Открыв воспоминания отца. ч 3. Война

Владимир Спиртус
     -   Положение Севастополя в ноябре было очень шатким. Секретарь Обкома Булатов, бывший членом Военного Совета Черноморского Флота, договорился с  Октябрьским и Кулаковым (член Военного Совета) о том, чтобы лекторов Обкома Максимовича и меня передать в политуправление Черноморского Флота. Меня вызвал начальник политуправления Флота Бондаренко и сказал: «Мы тебя назначим лектором политуправления, а пока что пошлем на месяц на военно-политические курсы, чтобы ты набрался военного духа»…
     Из Севастополя вместе с несколькими работниками штаба я выехал 16  ноября 1941 года. Товарнопассажирский теплоход «Кубань» на котором мы плыли,  пересек Черное море на юг и двигался вдоль турецкого берега. Издали мы видели город Синоп, затем прибыли в Батуми. Оттуда добирались несколько дней по железной дороге в Туапсе, где находилось политуправление Флота. Там я получил направление в Гагры на курсы…
   Мы лежали на нарах, собирали и разбирали оружие и объясняли друг другу как им пользоваться. Незадолго до того на курсах находился политрук Николай Фильченков, которому суждено было  совершить бессмертный подвиг. Мне потом рассказали, что это был скромный, незаметный товарищ, не любивший «разводить баланду», державшийся всегда в тени…
   Учеба была очень напряженной. Тактические занятия проходили в  живописной местности Абхазии. Мы учились стрелять из пулеметов, из орудий, метали ручные гранаты. Помню, как слушатель курсов Ливанов, отличившийся в боях под Одессой, говорил мне в шутку: «Борис Давидович, ты, когда бросаешь гранату, отходи от меня подальше. У меня дети маленькие».
   Курсы находились в роскошном здании, в помещении санатория  ЦК ВКП(б). В положенные мне часы я дежурил у входа в санаторий, весь обмотанный лентами из патронов, вооруженный винтовкой и револьвером, с ручными гранатами у пояса. Начальство ко мне относилось хорошо, объявило мне благодарность за успехи в боевой и политической подготовке…
    Через два дня после встречи Нового 1942 года меня, Соболева, Лукичева и несколько других крымчан приказом Военного Совета Флота демобилизовали и направили в Севастополь в распоряжение Обкома партии. Нас быстро перебросили на эсминце, и 5 января я уже был в Севастополе, из которого больше не отлучался до 30 июня 1942 года.
    В Севастополе нас приятно удивил установившийся в городе образцовый порядок. Улицы были чисто  подметены, ходил трамвай. Жители привыкли к жизни во фронтовом городе и спокойно занимались своими делами, главными из которых были самоотверженный труд и помощь фронту. Например, на спецкомбинате №1 производились оружие и боеприпасы, на спецкомбинате №2 – одежда и обувь для фронта. Ежедневно  было 6-8 воздушных тревог, рвались авиабомбы, обстреливала город дальнобойная артиллерия. Но люди приспособились, употребляя выражение поэта Сельвинского, «к сумасшедшему быту бомбоубежищ». Из таких убежищ, в которых многие жили, мне особенно запомнились на углу улиц Фрунзе и Ленина (сейчас это Нахимовский проспект), а также большой подземный городок около дома Анненкова (неподалеку от базара).
    И на фронте и в тылу все спокойно делали свое дело. Даже сугубо мирная  симферопольская артель «Химчистка» перебазировалась в Севастополь и производила оружие:  бутылки с горючей жидкостью КС для истребления фашистских танков. Я вспомнил, как  правдиво  описал Л.Н. Толстой мужественный характер русских людей во время первой обороны Севастополя.
  Этому спокойствию и выдержке помогала общая обстановка на фронтах. После разгрома немцев под Москвой инициатива оставалась в руках Красной Армии. Защитники Севастополя – военные и гражданские -  видели, что оборона города организована крепко. Во главе ее стояли такие люди, как командующий флотом адмирал Октябрьский и командующий Приморской Армией генерал-майор Петров (1). Вся армия любила и знала И.Е. Петрова, как знатока военного дела, беззаветно храброго воина, верила, что им будет сделано все возможное.
  Войска закалились в декабрьских боях, научились грамотно воевать и твердо верили в победу. Я в этом убедился на ряде фактов. Мы очень любили 25 Чапаевскую дивизию, закаленную еще в боях за Одессу. Мне часто приходилось выступать перед бойцами и командирами этой дивизии. Ее высоко ценило командование, считая наряду с бригадами морской пехоты костяком обороны. Именно в этой дивизии воевала прославленная пулеметчица Нина Онилова, которую любовно прозвали Анкой-пулеметчицей. Но меня больше поражала 172 дивизия, которая была укомплектована  в основном крымчанами. Прежде она входила  в 51 Армию, отступавшую на Керчь, но была перебазирована в Севастополь и вошла в состав Приморской Армии. Четыре поездки в эту дивизию показали мне, что армия наша непобедима. Мне довелось видеть эту дивизию в первых ее боях на Перекопском и Ишуньском фронте. Тогда она представляла печальное зрелище: бойцы были подвержены панике, большинство их не знало военного дела. Очень плохо было с вооружением: одна винтовка на четверых. И вот эта же дивизия, которой командовал полковник Ласкин(2), почувствовала свою силу, за несколько месяцев научилась воевать и стала способной на любые подвиги. Особенно хорошее впечатление производил артиллерийский полк, где комиссаром был Подскребов, в прошлом парторг ЦК на керченском металлургическом заводе затем первый секретарь Евпаторийского горкома партии. Позднее он трагически погиб в партизанском отряде(3). Такие люди как он воодушевляли бойцов и командиров. Во время последнего июньского штурма 172 дивизия оказалась главной опорой Обороны и совершила беспримерные подвиги.
  Сильное впечатление на меня произвела беседа с минометчиками одной из бригад морской пехоты, находившейся на передовой в районе Мекензиевых гор. Очень ярким было выступление одного моряка. Он сказал: «Когда мы начинали воевать, нам казалось, что немцы сильнее нас, и техники у них больше, и она лучше по качеству. Мины, например, кладут очень кучно:  по нескольку мин в одну точку. А теперь мы увидели, что ничем не хуже их, способны их разбить и разобьем наверняка».
   Эти поездки еще более убедили меня, что советские люди, если обеспечить им грамотное руководство, воодушевить, показать величие стоящих перед ними задач, преодолеют любые трудности и добьются победы. Это показала оборона Одессы, Севастополя, а затем Сталинграда.
   В связи с этим мне вспоминается рассказ писателя Павленко(4), с которым мы жили несколько дней в одной квартире в 1944 году.
     Как известно, Павленко написал сценарий кинофильма «Сталинградская битва». В связи с этим ему разрешили встречу с фельдмаршалом Паулюсом, находившимся в плену и жившим на подмосковной даче. Павленко спросил Паулюса: «Когда Вы впервые почувствовали, что война Германией будет проиграна?». Тот ответил: «Вы знаете, это произошло раньше окружения Сталинграда. Наши войска подошли к Волге, но встретили отчаянное  сопротивление в попытках полностью завладеть городом и отбросить 62 армию за Волгу. Мне доложили, что особенно яростное   сопротивление  оказал один моряк, старшина по званию. Он был тяжело ранен, вокруг него лежала целая гора убитых им   немецких солдат. Этот случай меня заинтересовал, и я приказал доставить пленного ко мне. Я спросил его, почему вы так отчаянно боретесь, защищая клочок земли на этом берегу? Ведь ваше сопротивление бессмысленно. Не думаете ли вы, что кучка людей может сдержать целую армию? Знаете ли Вы, что генерал Чуйков(5) бросил свой командный пункт и ушел за Волгу?».
   Матрос на это ответил: «Я знаю генерала Чуйкова и не думаю, что он сбежал. Но, если даже и так, то черт с ним (тут он употребил более крепкое выражение). Я все равно буду сражаться до последнего. Я воюю не за генерала Чуйкова, а за Родину и буду драться, пока я жив».
     «Тут,- сказал Паулюс,- я впервые почувствовал, что мы проиграли войну. Немецкий солдат, оставшись без командира, не будет вести себя так, как этот моряк. Такую армию победить нельзя».

   Наверно, разговор Павленко с Паулюсом наиболее значимая деталь в воспоминаниях отца. Не найдя об этом ничего в Интернете, я решился на публикацию заметок отца.

 -   К сожалению, о деятельности пропагандистской группы Обкома партии написано очень мало. Расскажу коротко о своей работе. Она состояла в ежедневном чтении лекций и проведении бесед (не менее четырех-шести в день) в воинских частях, бомбоубежищах и предприятиях, находившихся под землей. Кроме того, я проводил занятия с партактивом, читал лекции по марксистской диалектике, поместил несколько статей в «Красном Крыму» и фронтовых газетах. Мы вместе с Меньшиковым систематически ездили в Балаклаву, находившуюся на переднем крае обороны. Жил я вначале вместе с Н.К. Соболевым в гостинице «Франция» по ул. Фрунзе (Нахимовский проспект), затем на КП города с Куликовским, Кувшинниковым и помощником Меньшикова Рамазановым. А с начала июня, также вместе с Соболевым, мы жили на  спецкомбинате №2. Как и все севастопольцы, я привык делать свое дело в условиях непрерывных бомбежек и артобстрела.
   Помню такой эпизод. Я ехал к артиллеристам, находившимся на Малаховом кургане. Когда наша  машина повернула от вокзала на Корабельную сторону, перед нами на близком расстоянии разорвалась авиабомба. Она попала в грузовую машину, шедшую впереди. Мы с шофером вышли и подошли к грузовику. Он каким-то чудом остался цел, но водитель-моряк был ранен в ногу. Из раны хлестала кровь. Тут подъехала другая флотская машина и раненому предложили отвезти его в госпиталь. Однако моряк категорически отказался, заявив, что должен лично доставить груз по назначению. Я сказал, чтобы ему перевязали ногу, а разбираться будем потом. Перевязку сделали. На счастье в это время появился знакомый раненому моряк. Он сказал, что сам доставит груз по назначению, и раненого отправили в госпиталь.
    Очень интересными были встречи и совместные выступления с писателями, поэтами, актерами. Помню, как хорошо слушали актера Вадима  Арбенина. Особо нравился бойцам и жителям города исполнявшийся им отрывок из поэмы Твардовского «Страна Муравия».
   Еще до переезда в Севастополь мне довелось общаться с поэтом Ильей Сельвинским. Я присутствовал на встрече работников Крымского драмтеатра с тогда еще совсем молодым Константином Симоновым. Рассматривалась пьеса  Симонова «Парень из нашего города», он рассказывал о событиях, которые наблюдал недавно на фронте.
  В Севастополе было много писателей, поэтов, журналистов, направленных Политуправлением Черноморского флота. В соседнем с нами номере гостиницы жили Леонид Соболев(6) и поэт Сергей Алымов(7). Леонид Соболев производил впечатление  умного, спокойного, собранного человека. Широко известны его рассказы, посвященные обороне Севастополя. Алымов оказался очень интересной, эмоциональной личностью, только, к сожалению, он часто выпивал.  В гостинице мы отметили пятидесятилетие Алымова. Из стихотворений его мне понравилось «Федя с наганом». Еще в первый период осады моряки с потопленного крейсера «Червона Украина» были брошены в бой. Моряк Федя геройски сражался и был убит. Фамилию его установить не удалось, его знали только, как Федю с наганом. Алымов написал сильное стихотворение об этом эпизоде. Помню там такие строчки:

«Он Севастополь защищал
 В решительном бою.
На немцах пулями писал
Фамилию свою».

Из-за другого своего стихотворения Алымов чуть не пострадал. Вот его текст:

Севастополь – город славы,
Вознесенный на холмах,
Неприступный, величавый
И блистательный в веках.

Укреплял тебя Суворов
На заре далеких дней,
Город солнца и просторов,
Бастион богатырей.

Севастопольские скалы,
Севастопольский простор
Боевые адмиралы
Защищают с давних пор.

И сейчас на Инкермане
Моряков окоп-редут,
И с Малахова кургана
Батарейцы немцев бьют.

Адмирал Октябрьский знает,
Где ударить с кораблей,
И Петров   на штурм шагает
С чудо-армией своей.

   Последние строчки вызвали недовольство адмирала Октябрьского. Как мне рассказали, он заявил: «Выходит, что я только знаю, где ударить с кораблей, а армию ведет  Петров. Но я ведь -  командующий севастопольским оборонительным районом, а Петров – мой заместитель по сухопутной части. Выслать надо из Севастополя такого поэта!». Дело это все же уладилось. Алымов поправил последнее четверостишие:

«Адмирал Октябрьский знает,
 Как громить фашистский сброд.
Сталин в битвах вдохновляет
Черноморский грозный флот».

  Эпизод весьма характерен. Он вполне показывает тщеславие адмирала и ревниво-напряженные отношения с  генерал-майором Петровым. О личных качествах Октябрьского говорит и оставление им 80-тысячной Армии фактически на произвол судьбы, а также неуклюжие  попытки впоследствии оправдать свой поступок (см. текст А.Н.Крылова  http://samlib.ru/k/krylow_a_n/ Севастополь. Кровавый июль 1942 года). Привожу небольшой фрагмент этого автора:
  На самом же деле части СОРа могли еще держаться, а сколько - зависело от поддержки флота. Бегство же начальства оказало на подчиненных сильнейший деморализующий эффект и привело в результате к полному развалу обороны. Тот самый генерал-майор Новиков, которого Петров оставил вместо себя, при попытке сбежать из Севастополя попал в немецкий плен, где на допросе заявил следующее: "Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить оборону, посеять панику, что и произошло".
  Многие участники последнего сражения за Севастополь, как советские военнослужащие, так и немцы, и их союзники, считали, что обороняющиеся вполне могли отразить третий штурм города. Гитлеровцы несли огромные потери и наступали из последних сил. Выживший снайпер из 25-й Чапаевской дивизии вспоминал: "Когда нас уже пленными гнали, немцы смеялись: "Дураки вы, иваны! Вам надо было еще два дня продержаться. Нам уже приказ дали: два дня штурм, а затем, если не получится, делать такую же осаду, как в Ленинграде!" А куда нам было держаться! Все начальство нас бросило и бежало. Неправда, что у нас мало было боеприпасов, все у нас было. Командиров не было. Если бы начальники не разбежались, мы бы города не сдали...".
     …
      А дальше началась кровавая мясорубка: сначала физическое уничтожение обезоруженных, изможденных защитников Севастополя, затем плен выживших, искалеченные судьбы десятков тысяч защитников крепости.


    -  Еще два штриха, характеризующие Сергея Алымова. Как-то зашел разговор о предательстве значительной части крымских татар. В это время в номер зашел секретарь Бахчисарайского райкома  партии Муртазаев. Н.К.Соболев, в шутку, чтобы подзадорить Алымова, сказал, указывая на Муртазаева: «А это – их вожак». Алымов схватился за револьвер и чуть не застрелил Муртазаева. Еле удалось его утихомирить. А потом он неожиданно сказал: «Я ведь тоже татарин».
     Сильное впечатление произвели на меня отрывки из поэмы о Туле, которую начал писать Алымов. Он начинал со славянских племен – кривичей и других, живших в тех местах (8). Затем собирался описать всю историю Тулы, кончая ее героической обороной в конце 1941 года. Меня удивляет, что эта поэма, или хотя бы отрывки из нее,  так и не были опубликованы.
       Мне часто приходилось выступать перед фронтовиками вместе с актерами, писателями, детской самодеятельностью.
Яркое впечатление оставила в Севастополе бригада артистов, возглавляемая певцом Юзефом Юровецким. Весной 1942 года в помещении агитпункта по улице К. Маркса был проведен фестиваль самодеятельности. Он длился целый день и имел большой успех. Правда, это было рискованное мероприятие. Одна лишь бомба, сброшенная на это здание, могла уничтожить всех участников фестиваля и севастопольцев –зрителей. Однако, все обошлось благополучно.
    На этом фестивале я сидел рядом со знаменитой уже тогда снайпером Людмилой Павличенко(9). Меня с ней познакомил корреспондент «Красной звезды». Она производила впечатление вполне культурного человека. Тут произошел забавный эпизод. К нам подошла девушка, одна из моих учениц по комсомольским курсам. Я с ней несколько минут разговаривал. Тогда у Людмилы Павличенко вырвались такие слова: «Конечно, мы – фронтовички ходим в гимнастерках и сапогах. Нас даже за женщин не считают. То ли дело – эта девушка – в белом платьице и туфельках…».
     Запомнившимся мне событием было празднование  8-го марта. Этот день был торжественно отмечен. Меньшиков взял женщин из Горкома партии – Михалеву, Гордымову, Подойницину и привез их на машине на вечер. (Правда, они получили нагоняй от Борисова за то, что уехали из Горкома без его разрешения). Женщины были горячо встречены военными. К сожалению, вечер был омрачен тяжелым известием. Генерал Петров сообщил, что в госпитале на его руках скончалась Нина Онилова, прославленная пулеметчица 25-й чапаевской дивизии.
   Весной нам было предложено направить в Москву представительницу севастопольских женщин для участия в женском антифашистском митинге. Надо отдать должное Меньшикову. Он выдвинул кандидатуру старой учительницы Федоринчик(10) и добился ее посылки, несмотря на возражения работников Горкома (она была дочерью попа). Выбор оказался исключительно удачным. Мы слушали по радио ее пламенную речь на митинге – это было потрясающе. Вернувшись в Севастополь, Федоринчик показала себя настоящей героиней. Она самоотверженно ухаживала за ранеными на плавучем острове.  При ней был ее младший сын 17 лет, в последние июльские дни он погиб в бою.

                Ссылки

1. Иван Ефимович Петров ( 1896 — 1958) — советский военачальник, генерал армии. Герой Советского Союза (1945).
2. Иван Андреевич Ласкин (1901— 1988) — советский военачальник, генерал-лейтенант, один из участников обороны Крыма и Сталинградской битвы. Принял капитуляцию командующего 6 армии Паулюса и его штаба. С 1943 по 1952 год находился в тюрьме по обвинению в предательстве и в шпионаже.
3. Подскребов Андрей Власович (1902—1944) делегат III съезда комсомола, участник обороны Севастополя, член партии с 1920 года. Похоронен в братской могиле партизан 5-й бригады Северного соединения в Васильковской балке (Зуйский район)  - месте массовой гибели мирного населения и партизан, подвергнутых массированным  ударам немецкой авиации 3-4 января 1944 г.
4.  Пётр Андреевич Павленко (1899 - 1951) - Один из наиболее именитых деятелей культуры сталинской эпохи: писатель, киносценарист. Лауреат четырёх Сталинских  премий первой степени (1941, 1947, 1948, 1950). По словам Юрия Нагибина Павленко «с первых литературных шагов официально связал себя с органами безопасности» Во время Великой Отечественной войны - военный корреспондент газет "Правда" и "Красная Звезда".
 5. Василий Иванович Чуйков (1900-1982) — советский военачальник. Маршал Советского Союза(1955). Дважды Герой Советского Союза (1944, 1945). Главнокомандующий Группой советских войск в Германии (1949—1953), С 1942 по 1946 год — командующий 62-й армией (8-й гвардейской армией), особо отличившейся в Сталинградской битве.
6. Леонид Сергеевич Соболев (1898—1971), русский советский писатель,   Герой Социалистического Труда (1968). Лауреат Сталинской премии второй степени (1943). Депутат ВС СССР 5 — 8 созывов (1958—1971). Член Президиума ВС СССР 8-го созыва с 1970 года.
 7. Сергей Яковлевич Алымов (1892- 1948) — советский русский поэт. В 1911 году за участие в революционной деятельности сослан в Енисейскую губернию, откуда через несколько месяцев бежал в Китай. Побывал в Шанхае, жил также в Японии, Корее, Австралии, с 1917 года поселился в Харбине.  По возвращении в Советскую Россию (1926 г.) С.Я. Алымов стал советским поэтом-песенником, вскоре прославившимся облетевшей весь мир военной песней «По долинам и по взгорьям», а позднее - полюбившейся всем лирической «Хороши весной в саду цветочки». В 1930 году он оказался в советской тюрьме, В 1940 году Алымов начал сотрудничество с ВМФ в Севастополе, где пробыл до 1942 года.
8.  Кривичи поселялись в основном в Полоцке, Смоленске и Пскове.
9. Людмила Михаайловна Павличенко ( 1916 - 1974) —снайпер 25-й Чапаевской стрелковой дивизии  Красной армии. Герой Советского Союза (1943). После окончания Великой Отечественной войны была сотрудником Главного штаба Военно-морского флота СССР в звании майора войск береговой обороны. Людмила Павличенко — самая успешная женщина-снайпер в мировой истории, имевшая на своём счету 309 подтверждённых смертельных попаданий в солдат и офицеров войск противника.
10. Участница обороны Севастополя, заслуженная учительница Александра Сергеевна Федоринчик (1888-1960). Организатор детского дома для детей, чьи родители погибли во время бомбежки или в бою.