По-моему, я нашел идеальное (в смысле: безупречное) определение философии как науки.
Определение (а, вернее сказать – формулировку), в которой ничего не убавить и не прибавить. Ну, т.е., и Оккам был бы доволен, и Огюст Роден не возражал бы; и по существу верно, и эстетически изысканно: глаз, слух и мысль – отдыхают. На объекте. Ну, примерно так, как на иноформе формулировки Гегелем закона взаимного проникновения противоположностей: «в сущности все относительно», или, – он же, – на формулировке содержания категории меры: «качественное количество и количественное качество»…
Не, до Гегеля я, пожалуй, основательно не дотягиваю, но мне нравится. То, что нашел и о том, – как нашел, – ниже кратенько расскажу.
…Ну, как, «нашел». Было это тому лет как пятнадцать назад. Хорошо помню, был понедельник, утро, точнее, в районе восьми часов утра. Через полчаса, в 8.30, у меня лекция, первая пара. Социальная философия. У моих третьекурсников (ФСП, факультет социологии и права), 109-я (двухсотка) аудитория. Почему помню все так точно и отчетливо? Ну, дык, во-первых пережил внутреннее, – по вышеотмеченным обстоятельствам, – состояние, сравнимое с потрясением: ну, не каждый же день такие находки бывают! Эврика! Вот и впечатался тот день, – его начало, по крайней мере, – в память. На всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, я еще, слава Богу, не решаю для себя и нынче (а тогда – тем более не решал) дилемку, что лучше: маразм, или склероз? И не делаю выбор в пользу склероза по той причине, что тогда забываешь, что у тебя маразм…
А, впрочем, все обстоит значительно проще. Читал я в том семестре (студентам) лишь одну лекцию в неделю, а в таких случаях, – если есть возможность, – мои методисты вкупе с диспетчерской стараются идти навстречу моему устойчивому пожеланию: понедельник и первая (первые) пара. Почему? Ну, считайте, бзик такой. А, может и не бзик, а нормальный расклад (расчет): лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Ну, в смысле: начинается трудовая неделя, у тебя и голова, и сердце уже с утра всем и всяким забиты, – ты и декан, и зав. кафедрой. И – член дюжины всяческих советов, комиссий и т.п., да еще ж и мысли какие-то копошатся в голове, которыми в будущем, доведя их до пристойного состояния, можно будет поделиться (не стыдно поделиться) с коллегами по цеху философскому, да и просто с людьми – философия же, ну, и т.п.
А, когда у меня где-то в подсознании торчит: «в среду (четверг, пятницу) у тебя пара на третьем курсе» и тени этой, грядущей, лекции бродят по тропинкам (извилинами) серого вещества, давят на психику, я чувствую себя эмоционально дискомфортно. Как то «разобранно» я себя чувствую. Хотя, казалось бы, ты уж с этой темой за сорок (тогда – почти тридцать) лет преподавания сотни раз входил в различную аудиторию (на поток, в группу). И можно было бы уж обрести полную невозмутимость и спокойствие. Т.е., «погрузиться в нирвану и достичь состояния атараксии». Ан, нет. Хотя и репродуктивный режим: преподавание, а не научный поиск, но, во-первых, перед тобой всякий раз – новая аудитория, а, во-вторых, нет между ними грани, стены, пропасти – между уровнем продуктивным и репродуктивным. Между исследованием и преподаванием. Не существует. И если ты идешь в аудиторию, а у тебя пульс ровный и спокойный, как у покойника, то ты и есть … покойник. Как лектор, как преподаватель, как профессор. Да и как исследователь – тоже. И ты этой работе – противопоказан. Категорически. Как, впрочем, и она тебе. Кто сказал? Я сказал.
…Да, так сижу, значится, я у себя в кабинете, в 521-й комнате, собираюсь с мыслями на предстоящую лекцию, – через 30 минут – на первый (с пятого) этаж, в «стодевятую», а тут – стук в дверь, и заходит Валентин Георгиевич Абакумов. Уважаемый КПИшник, доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники Украины, зав. кафедрой звукотехники, бывший декан факультета акустики (нынче это ФЭЛ – факультет электроники, а, до, кажется, 1996 года там, в 12-м корпусе, соседствовали два факультета: ФЭТ – факультет электронной техники и ЭАФ – электро-акустический факультет, деканом которого как раз и был лет пятнадцать подряд Валентин Георгиевич), лауреат все возможных, включая государственные, премий, известный в стране, и, полагаю, в мире, ученый и вообще – хороший человек. Мудрый, остроумный (он старше меня на десяток лет), интеллигентный человек. Человек с абсолютным чувством юмора. В свое время мы подружились, и я по сей день дорожу этой дружбой.
…Короче, открывается дверь, и, ни свет не заря, да еще и за тридцать минут до начала моей лекции, заходит Валя. Заходит, здоровается, садится (я уж не помню причину его столь раннего визита, но видимо, она была, если этот, весьма занятый человек, столь рано появился у меня в кабинете). Переговорили по поводу его визита, сижу я, сидит он, мои мысли витают далеко (в районе 109-й аудитории). Валя что-то говорит, я механически поддакиваю, и вдруг, – видимо, из чистого желания воспитанного человека поддержать светскую беседу, – он спрашивает: «у тебя (ну, т.е. у меня) что, первая пара?». Я отвечаю: «да, лекция». Он развивает мысль: «а какой курс ты читаешь?» Я, совершенно спокойно, – рутина же, – отвечаю: «социальную философию». И тут Валя, в продолжение ни к чему не обязывающего легкого трепа, задает очередной, – проще пареной репы, – вопрос: «а что изучает социальная философия?».
Виду я, конечно, не подал, но у меня, как после пропущенного джеба (удар снизу в челюсть, боксеры знают) в глазах запрыгали звездочки. Разноцветные такие. И – весело так… Много звездочек…
Ну, что сложного в этом вопросе?
Да я, собственно, только тем исключительно и занимаюсь на протяжении двух семестров, что отвечаю на него! Но вся пикантность ситуации состоит в том, что то же: два семестра, а тут до лекции – уже пятнадцать, а то и меньше того, минут осталось. Ми-нут. А это же не только я, но многие в КПИ (другие как-то в нем не очень задерживаются, хотя и попадаются периодически) знают: чем больше у человека есть что сказать, тем меньше для этого нужно времени. И – бумаги. А уж для Вали Абакумова это – аксиома. Конечно, виду он не подаст, – воспитанный потому что, – но выводы свои адекватные, в случае, если я сей момент начну растекаться мыслию по древу, сделает, и сделает мгновенно: и о Новикове, и обо «всей этой философии» вообще, и о социальной философии – ближайшим образом…
Видимо, после этого вопроса я переживал самые мерзкие несколько минут времени. За всю свою «жизнь-в-философии». Это была смесь обиды, бессилия, безнадежно испорченной предстоящей через, – уже десять минут, – лекции, и даже стыда. Да, да, стыда от того, что я не могу так, как мне того хочется, в глазах своего умного, – мудрого, – коллеги достойно презентовать, – отрекомендовать, – прекраснейшую из наук: философию. Философию вообще и такую ее органическую составляющую, какой есть социальная философия. И дело тут какраз – в нелепости самой ситуации: в моем ужасном цейтноте и невозможности одной фразой, – но убедительно и исчерпывающе, – ответить на вопрос друга.
Состояние этого духовно-душевного нокдауна, а, возможно, и нокаута, длилось… не больше одной минуты. И вывел меня из него… глубокоуважаемый Валентин Георгиевич. И не просто вывел, но еще и, сам того не подозревая, предложил мне, – великодушно подарил, – ключ к решению очень многих вопросов уже более специального свойства. Философских, разумеется. Вопросов. Не говоря уж о том, что позволил мне не только без потери моего лица, но еще и с достоинством, – восторг и удовлетворение после моего ответа абсолютно отчетливо и разборчиво читались на его лице и в его глазах, – выйти из ситуации. Сиречь: ответить на непосредственно сформулированный человеком, – Человеком, – вопрос: «а что изучает социальная философия?».
Вот если бы он сформулировал его, вопрос и после этого – молча и пытливо, – не мигая, – смотрел мне в глаза … Здесь ключевое слово – «молча». Тут бы мне, – в моих собственных глазах, разумеется, – кердык и наступил. Но дело в том, что Валя, как бы про себя, продолжал свое вопрошание: «вот у нас, технарей, электроника – это наука о плохих электрических контактах…».
…Это был – эффект разорвавшейся бомбы! Нет, свето-шумовой гранаты. Во мне. В моих голове и сердце.
Во-первых, я мгновенно очнулся. Оправился от … ну я уже говорил, не буду повторяться. Мало того, я оторвался от земли и … полетел. Воспарил. Над собой, над Абакумовым, над КПИ, над Вселенной … Жалко, над субстанцией не летал. Потому, как у ей краев нету… Нету пределов. Но, как говорил один литературный герой Василия Макаровича Шукшина, выражая свой предельный восторг: «оссюссение, мля…».
Словом, ситуация. До лекции – минут пять. Пора спускаться на первый этаж. Я медленно, – ключевое слово, – разворачиваюсь, смотрю прямо в глаза своему другу и с таким видом, будто я уже вечность знаю эту формулировку и замучился ее повторять, (ну, здесь уже работают великие Станиславский вкупе с Немировичем-Данченко) медленно, с расстановкой, но абсолютно будничным голосом, – тут вся суть именно в этой будничности, говорю: «социальная философия – это наука о плохих общественных отношениях».
Да, подобные мгновения стоят того, чтобы их ждать долго. И – дождаться. И – пережить. Возможно – всю свою жизнь. Как там у Владимира Владимировича (правда, по несколько иному поводу и о несколько ином роде деятельности. Роде творчества, строго говоря, если это действительная поэзия): «Поэзия – та же добыча радия // В грамм добыча – в год труды // Изводишь единого слова ради// Тысячи тонн словесной руды».
Надо было видеть глаза Валентина Георгиевича!
Из рассеяно-задумчивых, повернутых вовнутрь, а, может, еще и не совсем проснувшихся, – рань же на дворе, – они вдруг засветились ярким блеском понимания и одобрения, заблестели … Да и все другие его вазомоторы однозначно и отчетливо свидетельствовали: ответ мой – в «десятку»…
А я очень благодарен тебе, Валя. Дело в том, что до тех пор мне для подобных ситуаций, – лапидарный ответ на вопрос о сути процесса познания, – достаточно было известной формулировки Ф. Энгельса: «в мире царит взаимодействие всего со всем и познавать кроме них (взаимодействий) нечего». Верно. Ну, и других формул, похуже.
Но в «формуле В.Г. Абакумова» – ключ к конкретизации, к обогащению формулы Энгельса. В нее вводится смысло-жизненное, ценностное, – аксиологическое, – измерение. «Плохие». А: хочется, вестимо – хороших. И, в конечном, счете, а зачем: познаем? И – знаем? Да исключительно для того, чтобы практически изменить. В практиках. В своих интересах. Ну, и, понятно – в векторе: «хорошо». Ну, не «еще хуже, чем было» же. Хотя, в жизни – там по-всякому бывает. Ибо: сколько людей, сколько человеков, сколько обществ – столько интересов, потребностей, целей, устремлений. Часто – взаимоисключающих. Никогда – не совпадающих абсолютно хотя бы у двух человек… Но это уже – предмет для иных, – интересных, но иных, – философских (и не только) рефлексий…
Да, так вот: «электроника – это наука о плохих электрических контактах». Я услышал это от Валентина Георгиевича. А, посему, считаю, что это его формула. Возможно, он считает иначе. Но это уже не суть важно. Она уже не принадлежит ни ему, ни мне. Никому. Ибо – принадлежит всем. Многим и каждому.
…Ну, а дальше – это уже дело техники. Ведь: понятен алгоритм. Ключик заветный – в руках.
Физика (классическая) – наука о плохих взаимодействиях макротел, движущихся с микроскоростями.
Физика (квантовая) – наука о плохих взаимодействиях микротел, движущихся с макроскоростями.
Химия – наука о плохих реакциях (межмолекулярных и межатомных взаимодействиях).
Биология – наука о плохом обмене живого вещества.
Педагогика – наука о плохих образовании и воспитании (педагогических взаимодействиях).
Политэкономия (экономика) – наука о плохих производственных отношениях (экономических взаимодействиях).
Политология – наука о плохих политических отношениях (политических взаимодействиях).
Социальная философия – наука о плохих общественных отношениях (социальных взаимодействиях).
Ну, а теперь возвратитесь, читатель, к самому первому предложению настоящего эссе.
Что я там вам обещал? Правда, с легким еще сомнением, о чем свидетельствует слово «по-моему». Так вот, формулирую, и уже без любых и всяких «по-моему»:
Философия – наука о плохих взаимодействиях.
P.S. Спасибо, тебе, Валентин Георгиевич. Спасибо, Валя.
P.S.S. Почему «плохих»? Да потому, что «мир не устраивает человека и он своим действием решает изменить его». Изменяет его. Непрерывно.