй голос.
— Совсем отец озверел... А что я такого спросил? Или мы уже не имеем права на свои доли...
— Все Ивану, все младшенькому своему готов оставить... — произнес, как вы уже догадались, Арсений.
— Ладно, еще будет время обо всем потолковать... — вторил ему голос Фомы, и тут же последовал вопрос брату: — А что сегодня Ардашев вдруг в «Фортуне» нарисовался?
— Да пообедать заехал, как всегда...
— И все? — уточнил Фома.
— А что еще?.. — переспросил Арсений. — А может быть, он с японцами встречался по вопросам безопасности их выставки...
— Ну ладно... По домам, — вновь раздался голос Фомы, и братья разбежались по своим машинам.
Лик Ивана мгновенно помрачнел. Он хорошо понял, что девушка стала невольным свидетелем разговора двух его братьев, которые знали, что по завещанию доля отца в случае его смерти вся переходила его младшему сыну, то есть Ивану, который и был в семье младшеньким.
Здесь, пожалуй, в нескольких словах мы должны вам объяснить, о каком именно наследстве идет речь.
Десятиэтажный комплекс под названием «Фортуна» был построен в виде большого корабля, нос которого был направлен в сторону океана и уже одним этим напоминал этакий модерновый Ноев ковчег.
Он был условно разделен на три секции, в каждой из которых было по три этажа. А в каждой такой секции имелись свой ресторан с национальной кухней, своя гостиница и все прочее, что делало его посещение запоминающимся.
А на последнем этаже были главный офис «Фортуны», кабинет Бочкарева-старшего и несколько ультрасовременных номеров для его личных гостей с бассейнами и открытыми площадками с видом на океан.
Так вот. Первые три этажа, а также гостиницу и ресторан, выдержанные в русском традиционном стиле, с икрой и блинами, медведями и живой рыбой, принадлежали Арсению. Точнее говоря, доход от них принадлежал среднему сыну. Вторые три этажа, как я уже говорил ранее, были выдержаны в строгом восточном стиле преимущественно для гостей из Японии. Более того, по японской традиции комнаты меблируются в связи с особыми событиями и даже определенным сезоном.
Правда, внутри каждого номера люкс были еще и потайные дверцы, которые позволяли гостям Страны восходящего солнца, что называется, с головой окунуться в пороки российской жизни, с доступными женщинами, рулеткой, картами и водкой.
Доход с этих трех этажей принадлежал, как вы уже догадались, старшему брату Фоме.
И последние три этажа, выполненные в строгом европейском стиле, позволяли уже самому Бочкареву принимать именитых гостей острова: бизнесменов и банкиров, имевших свой интерес и прилетевших на остров из Америки или Европы.
Среди этих номеров были номера, зарезервированные и для губернатора Южно-Сахалинска, для его личных гостей и официальных делегаций, включая проверяющих из Москвы.
Вот эта часть наследства Владлена Михайловича Бочкарева и должна была после смерти отца отойти его младшему и самому любимому сыну Ивану. Для последующего грамотного управления этой своей частью империи отец и отправлял Ивана на учебу в Европу.
И еще одно, что предусмотрел Бочкарев-старший. Если между сыновьями, не дай Бог, возникнут принципиальные разногласия, то тогда каждая секция становилась изолированной: со своим собственным входом и системой лифтов.
Но вернемся к Ивану. Он, сам еще не понимая почему, уже не хотел куда-либо отпускать девушку, тем более что с минуты на минуту на остров должна была обрушиться вся сила непогоды.
— Знаешь что, пойдем со мной, — неожиданно предложил он ей. — Тебе нужно обсохнуть. Да и покормить не мешало бы... Где и когда ты еще найдешь свою бабушку.
— А это удобно? — спросила она.
— Удобно... Мы сегодня из-за урагана, подобно Ноевому ковчегу, собираем в «Фортуне» каждой твари по паре... — сказал он и сам же улыбнулся своим словам.
В этот самый момент в одном из кабинетов ресторана, принадлежавшего Арсению, заканчивали ужинать знакомый нам старец, или, точнее, Посвященный, и Верещагина.
На их столе стояла ваза-горка с фруктами, на блюдах свежие овощи, а рядом с ними стояли уже пустые креманки из-под мороженого и стилизованные чайники с пиалами.
— Что я могу тебе сказать... — произнесла Верещагина, глядя на старца. — Столько времени прошло с нашей первой встречи... Я уже сама трижды бабушка, но ты все такой же внимательный и заботливый... Твою бы энергию да в мирные цели... А за мороженое особое тебе спасибо.
Посвященный улыбнулся.
И тогда Верещагина нежно, в виде благодарности, лишь коснулась своими пальцами его ладони.
А потом встала, и он последовал за ней.
Когда они оба вышли из кабинета, то со стороны можно было увидеть, что золотые часы старца остались лежать под столом.
Общий зал, через который они прошли, был практически пуст. Лишь несколько официантов торопливо собирали использованную посуду, сортировали и относили подносы на мойку.
Правда, за одним столиком еще теплилась жизнь. Это надегустировавшийся и изрядно подвыпивший депутат Государственной Думы Житинкин на что-то жаловался стоявшему рядом официанту.
— Не, ты скажи, ты это видел? Как они все вокруг этого бездарного, безголосого певца, который только теперь и может, что под фанеру петь, как мотыльки хороводы водили... Хлопали... А меня как будто и нет, как будто это не я его на праздник города приволок, не я о его гонорарах договаривался... Суки продажные... Чего им еще не хватает, а? — сказал и замер, а потом и просто по русской традиции упал лицом в салат.
Иван стоял рядом с дамской комнатой, где его новая незнакомка приводила себя в порядок.
Правда, он успел увидеть, как из ресторана вышла Верещагина с каким-то пожилым мужчиной и теперь шла по направлению к своему номеру.
Но вот девушка вышла, и они вместе прошли в зал ресторана.
И девушка поразилась его убранству. Зал ресторана более напоминал ей сказочный лес с массивными дубами-колоннами, широкими остовами столешниц и удобными пнями для сидения, зеленью листьев, свисавших с потолка.
Иван же, увидев чистый и засервированный столик, проводил к нему свою гостью, а сам подошел к фуршетному столу и, быстро набросав на две тарелки самых разных закусок, увидел депутата Государственной Думы, заснувшего за одним из столиков.
Он подозвал к себе одного из официантов.
— Спустись к администратору, — начал Иван, — и пусть сюда двух стюардов пришлют, нужно депутата до номера довести.
— Там еще... — начал официант.
— Что там еще? — спросил Иван.
— Мойка уже вся полная, посуду на пол приходится ставить, а никого нет. Посудомойщиц всех отпустили?
— Скорее всего, — ответил Иван, и, когда официант ушел, он, поставив наполненные тарелки, достал телефон и набрал номер Арсения.
— Доброй ночи, брат! — начал он.
— Что у вас там стряслось? — раздался в ответ недовольный вопрос Арсения.
— Стряслось. Ты всех людей с мойки отпустил?
— Ну...
— А то, что здесь посуды грязной вагон и маленькая тележка...
— Это хорошо, Ваня, что ты это видишь, потому что завтра к утру все должно быть чистым...
— Так и я об этом же говорю.
— Ваня, так не говорить нужно, а просто засучить рукава и всю посуду перемыть... Утром приду и сам проверю...
И окончил разговор.
Иван лишь головой покачал, а потом взял наполненные им тарелки и пошел к столику, где его ожидала девушка.
Сначала он поставил перед ней тарелки с едой, а сам отошел к служебному столику и, найдя вазу с водой, поставил в нее розы.
И сам сел напротив девушки.
— А ты почему ничего не ешь? — спросила она Ивана.
— У меня тут фронт работ наметился, а работать, как ты знаешь, лучше на голодный желудок.
— Шутишь?
— Нет!
— А я могу тебе в этой твоей работе помочь?
— Думаю, что сможешь!
— Ну тогда и тебе подкрепиться следует, — сказала девушка и подвинула одну из тарелок с закусками Ивану.
В это время на гостиничном этаже рядом со своим номером стояла Верещагина, а перед ней старец.
— Спасибо тебе еще раз за этот ужин, — сказал Посвященный и поцеловал ей руку, а затем, заглянув в глаза, спросил: — Так, может быть, я зайду к тебе чуть позже?
— Попробуй, если сможешь, — ответила Верещагина и, мило улыбнувшись, открыла двери и прошла в номер.
В своем номере, уставившись в экран телевизора, сидели участники вокально-инструментального ансамбля. Хотя стол был заставлен бутылками водки и пива, они вместе со своим директором слушали последние новости:
— Прогноз погоды на Сахалине пока оставляет желать лучшего. Ливневые дожди и грозы, а также шквальный ветер, по прогнозам синоптиков, продлятся еще не менее суток.
Расстроенный директор ансамбля, услышав эту информацию, направился в комнату певца и композитора.
Тот лежал на кровати.
В этот самый момент задребезжали стекла и посуда, выставленная на столиках.
Певец встал и быстро подошел к окну. Он хорошо знал природу любимого им некогда моря и теперь вглядывался в его поверхность. Весь горизонт перед ним был закрыт черными грозовыми тучами, изредка прореживаемых всполохами молний. В эти краткие мгновения хорошо были видны тяжелые седые волны, с ревом бросавшиеся на берег и так не характерные для этих мест, особенно в это время года.
— Иосиф, ты же мудрый человек... — тихо начал певец, обращаясь к своему директору. — Почто не отговорил меня лететь на Сахалин? Не дай Бог если землетрясения спровоцируют цунами... Застрянем тогда тут надолго...
— А кто мне всю плешь проел, кого ностальгия по родине замучила? Ну приехали. И что, вернулась к тебе твоя муза вдохновения? Ты написал здесь хоть один новый хит? Молчишь, а Иосиф должен теперь ломать голову и думать, как тебя и ребят вытаскивать с этого острова.
Иван и его гостья в это время оглядывали ту самую мойку, где и скопилась за весь день посуда.
И тоже увидели, как заходила ходуном немытая посуда, как посыпались на пол рюмки и наваленные горкой тарелки и зловредно, чуть ли не по-старчески все осуждающе, задребезжали металлические ножи и вилки...
— Этого нам только не хватало, — произнес Иван.
Но буквально через минуту вновь стало тихо.
Иван начал собирать осколки разбитой посуды, а девушка обратила внимание на пакеты, что лежали на столах и под столами.
Она открыла один из них и увидела продукты, расфасованные по пластмассовым судкам.
— Куда все приготовили? — спросила девушка у Ивана.
— В те же самые контейнеры... К утру, если они даже и не испортятся, подавать их на стол все равно будет нельзя.
— И это все ты хочешь выбросить на помойку?
— Так положено.
— Да, ребята. У вас явно что-то с головой не в порядке... Откройте столовую для малоимущих...
— И будем шокировать гостей очередями престарелых старушек...
— Отвозите в детский дом, наконец...
— Ни одна санэпидемстанция разрешения на это не даст. Да никто и не примет эти продукты... Мороки, документы писать, не дай Бог что с детьми случится...
— Пусть это остается на вашей совести... Но сегодня я знаю, куда это все можно отвезти... И где этому будут искренне рады... Иди подгоняй свой лимузин. Будем загружать.
И вот внедорожник Ивана уже несется по пустынному шоссе в сторону Южно-Сахалинска.
Остров в эту ночь выглядел мертвым. Без света стояли дома, и, высвеченные всполохами молний под порывами шквального ветра, продолжали гнуться деревья вдоль автомобильной трассы.
Да и в самом городе, словно бы осиротевшем и оставленном всеми, дождевые потоки уже залили низины, фары автомобиля высвечивали поваленные торговые палатки, сорванные рекламные щиты и даже деревья, обрушившие свою массу на стоявшие рядом автомобили.
— Как же надо было гнобить природу, что она стала себя защищать, — тихо, словно разговаривая сама с собой, произнесла девушка.
— Я недавно слышал по радио о возможностях разлома и даже о подвижках земной коры, вызванных землетрясениями, но ученые утверждают, что максимальная амплитуда волны в нашей акватории из-за мелководья никогда не превышала 41 сантиметра. Кстати, куда теперь? — спросил девушку Иван.
— На старую японскую электростанцию... — спокойно произнесла девушка.
— Тот еще район...
— Боишься за свою машину? — с улыбкой спросила девушка.
— За тебя, если быть честным.
— Тогда вперед, а то нас ждет еще куча немытой посуды.
— Действительно, а я как-то и забыл о ней... — сказал Иван, прибавил газ, и по пустой улице они понеслись, разгоняя воду.
В это время губернатор острова с кем-то разговаривал по телефону.
— К 8 утра чтобы все представители штаба чрезвычайных ситуаций были в моем кабинете. Мы должны знать все о последствиях этого и возможных последующих землетрясений.
Когда он отключил телефон и обернулся, то увидел стоявшую у дверей кабинета дочь:
— Ты разве не улетела?
— Я уступила свое место беременной девушке...
— Вот ведь дуреха! Вся в мать... Не нужно было тебе прилетать из Англии до окончания учебы.
— Я же прилетела на твой юбилей.
— Только не напоминай про мой возраст. Неужели ты не понимаешь, что это законный повод освободить меня от занимаемой должности?
— Что, все так плохо? — спросила девушка.
— В пиратских романах это называлось «получить черную метку».
— Тебе что, позвонили из Москвы?
— В том-то и дело, что из Москвы как раз и не позвонили, словно меня забыли или уже списали.
— Знаешь, папа, все, что Бог ни делает, все к лучшему...
Диана подошла к отцу:
— Через три месяца я буду дипломированным специалистом, получу хорошую работу в Англии, со мной уже вели переговоры... У нас есть квартира в Москве и свой дом. Что, мы с тобой вдвоем не проживем?
Но губернатор, очевидно, не слышал того, что говорила ему Диана, и был погружен в свои собственные мысли и расчеты.
— А ведь этот человек действительно бог... И я его даже иногда боюсь, — неожиданно произнес он, заставив дочь задуматься над услышанным.
— Ты кому-то должен денег? — спросила она.
— Нет, не должен... Должен лишь уступить свое место, причем добровольно.
— Тебе уже сказали кому? — снова спросила его Диана.
— О, если бы я это знал.
— И еще... Раз уж ты не улетела... Завтра мы вместе поедем на встречу с господином Хироми Есимото, там будет его сын... Приглядись к нему повнимательнее...
— Что мне к нему приглядываться, я и так с ним знакома.
— Он был в Англии?
— Нет! Это я прилетала в Париж, и мы встречались на какой-то выставке моды...
— Тогда это меняет дело.
— Ты что-то задумал, отец?
— Да! Мое положение, как я тебе уже сказал, крайне ¬неустойчивое. Еще неизвестно, примут ли меня в Москве... А если и примут, то как? Я хочу породнить наши семьи и объединить бизнес...
— И для этого продать меня? Спасибо! Вот уж чего не ожидала от тебя.
— Нет, дочка! Мы лишь обозначим взаимный интерес в этом браке через ваше обручение, а нюансы брака и подготовка свадебного договора могут оговариваться годами... Ты останешься свободна. Захочешь — общайся, не захочешь — сохраняй видимость добрых отношений...
Внедорожник Ивана в это время уже стоял на территории старой японской электростанции, и Бочкарев младший ждал, когда вернется девушка.
Он огляделся по сторонам. Заброшенные строения электростанции, построенной еще во время владения островом японцами, создавали ощущение погружения в нечто нереальное или забытое... Словно перед ним была декорация сюрреалистического фильма, этакая зона, как в фильме Тарковского «Сталкер», в которую необходимо войти, и есть даже проводник, которым на этот раз была девушка, имени которой он так еще и не узнал. А главное, что конечной целью этого пути была возможность получить исполнение своей самой сокровенной мечты.
Но об этом Иван еще даже и не помышлял. В этот момент ему хотелось как можно скорее сбросить мешки с едой и вернуться в «Фортуну», так как его ждали еще иные, пусть и не столь важные, дела.
Но вот показалась девушка. Рядом с ней было двое молодых парней. Она попросила Ивана открыть багажник, и они стали доставать из машины привезенные пакеты.
— Пойдем со мной, — неожиданно сказала девушка. — Я должна тебя кое с кем познакомить.
— Может быть, в другой раз? — спросил он.
— Другого раза может и не быть.
Иван нехотя вылез из машины, а затем медленно пошел за ней по каким-то одной ей известным закоулкам этой заброшенной станции. Более того, он заметил, что молодые люди с пакетами еды ушли совсем в другую сторону, но не стал ничего спрашивать.
Так они прошли пару заброшенных и заваленных всяческим хламом комнат, пока не вошли в совершенно пустую комнату, имевшую к тому же еще и цилиндрическую форму. В центре комнаты стоял лишь один старый стул с изогнутой спинкой. Тут девушка показала Ивану на стул, очевидно, предлагая на него присесть. Он согласился... И сделал это вовремя, так как входная дверь мгновенно захлопнулась, и комната-лифт стала опускаться.
Когда дверь в стене вновь открылась, а Иван с девушкой вы¬шли, он понял, что находится уже под землей... И был явно поражен увиденным. Все подземные коммуникации работали исправно, горели осветительные софиты, и под землей была проложена монорельсовая дорога.
Девушка первая села на сиденье небольшой четырехместной платформы и показала Ивану место рядом с собой.
И вновь Иван вынужденно согласился последовать за своей незнакомкой, так как его уже заинтересовал этот подземный город в самом центре Южно-Сахалинска.
Ехали несколько минут, но Иван успел заметить установленные с определенной частотой включенные датчики.
Но вот и площадка, где их платформа плавно остановилась. Они встали, но лишь ступили на землю, как перед ними в каменной нише напротив мгновенно образовался проход.
И они вошли. Здесь их встретили еще двое также молодых людей, но уже у каждого из них под мышкой висела кобура.
Один из них подошел к Ивану и специальным сканером прошелся по одежде.
— Чист, может идти... — сказал он.
И второй юноша жестом руки пригласил Ивана следовать за собой.
— А почему они не проверяли тебя? — спросил Иван у своей спутницы. — Или ты уже была здесь?
— Они меня не видят.
— Не понял...
— Это просто... — улыбаясь, отвечала она. — Есть такая техника отвода глаз, о ней часто в сказках писали.
— А как же камеры, которые отслеживали наше перемещение?
— Они фиксируют лишь наличие движения...
— Предположим. И куда же нас, точнее, куда меня ведут?
— Уже пришли.
И действительно, молодой человек подвел их к одной из металлических дверей и поднес свою ладонь к сканеру.
— Это нам тоже от японцев досталось? — спросил Иван сопровождающего его мужчину.
— Нет, это уже современные технологии... — ответил сопровождающий. — Но японские, сделанные в те года, оказались более надежными.
В этот момент дверь перед ними отворилась.
Первое впечатление, которое испытал Иван от увиденного, было сродни чтению увлекательной повести о путешествиях подводной лодки и ее легендарного капитана Немо.
Отсек, в котором он с девушкой оказался, имел вид внутренней части подводного батискафа с одной лишь разницей, что стекла иллюминаторов, направленных в глубину моря, находились под ногами.
Иван успел насладиться подсвеченными видами морского дна, но вот стала медленно открываться следующая дверь, и тогда он сделал-таки следующий шаг, более из любопытства и, можно сказать, уже в... сказку.
Он увидел перед собой второй, и значительно больший, отсек, уже более напоминавший каюту капитана. В нем было еще две двери, которые еще неизвестно куда вели, но главное, что тут уже не было иллюминаторов, и можно было предположить, что этот отсек находился уже в скальной породе.
Зато здесь были и рабочий стол, и книжные стеллажи, и даже откидная кровать, которую при необходимости можно было установить для отдыха. И большое кресло, стоящее у стеллажа с книгами... Кресло, которое в этот момент стало разворачиваться, давая возможность Ивану увидеть сидевшего в нем человека.
— Я рад видеть вас своими гостями, — негромко произнес хозяин этого корабля.
И тут Иван был слегка огорошен увиденным. Такое было уже в его детстве, если вы помните сказку о Волшебнике ¬Изумрудного города... Так, волшебник, способный наделять сердцем и мозгами, храбростью и силой, сам оказался весьма прозаичным и невзрачным человеком.
Иван, который уже нарисовал в своем воображении капитана этого судна этаким современным суперменом, вдруг увидел старого, я бы даже сказал, древнего, кучерявого еврея со слегка шамкающим ртом...
Иван бросил взгляд на свою спутницу.
Та лишь в ответ пожала плечами.
— Как имя нашего Робин Гуда? — спросил еврей девушку.
— Иван... — ответила она.
— Все-таки... Иван-царевич... — негромко произнес он.
— До сего дня меня все именовали Иваном-дураком... — ответил Иван.
— Плебеи... Им неведомы сакральные тайны... Даже Спаситель, пришедший некогда в мир, говорил с ними только притчами...
— Тогда кто же вы? — спросил старика Иван.
— Нет, я не из последователей Христа... Я простой еврейский мальчик, который некогда был посвящен в тайну этой забытой всеми электростанции... В ее строительстве много лет назад принимал участие мой отец. Он был гениальным конструктором и прекрасным инженером. Он создал то, что не смогли сделать талантливые японские ученые... Он сумел, кроме всего прочего, открыть дверь в четвертое измерение. Правда, в отличие от меня, он верил в Бога! Но это его не спасло. Японцы его убили. Они убили всех, кто что-либо знал о тайне этой электростанции. Это чудо, что они не заметили в тот момент меня. И даже искали, перерыв весь наш дом. С того самого дня электростанция стала моим домом. Станция, где я знал каждый выступ, и книги, которые привез с собой мой отец. Они и помогли мне сохранить пытливый и живой ум... Пока однажды ко мне не явился некий старец из Ордена Посвященных. И уже после встречи с ним вся моя жизнь обрела иной смысл... Я стал хранителем этого портала...
— Предположим, но я-то зачем вам понабился? — снова задал свой вопрос седому и древнему еврею Иван.
— Подойди к той двери... — и старик указал на одну из них.
Иван подошел к указанной ему двери.
— Что ты видишь? — спросил старик.
— Японский иероглиф...
— Что он обозначает?
— Слово «табу»...
— Все верно... Значит, мы не ошиблись, пригласив тебя сюда.
— Уточните...
— Просто есть двери и места, равно как и целые города, которые открываются только Посвященным...
— Так то посвященным... Меня же пока ждет целая гора немытой посуды...
Лицо старика тронула улыбка.
— И теплая печка... Вот она истинная сущность русского человека. Ступай тогда мыть свою посуду... Когда придет время, сам сюда прибежишь. По крайней мере дорогу сюда ты уже знаешь. Только не очень задерживайся, я хоть и старый еврей, но не Вечный жид...
И старик, прикрыв глаза, развернул свое кресло в сторону стеллажа с книгами, давая этим понять, что беседа окончена.
Вскоре Иван с девушкой снова были в машине.
— Ты знаешь, куда ведет та дверь? — спросил ее Иван, осмысливая все увиденное и услышанное.
— Их, как ты мог заметить, две. Одна, очевидно, туда, о чем тебе сказал старик, а вторая... Ее-то как раз японцы и строили. Это, скорее всего, подземный тоннель...
— И куда же он ведет?
— На материк... Куда всегда были устремлены их помыслы. А вот что касается второй двери... Это, думается мне, была своего рода отдушинка для пытливого ума талантливого конструктора, но за нее он поплатился своей жизнью...
— Тогда в чем проблема? Вам можно просто покинуть остров.
— Для единиц это могло бы и быть путем их спасения. Но кроме важных и богатых чиновников, которые выстроятся здесь в очередь, есть еще сотни простых семей, которые искреннее надеются сохранить не только свои жизни, но и сам остров. И даже дать ему вторую жизнь... Как-никак это их родина!
— И как же это возможно?
— Через преображение... Для этого и нужен тот, кто готов будет отдать свое любящее сердце, чтобы показать людям путь, но не к бегству, а путь к Истине...
— Понятно... Легенда о Данко пролетарского писателя Алексея Максимовича Горького в православном толковании...
— Иван... Тебе сегодня показали потайную дверцу каморки папы Карло... Это дар!
— И ответственность...
— Разумеется... Но, как ты распорядишься этой информацией, решать только тебе...
— Понимаю... И даже уже ощущаю себя деревяшкой с длинным носом...
— Поехали, Буратино... Нас еще ждут великие дела... — сказала девушка.
— Сколько же этому еврею лет? — запуская двигатель, продолжал размышлять Иван. — Выходит, что лет девяносто, не меньше.... И самое главное... Ты же до сих пор так не сказала мне, кто ты, как нашла этих людей и как тебя зовут.
— Если тебя интересует мое имя, то бабушка зовет меня Вера¬славна... Это древнее славянское имя... Как я появилась в этих краях, я тебе уже говорила... А то, что касается этой заброшенной электростанции, какой-то внутренний голос все время твердил мне о ней... Я произнесла это слово вслух... Ты услышал и привез нас сюда. А дальше лишь интуиция... Была бы рядом с нами бабушка, она бы сказала точнее... Вот и все, что я могу ответить на твои вопросы.
Когда они под утро добрались до «Фортуны» и поднялись на свой этаж, то Иван, вновь увидев гору посуды, схватился за голову.
— Да тут и бригады будет мало, чтобы справиться с этим до утра.
— Велика гора, не спорю, но смогу помочь я горю... — произнесла девушка.
Иван, вспомнив знакомые интонации сказки, улыбнулся.
— И еще. Ты, Ванюша, отдохнул бы немного... А потом придешь и поможешь...
— Неудобно как-то... — произнес он.
— Неудобно, как у вас говорят, штаны через голову надевать... В любом случае это будет лучше, да и мне под ногами мешаться не будешь...
— Тогда я ненадолго... — согласно промолвил Иван и, пройдя через зал ресторана, пошел к кабинетам, где, как он знал, стояли мягкие кожаные диваны.
Открыв дверцу ближайшего, он вдруг заметил под столом некий предмет и нагнулся.
На полу лежал оброненный кем-то из посетителей золотой брегет.
Ну если Иван еще не ведал, то мы с вами уже успели увидеть свойства этого брегета в руках Посвященного.
И уже через минуту Иван снова вернулся на мойку, чтобы показать Вераславне свою находку.
— Это золотой брегет... — начала девушка.
— Первый раз о таком слышу, — ответил Иван, разглядывая свою находку.
— Ванюша, эти часы имеют свою удивительную историю, а имя выдающегося часового мастера — Абрахам-Луи Бреге. В 1775 году он открыл свой первый часовой магазин в Париже, а первыми его посетителями стали представители правящей французской элиты, — говорила Вераславна и одновременно ловко разбирала грязную посуду, сортируя ее по видам. — В самом начале XIX столетия часы Бреге пришли и в Россию.
— И что же в них особенного? — уже вопрошал Иван.
— Как тебе сказать... — тут она даже прервалась в своих делах. — Часы Breguet уникальны уже тем, что они безукоризненно совершенны... Не случайно же часы Breguet упоминаются даже в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»:
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
— Понятно... Сей молодой повеса, оказывается, был тот еще мот, что мог приобрести себе Breguet.
— Да, и они вполне справедливо считаются символом роскоши, доступной только для аристократической верхушки.
— А в наше время... Что они могут стоить?
— Аукционная стоимость часов такого Breguet может составить не менее 500 тысяч долларов США.
— Ничего себе! — невольно вырвалось у молодого человека.
— Только ты, Иванушка, для счастья своего не брал бы этот брегет. Верь мне, много непокою принесут часы с собою...
Но Иван, завороженно глядя на часы, уже не слышал слов Вераславны...
И ушел с ними в тот же кабинет.
— Большой ребенок... — лишь произнесла Вераславна, глядя ему вслед, и снова принялась за посуду.
В это самое время наш старец, закончив вечерний туалет, решился-таки навестить Верещагину.
Он вошел в комнату, граничившую с апартаментами Верещагиной, и лишь начал мысленно раздвигать стену, как перед ним тут же упала тяжелая металлическая решетка.
Тогда он решился зайти к Верещагиной со стороны коридора и уже увидел ее, сидящей на кровати, как на его глазах открывшийся проход стал моментально заполняться кирпичной кладкой.
Но тогда старец решил пройти в ее номер со стороны ванной комнаты... И он уже ступил было на порог, как мощный напор воды чуть не свалил его с ног.
И вдобавок к этому он услышал ее голос:
— Спокойной ночи, дорогой...
Тогда Посвященный, подойдя к стене, прислонил к ней свои ладони...
И в этот момент в номере Верещагиной начала звучать убаюкивающая ее мелодия. Ее глаза стали смеживаться, интерьер комнаты начал расплываться...
Она с трудом добралась до своей кровати и взяла в руки небольшую свирель, что лежала у нее в изголовье...
— Матушка-природа, помоги... — произнесла она и успела издать несколько звуков на свирели.
Этого оказалось достаточно для того, чтобы современная италь¬янская мебель, сделанная из нашего же отечественного цельного дерева, в номере старца словно бы от звуков свирели пробудилась, как от сна, и стала оживать. И вот на ней появились легкие трещинки...
Но Посвященный всего этого не видел, так как стоял лицом к стене и был погружен в некий транс.
Не видел он и того, как стол, книжный шкаф, тумбочки и стулья стали прорастать ветвями и даже выпустили корни, которые на глазах старика не только наливались питательными соками и множились, но, добравшись до ног Посвященного, стали опутывать все его тело.
Когда же старик был полностью повязан распустившимися ветвями, в номере появились небольшие бабочки и даже птички. Бабочки бесстрашно порхали вокруг его головы, а птички весело чирикали, перескакивая с ветки на ветку образовавшегося в номере дерева...
И тогда старик глухо произнес:
— Твоя взяла... Спокойной ночи, любимая...
Утром громкий голос заставил Ивана открыть глаза и от не¬ожиданности даже подпрыгнуть...
Перед ним стоял отец. За его спиной было несколько женщин, не иначе как вызванных для мытья посуды.
— Дрыхнешь? Арсений мне с утра названивает, говорит, что тут посуды немытой горы, что через час люди на завтрак придут, а он дрыхнет...
— Извини, отец, не заметил вчера, как заснул...
— Ну, показывай, что тут нужно делать...
И они вдвоем проходят на мойку...
Иван, хорошо понимая, что сейчас произойдет и уже ожидая суровых и осуждающих слов отца, вдруг увидел, что вся посуда перемыта и блестит, более того, расставлена по своим местам на полках... Приходи и бери.
— Ну, можешь же, когда захочешь... — сказал Бочкарев-старший и, хлопнув сына по плечу, сразу же куда-то ушел, оставив младшенького ошеломленным от еще одного обыкновенного чуда, иначе и не скажешь.
Женщины привычно стали готовиться к началу рабочего дня, а Иван, оставаясь в недоумении, оглядывался в поисках Вера¬славны...
Он нашел ее на заднем дворе... Там, где они накануне и повстречались.
— Ты что здесь делаешь? — спросил ее Иван, выйдя на крыльцо.
— Да вот хотела накормить котенка...
— Ну и что? Накормила?
— Нет... Их нет, никого нет...
— И что из того?
— Вчера в это же время тут было более десятка кошек и столько же собак, а сегодня ни одной... А если кошки покидают дом, то нужно ждать большой беды...
— Думаю, что все обойдется... — начал Иван. — Сахалин за всю историю своего существования еще ни разу не пострадал от цунами, насколько я знаю... А тебе большое спасибо... За посуду...
В кабинете губернатора в это же самое утро звучали, казалось бы, аналогичные слова.
— Сахалинским КНИИ, — вещал старик-профессор, — изучены отдельные теоретические вопросы, связанные с поведением цунами. И выявлены основные закономерности возникновения цунами, оценена повторяемость волн, описано влияние на форму цунами как источника, так и среды распространения...
— Профессор, — перебил его губернатор Свешников. — А если чуть проще и конкретнее.
— Пожалуйста... — произнес тот и продолжил: — В имеющихся источниках почти не встречается описаний сколько-нибудь значительных случаев проявления цунами на Сахалине. До этого момента можно предположительно указать лишь на три зафиксированных случая цунами, о которых имеются упоминания и краткие описания. Это цунами 1878 года с очагом в Татарском проливе, в 1924 году с очагом также в Татарском проливе и 1 августа 1940 года с очагом в Японском море.
— И какова была высота волн?
— О первом из названных цунами стало известно из «Кронштадтского вестника» от октября 1878 года, где была напечатана телеграмма шкипера Зотова о том, что пароход «Батрак», стоявший на якоре на острове Сахалин, при полном штиле внезапной волной был выброшен на берег и разбит. Слава Богу, жертв тогда не было. Но пароход, выгрузившись, сошел на глубину, сильной течью был опрокинут и затонул.
Члены экспертного совета переглянулись. Многие из них и сами хорошо знали о том, что происходило в те года, но вынуждены были слушать старика-профессора вместе с губернатором.
— О втором цунами в 1924 году, — продолжал тот, — известно только, что вода в реке пришла в страшное волнение. А о третьем сообщалось уже сразу несколькими источниками. Когда 1 августа 1940 года под дном Японского моря произошло землетрясение, по всему побережью Японского моря действительно наблюдались волны цунами... Но повреждения от землетрясения вновь были небольшими: в море тогда унесло более тысячи рыбацких лодок...
— Вы хотите сказать, что нам пока не о чем беспокоиться? — спросил профессора начальник МЧС Сахалина.
— Выходит, что так... Другое дело, есть ли предпосылки для новых извержений... Но это уже должны сказать специалисты...
— Есть другие мнения? — спросил Свешников.
— Есть, — сказал, поднимаясь, военный комиссар. — Я бы не уповал по старинке, что авось и сейчас пронесет... Уважаемый профессор запамятовал, что вторая волна цунами 1940 года была посерь¬езнее: ее высота достигала примерно 3,5 метра. Она тогда не только лодки унесла, но и нанесла сильный удар по складам, стоявшим вдоль берега, сорвала их с опор, выломала полы, смыла в море и сами склады, и мешки с продовольствием. Но это еще не все...
В цокольный этаж «Фортуны» ближе к 9 часам утра спустился электрик Пал Палыч со своим молодым напарником Геннадием и увидел стоявшие на треть в воде запасные генераторы, а также как через швы в бетонную надстройку поступает вода...
— Ноги надо отсюда делать, Палыч! — заметил молодой напарник.
— Это не иначе как после утреннего отлива воды начался ее резкий подъем... — рассуждал старый мастер.
— И что теперь будет? — спросил его напарник.
— Возможно, что нужно ждать цунами... Но генераторы нам с тобой все одно отсюда нужно будет перетащить наверх...
— Ну ни хрена себе, сколько мы тут будем корячиться... — начал было он.
— Сколько нужно, столько и будем. Давай поочередно сначала отключаем один генератор, потом подымаем его наверх и снова запускаем. И так со всеми.
И они полезли в воду.
О перебоях с электричеством кто-то из поваров тут же доложил Арсению.
Он сам не поленился спуститься в подвальное помещение, где Пал Палыч и поведал ему о сложившейся ситуации.
— Перетаскивайте, и чтобы больше ни одна живая душа не знала об этом.
А все невольные участники этих событий вновь собрались в ресторане своего этажа.
Они завтракали и шумно обсуждали услышанное вечером и в утренних новостях Сахалина, понимая, что время их нечаянной изоляции может не только продлиться, но и имеет уже непредсказуемые последствия, так как за столиками в разных углах звучало слово «цунами»...
Многие с тревогой подходили к владыке Иллариону. Кто за благословением, кто за советом.
Он восседал в центре стола, заставленного тарелками со всевозможными закусками, которые с отменным аппетитом поглощали его послушники.
Было даже такое ощущение, что эти молодые люди были уверены, что им не грозит никакой катаклизм, пока они находятся под омофором своего епископа.
Лишь два человека в зале проявляли полное спокойствие, вкушая свой завтрак: писатель Изотов и Верещагина.
В это же время двое официантов вместе с Фомой, поднявшись на последний этаж, уже вывозили из скоростного лифта тележки с едой и направлялись к номеру единственного посетителя этого этажа — бизнесмена из Японии. Именно он был спонсором выставки, которая должна была торжественно открываться завтра в «Фортуне», если бы не погода...
Фома решил лично предложить уважаемому гостю завтрак.
Двое японских охранников быстро осмотрели и даже ощупали официантов, прежде чем разрешили им ввезти тележки с едой в номер своего босса.
Вместе с ними к господину Хироми Есимото вошел и Фома, мгновенно склонившись в приветствии:
— Господин Хироми Есимото, позвольте предложить вам зав¬трак.
Японец стоял у окна и также внимательно всматривался в горизонт.
— Что ваши специалисты говорят о характере вчерашнего землетрясения? — спросил он Фому на приличном русском языке, не отводя глаз от морского залива.
— Я недавно звонил губернатору на предмет вашей с ним встречи и спросил также о возможных последствиях землетрясения. И господин Свешников просил передать вам, что оснований для беспокойства нет. Более того, во второй половине дня он сам лично приедет для встречи с вами и на открытие выставки.
После этого японец лишь слегка взмахнул рукой, давая понять, что Фома свободен.
Когда официанты направились к выходу из номера господина Хироми Есимото, к столикам, на которых была установлена еда, вышли две молодые японские девушки и принялись внимательно осматривать привезенные продукты и блюда.
После этого Фома прошел к офису отца, а официанты спустились в зал третьего этажа и быстро включились в работу по обслуживанию остальных гостей. Нужно было пополнять блюда с закусками для запоздалых гостей, подавать кофе и напитки, а также убирать использованную посуду.
В кабинете отца Фома застал Арсения.
— Как там наш гость из Японии? — спросил сына Владлен Михайлович.
— «И не повернув головы кочан, и чувств никаких не изведав...», — начал свой ответ Фома с классической и памятной всем цитаты из стихотворения о советском паспорте.
— Давай по существу... — остановил его отец. — Ты ему сказал, что губернатор во второй половине дня приедет на выставку?
— Да, отец.
— Хорошо, дождемся Свешникова и, возможно, узнаем более точные данные о ситуации с прогнозом погоды. Теперь по поводу выставки... — обратился Бочкарев уже к Арсению. — Мы ¬можем гарантировать, что не будет проблем с подачей электроэнергии и, естественно, с работой охранной сигнализации выставки?
— Да, — сказал Арсений, правда, умолчав о том, что увидел сегодня.
— А кто будет осуществлять охрану алмаза «Око Востока»? Люди полковника Ардашева? — спросил отца Фома.
— Нет. Охранять будут сами японцы, одетые, как ниндзя, что будет придавать этому дополнительный экзотический колорит. А вот камеры слежения в этой комнате, как мы предварительно договорились, будут подавать сигнал в номера губернатора и его охраны, господина Хироми Есимото и непосредственно на мой компьютер.
— Губернатор приезжает в «Фортуну»? — уточнил Арсений.
— Да. Он, его дочка и начальник личной охраны поселятся по соседству с номером господина Хироми Есимото.
— Но ведь тогда, отец, вам придется несколько дней как минимум ночевать здесь, — произнес уже Фома.
— Естественно. Кстати, Фома, приготовь в восточном секторе для его людей три номера, можно даже на одном этаже с людьми господина Хироми Есимото, тем более что все японцы сносно говорят на русском языке.
— Хорошо, отец. Так открытие выставки, как я понимаю, все же состоится? — спросил Фома.
— А почему бы и нет, в «Фортуне» собралось достаточное количество известных людей, и даже есть съемочная группа российского телевидения... Думаю, что для них это будет интересно...
— Пожалуй, — промолвил старший сын Бочкарева. — Отец, а кто будет оплачивать три номера для людей губернатора?
— Это все решишь с его помощником Колдобиным. А вы сами-то утрясли денежные вопросы по проживанию пассажиров с аэропортом?
— Обещали сегодня привезти все гарантийные документы... — ответил уже Арсений, так как эти люди проживали в его гостиничном секторе.
— Это хорошо... Нужно сделать так, чтобы они знали, что и губернатор здесь... А то начнут тянуть кота за хвост...
— Обязательно, — произнес Арсений.
— Итак, с этой минуты я все время здесь. И, принимая во внимание, что губернатор тоже будет находиться какое-то время в «Фортуне», что бы ни случилось, я должен знать об этом первым. А теперь ступайте по своим делам...
В это время в одном из номеров гостиницы стояли Иван и Вераславна.
— Можешь жить в моем личном номере, пока не найдешь свою бабушку.
— А как же ты?
— У меня есть еще и рабочий кабинет с большим диваном, но мне спать-то по ночам особо не приходится, так как я вечный ночной директор.
— Я бы могла и дальше помогать тебе на посудомойке... — произнесла девушка.
— Благодарю за предложение, но там есть кому работать... И еще, вот тебе моя электронная карточка. По ней ты можешь ходить в ресторан, ею будешь и расплачиваться... Код доступа четыре семерки.
— Интересный номер, но мне неудобно, право... — смущенно ответила Вераславна.
— Кто-то мне уже сказал, что неудобно штаны надевать через голову. Ты знаешь, а ведь я сегодня утром попробовал... Действительно, неудобно.
И они оба весело рассмеялись.
— Если возникнут какие-то вопросы или проблемы, то знай, что мой рабочий кабинет на первом этаже под номером 13.
И Иван вышел из номера, оставив Вераславну одну.
Затем, спустившись на первый этаж, он подошел к дежурному администратору на ресепшене и сказал ему, что если его будут искать, то он в своем рабочем кабинете.
И действительно, через пару минут он уже свалился как подрубленный на свой кожаный диван.
Правда, что-то явно мешало ему. Он повернулся на бок и, засунув руку в задний карман брюк, вытащил тот самый золотой брегет, найденный им ночью.
Он встал и положил часы на свой стол, а затем снова лег.
Но пролежал совсем немного. Снова встал и, взяв часы, уже вместе с брегетом оказался на диване.
И открыл-таки золотую крышку. И увидел, что часы заметно отстают... И тогда он начал подводить стрелки на несколько часов вперед...
И вдруг заметил, что комната, в которой он находится, но даже не комната, а то, что он сам, продолжая лежать на диване, увидел себя как бы со стороны, увидел то, как он был разбужен стуком в дверь, как вышел, как неожиданно увидел девушку, с которой познакомился год назад в Париже... Он видел все, что делает, точнее, все, что он еще только сделает в течение этого дня.
Иван закрыл крышку часов, призадумался и не заметил, как уснул.
Он проснулся, когда настенные часы показывали 16:00.
Встал и прошел в душевую и уже там какое-то время позволил прохладным струям омыть свое разгоряченное теплом постели тело. А потом, одевшись, снова убрав часы в задний карман брюк, он прошел в холл первого этажа.
И понял, что вышел действительно вовремя.
Отец и оба его брата стояли у входа. И уже через несколько секунд в здание «Фортуны» входил губернатор Сахалина Свешников, как ранее говорили, со своей челядью...
И первый этаж мгновенно заполонили собой люди в темных и строгих костюмах. Они вносили чемоданы, оргтехнику и прочие принадлежности, дающие возможность предполагать, что они въезжают сюда основательно и надолго.
Чуть в стороне стоял полковник Ардашев. Сегодня, принимая во внимание, что ураган не прекращался, он лично сопровождал кортеж губернатора до «Фортуны».
А Бочкарев-старший уже вел Свешникова к лифту, который должен был поднять губернатора в его, скажем так, королевские аппаратаменты.
И тут Иван неожиданно для себя увидел в окружении губернатора свою знакомую по Франции и не удержался, чтобы не окликнуть ее:
— Диана!
Девушка обернулась... О, сколько же всего можно было прочитать по ее лицу: и радость, и удивление, и тревогу, и даже недоумение...
— Иван, ты здесь? — удивленно воскликнула она, останавливаясь.
— Кто это? — спросил у дочери Свешников.
— Мой университетский товарищ...
— Сколько же их у тебя... Но не задерживайся, прошу тебя, еще успеешь с ним поговорить. Нас ждет господин Хироми Есимото.
— Еще поговорим, — произнесла Диана, так и не решив для себя, что ей ждать от этой встречи, и ушла вслед за отцом к лифту.
Но этот обмен приветствиями, естественно, не остался без внимания начальника безопасности Свешникова Максима Чигирина.
В это же самое время в своем кабинете Фома беседовал с помощником губернатора Колдобиным.
— Вы, Олег Борисович, можете занимать комнаты под номером 1201. Это рядом с губернатором. А с противоположной от него стороны, в номере 1203, поселите Чигирина, как начальника его личной охраны. Ну а все остальные ваши люди будут размещены на 8-м этаже, но уже по два человека в номере. Записывайте номера... 801, 802 и 803... Кстати, как вы будете рассчитываться?
— Наличными, — ответил Колдобин и отворил крышку небольшого кейса, что держал у себя на коленях. — Вам в какой валюте?
— Лучше в рублях, но крупными купюрами, вопросов будет меньше, — ответил Фома.
— Как скажете.
И помощник губернатора стал отсчитывать новенькие пачки российских денежных знаков, словно бы только что сошедших с печатного станка и аккуратно упакованных.
— Пересчитывать будете? — спросил он.
— Обижаете, Олег Борисович... — ответил Фома, убирая полученные им деньги уже в сейф своего кабинета.
Когда Колдобин вышел, в кабинет к Фоме неожиданно вошел Ардашев.
— Привет, Фома! — сказал он, мгновенно развалившись в кресле у стола.
— Что желаете, полковник?
— Номер... Рядом с губернатором.
— Тогда это не ко мне, а к Колдобину, он расселяет людей, сопровождающих губернатора. Думаю, что он найдет для вас место, если посчитает нужным.
— С огнем играешь, Фома!
— Не понял, господин полковник.
— Все-то ты понял... Но со мной лучше дружить.
— Тогда вам надо к Арсению. Он даст вам персональный номер. Вот только не знаю, с чего бы это у вас с ним такая дружба...
Полковник, не отвечая, вылез из кресла и молча пошел к выходу, а вдобавок еще, уходя, хлопнул дверью.
Стук в дверь привлек внимание Вераславны. Она отворила входную дверь и увидела на пороге Верещагину:
— Бабушка...
— Прилетела все-таки...
— А как же! Кто же Ивану-то будет помогать? Хотя, по сказке, это ты должна была меня ему представить... Но у тебя, как я поняла, вспыхнула старая любовь...
— Ты его уже видела?
— Нет. А он здесь?
— Да... И тоже ищет Ивана.
— И что же делать?
— Следить за тем, как будут разворачиваться события... Никто не вправе вмешиваться в чужие судьбы, а тем более их менять.
— Мы уже нашли вход в портал...
— Я догадывалась. И что Иван?
— Даже не поинтересовался.
— Все как в сказке... Ничего не меняется. Ну пойдем поужинаем.
Старший метрдотель зала Хватов уже несколько минут слышал гомерический смех, который раздавался с кухни и, не выдержав, не столько из любопытства, сколько поумерить пыл поварят, принимая во внимание, что в зале уже сидели гости, пошел на этот самый звук.
И, войдя на кухню, увидел заливающихся смехом здоровых молодцов в белых куртках и колпаках.
Один из них, Денис Давыдов, помощник шеф-повара быстро подошел к Хватову, держа на ладони простое куриное яйцо, и спросил метрдотеля, вызвав новый приступ гомерического смеха:
— Василий, ты можешь определить, какое это яйцо: сырое или вареное?
— Почему бы и нет, — ответил метрдотель и взял в руки яйцо, хотя и предполагал некий подвох.
Он немного подержал яйцо в руке, сначала проверяя на вес, а затем положил его на ровную поверхность стола и попытался придать ему вращательное движение.
Но классического вращения волчком, которое бывает, если яйцо сварено, не последовало.
Тогда Хватов поднес яйцо к уху и немного потряс.
Поварята замерли в ожидании вердикта.
— Сырое... — авторитетно сказал метрдотель и снова положил яйцо на столешницу.
— Тогда разбей, — лукаво предложил помощник шеф-повара, подавая ему нож и подставляя пустую сковороду.
— Что-нибудь придумали, стервецы? — настороженно спросил метрдотель у друга повара.
— Да ладно, мы люди не гордые, сами разобьем... — сказал Денис и этой же самой сковородкой что есть мочи ударил по яйцу...
Хватов мгновенно метнулся в сторону, понимая, во что сейчас превратится его чистый отутюженный фрак, чем вызвал новый взрыв хохота.
Яйцо лежало на столе целехоньким.
Тогда Хватов снова попытался раскрутить, как ему теперь казалось, деревянное яйцо... Но вращения вновь не получилось.
— И что это все значит? — спросил он у Давыдова.
— Вот и мы все гадаем... Лупим по нему по очереди, а оно все не поддается.
Тогда Хватов сам взял оставленную сковороду и что есть силы ударил по яйцу, уже не боясь быть облитым.
Поварята ржали до упаду, видя, как метрдотель, уже входя в раж, лупил по яйцу, пока оно после очередного удара не выскользнуло из-под сковороды и не улетело на пол.
Кто-то из поварят тут же полез доставать закатившееся яйцо из-под плиты, а когда нашли и подняли головы, то увидели стоявшую на пороге кухни Верещагину, а рядом с ней и Вераславну.
— Развлекаетесь, мальчики? — спросила девушка.
— Да нет, — начал один из них. — Просто... Яйцо надо разбить для клиента... Он заказал омлет...
— И за чем дело стало? — спросила их уже Верещагина.
— Никто не хочет. У нас примета такая: разобьешь яйцо, и все напасти кухни на тебя обрушатся... — на ходу придумывал ответ помощник шеф-повара.
— Интересная версия, и даже не лишена смысла, — произнесла Верещагина. — Дайте ваше яйцо... Мне уже в силу возраста бояться, кроме Бога, нечего.
И снова все поварята, включая уже и самого метрдотеля, зажимая рты, еле сдерживались от смеха, представляя, что сейчас начнется.
Верещагина же поставила на плиту знакомую уже нам сковороду и, взяв в руки лежавший рядом нож, спокойно ударила его тупой стороной по скорлупе...
И все увидели, как скорлупа в некоем замедленном движении привычно развалилась на две половинки, и женщина аккуратно вылила содержимое яйца на сковороду.
На кухне стояла гробовая тишина.
— Сказки надо читать и стараться их понимать... — сказала Верещагина, возвращая Денису его нож.
— Это вы про Курочку Рябу? — спросил ее уже Хватов.
— Естественно.
— А почему же никто из нас не смог разбить это яйцо? — с интересом вопрошал незнакомую женщину Денис Давыдов.
— Иначе как бы вы поверили в существование такого яйца... — говорила Верещагина внемлющим юношам.
— Выходит, что в этой сказке заложен иносказательный смыл? — высказал уже предположение Денис.
— Безусловно, как и в каждой сказке...
— Предположим. Но почему же тогда ни старик, ни старуха не смогли разбить того яйца? — допытывался уже Хватов.
— Потому, что они изначально не должны были его разбивать. Давайте размышлять вместе. Ведь они какое-то время получали от этой курочки, как и от всякой другой, натуральные яйца и этим должны были довольствоваться, благодаря Творца за то, что Тот их милует и питает. А снесенное ею яйцо, которое они не смогли разбить, было символическим, оно предназначалось не всем людям, а тем, которые были способны понять его потаенный смысл.
— А что же тогда обозначает само яйцо? — спросил Верещагину один из юношей с пытливым и живым взглядом.
— Яйцо — это символ начала жизни. Для всего тварного мира начало новой жизни заключено в яйце, да и человеческий эмбрион также зарождается под оболочкой... И, грубо, неосознанно и даже алчно каждый раз разбивая то или иное яйцо, пусть даже это всего лишь некий собирательный образ, воплощенная мысль или всего лишь чья-то мечта, мы разрушаем само начало всякой новой жизни, следовательно, губим и свое будущее, и будущее нашей планеты, которая также имеет круглую форму, если вы помните. Но я-то, если честно, зашла к вам в поисках своего метрдотеля...
— Я вас слушаю... — начал Хватов.
— Ко мне внучка приехала, я хотела вас спросить, за какой стол мы могли сесть вместе, чтобы поужинать.
— Пойдемте, я вам покажу.
И они вместе пошли в зал, но Верещагина вдруг остановилась у дверей.
— И еще, что очень важно... Таким яичком проверяется, на каком уровне сознания находятся люди...
Услышав это, какое-то время все поварята вместе с помощником шеф-повара Денисом Давыдовым стояли у плиты, на сковороде перед ними лежало уже прожаренное яйцо.
Хватов предложил Верещагиной с внучкой место у окна, убрав со столика табличку с надписью «Заказ».
Ужин продолжался. Большая часть пассажиров из аэропорта уже была за столами.
Вераславна принесла легкий ужин для Верещагиной и совсем немного для себя, а потом какое-то время внимательно наблюдала за детьми, которые были в зале с пожилой женщиной.
— Несчастные дети... — вдруг произнесла она.
Верещагина посмотрела туда, куда был устремлен взгляд ее внучки. И увидела семерых детей, с аппетитом уплетающих содержимое своих тарелок.
В это время словно сама природа откликнулась на боль Вера¬славны болью уже своего сердца, проявившегося в новом подземном толчке...
Беспокойно задрожали чайные ложки. Мелодию тревоги обозначили фужеры. В такт им задребезжали хрустальные подвески люстр.
В зале явно обозначилось беспокойство. Многие, в том числе и женщина с детьми, стали быстро покидать зал ресторана.
— Не волнуйся, радость моя, все образуется... — произнесла Верещагина, обращаясь к Вераславне. — Поверь мне, никуда эти дети уже не улетят.
И уже через несколько минут в пустом ресторане остались лишь писатель Изотов да Верещагина с Вераславной.
Но вот встал из-за стола и Изотов.
И, проходя мимо двух женщин, вдруг остановился, а затем склонился в поклоне:
— Я так понимаю, что имею честь видеть ту самую красавицу шаманку, вскружившую головы всему мужскому населению острова, посмотреть на которую приезжал даже какой-то японский принц... И без памяти влюбился в нее, а она отдала свое сердце молодому и совсем неизвестному врачу...
— У этого врача, кроме таланта, было еще и любящее сердце, — ответила Верещагина.
— Бабушка, почему ты мне ничего не рассказывала об этом? — спросила ее Вераславна.
— Не было подходящего случая.
— И кто он этот молодой доктор? — снова задала вопрос Вера¬славна.
— Антон Павлович Чехов. Когда он приехал на Сахалин и столкнулся с истиным положением каторжан, то задержался тут на два месяца... Он ужаснулся положению, в котором находились эти божьи создания. И в одиночку, при полном непонимании его затеи со стороны властей он начал перепись ссыльно-каторжного поселения, самолично заполнив более десяти тысяч карточек, при этом серьезно заболел сам, но начатую работу закончил, дав возможность находящимся в неведении родным и близким узников узнать о том, что они еще живы, — ответил ей Изотов.
— Заболел? — снова спросила девушка.
— Да... — отвечал писатель. — И была даже угроза смерти, если бы не местная красавица шаманка. Именно она спасла ему жизнь и подарила свою любовь.
— Вы правы... Как вы об этом догадались? — спросила уже Верещагина.
— Я писатель... Что-то услышал, что-то сопоставил... С островом и со своей любовью Чехов простился 13 декабря 1890 года, ступив на палубу парохода «Петербург», на котором прибыл в Москву спустя два месяца.
— Все верно.
— Примите от меня в дар, — тут он достал из бокового кармана пиджака свою небольшую книгу, вручил ее Верещагиной и добавил: — Мне было бы интересно узнать ваше мнение о моей повести.
И этот момент остров содрогнулся еще раз и уже более ощутимо, он словно бы вздохнул, услышав, что еще есть те люди, кто понимает о той беде, что надвигается и на остров, и на все человечество, забывшее не только о любви, но и своего Создателя...
А на первом этаже уже толпились пассажиры, которых приютила «Фортуна». Они все пытались узнать, что же происходит и чего им ждать, будет ли возможность им вылететь на Большую землю и не последует ли цунами, как логическое завершение землетрясений.
Среди них была и знакомая нам женщина, которая, очевидно, оставив детей в номере, теперь требовала, чтобы ее с детьми военным авиатранспортом срочно доставили на материк.
Но тут она неожиданно увидела помощника губернатора Колдобина и бросилась ему навстречу.
— Олег Борисович! — чуть не хватая его за руки, запричитала она.
— Вы? Уже вернулись? Так быстро?
— Еще не улетели.
— Вы что, с ума сошли?.. Вы еще три дня назад должны были быть с детьми в Москве... — говорил он, уводя ее за колонну.
— Филиппок, самый младший из мальчиков, приболел, я подумала, что неудобно больного предлагать...
— Дура! Кто кого предлагает?! Эти сироты получат новых родителей, их давно ждут в Америке.
— А где деньги, которые вы обещали нашему детскому дому?..
— Ты, старая курица, сначала выполни свою часть договора, а потом и рот открывай... Не дай Бог кто узнает, зачем ты везешь их в Москву?..
— Я уже и так всем говорю, что нам спонсор оплатил поездку, чтобы мы по музеям походили... Правда, тут писатель один... Пристал, мол, почему у вас в группе нет девочек...
— Ладно, идите к себе и носу оттуда не показывать, скажите, чтобы приносили в номер еду...
— А что теперь с нашей отправкой?
— Губернатор собирается лететь в Москву... Может быть, удастся отправить вас с ним. Все, теперь ступайте, я вас сам найду.
За людьми, что продолжали толпиться у стойки администратора, наблюдал и Максим Чигирин. Он, как вы помните, по распоряжению Свешникова искал старика и еще не известного ему пока человека, который, как сказал губернатор, мог представлять некую опасность.
И когда кто-то из администрации проходил мимо, он задал ему вопрос:
— Послушайте, мне тут один человек важную встречу назначил... А я опоздал. Вы не могли бы мне сказать, в каком номере он остановился?
И показал ему фотографию Посвященного.
— Нет, не помню такого... Они заезжали вчера из аэропорта, был целый автобус... Нас трое работало. Да и некогда было, если честно, их разглядывать... Весь день в ушах крик, истерика... Как будто это мы их рейс отменили. Вы поднимитесь лучше к администратору ресторана Василию Хватову... Он их всех по несколько раз в день видит. Думаю, он быстрее вам поможет...
— Дети, — входя в свой номер, произнесла хозяйка семерых малышей, — никто и никуда больше не выходит...
— Там что, злой волк? — спросил Филиппок, самый младший из них.
— Волк-оборотень? — предположил тот, что был чуть старше.
— Нет, там инопланетяне... — авторитетно заявил самый взрослый из них.
— Они хотят нас забрать? — снова спросил Филиппок.
— Да, — произнес взрослый проказник и, подняв руки, стал изображать робота, двигающегося в его сторону. Мальчуганы с криком и визгом рассыпались от него по комнатам.
— Тетя Клава, а вы нас им не отдадите? — ища спасения у женщины, пролепетал малыш, доверительно заглядывая ей в глаза.
— Тишина... Все замолчали, и хватит носиться. Теперь на горшки — и в кровать... — оборвала детские фантазии, не лишенные, кстати, доли истины, своим громким голосом женщина, она же директор детского дома, как вы уже сами догадались.
Максим Чигирин стоял напротив администратора Хватова, показывая ему фотографию.
— Нет, этот мужчина не из аэропорта. Накануне он со своими друзьями снимал у нас банкетный зал...
— Вы сказали «с друзьями». Значит, их было несколько? — уточнял Максим.
— Пять человек — это точно. Потом дали штормовое предупреждение, и хозяин «Фортуны» распорядился предложить им уехать по домам или остаться в гостинице.
— Ну?..
— Что ну?.. Я же вам говорю, что я его видел...
— Они выехали? Что вы на меня так смотрите? Понятно... — сказал Максим и вытащил тысячерублевую купюру.
Хватов взял было дензнак, но Максим удерживал купюру со своей стороны. Потянуть — это означало порвать, а не хотелось бы.
— Они все здесь, в гостинице. Приходят только на ужин. Но при этом почти ничего не едят.
— То есть? — недоумевал Чигирин.
Хватов бровями дал понять, что уже пора и отпустить бы тысячерублевку, что тот и сделал.
Тогда метрдотель аккуратно ее расправил и, достав кошелек, аккуратно вложил.
— Так почему они ничего не едят, как вы считаете? — снова задал вопрос Максим.
— Я краем глаза видел, как этот старик клал каждому в ладонь какие-то пилюли...
— Наркотики? — мгновенно отреагировал бывший оперативник.
— Не знаю, но я бы на вашем месте и старика, и этих людей не беспокоил.
— Почему?
— Они странные... Словно не от мира сего. Сидят молча, почти ничего не едят, а то вдруг в полной тишине начинают одновременно улыбаться.
— А ты сам, случайно, не пробовал эти пилюли? — уже иронично допытывался Максим.
— Я вас, видит Бог, предупредил, а теперь мне пора работать, — сказал Хватов и, развернувшись, ушел на кухню.
Ближе к вечеру начался прием губернатором Свешниковым японских гостей.
В апартаментах губернатора, кроме него, присутствовали дочь Диана и его помощник Колдобин.
С японской стороны были господин Хироми Есимото и его молодой сын — господин Хироми Миура.
Руководил встречей и обслуживанием банкета сам Бочкарев-старший. Он что-то подсказывал официантам, сам пробовал некоторые блюда, прежде чем подать их на стол, сам лично же разливал гостям напитки...
Говорил губернатор Свешников.
— Искренне хотелось бы, чтобы наши отношения стали долговременными и стабильными. И то, о чем не могут договориться главы наших правительств, мы могли бы решать на нашем уровне для начала путем инвестиций и совместных проектов, встречаясь уже для последующих деловых отношений здесь, на нашей благодатной земле, или в благословенной Японии.
Господин Хироми Есимото согласно кивал головой.
— У нас есть один прекрасный и древний обычай... Соединять в последующем браке своих наследников через предварительное таинство обручения между семьями или родами...
И если глаза японского юноши обозначили явное недоумение от услышанного, то ладонь Дианы, не видимая японцам, была зажата в крепкой руке Свешникова.
Но более всего поражен был услышанным, конечно же, Максим Чигирин, который наблюдал за этой встречей через систему видеонаблюдения, заранее установленной в апартаментах губернатора.
— Ведь, насколько я знаю, — продолжал губернатор, — ваш сын едет учиться в Москву?
— Да, — ответил господин Хироми Есимото. — А ваша прекрасная дочь, насколько мне известно, учится в Англии?
— Уже заканчивает обучение. И уже есть договоренность о приеме ее на работу в один из отделов Министерства иностранных дел. К тому же она в совершенстве владеет японским языком.
И вновь господин Хироми Есимото удовлетворительно кивнул головой.
— Я хорошо читал историю государства Российского... — начал японец. — Только раньше такие браки преследовали чисто политические цели... А в основе вашего предложения, как я понимаю, стоит... бизнес.
— Я бы сказал... совместный бизнес, — произнес Свешников и добавил: — К тому же на днях я сам покидаю остров и уезжаю работать в Москву...
— Я уже владею этой информацией... — улыбаясь, произнес японский бизнесмен.
Свешников в ответ лишь покачал головой.
— А сейчас, — начал господин Хироми Есимото, — я хотел бы узнать о главной цели моего приезда сюда: будем ли мы завтра открывать нашу выставку?
— Обязательно! — заверил его губернатор Свешников. — Уже сегодня известные депутаты, артисты и писатели, телевизионная группа из Москвы поселились в «Фортуне», чтобы не быть связанными погодными условиями на дороге.
Некое подобие улыбки обозначили губы японского бизнесмена.
— Господа, не желаете ли отведать десерт? — спросил вошедший в гостиную Бочкарев.
Японские гости согласно кивнули.
В соседнем номере перед мониторами в растерянности сидел Максим.
Да и сама Диана еще до конца не пришла в себя после того, как услышала произнесенные слова отца о своем возможном обручении с сыном господина Хироми Есимото — Миура.
Японец был молод, высок и строен, более того, имел европейские черты лица и даже был известен Диане как человек, пользующийся в Европе экзальтированной популярностью в элитном модельном бизнесе, так как сам был дизайнером своих костюмов и вдобавок владельцем модного журнала мужской одежды.
Казалось бы, чем не пара...
После трапезы было предложено сделать небольшой перерыв для отдыха перед посещением губернатором японской выставки.
Этим перерывом и решил воспользоваться отпрыск господина Хироми Есимото для беседы со своим отцом...
— Диана, скорее всего, знает, что у меня в Париже есть бой-френд... — тихо начал юноша, не поднимая головы.
— Если ты хочешь, чтобы с ним в ближайшее время ничего не случилось, то любезно примешь предложение губернатора Сахалина и дашь свое согласие обручиться с его дочерью... — так же тихо, но достаточно твердо внушал сыну господин Хироми Есимото. — В Москве с его связями он будет очень полезен нашей семье...
В это же самое время со словами «И зачем я только сюда прилетела!» расстроенная Диана выбежала из номера отца.
И увидела, как в этот же коридор, уже из своего номера, вышел и Иван.
— Ваня, — окликнула его Диана.
— Здравствуй, Диана. Вот уж не думал, что мы с тобой на Сахалине встретимся. Что ты тут делаешь? Я думал, что ты все еще в Англии... — говорил он, идя ей навстречу.
— Я приехала на юбилей к отцу.
— Так твой отец Свешников?
— Да... А ты как тут оказался, ведь мы с тобой встречались в Париже?
— Я работаю в «Фортуне»... — начал Иван.
— Не поняла...
— Администратором, — уточнил для нее Иван.
— Окончив парижский университет? Ты шутишь?
— Нет, серьезно. Просто я родился на Сахалине. Отучился и вернулся домой.
— Ты мне про это не говорил.
— Там я тебя просто любил. Был, что называется, без ума от счастья и нашего знакомства.
В коридоре показывается фигура губернатора. Он видит Диану с ее товарищем по университету:
— Диана, вернись! Господин Хироми Есимото желает сам показать нам свою выставку.
— Я попозже зайду к тебе, и мы обо всем поговорим. Хорошо? — спросила Диана.
— Хорошо... — произнес в ответ Иван.
И Диана не спеша вернулась в номер отца.
Правда, за ее беседой с Иваном, пусть и без звука, на экране все тех же мониторов наблюдал из своего номера начальник службы безопасности губернатора Максим Чигирин.
А в это время в номере, который занимал секретарь местной партийной ячейки со своей дочерью, тоже шла напряженная работа мысли. Отодвинув в сторону опустошенные формы из-под сухого пайка и пластмассовые стаканчики, девушка записывала будущую речь своего отца на юбилейном съезде Компартии России, а копию для газеты «Правда»...
— Дорогие товарищи! — сказал он и сделал паузу. — Нет! Не так. Просто... Товарищи! Скажу им так, как в свое время с высокой трибуны к народу обратился наш дорогой вождь и учитель Владимир Ильич Ленин, сообщая о том, что революция, о которой мечтали большевики, свершилась! — И повторил: — Товарищи!.. Тут, наверное, будут апплодисменты... Или даже продолжительные апплодисменты... Пиши дальше...
Те же двое официантов, что еще утром отвозили еду на встречу губернатора с господином Хироми Есимото, теперь привезли использованную на банкете посуду. И, оставив ее на мойке, потянули свою тележку в один из кабинетов зала ресторана.
И уже там, в кабинете, стали выставлять на стол оставшиеся от встречи закуски и напитки, очевидно готовясь уже к своей трапезе.
— Как там у вас все прошло? — спросил их заглянувший в кабинет метрдотель Василий Хватов.
— Нормально, Бочкарев сам их обслуживал... Наверное, молодость свою вспомнил. Ну а мы уже остатки подобрали...
— Смотрю, остатки у вас больно сладки... — произнес Хватов, оглядывая разложенную по тарелкам закуску и три практически полные бутылки водки.
— Да вы присаживайтесь, Василий Илларионович, в ногах правды нет. К тому же сегодня можем предложить вам лишь то, что на столе, чаевые вряд ли уже нам обломятся...
— Ну, тогда разливайте... — понимающе произнес метр, прикрывая за собой дверь в кабинет и усаживаясь за столик.
И пока они поднимали рюмку за рюмкой, предварительно продезинфицировав ладони все той же водкой, мы с вами вместе с губернатором Свешниковым и его дочерью Дианой еще до официального открытия выставки сможем увидеть то, что японцы всегда умели делать во многом волшебно и необычайно красиво.
Они вошли в зал и сразу же погрузились в иной мир. Японским дизайнерам удалось создать в выставочном зале «Фортуны» маленькую Японию со всеми ее загадками и откровениями.
— Наша коллекция, — говорил господин Хироми Есимото, который сам вместо гида вел гостей по выставке, — включает несколько сотен предметов искусства и ремесел. Вы увидите здесь и картины с гравюрами, и расписные ширмы, древние иллюстрированные тексты и миниатюрную резьбу, антикварные мечи и одежду самураев... созданные в период с XVI по XIX век...
Диана остановилась у витрины, демонстрировавшей одно из направлений такого искусства: это была удивительная японская вышивка на шарах, называемая темари.
— У вас хороший и тонкий вкус, госпожа Диана, — произнес японец, подходя к ней. — Как и многие виды искусств, японские шары изначально были развлечением аристократов и императорских семей. Сформированные из кожи шарики-игрушки предназ¬начались для подбрасывания руками и ногами, а также использовались в качестве предмета интерьерного декора.
— А в чем особенность их изготовления? — поинтересовалась девушка.
— Аристократичность темари объяснялась следующей причиной, — рассказывал господин Хироми Есимото. — Шарики формировались из кусочков недоступной простолюдинам шелковой ткани и вышивались дорогими нитями. В связи с этим японские шары темари делали богатые женщины, соперничая друг с другом в изяществе, виртуозности и мастерстве вышивки.
— Пожалуй, и тебе, дочка, нужно будет освоить это мастерство, внося в их орнамент уже элементы нашего традиционного искусства, — произнес Свешников.
В это время к беседующим подошел сын господина Хироми Есимото — Миура. В руках у него была небольшая лаковая шкатулка, в которой лежало несколько таких шаров. И он, чуть склонив голову, преподнес их Диане.
— Благодарю! — произнесла Диана, принимая подарок.
— Но сейчас я покажу вам нечто более изысканное... — и японец подвел гостей к той части выставки, где были расположены японские куклы, которые как оригинальное искусство уже были известны с III тысячелетия до Рождества Христова.
— Удивительная коллекция... — лишь произнесла Диана.
— Согласен с вами. Хотя изначально куклы использовались в ритуальных целях и для игр. С японского «нинге» переводится как «человеческая форма», а каждый вид японских кукол окутан легендой и традициями.
Но наибольший интерес стали вызывать сложные механические куклы, приводимые в движение текущей водой, пересыпающимся песком, горячим паром или часовым механизмом, невидимыми под кимоно. Мастера, изготавливающие такие куклы без гвоздей и соединительных болтов, хранили тайны их изготовления, передавая технологию лишь устно от отца к сыну.
— Отец, смотри, — произнесла Диана.
Свешников увидел, как в их сторону, очевидно, на колесиках, приближалась кукла. Более того, она держала в руках поднос с чашкой чая. И, подъехав к губернатору, застыла в ожидании, когда гость возьмет чашку в руки.
— Смотрите... — сказал господин Хироми Есимото и сам взял чашку из рук куклы, которая в этот момент поклонилась и отъехала на исходную позицию.
— И еще... Прежде чем вы увидите алмаз «Око Востока», я хотел бы показать госпоже Диане коллекцию японских кимоно.
И повел их в следующую часть выставочного зала.
— Эта, казалось бы, традиционная одежда, — продолжал японец, — есть собирательное искусство Японии, объединившее в себе мастерство ткачей, талант живописцев, а также само искусство ношения этого костюма. В процессе поиска оптимальной формы одежды наши мастера отказались от изначальных шлейфа и штанов, но добавили накладной воротник, пояс и длинные рукава... И с тех пор вид костюма уже больше не менялся никогда.
— Не могли бы мне в двух словах рассказать об особенностях его изготовления, — попросила Диана гостя.
— Традиционно кимоно шьется вручную из неэластичного тонкого шелка, крой при этом скрадывает фигуру, выделяя только плечи и перетянутую поясом талию — это вполне соответствует представлениям японцев об идеальной форме. Причем отличительной особенностью кимоно незамужних девушек являются очень длинные рукава.
— Я это уже заметила. И как же женщины с этим справляются... Я имею в виду уход за кимоно.
— Мало кто из европейцев решился бы на такое. Перед стиркой кимоно полностью распарывается, а после стирки снова сшивается. Возможно, что это и стало причиной того, что эта удивительная одежда не нашла своего должного применения в наши дни... Ну а теперь я позволю себе пригласить вас в нашу сокровищницу... — склонившись, произнес господин Хироми Есимото. — Вы будете первыми, кому дозволено созерцать «Око Востока»... У него нет цены, равно как и возраста.
И, пройдя мимо людей в облачении ниндзя, охраняющих эту часть экспозиции, японец ввел губернатора с дочкой в зал, в центре которого возвышалась хрустальная пагода, а в ней находился знаменитый алмаз.
За этой частью визита губернатора, уже по мониторам, наблюдали Ардашев, Колдобин и Максим Чигирин, который осуществлял контроль видеосигнала и саму запись.
— Я слышал, — начал Ардашев, — что кто владеет этим алмазом, по сути, владеет и страной. Тогда хочется понять, для чего именно японцы привезли алмаз в Россию.
— Вы думаете... — начал, о чем-то догадываясь, помощник губернатора.
— Профессия такая... — произнес милицейский начальник всего Сахалина. — Кстати сказать, а выставку застраховали?
— Да! Правда, все, кроме алмаза... Японцы сказали, что не хотят, чтобы он фигурировал в каких-либо документах с целью безо¬пасности...
— Очень все это любопытно... Скажу я вам. Вы бы сказали губернатору, что я повторно настаиваю на том, чтобы охрану алмаза осуществляли наши люди.
— Я передам, — пообещал Колдобин своему другу.
После осмотра закрытой части экспозиции Диана на какое-то время осталась наедине с сыном губернатора по имени Миура. Возможно, родители просто решили предоставить им возможность для первой встречи в уже новых складывающихся отношениях будущих жениха и невесты.
— Удивительный алмаз, единственно, что мне показалось странным... Он почему-то не согревал мою ладонь и показался мне угасающим... Такое может быть?
— Ты права, Диана. Мало кто может это почувствовать... В течение двадцати лет в день моего рождения отец позволяет мне некоторое время держать его в своих ладонях... У меня тоже складывается такое ощущение, что алмаз медленно умирает без своей второй половинки...
— Второй. Ты хочешь сказать «без второго алмаза»? А что, он действительно существует в природе?
— Я был маленьким и однажды увидел, как к отцу пришел какой-то ученый, и даже краешком уха подслушал их разговор о том, что в мире есть два родственных и равновеликих алмаза.
— Типа инь и ян, да?
— Примерно. Он же тогда рассказал моему отцу о своей не¬обычной теории. По его мнению, наш народ вышел из глубины моря... Мы поднялись вместе с сушей... И вскоре на островах зародилась жизнь... А потом и появились первые люди.
— Предположим. А при чем здесь эти алмазы?
— Старик ученый сказал о пророчестве, которое ему удалось прочитать. О том, что придет время, когда предстоит найти два магических яйца, в которых будут заключены все знания мира, которые помогут Японии не погибнуть, а развиваться дальше.
— Погибнуть?
— Да... Существует такое предсказание, которое скрывают от нашего народа. И для того чтобы мы все выжили, нам и нужно соединить эти два начала. То есть найти второй алмаз, чтобы, соединив их, Япония еще долго могла жить и развиваться.
— И где этот второй алмаз?
— Отец считает, что об этом должны знать русские. По крайней мере это подтверждается вашей сказкой про Курочку Рябу.
— Миура, это довольно абстрактное предположение. А если вы его так и не найдете?
— То рано или поздно мы все снова опустимся под воду.
— Поэтому вы так упорно и пытаетесь ухватиться за материк?
— Да... — грустно произнес этот молодой, но, как оказалось, совсем даже не глупый человек.
Я бы сказал, что вы не поверите, но... Примерно в это же самое время, казалось бы, совсем случайно, хотя случайностей в мире, как я понимаю, не бывает, о судьбе Японии беседовали еще два знакомых нам человека: Иван и Верещагина.
— Это хорошо, Ванечка, что у тебя появляются такие вопросы. И заметь, что на островах Японии никогда не было иных людей: ни славян, ни римлян, след которых можно найти по всему миру, кроме островов Японии. Этакая обособленная и много веков закрытая для иных народов страна. А то, что они постоянно в центре землетрясений и иных катаклизмов... Это можно объяснить лишь тем, — говорила Верещагина, — что вода снова губит нации, которые могут принести вред земле и природе всякими нанотехнологиями. Вода, как ты понимаешь, их породила, она же их и погребает под собой по причине того, что человек пошел не по тому пути в своем развитии.
— Бунт на корабле?
— Называй это, Ванечка, как хочешь, а теперь посмотри на то, как живет эта самая информационно насыщенная страна. Обрати внимание: Господь не дал им ни земли, ни запасов каких-либо полезных ископаемых. Казалось бы, почему лишил привычного жизнеобеспечения, как у иных народов? И тогда у этого гениального народа весь упор пошел на развитие информатики, которая по крупицам собиралась ими со всего мира. Я всегда поражалась, насколько у них материальное было на сто первом плане. И одновременно с этим японец может часами наблюдать за распускающимся цветком, получая от этого несказанное удовольствие. Как ты думаешь, с чего бы это?
— Очевидно, что так устроена их душа, — ответил Иван.
— Возможно! Господь дал им уникальное понимание красоты. Того, что Он отнял у многих народов за то, что не оценили созданный Им мир. А у японцев еще сохранилось это благоговейное отношение к Богом созданной природе. И Он оставил им этот дар как бы на память. Но при этом они, к сожалению, пошли путем информатики. Более того, получив сей дар, они не захотели уже далее развивать свою культуры и нести ее другим народам. Они отгородились от всех на своих маленьких островах.
— Не понял, а причем здесь другие народы?
— Здравствуйте, а разве знания, которые были им даны, не для всех людей Земли? Помнишь, как в одной из глав Святого Евангелия сказано про своего рода таланты, которыми Господь наделил своих слуг. Те, кто их приумножил, те более и наследуют. А те, кто их зарыл, лишаются и того, что имели сами. Думаю, что именно по этой причине большая часть японцев, очевидно, погибнет. А оставшиеся, проанализировав причины трагедии, станут учить других тому, что в них заложено и сохранено.
И еще два слова о сущности этого народа: интересно, что он не зациклен на материальном. Они могут, например, развернуть коврик, поставить домик из бумаги и будут этим довольствоваться, и будут этому искренне рады, и будут продолжать видеть в этом красоту, как бы тяжело им ни было. Кроме того, у них просто удивительная способность к выживанию в любых условиях.
— То есть выходит, что каждому народу Господь дал определенные таланты. И они должны обмениваться ими, одновременно и обогащать друг друга. Интересная мысль, а еврейскому народу что было дано?
— Думаю, что погибающему народу Израиля Богом был послан Спаситель.
— О, куда мы зашли... Но, предположим... И что же мы видим? Имея некие таланты, каждый народ при этом оградился рядами колючей проволоки и создал тайные службы, которым и поручено охранять секреты своих правительств, предназначенных якобы только для них и их стран. А в результате оказываются в искусственно созданной изоляции...
— И неминуемо погибнут, — мгновенно подхватила мысль Ивана Верещагина и добавила: — Так как по отдельности мы — ничто, а все вместе — это обязательное условие гармонии мира, путь совместного развития общества и сохранения жизни на планете.
— А не могли бы вы рассказать мне немного о том алмазе, который нам всем завтра покажут?
— Я думаю, что ради этого вопроса мы с тобой здесь и встретились.
— Уже интересно... Тогда весь во внимании.
— Известно, что веком алмаза считается XVII век. Но это для профанов. Алмазы были известны испокон веков. Но именно в XVII веке весь мир поразила грандиозная настольная многофигурная композиция под названием «Великий Могол». Был такой индийский правитель. И уже сегодня «Википедия» пишет, что сам правитель, а также пышный двор этого сказочного восточного царя представлены в виде небольших фигурок из золота в ярких эмалевых одеяниях. Бахрома балдахина, орнаменты оружия, детали одежд были выполнены с большим техническим мастерством, драгоценные камни усиливают блеск золота и эмалей. А в качестве ювелирного украшения для того времени стало появление нового элемента — алмаза, ограненного особым способом и названного бриллиантом, что в переводе означало «сверкающий».
Но настоящий «Великий Могол» и все его окружение были выполнены из золота и в полный человеческий рост, а потому естественно, что это сокровище было скрыто от глаз непосвященных. Пока кто-то из правителей Индии из тщеславия захотел увековечить память и о себе, найдя мастеров, которые выполнили эту композицию в миниатюре... И тем самым он выдал место нахождения алмазов, названных «Око Востока». И вскоре, как я понимаю, японские ниндзя сумели найти это древнее сокровище и даже похитить один из алмазов.
— А второй?
— Они похитили оба алмаза, но в пути случилось нечто, что они так и не смогли ни понять, ни объяснить... В общем, второй алмаз у них пропал...
Диана, помня свое обещание поговорить с Иваном, в это самое время постучалась в дверь его номера. Девушке, которая оказалась в очень необычном положении, связанном со предстоящим обручением, была очень необходима если не помощь, то хотя бы совет полюбившегося ей в Париже Ивана.
Дверь номера отворилась, и Диана увидела стоявшую напротив и улыбающуюся Вераславну.
— А вы кто? — спросила она.
— Могу быть легким ветром или прохладным ручьем.
— Спасибо, не нужно. А это номер Ивана?
— Да.
— Тогда извините.
И Диана, уже чуть не плача, пошла в сторону своего номера, но не дошла, так как отворилась дверь соседнего и перед ней предстал Максим...
И она, с глазами, полными слез, оперлась на его плечо, а уже он увлек ее в свой номер.
Утро в зале ресторана началось как обычно. Медленно, словно бы еще не проснувшись от сна, сновали официанты.
Хотя дело свое они знали. Легкий взмах — и вот уже накрахмаленная скатерть ложится на стол. Стопками обозначают себя горки чистой посуды: больших и малых тарелок, плошек для бульона, чашек для чая и кофе экспрессо, а также сверкающих столовых приборов.
А повара уже расставляют на большом столе глиняные горшки с горячей кашей, лотки с холодной и горячей закуской, наполняют графины свежевыжатым соком.
Сегодня, что удивило метрдотеля Василия Хватова, в уже знакомом нам кабинете ресторана за завтраком встретились Посвященный и его люди.
— Кто-то может мне сказать о человеке, который нам нужен?
— Да, отец... — отвечал тот, кто имел облик добродушного Санта-Клауса. — Правда, Верещагина нашла его первой.
— Кто же он? — спросил старец с улыбкой на устах.
— Третий и младший сын хозяина «Фортуны».
— Иван? — уточнил Посвященный.
— Да, отец!
— Выходит, что мы не ошиблись местом. Все начнется сегодня и здесь.
— Что же мы ждем? — спросил тот, кто более походил на ученого-библиотекаря.
— Скорее всего, с минуты на минуту будет объявлено о похищении алмаза, который они называют «Око Востока», а мы «Слезы Всевышнего». Японцы все-таки решились на этот шаг. И в игру, пока еще не ведая об этом, сегодня вступит и Иван. Вы все возвращаетесь в Белогорье. Каждый из вас знает, что ему делать и где находиться. С этого момента младший сын хозяина «Фортуны» встает на путь Посвященных. Давайте вместе будем следить за тем, как это произойдет.
Члены Ордена Посвященных одновременно встали и склонили головы перед старцем.
Хватов после беседы с Максимом Чигириным, как вы понимаете, не мог удержаться, чтобы не оказаться поблизости с кабинетом, где встретились эти странные люди. Более того, он даже услышал, что беседа велась о похищении алмаза.
А когда участники встречи покинули кабинет, то еще более удивило метрдотеля, что их завтрак остался на столе нетронутым.
— Что же это они — духом святым, что ль, сыты? — недоуменно пробурчал он, а затем достал телефон и набрал номер.
— Полковник Ардашев слушает! — услышал он голос.
— Господин полковник, только что за одним из моих столиков говорили о похищении алмаза... — начал Хватов.
— Василий, ты не ошибся?
— Нет!
— Ты знаешь, кто это?
— Да, они у нас еще позавчера банкетный зал снимали. Но я знаю, в каком номере живет их главный...
А уже через три часа все люди, оказавшиеся волею судеб в «Фортуне», с интересом рассматривали экспозицию японской выставки, которую торжественно и при свете софитов группы столичного телевидения ровно в полдень открыли губернатор Свешников и японский бизнесмен господин Хироми Есимото.
Ардашев все же добился своего и вчера вечером, расставляя своих людей для охраны экспозиции, имел возможность самолично увидеть алмаз в той самой хрустальной пагоде и убедиться в его целости и сохранности. И зачем он только настаивал на этом? Однако всему свое время.
А пока все, согласно личным интересам, рассматривали экспозицию выставки, находясь в томительном ожидании лицезрения знаменитого алмаза...
Писатель Изотов увлеченно рассматривал древние иллюстрированные тексты.
Певец и композитор Николай Игорьин заинтересовался антикварными мечами.
Известному телеведущему Пискунову дали возможность облачиться в костюм самурая, и он в таком виде представлял японскую выставку перед объективом видеокамеры.
Депутат Госдумы Житинкин фотографировался рядом с живыми ниндзя, которые заполнили все залы перед открытием выставки.
Когда владыка Илларион входил в выставочный зал вместе со своими послушниками, им навстречу уже неслась передаваемая из уст в уста весть о том, что алмаз «Око Востока» похищен.
Встревоженные известием гости выставки кучковались в небольшие группы, передавая друг другу информацию, которая более напоминала детскую игру под названием «Испорченный телефон»: так, одни говорили одно, а те, до кого эта информация в итоге доходила, слышали уже прямо противоположное...
Телевизионщики поняли, что напали на золотую жилу, и брали интервью у всех подряд.
Молчаливыми и все столь же неподвижными оставались лишь ниндзя.
Владыка не поленился и прошел в ту часть выставочного зала, которая была отведена под показ алмаза, и сам увидел пустую хрустальную пагоду.
— Опять самое интересное пропустил... — промолвил епископ. И сказал, обращаясь уже к своим телохранителям: — Погуляйте пока по выставке, послушайте, о чем говорят, а я схожу узнаю, что же тут случилось на самом деле.
Когда он прошел в рабочий кабинет Бочкарева-старшего, там уже были два его сына Фома и Арсений, а также помощник губернатора Колдобин и полковник Ардашев.
За столом, где стояла аппаратура, продолжающая фиксировать объекты выставочного зала, сидел Максим Чигирин.
Говорил Ардашев:
— Я вообще не понимаю, как это могло произойти. Это хорошо, что губернатор еще об этом не знает. Да вы спросите Максима, мы с ним по очереди, не отходя от монитора, всю ночь следили за этим алмазом.
— А где, кстати, губернатор? — поинтересовался Владлен Михайлович Бочкарев на правах хозяина «Фортуны».
— В городе с утра проводит совещание. Есть опасения, что последующие землетрясения могут вызвать цунами, — ответил помощник губернатора Колдобин.
— Владыка, вы что-то хотели спросить? — обратился Бочкарев уже к епископу.
— Хотел. Это правда, что алмаз все-таки похитили?
— Такое впечатление, святой отец, что вы заранее знали о случившемся... — мгновенно парировал слова епископа Ардашев.
— Можно сказать и так.
— Это вам Боженька нашептал? — не упустил возможности уколоть правящего архиерея и Колдобин.
— Все указывало на то, что похищение должно было произойти со дня на день, начиная с его немотивированного появления в России... — начал размышлять владыка.
— Ну вот, еще один брат Кадфаэль на нашу голову. Нам только монаха-детектива не хватало... — произнес уже Фома. — Владыка, идите лучше занимайтесь своим делом, успокойте народ.
— Зря вы, господа, иронизируете, я ведь до принятия священного сана был очень неплохим участковым.
— Предположим, владыка, — снова вступил в диалог Бочкарев-старший. — Но что именно вас настораживало?
— Наличие алмаза. А был ли он на самом деле? Кто его видел?
— Положим, что ответить на этот вопрос можно, — спокойно и терпеливо ответил владыке Бочкарев. — Сам губернатор и его дочка вчера держали его в руках. При них же алмаз поставили в хрустальную пагоду, а когда все вышли, то включили охранную сигнализацию. А уже вечером его видел полковник Ардашев, когда принимал на себя охрану выставочного зала.
— И что говорят записи? — уже с профессиональным интересом спросил владыка.
— Запись велась постоянно до того самого момента, как зал сегодня утром был открыт и мы обнаружили отсутствие алмаза, — продолжал рассказывать Фома.
— Вы хотите меня убедить, что ни на секунду не отключалась трансляция и не было каких-либо помех? — обратился монах уже к Максиму Чигирину.
— Именно так, — ответил Максим.
— Интересно, а можно мне посмотреть запись того момента, как губернатору показывали этот алмаз.
— Покажите, Максим, святому отцу этот фрагмент... — попросил Максима Бочкарев-старший.
В это время в кабинет отца вошел и третий сын Бочкарева Иван.
— Ну как там люди, немного успокоились? — спросил его отец.
— Улеглось. Мы уже пригласили всех на обед... — ответил Иван.
Бочкарев согласно кивнул головой.
Епископ в это время на экране монитора видел, как губернатор Свешников, а затем и Диана держат поочередно в своих руках ощутимый на вес и редкой красоты алмаз в форме яйца. После чего господин Хироми Есимото берет яйцо из рук Дианы, чтобы поставить его в хрустальную пагоду...
— А что-то еще происходило в момент передачи яйца от дочери губернатора этому вашему Есимото?
— Да вроде ничего... — ответил за всех Чигирин.
— Так вроде или ничего? — начал допытываться владыка.
— Ничего... Хотя... Они еще Диане подарили кимоно...
— Я хочу видеть этот момент.
— Тогда вам лучше посмотреть запись, сделанную второй камерой, которая снимала общий план, — сказал Максим и переключил на монитор запись со второй камеры.
— Мы уже десять раз все смотрели и сами, и вместе с японцами... — пробурчал полковник Ардашев.
— Теперь дайте возможность посмотреть и вашему правящему архиерею. Я ведь тоже в некотором роде несу ответственность за то, что происходит на данной территории, как-никак она и под моей юрисдикцией.
И владыка Илларион увидел, как Диана прикладывает к себе подаренное ей кимоно.
— Раньше, с того самого момента, когда они еще смотрят алмазное яйцо, — попросил епископ.
И сам же начал внимательно всматриваться в каждый кадр.
— Стоп! — вдруг произнес владыка. — Как говорится, а ларчик просто открывался.
— Что вы там увидели такого, что не смогли увидеть мы? — уже с интересом вопрошал сам хозяин «Фортуны».
— Смотрите, как только Диана передала яйцо в руки господина японца, к ней подошли с подарком.
— И что с того? — продолжал ворчать Ардашев.
— Смотрите внимательнее... Вот она что-то говорит отцу, и тот поворачивается к ней лицом. В тот самый момент ваш гость «якобы» ставил алмазное яйцо на место.
— Что значит «якобы», если в кадре хорошо видно, что господин Хироми Есимото ставит яйцо в эту самую пагоду... — подал голос уже Колдобин.
— Какие же вы все-таки наивные, господа... — сказал владыка, оборачиваясь лицом к присутствующим. — В то время как губернатор с дочерью были отвлечены подарками, японец просто подменил алмаз...
После этих слов все присутствующие зашлись в смехе.
— И что вас так рассмешило? — когда смех стал стихать, спросил Владыка Илларион.
— Воистину горе-сыщик... — раздался голос полковника Ардашева. — А то, что и подменного алмаза утром тоже не оказалось...
— Конечно, не оказалось, иначе как можно было бы обвинить нашу страну в похищении национальной реликвии Японии.
— Может быть, наконец объясните, святой отец... Что вы имеете в виду? — спросил Бочкарев-старший.
— Обязательно. Это самая приятная часть любого дознания. Его квинтэссенция. Момент истины, — владыка Илларион говорил, не иначе как уже чувствуя себя победителем. — Господин Хироми Есимото действительно воспользовался тем, что гости были увлечены подарком, и, стоя к камере спиной, подменил алмазное яйцо на ледяное, выточенное в форме такого же яйца. И яйцо за ночь просто растаяло, не оставив следа.
— Не оставив следа, говорите, а такое возможно? — уточнил Максим.
— Да, — отозвался епископ. — Если делать яйцо из куска застывшей дистиллированной воды. А все остальное, господа, уже как в известной сказке про зайца и лису... Могу напомнить... Когда избушка ледяная у лисицы растаяла, то она, попросившись всего лишь в гости, выгнала нашего зайца из его лубяной избушки. И стала там хозяйничать уже сама. Подумать только, что ничего не меняется, что все новое — это лишь хорошо забытое старое... Ай да японцы. Вот уж воистину бисовы дети.
— Святой отец, но как мы сможем это доказать? — снова спросил владыку владелец «Фортуны».
— В том-то и дело, что никак... — ответил епископ.
И в номере повисла пауза.
— Но я, кажется, начинаю догадываться о другом... — вновь раздался голос епископа. — Японцы, по всей видимости, станут требовать возвращения им алмаза, намекая на возможность громкого международного скандала, который никому, как вы понимаете, не нужен.
— Это и нам понятно... — ответил Колдобин.
— Понятно, да не все... Имея алмаз, они продолжают настаивать на его похищении. Для чего? Им нужны страховочные деньги?
— Алмаз не был застрахован, — ответил уже Ардашев.
— Вот... Значит, не из-за денег. Тогда возникает вероятность существования второго аналогичного алмаза. Именно он им для чего-то и нужен. И они знают, что этот алмаз где-то рядом. И что мы можем, а теперь уже и должны будем его им найти взамен якобы похищенного.
— И что прикажете делать? — неожиданно спросил Ардашев.
— Искать первый алмаз и, найдя, поставить японцев перед фактом, а в качестве отвлечения послать кого-то прилюдно с помпой и при оркестре на поиски второго.
— Послать туда, не зная куда... — произнес Бочкарев-старший.
— Примерно так... И, конечно же, нужно установить слежку за всеми японцами, включая самого господина Хироми Есимото... Кстати, кто был переводчиком на встрече? Может, он что-то краем уха слышал.
— Переводчик нам не понадобился, так как все японцы прекрасно говорят по-русски... — сказал Колдобин.
— То есть, — уточнил епископ, — они все нас прекрасно понимают.
— Да, — повторил он.
— А вы тоже знаете японский? — спросил владыка у Колдобина.
— Нет, — еще не понимая сути вопроса епископа, ответил Колдобин.
— Выходит, что никто из вас не понимал, о чем все это время за вашей спиной и даже в вашем присутствии говорили между собой сами японцы.
— Мы как-то об это и не подумали... — признался Фома.
— Поздравляю. Красиво они вас обставили. Как говорится, шах и мат одним ходом. Теперь нам понадобится особая техника поэтажного сканирования.
— Не смешите, святой отец, это только в кино возможно, — начал Ардашев.
— С вами, господин полковник, кашу точно не сваришь, а уж тем более из топора, да и в разведку я бы с вами тоже не пошел, — сказал владыка и, достав свой мобильный телефон, стал набирать номер.
— Бог в помощь, генерал. Да не улетел пока что, сами видите, какая погода... Помолиться надо было? Да нет! Слава Богу, что не улетел. А то бы самое интересное пропустил. Вы в курсе, что в «Фортуне» выставка древнего японского искусства отрылась? Докладываю первым, пока другие не настучали, — улыбаясь, говорил владыка. — Алмаз здесь сегодня похитили, да, тот самый, «Око Востока». Ардашев здесь. Но от него, как я понимаю, толку мало. Вы не могли бы негласно мне в помощь подбросить одного сотрудника вашей службы с необходимой аппаратурой. Хочу сам до всего докопаться. Благодарю, буду ждать его звонка.
Присутствующие, мягко говоря, замерли от недоумения, услышав беседу владыки Иллариона с начальником ФСБ Сахалина.
— Это преступление, если кто-то забыл, буду раскрывать я, — неожиданно раздался голос полковника Ардашева.
— Естественно. Кто же еще у нас первый борец с коррупцией! — неожиданно произнес Бочкарев-старший. — Конечно же, вы, если только губернатор не освободит вас от занимаемой должности, как только узнает о том, что вы проворонили алмаз и подставили его под международный скандал. Вас кто за язык тянул с вашей инициативой сменить охрану? Охраняли бы японцы и далее, с них и спрос был бы.
В это время губернатор вновь собрал у себя всех участников штаба по чрезвычайным ситуациям:
— Еще вчера меня в этом кабинете заверяли, что острову не грозит опасность. Я вам поверил. И согласовал с Москвой время своего приезда с отчетом. И теперь, когда мне нужно вылетать, я вижу, что землетрясения с магнитудой выше 7 все продолжаются. Что в Интернете уже кем-то сеется паника о цунами, который якобы приближается к острову. Кто мне за это ответит?
Присутствующие молчали.
— А где главный прокурор? — спросил Свешников, не увидев его за столом.
— Сегодня утром уплыл во Владивосток на совещание, — ответила секретарь заседания.
— Интересно, на чем же он туда добирается?
— Командующий округа прислал за ним подводную лодку, — ответил не без иронии знакомый нам полковник-военком.
— И кто ж еще составил ему компанию?
— Известно, что на этой лодке еще два наших олигарха и директора трех банков с семьями, — добавил военком.
В кабинете возникла пауза.
А мы пока вновь вернемся в «Фортуну».
В коридоре, когда Диана собиралась уже войти в свой номер, ее окликнул женский голос:
— Диана, подождите... Вас ведь Дианой зовут?..
— Что вам от меня нужно? Я тороплюсь... — ответила девушка, узнав ту, кого вчера вечером видела в номере Ивана.
— Я думаю, — начала, подходя к ней, Вераславна, — что нам есть о чем с вами поговорить. Иван два дня назад уступил мне этот номер, а сам перешел жить в свой рабочий кабинет на первом этаже... Это не сложно проверить... Я вчера не успела вам это сказать...
— Жаль... А кем вы ему приходитесь?
— Бродяжка. Я кормила кошек на заднем дворе «Фортуны», когда он увидел меня. Начался ураган. Ну он и сжалился... Дал крышу над головой, чтобы обсохла, накормил.
— Обсохли? — спросила ее Диана.
— Да... И как только погода улучшится, пойду дальше.
— И куда же вы собираетесь идти, если не секрет?
— За тридевять земель, в тридесятое царство.
— Ну-ну, тогда счастливого пути!.. — сказала Диана, еще раз бросила взгляд на странную девушку и вошла в свой номер.
А третий этаж продолжал кипеть почти шекспировскими страстями. Если в начале дня люди сталкивались на лестницах или в зала ресторана, ходили друг к другу в номера с единственной информацией о похищенном алмазе, то к концу дня до всех наконец-то дошло, что похищенный алмаз все еще находится в «Фортуне» и что его похитителем может быть каждый из живших рядом...
Это можно было понять хотя бы по тому, как они в зале ресторана вдруг стали сторониться общения за последующими обедом и ужином, как старались занять свободный столик и трапезничать в уединении.
В связи с этим писатель Изотов был приятно удивлен, когда к нему за столик подсел певец и композитор Николай Игорьин.
— Добрый день, молодой человек, — произнес писатель.
— Разрешите побеспокоить, а то у нас в номере детективное шоу началось... Уже ставят деньги на то, кто похитил алмаз...
— Входите... И на кого же поставили вы? Кто, по-вашему, похититель?
— Я в молодости много читал. У отца, хотя он и был морским офицером, была богатая библиотека. Ее начали собирать еще до революции. И хорошо помню удивительную историю похищения двух алмазов, находившихся в глазницах Великого Могола. Думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение, что мы становимся очевидцами продолжения той трагической истории. Ведь после похищения алмазов в Индии уже более не стало былой стабильности и достатка, начались междоусобные войны, которые длятся и по сей день. Да вы и сами это хорошо знаете. А главное, что, не сумев сохранить алмазы, называвшиеся «Слезы Всевышнего», индусы стали поклоняться уже не Творцу, а священной корове.
— Любопытная версия.
— Но я подсел к вам вот по какому случаю.. Перед нашим вылетом я купил вашу книжку о Сахалине, думал почитать во время полета, а прочитал уже здесь... Мне понравилось, если честно.
— Искренне рад это слышать. Николай, вы ведь родом с Сахалина.
— Да, я родился и учился в Южно-Сахалинске, а потом институт в Москве и работа, которая закрутила так, что до сих пор не могу из-под этого катка выбраться... Не поверите, но все время кому-то остаюсь должен, уже скоро кровью харкать начну, а все распахиваю эту колею... А главное... Муза куда-то пропала, словно нашла кого-то и моложе, и талантливее...
— Нет, это не так! Поверьте мне, она вам верна до гроба. Просто мы сами забываем о ней, иногда нам кажется, что это мы что-то талантливое сотворили, забывая, что являемся лишь сосудом, который она наполняет по Божьему благословению и Его великой Любви к каждому, кто не забывает славить Творца.
— А я вот стал забывать...
— Николай, а вы просто чаще вспоминайте всемирно известные великие певческие имена. Каждый из них, кроме прочего, никогда не забывал спеть на праздновании Рождества Христова, например, пусть даже в простом сельском храме, где его в детстве окрестили...
— Да! Но что-то мы все обо мне? Я так хотел, чтобы вы немного рассказали о себе.
— Это будет грустная история...
— А я не тороплюсь.
— Тогда приходите ко мне в номер, чайку поставим и поговорим не спеша... — предложил Изотов.
— С удовольствием.
В это время в апартаментах господина Хироми Есимото была не менее важная для нас беседа.
— Что русским уже известно? — спросил японец стоявшего напротив него молодого и хорошо сложенного японца в светском костюме по имени Ямото.
— Было два звонка, которые представляют для вас интерес. Первым звонил полковник Ардашев. Он сообщил кому-то о том, как они догадались о подмене яйца и теперь надеются найти его, чтобы предъявить нам. Второй звонок был более необычным. Их главный поп звонил начальнику местного отделения ФСБ и попросил у генерала помощи и аппаратуру.
— С Ардашевым все понятно... — начал господин Хироми Есимото. — Он звонил мне. А вот с попом. Это у них называется работа под прикрытием. Пусть поищет. А ты последи за ним. И что насчет поиска второго яйца?
— Ваш сын...
— Что?
— Он рассказал вчера дочери губернатора о важности для нас второго алмаза. Теперь, думаю, русские быстрее поймут о нашем плане.
— Это уже не важно, у них нет доказательств того, что яйцо у нас. Это всего лишь версии.
В это время вновь пробудилась земля, напоминая «Фортуне» о себе уже более мощным землетрясением.
— Как бы нам самим не оказаться здесь в ловушке, — начал господин Хироми Есимото. — Нужно подумать, как вывезти алмаз с острова.
— Я уже подумал, — начал Ямото. — Известно, что Свешников договаривается о военном вертолете для себя. Нужно отправить с ним вашего сына.
— В Москву?
— Лучше в Москву! Это не даст им повода подозревать его в вывозе алмаза.
— Я подумаю об этом... А теперь ступай. Мне нужно отдохнуть.
Пожалуй, теперь мы могли бы вернуться к диалогу певца Николая Игорьина с писателем Изотовым.
Тем более что зеленый чай, заваренный по рецепту писателя, был уже выпит и теперь они, слегка разморенные, ловили кайф, продолжая начатый диалог.
— Вам, Николай, Господь, безусловно, дал талант великого музыканта. И не случайно же люди вас сравнивают с Моцартом, так как ваша музыка обладает удивительным даром — она отогревает людские сердца, пробуждая в них Любовь, о которой уже повсеместно стали забывать... Единственное, что является, как мне видится, помехой на этом пути, так это обременительные семейные узы, которыми вы себя, уже в какой раз, повязываете.
— А как же...
— Очень просто... Влюбляйтесь, боготворите юных дев. Посвящайте им свои песни... Но помните, что Гений всегда был, есть и будет одинок. Это единственное условие, которое требует от нас Господь, взамен наделяя нас Музой, согревающей, милующей и питающей нас...
— И вы что, сами никогда не были женаты?
— Нет... Правда, относил это на иные причины. Я, когда закончил в Москве Литературный институт, был, как раньше говорили, многообещающим прозаиком... Даже чуть было не женился на дочке одного крупного писателя и лауреата многих премий. Более того, будучи влюбленным, стал писать, публикуясь под ее именем, считая, что раз мы становимся как бы одной семьей, то неважно, чье именно имя на обложке книги. А ей это было лестно. Я даже уже видел свои произведения на прилавках магазинов, напечатанные под ее именем, и даже слушал интервью, которые она давала по Центральному телевидению, рассказывая о муках своего творчества. Но в тот момент мне было не до этого, так как я увлекся темой славян. Стал много ездить по стране в поисках материалов, которые могли бы приоткрыть истину этого уникального явления.
— Расскажите об этом, — попросил Изотова Николай.
— Ну если только в нескольких словах. Я не сомневаюсь, что вам знакомы такие понятия, как славяне и арии, которые составляют единую суть, но которых все время стравливали друг с другом. Более того, официально считается, что наши корни были связаны именно с немецкими ариями. Этим и объяснялось, кстати, желание немцев прийти и владеть этими землями.
— И уничтожить тех, которые не соответствовали их стандартам? — произнес Николай.
— Да, это называлось их борьбой за чистоту расы. Но дело не в этом. Я исколесил тогда пол-Европы, тайно, под видом русского монаха, побывал в закрытых хранилищах Ватикана, натолкнулся на документы, свидетельствующие о таком народе, как фарисейцы, упоминания о котором вы уже нигде не найдете, который как пришел, так и ушел, оставив после себя такие памятники цивилизации и культуры, как математика и астрономия, шедевры градостроения и рынки. О том, как произошло последующее критическое разделение народов, когда греки пошли по пути духовного развития, а римляне — физического. Но, не соединив физическое и духовное начало в человеке с целью устремления своих помыслов к Творцу, эти народы сами привели себя к гибели. Римляне погрязли в разврате, а греки физически не смогли защитить своих духовных завоеваний от притязаний извне. Но самыми интересными были документальные свидетельства о том, что именно славянская культура обогатила и Балканы, и тех же немцев, и даже Индию, подтверждающие мою версию, что именно славяне являлись родоначальниками всего и вся в мире.
— Почему же именно в Ватикане смогли сохраниться эти артефакты?
— Очень просто, для начала от первых христиан, которые пошли в мир нести слово Божье. Именно они, кроме проповеди о Спасителе, вели дневниковые записи о народах, которые встречались им на пути. И если иностранные купцы высматривали лишь то, где и чем можно на Руси поживиться, именно последователи Христа, а потом уже и католические монахи подробно и досконально описывали быт и верования русичей. Они интересовались нашими древними поселениями, могильниками и захоронениями, берестяными грамотами... Эти-то данные по крупицам и собирались в хранилищах Ватикана для анализа возможностей уже последующих притязаний на эти земли и насаждения у нас католической веры.
— Огнем и мечом... — произнес певец.
— Да! Именно так! Но когда этого сделать не удалось, то в официальной мировой политике был порожден миф, существующий до сего дня, что мы изначально были этакими варварами. И к власти в нашей стране далее приходили люди, готовые смиренно считать весь народ плебеями. О, если бы вы, Николай, видели меня в тот момент. Когда я вернулся в Москву, мой восторг был сродни открытию Атлантиды. Я хорошо понимал, что обнаруженные мною факты могли всколыхнуть весь дремлющий мир, забывший свою родословную...
Тесть внимательно прочитал мои дневники... И в тот же день устроил грандиозный банкет... В дом приходили какие-то люди, тесть им что-то говорил, а они все поздравляли меня, вино и водка лились рекой... В какой-то момент я даже потерял счет времени, а когда очнулся, то увидел, что нахожусь в психиатрической больнице, связанный по рукам и ногам, куда я попал не иначе как с помощью своей будущей женушки и ее папаши.
Когда через несколько лет я вышел из больницы, то понял, что меня лишили всего: и имени, и моих книг и даже московской прописки. Зато благоверная за один из романов, написанный мною, получила Государственную премию.
— Ничего себе, как вас круто поимели. Понятно теперь, почему вы стали женоненавистником. Шучу! А как вы оказались здесь?
— Завербовался... Но уже более старался не входить в контакт с людьми, понимая, что им не нужна моя правда...
— А как же признание новой повести?
— Это все Диана, дочка губернатора. Она еще летом, приехав к отцу в гости, часто ездила с ним по острову, ну и углядела меня часами сидящим на высоком берегу и наблюдающим за океаном. И как-то подошла. Мы разговорились. Душа у нее, слава Богу, еще чувствительная, живая. Она выпросила у меня рукопись, всю ночь читала, а утром приехала и повезла меня в редакцию. Сама же оплатила все расходы. Ну а когда уже вышла книга и стала популярной, то сама же добилась и признания, и выделения квартиры, как единственному писателю на Сахалине.
— Понятно, а что вы думаете о случившемся?
— Это вы про алмаз? Сложно сказать однозначно. Для этого нужно знать японцев... Ведь они обладают не свойственным нам восприятием окружающей нас жизни... У нас, например, последовательное мышление, мы сначала что-то скажем, чаще не подумав, а затем пытаемся сформулировать из этих слов некую законченную мысль. А у японцев все происходит наоборот. У них сначала рождается мысль, и они не пытаются ее сразу же выразить или донести до кого-либо. Нет, до определенной поры она находится у них где-то в глубине сознания. Нет, не дремлет, а претерпевает стадии формирования. Японцы мысленно выстраивают различные вариации: подбирая те или иные слова и осмысливая, что за этим может последовать. То есть у них идет большая внутренняя работа мозга. Так как за прообраз всего лишь одной фразы они всегда принимают модель Вселенной и просчитывают возможные последствия от всего лишь одного ими сказанного Слова. Это первое, что важно для понятия случившегося.
— Я как-то об этом даже не задумывался...
— А алмаз? — продолжал Изотов. — Все, что ни делается, как говорится у нас, все к лучшему. Даже если было Промыслом Божь¬им попущение того, чтобы он был потерян для этого народа, то им с этим надо смириться. Тебе было дано, но ты не сохранил. Смирись. Далее, а был ли он изначально предназначен для них, каким путем он к ним попал? Какие надежды они на него возлагали? Помните принцип бумеранга? Как пришел, так и ушел. И если предположить, что этот алмаз был ими где-то похищен, то, очевидно, пришло время его возвращения. Вы же сами говорили о двух алмазах с названием «Слезы Всевышнего»... Так что будем следить за дальнейшим развитием событий. Лишь бы только кровь не пролилась.
— Да уж... Но благодарю вас за эту встречу, — сказал Николай и поднялся, чтобы распрощаться с Изотовым.
— А вы пишите, пусть и через не могу, но если кто-то начинает движение, то Господь, видя это искреннее стремление, обязательно делает шаг навстречу. Просто поверьте!
А в это время в апартаментах владыки Иллариона уже устанавливалась аппаратура, которую привез капитан Мальгавко. Послушники с удовольствием ему помогали.
— Мы готовы, владыка! С чего начнем? — произнес капитан.
— Это ты, капитан, должен нам сказать, что необходимо делать.
— Датчики на этажах для начала нужно поставить, — произнес капитан.
— Будет сделано. Архаровцы, подошли все ко мне. Сейчас вам прочитают краткий курс по установке подслушивающих устройств. Потом мы с капитаном по схеме, которую мне дал хозяин «Фортуны», покажем каждому из вас место, где ему предстоит поставить свой датчик. А верхние этажи я уже сам обойду, думаю, что привлеку к себе внимание.
— Владыка, а сие не есть грех? Мы же вторгаемся в чужую жизнь... — произнес один из послушников.
— Посохом врезать или отжиматься будешь? — спокойно спросил его епископ.
— А что я такого спросил?
— Предлагаешь нам перед японцами низко склониться и поблагодарить за то, что они сами свой алмаз спрятали, а нам отдуваться за это предлагают?
— Сказано же, если ударили тебя в правую щеку, то нужно подставить левую... — не унимался ретивый послушник, цитируя фрагмент из Священного Писания.
— Посмотри, капитан, с какими остолопами приходится служить. Правовернее папы римского себя хочет показать, решил самого владыку Иллариона укорить. Сия заповедь, объясняю для тугодумов, — тут владыка окинул грозным взглядом всех своих послушников, — относится лишь к братьям по вере... Но никак не к врагам веры и отечества... Ударил тебя собрат, подставь ему и вторую щеку, даже если он не прав, потому как лучше претерпеть от собрата, чем от Бога... Потому как если уж Он ударит, то мало никому не покажется. Уяснили? Ну а теперь всем внимательно слушать капитана...
В это время в дверь номера, который занимал Посвященный, раздался грубый стук.
— Откройте, полиция!..
Старец сел в кресло, готовясь к встрече, и лишь после этого произнес:
— Милости просим.
Вместе с Ардашевым, который держал в руках пистолет Макарова, в номер вошли еще три полицейских с автоматами.
— Господин, не знаю, как вас звать, но в связи с похищением алмаза «Око Востока» мы должны произвести в вашем номере обыск.
— Если вам алмазы нужны, то они на столе. Можете выбрать, какой ваш, — сказал старец, указав на чашу.
Ардашев подошел к столу и увидел пять алмазов одинакового размера и цвета и немного растерялся.
— И какой из них «Око Востока»? — спросил он.
— Вам виднее, ведь вы его вчера видели.
— Ну что же, не хотите, значит, помогать следствию, тогда вынужден арестовать вас на период проведения следственных мероприятий! Будете находиться в своем номере под наблюдением моих людей, — сказал Ардашев и стал складывать найденные алмазы в целлофановый пакет. — Надеюсь, что наши эксперты сумеют отличить подделку от настоящего алмаза.
В номере секретаря партийной ячейки Бессрочного работал телевизор. Он и дочка внимательно слушали слова кого-то из вождей современных коммунистов, выступающего на юбилейном съезде.
— Пап, а пап... — тихо произнесла девушка.
— Что тебе? Слушать мешаешь, — буркнул отец.
— Поедем домой. Все равно на съезд уже опоздали. Я по Буренке нашей соскучилась. Да и молочка домашнего парного хочется. А то я уже устала эти сухие пайки жевать.
— Нас делегировали. Мы должны донести до руководителей партии чаяния простого народа.
— Ты эти чаяния уже двадцать лет раз в три года в Москву отвозишь, но только жизнь наша что-то все к лучшему не меняется. Да и коммунистов на селе осталось вместе с тобой всего три человека. Скоро и руководить тебе будет некем.
— Не мешай слушать... — сердито произнес отец.
— Тогда я пока в ресторан пойду.
— Иди, крысы первые бегут с тонущего корабля.
— Вот она — ваша власть, родную дочь скоро за корочку хлеба к стенке поставишь.
— Уйди с глаз, иуда... — уже в сердцах произнес отец.
— Слава Богу, — сказала девушка, перекрестившись, — что я беспартийная.
Она вышла в коридор и увидела идущего ей навстречу Ивана.
— Добрый вечер, а вы не подскажете, до которого часа работает ресторан?
— Подскажу. До десяти вечера.
— А сейчас сколько?
Иван машинально достал и открыл часы... Те самые — золотой брегет.
И все вокруг замерло.
— Ну и дела... — лишь вымолвил он.
Он ходил вокруг застывшей девушки, махал перед ее лицом ладонью и даже дотронулся до ее милого носика...
Но как только он захлопнул крышку часов, она и все вокруг ожило...
— У вас еще есть целый час, так что успеете поужинать, — сказал он девушке и еще какое-то время смотрел на брегет.
А в другом номере у кровати маленького Филипка сидела женщина-врач.
Рядом стояли остальные детишки и директор детского дома.
— Легкие чистые, но окончательный диагноз смогу сообщить вам только завтра утром, — сказала женщина, убирая свой стетоскоп. — А пока поите его теплым чаем с молоком и медом. Я скажу на кухне, чтобы для всех детей давали дополнительно фрукты.
Она вышла в коридор и неожиданно встретилась с Верещагиной.
— Кто-то из детей заболел? — спросила она врача.
— У одного мальчика, возможно, воспаление, но посмотрим, что покажут анализы.
— Несчастные дети... — произнесла в сердцах Верещагина.
— Что так? А мне сказали, что они едут в Москву по спонсорской путевке посмотреть столицу, сходить в зоопарк.
— Это не совсем так, — начала Верещагина. — Этих детей, думается мне, везут, чтобы отправить за границу и там раздать по чужим семьям.
— И до нас уже эта чума докатилась. Еще десяток-другой лет — и на Сахалин нужно будет снова завозить людей...
— К сожалению...
— Знаете что... Пойдемте ко мне в кабинет. Заодно и давление ваше проверю.
— Тогда позвольте представиться...
И они вместе зашагали по коридору в сторону кабинета врача.
Губернатор Свешников вернулся в «Фортуну» уже поздно вечером.
— Ну докладывай, Максим, что у вас тут, — обратился он, сидя с чашкой чая в своем номере.
— После того как вы открыли выставку и уехали в город, была обнаружена пропажа алмаза.
— Этого мне еще перед поездкой в Москву не хватало. И что говорит Ардашев? Он же вчера вымаливал право его охранять. И зачем только я обратился с этой просьбой к японцам.
— Твердит, как попугай... Не может такого быть, мол, всю ночь сидел перед мониторами...
— И что мониторы?
— Да мы уже имеем версию, что они сами подменили алмаз... На такое же яйцо, но изо льда...
— Хитро... И что они теперь от нас хотят?
— Чтобы мы нашли им второе яйцо... — ответил Максим.
— Дашь им палец — потребуют кисть, а отдашь кисть — сам останешься без руки... Ступай, Максим! Утро вечера мудренее. Да и устал я немного...
И Максим покинул номер Свешникова.
В это время, когда дети уже спали, состоялась встреча помощника губернатора Колдобина с директором детского дома.
— Я договорился с губернатором, он возьмет вас с детьми в Москву. Так что будьте готовы в любой момент к вылету.
— Хорошо... Вот только... — начала она.
— Никаких только... Если голова дорога.
В это же время к номеру Дианы подошел Иван.
Электронную карту, позволяющую ему открывать все двери «Фортуны», он еще днем взял из кабинета отца. Легкий щелчок и дверь поддалась. Иван заранее приготовил брегет и теперь держал его в руках.
После чего сделал первый шаг...
Естественно, что его проникновение в номер Дианы не осталось не замеченным Максимом. Но камер в самом номере Дианы не устанавливали, и ему теперь оставалось лишь ждать дальнейшего развития событий...
Иван прошел в гостиную и через открытую дверь в спальню увидел Диану: она что-то читала, лежа на кровати.
Иван сделал глубокий выдох и открыл крышку брегета, а потом замер, вглядываясь в глубину спальни.
— Диана, — позвал он ее.
Девушка не ответила, и тогда Иван прошел к самой спальне и, оказавшись в дверном проеме, снова произнес:
— Диана, ты меня слышишь?
Это молодое, грациозное и красивое создание действительно в это мгновение не слышало Ивана, а рука, готовая перевернуть следующую страничку, так просто замерла в воздухе.
Иван взял из гостиной стул и сел прямо перед кроватью девушки, в которую влюбился, как оказалось, еще в Париже...
Они встретились год назад действительно случайно, в кафе. Он, уступая кому-то место, спиной нечаянно задел стул, на котором сидела Диана в окружении подруг. И Диана тогда пролила на себя кофе из чашечки, что держала в руке.
А дальше все было как в красивом кино, когда они оба, словно в рапиде, встретились взглядами.
Смущение и восторг от увиденного Иваном лица девушки были помножены в это мгновение на вспышку легкого возмущения и одновременно уже женского любопытства от увиденного уже Дианой лика незнакомого светловолосого молодого великана с голубыми глазами, каким-то чудом оказавшего в рафинированной и субтильной Франции.
Вроде бы простым и не особенно красивым показался ей Иван, но что-то в этом молодом человеке было непостижимым для дочери губернатора Сахалина, приехавшей в Париж на три дня с подругами.
И все эти три дня они не вылезали из музеев Франции. Иван удивлял ее прекрасным знанием истории этой страны и ее лучших сынов, какой бы сферы деятельности это ни касалось: от баталий до живописи...
Более того, он ни разу не проявил своего желания обладать ею, потому как просто боготворил ее.
А потом был аэропорт... Слезы, которые Диана не могла сдержать, и его искреннее волнение вызванное, неизбежностью их расставания...
Он ее даже не поцеловал на прощание, а лишь чмокнул в щеку, как малое дитя. И это еще больше поразило девушку.
И вот теперь он сидел напротив нее и любовался этой совершенной красотой.
Не отрывал своих глаз от монитора и Максим, следивший за дверью номера Дианы, лишь отмечающий ход времени этой, еще непонятной для него, ее встречи с одним из сыновей Бочкарева.
Наконец Иван встал и подошел к кровати.
Лицо Дианы было совсем близко... Он, чуть склонив свою голову, нежно поцеловал ее в губы.
А потом, явно взволнованный, вышел из номера и закрыл крышку брегета.
Диана очнулась... И какое-то время пыталась понять, что с ней происходило...
Вернувшись в свой номер, Иван присел к столу и снова достал золотой брегет...
И, открыв, уже смело повернул стрелки вперед на несколько часов... И вдруг он увидел того самого старика, о котором накануне говорил ему Хватов, и владыку, и Свешникова с Дианой, даже Верещагину, с которой был знаком, а потом и иные картинки, которые и вовсе пугали взор, так как Иван отчетливо увидел лежавшими на полу и в крови своего отца и двух старших братьев...
И, захлопнув крышку брегета, Иван задумался...
А ранним утром Иван уже входил в зал ресторана в поисках администратора Хватова. Несколько официантов и повара готовили зал к приему посетителей «Фортуны».
— Что-то нужно? — увидев одного из хозяйских сыновей, спросил подходящий к нему метрдотель.
— Василий, хотел тебя спросить, у вас тут все в порядке, нет ли жалоб, каких-либо пропаж?
Хватов был опытным метрдотелем. Раз спрашивают, значит, что-то случилось.
— Есть жалобы? — напрямую спросил он.
— Это я как раз хотел у тебя спросить... — уклончиво ответил Иван.
— Ко мне никто не обращался... Хотя тут есть одна странная компания: собираются за столом, к еде не прикасаются и все о чем-то говорят.
— О чем? — спросил Иван.
— О пропаже алмаза.
— Ну, об этом сейчас все говорят, — ответил Иван и собрался уже покинуть зал ресторана, если бы не фраза Хватова.
— Но все при этом, поверьте мне, хорошо питаются.
Иван улыбнулся.
— Из какого они номера?
— Их старший, почти старик... Он такой... — тут Хватов попытался изобразить из себя величественный вид Посвященного, — из 313-го...
— Спасибо, Василий, я попытаюсь узнать, что это за люди.
Утром на завтрак вышел певец и композитор Николай Игорь¬ин. Но, выйдя из своего номера, встретил на этаже ¬Арсения.
— Как хорошо, что я вас увидел... — начал он.
— Какие-то проблемы? — остановившись, спросил Бочкарев-средний.
И в это время остров снова содрогнулся от очередного землетрясения.
Оба прислушались.
— Мне номер нужен, — начал Николай. — Пусть самый крохотный, но отдельный, мне писать нужно, а нас там семь человек. И телевизор постоянно включен. Пожалуйста, я заплачу.
— Пойдемте... — сказал Арсений и повел Игорьина за собой. В конце коридора они остановились, и тот с помощью своей электронной карты открыл дверь номера. А затем кивком головы пригласил Николая следовать за ним.
В гостиной этого номера стояло фортепиано.
Николай подошел, нежно погладил инструмент руками и коснулся клавиш. Звук был чистым и пронзительным.
— Благодарю... — сказал он.
— За этим инструментом в доме нашего деда сидели когда-то прилетавшие на Сахалин еще молодые Александра Пахмутова и Муслим Магомаев... Когда деда не стало, мы привезли это фортепиано сюда. Сделали здесь музыкальную гостиную. Занимайте этот номер, пользуйтесь моей слабостью, люблю, когда звучит фортепианная музыка.
Арсений шел по коридору, в воздухе уже звучали аккорды знакомой мелодии.
У номера депутата Государственной Думы он увидел, как молодой стюард прибивает какую-то табличку.
— Что у вас здесь происходит? — спросил он стюарда.
— Господин депутат приемную открывает для населения, — ответил юноша не без иронии.
И действительно, на куске отодранной от чего-то фанеры было написано, что депутат Государственной Думы начинает прием трудящихся.
— Эти точно нигде не пропадут. На всю «Фортуну» ни одного трудящегося не найти. А где он сам? — спросил Арсений своего стюарда.
— У себя в номере интервью дает для Центрального телевидения.
И действительно, в номере депутата Житинкина Петра Борисовича работали видеокамеры, горели софиты, а он вещал. Правда, со стороны это более напоминало весенний ток глухаря, который в этот момент, распушив крылья, никого вокруг себя и не слышит, и не видит.
— Люди в аэропорту двое суток находились без тепла, света и воды. Мне, как депутату Госдумы, удалось добиться для них от руководства аэропорта и горячего питания, и нормальных условий проживания. И хочу заверить своих избирателей, что в эти минуты я буду с ними до нашей полной победы.
— Стоп! Снято! — раздался голос режиссера. — Всех благодарю... Материал на монтаж. И срочно в эфир.
А на двенадцатом этаже Максим не иначе как поджидал Диану.
— Ты завтра улетаешь? — спросил он девушку, вышедшую из своего номера.
— Возможно... Еще неизвестно, будет ли вертолет.
— Ты мне ничего не хочешь сказать?
— Хочу... Я бы и сама подошла. Но раз ты спросил. Максим, ты хороший парень. Давай останемся друзьями. Один раз я тебя пожалела, второй раз — ты меня.
— А Иван?
— А что Иван?
— Ну ты же вчера с ним?
— С Иваном? Ты ничего не путаешь?
— Извини.
— Погоди, что ты знаешь?
— Я видел, как он входил вчера вечером в твой номер и пробыл там минут пятнадцать...
— Не ошибаешься?
— Да я даже к самой двери подошел...
— Да я вроде не спала... Весь вечер читала... — в недоумении сказала девушка.
— Как же это могло тогда быть? — теперь уже недоумевал и сам Максим.
— Мне и самой интересно. Ладно, поговорим еще, мне нужно к отцу...
А далее судьба-злодейка распорядилась так, что в одном лифте оказались и депутат Житинкин, коммунист Бессрочный, писатель Изотов, и известный тележурналист Пикалев...
И спускались-то всего лишь с третьего этажа на первый. Если бы не новый подземный толчок, который мгновенно остановил лифт между этажами.
Лифт тот был импортным и пуленепробиваемым. Это у нас можно было через решетку пострадавшего сосиской накормить, а тут слышно не будет, даже если у тебя будет глотка луженая.
Они какое-то время действительно кричали.
А потом слово за слово коммунисты и либералы стали искать крайнего, наивно полагая, что после этого лифт сам пойдет дальше. Крайним у них оказалось, как вы уже догадались, телевидение с его агентами влияния. И досталось, конечно же, Пикалеву.
— Вот раньше строили... — начал первым коммунист. — Лифтам износу не было.
— Да, если итальянской обуви не видели, как говорил Жванецкий, то наша была самой лучшей, — не удержался, чтобы не прокомментировать реплику коммуниста Пикалев.
— Вы вообще помолчали бы лучше... — неожиданно произнес депутат Житинкин. — Всю страну уже продали, теперь и до Сахалина добрались.
— Вы мне рот не затыкайте, у нас теперь демократия... — начал было тележурналист, но его оборвал голос коммуниста.
— Зубами всех грызть буду, а земли своей ни пяди не отдам...
— Была вашей, а стала нашей, — парировал Пикалев.
— Расплодились щелкоперы, как кролики, — мгновенно отреагировал депутат. — А ты что молчишь, писатель? Или тоже уже пятой колонне присягнул?
— Да вот думаю, — спокойно ответил Изотов, — для чего меня Господь здесь с вами вместе в одном лифте посадил? В чем Промысел Божий? Не иначе чтобы увидеть, как вы вместе сначала убьете тележурналиста, а потом друг друга.
В это время послушники владыки на своем этаже, в указанном им месте устанавливали специальные датчики, обладающие удивительными способностями фиксации не только звука и визуального перемещения людей, но и теплового излучения, идущего от человека и от иных предметов, как металлических, так и природного происхождения.
При этом общее слежение за коридорами осуществлял еще и капитан Мальгавко, поддерживающий связь с владыкой, а уже он со своими послушниками.
Владыка работал на предпоследнем этаже, где размещались японцы и работники аппарата губернатора.
Смотреть на это было весело, так как габаритный епископ играл роль этакого наводчика, наблюдающего за тем, что происходит вокруг, а его послушник, переодетый в горничную, с тряпками и ведром в это время проникал в чей-то номер для установки датчиков.
Вначале Владыка даже стучался в дверь, чтобы убедиться, что там никого нет, и тогда на всякий случай раздавался его бас.
— Братья и сестры! Нет желания облегчить душу покаянием перед грядущим Апокалипсисом?
Но, оказывается, не только капитан Мальгавко имел визуальную информацию... Эту же самую картинку наблюдал в своих апартаментах и господин Хироми Есимото вместе со своим помощником, тем самым молодым человеком, которому было поручено заниматься отправкой алмаза в Москву.
— Господин, пожалуй, я придумал более верный способ доставки алмаза в Москву... — произнес Ямото.
— Ты хочешь использовать этого русского попа?
— Ваша мудрость не знает границ, мой господин.
— Когда губернатор ждет вертолет?
— Завтра утром.
Но так уж получилось, что за странным поведением владыки и молодой горничной наблюдал еще и губернатор Свешников уже в своем номере вместе с Максимом.
— Что он там делает? — спросил губернатор.
— Наверное, ищет алмаз, — предположил начальник личной охраны губернатора Максим Чигирин.
— Почему он, а не Ардашев?
— Именно владыка Илларион догадался, что алмаз подменили на ледяное яйцо, ему же из ФСБ аппаратуру привезли для помощи в поисках... Епископ не иначе как свою боевую молодость вспомнил... И теперь привлекает к себе внимание японцев... Я бы даже сказал, что это интересный ход. Знаковая, заметная фигура, которая обязательно будет ими замечена...
— И что тогда? — уже более заинтересованно спросил губернатор.
— Есть такое понятие — брать преступника на живца.
— Значит, владыка Илларион решил сам выступить в роли живца?
— Очевидно. После такого экстравагантного появления непременно начнется последующее движение по всей цепочке, целью которого будет убрать алмаз в более безопасное место. Такое, о котором никто и думать не будет.
— На острове? — снова спросил Свешников.
— Вряд ли. Подземные толчки продолжаются. Все чаще высказывается предположении о зарождении цунами.
— И куда же тогда можно спрятать алмаз?
— Я думаю, что есть только один возможный вариант. Ведь ваш вертолет улетает в Москву завтра.
— Утром.
— Господин Хироми Есимото вас еще ни о чем не просил?
— Просил. Просил, чтобы я взял с собой его сына как будущего родственника.
— Ну вот, кажется, кое-что начинает проясняться.
— Понятно. Уже решил использовать меня как будущего родственника. Скажи обо всем Владлену Михайловичу. Я знаю, у него есть свои специалисты для таких целей.
— А полковника Ардашева вы будете ставить в известность?
— Нет! Эта хитрая лиса всегда имеет только свою цель.
— Плох тот солдат, который не хочет стать генералом.
— Только не по трупам других солдат. Кстати, Максим, ты помнишь о моей просьбе?
— Найти старика? — уточнил Чигирин.
— Да!
— Нашел. Он здесь, в «Фортуне».
— А он нашел того, о ком я тебе говорил?
— Пока не выяснил. В последнее время его больше интересовал пропавший алмаз.
— Значит, еще ищет.
— Я пойду... — начал Максим.
— Подожди... Хочу сказать: ты меня прости... Насчет Дианы. Знаю, что обещал выдать ее за тебя, но видишь, как все повернулось.
— Да ладно.
— Нет, не совсем ладно... Максим, я ведь тебе жизнью своей обязан. И дело даже не в этом тщедушном японце. Мне кажется, что она кого-то другого любит. Она перед тобой зашла ко мне сама не своя, глаза светятся. Я ей и сказал, чтобы она вещи собирала, что со мной летит в Москву. Слава Богу, что никто не слышал, что родная дочь мне ответила...
— Я слышал.
— То есть? Да, я же совсем забыл, что у тебя мониторы работают круглосуточно.
— Она меня своим характером и привлекала. Огонь.
— Ты прав! Но давай вернемся к нашему разговору. Я улетаю завтра и уже больше сюда никогда не вернусь.
— Да ладно!
— Не перебивай, Максим! — сказал Свешников и достал из верхнего ящика стола папку.
— Я хоть и жмот порядочный... Но не хочу, чтобы мне вслед проклятия летели. Вот заверенные вчера нотариусом бумаги. Кроме него и тебя, никто больше не знает, что свой дом я завещал тебе. Какое-то время все будут знать, что ты остался как бы его охранять... И пусть считают. И еще там, в сейфе, деньги остались. Достаточно. Этого тебе на жизнь хватит и еще останется. Так что не держи на меня зла.
И Свешников передал Максиму пакет с документами.
— Ну а теперь пойдем к Бочкареву. Нужно обсудить все детали моего вылета.
Зато в лифте стояла тишина. Все, находившиеся в нем, видимо, устав пикироваться, теперь думали, что же будет с ними дальше...
В это время в кабинет Бочкарева-старшего, где уже находились его сыновья и Колдобин, вошел полковник Ардашев, а вслед за ним еще два полицейских, младших чином, с автоматами и Посвященный с наручниками на руках.
— Что все это значит, полковник? — спросил Ардашева Владлен Михайлович.
— Рано, ой как рано вы списали меня со счетов... — начал полковник. — Перед вами организатор похищения алмаза «Око Востока». А в качестве доказательства — полученные мною после проведения экспертизы заключение и сами алмазы... — сказал Ардашев и стал открывать свой портфель с доказательствами.
— Вы сказали алмазы? — уточнил Бочкарев.
— Целых пять. И сейчас вы узнаете, какой именно принадлежит господину Хироми Есимото.
Все присутствующие с интересом подошли к столу, на котором полковник Ардашев собирался показать им драгоценную находку.
— Вот заключение экспертизы! — сказал он, доставая сначала конверт, а уже затем знакомый нам целлофановый пакет с алмазами. — А вот и сами алмазы.
Арсений взял заключение экспертизы и стал внимательно его читать.
А полковник развязал узел целлофанового пакета и раскрыл, чтобы все могли увидеть его содержимое, но вместо алмазов все увидели в нем... пять куриных яиц.
— Не понял, — тихо произнес сам Ардашев.
— Эксперты подменили? — спросил взволнованного друга Колдобин.
— Да я сам этот пакет с алмазами в портфель положил, сам в город на экспертизу возил, сам у них алмазы забирал...
— Предположим, а что они написали в заключении? — снова спросил полковника Бочкарев.
В это время Арсений уже прочитал заключение экспертов и неожиданно рассмеялся.
— Что вы себе позволяете? — с негодованием произнес Ардашев. — Это официальное заключение. Дайте сюда.
— Подождите, давай я сам прочитаю лишь заключение, — громко произнес Арсений и начал читать. — «Предложенные нам пять предметов для экспертизы являются яйцами животного происхождения, очевидно, куриными, высшего сорта...»
Когда все присутствующие справились с подступавшим смехом, раздался голос старца.
— Может быть, теперь кто-то снимет с меня наручники?
В тот момент, когда губернатор Свешников и Максим входили в офис Бочкарева-старшего, им навстречу из его кабинета вывалился с перекошенным лицом полковник Ардашев со своими автоматчиками и, ни слова не говоря, покинул помещение офиса.
Губернатор, а вслед за ним и Максим вошли в кабинет, и первым, кого они увидели, был тот самый величественный старец, который что-то говорил Бочкареву.
— Вы не можете понять сущности золотого яйца, описанного в простой сказке, а вообразили себя хозяевами жизни. А Земля серь¬езно болеет. Она заражена вирусом стяжательства, поголовного воровства и насилия. Смешно слышать, как ваши гордецы-ученые всерьез рассуждают о возможности спасения Земли от того или иного пролетающего мимо метеорита, забывая, что все в руках Божьих и что только Творец волен дать или не дать этому случиться. Вы в окно-то сегодня смотрели? Вам всем жить-то, может быть, осталось всего ничего. Волна цунами накроет собой весь остров через 12 часов.
Свешников и Бочкарев-старший подошли к окну.
— Почему же по телевидению насчет цунами ничего не передавали? — произнес Фома.
— И снова неверующий, и опять это Фома, — произнес старец.
В этот же момент все, кто был в кабинете Бочкарева, почувствовали, как вздрогнула «Фортуна»... Увидели, как поехали со стола предметы. Такой силы землетрясения на Сахалине из присутствующих еще никто не испытывал.
— Что и требовалось доказать... — спокойно продолжал старец. — Расчетное время удара волны по острову я вам уже сообщил. А теперь несколько слов об алмазе. Его нельзя ни украсить, ни подарить, ни уничтожить. Таково древнее пророчество. Первый алмаз все еще в «Фортуне», но его нужно найти. Но для того чтобы нечто свершилось, вам необходим и второй алмаз. Не случайно же и японцы его ищут. Мы готовы передать его вам для спасения острова. Но я не успею за оставшееся время обернуться туда и обратно. Не могли бы вы найти кого-то помоложе для этих целей, а то я уже стар?
И оба брата посмотрели на Ивана.
— Опять я крайний... — произнес Иван, разводя руками. — У меня, можно сказать, личная жизнь начинает налаживаться...
Губы Посвященного при этих слова Ивана тронула легкая улыбка.
— Сынок... — вдруг обратился к Ивану губернатор Савва Федорович, — если есть хоть какая-то возможность предотвратить большую беду, я тебя прошу, сделай то, что он тебе скажет.
И вновь улыбка коснулась губ старца, так как он уже понимал, что за словами Свешникова стоит не иначе как его потаенное желание спровадить молодого человека на тот свет.
— Я, честно говоря, вообще не очень понимаю, что здесь происходит, но если вы просите... — произнес Иван и бросил взгляд на отца.
— Давай, младшенький! — добавил Бочкарев-старший. — Видно, что наступает твой час рулить судьбой «Фортуны» и самого острова.
— Пойдем, Иван, — произнес старец, подходя к нему. — Времени мало, а мне нужно тебе все подробно объяснить...
И старец увел Ивана с собой.
И тогда Свешников прошептал на ухо Максиму:
— Ну, вот и нашелся мой преемник.
Арсений подошел к окну.
— Темень сплошная, что он там мог увидеть? И вообще какой-то странный старик, и эти яйца... — сказал Арсений.
Он подошел к столику, где лежал пульт от телевизора, и нажал кнопку.
— Давайте хоть новости послушаем...
И вовремя. Диктор Сахалинского телевидения сообщала о том, что, по оценкам специалистов, толчок землетрясения магнитудой 99, который ощутил на себе остров, стал самым сильным на Сахалине за последние 100 лет. И что, предположительно, расчетное время, когда волна цунами достигнет Сахалина, составляет порядка 12 часов.
— А ведь прав оказался старик... — тихо произнес Бочкарев. — Кто он такой? Откуда взялся?
Наступила пауза.
— Кажется, я его видел... — вспомнил Фома. — Точно, он заказывал у нас банкет...
— Тогда его метрдотель Хватов должен знать... — подал свой голос и Арсений.
Бочкарев-старший нажал клавишу громкой связи:
— Василий!
— Слушаю! — мгновенно раздался голос Хватова.
— Что же ты мне про самое главное-то не сказал, а? Что молчишь? Утаить хотел? Немедленно, сукин сын, ко мне! — грозно произнес Бочкарев-старший и отключил связь.
— А что он тебе не сказал? — спросил Фома отца.
— Это психологический прием. Если человек в чем-то замешан, то придет и сразу начнет оправдываться.
В это время раздался стук в кабинет.
— Кто там? — спросил Бочкарев-старший.
— Извините, но там лифт с депутатом Госдумы застрял. Еще этот телеведущий из Москвы... И коммунист с аэропорта... Они там сейчас поубивают друг друга...
Все посмотрели на Свешникова.
— Была бы моя воля, я бы их вовсе не вытаскивал, — вдруг признался губернатор.
На лицах братьев Бочкаревых появились улыбки.
— Я и сам далеко не ангел, — поддержал губернатора Бочкарев-старший, — но понимаю, чтобы из лифта выбраться, нужно объ¬единить усилия, а не искать виновных. Вот так и со страной нашей... Все как в басне у Крылова: лебедь, рак и щука. Потому-то воз и поныне там.
— Кстати, а что это Ардашев от вас выскочил сам не свой? — спросил губернатор, вспомнив свою с ним встречу.
— Землю роет, хочет непременно сам алмаз найти и оплошность свою перед вами загладить.
— Получается? — уточнил Свешников.
— Пока не совсем, — с улыбкой произнес Владлен Михайлович, демонстрируя губернатору целлофановый пакет с куриными яйцами.
А Иван в это время был в номере Посвященного.
— Иван, ты, как мне известно, уже видел то, что в ближайшее время может произойти с твоим отцом и братьями. Если мы не найдем алмаз...
— Так это правда?.. И эти часы... Так они ваши? — произнес Иван и достал из заднего кармана брюк золотой брегет.
— Да, эти часы обронил я, зная, что найдешь. Вчера ты заглянул на сутки вперед... И теперь знаешь, сколько у нас осталось времени, чтобы спасти твоих родных, а главное, сам остров.
— Кто вы? — спросил он старца.
— Кто-то называет нас Белыми людьми, кто-то Посвященными. Мы люди, которые все знают о будущем Земли. Знаем, как и нужно ли в чем-то помогать людям. Или не помогать, предоставив им право самим и далее решать свои судьбы и судьбу своих отечеств и самой планеты Земля, тем более что Творец предоставил всем свободу воли. И вот теперь, когда к нам обратились за помощью, мы готовы предоставить тебе возможность стать тем человеком, который будет способным повлиять на это и на все последующие события.
— Конечно же, я готов идти. К тому же обещал отцу... А то, что касается дальнейшего... Если все закончится благополучно, можно мне не становиться Посвященным?
— Влюбился... — улыбаясь, произнес величественный старец.
— Да, — ответил, смутившись, Иван.
— Тогда ступай в путь, хотя бы ради Дианы и вашей любви, — произнес старец. — Вераславна уже показала тебе вход в Белогорье. И если ты пройдешь все испытания, которые ждут тебя на этом пути, то сможешь получить и принести алмаз сюда. А значит, и спасти всех, включая любимую девушку.
— Ваши часы... — вдруг вспомнил Иван.
— Они тебе еще пригодятся. Отдашь, когда вернешься...
В это время раздался стук в дверь, и вошла Верещагина.
— Он готов? — произнесла она, обращаясь к старцу.
— Думаю, что да! — произнес в ответ Посвященный.
В это же время в кабинет Бочкарева вошел и метрдотель Василий Хватов. И сразу упал перед хозяином «Фортуны» на колени.
— Владлен Михайлович, видит Бог, хотел сразу вам принести. Гость забыл, ждал, что вернется и спросит... Простите, бес попутал...
— Что же он такого забыл? — поинтересовался уже губернатор Свешников.
И Хватов вытащил из полиэтиленовой сумки, что держал в руках, золотую розу.
— Что это? — спросил уже Бочкарев.
— Чистое золото... Я проверил. Это когда старик один выходил... Он до нее дотронулся...
— До золотой розы? — спросил Фома.
— Нет, роза была обычная, я их сам в вазу ставил... А когда он выходил из банкетного зала, то дотронулся до одной... Вот она и стала такой.
И передал Бочкареву розу из золота...
— Тот еще, как я посмотрю, старикашка... — подошел к Бочкареву губернатор. И, взяв в руки, сам ощутил тяжесть розы.
— Пожалуй, он действительно знает, где второй алмаз... — произнес Бочкарев-старший.
— Лишь бы только Иван не подвел... — подал голос Фома.
— Так еще не поздно, — произнес отец, обращаясь к старшему сыну. — Иди, предложи старику свою кандидатуру.
— Отец, как я уйду, тут все на мне держится... — пролепетал Фома.
— Арсений, может быть, тебе счастье испытать? Глядишь, и ты озолотишься.
— Ну и шутки у вас, батя, — ответил Арсений
— Теперь все будет зависеть от младшенького... — сказал Бочкарев и обратился к сыновьям: — Забирайте Хватова и ступайте работать. Есть надежда, что еще поживем немного. Василий, ты розу-то свою забери, раз ее тебе подарили.
— Савва Федорович, позвольте и мне отойти, нужно еще раз с военными все уточнить, — попросил у губернатора Колдобин.
Свешников кивнул, и тот вышел из номера вслед за всеми.
Губернатор подошел к окну и вгляделся в просветы, оставляемые всполохами молний.
А Бочкарев уже стоял у стола, где лежал целлофановый пакет с яйцами. Правда, в тот момент вместо яиц он увидел пять алмазов размером с куриное яйцо.
И, открыв выдвижной ящик, опустил пакет в него.
— Ты, Владлен Михайлович, точно решил, что не полетишь со мной завтра? — спросил его губернатор, продолжая смотреть в окно.
— Да! Как же я сыновей своих здесь одних оставлю? Если уж и суждено нам будет погибнуть, то уж вместе. Да и мест у вас в вертолете мало. Мне Колдобин сказал, что упросил вас забрать семерых детей из детского дома.
— Это верно, плюс я с Дианой, сын господина Хироми Есимото и владыка Илларион.
— Максим, одно место освободилось, — сказал губернатор, обращаясь к Максиму. — Полетишь со мной в Москву?
— Спасибо! Но у меня в городе мать больная одна осталась. Как только вы улетите, я сразу за ней поеду. Будем вместе ваш дом охранять... — сказал Максим и улыбнулся.
— А что, господин Хироми Есимото сам не изъявил желания улететь на Большую землю? — спросил Бочкарев у губернатора.
— Он, очевидно, надеется дождаться алмаза, — сказал в ответ Свешников.
А знакомый нам внедорожник Ивана уже стоял у входа в «Фортуну».
— Вераславна, ты со мной? — спросил Иван девушку, которая вышла на крыльцо.
— Нет, Ванечка, ты пойдешь туда один. Я нужна бабушке, что-то ей нездоровится.
— Так ты ее нашла?
— Да! А привез ее сюда ты.
— Я начинаю догадываться... Это не иначе как Верещагина. Та, которой гуси-лебеди помогли.
— Да! Было такое. Ступа у нее рассохлась, а помело захандрило с утра. Вот гуси-лебеди и подбросили ее до Сахалина, а уже ты до «Фортуны», — сказала Вераславна и добавила: — Я буду все время рядом, — а затем сняла с шеи цепочку с оберегом и повесила цепочку на шею Ивану.
— А если мне нужна будет помощь? — спросил ее Иван.
— Чтобы меня позвать, достаточно просто об этом подумать. А теперь ступай, Ванечка... Времени остается все меньше и меньше.
Последнее напутствие давал и своему человеку господин Хироми Есимото.
— Тебе удалось подложить наш алмаз в вещи русского попа?
— Да, господин! — ответил японец, склоняя голову. — Но если что-то вдруг изменится, то мои люди готовы выполнить любой ваш приказ.
— Хорошо... Хорошо и то, что русские поверили в нашу сказку о чудодейственной силе алмаза и отправили младшего сына Бочкарева за вторым камнем. Теперь тебе предстоит завершить наш план. К утру алмаз, если он будет им найден, должен быть у меня.
Ямото склонил голову еще ниже.
— Тебя что-то останавливает? Пролитие чужой крови — это традиция любой войны. Ты должен понять, что меня мало беспокоит судьба нашего народа. Он обречен. Но тот, кто владеет двумя алмазами, сможет повелевать не только народами, но и целыми континентами.
Ивану, уже мчавшемуся по шоссе, вновь предстояло прорываться к Южно-Сахалинску. Тем более что все так же хлестал проливной дождь, все таким же настырным был штормовой ветер, все так же сверкали молнии.
И он даже не мог предположить, что по его следам несется один из наиболее мощных японских мотоциклов знаменитой компании Suzuki.
Неожиданно в кабинет Бочкарева-старшего вошел владыка Илларион. И, увидев там губернатора Свешников, с порога обратился к нему.
— Нашел наконец-то. Извини, Савва, но я не смогу улететь без моих помощников.
— Других в Москве наберешь, этого добра везде хватает, — сказал в ответ Свешников.
— Ты меня не понял, Савва Федорович. Я не могу оставить здесь своих детей.
— Ну вы даете, святой отец... — вступил в диалог уже Бочкарев. — Мы, конечно же, все не без греха. Но чтобы столько настрогать...
— Что же вы весь мир по себе мерите? — сказал, опускаясь в кресло, правящий архиерей. — Восемнадцать лет назад, когда я принял монашеский постриг, а вскоре стал служащим иеромонахом, мне часто доводилось подменять в служении старенького священника-батюшку из соседнего с нашим монастырем сельского прихода. И вот однажды вечером, когда я в церковной сторожке готовился к Божественной литургии, раздались крики о пожаре.
Загорелся, как оказалось, детский дом, который был в этом селе. Молодая воспитательница, оставив детей, о чем-то на крыльце беседовала со своим кавалером и, естественно, не заметила, как в доме произошло возгорание.
Вот тогда-то монах и вытащил из огня пятырех огольцов. Спас им жизнь, а потом и дал им свою фамилию Иванов. Так, что они все стали Ивановы. А когда они подросли, то уже сами к нему в монастырь прибились. Тут уж он с братией, как говорится, всем миром начали их воспитывать и учить; кто учил рукопашному бою, кто грамоте или пению... И теперь Владыке предлагали их оставить.
— Да и не только в них дело. Как правящий архиерей, услышав о возможности угрозы цунами, я уже не могу улететь, бросив свою паству, собственную жизнь спасая. Так что, Савва, лети без меня. А я пойду души застрявших в лифте спасать.
А Иван уже входил к старику еврею, охранявшему вход в портал. Хотя это и была всего лишь обыкновенная дверь. Да, обыкновенная дверь из обыкновенного чуда. Помните неказистую дверцу в каморке старика папы Карло, прикрытую холстом с нарисованным на нем очагом. Самая простая дверь, открыв которую ты можешь оказаться в ином мире. А все эти образующиеся светящиеся дыры, в которые некто прыгает и куда-то проваливается, — это всего лишь изящный и зрелищный кинематографический манок.
Итак, всего лишь дверь, правда, в нашем случае их было, если вы помните, две.
Старик был один. Никто не встречал Ивана и на подходе к батискафу старика еврея.
— Вернулся все же... — произнес старик еврей, увидев входящего Ивана.
— Отец попросил... — произнес в ответ Иван.
— Понятно, если бы не отец, так самое дело в такое время на печи лежать и семечки щелкать...
— А почему вы один и все двери нараспашку?
— Я всех отпустил.
— А продукты, кто их вам принесет?
Старик достал из кармана маленькую, не больше табакерки, коробочку и, открыв, показал Ивану какие-то крохотные пилюли.
— Одной такое пилюли хватает на несколько дней...
— А что это? — с интересом спросил Иван.
— Ступай уж, там тебе все и скажут, и покажут. И еще. Вот тебе документы: здесь план подземного города и схемы, — сказал старик еврей, вручая Ивану пакет. — Есть еще возможность многих людей спасти.
— И что мне теперь делать? — спросил Иван у старика.
— Дверь справа от тебя. Ступай, Иван-царевич!
— Господи, благослови! — произнес Иван, потом еще раз бросил взгляд на старика еврея и... легко отворил дверь.
— Ты посмотри, — неожиданно и даже с долей обиды произнес старый еврей. — Я столько лет эту дверцу пытался открыть, а он просто взял и вошел...
В это время мощный мотоцикл Ямото, который несся по рельсам одноколейки, наконец-то вывез японца к платформе, на которой добрался до старика Иван.
Все двери были открытыми, японцу оставалось лишь ¬войти.
А в номере у Верещагиной была Вераславна.
Женщина стояла у распахнутого окна и вслушивалась в голос разбушевавшейся природы...
Но вот она оборачивается и говорит внучке:
— Он вошел в портал...
И в этот момент небесный гром не иначе как решил превзойти сам себя, а весь горизонт высветился десятком всполохов молний.
Отзвук этого грохота донесся и до старика еврея, но был заглушен другим грохотом — уже от работающего двигателя мотоцикла.
Попирая законы гостеприимства, японец въехал в батискаф на своем железном коне.
Старик продолжал спокойно оставаться в своем кресле.
— Куда ушел Иван? — спросил японец у старика, угрожающе держа в руках пистолет.
— Все зависит от того, что ты хочешь, дитя Востока, — спокойно начал свой ответ старый еврей. — Направо поедешь — голову потеряешь, налево — только коня, а если назад повернешь, то и жив останешься, и коня сохранишь.
— В какую дверь он ушел? — сурово повторил японец.
— В ту, которая ему отворилась.
Ямото слез с мотоцикла и подошел к двери, за которой скрылся Иван. Дернул за ручку, но дверь не отворилась.
Губы старого еврея тронула легкая улыбка.
Японец подошел ко второй двери. И та легко открылась. Перед его глазами предстал удобный, высвеченный тоннель.
Но в это время сработали датчики, предупреждающие о вторжении.
— Что это? — спросил он у старика.
— У тебя есть пятнадцать секунд. Или ты войдешь, если головы не жалко... Или она закроется, заблокировав вход.
Ямото вновь сел на мотоцикл, завел двигатель, и, прежде чем его мотоцикл буквально ворвался в тоннель, он хладнокровно выстрелил старику еврею прямо в голову.
И вот мотоцикл Ямото уже несется по тоннелю. Но не успел он проехать и ста метров, как перед ним с тяжелым грохотом опустилась металлическая решетка. Ему с трудом удалось сбросить газ и начать торможение, чтобы не врезаться на полном ходу в металлическое заграждение.
Он мгновенно развернул мотоцикл, но точно такая же решетка опустилась со стороны входа в тоннель...
И японец понял, что оказался в западне. Более того, в стене открылись какие-то щели, и в тоннель стала быстро поступать вода. А вскоре и свет погас...
В это время на первом этаже «Фортуны» у дверей лифта стояли владыка Илларион, Арсений и дочка коммуниста Бессрочного, да несколько человек в форме технических работников «Фортуны», которые и осуществляли освобождение.
Открылась дверь.
— Слава Богу, хоть здесь еще не поубивали друг друга! — произнес епископ.
Дочка бросилась к отцу-коммунисту на грудь.
Депутат Госдумы и телеведущий, выйдя из лифта, демонстративно пошли в разные стороны.
Только писатель, увидев владыку, подошел к нему под благословение.
— И лишь один возвернулся, чтобы воздать благодарность за свое спасение... — произнес владыка Илларион, благословляя Изотова.
Над крышей «Фортуны» уже кружил армейский вертолет, который прилетел за губернатором Свешниковым.
Директор детского дома с сумками и детьми медленно поднималась по ступенькам. Ей с детьми еще только предстояло добраться до посадочной площадки «Фортуны».
Диана вновь постучалась в уже знакомый ей номер Ивана.
Дверь снова открыла Вераславна! За ее спиной Диана увидела Верещагину.
— Где Иван? — спросила она у девушки.
— А вам отец разве не сказал? — отвечала ей Вераславна. — Он же сам послал его на поиски второго алмаза.
— Не может быть...
А Иван, лишь закрыв за собой дверь, увидел, что очутился в лесу...
— Ну наконец-то Иван-царевич появился... — услышал он за спиной голос.
Иван обернулся и увидел молодого человека примерно своего возраста, но темноволосого, в отличие от Ивана, и в модном спортивном костюме.
— А ты кто, собственно? — спросил он у незнакомца.
— Серый Волк, — ответил тот, улыбаясь. — Какая же у тебя память, оказывается, короткая.
— Насмешил... — произнес в ответ Иван.
— А если так? — сказал молодой человек и вдруг обернулся вокруг себя несколько раз, что называется, волчком... И перед Иваном предстал огромный серый волк...
— Ладно, верительными грамотами обменялись, а теперь садись, Ванечка, на меня, у нас времени мало, — сказал волк человеческим голосом.
— Теперь уже и совсем неудобно мне на тебя садиться, — отвечал ему Иван.
— Предлагаешь поменяться местами?
— Уволь...
— Это верно, а неудобно всегда было штаны через голову надевать. Но тебе об этом уже Вераславна сказала.
У Ивана от удивления челюсть чуть не отпала.
— Ваня, варежку-то свою закрой. Тебя уважаемые люди в «Фортуне» ждут.
Иван подошел к волку, все еще до конца не понимая происходящего и то, как он будет ехать на этом волке.
— Садись же наконец...
И ведь сел... И они помчались... Пробегая через поля, оставляя за собой буреломы, перескакивая через реки...
Тяжелый армейский вертолет уже стоял на крыше «Фортуны».
Губернатора Свешникова провожали Бочкарев-старший, Колдобин и Максим:
Пилот уже принимал сумки сына господина Хироми Есимото — Миура.
Свешников подошел к господину Хироми Есимото и его сыну господину Миура.
— Я думаю, что очень скоро наши люди найдут похищенный алмаз и передадут его вашей стране. За этим проследит господин Бочкарев. И я искренне надеюсь, что этот инцидент не коснется наших с вами договоренностей.
Господин Хироми Есимото согласно кивнул головой.
В это время к Бочкареву подошла женщина в белом халате с марлевой повязкой на лице.
— Здравствуйте, Владлен Михайлович! — сказала она.
— Здравствуйте, Нелли Федоровна! Что-то случилось? — спросил ее Владлен Михайлович.
— Случилось. И об этом нужно сообщить губернатору, — произнесла она.
— Пойдемте.
— Слушаю вас... — начал губернатор.
— Вчера по просьбе одной пассажирки я обследовала ее ребенка. И думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение, что мы имеем дело с бациллой сибирской язвы.
— О ком вы говорите? — спросил уже Бочкарев.
— О женщине, у которой семеро детей... Насколько я знаю, она вместе с детьми собирается лететь с вами. Но я, как врач, не советовала бы вам и Диане лететь вместе с ними на одном вертолете. Вы меня понимаете, надеюсь. К тому же в «Фортуне» мы могли бы локализовать очаг заболевания и не допустить попадания сибирской язвы на материк.
— Да, конечно же, — согласно произнес Свешников. — Но как сказать это женщине?
— Пусть это сделает пилот... — предложил Бочкарев. — Изменились погодные условия, сильный боковой ветер... Он может взять на борт не более трех человек... Да я ей сам об этом скажу. Тем более что их еще нет.
— Да, пожалуй, что так и сделаем...
А в это время в номере у владыки Иллариона шла настоящая борьба. Что называется, не на жизнь, а на смерть: четверо обученных ниндзя против четверых послушников и будущих монахов.
И даже отлетая к стене, с разбитыми носами, эти четверо юношей продолжали упорное сопротивление неожиданным посетителям, пытаясь спасти сумку своего архипастыря.
Вернувшиеся в номер после плотного завтрака, капитан Мальгавко и владыка Илларион поняли, что подоспели вовремя.
— Господи, прости! — сказал владыка и, перекрестившись, сбил с ног того японца, который был ближе, а затем запустил тяжелый кейс в спину того, кто попытался уйти с его сумкой.
— Не по чину тебе архиерейская сумка...
И, забрав сумку, перекинул ее через плечо, а потом столкнул лбами двух других японцев. Да так, что они развалились как две половинки.
Капитан Мальгавко уже осматривал, в целости ли его аппаратура.
Раздался резкий стук в дверь.
— Владыка, что у вас происходит? — донесся из-за двери голос Максима.
— А ты входи и сам увидишь...
Но этих слов было достаточно, чтобы четверка ниндзя, услышав о подоспевшей подмоге, незаметно покинула номер.
Вошел Максим. И, профессиональным взглядом окинув место ристалища, увидел потрепанных борьбой юношей.
— Я заметил, как они появились на вашем этаже, и сразу же стал спускаться. Что здесь происходило?
— Веру православную защищали... И еще кое-что... Правда, еще не знаю, что именно...
— Это были ниндзя, — вновь подал голос самый праведный из послушников. — Когда мы вошли в номер они сумку владыки обшаривали...
— Что же они могли в ней искать? — спросил капитан Мальгавко, обращаясь к владыке.
— Да уж не доллары... Хотя они там и были. Но не столько, чтобы марать о них руки...
— Так что же они у вас в сумке искали? — задал вопрос уже Максим.
— Сейчас вместе и посмотрим... — сказал владыка и стал снимать с себя сумку.
В это время новый толчок землетрясения заставил содрогнуться «Фортуну».
Директор детского дома с сумками в руках от неожиданности покачнулась и, потеряв равновесие, покатилась вниз по металлическим ступеням лестницы... И если бы не баулы с вещами, еще неизвестно, чем бы закончилось это падение. Дети от испуга за воспитательницу замерли...
А мы снова должны вернуться в номер, который занимал владыка Илларион. Его сумку уже тщательно и поочередно прощупали и Максим, и капитан ФСБ Мальгавко, но ничего не обнаружили.
— Странно? И где же он тогда? — спросил Максим владыку.
— Ты имеешь в виду алмаз? — уточнил владыка.
— Да, — сказал Чигирин и продолжил свои рассуждения: — Я так понимаю, что после вашего вчерашнего представления они должны были подбросить алмаз именно вам. Но, вдруг узнав, что вы отказываетесь лететь, они, естественно, вернулись сюда за своим камнем... И где же алмаз?
— Пожалуй, что ты прав... — сказал епископ и повернул лицом к своему правдолюбцу... — А теперь рассказывай все как на духу...
— Я видел, как ночью кто-то вошел в номер... — начал послушник. — Подумал, вдруг он вам наркотики подбросил, чтобы вас в аэропорту арестовали... Ну а когда он ушел, я нашел алмаз и перепрятал.
— Ты должен был первым делом сказать об этом мне. Ты же братьев своих под удар подставил. Это хорошо, что вы все живы остались. И не за такие камни головы отрывают!
Юноша быстро отошел к своей кровати и принес алмаз владыке, а тот передал Максиму со словами:
— Вертолет еще не улетел. Пусть губернатор сам вернет японцам их камень. Он все равно принадлежит им.
И Максим быстро покинул номер.
— А вы и вправду из-за нас отказались улетать? — спросил Владыку все тот же правдолюб.
Владыка обвел взглядом застывшие в ожидании ответа лики своих послушников.
— Знал, что вы дураки, но чтобы настолько. Куда же я без вас?
— Остается... Он остается... — раздались радостные голоса, и все они вмиг повисли на нем, как елочные игрушки...
А директор детского дома, окруженная встревоженными детьми, уже сама лежала на кровати с перебинтованной ногой в одной из больничных палат «Фортуны».
Нелли Федоровна накладывала ей на ногу гипс.
— Чувствовало мое сердце, что не нужно было нам улетать, — произнесла женщина. — Мне мама еще в детстве говорила, что если не жили богато, то и начинать не нужно.
И уже здесь раздались радостные крики подростков: ура, домой поедем!
А Свешников, не обращая внимания на дождь и ураганный ветер, в присутствии Бочкарева-старшего, Колдобина и Максима уже вручал господину Хироми Есимото его алмаз.
— Я же сказал, что найдем, — кричал он, чтобы быть услышанным. — Так что примите алмаз как знак нашей дружбы и сотрудничества.
К губернатору подошел пилот вертолета.
— Савва Федорович, вылетать нужно, ветер усиливается. Как бы не быть беде.
— Максим, ты не знаешь, где Диана? — спросил Максима Свешников.
Но Диана появилась сама. Но, правда, без вещей.
Свешников сделал ей шаг навстречу:
— Дочка, мы уже задерживаем вертолет. Ты же понимаешь, что я не могу улететь без тебя.
— Я не полечу с тобой! И не хочу выходить замуж за Миуру... И не хочу такой жизни, какая была у мамы. Мой английский адрес ты знаешь. Если все обойдется, то найдешь меня там... А теперь улетай... — говорила Диана с глазами, полными слез. — Дай мне хоть раз в жизни принять какое-то решение самостоятельно.
— Оставайся, вся в мать... Максим, присмотри за ней!.. Прошу тебя! — чуть ли не прокричал губернатор и пошел к господину Хироми Есимото, прощающемуся с сыном.
— Господин Хироми Есимото, позвольте мне предложить вам место в моем вертолете.
Японец согласно кивнул и пошел к вертолету вместе с сыном.
— Олег Борисович, выбирай. Или остаешься здесь за меня, или летишь в Москву со мной, — неожиданно для Колдобина сказал губернатор, стоя, что называется, одной ногой на трапе.
— Я с вами, если можно, — ответил тот.
— Тогда в вертолет.
В этот момент перед Свешниковым как черт из табакерки появился и полковник Ардашев.
— Савва Федорович, не бросайте, буду как пес цепной служить вам верой и правдой.
— Садись! — ответил губернатор.
И как только за ними захлопнулась дверца, военный вертолет начал подниматься в небо. Но стоило ему оказаться над морской поверхностью, как он попал в сильный вихревой поток.
Пилоты, как ни старались, так и не смогли справиться с образовавшейся нештатной ситуацией.
И уже через пару минут тяжелый вертолет, словно хрупкую игрушку, ударило о скальные породы, и он взорвался, роняя обломки в море.
Тому свидетелями были Бочкарев, Диана и Максим, застывшие на месте от произошедшей на их глазах катастрофы.
Этого необычного финального аккорда злого рока в судьбе господина Хироми Есимото и его сына Миуры.
И угодливого Колдобина, и расчетливого Ардашева.
Коснулся он и губернатора Сахалина Свешникова, который, как сказал старец, должен был оставить пост губернатора, но кто же ведал, что это случится именно таким образом...
Более того, в воды Охотского моря упал и алмаз, вокруг которого разыгралась настоящая драма, так внезапно завершившаяся.
Когда Диана немного пришла в себя, Максим предложил проводить ее до номера.
И лишь тогда потрясенная случившимся девушка увидела стоявших за их спиной Верещагину и Вераславну.
Но они-то вышли не для того, чтобы созерцать улетавший, а затем разбившийся вертолет.
Они хотели понять масштабы того, что ждет тех, кто оставался в «Фортуне», и теперь вглядывались в приближавшуюся к острову гигантскую волну цунами...
Мы же с вами перенесемся к тем событиям, что происходили с Иваном.
Волк неожиданно остановился и сказал:
— Слезай, здесь сделаем небольшой привал. Косточки заодно разомну. Я эту гостиницу хорошо знаю, тут кроликов жареных всегда подают...
И перед глазами Ивана действительно предстала двухэтажная харчевня, не иначе как из сказки про Буратино. Но, что самое интересное, Иван был готов поклясться, что еще секунду назад на этом месте ничегошеньки не было.
— Пошли, перекусим и дальше поскачем, — предложил Волк и в тот же миг обернулся человеком.
Накрытый стол, который увидел перед собой Иван, был сервирован даже более богато, чем в «Фортуне», а на столе стояло то, чему Иван и названия не знал, если честно.
Трактирщик стоял рядом. И у Ивана было даже такое ощущение, что он уже где-то видел это лицо. Если бы Иван задался такой целью, то, возможно, вспомнил бы одного из участников банкета у Посвященного. Но сейчас все его помыслы были посвящены нахождению алмаза и скорейшему возвращению домой.
— Рад видеть вас, гости дорогие. За последние триста лет вы первые сюда завернули. Так что кушайте, не стесняйтесь, к тому же все оплачено. Единственное, о чем я вас прошу... Вот этот горшочек не трогать... — и указал рукой на простой глиняный горшок, в каких в «Фортуне» подают тушеный картофель с мясом.
Иван согласно кивнул головой и положил на свою тарелку несколько кусков свежих овощей, пряную ветчину, два куска хлеба и немного сливочного масла.
А Серый Волк уже заглатывал вторую половину жареного поросенка, что был на вертеле.
В больничную палату, в которой находились директор детского дома и семь ее воспитанников, зашла Верещагина.
Врач Нелли Федоровна, увидев ее, улыбнулась.
— Ну вот, кажется, наш план сработал, — сказала она, подходя к Верещагиной.
— Да не наш это был план, — ответила она.
— Что вы имеете в виду? — переспросила доктор.
— Вертолет с губернатором и гостями только что на наших глазах разбился и упал в море... Так что этих детей Господь спас!
Директор детского дома, слышавшая весь их разговор, перекрестилась.
— Савва Федорович... — произнесла Нелли Федоровна.
— Да! И Диана это все видела. Вы бы к ней сходили. Может быть, ей ваша помощь нужна. И как женщины, и как врача...
В это время в палате показалась голова Владыки Иллариона.
— Позволите войти? — спросил он доктора.
— Конечно, владыка, — ответила Нелли Федоровна.
— Я слышал, у вас тут беда случилась? Как наша больная?
— Рентген показал, что трещина небольшая, так что скоро встанет на ноги...
— Можно к ней? — спросил доктора епископ.
— Конечно, входите, я вам только халат на плечи накину.
Когда владыка Илларион с белой бородой и в накинутом белом халате вошел в палату, где лежала директор детского дома, раздался голос самого младшего из подростков Филиппа:
— Смотрите, Боженька пришел...
И владыка увидел всех семерых, с надеждой устремивших на него свои взоры.
— А ведь я вам подарок принес, — сказал владыка и достал из-под рясы банку черной икры. — Поправляйтесь и сил набирайтесь...
— Вау! — раздалось дружно в ответ.
— Спасибо вам, владыка, — произнесла директор детского дома. — И простите меня, Христа ради, что, погнавшись за большими деньгами, детишек своих чуть не погубила
— Бог простит! Когда, даст Бог, все образуется, я к вам приеду, и посмотрим, чем можно будет помочь вашему детскому дому. А сейчас поправляйтесь и благодарите Бога за все.
Зато в харчевне Волк предавался, прямо скажем, непристойному обжорству.
Иван терпеливо ожидал конца его трапезы.
И тут Серого потянуло на тот самый горшочек, которого не велено было касаться.
— Давай заглянем, что хозяин ест... Интересно же, — говорил Волк, подойдя к той части стола, где стоял глиняный горшочек.
— Тебе же русским языком сказали... Не трогать. Неужели еще не наелся?
— Наелся, — сказал Волк и даже рыгнул. — Мы только одним глазком посмотрим... И пойдем, — не унимался он.
— Я пошел на улицу, а ты поступай как знаешь...
Волк вынужден был последовать за Иваном.
Вскоре они скрылись из виду, а у порога трактира остались, провожая их взглядом, трактирщик и... Посвященный.
Стоя у окна своего номера, вновь прислушивалась к звукам природы и Верещагина.
— Молодец, — вдруг сказала она, повернувшись к Вераславне. — Он прошел первое испытание чревоугодием...
— Бабушка, а почему выбор Посвященных пал именно на Ивана?
— Почему на Ивана? Он собственно соль русской земли со всеми его недугами, непонятками и слабостями. Ты же понимаешь, что люди, имея право выбора, в большинстве своем выбрали путь греха и порока, предав Творца забвению. В результате чего их сердца окаменели. Они уже не реагируют на боль ближнего, в большинстве своем забыли о таких понятиях, как милосердие и сострадание. А в душе Ивана еще сохранились любящее сердце, почитание родителей и любовь к своей земле... И те испытания, которые он сейчас проходит, свидетельствуют о его способности к преодолению личного эго и царствующих в нем страстей, если тому есть весомые причины и благородные цели. А следствием такого испытания «огнем, водой и медными трубами» становятся очищение души и полное последующее за этим Преображение человека, когда он может сказать о себе, что он воистину есть образ и подобие Творца!
В это время почти во всех номерах, на этажах и в кухне, в зале ресторана — везде, где только можно, стояли или висели телемониторы, люди тревожно вслушивались в сообщения о надвигающемся на остров цунами.
Вещал известный профессор Сахалинского КНИИ.
— Хотя странного тут, вообще говоря, ничего нет. Если принять во внимание, что землетрясения имели магнитуду более 8,0, то величина возбужденной волны при прочих равных условиях, как известно, будет зависеть от магнитуды данного землетрясения и от глубины океана в месте образования очага цунами. И именно они, несмотря на значительную удаленность их очагов от Сахалина, могут дать самые высокие из всех зафиксированных на Сахалине значений высоты волны...
А Иван на Сером Волке снова был в пути... Правда, ему почему-то все время казалось, что они уже проезжали эти места и эти дубравы, и взбирались на эти горы, и переплывали эти реки... Что они просто носятся по кругу...
Перед дверью номера Дианы стоял Максим. Молодой человек еще не терял надежды, что Диана, потерявшая отца, захочет найти в нем поддержку, окажет ему свое доверие, а может быть, и одарит любовью.
Но Диана не отвечала на его стук. Зато из ее номера, прикрывая дверь за собой, вышла главврач «Фортуны»:
— Максим, ты чего барабанишь?
— Нелли Федоровна, как она там? — спросил у доктора Максим.
— Все в порядке. Я сделала ей укол, и она сразу же заснула.
— А она ничего не просила передать мне? — снова поинтересовался у нее Чигирин.
— Насчет тебя нет, но, как только заснула, все твердила про какого-то Ивана. Ты не в курсе? Уж не о младшеньком ли она Бочкареве волнуется?
— Не знаю, может, и о нем, — постарался как можно безразличней ответить Максим и пошел к своему номеру.
И вдруг Серый Волк внезапно прервал свой стремительный бег и снова резко затормозил.
— Ну что еще, в туалет приспичило? — спросил его Иван.
— Нет, тут дело одно есть... На сто миллионов, — ответил Волк.
— Мы и так опаздываем... — начал Иван.
— Вань, у нас тут ГИБДД нет... И сделать-то надо всего пару лишних кругов...
— Смотри, сам отвечать будешь, если опоздаем...
И довольный Волк, махнув хвостом, повернул налево и оказался перед настоящим банком, непонятно каким образом оказавшимся на лесной дороге...
И вновь лицо администратора банка, провожавшего Ивана с Серым Волком в подвал, где было хранилище, показался Ивану знакомым.
Но вот пришли в действие невидимые рычажки, завращались шестерни и массивные двери хранилища открылись.
И Иван увидел помещение, заполненное банковскими ячейками, а в центре аккуратно выложенные золотые слитки.
— Вам осталось лишь поставить свою подпись, и можете все это забирать, — сказал администратор банка.
— Что забирать? — спросил недоумевающий Иван.
— Как что? Золото! А вам разве не сказали?
— Где подписывать? — деловито спросил его Серый Волк.
— Деньги принадлежат не вам, а Ивану Бочкареву, а значит, и подпись на договоре должна быть его, — ответил банкир и подошел к Ивану с договором и ручкой.
— И за что мне дают эти деньги? — спросил тогда Иван.
— Вы достойно прошли испытания, так что можете возвращаться домой богатым человеком.
— А как же алмаз?
— Серый Волк один быстрее обернется туда и обратно, — произнес администратор.
— Действительно, Вань... Ты пока тут все пересчитаешь, упакуешь, я с алмазом и вернусь. И заживем мы с тобой как в раю.
— Не собираюсь я с тобой нигде жить, да и золото это... Неужели ты не понимаешь, что мы себя им повяжем по рукам и ногам.
— Часом раньше приедем, часом позже... — начал было Волк.
— Да жизнь каждого человека не только в «Фортуне», но и на всем острове дороже всего этого золота. Счастливым оно меня точно не сделает, если кто-то погибнет из-за нас... Так что можешь оставаться и считать, а я дальше пошел...
— О, какие мы сердобольные... Ладно, поскакали, бессребреник ты наш.
И вновь, стоило лишь Ивану и Серому Волку скрыться за горизонтом, раздался голос Посвященного, который вместе с администратором стоял на крыльце банка.
— Ну что же, можно сказать, Иван достойно прошел и второе испытание сребролюбием.
И администратор банка согласно кивнул головой.
В «Фортуне» же беспокойство явно нарастало. Сведения о надвигающейся на остров гигантской волне цунами с американских спутников транслировались по телевидению всего мира.
Неистовал депутат Госдумы Житинкин, давая очередное разоблачительное интервью.
— Крысы всегда первыми бегут с тонущего корабля.
— А это правда, что его вертолет разбился при взлете? — спросил ведущий.
— От вас первой слышу. Но даже если это так, то могу лишь сказать, что Бог шельму метит.
— Но ведь и вы могли оказаться на том вертолете, если бы вам предложили. Разве не так? — заметил проходивший мимо писатель Изотов. — Может быть, лучше не стоит говорить плохо о погибших?
Чуть в стороне от своей съемочной группы стоял известный телеведущий Пикулев. Он говорил с кем-то по сотовому телефону.
— Может получиться так, что мы больше никогда с тобой не увидимся... Я сказал «может быть»... Передай дочкам, что я их очень любил и люблю.... Очень... А ты прости меня, Христа ради, если сможешь, конечно, за всю ту боль, что я тебе причинил... Прости... Очень тебя прошу...
Вся Россия, пожалуй, впервые после Карибского кризиса, с тревогой и вниманием следила за сообщениями о судьбе своего острова, который, казалось бы, уже много веков был камнем преткновения и костью в горле для всех властей и правительств.
И вдруг все поняли очевидную истину, что речь идет о чем-то родном и близком, Богом данным. Это как с пальцем безымянным или аппендицитом... Всем казалось: какой от них прок? Ан нет! И прок, и важность, и целостность... Все в одно мгновение обнаружил и выявил в себе этот остров.
В своем номере у фортепиано, отгородившись от суетного мира, сидел певец и композитор Николай Игорьин. Весь пол его номера был устлан листами нот... Он, не обращая внимания на черное небо за окном и всполохи молний, продолжал писать музыку. Может быть, даже свое последнее сочинение...
Иван искренне уповал, что ему удастся вовремя добраться до Белогорья и получить алмаз, который мог бы спасти жизнь дорогих ему людей...
И все бы хорошо, но Серый Волк снова затормозил.
— Ну, что еще ваша душа желает? — спросил он Волка.
— Вань, я под тобой взмок весь и даже почесаться не могу... — сказал Волк, вновь обернувшись человеком.
— Ты предлагаешь, чтобы я тебя почесал?
— Нет, нас могут неправильно понять... — ответил Волк, улыбаясь. — Здесь банька есть рядом... Ополоснемся по-быстрому и снова в путь...
— Надо было брать другое такси... — сказал в ответ Иван.
— Смешно! — отреагировал на его слова Серый Волк.
— И где же баня? — спросил Иван.
— За твоей спиной, — ответил Волк.
Иван обернулся и готов был поклясться, что еще минуту назад на этом месте ничего не было, а теперь стояло невысокое здание с кочегаркой и гигантской трубой, из которой валил дым.
Когда Иван вошел в раздевалку, то Волк, естественно, в чем мать родила уже входил в банное отделение.
Иван какое-то время сидел в нерешительности. Но вот снова распахнулась дверь, и показался Волк, но уже с веником и в шапочке:
— Я тебя не повезу, пока не помоешься.
— Прекрати. Это ты взмок, а не я... — сказал в ответ Иван.
— С этим я могу согласиться, но спину потереть другу и веничком пройтись по бокам мог бы. Я же тебя все-таки на себе тащу.
— Ты, Серый, как банный лист: если прицепился, то уже не отлепишься.
— Такое впечатление, что это мне нужно в Белогорье.
— Хорошо, иди намыливай свои мочалки... — обреченно сказал Иван и быстро начал раздеваться.
В это время из боковой двери вышел не иначе как банщик. Он внимательно посмотрел на Ивана и спросил:
— Ты, что ль, Иван?
— Да, — ответил он.
— Серый Волк послал меня узнать, тебе какие больше нравятся: гарные или томные, покрупней или поизящней?
— Не понимаю, о чем вы спрашиваете?
—Ладно, ступай, там всякого добра для тебя припасено... — сказал банщик и ушел.
Иван вошел в пустую баню, так наполненную паром, что даже с трудом разглядел, где стоит Волк. Но стоило ему лишь сделать два шага в его сторону, как раздался чей-то дружный голос:
— Surprise, Иван-царевич!
И около десятка обнаженных девушек выступили из горячего пара...
— Ну, Волк, ну, погоди... — и с этим словами Иван как ошпаренный выскочил из банного отделения.
Иван уже почти оделся, когда голова распаренного Волка снова показалась из-за двери:
— Иван, ты какой-то несовременный.
— Да пошел ты. Не думал, что у вас в сказках теперь так парятся...
— Кто бы это говорил, — продолжал Волк, входя в раздевалку. — А разве не ты уговаривал Бабу-ягу в баньке тебя попарить, накормить да на широкую кровать положить? Вань, ничего не изменилось, и русалочек зря обидел...
— Ты можешь дальше мыться, а я пошел.
— Ты же дорогу не знаешь.
— В сказках все дороги ведут в конец сказки, потом нагонишь... — сказал Иван и вышел из бани.
А в клубах банного тумана прорисовались наш старец и банщик.
— Что, Серый Волк, не удалось нам Ивана на плотских утехах подловить?
— Да, и даже грех плотского вожделения его не коснулся... — ответил Волк.
— Ну что же, одевайся, и жду вас с ним в Белогорье.
А по подвалу одного из подземных этажей «Фортуны» брели наши знакомые электрики Пал Палыч и Геннадий.
— И кто тебя просил приезжать на работу в такой ураган, — бурчал старший электрик.
— Лучше на работе, чем слушать эти бесконечные новости о цунами, нагнавшие страх на всю семью.
— Это да, я так вообще уже двадцать лет живу без телевизора. Не поверишь, давление как у младенца, зрение как у школьника.
— Ни фига себе, — отреагировал Геннадий, — надо будет теще об этом сказать. Или лучше не говорить?
Они зашли за очередной поворот и вдруг увидели, что следующая ниша, уходящая под все здание комплекса, полностью заполнена водой...
— Ты смотри, Палыч, вода поднялась метра на три, не меньше.
— Да! Это хорошо, что мы с тобой вчера генераторы отсюда перетащили, а то были бы сейчас все и без света, и без генераторов.
— Надо Арсению срочно сообщить об этом.
И они повернули в обратную сторону. Как вдруг по всей длине боковой стены стали образовываться трещины, и вот уже мощный поток воды сминает бетонную стену, словно картонную перегородку, сбивая электриков с ног. И вода начинает быстро заполнять открытое пространство...
На лесной дороге, по которой шагал Иван, наоборот, была полная идиллия. Ласково светило солнце, пели птицы. Молодой человек шел быстрым шагом, надеясь, что Серый Волк его вскоре догонит и они смогут продолжить свой бег в Белогорье.
— Ты только погляди, кто идет... — раздался первый голос.
— Давненько Ивана-царевича в нашем лесу не было... — вторил второй.
Он остановился, огляделся вокруг, но, кроме двух белок, что сидели над ним на ветке, никого не увидел. И лишь Иван собрался продолжить движение, как вздохнул великан дуб, под которым он остановился.
— Ванечка вернулся... — ласково и протяжно, но подобно иерихонской трубе, так что услышал весь лес, проговорил великан.
И трепетно взволновались красавицы березки, стайка ласточек стала кружиться над ним, обсуждая то, в чем он одет и идет ли ему этот его новый наряд.
Зайчиха выстроила зайчат, чтобы показать им Ивана-царевича, снова вернувшегося в сказочный лес.
— Надолго ли пожаловал? — вопрошал медведь, выйдя на дорогу.
А Иван стоял очарованный и в полном недоумении, не понимая, что именно с ним происходит, так как он слышал и понимал, что все вокруг него говорили...
— Ванечка, милый наш дружок, сорви нас, как раньше, отнеси любимой девице, порадуй ее нашей красой и упоительным...
Иван опустил голову и увидел растущие при дороге крохотные, удивительной красоты цветы.
Он нагнулся и услышал, как каждый из них предлагал сорвать именно его. И он сорвал несколько из них, аккуратно положив цветы в боковой карман пиджака.
В это время на дорогу выскочил Серый Волк.
— Недалеко же ты ушел, как я посмотрю, — начал он. — Что, детство вспомнил, когда ты каждый цветочек норовил понюхать и в своей любви ему объясниться?
Иван от услышанного даже смутился.
— О, снова зарделся, как девица. Давай вскакивай на меня, и вперед, еще успеешь с ними наговориться.
И они помчались, но уже весь лес, что стоял при дороге, пытался нежно коснуться его своими ветвями...
Но вскоре лес изменился. Вековые поросшие мхом деревья словно бы ожили и стали преграждать путь Серому Волку.
Он остановился. Лес продолжать смыкать круг вокруг наших героев.
— Вы что, сегодня белены объелись, своих уже не узнаете? — спросил их Серый Волк.
— Извини, Серый.... — прогудел в ответ лес. — Ничего личного. Нежить еще накануне запретила нам Ивана-царевича до Белогорья допускать.
— Ну что будем делать, Иван? — спросил тогда Серый уже у Бочкарева-младшего, понимая, что времени для размышления почти не осталось. Еще немного, и стволы сомкнутся, их ветви переплетутся, а Иван вместе с Серым Волком окажутся в крепкой деревянной тюрьме.
Вот тогда-то и вспомнил Иван про оберег Вераславны. И мгновенно мысленно обратился к ней за помощью.
И помощь не заставила себя ждать... В последний момент, когда ветви уже готовы были сомкнуть над Иваном и Серым Волком свои жилистые крепкие ветви, нечто подхватило их обоих, и они оказались уже над лесом... Казалось бы, и конец пути уже обозначился, но тут стая воронья, более напоминавшая черную тучу, устремилась на них... Еще немного, и их клювы готовы были растерзать незваных гостей...
Тут Иван вспомнил про золотой брегет. И лишь он открыл его крышку, весь мир замер в одно мгновение. Да так близко от лица Ивана, что он не удержался, чтобы не отвесить ближайшему из воронов крепкий подзатыльник...
Именно это и помогло им уже через пару сотен метров опуститься на землю перед одинокой, к тому же сгоревшей избушкой.
— Приехали, Иван, как я тебе и обещал, — начал Волк. — Даже на три минуты быстрее. Дальше уже тебе одному идти придется.
— И где же Белогорье?
— Да вот же, перед тобой. Правда, нашу избушку в прошлом году туристы чуть дотла не сожгли. Но решили не ремонтировать, так и зариться на нее никто не станет...
— Серый... Ты уверен, что это и есть Белогорье?
— О, да ты, я смотрю, запамятовал все.
— Что же я такого запамятовал? Я эту избушку в глаза никогда не видел, — уже с удивление вопрошал Иван.
— Сказки... Вот что ты запамятовал... Так уж и быть, скажу за тебя заветные слова: «Избушка, избушка, встань к Ивану передом, к лесу задом...»
И закряхтела, и застонала, и заскрипела, поворачиваясь к Ивану передом, давно никем не обеспокоенная избушка.
И перед ним вновь оказалась самая простая чуланная дверь.
А весь мир буквально застыл у экранов своих телевизоров, дикторы на разных языках рассказывали ошеломленному человечеству, что приближающаяся к острову Сахалин волна цунами начинала принимать к этому времени ранее невиданные размеры, способные поглотить не только Сахалин, но и смыть с лица Земли часть дальневосточного побережья. Не говоря уже о неминуемой гибели Японии.
А Иван в это время, переступив-таки порог чуланчика, оказался в огромном зале, который более напоминал архив с миллионом шкафчиков, в которых лежали небольшие блоки, называемые в современном мире носителями той или иной информации. Ни начала, ни конца этому залу было не видно: стеллажи опускались куда-то вниз и уходили так высоко, что и не видно конца. И что еще было интересно... Ящички то выдвигались, то задвигались и даже поочередно покидали свои места... Но все это происходило без видимого участия какого-то человека. Словно они сами жили своей жизнью, сами собирали и сохраняли информацию, которая была им поручена.
Но стоило Ивану задаться вопросом, куда же ему идти дальше, как картинка, окружавшая его, сменилась, и он оказался в совершенно другом зале. Этот зал был для него более узнаваемым, так как имел вид библиотеки. В нем стояли стеллажи с книгами и столы для чтения. Более того, за этими столами даже сидели люди, как молодые, так и преклонного возраста.
— Рад видеть тебя в Белогорье, — раздался за спиной Ивана голос Посвященного.
— А как вы здесь? — с долей недоумения начал вопрошать его Иван. — Тоже на Сером Волке?
— Нет, есть более короткий путь... Но ты должен был пройти именно тем. И, как я вижу, прошел его достойно.
Старец хлопнул в ладоши, и они мгновенно оказались в ином месте. Это был небольшой изящно обставленный кабинет в европейском стиле, где уже их ждали переодетые трактирщик, администратор банка, банщик и Серый Волк — все те, кто несколько дней назад встретился в «Фортуне», чтобы найти, как оказалось, младшенького Бочкарева.
Они все сидели за большим круглым столом с двумя пустыми креслами.
— Иван, — начал, подходя к нему, старец. — Ты сегодня достойно прошел непростой путь искушений, очищая свою душу, и вне зависимости от твоего желания или нежелания, так как воля человека свята, ты сегодня стал одним из нас. Ты видел библиотеки, в которых хранится средоточие науки познания природы, ты видел архивы, в которых хранятся знания того, как познавать и властвовать над природой, унаследованные нами с давних времен. Ты наследовал и саму жизнь, сохраняя ее не только для себя, но и для всех тех, кто тебе дорог. А вот и цель твоего испытания.
И на ладони старца появился алмаз.
— Это второй алмаз, называемый «Слезы Всевышнего», — говорил он. — Вернувшись, ты передашь его нашей сестре — Верещагиной. А далее, если в твоей жизни возникнут вопросы, ты всегда сможешь прийти сюда для того, чтобы получить помощь и необходимые знания. А теперь ступай. Перед тобой, как перед человеком, способным с честью и великой пользой служить родному Оте¬честву, сегодня откроются новые и необозримые горизонты.
Все присутствующие встали.
И Посвященный, вручив Ивану алмаз, подвел его к одной из дверей своего кабинета и, чуть склонив голову, сам же приоткрыл ее перед ним.
Иван, сделав шаг, тут же угодил в лужу, а подняв глаза, понял, что он находится на одной из улиц Южно-Сахалинска. Но он уже не удивлялся, так как на это просто не оставалось времени.
— Есть кто живой? — раздался его громкий голос в здании областной администрации.
Открылась дверь одного из кабинетов, и на пороге показался знакомый нам военком.
— Чего кричишь? — спросил он Ивана.
— А кто у вас здесь главный? — снова задал Иван вопрос, подходя к человеку в форме полковника.
— Все, кто был главным, уже попрятались или улетели, — откликнулся военком. — Заходи, что там у тебя?
И провел Ивана в кабинет, где было еще с десяток человек, работала полевая радиостанция. Несколько человек сидели за компь¬ютерами, на столе лежала большая карта острова...
— Тогда сообщаю вам, — начал Иван. — В районе заброшенной электростанции под землей еще до войны японцы построили целый город. Вот подробный план, схемы коммуникаций и коды допуска в подземелье... Я только что оттуда. Действуйте, полковник! — сказал Иван.
— Я слышал об этом городе, да найти не смог, — ответил военный комиссар, принимая пакет и доставая из него документы.
— До подхода волны у вас еще есть не более двух часов, как я понимаю... По крайней мере женщин и детей вы сможете там укрыть.
Все, кто оставался в этом кабинете, мгновенно окружили полковника.
— А ведь действительно город... — произнес полковник, рассматривая карту и показывая ее своим друзьям. — Значит, повоюем еще за Сахалин, — уже с уверенностью в голосе произнес полковник. — Тебя как звать-то?
— Младшенький... — ответил Иван.
— Спасибо тебе, младшенький, — сказал военный комиссар и протянул ему руку для рукопожатия, а потом спросил. — А фамилия у тебя есть?
— Бочкарев.
— Буду жив, я тебя обязательно найду.
Обратился уже к присутствующим:
— Всем внимание! Будем готовить город к срочной эвакуации.
Когда Иван нашел свой оставленный внедорожник, над ночным городом, охваченным страхом роковой неизбежности, вдруг взревели сирены оповещения и усиленный сотнями динамиков голос военного комиссара Сахалина произнес: «Внимание, всем жителям города приготовиться к срочной эвакуации. Повторяю...»
А на крыше «Фортуны» собрались все ее обитатели. Они видели надвигающуюся на них гигантскую волну, которая даже визуально с минуты на минуту должна была целиком накрыть здание.
Стоял Бочкарев с главврачом «Фортуны» Нелли Федоровной, по бокам от них стояли его старшие сыновья Фома и Арсений, а уже рядом с ними молодые администраторы и стюарды.
— Я... давно хотел вам это сказать, — начал Владлен Михайлович.
— Я знаю... — тихо ответила доктор.
Бочкарев взял ее ладонь и нежно поцеловал.
Рядом с Верещагиной, чуть придерживая ее под руку, стоял величественный старец и Вераславна.
Телевизионная группа установила камеры и через спутниковые антенные теперь вела прямую трансляцию надвигающегося Апокалипсиса.
На глазах у ассистенток Пикалева были слезы. Он как мог поддерживал их.
Когда Иван вбежал в безлюдное здание «Фортуны», воды на первом этаже было уже выше колен. Лифт не работал. И он бросился к служебной лестнице.
Словно наседка, правда, в кресле с ногой в гипсе, сидела директор детского дома, держа маленького Филиппа на коленях и прижимая к себе.
Остальных мальчиков опекали послушники, державшие их за руки.
Батюшка вывел на крышу японцев. И Максим стал снимать у них с рук наручники.
Увидев надвигающуюся волну, японцы стали опускаться на колени...
Епископ Илларион медленно и степенно широко осенил себя крестным знамением...
Глядя на него, перекрестился и депутат.
Ивану оставалось преодолеть еще несколько пролетов лестницы, чтобы оказаться на крыше «Фортуны».
Стояли рядом музыкант Игорьин и писатель Изотов.
За ними стоял метрдотель Хватов с официантами, поварами и уборщицами, которые уже не сдерживали своих слез.
Диана стояла на самом краю крыши, глядя туда, где под водой остался ее отец. И вдруг она почувствовала: что-то незримо изменилось. Она медленно повернула голову и увидела появившегося на крыше Ивана.
Его увидел и отец с братьями. И все остальные, ожидавшие чуда с его возвращением...
Но первым, к кому он подошел, был старец.
— Вот ваши часы...
— Благодарю! — ответил он.
— А это вам... — сказал Иван и протянул Верещагиной алмаз.
— Иван, у тебя есть еще несколько секунд, чтобы совершить главный поступок в твоей жизни... — начала Верещагина.
Иван окинул взглядом людей, стоявших на крыше, и наконец-то увидел Диану.
Они и сами не заметили, как сделали по направлению друг к другу несколько шагов и замерли.
— Ты не улетела?
— Ждала тебя...
— Я люблю тебя, Диана... С самой первой минуты нашей встречи. И что бы сейчас ни произошло, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Я согласна, — вымолвила девушка с глазами, полными слез.
Они обнялись, и их губы сомкнулись в крепком поцелуе, который они решили не прерывать, что бы ни случилось.
— Ну а теперь пора, — сказал старец и, когда до волны оставалось чуть менее ста метров, спокойно положив свои золотые часы на ладонь, открыл крышку...
В это мгновение буквально в нескольких метрах от «Фортуны» гигантская волна застыла.
— Теперь ваш ход, любовь моя! — сказал старец, обращаясь к Верещагиной.
И она, подняв над головой алмаз, широко размахнулась, бросила его в стену из воды со словами:
— Прими, Матушка-природа, нашу жертву...
Брошенный алмаз на глазах у удивленных людей вспорол невидимый экран, преградивший путь волне, и некогда разделенные алмазы наконец-то воссоединились в единой водной стихии.
Черная волна начала менять свой цвет, а затем и вовсе опадать, уходя в океан и открывая дорогу лучам восходящего солнца.
Старец закрыл крышку золотого брегета и убрал их во внутренний карман пиджака.
Японцы плакали, прекрасно понимая, что вся сила двух алмазов была сегодня использована исключительно для того, чтобы предотвратить гибель не только Сахалина, но и их прекрасной и любимой страны. Понимали и то, что теперь предстоит искать пути иного, очевидно, уже духовного преображения, чтобы сохранить свой народ и на последующие века.
Первым раздался громкий голос коммуниста Бессрочного:
— Поехали, дочка, домой...
— А как же съезд партии? — спросила она.
— Пустое все это... — ответил он. — Есть вещи поважнее: это дом, земля, семья.
Депутат Житинкин подошел к артисту Николаю Игорьину:
— Ты прости меня... Наговорил тебе гадостей... Как приедешь в Москву, позвони мне, пора тебе свой театр песни открывать.
— Я, пожалуй, здесь останусь... — ответил ему певец. — Да и кому я в Москве нужен, там теперь новые и молодые кумиры, а песни, даже написанные на Сахалине, все равно будут услышаны в Москве.
Иван и Диана разомкнули свои уста и увидели счастливые лица людей, стоявших вокруг них.
Владыка Илларион, окинув всех радостным взглядом, вдруг изрек своим басом:
— Вот и не верь после этого в чудеса... — и далее, уже обращаясь к своим послушникам, добавил: — Помогаем спускаться детишкам, а потом уже все вместе возблагодарим Бога...
И счастливые люди, обретшие сегодня не иначе как вторую жизнь, услышали, как в небе зазвучала песня... Ее простые слова о родной земле, о любви, надежде и вере подхватывали птицы и несли их по миру, сея звуки удивительной мелодии, оказавшейся способной пробуждать человеческие сердца к делам добра, милосердия и любви.
Диана какое-то время еще смотрела на то место, где погиб ее отец.
А когда они подошли-таки к двери, чтобы вслед за всеми спуститься вниз, Иван на пустой крыше вдруг отчетливо услышал слова, обращенные к нему:
— Совет и любовь вам, Ванечка!
Он огляделся и увидел пушистую кошку с крохотными котятами, которых она, спасая, перетащила на крышу и которые, задрав мордочки, теперь с любопытством смотрели на Ивана и Диану.
И тут же вспомнил про цветы, что лежали в кармане. Он их вытащил и услышал шелест хрупких голосов.
— Ну, наконец-то и про нас вспомнили... — сказал первый цветочек.
— Ванечка, а кто эта милая девушка? — поинтересовался второй.
— Так вот для кого он нас берег!.. — с радостью произнес третий.
Иван протянул свой скромный букет Диане.
— А поцеловать? — произнесли они хором.
И тогда Иван крепко обнял девушку, и их сахарные уста вновь сомкнулись.
А уж далее как повелось: были и свадьба, и пир горой. И я там был, мед, пиво пил. По усам текло, но и в рот немало попало...