Цивилизация Шумера и грехопадение. Часть 1

Образец трёх "исторических слоёв" в архетипе мифологии Шумера (тема грехопадения)

  Описание номотетического пространства-времени как физической метрики (контейнерное пространство-время с осным хроносом) в материальной матрице тела-сознания человечества

 Мы рассмотрим процесс действия в контуре трех-контейнерного пространства-времени с трёх-осной структурой хроноса на примере архетипа группового тела-сознания Шумера, представленного в шумерской истории и мифологии как они,  с подробностями хозяйствования, социальной жизни и быта шумеров, записанными на древнейших гляниняных табличках, дошли до поздней цивилизации и  были расшифрованы совместно с данными других наук, составив предмет шумерологии.
 Таким образом, мы представим свой вариант шумерологии с точки зрения нашей модели полионтической реальности в религиозной науке.

 В анализе истории и мифиологии Шумера, а также и последующего Аккада, сопоставленной с данными археологии Месопотамии и ряда других наук, в истории и культурогенезе Шумера, отображенном в его мифологии и летописях его бытия, можно выделить три "исторических слоя", три технологических этапа в генезисе истории  страны и языческого верования, соответствующие диалектике времени (тезис, антитезис и синтез)

 Каждый этап познания мира путем исторического опыта и накопления знаний синтетическим (то есть сочетающем в  себе историю этноса-народа и этноса-нации), образующем государственные структуры управления, этносом при жизни его носителей, есть отдельный контейнер знаний, накопленных поколениями народа в его управляемом, структурированном групповом опыте. Он и фиксируется эпистемами-архетипами диахрональной культуры.

 Каждый эволюционный этап, характерный своим уровнем производительных сил экономики по освоению ресурсов экологии, соответственным уровнем этики (а он тесно связан с верованиями народа в стране) во взаимоотношениях производственных социумов страны.

 Такой исторический слой архетипа отражает в эпистемах особый семантический период накопленных знаний на базисе понятий, фиксируемых в языковой действительности с определенным уровнем абстрагирования смыслоносных вещей второго рода от описательных вещей первого рода. Это составляет наш предмет анализа семантики шумерского языка (средствами фонетики русского языка) в его историческом развитии на различных фазах истории страны.

 Эти понятия составляют мировоззрение (систему вещей), фиксируемую в письменности, которая в свое время на основе определенной знаковой системы шифровала фонетику устной речи. Таким образом в культурогенезе и истории слого-вербального языка этноса компоновалась структуре значимостей.
 В структуре значимостей языка шумеров, как  во всяком вещном языке этноса, базис составляют знания добра и зла (иерерхии ценностей и антиценностей) вычлененных из группового опыта, когда общество выходило на определенный уровень своего нравственного развития (этики), а производственный социум соответственно обретал необходимый уровень развития производительных сил экономики, способных к эффективному использованию ресурсов экологии.

 То есть должна соблюдаться необходимая растущему этносу, строящему свою страну и свое государственное управление, гармония «трёх Э».
 При эволюции средств управления (в III тысячелетии до х. э. Шумер достигает уровня протогосударства) усложняется как социальный состав населения (дробится на городское и сельское, которое  свою очередь делится по имущественно-земельному критерию, создавая четверицу сословий, что характерно для городской цивилизации), так и сложность в административном управлении отдельными звеньями этнических подразделений - такова дискретная структура номов Шумера, содержащих в своих ядрах города-протогосударства (затем эта структура объединяется под властью отдельных управителей)

 Контейнер в эпистеме-архетипе знаний Шумера, имевших образную и мифологическую форму, есть отдельный "исторический слой", смысловой этап описанного генезиса группового тела-сознания, ибо политеическая форма верования соответствует множественности отдельных городов-протогосударств и окружающих номов, каждый из которых - пространство уникального мировоззрения, посвященное, как правило, одному богу города, покровителю и защитнику (за исключением очень древних городов, например, Урук был посвящён и небесному богу Ану, и земно-небесной богине Нин-ан-не).

 Наличие между городами-протогосударствами Шумера динамической иерархии значимости (экономической, а отсюда и политической), связанной также с иерархией царских городских династий, по мере образования родовой царской власти на базисе военных лидеров объяснимо наличием единой материальной метрики в этно-ландшафтном контуре страны шумеров.

 То есть  в контуре геопространства Месопотамии Южное Междуречье, в период III тысячелетия, называемый в шумерологии раннединастическим, заселено, в основном, шумерами, а Северное - двумя социально-этническими группами: шумерами-земледельцами и полукочевыми семитами.
 Метрика времени-пространства в действии материальной машины универсума формирует единую страну Шумера, её контур ландшафтно-рельефно-климатического-биотического геопространства, в преобразующем природу края действии шумеров становящегося этно-ландшафтом.

 Можно заметить, что страна Шумер, расположенная в меопотамском Двуречье Тигра и Евфрата, лежит в двух осях геопространственных координат: по параллели делима на восточно-западную, так как города Шумера стоят в бассейнах параллельных и вертикальных рек Тигра и Евфрата, откуда ведутся ирригационные каналы, и по меридиану: север-юг, то есть в бассейнах Средиземного моря и Персидского залива, откуда направлены векторы переселения этносов.

 В теле-сознании шумерского этноса "земных зон", распространенного в Южной и отчасти Северной Месопотамии (где возникали синтетические этносы при соединении сознаний земледельческого народа шумеров и полукочевых семитов) отдельные номы есть физическая метрика в материальной матрице страны. Это взаимодействующая совокупность мест-пространств с единым хроносом, которая воплощается  в вещество геопространства-места подлинной реальности. Это геопространство-место и есть страна Шумер.

 В эпистеме знаний Шумера возникает соответственно единство религиозного-научно-философского мировоззрения:
Это пространство-время архетипа группового тела-сознания, физическая метрика которого представляет собой три контейнера, возникавшие исторически в генезисе тела-сознания так, что каждый последующий формируется на базисе предыдущего и содержит его аксиомы в себе и своём языке как форманту значений и сем "прорастающего" смысла.

 Таким образом, на базисе мифологически-образной веры возникает единая шумерская космогония, естествознание, философия (предтеча платоновской), социология, и одна для всех номов мифологическая история богов, людей и героев - правда, далеко не безупречная логически, так как она рождалась в противоречивых этапах развития образного мировоззрения. Но разные "языки" мифологического описания мира, присущие отдельным городам, объединяются одним контуром геопространства и соответствующим ему контуром тела-сознания этноса шумеров. Отсюда технологии управления природой и обществом обретают статус языческих богов, но не без системы и смысла, так как управление и осуществляется извне вселенной тем, кто её создал.

 Итак, соперничающие номы Шумера вплоть до соединения в аккадско-шумерскую империю Саргона оставались более или менее (учитывая отдельные попытки создать единую страну Шумера локальными правителями самых успешных городов) разрозненным субъектами экономики. Но эти номы были и на таком участке истории уже, тем не менее, единым контуром жизни людей - носителей культуры своего этноса, и жили в одном геоконтуре страны, обжитой шумерским этносом, хотя и обладали разными "языками" исторического опыта, а потому значимостей.
 Совместный опыт культур у конгломерата этих "языков", с различной иерархией ценностей и значимостей есть единый метаязык и некий общий опыт шумерского этноса, который ярко проявил себя в III тысячелетии до х.э.
 Это период, когда этнос шумеров обретал свой опыт на Земле в динамическом единстве с формированием других этносов и протогосударственных структур управления.

 Архетип шумерской культуры остался в эпистеме мировых знаний (то есть в религиях, философиях и науках), будучи способным к рекапитуляции своих сюжетов и содержаний, так как он есть устойчивая структура тела-сознания, обладающая тремя контейнерами и трёхосным временем-пространством своего проявления.
 Заметим, что каждый контейнер в тройной структуре взаимного содержания (единица-монада физической метрики в материальной матрице группового тела-сознания) обладает своим хроносом, который в трёхконтейнерном пространстве-времени и в его трёхосной структуре хроноса становится осевым моментом управляемости в хрональной структуре всего архетипа (как хрональной системы координат)

 Начнём  с технологической теории, объясняющей, каким должно быть трёхконтейнерное пространство-время с трёхосным хроносом, а затем сравним эту схему с семантической структурой шумерской мифологии, используя те принципы, которые уже изложены ранее.
  Как уже отмечалось, удачной образной моделью трёхконтейнерного пространства-времени является система трёх концентрических сфер, отображаемая семантической диаграммой: (((1)2)3)

 Обозначим наименьшую сферу, ранее всех созданную, номером первого контейнера, среднюю второго, и наибольшую номером третьего. Мы получим искомую иерархию моментов творения в матрёшечном пространстве хроноса, возникавшем как бы исторически эволюционно от общего центра (1).
 Здесь в структуре хрональных форм вещества каждая сфера, позднее созданная, содержит меньшую. В эволюции мира, запечатленной в архетипе, структура каждого последующего контейнера сложнее предыдущей:
(1) — первый момент творения (от прошлого к будущему)
((1)2) - второй
(((1)2)3) - третий

Но в структуре пространства-времени всей конструкции (((1)2)3) иерархия обратна.
 Причем это иерархия энергии пространственно-временных хоросов архетипа (которые в универсуме поле рекапитуляции архетипа, заполняет топос вещества)
 Легко показать, что самый древний исторический слой 1, совмещая в себе пространства 2 и 3, оказывается самым сложным в себе и потому самым энтропичным:

  Действительно, наименьшая сфера физической номотетиеской метрики (1), самая древняя из всех, содержит в своём объеме полностью как своё пространство, так и пространство двух других сфер. Это значит, что объем сферы 1 собой входит и в сферу 1, и в сферу 2, и в сферу 3, хотя и не заполняет полностью, а это означает, что пространства 2 и 3, будучи сквозными, заполняют объем 1.
 Таким образом именно всеми вмещаемая сфера 1 полностью презентует (хотя и не  полном объеме, но в себе) всю структуру контейнеров, и может быть названная не первой, а количественной цифрой. Например, в первом цикле творения это сфера «один». А момент сотворения этой сферы есть День один.
 Средняя сфера ((1)2) содержит в полном объеме только пространство бОльшей сферы 3 и своё 2 (объем меньшей сферы 1 заполняет её не полностью, так что плотность энергии содержащегося вещества во второй сфере меньше чем в первой),
 БОльшая (внешняя) сфера(((1)2)3) содержит в полном объеме только своё содержание 3

 Учтём далее негэнтропический принцип компенсации энтропии материальной информации при управляемости контейнером извне в универсуме момента настоящего, куда рекапитулирует такой архетип (поверхность слоя 3), образуя в подлинной реальности пространство-место со своим локальным постоянным хроносом.
 
 Трёхосный хронос моментов динамики пространства структуры осного хроноса, актуализованный в подлинной реальности идеографического пространства-времени, в некотором пространстве-месте, должен составлять тройную диалектику времени. Синтезом является общая система локальных координат (материальная матрица единого времени, вмещенная в физическую). А тезис и антитезис?
 Соответственно, каждое место-пространство (контейнер) есть в хрональной структуре двойная диалектика пространства, разделенная на два момента, следующих один за другим:
 тезис:  осевой момент управляемости (вмещен в неосевой момент источника управления)
 антитезис: неосевой момент управления (вмещает осевые моменты управляемости подчиненных мест-пространств)

  Таким образом, принцип относительности локального хроноса в контейнере архетипа (мы также называем его относительностью процессуальности) проявляется в том, что в процессе управления одного контейнера над другим управляющий всегда находится в осевом моменте, а управляемый в неосевом.
 Так что локальный хронос управляющего является системой хрональных координат, задающей меры динамики того контейнерного пространства, над которым он управляет.

 А так как первый контейнер является в трёхконтейнерной структуре и единственным управляющим полной машиной над подчиненным пространством-временем (и его осевой момент есть "момент один"), меры динамики пространства этого контейнера являются единой системой координат, относительно которой выстраиваются мерность трёхосного хроноса (и во всей структуре его время, таким образом, абсолютно)
 Отсюда следует иерархия относительной процессуальности в трёх контейнерах пространства-времени времени, квантуемая, как мы уже знаем, на три основные события, согласно трем контейнерам пространства-времени:

Контейнер один  - антиархетип причинная реальность
Контейнер второй — архетип физической матрицы подлинной реальности вещества
Контейнер третий — архетип физической номотетической метрики описательной реальности вещей

1.Событие квалитативной эволюции, линейная часть Дня (параллельное управление полной машины причинной реальности над материальной и физической матрицей Земли):
- осевой момент управляемости контейнера Один (здесь-бытие1)
- неосевой момент управления контейнера Один (здесь-бытие2), состоит из
    -  осевой момент управляемости второго контейнера (здесь-бытие1) и  третьего контейнера (здесь-бытие1)
Циклическая часть Дня («вечер», «ночь», «утро»), состоящая из трёх событий (два квантитативных процесса, между ними инволюция):

2. Событие квантитативной эволюции, «вечер» (парадигма двух квантитативных событий, из которых последнее есть инволюционноподобное: последовательное управление полной машины над материальной и материальной над физической)
- осевой момент управляемости второго контейнера (здесь-бытие1)
- неосевой момент управления второго контейнера (здесь-бытие1), включает в себя:
    - осевой момент управляемости третьего контейнера (здесь-бытие2)
3. Событие инволюции, «ночь» (в агрегате физической и материальной матрицы)
    - осевой момент управляемости первого контейнера (здесь-бытие2)
4. Событие квантитативной эволюции, «утро»
(парадигма двух квантитативных событий, из которых последнее есть эволюционноподобное: последовательное управление полной машины над физической и физической над материальной)
- осевой момент управляемости третьего контейнера (здесь-бытие1)
- неосевой момент управления третьего контейнера (здесь-бытие1), включает в себя:
    - осевой момент управляемости второго контейнера (здесь-бытие2)
 Эту схему иерархии управления в сети полной машины, чтобы прояснился смысл этого инструмента, для познания человечества, мы кратко проиллюстрируем основными положениями шумерской мифологии.
 Заметим, как меняется смысл человекоподобного образа бога Эн-ки в трёх контейнерах пространства-времени мифологического архетипа Шумера (мы сохраняем в именах языческих богов слоговую иерархию, так как она важна для агглюнативного языка, в котором смысл слова суммирует постоянные значимости отдельных слогов)
 Для приведенного ниже описания важна семантическая диаграмма моментов: ((о)), где внутренний контейнер является по времени первым, средний вторым и внешний — третьим.

   Что есть первый контейнер шумерской культуры, он же контейнер Один?
 Время настоящего, из которого следуют дискурсивные ракурсы к прошлому и будущему циклов архетипа или к линейному вектору грядущего в Творении (ракурс становится рекурсией)
 Первый контейнер (с процессом полной машины) полностью вмещает (и по содержанию управляет) содержание второго (физический универсум с процессом материальной машины) и третьего (материальная матрица с процессом физической машины) контейнера.
 Форма первого контейнера, наоборот, вмещаема формами третьего и второго контейнера (мера физической информации).
Первый контейнер — неперсонифицированный пантеизм

   В этногенезе Шумера (а шумеры - это синтетический этнос, создававший протогосударственные структуры управления в номах и отдельных городах) первый, самый первичный контейнер диахрональной культуры, развивавшейся вместе с натуральным (вещным, вербальным) языком, его лексикой и семантикой, отображает начальную фазу образного неперсонифицированного пантеизма в развитии мифологических сюжетов (верование и познание мира)

 Физический мир (энергия) в вещном вербальном языке понятий (предметов группового опыта) о мире, означенных именами (в мифологии это имена отдельных божеств, выделившихся из пантеического единства представлений о природе мира) представлен горой, материальная энергия времени - мировым морем "нам-му" (элемент "вода" - информация), которое порождает неперсонифицированные силы:
  - дихотомию неба: "ан" ("огонь", отождествленный с энергией и горой) и земли: "ки" (элемент "земля")
  - промежуточную между ними субстанцию "лиль" (лиль: воздух, в динамике атмосферы по воздействием энергетики становящийся ветром и переносящий пар, элемент "воздух" и "огонь")

 Слог "эн" у шумеров происходит от форманта "ан" с видоизменением гласной при неизменной согласной (н)
Замена а-э: сема "э", переходящая в семантический строй последующих языков имеет значение "дом", и таким домом конечно становится своя страна, за пределами которой остальная Земля.

 Кризис трёх "Э", свойственный промышленному обществу техногенной цивилизации, возник еще в Шумере. Потому именно Шумер в качестве аналога рая, где состоялось грехопадение людей, указан в священной Книге первого монотеизма Торе.
 Именно в языческом Шумере этот кризис еще не был диалектическим, он не был пережит, и цивилизация оказалась полностью разрушенной, лишь оставив своей культурой, познаниями, своим смыслообразующим языком след в памяти человечества.
Кризис трёх «э» обязан смыслообразующей семе "э" в своём названии именно шумерскому языку, который отобразился в языках античности (это образ дома, а "домом" человечеству является Земля), в ряде важнейших терминов: "этнос" и "этос" (наряду с "экосом"), а потому: "этика", "экономика", "экология" и "эпистема".

 Таким образом "эн" есть деятельное проявление неба на земле, в отличие от пассивного неба "в себе" - "ан", а форма "эн-ки" показывает промежуточность субстанции "эн" (небо-земная) между земной и небесной.
 Близкую логику можно наблюдать и в строении древнегреческой философии, несомненно имеющей пантеические корни. Демиург в "Тимее" Платона берёт два исходных материала: элементы "земля" (мир должен быть плотным) и "огонь" (мир должн быть воспринимаемым) и соединяет их двумя связками: элементами "воздух" и "вода".

 Этот формант четырех элементов первого контейнера есть пространственная структура, соответствующая неосевому моменту внутреннего управления, исходная система хрональных координат для других контейнеров, где смысловые моменты становятся отображением базовых категорий смысла, которыми управляемы первым контейнером по содержанию (от настоящего к прошлому и будущему или грядущему)
 Иерархия же форм для смысла в архетипе (языковых значимостей) обратна  иерархии содержаний (форма третьего содержит в себе форму второго, а форма второго - форму первого), то есть от будущего к его прошлому.

 Такова обычная логика автора сюжета: здесь даётся смысловая кульминация как цель, к которой должен идти весь сюжет, а уже соответственно этой цели создается завязка и ход событий в сюжете от прошлого к будущему в причинно-следственных связках.

 Такова же и логика Творца в мироздании: вначале находится благая цель (грядущее), а затем ищутся предшествовавшие условия, которые могут и должны привести к этой цели в универсуме, где мировая самость (хаос) пытается реактивно противостоять Творению мира, и самой реакции противоречит сама себе, позволяя единственную версию мирового бытия.

 Второй контейнер — персонифицированное многобожие в стране, где протогосударственная власть дифференцирована в номах и крупных городах (в городах локально концентрируются культы отдельных богов, соответствующие экономикам регионов)

  Заметим, как осная структура хроноса (иерархическая вмещенность осевых моментов управляемости в неосевые моменты управления) проявляется в значимостях мифологии второго контейнера.

 Второй контейнер диахрональной культуры Шумера, следующий за первым, следующая фаза абстрактизации понятийности и универсализации языка - фаза персонифицированных верований Шумера.

 Здесь ранее поименованные природные силы мироздания рассматриваются уже не сами по себе, а в отношении людей, отождествляются с людьми, а взаимоотношения между силами природы отождествляются с технологиями управления общества, подобного семье, где опыт передаётся от поколения к поколению (вертикально-родительскими и детскими, горизонально - сестринскими и братскими)
     Отметим две линии значимостей в мифологических сюжетах Шумера от неперсонифицированного пантеизма к персонифицированному многобожию:
      
 Квалитативная эволюция

  Нам-му и Эн-ки из сюжета первого контейнера персонифицируются как мать и сын, с сохранением значимости воды как информации. Соответственно, Эн-ки теряет идентификацию с промежуточной субстанцией лиль, (она переходит к другому богу: Эн-лилю) и отождествляется как сын мирового моря с богом подземного океана грунтовых вод.
 Во втором контейнере фиксации общественных отношений богам - небесным и небесно-земным владыкам ставится во взаимоотношение земная богиня (титулатура земных богов, хозяев страны, или начинается с частицы "Нин": владыка, или оканчивается характеристикой "галь": великий)
 Соответственно, на стадии квалитативной эволюции появляется миф о сотворении людей: из глины их лепят Эн-ки (по просьбе своей матери Нам-му) и его сводная сестра: богиня с титулом Нин-мах (в некоторых этнических мифах ей присваивают титулатуру этнической богини Нин-кур-саг, что уже соответствует периоду формирования социального сознания - см. ниже миф об Энки и Нин-кур-саг на земле Дильмун)

     Квантитативная эволюция

 В сюжетах этого периода строится четкая количественная (а соответственно, и качественная) градация троицы выших богов (Ану и двух высших ану-на-ков).
 Здесь Эн-ки объявляется сыном бога неба Ана, и братом другого бога. Этому второму переходит персонификация промежуточной субстанции (лиль), а с ней и власти неба на Земле.

 С Эн-лилем Ан оделит свою власть над миром людей и богов
 Согласно истории раннединастического периода Шумера, действительно, по иерархии религиозной значимости городов Ниппур, город Эн-лиля, не уступал социальной значимости главного города Ур-ука, посвященному богу Ану и богине Нин-ан-не.
 Соответственно, бог неба Ан в этот период получает земную супругу (но не "ки", так как с землёй идентифицируются в этот период конкретные номы Шумера, откуда имена верховной богини, также обладающие значимостями: Ур-аш или Ана-ту: рождающая от Ана) и Нин-партнёров: богиню города Урука с титулом Нин-ан-на в роли дочери, и Нин-ту (титул жены в качестве матери продолжателей рода)
 Энлиль получает такого же паредру в роли супруги с титулом Нин-лиль как символ власти ("госпожа ветра") и титулом Нин-ту ("рождающая госпожа", "рождающая господ") как богини, производящей на свет высших богов ану-на-ков (элиту мира богов - родовую династию Ана, отчего титул Нин-ту принадлежит и жене Ана, и жене Эн-лиля.

 Способность, присущая ану-на-кам: определять будущее всего порожденного сущего, но более всего она свойственна именно Эн-ки, обладателю образов и нравственных принципов "ме", богу воды и земледелия.
 Эн-ки в мифологии есть сначала сила пресной воды "эн-ки" (рождающейся между земной и небом в "лиле", то есть ветре и паре, несущем на землю благодатный дождь), затем бог информации, который в дальнейшем становится обучающим людей основам ирригации и земледелия богом знаний и мудрости.

 Отметим метаморфозу с понятием "аннунаки", которая произошла при возникновении аккадско-шумерской мифологии в появлении социальной двойственности богов: «элита» - игиги и уже им подчиненные «аннунаки».

 Нужно различать мифы, которые относятся к разным слоям шумерской, а потом и шумеро-аккадской мифологии.

 Первоначально, то есть от начала шумерского мифа, "ан-ну-наки", что следует из семантического строя титулатуры, это высшие боги неба (ану), родовая династия бога Ана, то есть прежде всего, троица: Ан, Эн-лилль и Эн-ки.
 Но в более поздней шумеро-аккадской мифологии строй совместного мифа претерпел изменения системы ценностей под влиянием культа неба полукочевников-семитов, для которых шумерский миф - есть миф земной.

 В царстве Аккада и Шумера, который усвоил формы шумерской религии, но придал ей иное содержание, произошла инверсия смысла в термина "аннунак" (аналогичный процесс мы видим при переходе от древнеиранской мифологии к индийской, где кардинально меняется оценка в иерархии младших богов):

 Сперва термин "анунаки" расширился и охватил собой всю иерархию богов. Затем в ней на положение старших, небесных богов стала указывать титулатура: "игиги".
 Разумеется, так как иерархия языческих богов сродни социальной иерархии языческого общества, высшим богам подчинены низшие: земные и подземные.
 Низшим богам дали титулатуру "аннунаки", то есть социально "понизили". Так понизилась значимость "черноголовых" в аккадско-шумерском царстве, и по мере вымирания носителей шумерского этноса, из обихода царства стал вытесняться шумерский язык, а с ним и формальные связи понятийных значимостей - носители основ мировоззрения, так что носителями шумерского языка постепенно оставались лишь избранные жрецы.

 Соответственно, династия небесного бога Ана в аккадско-шумерской мифологии стала называться "игигами", а не "ануннаками" как прежде, а вот низшие боги стали "аннунаками" (титулатура, рожденная в теле-сознании вымирающего этноса шумеров, таким образом, "девальвировалась")

 Так в синтетическом этносе, который поглощает собой другие - оседлые этносы, те становятся подчиненными сословиями, а тогда титулатура их элиты в синтетическом этносе понижается в ценности.

 Это происходило в Европе и на Руси с княжескими, графскими и баронскими титулами, по мере изменения форм государственности и общественного тела-сознания превращаясь из обозначения владык отдельных земель в родовые градации общественной аристократии.

 Из этого, с точки зрения нашей модели, следует:
 Во-первых, языческие боги мифов Шумера сперва есть обозначения сил природы (в ландшафтно-климатическом архетипе геопространства, то есть физической матрице), а потом и антропоморфные персонификации управляющих архетипов группового тела-сознания, материальной матрице этнического тела-сознания.

 Во-вторых, архетипы группового тела-сознания - описательная реальность, способные управлять и своими транслируемыми в универсум (рекапитулируемыми) сюжетами (программами) определять судьбы тех сущностей, которые составляют подлинную реальность, и в том числе живых сущностей, и людей - лишь инструментарий управляющего Творца. И такой инструментарий соответственно генезису группового тела-сознания человечества (Человека) проходит эволюцию технологий управления.

 Эти исторически, генетически складываемые стадии формирования "земных зон" тела-сознания человека ("красная", "оранжевая" и "желтая") соответствуют также генезису троицы инфо-энергетических "небесных зон" знания ("голубая", "синяя" и "фиолетовая"), где формируется языковая действительность, а с ней эпистемы знаний отдельных этносов, основанные на нравственной системе ценностей и антиценностей (знаний добра и зла), историческом опыте его поколений на своих этнических пространствах культуры и территориях экономической деятельности.
 
 Генезис формирования мифологических сюжетов (в данном случае, Шумера), результатом которого становится трехконтейное пространство-время архетипа группового тела-сознания жителей страны с трёхосным хроносом, соответствует генезису коллективного тела-сознания "земных зон", так как история мира Земли есть двуединство универсума (куда рекапитулирует двуединство архетипов) и уже в теле человека, как и в теле биоса именно земные зоны связывают тело-сознание с физической реальностью веществ и движений.

 Она, в психофихическом параллелизме, при формировании этно-ландшафтного контура физического универсума на базисе ландшафтно-климатического архетипа геопространства-времени (физическая матрица Земли) есть ни что иное как описание этногенеза на обживаемых этносами землях (сперва местОразвитие, а потом мастАразвитие этносом своего жизненного пространства - и вот "территория" бога информации Эн-ки)

 Соответственно, три контейнера пространства-времени архетипа мы можем описать как форму трёх "земных зон" тела-сознания человека (которым поставлена в соответствие этническая география Земли в геопространстве).
 Эти энерго-информационные зоны формируются исторически, а значит, иерархически, как прошлое архетипа тела-сознания жителей Шумера, и при этом они сюжетно связаны с иерархией "небесных зон", так как событие будущего связано с событием прошлого в исторической памяти нравственным сюжетом "нарративной истории".

 Соответственно, отметим действительность образно-символического языка шумеров, который можно назвать по форме образования значимостей агглюнативным: суммирующим в слове единичные значимости слогов-сем.

 А по энергетическому содержанию вещей этот язык является эргативным: ставящим в подлежащее объект смыслообразования, содержание смысла - пациенс, которому могут полагаться в структуре языковых значимостей (форм для смысла) разнообразные носители действия - агенсы.

 Разумеется, такой язык эмоционально-чувственных образов, даже потеряв функции разговорного в период Шумера-Аккада и Вавилонии (сменившись языком и образом миропонимания семитов), долгое время сохранялся как язык жрецов и затем сохранился как письменность священных текстов.

 Соответственно строится и архетип мифологического тела-сознания у шумеров. Рассмотрим в качестве важнейшего примера самоназвание этноса: "черноголовые".
 Предположим, что смысл этого слова, вопреки традиционным толкованиям, относится не к признаку расы или даже этноса, а признаку социума земледельцев, ибо шумеры, на что наводят все мифологические смыслы, есть не просто этнос, но и социум земледельцев, мигрировавший в период аграрно-городской цивилизации, вероятно IV тысячелетия, которая предшествовала городской, период расцвета которой приходится на середину III тысячелетия до х.э.
 
  В шумерских текстах эта прародина, по-видимому, соответствует стране "Мелухха". Как отмечает крупнейший мировой шумеролог С. Крамер, Мелухху называют в древних шумерских текстах как один из центров торговли  и также "черной страной", а это наводит на мысль о том, что это родина "черноголовых", то есть черный есть цвет плодородной почвы.

 Действительно, в архитектуре Мохенджо-даро и Хараппы - городов речной цивилизации Индостана, можно найти общие технологии с городами Шумера, группировавшимся в бассейнах Тигра и Евфрата: в форме сакральных холмов: зиккуратов, символизирующих мировую гору, в оснащении жилых помещений.
 А в этнических проблемах городской цивилизации долины Инда можно найти черты кризиса - локального перенаселения, ведущего к критической плотности (свойственного периоду интенсивного техногенеза), характерного и для "допотопного" Шумера IV тысячелетия (союза пяти столиц), разрушенного экологической катастрофой (миф о потопе) и предшествовавшего расцвету Шумера в III тысячелетии до х.э.

 Характерно, что мифология шумеров не носит в себе романтического описания прародины, если конечно не считать таковой Дильмун (так как речь идет как раз о теле-сознании того социума, который на прижился на земле предков, своём местОразвитии, потому и мигрировал)
 
Поэзия сохранившихся шумерских текстов явно идеализирует и даже сакрализует промежуточную цивилизацию - Дильмун, где беглецам удалось добиться регулярного снабжения пресной водой и основать плодородную цивилизацию, ставшую центром торговли древнего мира.

 Дильмун, таким образом, стал родиной: местАразвитием шумерского этноса. С. Крамер, и как увидим позднее, не без оснований, склонен отождествлять Дильмун не с остром Бахрейн в Персидском заливе, как многие шумероведы, а прямо с цивилизацией долины Инда или Белуджистаном, который многие считали прародиной Харрапской цивилизации.

  Разобъём этноним на две смыслообразующие семы "черно-головые", вместе образующие единство значимостей, чтобы показать, что каждая сема здесь соответствует:
1) Описание физической матрицы: сема "черно..." и её смыслообразование есть от-ображение энерго-информационной вещи первого рода, где форма- графическая идея заряжена энергии эмоций, связанный с динамикой энерго-информационного архетипа родного ландшафта (графической идее): "черный" есть цвет почвы (именно рождающей почвы, чернозёма)

 И в этой доминате значимостей эпитет "черноголовый" эквивалентно слову "чумазый", социальному термину, который относит характеристику к профессии (признаку производственного социума), причем слово "голова" имеет тут предметно-физический смысл.

 Но мало того, ведь "чумазый" есть состояние временное и относится скорее к лицу (несущему следы почвы) чем к голове в целом

 2) Описание материальной матрицы, самоописание: сема "...головые" и её смыслообразование соотвтствует от-ображению инфо-энергетической вещи второго рода, смыслообразующей в иерархии ценностей, где форма - номотетическая идея, заряженая энергией человеческих чувств.
 Здесь понятие по смыслу, абстрагирующему значимость от  буквального, физического смысла в слове "голова": вещи первого рода, то же что и "глава" (вещь второго рода) - высшая ценность, вершина и ценность-прима, осевая ценность в аксиологической иерархии.

 "Черноголовый" - в этом смысле не столько земледелец, сколько носитель народно-культурной идентификации, который рождающую почву и её плоды ставит во главу системы жизненных ценностей. И это мало соотносить с идеей смысла: формой ума, это нужно почувствовать. Здесь определение "черный" соответственно смыслопостроению вещей второго рода, обозначает уже не цвет физического тела, а социальную характеристику, абстрагированную от физического цвета, где "черные" противопоставлены "белым" - социальной элите: ариям. И эту кардинальную делимость действительно необходимо чувствовать, она есть движитель социальных конфликтов, которые вытесняют целые социумы земледельцев из системы и побуждают к миграции  (типичным примером являются латины, ставшие одним из трех этносов-основателей древнего Рима)

 Рассмотрим теперь контейнерную структуру тела-сознания именно в этом смысле
Первый контейнер тела-сознания: описывающий физико-химическую эволюцию геопространства

Энерго-информационная земная "земная" зона: "красная", которой среди небесных соответствует "инфо-энергетическая "фиолетовая" зона (полная машина, то есть описание реальностей подлинной и описательной в агрегате)
 Второй контейнер тела-сознания, описывающий биологическую эволюцию, в том числе биологически-гендерную эволюцию человечества (интегрирующая материальная машина физического универсума, то есть описание подлинной реальности)
 Земная и небесная зоны: "оранжевая" и "синяя". Фаза формирования тела-сознания родовых ячеек и переход оседлых этносов от родам к фратриям, формирование городов-государств.

 Третий контейнер тела-сознания, описывающий гендерно-социальную эволюция человечества:
 Зоны "желтая" и "голубая", входящие в комплекс человеческой личности (дифференирующая физическая машина в материальной матрице)
 Описываемые исторические события этногенеза шумеров:
 Фаза формирования родо-племенного сознания синтетического этноса, переход от фратрий к племенам и племенным союзам, союзов городов, тела-сознания страны и номов с городским ядром, образование протогосударственных структур управления обществом.

 Итак, второй контейнер как промежуточный между первым и третьим, содержит в значимостях бога Эн-ки две дискурсивных линии смысла, где в архетипических сюжетах мифов события прошлого связано с событиями будущего через промежуточную позицию настоящего (эта позиция предназначена адресату мифа):
 
 1)  От настоящего к прошлому (ретроспективная рекурсия)
 Первая в квалитативной эволюции целиком определяется смыслом первого контейнера, обращенным к прошлому: пантеическими взаимоотношениями между силами земли и неба (Эн-ки становится сыном богини моря Намму, порождающей землю и небо, и персонификацией элемента "вода"), а Эн-лиль в этой природной классификации бог ветра (соединение элементов "воздух" и "огонь")
 2) От настоящего к будущему (перспективная рекурсия)

 Вторая линия в квантитативной эволюции (упорядоченности взаимоотношений социума богов) делает Эн-ки и Эн-лиля братьями (небесно-земными силами) и сыновьями бога неба Ана (а он становится "отцом богов", главой династии ану-на-ков).
 Вторая линия, таким образом, с одной стороны, оставляет в подоплёке родовых отношений персонифицированных очеловеченных богов натуралистическое соотношение элементов первого контейнера:

 Там промежуточной положение между элементами "земля" и "огонь" (небо) занимают "вода" и "ветер". Это влияние пантеического архетипа периодически проявляется и в новый период генезиса общественного тела-сознания.
 С другой стороны, веяние будущего приводит в настоящем к перестановке четырёх начальных элементов.

 Здесь сыновьями бога неба становятся: бог ветра (соединение элементов "воздух" и "огонь"), и бог пресной, несущей жизнь воды, становясь из бога подземного океана Аб-зу, создающего пресные лагуны, также силой небесной влаги, опресняющей морскую воду и наполняющую её силой жизни колодцы и каналы.
 К тому же, огонь символизирует энергию, а вода информацию.

  Эн-ки, бог воды-информации, на этой стадии начинает превращаться в бога мудрости, владеющего сущностями "ме" (образами всего сущего, и сверх того - нравственными принципами, которые Эн-ки хранит при себе, пока их хитростью не выманит для своего города Урука богиня Нин-ан-на), покровителя людей, их водных ирригационных каналов, сельского хозяйства, а Эн-лиль приобретает черты владыки богов и людей, разделяя с богом-отцом сферы-влияния.

 Согласно мифу, они разрывают первоначальную мировую гору, действуя каждый со своей стороны, и таким образом получают согласно положению и силе свой участок небесной власти. Отметим парадигму её проявления на Земле:

 1. Жрец-властитель (управление элемента "вода" - информация)
 Ан, а также Нин-ан-на, покровители Урука: небо как источник всего сущего на Земле (власть жреца, хранителя знаний, стремящегося к управлению обществом, соединение элементов "вода" и "земля",)
 2. Властитель-жрец (управление элемента "огонь" - энергия)
 Эн-лиль, покровитель Ниппура, где правили наследственные цари-жрецы энси, но веками цари номов Шумера должны были, согласно древней традиции, получить символы власти, то есть де-факто короноваться на свой пост: небо, повелевающее происходящим на Земле в человеческой цивилизации (власть царя, стремящегося к обретению знаний, соединение элементов, как уже было сказано, "огонь" и "воздух")

 Действительно, в истории городской цивилизации шумеров, мы видим, как при успешных войнах власть военного вождя лу-галя благодаря его боевой дружине начнёт становится монархической, то есть превосходит власть управителей-жрецов, городских глав с титулатурой эн и эн-зи.
 Лу-гали же (социальные лидеры), становясь царями в городах, обретают и жреческие полномочия, а при определенном масштабе завоеваний даже присваивают себе божеские титулатуры и стремятся стать лу-галями все страны - совокупности городов.

Эта же технология управления позднее повторяется во множестве городских цивилизации мировой истории.
 Таково влияние уже будущих смыслов: третьего контейнера, где родовые и гендерные взаимоотношения общества переходят в стадию отношений социальных и протогосударственных
  Периодическая регрессия мира вследствие проявлений в настоящем сюжетов транслирующего архетипа соответствует мифам, где осмыслена цикличность времени.
 Причем, это конечно, прежде всего, природные циклы, но в жизни людей они содержат ярко выраженный уже социальный характер (так как сюжеты архетипа описательной реальности соединяют обстоятельства прошлого: естественно-природные представления о мировых гармониях и будущего - гендерно-социальные представления человеческого общества в Шумере.

 Мифы этого периода (нескудеющий источник сюжетов для мифологий поздних цивилизаций) связаны со временным уходом земного бога в подземный мир владычицы Эреш-ки-галь (которая лишь в будущем, в период социализации мифов получит супруга Нер-гала): миф о временном уходе в "мир без возврата" Эн-лиля (наказанного за насилие над Нин-лиль) и его верной супруги Нин-лиль, полюбившей своего грозного мужа, миф об уход к Эреш-ки-галь и временной смерти богини плодородия, страсти и войны из города Урука Нин-ан-ны, а потом замене её при возвращении к жизни на мужа богини - божественного пастуха Ду-му-зи и его сестры, которые затем обречены циклично уходить в подземный мир друг за другом, потом возвращаться и снова уходить.

  Прежде чем переходить к описанию третьего контейнера в исторической структуре пространства тела-мифологического сознания шумеров, заметим, как в трёхконтейнерном пространстве-времени с трёхосной структуре хроноса строится взаимосвязь осевых моментов, несущих смысл от прошлого к будущему (по форме языковых значимостей) и от будущего к прошлому (со содержанию смысла)
 Заметим также усложнение структуры управления от первого контейнера (минимума) к третьему (максимуму) и проявление принципа от-ображения сюжетов предыдущего контейнера в последующем

 Схема трехконтейнерного пространства-времени шумерской культуры и трехосного хроноса
 I. первый контейнер, полная машина управления
  Неосевой момент управления. Родо-племенное общество: натурфилософия и пантеизм (сакрализация явлений природы)
  II. Второй контейнер. От сословно-монархического к социально-сословному обществу 
   Антропоморфное верование сочетается со знаниями производственных социумов
   II.1.Осевой момент управляемости.  Сословно-монархическое общество. Натурфилософия и пантеизм сменяются антропоморфными верованиями и принципом обожения челокоподобного образа
 II.1.Неосевой момент управления. В сюжетах социально-сословного общества отображаются сюжеты предыдущих форм общества: биологические и генетические содержания родо-племенного и сословно-монархического общества, их система ценностей
 III. Третий контейнер. Социально-технологическое общество (общество технологий управления натуральной экономикой и социумами, период богоборчества)
    III.1. Осевой момент управляемости. Инволюция этнической нравственности в результате рекапитуляции предыдущих стадий культуры, отображения предыдущих контейнеров, представляющая две фазы инволюционноподобнный квантитативный процесс и инволюция:

   1.Рекапитуляция прошлых этапов культуры (от спада социальной энергии к стабилизации) когда отображаются содержания первого контейнера (стадии родо-племенного) и второго (стадии сословно-монархического общества и социально-сословного)
   2.Инволюция (от стабилизации социальной энергии к спаду)

  Рассмотрим теперь подробную структуру мифологического сознания Шумера, используя составленную нами ранее схему и дополняя её сюжетами соответствующих мифов, толкование которых, если наши гипотезы верны, должны соответствовать тройственной структуре указанных выше содержаний при осуществлении четырех форм общественного устройства от родоплеменной формы до социально-технической:
 Биологически-генетические сюжеты пантеизма как прошлое, социально-гендерные сюжеты политеизма как настоящее, и монотеизм, к которому стремится всякая власть лучшего из богов языческого пантеона, как сюжеты будущего.

 При этом схема должна иллюстрировать принцип дискурсивного от-ображения в сюжетах одного контейнера содержаний других (как доминанты прошлого - ретроспективные, или будущего - перспективные, проявляемые в настоящем)
  Далее рассматриваемые мифопоэтические мистерии представляют собой единый эпос об этнических богах Энки и Нинанне с единым сюжетом, смыслом и моралью, протянутыми от завязки (расцвет Шумера) к кульминации (закат шумерской цивилизации)
  1. Квалитативная эволюция. Завязка:
   1.1 Миф "Энки и Нин-мах" (сотворение людей)
   1.2 Мифы "Энки и мироздание", "Дарение-похищение священных "ме" Нин-ан-ной у Эн-ки и передача их Уруку"
  2. Квантитативная эволюция (и 2 Тема см. раздел 122) "Энки и Нин-кур-саг на земле Дильмун"
   Кульминация:
  3. Инволюция  (3 Тема см раздел 129)"Уход Инанны в подземный мир и возвращение"

   Переходим к непосредственному изложению эпоса
    1.1 Известный миф Шумера, посвященный теме сотворения людей "Энки и Нинмах", о котором мы теперь говорим, является социально-гендерным сюжетом. Он возник на основании осмысления социально-производственной роли рода людского на Земле, и соответственно взаимоотношений в социуме, его градаций и ценностей, то есть возможности трудоспособных членов конкретного социума (например, отдельного нома - геоконтура) прокормить и содержать себя, а также социально слабую часть населения (стариков, больных и детей)
  А это значит, миф охватывает собой тему милосердия, тему труда и урожая при некотором вполне определенном уровне производительных сил общества с его потребностями (контур общественного тела-сознания) и вполне ограниченной дающих жизнь возможностей у ресурсов плодородного ареала  (геоконтур кормящего ландшафта-климата, который становится этно-ландшафтом, будучи приспособлен к жизни физической работой и трудом сознания в сообществе этноса)
 Соответственно, этому мифу на ранних стадиях формирования мифологического тела-сознания шумерского этноса предшествовал ряд
- пантеических и антиматических мифов, свидетельствующих о вере в некие природные и сверхприродные силы Земли, где мифологизируются объекты рельефа и климата, части ландшафта

- биологически-гендерных, возникавших на стадии миксантропических и тотемических верований, где моделируются в существенных чертах (передающих системы ценностей и антиценностей) конкретные популяции растений и животных кормящего ареала, то есть описываются существенные для людей процессы биоса в геопространстве.

 Но социально-гендерная тема этого мифа о создании людей и их судьбе, определяемой анунаками, и прежде всего конечно, Энки (богом пресной воды и земледелия, который заботится о человечестве) поднимается именно в третьем контейнера тела-сознания, где описана дифференирующая физическая машина в материальной матрице коллективного тела-сознания, то есть машина делимости общества на социально-производственные и социальные страты, иерархически выстроенные в порядке значимости.

 Это тема «желтой» социальной зоны коллективных сервер-клиентских сетей тел-сознаний участников производственных социумов (где в архетипах фиксируются социальные сюжеты производственных отношений), как мы уже отмечали, отображает в себе предыдущие стадии в историческом развитии "земных зон" тела-сознания шумерского этноса: то есть фазы: пантеизма и биологически-гендерного уже антропоморфного мировоззрения.

 Соответственно, мы делим миф на три смысловых участка, соответствующих диалектике времени:
 1)Тезис - замысел Эн-ки о создании людей-помощников: социальные аспекты сил, порождающих блага природы, отображенные в динамике перехода образа от пантеической идеи изначального создания живого мира из некой первоначальной субстанции некой первоначальньй силой к биологической (но еще не половой, так как речь идет о порождении в земном культе Матери) идеи рождения существа из материнского лона (потому Энки и говорит, что глина Абзу в руках Намму "затяжелеет как женское лоно")

 Итак, в мифе люди изображены как помощники очень уставших богов, управляющих мировым порядком и плодородием, причем социальные взаимоотношения богов есть образец для человеческого социума.
 А первом сюжете боги-труженники жалуются на свой непосильный труд и обращаются с мольбой о создании помощников к праматери-мировому морю Нам-му.
 Та взывает к своему сыну - богу пресных вод и мудрости Эн-ки, спящему в недоступной для других Эн-гир-ре: царстве превоначального океана Аб-зу)
 Он (великий мудрец и провидец) поручает дело сотворения-рождения людей (так как аспект творения здесь отображен в образе рождающего лона земли и женщины) самой Нам-му и её богиням-помощницам: семи этническим богиням, обозначающих аспекты рождения. Они должны встать вокруг Нам-му, как бы создающей род человеческий из своего лона (как говорит Эн-ки своей матери Нам-му: "дашь людям рождение". Это и есть глина подземного океана Аб-зу, которую позднее боги Энки и Нинмах, в процесс индивидуального сотворения, по образному выражению автора мифа, "отщипывают" от замешанной субстанции.

 Главная помощница Нам-му и со-творец человечества — Нин-мах. Это титул богини-матери, причем именно в социальном плане семейной морали: не только та, кто производит на свет, но и заботится о детях, тем определяя их судьбы, подобно тому как делает сам Эн-ки: бог общественной мудрости и мирового порядка.
  2) Антитезис: замысел Эн-ки становится подлинной реальностью. Пантеические и биологически-гендерные мотивы сотворения людей, существенные именно в социальном плане, но им во многом противоречат

 Далее следует сохранившаяся часть мифа, содержание которой мы однако можем прогнозировать, исходя из смысла, который излагаем: здесь в образной форме описан сам процесс сотворения людей Намму и её помощницами из первородной глины (тема повторится в иудейской Торе, при описании акта сотворения людей в Шестодневе)
 Заканчивается этот процесс социальным образом трудоспособного члена общества (на созданных людей Нин-мах, по замыслу Эн-ки, тотчас возложит корзины работников). Таким и был изначальный заказ.
 Сам момент творения-рождения фрагмент текста - пантеический образ шумерского мифа о творении-порождении человечества из глины "затяжелевшей как лоно", сохранился лишь фрагментарно и, стало быть, можно считать, что эпизод мифа зашифрован временем.

Эн-ки, как утверждает миф, как раз и задумал сотворить людей как нечто, выходящее из женского лона, чтобы осуществить для смертных принцип воспроизводства рода людского  (путем рождения детей из лона матери)
 Те фразы мифа, которые сохранились, довольно выразительны, если иметь в виду смысл, который должен быть заложен в событии, и описывается нами.
  Идея отображения в творении Богом человека и социального аспекта человечества (сотворение - порождение материальных тел-сознаний), и биологически-гендерного порождения физических организмов-тел биоса из земного материала (а в язычестве эти аспекты как раз передавались в образе мира богов - мировых сил), в монотеизме иудеев, то есть в Шестодневе, первой главе Торы, передаётся, как мы уже отмечали, дихотомией при со-творении тела живого существа процессов творения и рождения (так как образ Творца онтологически отделён от образа сотворенного):
 Там Бог творит небо и Землю, животных, а потом и людей, но прежде элементы Земли ("вода" и "земля") производят (порождают) живые сущности (микроорганизмы и растения), живых существ (животных) "из себя".

 В мифологии шумеров религиозного типа, возникшей в протоцивилизационную нетехногенную эру (IV - II тыс. до х.э.) образы-идеи творения (создания Творцом бытия по некоему образу) и рождения живой особи биоса от материнской (одних тел - порожденных от других - породивших при смена поколений рода), еще не абстрагированы от контейнерного пространства-времени значимостей, где они отображаются друг в друге.
 Этот образный-символический язык смысла потому затруднен для понимания человеком, который привык к символически-знаковому языку науки (где историческое время абсолютизировано и объективировано), что в контейнерном пространстве мифологии, предшествующей мировым религиям, действует принцип относительности локального времени (процессуальности) в контейнере архетипа группового тела-сознания:

 Тут прошлое и будущее любого мифологического сюжета можно определить только относительно условной "точки" настоящего, если наблюдатель отождествит себя с хрональным моментом настоящего "сейчас" и войдет в этот образ-идею (тогда и только тогда относительно такого момента в архетипе значимостей открывается и ретроспектива и перспектива двуликого бога, циклического Януса)
 Соответственно, каждый контейнер, таким образом, в универсуме при реализации имеет своё "настоящее" (осевой момент управляемости), а потому своё "прошлое" и "будущее", связанные причинно-следственной связью сюжетных линий (от завязки к кульминации)
 Эти рекурсии и есть путь к смыслу прошлого,  фиксированный в архетипах мировой истории, её литературных дискурсах, лишенных настоящего, это лишь связь прошлого с будущим.

 Таким образом, и прошлое  и будущее (имеющие смысл только относительно момента настоящего) есть факты архетипов и осмысливая историю дискурсивно, человек вынужден обращаться к литературным дискурсам архетипов, осуществляя ретроспективный и перспективный ракурсы (они становятся при ответах архетипа рекурсиями)
 Настоящее занимает своё место между прошлым и будущим (или между прошлым и грядущим, когда Бог даёт человеку знание гнозиса) по мере рекапитуляции архетипа (или в гнозисе антиархетипа) в универсум, когда литературные дискурсы становятся историческими, реализуя этапы своего смысла, воплощая в двуедином универсуме.
 Соответственно, четыре лишь частично сохранившиеся фразы в оригинале мифа, описывающие акт творения-рождения человечества богиней Нам-му, следует разделить на несколько контейнеров, в каждом из которых своя структура смыслопорождения, и свой сюжет, соединяющий обстоятельство прошлого (завязки) с обстоятельством будущего (кульминации):

 1. фаза порождения мира из материала природных сред. Намму лепит исходный материал "из своего лона"
 2.  фаза творения тел биоса «из ничего» (ибо ничего подобного не было в мире), начавшаяся в мировом море. Создание "это" возникает "в водоёме Нам-му"
 3.   фаза творения человека. Род человеческий "возносится к свету" (особь биоса обретает человеческого субъекта: чувствующего, разумного и осознающего)
 4.   рождение человечества, где в смене поколений народов осуществляется череда рождений и смертей: биологическое и гендерно-социальное: здесь описан ритуал омовения и очищения ребёнка, "рожденного от семени"
 Итак, люди сотворены-порождены как помощники для низшей, тяжко работающей плеяды богов - сил, непрестанно управляющих природой и социумом. Люди и созданы для того, чтобы вместе с богами - инструментами управления природными силами участвовать в упорядочивании, усложнении, гармонизации плодоносной Земли, и ею управлять Соответственно, в сюжетах мифов, социумы как богов, так и людей делимы на страты тех, кто занимается физическим трудом, и страты тех, кто порядком работ и преображением земель более или менее разумно управляет.
 И в этом смысл бытия человечества от создания и от создателя (как мы позднее отметим, смысл жизни отдельного человека, его историческая задача, роль при разделении группового труда - есть нечто иное)

 Мотив соработничества Богу и сотрудничества с ним по украшению и упорядочиванию Земли - "цветника вселенной" мы встречаем также и в первом монотеизме иудеев (Бог первоначально поставил человека возделывать райский сад)
  3) Синтез от тезиса биологической борьбы за ресурсы и антитезиса любви и заботы социального (после снятия противоречий антитезиса), то есть гармония трёх Э: возврат к социальным проблемам человечества при его биологическом выживании на основе милосердия.

 Шумерский миф о социумах уже на этой стадии творения людей, порождающих друг друга и живущих на рождающей земле, показывают конфликт между идеальным образом человека, постоянно способного к физической работе и умственному труду, и подлинной реальностью, где люди начальную часть своей жизни - сначала младенцы, потом дети, не способные прокормить себя и нуждающиеся в кормлении, воспитании, заботе и уходе, и также конечную часть своей жизни - беспомощные старики, которые также нуждаются в уходе и бескорыстном снабжении жизненными благами со стороны общества (прежде всего семьи, своего рода)
 Кроме того, значительную часть общества могут составлять инвалиды и различного рода больные. Нужны ли они производственному социуму, насколько ценны? Эта морально-нравственная (лично-общественная) проблема этнической диахрональной культуры, хранящей как ценность прима ценность жизни, (народной, так как принадлежит родовому сознанию) становится частью социальной культуры производственных социумов в чрезвычайно прагматичной цивилизации городов Шумера.
 Эта цивилизация есть великий труженик, в пустынях и болотах, в кризисах то пересыхания, то затопления земель создавшая своим преображением этно-ландшафта плодоносный рай на Земле. Но в этом раю и состоялось грехопадение, когда люди вообразили себя богами.

 Итак, шумеры добывали себе жизненные блага с постоянным преображением природы своей страны, с необходимостью роста производительных сил.
 В частности, при переходе в Месопотамии к интенсивному земледелию, население вовлекалось в усложнение и постоянный ремонт системы перерезавших местность по всем направлениям ирригационных каналов и дамб, требовавшей и расчетов, и должного уровня организации сил в определённом объёме, и такой объем нарастал вплоть до невозможного, так как неизбежно нарушался гидро-динамический баланс водобмена регионов.

 Итак, что мы отметим далее подробно, цивилизация Шумера IV - III тысячелетий, страдала, как все быстро развивающиеся цивилизации городов от проблем технизации: голода, жажды, социальных распрей, то есть от энтропии тела-сознания, вызванных локальным перенаселением кормящих геоконтуров.
 В номах сопутствующие проблемы экологии, экономики и этики (см. тему "кризис трёх "Э") приводили к достижению критического уровня плотности в номах (и отдельных городах), возрастанию количества биологических и социальных болезней, снижающих производительный потенциал труда в теле-сознании жителей города и ведущих к эффекту "старения нации".

 Если, согласно социальной логике и буквального соблюдения принципа производительной нации: "кто не работает, тот не ест", в обществе страдают и даже погибают социально слабые, плохо способные себя прокормить, при обесточении энергией чувств (проводников силы любви) в социальном теле-сознании, когда разрушаются или формализуются семьи (источники нравственности и чувств родового сознания)

 Тогда милосердие, свойственное носителям этнической культуры оседлого народа, иссякает, нравственные принципы взаимопомощи слабеют и вовсе отходят на самый низкий уровень иерархии ценностей. Кормящие социумы не только от этой редукции слабых в экономике ничего не выигрывают, так как сам процесс этой стадии общественной культуры, которую мы называем социально-технологической, но в экономической структуре социумов возникают опаснейшие диспропорции.
 В Харрапской городской цивилизации кризис этики и экологии иногда приводил к эффекту выталкивания жителей города из опасной энтропической зоны тела-сознания, и тогда город пустел как призрак, при отсутствии признаков внешней угрозы и хотя даже в некоторых домах состоятельных граждан хранились столь большие запасы продовольствия, что одной семье невозможно было всё захватить собой в странствия.

 Работа социумов в момент "кризиса трёх "Э" становится бесполезной и неэффективной, а экономика бесплодной, когда нарушаются принципы теономики.
 Тогда даже способностям людей работать не соответствуют возможности труда по производству материальной энергии тела-сознания, критически увеличивается скорость потребления социальной энергии тела-сознания, превышающая скорость её производства.

 И более того, с упадком этики в социумах государственные системы обречены, так как уже сам процесс означает кризис тела-сознания синтетического социума. И когда от потрясений экологии региона и экономики социумов страдают и даже погибают наименнее защищенные члены общества: больные, старики, женщины и дети, в теле общества тем быстрее исчерпываются важнейшие источники материальной энергии настоящего и материальной информации прошлого.

 Эти проблемы оригинальным образом (для шумеров характерен и стиль рассуждения "от противного", свойственный людям образного мышления) показываются и разрешаются в третьем, хорошо сохранившемся эпизоде мифа, который нам и представляется важнейшим, синтетическим, то есть единым, совмещающем смыслы и тезиса (описательной реальности) и антитезиса (реальности подлинной)
 Завершающий сюжет мифа описывает пир, устроенный Эн-ки богам в честь создания людей, где два главных участника дальнейшего действия: Эн-ки и богиня Нин-мах сначала упиваются пивом так, что "божья утроба возликовала".
 Тема ритуального "опьянения" Эн-ки (в данном случае вместе с ним хмелеет и Нин-мах) имеет особый смысл и здесь и в следующем мифе (где у потерявшего обычное разумение охмелевшего Эн-ки богиня Урука Нин-ан-на, сама не опьяневшая, получает для своего города божественные "ме")

  Таков (разрыв рациональных стереотипов прошлого путем меры иррациональности настоящего) в древнегреческой мифологии смысл и культа Диониса, и дионисийских мистерий (принципа "in vino veritas", который первоначально присущ дионисийству)

 В данном случае Эн-ки и Нин-мах потребовалось захмелеть, чтобы в дальнейшем творчестве изменить первоначально идеал человека, задуманный богом порядка. Образ человека как идеального помощника богов, подобного самим бессмертным богам, противоречит реальности, где смертные люди и временные общественные группы болеют неизбежно биологическими и социально-гендерными болезнями.
 Кроме того, ведь и люди проходят цикл созревания, рождения, детской беспомощности, воспитания и обучения прежде чем станут зрелыми и трудоспособными членами общества (да и то становятся ими не всегда), а затем и уже окончательно возвращаются к немощи и болезням старости, и также целые сообщества, и государства, и этносы цикличны в своем развитии, проходя фазы силы и слабости, обилия и нищеты, военного успеха и поражения, подъема и упадка, который может закончиться гибелью целой цивилизации (и это происходило в истории не раз)

 В эпизоде пира Эн-ки и Нин-мах по действием хмеля вступают в некое соревнование:
 1) сперва Нин-мах, отсчипывая первородную глину, лепит неких людей-уродцев - с точки зрения рационально-социальной мало пригодных членов общества и помощников богам-строителям мира.
 Но Эн-ки, выступая не только порицателем-практиком, создающим причинно-следственные связи между прошлым и будущим, и определителем судеб, но и помощником "неполноценных" людей, придающим таким членам общества либо общественно-нравственную ценность (как производителей энергии сознания, в теономике общества), либо даже полезную роль в производственном социуме, то есть в экономике производства физических благ.

 Нин-мах в этом эпизоде есть образ матери, которая при неким неблагоприятных обстоятельствах может дать прагматичным производственным социумам экономики людей слабых, больных, ущербных и увечных с точки зрения грубой производственной пользы.
 Эн-ки же, полный сострадания, выступает по отношению к этим людям не только "агентом по трудоустройству", давая им способ прокормиться и так выжить, но и нравственно оправдывает их бытие, даёт детям, инвалидам, биологическим аномалиям и старикам в жизни реализацию их жизненный сил и смысл их жизни как для общественного тела-сознания (смысл этот может быть и рациональным, но также иррациональным), так и для производственного социума.

 Например, старик (выведенный в образе человека, который более не может выпустить своё семя) - глава рода, до самой смерти, если сохраняет в себе запасы любви к своим потомкам, запасы житейской мудрости, играет огромную роль в распределении социальных энергий тела-сознания рода, в объединении рода.
 Бог мудрости Эн-ки освящает этого человека и дает ему новую жизнь: теперь его бытие поддерживается социальной энергией родового тела-сознания, и тем продлевается.

 Но более того, и в другом случае, старик, и беспомощный больной, инвалид или слабый ребенок, в мире, где богом порядка установлены нравственные законы, играют в общественном теле-сознания роль, которую невозможно переоценить для выживания этноса:

 Они есть живые чувствующие объекты для любви и сострадания людей, для самопожертвования, для устремления ко всему доброму, потому активируют собой и пробуждают чувственные энергии общества. А кризис этики есть признак кризиса этноса, потому также это кризис его экологии и экономики.
 И вот почему социально-технологическая фаза в формах культуры, снижающая чувствительность людей, когда их отношения скудеют любовью, и жестокость нарастает как волна прибоя, есть фаза последняя для формы общества.
 Пониманию и этой части мифа мешает анахронизм повествования, вызванный упомянутым нами принципом относительности локального хроноса.
 В первой и второй главах Первой Книги "Бытие" Торы действие этого принципа (свойственного образно-символическому языку) проявляется в том, что в каждом отрывке, имеющем особый исторический смысл (контейнере тела-сознания) история творения как бы начинается заново и просматривается от прошлого к будущему по-новому в необходимом сейчас дискурсе(например, в первой главе - Шестодневе, и во второй главе)

 Здесь мы в первую очередь должны представить себе, что в антитезисе, где описано пантеическое сотворение-рождение человечества (в масштабе мировой истории), эта смысловая линия отнюдь не идентична сотворению и рождениям человека как такового.

 В прошлом эпизоде описано производство человечества, необходимого с нравственной и социальной точки зрения, но рождение человека показано фрагментарно (так как подробностям как раз посвящен второй эпизод)
 Синтез: "хмельные" творения человеческих образов Эн-ки и Нин-мах, для которых богиня творит, а бог определыяет судьбу, а затем бог творит и просит определить судьбу людей богине, снимают противоречия антитезиса - прошлого эпизода, в котором создан идеальный образ человечества.

  Эпизод творения человека начинается с желания Нин-мах дать моральную оценку уже созданным людям в целом (хороши или плохи) и соответственно "по чувству сердца" определить им судьбу. Но нравственными "ме" обладает Эн-ки, а не она.
  Эн-ки останавливает её и предлагает продолжить процесс творения, причем в соревновании, смысл которого заключается в том, чтобы выяснить, кто же из двоих: Эн-ки или Нин-мах обладает достаточно развитыми чувствами и при том знаниями, чтобы определять шкалу морали, что плохо и что хорошо для людей.

  Это "соревнование" Нин-мах проиграет (в событии, несколько напоминающим грехопадение), потому что она пока что еще богиня, покровительствующая семье в социальном смысле (ей важно обеспечить общество благами, потребными жизни), а не в нравственно-чувственном:

  Сама Нин-мах не знает, что такое любовь к мужу и ребёнку, она не рождала, не прижимала к груди любимого младенца.
  Ведь сами принципы семейной любви и плотского соединения мужчины с женщиной еще должны возникнуть как эмпирическая реальность (то есть быть осознаны и осмыслены в мифологическом теле-сознании)
  И они возникнут в кульминации мифа, каким он дошел до поздних поколений человечества.

 Однако именно здесь возникает первый анахронизм: локальное сочетания собственного(контейнерного) события прошлого и собственного события будущего:
  В эпизоде 1) человечество уже прошло фазы сотворения и порождения вплоть до ритуала омовения и очищения младенца, рожденного материю от мужского семени
  В эпизоде 2) - творения Эн-ки и Нин-мах ракурс начинается с самого начала, так как возникает новый осевой момент настоящего.
  В прошлом, относительно этого момента "сейчас" еще нет принципов полового рождения и гендерно-социальной делимости людей, их еще нужно сотворить.
  Но когда Эн-ки определяет будущее уродцев, сотворенных Нин-мах, он говорит о будущем уже развитого Шумера, где мужчины оплодотворяют или нет, женщины рождают или нет (а для шумеров способность человека к воспроизводству рода играла огромную роль в системе общественных ценностей), где уже есть признаки власти и структуры производства

 Между событиями прошлого (когда нет еще принципа материнства и рождения, нет гендерно-социальных градаций общества), и предсказанного будущего (где это есть, и как раз играет важнейшую роль в бытии шумеров) находится настоящий момент творения, что очень важно для понимания следующего эпизода.
 
 2) Затем людские фигуры творит Эн-ки и просит Нин-мах определить судьбу его творению, как он ранее определял судьбу творениям богини, их "трудоустраивая" в будущем обществе шумеров
 Этот сюжет мы также разделим на три, специфические по своему смыслу, части:
  2.1 Тезис-завязка: Эн-ки творит образ семьи: родителей и младенца
    2.2.Антитезис: "грехопадение" Нин-мах: она считает младенца человеком бесполезным, а затем вступает в конфликт с высшим богом
   2.3 Синтез-кульминация: Эн-ки определяет позитивное будущее рожденного ребёнка и человечества, примирение с миром и богами Нин-мах и называет её силу великой.

 Эпизод завязки сюжета сохранился не очень хорошо: в подробностях можно прочитать лишь чрезвычайно выразительное описание рожденного младенца (у-муль), образ которого сотворил бог мудрости и судьбы.
 Однако создание этого образа есть лишь часть образа семьи, так как еще до этого Эн-ки создал образ оплодотворяющего мужа (который "вздымает свой корень" - описание акта эррекции) и оплодотворяемой жены (обладающей "лоном", для восприятия семени от "корня").

 Текст этой части мифа сохранился фрагментарно, но то, что можно прочитать, в достаточной мере понятно, если знаешь, о чем здесь идёт речь.
 Например, когда речь идёт о том, что бог начал лепить форму тел "внутри и снаружи" нам ясно, что "мужской корень" суть та форма, которая снаружи, а женское лоно - форма, которая является полой внутри.
 Однако в этой истории порождения тела ребенка от тел родителей присутствует конечно не только образ соединения физических тел отца и матери будущего младенца, и сотворение тела-сознания нового человека - члена этноса, и творение образа единого целого тела - того архетипа, которые задаёт сюжеты его жизни.
 Поэтому создание образа семьи конечно есть нечто большее, чем принцип биологически-полового рождения. Семья и её новый человек в человеческом обществе обретает черты гендерные (роли, которые представители того или иного пола играют в семейном социуме) и черты социальные (роль, которую семья играет в социуме страны)

 Кроме того, и это главное в эпизоде, рождение нового члена общества играет особой нравственный смысл для каждого человека члена этноса, обладающего сознательными чувствами. И в этом смысле отображены как ценности предков, представителей родового сознания, которое стремится продолжить себя в поколениях (ретроспектива этноса), так и ценности грядущего, так как родившийся ребенок есть перспектива этноса:
 Это будущий землекоп, земледелец, ученый жрец, воин и водоплаватель, духовный лидер, организатор производства и торговец, доставляющий народу важные ему материалы - дерево, камни и металлы.
 То есть работник страны, труженик на благо общества, хранитель домашнего очага и воспитатель, кормилец, защитник будущих поколений.
 Эн-ки предлагает Нин-мах определить судьбу младенца "у-муля", поведение которого переводчик мифа на русский язык (и в этом ему помог автор мифа) описал с большим мастерством:

 "А второй, Умуль, - "мой день далек" - голова его была слаба, глаза его были слабы, шея его была слаба,
Жизнь дрожала, трепетала. Лёгкие слабые, сердце слабое, кишки его были слабы. Руки, голова трясутся, поднести ко рту хлеба он не может, его спина была слаба. Его плечи дрожат, его ноги дрожат, по ровному месту ходить он не может"
 Заметим, как выразительна эта характеристика младенца, который сказал бы о себе, если бы мог думать, знать, понимать и говорить: "мой день далёк", то есть "день моей силы и славы ещё далёк". Но это за у-муля говорит автор мифа: язычник эпохи Шумера - сам еще младенец, конечно, в мировоззренческом, а не буквально-физическом смысле этого слова.
 Понятие "день" и связанное с ним понятие света здесь абстрагировано от привычно-физических вещей первого рода, и приближается к тому смыслу вещи второго рода, которое понятие "день" приобрело в Шестодневе (промежуток времени, когда в мире сияет свет Творца: осознания, разума, целенаправленного действия по совершенствованию вселенной)

 2.2. "Грехопадение" Нин-мах описано в двух смыслообразующих событиях. Впрочем, термин "грехопадение" может быть применён к мифу условно, так как существует принципиальное отличие образа Нин-мах в языческой мифологии от образа "праматери людей" Хавы в иудейском монотеизме:
 Хава (Ева) есть образ женского гендера человека, обреченного на физическую смерть в результате отпадения людей от Бога после грехопадения, так как в религиях Откровения образ Бога-Творца и Господа сил онтологически несовместим с образом сотворённого. Потому совершившие грехопадение люди изгоняются из Эдема на Землю, где обречены на страдания, тяжкий труд по добыванию пищи, и саму смерть. И в этом суть эпизода.
 В языческой антроморфной мифологии образ бога (архетип) не дифференцирован от образа человека. Нин-мах есть богиня, а не человек, и ей как архетипу Великой матери предстоит сыграть в этносе важнейшую роль.
 Поэтому в сюжете шумерского мифа о создании людей мы видим не двойственную динамику пространства как во второй главе Первой Книги Бытия, где описано грехопадение (тезис - люди до грехопадения, антитезис - после него), но диалектику времени, повышающего меру качества, где двойственности тезиса и антитезиса положен синтез:

 В финале мифа Нин-мах обретёт человеческие чувства, а с ними любовь, примиряется с высшими богами, и становится великой силой материнской любви (Богиней-Матерью), имеющей для этноса и его форм семьи решающее значение.
 Тем не менее, многие особенности сотворения человека, имеющие важный смысл, о которых говорит Тора, заметен в шумерских мифах, и проявляется в образах языческих богов. Это мы уже отмечали, и ещё отметим особо.
 2.2.1 Нин-мах отвергает младенца как существо, в социальном смысле совершенно бесполезное, не способное ни к чему, беспомощное и бессмысленное:
 "Нинмах, посмотрев на У-муля, к нему обратилась. Она к У-мулю подошла, она вопрос ему задала, а он и говорить не умеет. Хлеба поесть ему даёт, а он руку за ним протянуть не может.
На кровати он не лежал спокойно, он совсем не хотел спать. Сесть не умел, встать не умел, он лежать совсем не хотел. В дом войти он не может, он пропитать себя не может."

 Мы процитировали этот эпизод в оригинале, переведенном на русский язык, для того, чтобы дать читателю возможность почувствовать:
 Эти строки, хотя они кажутся чем-то суровым и слишком прагматичным, по-своему, грубовато, но заряжены любовью и нежностью автора к младенцу, его трогательной слабости, его нёумному характеру.

 Но у Нин-мах поначалу этот образ вызывает только недоумение и досаду: она не понимает, как такому странному и совершенно ни к чему не пригодному существу можно определить разумную судьбу в социуме работников. Не будем забывать, что Нин-мах это именно та богиня, которая в первом сюжете мифа взваливала корзины на спины людей, сотворенных как соработники богов, берущих на себя главную тяжесть их деятельности.
 Мышление Нин-мах статично, пока обращено к людям как рабам богов, и трагическая динамика человеческой жизни, от рождения к смерти, от младенчества к зрелости и от зрелости к старости, ей пока ещё неизвестна. И потому незнакомы человеческие чувства, как позитивные, так и негативные, включая боль и отчаяние, страх перед старением и смертью.
 Действительно, языческие боги Шумера (архетипы раннего периода становления знаний человечества о мире) возникают еще не как образы становления человека, а пока только как недефференцированный результат процесса эволюции. Они или сотворены, или порождены от материнских образов как целое, не проходят стадии детства, так как это и не требуется им, бессмертным и нестареющим.
 В греческой мифологии мы встречаем уже более деталированные идеи становления человека в образах богов, но они в мультиверсе сюжетов мифологии сочетаются с древними, архаическими представлениями о богах, возникающих уже в целом, готовом виде как зрелые, совершенные образы.

 Например, о Зевсе известно, что он прошел стадию младенчества и детства, а вот Афина-Паллада "рождается" путём "партогенеза": отделения её, уже вполне сформировавшейся и даже вооруженной, из бедра своего отца-громовержца. Афродита "рождается" из морской пены.
 Эти особенности архетипов зависят от истории и этногенеза того народа или социальной группы, в чьем теле-сознании возник тот или иной архетип языческого бога. Зевс - этнический образ бога (отсюда и миф о Зевсе-младенце), Афина-Паллада возникла в государственном социуме (и потому она - единственный небожитель Олимпа, над которым любовь не властна), Афродита же есть пантеический образ, в древнегреческой мифологии антропоморфизированный

   2.2.2 Нин-мах прозревает будущее матерей и младенцев Шумера в разрушенном войной городе, и в ней пробуждается чувственность. Она вступает в жестокий конфликт с Эн-ки и Эн-лилем
 Дальнейший текст мифа потерян, однако можно судить о том, что Нин-мах всё-таки, несмотря на своё скептическое отношение к у-мулю, взялась определить ему будущее. Точнее сказать, это определение - возможное будущее детей Шумера увидеть в мультиверсе архетипов, то есть пророчество.
 Но вещный архетип эпистемических знаний группового тела-сознания заряжен энергией живых человеческих эмоций и чувств, как позитивных, так и крайне негативных, возникавших в истории общества и государства при оценке хороших и плохих событий страны (периодов созидания и разрушения)
 Можно себе представить, что экскурс в сюжеты будущего Шумера, чтобы выяснить возможную судьбу младенца у-муля, представлял собой для богини вовсе не приятную прогулку. Ибо история Шумера есть краткие перерывы мира между постоянными конфликтами, войнами между городами "черноголовых", между городами и внешними племенами.

 Поэтому прорицающей Нин-мах вдруг овладело множество человеческих чувств: она познала отчаяние матери, которая любила своего мужа и младенца, гордилась своим городом и домом, у которой мужа убили, ребёнка и её уводят в плен как рабов, а город её и дом, построенные недавно, разрушены.
 Но ведь эмоции и чувства людей, запечатлённые в архетипах тела-сознания, в мультиверсе сюжетов приходят в групповое тело-сознание, овладевая самоидентификацией "я" в комплексах личности отдельных людей.
 Такие наведенные извне, из памяти этноса, эмоции и чувства есть содержания вещей первого и второго рода земной желтой и голубой небесной зон тела-сознания, которыми человек воспринимает мир.

 Поэтому вполне можно ожидать, что в эпизоде: "плач и крики Нин-мах" богиня заговорила фразами отчаявшихся женщин разорённого города, которые обращали к небесам слова своего непонимания и негодования, слова ужаса, отчаяния и гнева.
 Эпизод, в котором Нин-мах как земная женщина обращается в высшим богам, счастливым на своём небе и не знающим горестной жизни людей, а потому и неспособным к сочувствию, горчайший упрёк и даже проклятия, очень выразителен, и текст легко понять, если входишь в сюжет и сочувствуешь его персонажу
 И так понимаешь горький выкрик Нин-мах, обращенный к Эн-ки: "Я сна лишилась, я ушла из Экура, я от руки твоей не ушла!"

 Уйти из Экура - святилища Эн-лиля в Нип-пуре, значит разорвать отношения с богом верховной власти в Шумере, но при этом женщина не может уйти от Эн-ки: бога мыслей, насыщенных чувствами, разума, бога судьбы.
 Эта ссора с высшими богами - создателями мира сродни эпизоду грехопадения в Торе (где люди отпали от Бога), но имеет, в отличие от того шумерского мифа, который мы рассмотрим следующим, иную - не когнитивно-моральную (попытка людей овладеть знаниями добра и зла), а прежде всего нравственную окраску, и уже затем смысловую. Ведь именно различие жизненного, и притом нравственного опыта лежит в основе непонимания между страдающей земной женщиной и небесными богами с их вечным блаженством.

 Мы знаем, что образ Христа (Слова, полного чувством сострадания к людям и любви) - воплощенного Бога, принесшего себя в жертву ради спасения человечества от смертельного действия грехов, испытавшего тяжкие страдания и саму смерть в земном теле, преодолевает в христианстве эту морально-когнитивную пропасть различного опыта между живым, а значит, способным чувствовать Творцом, и его чувствующим творением, живущим в мире рождения и смерти:
 Воплощенному Богу ведомы и самые жестокие страдания, и отчаяние, и страх, и сама смерть земного тела (только смерть над Сыном окончательно не властна, потому что подчинена Отцу, и Сын побеждает смерть)

 Эпизод шумерского мифа, о котором мы говорим, символизирует состояние сперва богобоязненного, ревностного в своей вере, тонко чувствующего человека, способного к сочувствию страданиям других, который затем разочаровался в милосердии Божьем, а значит, и в собственных религиозных идеалах, столкнувшись с жестокой реальностью жизни на опыте.
 И так понимаешь восклицания Нин-мах, сказанное ею сначала Эн-ки, а потом и себе:

 "О, слова твои бессмысленные!", "О сама я, ложью разбитая!"
 Такова первая - негативная реакция Нин-мах при пробуждении в ней человеческой чувственности.
 Подлинная реальность универсума (ею и станут видения Нин-мах) выглядит гораздо хуже идеала (в мультиверсе возможностей). Для богини входить в архетип эмоций и чувств жившего и испытавшего события зла страдающего человека - значит, частично разделять его судьбу. Её божественный мир спокойствия разрушен.
 Но именно таков путь разума к пониманию другого и состраданию: путь со-чувствия. А разделение эмоций и чувств с другими, построение  с ними совместных пространств понимания, есть в известном историческом смысле и со-в-мещение судеб.

 Итак, для разных социумов в этносе, для разных этносов в стране совмещение судеб есть в-мещение судеб в одном месте — стране при построении единого государства.
 2.3 Синтез-кульминация

 В завершении мифа, которое также дошло до потомков фрагментарно, Эн-ки сам начинает прорицать будущее человечества, завершив этим трагические излияния Нин-мах. И его слова в итоге утешительны.
 Отметим несколько важных смысловых моментов, которые легко угадываются в отрывочных фразах оригинала:
  - "Энки Нинмах так отвечает:
"Слова, что из уст твоих вышли, кто отменит?
Умуль... из лона твоего да будет исторгнут!"

 Первое предложение означает, что возможная судьба младенцев Шумера, почерпнутая Нин-мах из мультиверса возможностей, станет подлинной реальностью универсума. Таково теперь неибежное зло во вселенной.
 Теперь мы видим, что если поступок Нин-мах еще и не является грехопадением в позднем смысле слова (так как грех - свойство человека), то во всяком случае именно богиня - существо женского пола реализовала в своем образе мифологическую идею, которая поясняет появление зла в мире, сотворённом разумными богами
 Как в греческой мифологии Пандора выпустила из ящика (потенции) наружу пороки, как в иудейском монотеизме Хава в результате грехопадения реализовала в мире зло,  заключенное в плоде знания добра и зла как потенция, так у шумеров Нин-мах, скептически настроенная по отношению к младенцу, выбрала из мультиверса возможностей злую судьбу для матерей и детей воюющего мира, и её выбор стал окончательным в универсуме

 Позднее, в мифологии Вавилонии, когда шумерский язык потеряет значение сакрально-литургического, произойдёт инверсия шумерского смысла в мировоззрении народов месопотамского региона - тогда проблема зла приобретёт иной: космогонический характер ("Энума Элиш"): в основе злых деяний окажутся мужские начала вселенной (вражда Абзу и его сына Эйа: переоцененного образа Эн-ки)
 Но вернёмся к сюжету мифа. Отныне действующее в мире зло не смутило Творца, заранее всё предусмотревшего и задумавшего: в диалектике мира он позволит злу отрицать самоё себя, служа горькому человеческому опыту и воспитанию человека.
 Вторая фраза указывает на то, что Нин-мах обретает чувства матери, а это для людей имеет непреходящее значение:

 - "Нинмах, труды свои прерви, негожи они, против меня кто выступить может?
 Творенье по образу моему, что вслед за тобою я создал, Словом склонено да будет!
 А когда мой корень повсюду достойно прославят, Да будет на то твое согласие мудрое!"
 Это уже второй эпизод мифа, где Эн-ки говорит, что сотворил человека по образу своему (сходство с Торой сразу бросается в глаза). Прежде это было сказано в первом эпизоде:
 "Он задумал то, что из женского выйдет лона. Эн-ки все силы свои собрал, разум свой всемерно расширил.
Эн-ки образ, себе подобный, в сердце своём разуменьем создал"

 Заметим, что уже здесь проявляются пантеические мотивы рождения одного от другого.
 Особенность данного эпизода: творением по образу своему Эн-ки сейчас называет не просто человека, не образ человека зрелого и сформировавшегося, но образ младенца. И о нём же говорит: "мой корень" (в значении "мой образ в человеке"), не сомневаясь в том, что этот образ "божественного младенца" будет в мире прославлен по достоинству, и что богиня-мать конечно даст на это своё мудрое согласие. Заметим, что так же относился к детям и Христос: как нравственно и когнитивно чистой tabula rasa, еще не испорченной пороками своего века, готовой к восприятию новых знаний, новой веры и к новым испытаниям морали.
 Более того, в тексте есть смыслообразующая фраза: творенье "по образу моему...словом склонено да будет!"

 Итак, почему образ Творца пребывает на беспомощном, казалось-бы, младенце человека, и почему это творение будет склонено Словом?
 Взрослый человек с развитым "эго", если он чувствует себя одиноким перед угрозами мира, склонен защищаться, нередко видя повсюду опасности и проблемы, склонен вооружатся, ищет себе соратников, пытается уйти от врагов, ищет пропитание, порою с боем добывая его у природы или других людей. Такая способность часто служит и мерилом социальной значимости человека, его силы.
 Но бог мудрости и судьбы говорит нам о том, что наивысшей защитой на упорядоченной им Земле, в нравственных законах общества, которые он положил, обладает родившийся младенец "у-муль": надежда этноса - правда, лишь когда в сердцах людей жива любовь и живы чувства: нежности к своему "корню", привязанности, сострадания к беспомощному состоянию другого.

 Тогда невинный и беспомощный "у-муль" пускает в действие непобедимое оружие Творца: любовь - прежде всего, овладевая ею сердцами родителей.
 Итак, прославленный "корень Эн-ки" есть сила любви, творящей мир-древо. А для этноса это корень рода, несущего в семьях от поколения к поколению традиции любви и нравственности. Из "корня" родов вырастает родо-племенное сознание, а с ним всё этническое "древо". И вся его культура основана на ценностях и антиценностях (познании добра и зла), отражающих в себе нравственные законы Творца, преступление против которых - есть преступление против жизни.
 Эта любовь (которая проявляется через чувства) склоняется не насилием, а Словом, и способна жить через Слово. Примером тому как раз и служит Нин-мах, в жизни которой архетип Шумера (описательная реальность) стал проводников чувств человека, а значит, и человеческой любви (не только человеческой ненависти)
 - "Сестрица, в тебе могучая сила..."

 Фразу эту (заметим, что прежде Эн-ки относился к возможностям своей сестрицы критически), в контексте всего мифа следует понимать как: "сестрица, теперь в тебе могучая сила".
 Ведь Нин-мах обрела способность чувствовать любовь и смерть, только когда она чувственно приобщилась к любви, страданиям и смерти людей. Такова архаично-аграрная, языческая, матриархальная предтеча образу Христа. А весь эпизод мифа охватывает собой сюжеты от грехопадения до потенции спасения человечества (в монотеизме это путь от иудаизма к христианству)
 Действительно, земная судьба выживающего через технологические кризисы человечества заключена в этническом бытии, его же родовой корень заключён в семьях. Великая, до самопожертвования, сила женской и материнской любви и самоотдачи играет решающую роль для перспективы выживания этносов и всего человечества.

 Ведь в семьях будущих родителей, основанных на любви, способной преодолевать кризисы, на взаимопонимании любящих людей, рождаемом в диалектическом опыте совместной жизни, терпения и преодоления, заключен мировоззренческий и нравственный "корень рода" к разветвлению будущих семей, способных преодолевать свои кризисы, в следующем поколении народа.
 Так в этом мифе понятие "корень" тела от буквально-физиологического и визуального (обозначая половой орган в действии мужской эррекции) приходит к смыслообразующей вещи второго рода, отображенной в аграрном образе растения (корень мира в двойном понимании этого слова, корень тела-сознания этноса: исток его родового "древа")
 - "... У-муль мой дом да построит!"

  Завершающая фраза - едва-ли не самая важная во всём мифе. Младенец у-муль (образ рождённого человека, обладающего светлым будущим: "день мой далёк") - не только "корень" Эн-ки, но и наследник его славы по управлению сотворённым миром, который его творец называет "мой дом". И даже так: «родной дом»
 А для шумеров их родным Домом стала родная страна.
 Этот дом Бога, построенный для людей, становится также домом вечно обновляющегося человека
  2.1
 Мистерия "Дарение-похищение священных "ме" Ин-ан-ной у Эн-ки из Эреду-га и передача их Уруку"
 Здесь социально-гендерные сюжеты родо-племенного сознания (настоящее), отображены в биологически-гендерных сюжетах.

 Прежде чем начать анализ смысловой структуры этого важнейшего мифа, который относится к теме "грехопадения" городской, и в то же время "небесной владычицы" богини (на этот раз не богини-матери Нин-мах, а богини страсти Нин-ан-ны, но также в конфликте с Эн-ки), отметим весьма важную деталь:
 Этот миф является прелюдией к другому мифу, центральному по своему значению в аграрной культуре Шумера. Мы рассмотрим тот, второй миф ниже (в подразделе 3.1, теме инволюции), это сказание о замужестве Нин-ан-ны за пастухом Думу-зи и её нисхождении в подземное царство
 Оба мифа являются или частями одного эпоса, или литургического канона, они связаны сюжетом, так что второй миф является логическим продолжением первого.
 В первом мифе Нин-ан-на уже помолвлена за пастухом Думу-зи, и как раз в первом мифе она становится обладательницей одного из подаренных ей Эн-ки "ме" (вещи знания) о спуске в подземное царство и подъеме из него.

 И первый и второй миф явно построены как литургическое песнопение в храме, рассчитаны на разные голоса, начинаются с одинакового (канонической) распевания строки о том, что Нин-ан-на в ту или другую сторону взгляд свой обратила.
 Более того, отметим, что такие мифы в жреческой практике Шумера, судя по их семантическому строю - не просто ритуалы и не просто литургические обрядовые песнопения, но и целые спектакли-мистерии, в которых сюжет ставится хором и отдельными жрецами, разыгрывающими сцены между богами-персонажами.

 Соответственно тексты литургий, в которых участники играют те или иные роли, представляют собой структуру строго канонизированных символов, которые повторяют смысл отдельных частей сюжета в различных вариациях и разнообразных его ситуациях.

 Оба мифа, о которых мы говорим, начинаются с того (только в первом мифе из всего ритуала сохранилась самая последняя часть: об одевании шугура), что богиня, готовясь в дальний путь, надевает на себя своё магическое облачение из семи амулетов, расположенных на физическом теле так, что они прикрывают места, соответствующие зонам тела-сознания.
Соответственно, на вершину головы (что соответствует фиолетовой зоне) одевается корона (венец) "царицы Эдена": "шу-гур"
 Эден, в буквальном переводе: равнина - синоним Шумера, что конечно сходно в "эдемом" в Торе.

 Далее, заметим, что в первом мифе Нин-ан-на обращается к Эн-ки как к отцу, а он к ней как дочери (хотя между ними нет кровного родства), и во втором мифе Нин-ан-на также велит своей вестнице Нин-шубу-ре, которая переносит её слова, обращаться к великим богам Шумера: Эн-лилю, Нан-не и Эн-ки с обращением "отец", а себя именует их дочерью.
 
 Таким образом, при обращении отец-дочь речь здесь идёт о ритуальной коммуникации, когда подразумеваются образно-смысловые вещи второго рода, в данном случае социальные отношения, отображаясь в биологически-гендерных образах отца и дочери (таков же смысл в ритуальном имени Отца небесного времён монотеизма и креационизма: Творец с любовью, отечески относится к сотворённым людям)

 Однако это не мешало (а скорее помогало) в мифологии многих городов, где кроме основного бога почитали также Нин-ан-ну. Храмы ей стояли по всей стране. Что прямо следует из мифа о спуске в подземное царство, это богиня любви.
 Городские мифологии считали её дочерью своего небесного бога. В Уре, например, где богом-покровителем города был лунный бог Нанна (Син), Нин-ан-на считалась дочерью его и богини Нингаль, а в Уруке, находившемся под патронажем Ана, соответственно именно дочерью Ана оказывалась богиня любви. Таким образом, вероятно, описывалась связь между образом Бога и любовью.
  Из трёх великих богов неба, к которым с жалобной речью обращался Нин-шу-бура, с подлинно отеческим чувством на её беду откликнулся как раз Эн-ки. Заметим, что именно у него Нин-ан-на обманным путем взяла "ме", в том числе, информацию о входе и выходе из подземного царства, но это рождает у бога мудрости и нравственности не чувство удовлетворенной мести, а тревогу за судьбу богини.
 Соответственно, в смысловом плане центр
альным в этом мифе является эпизод дарения-похищения священных сутей "ме".
 Как мы заметим ниже, часть "ме" была действительно подарена Эн-ки его "дочери" Ин-ан-не, а другая часть, увезенная богиней, была ею украдена, причем именно та, которую она и вожделела: о власти жреческой и царской.
 Этот миф по смыслу близок библейскому сюжету о грехопадении Евы и Адама вследствие поглощения ими плодов с дерева знания добра и зла. Хранилище "ме" Эн-ки в его дворце Абзу - языческий аналог такого древа.
 Но есть конечно и существенная разница:

 В иудейском монотеизме субъект сюжета в эпизоде о грехопадении - Творец противопоставлен объектам грехопадения - его творениям: перволюдям, и змею, который поначала соблазняет Еву (а затем Ева соблазняет Адама)
 В языческом шумерском мифе о приобретении "ме" городом Эанной (будущим Уруком) субъект остаётся "за кадром" повествования, а два персонажа: Эн-ки и Ин-ан-на являются объектами и жертвами запретных плодов (после чего Эн-ки, отошедшему от хмеля, приходится играть роль высшего Разума, исправляющего несправедливость, допущенную в результате его прежнего конфликта с Ин-ан-ной)

 Таков итог квалитативной эволюции сознания, описанный здесь, и он находит во втором мифе (период инволюции) естественное продолжение, так как описывает в подробностях, как Нин-ан-на и её, теперь уже божественный муж-пастух Думу-зи (ставший лугалем в Уруке благодаря иерогамному браку с Нин-ан-ной) распорядились теми из полученных "ме", которые были приобретены недобрым путём, и какие это имело последствия для судьбы Шумера.
 Далее, для анализа мифа о возвышении города Урука, получившего знания в итоге дарения-похищения небесной богиней города у небесного бога Шумера, нам необходимо выяснить два обстоятельства:

1. Роль города Урука-Эреха в геопространстве Шумера и в его истории
2. Представления в цивилизации шумеров о вещах ("ме"), являющих своими формами идеи, лежащие как в основе технологий сотворения мира, так и в основе эпистемы (архетипа) человеческих знаний:
  1.
 Начнём очень кратко (так как это не составляет основной предмет нашего интереса) и схематично с истории Шумера, используя то, что стало известно шумерологам в ХХ веке на основе археологической, лингвистической и философско-аналитической деятельности ученых и выстраивая эти знания в соответствии с теми законами мироустройства триединой реальности, о которых у нас идёт речь.
 Затем мы перейдём к членению геопространства Шумера в координатах север-юг и запад-восток, а затем объединим логику истории с формой геопространства так, чтобы показать структуру пространства-времени архетипа, в мифологической форме описывающего культуру Шумера.

 Для простоты изложения согласимся с той историогрaфической версией (возникшей под влиянием С. Крамера), что собственно шумерскую историю в Месопотамии IV-III тысячелетиях до х. э. (этот переход нас теперь интересует) можно разделить на два глобальных отрезка истории, как раз соответствующих мерам тысячелетий:
   1.1 вторая половина IV тысячелетия, цивилизация, сведения о которой сохранились в некоторых памятниках культуры, известная как союз в Месопотамии пяти сакральных городов: Эредуг, Бад-Тибиру, Ларак, Сиппар и Шуруппак. В этой хрональной последовательности власть над целой страной передавалась к владыкам городов.
 
  Эта смешанная цивилизация возникла в результате развития автохтонного убейдского этноса, так что её можно считать переходной к собственно цивилизации шумеров, которые массово мигрировали, внедрялись в убейдские аграрные города, постепенно создавая собственные центры культа и вокруг них экономически успешные городские и притом речные цивилизации в Двуречье Тигра и Евфрата.
 Одной из них, созданной на Евфрате, и стала Эанна - сначала сельская община, объединившаяся с сакральным религиозным центром бога Ана - Кулабом (культа Ана будет вытеснен культом небесной владычицы, покровительницы города Ин-ан-ны), потом целый ном.
 Затем в этой местности выделяется жреческий и царский центр, чьи династии в своё время циклической истории, на что указывает царский список Ниппура, претендовали на центральную роль во всём Шумере - город Урук (С. Крамер называет этот город Эрехом - более поздняя, аккадская версия)

   1.2. полностью III тысячелетие Шумера (включая несколько сот лет владычества аккадской династии). Именно эта цивилизация совершила революционный переход от пиктографической письменности через идеографическую (пиктограммы с абстрактными понятиями) к известной всему миру клинописи
 В промежутке между этими крупными геособытиями следует, разумеется, кризис убейдской цивилизации, принимающий, судя по всему, экологические формы (а стало быть, коль скоро речь идёт о трагической судьбе целого этноса, кризису экологии соответствуют проблемы этики и экономики).
  В истории мировых цивилизаций, особенно морских и речных, потоп (описываемый в апокалиптических мифах) часто является следствием не только глобальных событий природы, но и логически совпадает с губительным преображением кормящего ландшафта этносом в его местАразвитии.

 Это можно связать с изменением рельефа (одна часть местности возвышается при нагроможении культурных слоёв поколениями народа, и так возникают наносные холмы, другая же часть при массовых ирригационных работах, которые сопровождают бурный рост населения, понижается) и водного баланса региона, а значит, и климата. Вместе с этим нарушается экологическое равновесие и кормящих ареалов биоса.
  Цивилизации же Месопотамии сочетали черты морской, то есть зависели от уровня моря в Персидском заливе, а также от морской этно-миграции и торговли, и речной цивилизации, то есть зависимой от разливов-отливов своих великих рек и их притоков, а также от коммуникации по рекам, и орошения, отводимого от рек.
 Эти цивилизации, как известно, так сильно изменили водостоки региона, и так понизили русла двух великих рек, что соединили воды Тигра и Евфрата, прежде имевших различные устья при впадении в Персидский залив.
 Между тем, в древнем Шумере бассейны этих рек, как мы отметим, составляли раздельные геополитические контуры (по оси культурного развития этносов запад-восток)

 Как бы то ни было,  по сообщению "царского списка", после возвышения цивилизации последнего из пяти городов - Шуруппака "потоп смыл страну" (соответственно, "ной" шумеро-аккадских мифов Зиусудра-Утнапишти был праведным царём Шуруппака)
 После этого убейдская цивилизация полностью уже не восстановилась, зато в III тысячелетии начинается восстановление страны и бурный рост структуры собственно шумерских городов-протогосударств.

 Итак, всё сказанное нами служит предисловием к освещению тех обстоятельств хрональной структуры событий, о которых идёт речь в анализируемом мифе:
- начало мифа описывает переход роли цивилизационного и сакрального центра из Эредуга (первого по времени и значимости города уходящей в прошлое "цивилизации пяти столиц", посвященного богу Эн-ки) в Урук (город Ин-ан-ны), к первой царской династии этого города (она следовала за первенством династии города Киша)
- финал мифа описывает обстоятельства, которые приведут к потери городом Уруком роли сакрального, экономического и военно-политического центра в Шумере (эта роль, как следует из "царского списка", переходит к династиям Ура - города, который также посвящен Эн-ки)

 Теперь нам, для того чтобы роль отдельных городов в эволюции страны стала яснее, необходимо кратко описать статическую и этнографическую структуру геопространства в Шумере III тысячелетия.
   Междуречье между Тигром и Евфратом ("эден" - низинный и равнинный рай-оазис среди окружающих гор и пустынь, часть Плодородного полумесяца) составляет: во-первых, Северную Месопотамию (населенную в интересующий нас период преимущественно семитскими племенами).

 В Северной Месопотамии единственным номом, первоначально значимым в истории Шумера был только Мари, стоящий на Евфрате, остальные же события шумерской истории вплоть до царства Саргона в Аккаде, разворачивались в Южной Месопотамии.
 Само это разделение следует из форм круговых геоконтуров (петель), очерчиваемых двумя реками путем образования выгнутых наружу дуг. Тигр и Евфрат сперва образуют большой "контейнер", это и есть Северная Месопотамия. Затем реки сближаются на максимально близкое расстояние - около 30 километров (место перехода), далее составляя переходящий к Персидскому заливу второй "контейнер", образуемый малыми дугами тех же рек.

 Это и есть Южная Месопотамия - главное место действия шумерской драмы.
 Здесь мы сразу же отметим систему геопространственных координат, важную для построение пространственно-хрональной структуры этно-ландшафтного архетипа Шумера.
 По вертикали север-юг (экономически, то есть национально обусловленная делимость) страна Шумер традиционно и фактически была разделена, в свою очередь, на части: северную (Ки-Ури) и южную (Энг-Ури).
 Граница между ними, судя по всему, проходила по линии Ниппура - сакрального города западно-шумерских лугалей, главными покровителями которого считались Эн-лиль и его супруга Нин-лиль.

 В Ки-Ури, население которой, так как эта часть страны промежуточна к Северной Месопотамии, составляло, скорее всего смесь семитов и шумеров (а это значит, что элиту его, как правило, составляли династии семитов.
 Центральное значение в Ки-Ури имел ном Киш. Именно с царской династии одноименного города (логично предположить, что именно этот город меньше чем южные пострадал от гигантского наводнения) начинается, согласно "царскому списку", восстановление Шумера.

 Влияние Киша на шумерскую историю периодически еще будет возрастать, но главные по значимости события происходят всё-же в Энг-Ури, населенной преимущественно шумерами.
 Из тех исследований, которые С. Крамер проводил совместно со своими современниками в ХХ веке, а они подвергли критическому анализу "царский список" Ниппура, следует, что один из величайших царей: Бель-гамес из Урука (ставший в шумеро-аккадском эпосе героем Гильгамешем), один из первых предпринявший попытку объединения городов Шумера под своей властью, был современником Агга - последнего царя из первой правящий династии Киша.
 То есть можно говорить о постепенной передаче, от севера к югу (около 2600 г. до х.э, то есть в первой половине тысячелетия) геополитической инициативы в Шумере от династии Киша к династии Урука. Существует сказание в эпосе о Гильгамеше, возможно, аккадских времён, или переписанное во времена аккадской династии: "Гильгамеш и Агга" о победе царя Ура над царём Киша.
 Это произошло в период, который называют вторым раннединастическим  (XXVII—XXVI вв. до х. э.)

 Проблема расшифровки таблиц "царского списка", плюс к отсутствию унифицированной системы мер в хронографии, как раз состоит в том, что таблицы могли показать династии городов лишь последовательно, одну за другой, тогда как фактически периоды влияния династий в развитии событий частично перекрывали друг друга, так что периодически возникали периоды двойного или даже многократного влияния отдельных городских династий на события во всей стране или отдельных её частях.

 Тем не менее, в переходе геополитического влияния от севера к югу Шумера и обратно, а в юге от запада к востоку и обратно, существует в динамике геопространства-времени Шумера и своя циклическая закономерность, и своя линейная доминанта языческих религий, которая и привела к закату сперва шумерской, а поздней и всей месопотамской цивилизации.
 Ещё до Бель-Гамеса, в период, который шумерологи называют первым раннединастическим (XXVIII — XXVII вв. до н. э.), и когда в соперничестве Ура и Урука инициатива временно перешла к Уру, царём Урука был Думу-зи, отождествлённый в мифологии с царем-пастухом, который был сакрализован еще в предыдущей цивилизации.

 Согласно "царскому списку", это имя, а точнее сказать, этноним, носил царь в Бад-Тибире. Ему приписывают иерогамию с богиней города Ин-ан-ной. Это  гендерный миф, ставший основой обряда, сакрализующего власть царя как дарованную его священным союзом с богиней, который закреплён соитием.
 Думу-зи играет одну и ведущих ролей во втором мифе (схождение Нин-ан-ны в подземное царство), но также, как мы отметим, существенна его роль и в интересующем нас мифе о дарении-похищении священных "ме".

 Отметим вкратце геопространственную структуру, но при том и хрональную структуру Энг-Ури по линии "запад-восток" (ось разделения этнических культур)
 - Западная цивилизация бассейна реки Евфрат. Власть жреческой аристократии в городах, правление города в руках жреца, постепенно приобретавшего титул правителя "эн", но постепенно происходит переход власти, и притом наследственно-династической, в руки военных вождей лугалей.

 Набирает влияние в первую половину тысячелетия. Ведущие номы:
 соперничающие Урук и Ур, а также священный город Энлиля, где коронуются цари городов и даже "лугали страны" - Ниппур
 - Восточная цивилизация бассейна реки Тигр. Набирает влияние во вторую половину тысячелетия, когда Ур и Урук сливаются в одну протогосударственную структуру, и служит переходной фазой к аккадскому периоду в первой половине XXIV века (власть царей Северной Месопотамии).
 Влияние жрецов в восточной цивилизации уже довольно быстро сменяется устойчивой властью правителя города из богатой аристократии - "энзи" и структуры его чиновного аппарата.
 Лугали здесь, как правило (возможно, за исключением Адаба) - военачальники, призываемые иногда на весьма краткий период военных действий, и далеко не всегда, так как энзи обладали всеми военными полномочиями, а наиболее влиятельные из них даже составляли правящие династии.
 Также как и лугали восточной цивилизации, энзи Ниппура и восточные энзи экономически сильных городов в бассейне Тигра стремятся к объединению Шумера, причем энзи Уммы, овладевая Уром, принимает царский титул этого города, именуясь: "энзи Уммы, лугаль Ура", а овладевая Ниппуром: "энзи Уммы, лугаль Ниппура"

 Ведущие номы:
 соперничающие Умма и Лагаш, а также промежуточный между ними Адаб (где правил, вероятно в XXV веке, один из величайших завоевателей Шумера: лугаль Аннемаду)
 Метаморфоза в строении сословий и социумов, которая постепенно происходит в структуре управления городов-протогосударств Шумера (в частности, постепенная замена жреческой аристократии на чиновную, которая происходит при расширении юга страны и переносе её важнейших центров с запада на восток) живо напоминает нам процессы в китайской империи Хань, возникшей в конце I тысячелетия до х.э. и отчасти напоминает такие же динамику событий в царский период Древнего Рима одновременно с китайской империей.

  В Риме мы отчетливо выявили градацию четырёх - сперва эволюционирующих, а потом инволюционирующих общественно-культурных формаций: родо-племенная, сословно-монархическая, социально-сословная и последней, а завершающей фазой инволюции является формация социально-технологическая. Эта четверица является базовой для всех цивилизаций, ставший на богоборческий путь техногенного развития.
  Действительно, к середине шумерского тысячелетия четверка социумов, весьма напоминавших сословия, выглядела примерно так (не включая в неё рабов):
 Город
 - правитель (эн, лугаль или энзи), его сановники, жреческая, племенная или социально-чиновная знать: протогосударственная структура управления
 - городские промышленники: единичные ремесленники и общиники-цеховики, купцы и клиенты (на оплачиваемой службе)

  Сельские поместья:
 - крупные землесобственники
 - мелкие землевладельцы и наёмные работники: единичные и общинники, и арендаторы земли
 Рабы же практически находились вне этой системы и её имущественно-правовой сферы. Кроме того, рабство в Шумере, во всяком случае, в период его расцвета, не имело того хозяйственного значения, что в более поздних цивилизациях (например, в Риме, расширявшемся и проводившем активную захватническую политику), и носило ярко выраженный этнически-гендерный характер. Например, первоначально шумеры брали в плен только женщин и девочек. Конечно в социально-технологическую эпоху эта ситуация изменится.
 Там же, где рабские отношения начинали приобретать значение в экономике шумеров (с распространением так называемого долгового рабства представителей коренных сословий вследствие их массовых разорений - бич Лагаша, как и в китайской империи Хань), там как раз города этой цивилизации входили в состояние глубокого кризиса и социальных потрясений - известным примером у шумеров как раз является Лагаш.

 Стало быть, чтобы отождествлять историю и структуру общества Шумера с Лагашем, как часто делают шумерологи, (коль скоро именно Лагашская цивилизация оставила большинство документов экономического, политического и экономически-правового содержания), нужно понимать, что история самого Лагаша носит цикличный характер. И каковы доминанты этой истории, таковы фазы её цикла - причем именно в этом городе, которому суждено было сыграть важнейшую роль в истории социальных реформаций Шумера.
 Заметим, что эта же: линейно-цикличная (спиралеобразная) динамика вполне применима к четверке ведущих номов в Энг-Ури Шумера, особенно если учесть, что линейно-векторной является история государственных форм власти, а циклической: форм группового тела-сознания.
 Построим же структуру пространства-времени в этно-ландшафтном архетипе Шумера таким образом, определяя к каждому городу, так как речь идет о линейном векторе форм власти и экономики, характеризуемые не самими формами культуры, а циклическими переходами между ними и постепенным усложнением цикла:

 В первой половине III тысячелетия (ранняя западная цивилизация на водосборе Евфрата)
 Урук: переход от родо-племенной к сословно-монархической формации
 Ур: переход от родо-племенной к сословно-монархической формации, затем переход от сословно-монархической к социально-сословной
  Во второй половине III тысячелетия (поздняя восточная цивилизация на водосборе Тигра)
  Умма: переход от родо-племенной к сословно-монархической формации, затем переход от сословно-монархической к социально-сословной, потом переход от социально-сословной к социально-технологической
 Лагаш: переход от родо-племенной к сословно-монархической формации, затем переход от сословно-монархической к социально-сословной, потом переход от социально-сословной к социально-технологической, а по окончании цикла крупнейший полит-экономический кризис общества (период правления лугаля Банды, 2328-2319), социальная реформация (правление Урнимгины, 2319-2311) при которой общество возвращается к истоку культуры: родо-племенным ценностям.

 Таким образом, в динамике шумерского геопространства по линии запад-восток мы видим ту же логику, что и в китайской династии Хань на рубеже между дохристианской и христианской эрами (переход гегемонии из западного геоконтура к восточному - и соответственно перенос места "царского города")
 Как и в переходный период империи Хань, в Шумере также деятельность социального реформатора, избранного энзи Урнимгины, по обузданию бесчеловечных форм социально-технологического общества, засилия бесчисленной армии чиновников в Лагаше, массовому разорению социумов соответствует в Умме социально-сословная формация общества (так как накопление знаний и смена культурных форм в Лагаше происходит быстрее чем в соперничающей Умме)

 В Умме этого периода временно возвышается энзи Уммы (и лугаля Ура) лугаль Загесси (2336-2311), объединивший часть западного и восточного Шумера. Он отбирает у нома Лагаша часть его земель и отменяет часть его реформ.
 Но и деятельность этого шумерского лидера, когда груповое тело-сознание в царстве наконец достигает финального уровня социально-технологической формации, закономерно прерывается аккадским завоевателем Саргоном Древним, подчинившим Шумер.
 В аккадско-шумерском царстве шумерский язык начинает постепенно вытесняться семитским из быта (оставаясь в шумерских храмах сакрально-литургическим), видоизменяются основы религии, поддерживаемой централизованным протогосударством, под воздействием культов небесных сил, которые несут с собой семиты и которые они оплодотворяют мудростью тысячелетней аграрной цивилизации Шумера.

 После нескольких веков правления аккадской династии и её кризиса (затем сотню лет правит династия завоевателей-кутиев), архетип Шумера вновь начинает рекапитулировать - начиная с сословно-монархической фазы.
 И в логике четырех форм циклической истории понятно, что зачинателем этого возрождения должен быть ном западной цивилизации, возглавляемый царем сословно-монархического общества - лугалем.
 Действительно, в период 2112 по 2003 гг. по завершению власти аккадской династии и краткого правления кочевнических династий - кутиев в Шумере правят цари III династии Ура, при которых титул "энзи" уже соответствует наёмному чиновнику (губернатору провинции)

 Но окончание III тысячелетия становится для шумерского этноса и его цивилизации непреодолимым историческим рубежом (дидлайном). Далее эпистема шурмерской мифологии остаётся в исторической памяти человечества, станет базисом для арамейской (затем иудейской), и также конечно вавилонской и ассирийской культур, но она уже никогда не будет знанием живого этноса.
 Вот полное и последовательное описание линейно-циклической логики в шумерской истории. Нам осталось только выяснить, какую роль в этой динамике шумерского геопространства играет скорость накопления информации в эпистеме знаний этой страны и как скорость обработки физической информации соотносится к возможностям познания в цивилизации шумеров.
2.
 В шумерских номах с их преимущественно аграрной структурой ценностей метаморфозы общественного тела-сознания и переходы от одного вида правления к другому, одной формы элитарного общества к другому прямо связаны с возникновением абстракций натурального языка, способом накопления знаний, их характером.

 Этим и объясняется переход от жреческой элиты к чиновной в Шумере к середине тысячелетия, так что шумерский храм, при потере функций религиозной веры поначалу служил и центром экономики и центром знаний, уступает постепенно свою когнитивную роль, оставив только функции управления хозяйством страны.
 А вместе с ней растёт и влияние в стране структуры языковых школ (эдубб, возглавляемых учеными грамотеями - уммиями), которые готовили из детей богатой знати чиновно-управленческую элиту.

 Эти школы не только систематизировали лексику шумерского языка и счёт, обучая этому учеников, но и развивали язык, и создавали литературу шумеров (как устный язык, так письменность, фиксирующую достижения устного языка).
  "Школы таблиц" накапливали для обучения информацию из самых различных областей познания, собирали в своих хранилищах "библиотеках" шедевры письменной культуры, образцы хозяйственной переписки, законодательных и экономически-правовых актов, вместе со значениями слов сохраня также разнообразные сведения об окружающем мире: природе, социуме с его орудиями труда и технологиями управления, обучали семиричной системе счета с помощью счетных таблиц. Здесь преподавали путём постоянных упражнений и повторений способы математического измерения в экономике: расчета земельной площади, частей урожая, периодов времени в аграрном производстве, тем способствуя массовому распространению прежде сакральных знаний и отчасти их вульгаризуя.

 Эдуббы оставили потомкам на обожженных глиняных табличках много материалов, позволяющих судить о процессе обучения, об учебных материалах, упражнениях, методике преподавания, о дискуссиях между учениками, между учениками и преподавателями.
 Именно развитие языка и также информации, необходимой множеству чиновников, управляющих социумами шумерской экономики, способствовали ускорению обработки физической информации в теле-сознании шумерского общества и ускоренному процессу абстрактизации и универсализации понятий в теле-сознании (структуры вещей второго рода), давая людям, способным управлять различными хозяйствами, элитарный статус в социумах.

 Попадая в структуру городского управления, они превращались в аристократию чиновников
 Образ шумерской школы - эдуббы
 Рассмотрим в качестве примера загадку, предлагаемую ученикам шумерских эдубб с вопросом: "что это такое?" (ответ: "школа таблиц", то есть сама эдубба)
 1)Дом, у которого, как у неба, есть плуг,
 2)Который накрыт тканью, как медный котелок,
 3)Который, как гусь, стоит на опоре,
 4)Куда входит тот, чьи глаза закрыты, и выходит тот, чьи глаза (широко) раскрыты.
 Раскрытие смысла этих строк идёт прямо по пути перехода от буквально-образного применения понятий (описание физической реальности в вещах первого рода) до переносного (описание реальности материальной в смыслоносных вещах второго рода):
   1) "Небесный плуг" - это образ сил плодородия, нисходящих к земле с неба, "обрабатываемого" и культивируемого целенаправленными силами, которые сверху несут всходам, когда нужно, свет и тепло, а в определённую пору года - и благодатные дожди (пресную живую воду, несущую жизнь природе и людям). Этот образ тесно связан с именем бога "Гуд-галь-анна" ("Небесный бык" с которым мы еще познакомимся в анализе мистерии о нисхождении Инаны в подземный мир)
 "Небесным плугом" эдуббы является тяжкий труд её учеников, подобный работе пахаря, и плодом такого труда становится свет знаний.
 Эквивалентом этому аграрному образу могут послужить слова Некрасова, обращенные к просветителям народной крестянской среды: "сейте разумное, доброе, вечное", ведь сеянию злаков предшествует предварительная обработка почвы, совершаемая в определённый период готовности циклической природы.

 Тем более нас не должен удивлять парадоксальный для поздней мифологии образ небесного плуга, тем более, примененный для описания к школы, что ведь в аграрной цивилизации "черноголовых" и Эн-ки стал одновременно богом мудрости, пресной воды, и сельского хозяйства (а его физическое воплощение: Энки-ду  - землепашец  и в аккадском эпосе о Гильгамеше герой, подобный славянскому Микуле Селяниновичу), и две богини земного плодородия: Нин-саба и Нин-даба совмещали свои аграрные обязанностями с образом богинь мудрости и знаний.
 Например, Нин-даба упоминается учениками эдуббы на сохранившихся табличках как покровительница школы.  Очевидно, что мудрость агрария и знание сельского хозяйства, необходимое для того, чтобы вырастить хороший урожай, были связаны в Шумере причинно-следственной связью.

 2) Как ткань, которую заботливый хозяин положил на котелок, внутри его сохраняет и концентрирует в содержимом аромат, чтобы не выветривался, а снаружи охраняет содержащееся от испарения, пыли и мошкары, так учение в эдуббе позволяет ученикам накапливать знания и охраняет от дурного влияния окружающего социума.

 3) Опорой эдуббе, на которой она "стоит", не падая, является мудрость и стабильный авторитет её уммия ("отца" школы), готовящего обществу полезных ему, необходимых специалистов.
 Здесь мы видим абстрагирование, переход от понимания термина "школа" как здания (сравнение с гусем показывает, что исходным пунктом сравнения является физическая реальность), к пониманию школы как постоянного коллектива преподавателей и затем - пониманию школы как устойчивой научной концепции воспитания, преподавания и знаний, которая сохраняется даже при ротации обучающего персонала.

 Это переход от вещи первого рода (физического предмета, отображения физической реальности) к вещи второго рода (материальному образу в теле-сознании, абстрактному носителю смысла)

 Аналогично в русском языке отличаются понятия "церковь" (здание) и "Церковь" (религиозная организация священников)
 Только благодаря авторитету эдуббы и хорошему практическому обучению состоятельные отцы, желающие блага своим сыновьям, неизменно посылают детей в эту школу, платя за обучение, а в течение учебы ещё и награждают уммия поощрительными подарками. Тем вознаграждается труд её персонала, оплачивается учебный инвентарь и создаётся преемственность в поколениях её учеников.
 Именно на этом эдубба и "стоит", не "падает". Это абстрагирование от значимости глагола "стоять", противоположной глаголу "падать" как действия, передаваемого движением в физической реальности, к действию в материальной реальности сознания: если эдубба как научная школа "стоит", значит её популярность в обществе сохраняется, и продолжается процесс просвещения ею общественных слоёв.

  4) Эквивалент пословице: "ученье - свет, а неученье - тьма" с естественным для школы качественно-динамическим дополнением: ученик входит в неё невежественным, т.е. "тёмным", а выходит обученным, т.е. "светлым" (абстрагирование от физического понимания термина "свет")
 Само наличие такой загадки говорит о том, что в учениках эдубба (обучающая языку и практическому счету, но это значит: дающая знания и культуру) развивает абстрактное мышление.

 Причем методика такого развития есть именно процесс перехода от образа физического предмета, привычного в повседневном опыте учеников, свойства которого им знакомы (водоплавающая птица гусь и его устойчивость на земле, медный котелок, покрытый лёгкой тканью, плуг и физическая работа в поле, солнечный свет с "разрыхлённых" небес) к образу предмета материального, содержания абстрактного понятия, несущего смысл: школа знаний и устойчивость её авторитета вместе с авторитетом уммия, свет разума и просвещение, умственный труд сознания, обособленный своим мировоззрением, устойчивыми нравственными принципами в традициях и стилем жизни учебный коллектив преподавателей.
 Вещное знание, накапливаемое поколениями, на базисе накапливаемых знаний добра и зла (иерархии ценностей и антиценностей) возникает в историческом коллективном опыте этноса, который обживает свой контур геопространства, приспосабливая его к потребностям людей, в определённом ритме жизни (календаре понимания добра и зла при нравственной оценке трагических и радостных событий) познавая и преображая свой внешний и внутренний мир.

 Пока Бог посредством веры религиозного типа, отображаемого в политеизме, поддерживает борьбу добра со злом, Шумер выполняет функции школы народов по обучению добру и злу, но с наступлением атеистических фаз развития техногенного общества, определяется бытие цивилизации к смерти на конечной социально-технологической фазе культурной формации.
 Так по мере осуществления четверицы культурных формаций техногенного общества Шумера возникает и формируется понятийность естественного языка и этнической культуры в календаре путём нравственно (а значит: в энергетике эмоций и чувств, как позитивных, так и негативных) артикулируемого означивания событий этноса: природы, культа, социума, политики и фиксирования в понятийности языка, сохраняемого в памятниках культуры и канонов её права, экономики социума и её имущественного права.

  Соответственно строится система (иерархия) нравственных ценностей народа как базиса таких знаний, фиксируемых в пространстве-времени эпистемы: архетипа группового тела-сознания, готового к периодическому управлению-рекапитуляции (активации материальных энергий в знаниях прошлого, которые вторгаются в знания настоящего), что и рождает циклы истории общества.
  Уроки шумерской цивилизации о знаниях прошлого (основанных на совместном опыте - экономики и культуры социальных групп в этносе) и знаниях будущего (даваемых языческими богами, то есть архетипами - инструментами квантитативной эволюции)
 Теперь нам пришло время перейти к трактовке термина "ме", который является вершиной в философии шумерского мировоззрения на меру истины в знаниии (меру качества в понимании мира) и меру физической информации (измеряющей единицы количества) как его форму, а в рассматриваемом нами мифе принимает смыслообразующее значение.

 Шумерологи, описывающие роль и смысл "ме" (лингвисты, литературоведы, историки, философы) чаще всего подчеркивают значение этого понятия как оригинальную предтечу платонизма (и в лучшем случае, как в трудах В. Емельянова, о "ме" сообщается, что они обозначают не только предмет, но и его функцию)
 Однако есть существенное различие между "эйдосами" Платона и понятиями о "ме", возникшими в мифологии как тысячелетний опыт народа, жившего задолго до Средиземноморской античности и прошедшими длительный исторически путь генезиса группового тела-сознания, накопленных знаний, основанных на иерархии ценностей и антиценностей аграрного этноса — оседлого народа.

 Перед античным философом Платоном, создавшим концепцию мира "истинных" абстрактных идеалов ума, по которым "штампуются" предметы чувственного мира, надо заметить прежде всего, стоит иная задача, чем перед шумерским мировоззрением. Ведь древнегреческие религиозная философия и пострелигиозная философия-наука с верой материализма есть уже значительно более зрелая ступень в генезисе абстрактных знаний человечества чем философия в мифологии шумеров, и у ней совсем другая задача.

 У шумеров философия еще не вычленялась ни из общей системы представлений о мире, ни из религиозных конструкций смысла. А потому образно-символические мифы шумеров  как «воспоминания о будущем» лежат в основе сюжетов в религиях Откровения, а символически-знаковый платонизм (Средиземноморская культура) фундирует европейскую философию и науку.
 Платона заботило соотношение абстрактно понимаемой истины и философского знания. Его философ считал доступным только уму подлинного мыслителя, очищенного от "балласта" чувств, которые истинность эйдосов якобы не могут передать, как тень от предмета не способна отразить в себе сам предмет (светом "алетейи" объявлялся только ум)

 Платонизм причисляется материалистами к объективному идеализму, но из него следует та объективация истины, которая фундировала всю европейскую материалистическую философию и её отравила.
 Эйдос, согласно Платону, есть форма для созерцания чистого ума, абстрагированного от чувственного содержания вещи, которое проявляется лишь в эмпирическом мире.
 Таким образом, эйдос, или же, говоря, иначе, идея (мера физической информации) есть форма вещей - мер человеческих знаний.
 Но человеку в его жизненном опыте (а понимание и построено на категориях опыта в его полноте) истина даётся не в форме чистой идеи, но целой вещи, которая есть единство формы (идеи) и чувственного, сознанного в опыте жизни и нравственно оцененного содержания.

 В этой субъективации истины заключается принципиальное отличие мер качества в познании мира (меры материальной-чувственной энергии) и мер количества при её объективации (мер физической информации)
 То есть, с точки зрения нашей модели религиозной науки, речь идёт о различии между пониманием материальной и физической информации, недоступном европейской науке и философии, и отчасти конструируемом в пантеическом мировоззрении азиатских народов. Пределов возможного достигает при этом китайский даосизм, который мы наряду с ортодоксальным христианством используем для построения нашей модели мира.

 Если признать шумеров выходцами из древнейших цивилизаций Ирана, Белуджистана или, тем более, Индостана, можно считать их миграцию, которая оплодотворила убейдскую культуру Междуречья, древнейшей из известных истории экспансий на запад носителей азиатского мировоззрения в мировой центр культур между африканским, азиатским и европейским геоконтурами, где и зародились все три религии Откровения (Аравия, а также Палестина, Сирия, Месопотамия - Плодородный полумесяц)
 В истории становления понятий о "ме" авторами мифов Шумера также заключен пласт понимания его как физической информации, однако в зрелом понимании "ме" - не идея, а целая вещь, в которой идея выступает лишь формой, слитой с содержанием - мерой энергии живого тела.

   В таком смысле слово "ме", понимаемое как "суть" (так иногда переводят этимологию слова: "то, что поистине есть") схватывает не только идею - свою форму, но и чувственное содержание вещи (то, что дано телу), а оно есть предмет эмпирии, познаётся в опыте человека (и коллективном опыте группы), в труде по преображению мира.
 Отсюда и летучий, субъектный характер "сутей", передаваемых посредством вещей: суть может приходить и уходить, быть данной телу-сознанию и в сущности  (то есть в себе) отобранной, хотя форма предмета и остаётся: осязаемой в руках, если это физический предмет, или схватываемой умом, если это предмет мысли.
 
 Сущность явно носит характер энергии, и когда речь идет о "ме" в цивилизации людей, то есть о знаниях, либо транслируемых архетипами группового тела-сознания, которые рекапитулируют свои сюжеты (эпистемическое знание в цикличной истории) либо даваемых единой реальностью Дао для качественного линейно-векторного изменения мира (знание гнозиса)
 
 Суть в вещи знание человека о себе отождествляется с назначенной ему судьбой, личной историей с нравственным сюжетом. Другое дело, дана ли такая история архетипом общества (цикл, «искривление» хроноса) или Создателем в процессе управления - творения мира посредством антиархетипа Дао (линейный вектор)
 Во всяком случае, это значит, счастье человека, для которого он, по велению благого создателя сотворен (отсюда стремление человека к своей сути, которое также называют смыслом жизни), зависит от того, насколько человек обладает знанием своей сути - для чего живет согласно сюжетам Творца в обществе других людей, участвуя глобальной истории, или же попросту - насколько это всей своей жизнью сути соответствует.

 Ведь и жизни человека вещи знания "ме", будучи инструментами целеполагающего Творца, придают целенаправленность, и сюжетность, и осмысленность.
 Таким образом, знание человеком своей сути есть о-со-знание: знание субъекта о себе как существе сотворённом и целеположенном, как образе Божием в человеке - духе, чей жизненный путь сюжетно вписан в нравственную историю и векторный путь мира.

 Содержание в контейнере вещи знания - конечно, энергия человеческих эмоций (материальных энергий в "земных зонах" тела-сознания, содержание вещей первого рода) и чувств (осознаваемых в "небесных зонах", содержание вещей смысла - второго рода).
 И это не просто неосознанно управляющие эмоции и сознательные чувства, положительные светлые или тёмные негативные, это именно продукты любви или ненависти человека, возникающие в опыте его жизни. Это материальная энергия времени: того отношения, моральной оценки по шкале добра и зла, означивания, которое человек, а в коллективном опыте - люди испытывают к событиям (а значит, к себе, другим людям и жизненным обстоятельствам), происходящим с ними в мире, причем в некоторой последовательности, ведь история есть школа народов Земли.
 Так в календаре добра и зла исторических событий: побед и поражений, радостей и бед, мира и войны, урожая и голода, массовых рождений и смертельных моров создаётся этническая иерархия ценностей и антиценностей, симпатий и антипатий, стремлений и неприятий.

 И так в итогах деятельности поколений народа (которые ложатся в пространство-время архетипа "историческими слоями") строится иерархия его нравственных норм, представлений о добре и зле, в форме императивов и табу.   Вот что фиксируется и передаётся от поколения к поколению массовыми нравственными обычаями народа, обрядами и ритуалами его культов - так как и представления и о добре и о зле сакрализуются.
 Эта основа мировоззрения становится базисом того, что мы называем понятийностью языковой действительности: структурой значимостей.
 Целые народы и племена с их групповым телом-сознанием существуют в контейнерах своей языковой действительности, которые, в квантитативном процессе циклов рекапитулируя в ритме времени-пространства, транслируют новым поколениям последовательное содержание своих накопленных знаний вместе с монадами энерго-информации (вещи первого рода) или инфо-энергетики (вещи второго рода, вещи смысла)

 Тем формируется и когнитивно-чувственное содержание циклического времени-пространства архетипа группового тела-сознания. Благодаря этому народы постоянно в прежних или новых формах "переигрывая" свою историю, раз за разом, как в хорошей школе, повторяют её уроки на практике.
 И в этом сочетании - из рода в род новой теории и дополняющей новой практики при формировании полноты опыта (прежнего пути ошибок и затем исправлений ошибок, к которому каждое поколение народа должно добавить свою лепту) рождается единство этнического опыта поколений в школе народов Земли.
 И так путь опыта соединяется с путем любви и знаний, становясь для воспитываемого своим Творцом человечества триединством пути к истине. Таким образом, мы должны понимать, почему лишь этническая форма тела-сознания есть жизненно важное условие бытия всего человечества на Земле.
 При этом важно, что понятийность о зле и добре, каркас нравственности в знаниях о мире и высшей его силе синтетический оседлый этнос (на родо-племенной основе союза аграриев и животноводов) формирует не в абстрактном пространстве, а на родном контуре геопространства, в своей стране, которую он культивирует и защищает.

 На базисе такой системы оценок, в хрональной последовательности событий календаря, фиксируемого исторической "памятью" этносов, в последовательных фазах генезиса группового тела-сознания, переходах его из одной культурной формации в другую, при смене экономических формаций и форм власти, формируется пространство-время архетипа знаний этносов - культурная эпистема.
 "Ме", вещи - знания человечества заряжены этой энергией идеи - формы вещей, которые извне овладевают центрами идентификации субъекта "я" в теле-сознании человека.
 Контейнер шумерского слова "м-е" дешифруется побуквенно, исходя из следующих элементарных значимостей:

 м - рождение, порождение
 е - истинность
 то есть "ме" есть "рождение истинности" путем знаний. Притом понятие "ме" также носит и нравственный (а не только когнитивный) смысл.
 В русском же языке "ме" есть первый слог понятию "мера", где второй слог "ра" дешифруется, исходя из элементарных значений:
 р — результат
а - вода, информация

 То есть в общем случае: "результат информации", и слово «мера» есть по шумерской этимологии: «порождение истинности в результате информации»
 Важнейшая мысль мифа о дарении-похищении "ме" Ин-ан-ной у бога мудрости Эн-ки заключается в том, что знание человека или общества (там идея познана человеком в чувственном и нравственно оцененном опыте жизни, истории) становится для другого человека или общества прежде всего лишь мерой физической информации.
Итак, плод иного знания добра и зла в его плоде не был предназначен Еве и Адаму, это плод полноты чужого опыта, так как не они закладывали семена, но чужой опыт обманом выдан им за собственный. Это значит, что они засеяли в грехопадении семена зла и должны были вкусить смертельных его плодов.
 Знание человека (система вещей, мировоззрение) возникает от знаний другого (то есть уже состоявшегося, прошлого знания), только если он - тот кто субъективирует истину в момент настоящего "сейчас", дополнит или заполнит заново форму вещей другого чувственным и нравственно оцененным содержанием собственного жизненного опыта.

 Мы особо отмечаем нравственную составляющую иерархии качеств в системе вещей, так как в основе мира единого, а значит миров физического и материального, в линейном вектора истории лежат законы нравственности общества и морали личности. С ними связана истинная оценка целенаправленной эволюции и такой же истории общества, а также истории человеческих знаний, генезиса человеческого тела-сознания.
 Важно отметить, что иде-я вещи знания (заметим, как выразительно это русское слово) это не просто форма смысла, которую люди в индивидуальном или коллективном опыте наполняют содержанием эмпирии в своей жизни, но это именно форма объекта, данная для субъекта, осознающего себя как "я". Поэтому вещи знаний способны захватывать своими идеями я-отождествления в теле-сознании человека, отождествляясь с центром его комплекса личности.
 Тогда я способен почувствовать к другому то, что он чувствует ко мне и что он транслирует мне в сети группового тела-сознания, где синхронизуются личные хроносы людей (причем не только и не столько в форме отношений или слов, сколько в их энергетическом содержании)

 Но также я способен при проявлении диахронального архетипа группоого тела-сознания (где синхронизуются разные его "исторические слои", так то прошлое соотносится с настоящим) почувствовать того, что сам чувствовал в прошлом или то, что чувствовал мой предок, и воспринимать мир так как он, схватывая идеи его мировоззрения - как свои собственные (если только в момент рефлексии не разотождествить себя с этой "навью")

 И если вещи прошлого транслируются историческим архетипом настоящему, что и происходит в групповом теле-сознании, обладающим "чувствилищем" исторической памяти, вещи несут этому личностному сознанию себя человек идеи (взгляды) прошлого, а вместе с ними также позитивные или негативные энергии прошлого, то есть морально-нравственные оценки, их энергию созидания иои разрушения. Рекапитулируя свои содержания обществу в универсуме, архетип, таким образом, в циклической истории постоянно возвращается к истокам - корням в нравственном генезисе, повторяя в истории жизни человека и/или общества опыт прошлого, как уроки повторяют в школе.
 
 И каждое поколение народа повторяет прошлое культуры в своем собственном опыте, на своем этапе генезиса форма тела-сознания человечества, в своей фазе абстрагирования знаний, постепенно переходя таким образом к финалу техногенной цивилизации
 Итак, из трёх путей истины, которые отмечались древними индусами (пути знаний, опыта и любви) мы нашли соединение двух: знаний и чувственного опыта. Далее нам следует постепенно переходить к теме любви и нравственности
 "Ме" у шумеров - это такая вещь, которая есть:
- и мера физического мира, положенная в его основу, то есть мера веще-ств.
- и мера материальных вещей (ею измеряется качество, генезис мира и сознания), то есть единичность шумерского языка.
 "Ме" о мерах количества (больше или меньше) и мерах качества (нравственная градация того, что лучше и хуже)

 Практицизм шумерской науки о мире, которая вычленяется эдуббами из "грамотейства", ставшего наукой о языке, заключается в переходе, как мы уже замечали, от описательной вещи первого рода (физический предмет, измеряемый единицами количества) к смыслоносной вещи второго рода (которой необходимы меры качества)
 Шумерологи (лингвисты, литературоведы, историки, культурологи) отмечают определённую черту сходства шумерской литературы с литературными памятниками других древних народов. А произведения шумерской литературы дошли до потомков в религиозных канонах-литургиях, сюжетах храмовых мистерий, называемых мифами Шумера.

 Некоторые из мифов, во многом благодаря чуткости и таланту переводчиков, можно признать шедеврами различных жанров, исполненных подлинной поэзии: торжественного величественного эпоса, воспевающего нерушимую власть богов и силу могучих завоевателей, или вдохновенных гимнов обновлённой природе, или тонкой, щемящей, а подчас и эротической лирики, прославляющей сладкие наслаждения соития, или точных описаний человеческого быта и диалогов между весьма правдоподобными, характерными персонажами, или драмы в передаче конфликтов, или трагики человеческих страданий, скорби в плачах по мученикам и погибшим.
 Отдельные произведения этих литературных форм художественного уже творчества насыщены эмоциями и чувствами древнего народа.

 Но также определённые жанры литературы Шумера находятся в "школьном наследии", которое оставили после себя многочисленные эдуббы, особенно в период расцвета страны, в середине III тысячелетия, при переходе к социально-сословной форме общества, когда в городах повсеместно происходила замена жреческой элиты на элиту имущественную и аристократию чиновников-управленцев.

 "Школы таблиц", готовившие таких специалистов, вместе с обучению математическому счету (задачи были чисто практические) и лексике шумерского языка, которую уммии и их помощники тщательно систематизировали по грамматическим и семантическим признакам, преподавали кроме калиграфии также базис естествознания, аграрных технологий, техники сельского хозяйства и городских ремёсел, основы экономики, риторики и технологии управления социумом.
 Здесь, и конечно же с учебной целью, развит жанр дискуссии-спора, отличительная черта которого - соревновательность. Кстати, в шумеро-аккадском царстве также появился и спорт как официальное общественное действо, и этот спор-т (спор тел, и не только физических) также, как и позднее, у греков, служил в мирное время задаче разрядки для энергии мужчин-воинов, реализующих свой потенциал и желание выявить сильнейшего в мирном соревновании.

 В таких произведениях-баснях (жанр адаман-дуга: «словесный поединок») спорят, добивась оценки первенства, персонажи-физические предметы, но также и материальные предметы - понятия смысла, представления о мире: Лето и Зима, Мотыга и Плуг, Медь и Серебро, Рыба и Птица, Овца и Зерно, Земледелец и Скотовод, Тамариск и Пальма

 При этом участники дискуссии антагонисты предъявляют (иногда третейскому судье-персонажу, иногда просто автору) на суд свою пользу, своё значение для жизни всей страны, а значит, меры значения и пользы, критерии качественной оценки. И в споре, где в качестве аргумента рассматриваются свидетельства о добре, которое приносят спорщики, рождается качественная иерархия ценностей в знаниях человека о мире.

 Например, в дискуссии о том, что важнее: зима или же лето (зима — не холодное, а влажное полугодие в Месопотамии) объявляется судьёй Эн-лилем, оценившим плоды двух полугодий, победителем соревнования, то есть более полезной чем лето - время засушливости, хотя и зима и лето приносят экономике свои благодатные плоды.
 Разумеется, это биологическое ранжирование отображается:
  - в социально-профессиональной иерархии ценностей: если зима важнее лета, то и те "черноголовые", кто работает зимой - например специалисты по водоснабжению, орошению, устроители колодцев и каналов значительнее тех, кто работает летом, а спор "рабочей" мотыги и "царственного" плуга становится темой иерархии различных социумов

 - в гендерном ранжировании: брачных отношениях, то есть семье как производственном социуме определение значимости того супруга, который ценнее для экономики семьи, так как кормит её, а в обществе, и его части - семье гендерное ранжирование определяет пол главы рода: по линии отца, который снабжает семью благами, или по линии матери, которая рождает и воспитывает потомство
 Шумер - эта исключительно прагматичная цивилизация, так как ей приходилось решать в стабильных "контейнерах" Северного и Южного (преимущественно южного) Междуречья задачи цивилизации и её интенсивной, притом преимущественно аграрной экономики при бурно растущем населении своих городов.
 Цари Шумера могли иногда побеждать окрестные племена (в особенности, когда некий могущественный правитель объединял военные силы городов под своей властью): например, эламитов и даже своих злейших врагов гутиев (как это произошло при Лугальаннемуду), налагать на них дань, но шумеры не захватывали территорий этих племён, не селили там жителей, не ставили своих городов, не причисляли к своей стране.

 Дело в том, что чужеродные страны не составляли с Шумером единого геоконтура, цельного контейнера группового тела-сознания.
 Этнос шумеров хорошо чувствовал границы своего этно-ландшафтного архетипа, локализуясь в отдельных номах. Но тем сложнее для жителей сельских местностей нома с интенсивным землепользованием. Тем хуже для жителей городов, при достижении критического уровня локального перенаселения периодически редуцировавших население в многочисленных междуусобицах, при выяснении, чей городской бог занимает выдающееся положение в пантеонах богов Шумера, какую роль небесная богиня любви играет по отношению к городскому богу, кто из городов, и царь или энзи какого города сильнее в военно-экономическом отношении, кто должен подчиняться, а кто давать указания, когда следует объединить усилия городских общин для ирригационных работ.

 Разумеется, есть прямая связь между согласием в пантеонах языческих богов, культивируемых отдельными номами (истоки лежат в истории родо-племенных общин и отдельных номов), с различной иерархией общих богов в каждом номе (то же мы находим в номах Древнего Египта), и мерой единства, которую может достичь государственная, а тем более, протогосударственная структура Шумера, поддерживаемая языческой (политеической) религией.
 Шумер - это страна постоянного соревнования, усобиц, борьбы за значимость между отдельными элементами городской структуры и структуры городов, отсюда и явный характер соревновательности (агонизма) в его культуре. И её прагматичная культура, где знания аграрной экономики есть мера мудрости богов и людей - наконец мы подходим к основной идее подраздела - это постоянное измерение, сравнение и установка иерархии значимостей.

 Иными словами, это мучительный переход от точных мер количества к мерам качества, которым желали придать не меньшую точность и способность быть измеренными:
- от понимания унифицированных мер количества (дуальность физической информации при сравнении меры вещества с измеряемой величиной): в величине урожая, соизмеренного с эталоном веса, размера территории своего города, величине городов, покоренной царём, размерах полей в единицах площади, количестве скота в стаде или солдат в войске, одержанных побед и убитых врагов, а также прожитых лет царём и в возрасте этноса - в единичном измерении, мер веса или объема в товаре и эквиваленте денег.

 Что же измеряется в количественно соизмеренных длительностями механических процессах динамике пространства, в оценке процесса такого изменения?
  В механических процессах, которые являются квантитативными циклами от рекапитулирующих программ пространства-времени архетипов мы находим количественную пространствоподобную соизмеренность: тем лучше чем быстрее или тем лучше чем медленнее, всегда только два полюса, свойственные физической информации пространства.

 Например, чем тем луче чем выше скорость, с которой сообщение доставлено из одного места в другое, или быстрее построен храм, или войсками преодолено препятствие, или собран урожай, или продано имение, или ученик скорее чем другие, или быстрее чем прежде выучил канонический урок (из этого исходят при определении наказания или поощрения)

 Итак, где чем "выше, больше, шире, тяжелее, физически сильнее, быстрее или длительнее" - процесс оценен положительно (меры длины и длительности, пространства и времени), там в динамике рост означает "тем лучше", и наоборот.
 Но жизнь, источник которой, при все её земной имманентной ограниченности и соизмеренности со смертью, есть вечный бессмертное бытие Господа, есть качественное явление во времени, и её процесс немеханичен.
- к мерам качества (в том числе времени, которое изменяет качество вещества или вещи), где сила приобретает иной смысл, где критерий лучше-хуже определяет иной вид энергии, другой принцип иерархии: что полезнее, качественнее, устойчивее или чаще во времени.

 Одно дело: мерять длительность в унифицированной (соразмеренной с неизменным эталоном, мерами физической информации) мере веществ, части которых передвигаются с некоторой скоростью, тут в оценке царствует принцип максимума при достижении количественного результата.
 Другое дело: меры процессов, которые происходят с некоторой скоростью действия, тут мера качества присутствует в подоплёке оценки процесса (быстро или медленно, длительнее или короче по времени - оценка скорости процесса и её изменения зависит от требования достичь некоторого качества)

 Например, одно дело - мерять температуру и в градусах, а длительность периода её устойчивости и её изменений в минутах или часах, оценивая её стабильность, рост или снижение относительно физического эталона температур и хроноса (унифицированные меры физической информации)

 Другое дело человека - оценивать тепло или холод, критерием тут выступают определённые меры необходимости, то есть качества. А для человеческого тела критерием тепла или холода, полезности или вреда в длительности действия горячего и холодного, выступают меры гормонально-нервного и эмоционально-чувственного восприятия, оцененные как приятные или неприятные ощущения (вещь первого рода), либо как вредные или полезные (вещь второго рода, мера смысла).
 Эти меры материальной информации (меры вещей) нелегко унифицировать.

 Так возникает принцип оптимума: меры вещей, с которым связано представление о том, что хорошо и плохо.
 И этот принцип принимает постепенно очертания хроноса, представления о циклах и линейно-векторном времени, которому подчинены циклы.
 В рассматриваемом ниже мифе это бог линейного времени качеств Эн-ки и его советник-слуга: двуликий бог циклического хроноса унитарных количественных мер Иси-муд.

 Итак, критерий сравниваемого качества: что лучше, а что хуже, что полезнее, то вреднее ложится в основу морально-нравственной иерархии по шкале добра и зла (хорошо и плохо) в системе знаний шумерской цивилизации.
 Нравственность же общества и мораль человека (а для этноса это, конечно же, нравственные и моральные ценности семьи), заключающая в свои рамки вещей ("ме") энергию чувств, какое она имеет отношение к теме любви для достижения истины, которую мы собирались раскрыть?
 Прямое, и это также одно из важнейших содержаний двух мифов: о дарении-похищении богиней любви Нин-ан-ной "ме" у Эн-ки в городе Эредуге, и о схождении богини любви в подземное царство смерти. Причем, как и миф о сотворении людей, так и оба мифа об Нин-ан-не, и те фрагменты, которые найдены порознь и служат к мифам  дополнительными, их мы также упомянем, несут в себе явную тему грехопадения.

 Заметим, что по воззрениям иудеев-монотеистов, изначальное грехопадение человека произошло в райском саду Эдеме (то есть в Эдене - Шумере), на что кстати наводят и географические ассоциации о реках Эдема.
 Анализ мифа о дарении-похищении знаний (вещей "ме") богиней Ур-ука у Эн-ки
 Итак, соответственно замыслу, отметим здесь, как и в предыдущем мифе, периоды квалитативной эволюции сознания, три части, характерные для диалектики времени. Далее мы отмечаем вмодулированные в каждую меру хроноса (момент) две меры диалектики пространства, получая 6 мер онтологической диалектики (2 в 3)
 Хронотоп мифа (физическая метрика пространства-времени: структура мест-пространств его смысла, составляющих единый сюжет) состоит, таким образом, из шести событий, соответственно, шести мест действия - топосов (здесь-бытия), в трёх моментах "сейчас-бытия" тройной диалектики эволюционного времени «по Гегелю»:

 Тезис (завязка сюжета). Момент 1
 Далее описаны события одного момента, следующие одно за другим, но в разных местах:
Событие1 (момент1-топос1: Урук), событие 2 (момент1-топос2: Эредуг)
 Антитезис. Момент 2
 Событие3 (момент2-топос3: Эредуг), событие 4 (момент2-топос4: Эредуг и Евфрат, делимость на 7 событий циклического времени: уходов небесной ладьи от погони)
 Синтез (кульминация сюжета). Момент 3
 Событие5 (момент3-топос5: город Урук, где циклический архетип торгового, царского города реализуется), событие6 (момент3, топос6: храм Нин-ан-ны в Калабе Э-ан-на, где священные атрибуты жречества и царства будут потеряны в векторе линейного времени)
 Далее проиллюстрируем эту делимость подробнее - сюжетом:

 1.2.1. Тезис. Момент 1. Позитивная завязка сюжета
    Событие1 (момент1-топос1: Урук)
  Богиня Нин-ан-на в Уруке обращает свой взгляд к дому Эн-ки в Эредуге, куда вознамерилась направиться.
 Для осуществления своих целей она прежде всего облачается в магический наряд, начинающийся с шугура — венца (короны) Эдена (синоним Шумера)
 Нин-на-на навещает своего суженного Думу-зи во всём магическом блеске священной, покоряющей мужчин, красоты, и клянётся принести пользу жреческому сословию своего храма Э-ан-ны в священном селении Кулаба.
 Это означает: любой ценной взять у Эн-ки хранимые им сокровища «ме»
 храмовый комплекс Кулаб
  Событие 2 (момент1-топос2: Эредуг)
 Она посещает Эредуг на востоке страны, в устье Евфрата, где находится Абзу - дворец мудрого бога судьбы Эн-ки, и где он хранит свои "ме" - по выражению Нин-ан-ны "много добра".

 На совместном пиршестве Эн-ки, очарованный красотой богини любви в магическом наряде, дарит ей, своей "дочери", шесть священных "ме" - шесть архетипов городской судьбы, знаний о ремёслах и об искусстве слова, шесть архетипов эволюционного развития, где зло и добро в событиях циклически следуют друг за другом (и с сюжете самого мифа исторические события добра и зла следуют одно за другим)
 Но в этих "ме" еще нет главного — а именно того, зачем прибыла Нин-ан-на: за высокой судьбой жречества для своей Э-ан-ны, за скипетром царской власти для своего будущего мужа Думу-зи.
 Итак, позитивный тезис сюжет, его завязка: добрые помыслы Нин-ан-ны, желающей блага своему возлюбленному - будущему супругу и царю Урука, блага своему городу, своему храму в районе Кулаба, и добрые помыслы Эн-ки, который дарит небесной царице "ме" - судьбу экономически успешного города, с произнесением формулы торжественной и нерушимой клятвы: "Именем моей силы, именем моего Абзу!"

 1.2.2 Антитезис. Момент 2. Негативное развитие событий
   Событие3 (момент2-топос3: Эредуг)         
 Здесь содержание негативное, одно за другим следуют два "грехопадения" богини Нин-нан-ны и бога Энки, принявших внутрь слишком много алкоголя (пива и вина).
 Это напоминает по своему смыслу известный эпизод грехопадения в Торе, но там люди приняли внутрь своего тела запретную вещь, что имело для них необратимые последствия, а здесь боги нарушили меру вещей, превысив допустимый для них предел опьянения, приняв в себя чересчур много хмельных соков из бронзовых сосудов богини земли Ураш.

 Результат не замедлил сказаться в поведении как Нин-ан-ны, так и Эн-ки.
 Эн-ки временно теряет своё всеведение, а Нин-ан-на представление о морально дозволенном: она не только забирает то, что ей подарено, но и похищает предметы своего устремления, которые Эн-ки по милости своей ей вовсе не дарил: архетипы жречества ("первосвященство, высокосвященство, божественность, венец святой могучий") и скипетр царской власти, знания о магии, ритуального храмового блуда, и способах посещения подземного мира смерти.
 Всё это: и законно подаренное, и украденное (судьба этих "ме" теперь соединена) погружается на небесную ладью, и Нин-нан-на отбывает в свой город, к своему храму - на запад, вверх по Евфрату.

 Далее следует эпизод, следующий за "грехопадением" Высшего разума Энк-ки: очнувшись от хмеля, он учреждает следствие, наказывает лягушку, которая якобы своим кваканьем у ворот выдала похитительнице место хранилища священных "ме", в гневе разбивает свой жезл из сосны и самшита, и велит своему служителю - богу циклического хроноса Иси-муду вернуть в Эредуг небесную ладью.
  событие 4 (момент2-топос4: Эредуг и Евфрат, делимость на 7 событий циклического времени, уходов небесной ладьи от погони)
 Однако семь таких попыток, осуществленные Иси-мудом совместно с различными стражами и чудовищами бездны оказались безрезультатны.
 Почему же?

  В результате поступков Нин-ан-ны и Эн-ки возникает парадокс времени (линейного и циклического)
  Так как в небесной ладье, удаляющей "ме" из Эредуга в Эанну, вместе содержится: и подаренное богине по закону, подтвержденное клятвой Эн-ки, и похищенное ею, Эн-ки оказывается бессильным вернуть ладью.
  Но и Нин-ан-на не может оставить Уруку те "ме", которые не были ей вручены, так как это архетипы линейного времени (будущего вавилонского жречества и будущего монотеического священства)

  Парадокс времени состоит в том, что законные притязания Эн-ки, желающего вернуть себе атрибуты жреческой и царской власти (качества линейно-векторного времени в истории Церкви), и законные притязания Нин-ан-ны на то, что ей было подарено и подтверждено клятвой верховного бога (циклический архетип города), в момент времени2 нельзя реализовать одновременно.
  Но эта ситуация сохраняется лишь пока судьба экономически успешного города ( с его циклической судьбой соединены атрибуты динамики пространства в архетипах: силы и слабости, добра и зла) едина с будущей судьбой жречества и царства.
  Итак, содержание антитезиса: конфликт между двум богами в результате общего "грехопадения"
 1.2.3 Синтез  (кульминация в событии победившего добра и справедливости), описанный нами на основе реконструкции недостающего в оригинале, с использованием сохранившихся фрагментов текста.

  Событие5 (момент3-топос5: город Урук, где циклический архетип торгового, царского города реализуется
 Нин-ан-на и её кормчий Нин-шубура торжественно приводят небесную ладью в Урук. Нин-шубура прославляет хозяйку, а те велит народу и царю готовить праздник.
 Далее хоры перечисляют все "ме", доставленные в город: сперва атрибуты жречества и царства, потом архетип городской судьбы. Нин-ан-на выгружает ладью, а потом даёт различным местам Урука наименования, памятные в честь славного события.

  Событие6 (момент3, топос6: храм Нин-ан-ны в Кулабе города Э-ан-на, где священные атрибуты жречества и царства будут потеряны в векторе линейного времени)
 В финале мифа наступает кульминация: Эн-ки возвращает себе атрибуты Высшего Разума, отказавшись от идеи вернуть ладью. Он даёт на некоторое время возможность Нин-ан-не, царю Думу-зи, вступившему в иерогамию с богиней, и жрецам Урука воспользоваться тем, что им не принадлежит
 Но когда судьба города Урука расходится с судьбой жречества и царства, Эн-ки сам приходит в Урук, забирая похищенные атрибуты жречества (жрецы теряют власть в городе, потеряв источник своих знаний) и царский венец (Урук перестаёт быть царским городом навсегда)

 Однако протест Нин-ан-ны также остается нерушимым: атрибуты царской и священной жреческой власти отныне никогда не вернутся в Эредуг, откуда были увезены. Но они останутся в собственности Эн-ки.
   Уточним толкования этих тезисов, несколько подробнее раскрывая обстоятельства, которые позволили автору Первой Книги Бытия в Торе дать шумерской цивилизации определение как места грехопадения человека (сперва женщины, потом и мужчины) Это и сделало человечество, согласно воззрениям православного христианства, "испорченным", неизбежно подверженным падению в грех:
   1.2.1. Тезис
           Событие1 (момент1-топос1: Урук)

  К тому, что уже сказано о завязке сюжета в этом мифе, добавим темы грехопадения:
 а) тема, которая относится к образу женщины и богини плотской любви Нин-ан-ны (Аштар, Астарты)
 б) тема освящения семьи шумерского этноса с её нравственными нормами, соотнесённая с гендерной темой института брака (второе допускает добрачное соитие пары, а первое нет)
 в) социальная и гендерная тема магии в агонистической культуре Шумера (Ин-ан-на как младшая богиня в "астральной" троице богов Шумера
 г) тема обряда иерогамии царя (представителя полукочевых пастухов) и жрицы, которая изображает богиню любви - образ аграрного этноса. Священный брак Думу-зи и Ин-ан-ны в двух вариантах мифа

 д) Тема о связи морали, вместимости блага (нерушимости нравственных принципов в практике личности) с пророчеством (нерушимостью слова, изреченного богом) и магической властью (которую языческий бог имеет над своими служителями и может лишиться, когда теряет моральный авторитет) в образе небесно-земной богини Нин-ан-ны и небесного бога Эн-ки

  Кроме того, нам крайне важно, так как и весь анализ шумерской мифологии нами предпринят для иллюстрации принципа отображения вещей в контейнерном пространстве-времени архетипа группового тела-сознания цивилизации, показать, как социальные вещи (мотив градации социально-производственных страт в иерархии ценностей общества, то есть ценности социума-общества) отображаются в предыдущих контейнерах тела-сознания: как идеи социума отображаются в гендерных сюжетах, биологических и пантеических.
 Этой технологии отображений, их последовательности и логике нам следует уделить особое внимание.
 Всех указанных нами пяти пунктов, которые важны теперь и позже, мы так или иначе коснёмся, рассматривая сюжет отбытия Ин-ан-ны в город Эредуг к Эн-ки в его дворец Абзу в той последовательности эпизодов, как это развернуто в мифе (попутно мы проанализируем сценический характер действа, состав хора в литургическом пении и распределение ролей в храмовой мистерии)

 Однако, мы начнём с последнего пункта д), так как именно он - нравственный принцип, эволюционная роль блага, инволюционные следствия зла, означивает (даёт своим динамичным смыслом критерии оценки) всё происходящее в мифе.
 Действительно, приставкой Ан- и Эн- в начале титулатуры бога обозначаются только мужчины - боги небесной "тройки", а приставкой Нин "хозяин" - в подавляющем большинстве небесно-земные богини (Нин-ан-на - Аштар-Астарта, богиня плотской любви, то есть страсти и войны, богиня "звезды" Венера есть как раз такая личность)

 Но и Нин-ан-на, и небесный бог Эн-ки (по сюжету мифа социальный "отец" Нин-ан-ны, хотя родным отцом её считается Нанна, также астральный бог Луны) обладают даром нерушимости своего пророческого слова.
 Эта нерушимость, неспособность нарушить однажды данное слово, является основой их авторитета, власти и нравственной силы, а также пророческого дара.
 Его критерий есть истинное благо Творца, по которому и осуществляется судьба универсума.
 Но антропоморфные боги шумерских мифов во благо действуют разумеется так, как они благо понимают. Соответственным образом они верно или же неверно понимают и предсказывают будущее. Это и есть основная тема грехопадения: начальное желание добра и возможное дальнейшее зло, которое ведет к ослаблению бога-архетипа. И тогда, хотя сказанное богами и сбывается, но не в том смысле, как они понимали и желали, устремления их оказываются тщетными. А результаты лжи и сопутствующего зла всегда бывают противоположны изначальным (и это означает, что лжец прежде всего обманывает сам себя)

 Почему только истинное благо (проявленное в воле Творца) является критерием пророческой силы шумерского бога и его ограниченной власти менять мир по своему разумению, своей воле? Заметим, что это касается и владык земных, чья власть часто бывает попущена Богом, а не благословлена.

 Потому что образ шумерского бога есть действие власти отождествлённого с ним архетипа группового тела-сознания (в мультиверсе возможных сюжетов мира).
 Когда сюжет этого управляющего архетипа (Нин-ан-ны или Эн-ки) совпадает с судьбой единого мира (универсума), управляемого Творцом по его воле, тогда подлинно благая воля Творца есть также благая воля Эн-ки, тогда тело-сознание Эн-ки отображает суть истинного блага, ведь Творец и управляет миром так, чтобы максимально возможным образом минимизировать его неизбежное зло.
 Это не совпадает с идеальными представлениями людей о добре и зле, а ведь образы языческих богов отображают эмоционально-чувственные энергии устремлений группового тела-сознания жителей Шумера, как позитивные, так и негативные (хотя архетипы богов периодически становятся также управляющими инструментами Творца)
 Вот почему и Нин-ан-на и Эн-ки не обладают властью и пророчеством в тот момент, когда они невольно идут против законов универсума, вопреки истинно благой воле Творца (соединяющего в себе Истину и Любовь)

 Это видно в эпизоде, когда Эн-ки оказывается бессильным вернуть небесную ладью в Эредуг, когда Нин-ан-на оказывается не в состоянии оставить в Уруке обманом увезенные ею "ме".
 Это истинное благо в воле Творца - не как абсолютное добро, а как необходимая и возможная мера добра, ограничивающего зло на Земле, и определяет меру вещей, на границе которой добрые пожелания шумерских богов могут стать злом (превышением меры вещей)

 Итак, мы начали с того, что богиня Ин-нан-на готовится к своему путешествию в город Эредуг, во дворец Абзу - резиденцию мудрого владельца "ме" Эн-ки, в желании возможных благ, и потому Абзу становится предметом её помыслов, что там Эн-ки хранит много добра (термин "добро" имеет здесь два значения: категория морали и категория практически полезных ценностей)
 Желания Нин-ан-ны (связанные с обретением священных "ме") являются отображением социальных идеалов в двух образах-представлениях:
- благо для жречества города Урука, так как и сама Нин-ан-на - это отождествление высшей жрицы с богиней
- благо для ее суженного, пастуха Думу-зи, которому дана будет иерогамия с богиней и царская власть, а значит, благо для всего города и его жителей.
  Путешествие начинается с того что она, во-первых, надевает свой семичастный магический наряд, начиная с шугура - венца Эдена, а потом уже в этом облачении - символе своего всесилия посещает пастуший хлев, где встречается со своим суженым: пастухом Думу-зи.
 
 Отметим здесь пункт в) социальная и гендерная тема магии в агонической культуре Шумера (Ин-ан-на есть младшая богиня в "астральной" троице богов Шумера)
 Отправляясь и на свидание с любимым, и затем на ответственную встречу в Эредуг к богу Эн-ки (также мужчине), богиня любви надевает своё боевое вооружение, дающее ей власть над сильным гендером - мужчинами, то есть прибегает к амулетам эротической магии, выступая в этом качестве как женщина, использующая управляющую и покоряющую силу страсти, женщина-воительница  - оружие богини в агоническом мире соревнования могучих богов за первенство. Роковую силу страсти уже вавилоняне распознали как причину многих мировых конфликтов, называя войну "танцем Астарты".

 В следующем мифе о нисхождении Нин-ан-ны в подземный мир это облачение описано подробно (причем в двух эпизодах: когда надевается на тело, и когда в подземном мире его стражи постепенно, при прохождении семи подземных ворот, снимают части облачения с тела богини одну за другой)
 Могучее магическое оружие - так описывали шумеры силу воздействия обаятельной, умной, хорошо сложенной и роскошно украшенной продуманным (подчеркивающим её прелести) нарядом женщины. Деталям магического наряда они дали соответствующие выразительные слоганы: "на её челе - налобная лента "прелесть чела", прикрыты груди сеткой "ко мне, мужчина, ко мне", притираньем "приди, приди" подведены глаза.

     Образ богини страстной любви Нин-ан-ны, почитаемой во всём Шумере, которая является в ощущении и понимании древнего народа прежде всего тягою плоти, страстей и физического соития тел, необходимых преумножению людей, проходит, наряду с устойчивостью и прежних: биологического и гендерных представлений о плотском характере любви, также метаморфозу к пониманию любви как силы более тонкой и высокой чем страсть физических тел, которая ищет удовольствий, силы менее корыстной, направленной к благу не только своему (прежде всего благу семьи: мужа и детей, но и выходящая далеко за пределы этого круга к идеалам общества, Родины, веры и культуры)

 Таким образом, при начальной (вплоть до сословно-монархической стадии общественной истории) морально-нравственной эволюции Шумера богиня телесной любви постепенно обретает своё место и в сакральном понимании семьи и ее ценностей, и в сакральном понимании ценности женских родов.
 Более того: ценности любви, которая необходима женщине для рождения и воспитания детей в семье — жителей нового поколения народа. И так как общество в основе своей подобно семье, Любовь постепенно оказывается необходимой всем человечеству. Ведь эта сила, творящая мир.

 Да и физическое соитие в культе Ин-ан-ны, этой этнической богини, несёт наслаждение лишь как путь к преумножению этноса в семьях, а не как цель чистого удовольствия, абстрагированного от роли женщины-супруги и матери (храмовое блудодейство возникнет в Вавилонии, оно мало свойственно шумерам, у них ежегодный обряд иерогамии имеет смысл, которого мы ещё коснёмся)
 Из-за множества иерогамий Нин-ан-ны (Аштар, Астарты) семиты с их пуританской моралью иногда воспринимают Иштар как сакральную блудницу, что нашло себе отражение в аккадском эпосе о Гильгамеше, который с пренебрежением отвергает просьбу влюбленной Иштар о браке.

 Но богиня любви шумерами описывается как сила женских чар, покоряющая мужчин лишь для блага (конечно так, как она это благо понимает).
 И это образ женщины, которая стремится к браку и семье согласно обычаям предков и обрядам веры, хотя этого счастья и не обретает, так как её цель другая - но не наслаждения страсти и перемены партнёров, как подозревает герой Урука Гильгамеш, а служение обществу.
 Без понимания этого факта изложенное нами об этом образе ниже не будет полным.
 Дальнейшее развитие образа языческой богини любви, астральной богини "звезды" Венера (богиня Иштар у аккадцев и Астарта у вавилонян уже существо нередко мстительное и злобное) -  своего рода "грехопадение" человечества, обстоятельства которого мы и анализируем в примечаниях к этому мифу и его продолжению в теме инволюции (нисхождение Нин-ан-ны)
     г) тема обряда иерогамии царя (представителя полукочевых пастухов) и жрицы, которая изображает богиню любви - образ аграрного этноса, который соединяется (уже на уровне семей) с полукочевым племенем пастухов в синтетический этнос с комплексным хозяйством, и где пастухи оказываются в роли высшей элиты протогосударства, управляющего страной (это уже происходит на сословно-монархической стадии развития общества)

 Священный брак Думу-зи и Нин-ан-ны известен в двух вариантах мифа:
 1. семья, создаваемая по страсти и любви обоих: Нин-нан-ны и Ду-му-зи, а уже затем брак как закрепление такой связи (это развитие темы мы проанализируем ниже) 
 2. соперничество Энки-ду и Думу-зи за брак с Нин-нан-ной. Та стремится к замужеству за представителя своего аграрного этноса: Энки-ду. Но родители выдают свою дочь замуж за Думу-зи - представителя другого - полукочевого этноса пастухов по практическим соображениям: таково социальное действие института брака (в ценностях 1.общества-социума и 2.социума-общества)
 Традиция соединения невесты из аграрного общества с пастухом, который принадлежит к общественной элите (её мы встречаем и в царском периоде Рима) проявилась, таким образом, еще у шумеров, где Ин-нан-на - богиня аграрного оседлого народа (потому ей мил сородич Энки-ду, а Думу-зи поначалу враждебен).
 Насколько можно судить о шугуре - венце Эдена, первоначально, в нативном обряде аграриев он выглядел как венок, сплетенный из колосьев и надеваемый на голову главной жрицы, изображавшей богиню земли во время мистерии плодородия, праздника урожая.
 Став нарядом царицы аграрного общества, он мог превратиться в корону из драгоценных металлов в синтетическом уже этносе.
 «Пастух» Думу-зи (точнее говоря, это лидер пастухов, даже их хозяин, владелец стад) из полукочевой нации скотоводов обладает обширными стадами и мастерскими по производству молочных продуктов. Потому "астральные" родители понуждают дочь-богиню на "брак по расчету" (вспомним, что шумерские боги любили хорошо есть и пить)
 В результате пастух из имущественной элиты становится элитой протогосударственной системы управления (образ "царственного пастуха" мы находим и у китайцев)
 Это развитие общественных отношений есть следствие общей закономерности возникновения синтетических этносов, которая уже нами рассмотрена подробно, и на примере славянских обществ, которые нашли себе военных лидеров и князей среди варягов племени русь:
 В сообществе оседлых народов с кочевыми социумами именно лидеры кочевых (или полукочевых) социумов (вместе со своими воинами) становятся общественной элитой.
 Как мы помним из Торы, при вознесении жертв земледельцем Каином и пастухом Авелем Господь "призрел" на дары только владельца живности (избрал их как особую сакральную ценность)
 В шумерском мифе на имущественные преимушества пастуха Думу-зи перед земледельцем Энки-ду Инанне указывают её астральные родственники: бог солнца Уту и бог Луны Нанна.
 Вот социально-этническая основа этого ритуала. Таким образом, из второй сюжетности возникает в ежегодном праздновании мистерии Нового года ритуал храмовой иерогамии, при котором лугаль каждый год, соединяясь в священном браке с верховной жрицей в роли Ин-нан-ны, а сам изображая божественного пастуха Думузи, подтверждает и обновляет свои "небесные" права на царствование, проходя как бы заново весь обряд сакральной инициации на владычество в городе (в Китае это называлось "мандатом Неба")
 Неизвестно, требовала ли вера шумеров действительно физического соития царя и жрицы во время обряда, но для населения это был праздник плодородия и массового заключения браков. Сам же обряд мог быть средством руководства обществом и динамикой его расширения со стороны структуры управления.
 Напомним, изначально центр управления экономикой и политикой шумерского города Урука находился в зиккурате, центр знаний также сосредотачивался в храме и общественной элитой являлось жреческое сословие (родовые династии жрецов). Постепенно эти функции переходят к сословно-чиновной аристократии.
 Иерогамия и новогодний праздник плодородия для всего города как срок многочисленных браков и зачатий регулировал время массовой рождаемости и рассчитывался так (приходился на весну, которая считалась у шумеров поздней зимой), чтобы через девять месяцев после ритуала иерогамии наступало зимнее время между сборами урожая, чтобы матери могли уделить первое время своим младенцам.

 Далее в сюжете мифа описано, как всецело покорённый пастух любуется её "лоном", но и сама Нин-ан-на любуется своим "лоном"(оказывается, магия покоряёт и того, кто носит её амулеты, а не только тех, кем этот носитель желает управлять и манипулировать)
 Важная тема: сначала официальный, имущественно обоснованный брак, а уж потом семья как следствие - прагматическая иерархия ценностей социума-общества. Её отображение мы находим в мифах о почти насильственной выдаче Ин-на-ны её родителями замуж за пастуха Думу-зи, но затем между ними вспыхивает страсть.
 Итак, в мифах Шумера мы увидим в отношениях между богиней любви и её женихом также другую сторону в динамике семьи и брака: от страсти и любви к заключению женихом с родителями невесты официальных, имущественно обязывающих отношений, так как речь идёт об обеспечении будущей семьи необходимыми благами (чем и является брак)
 Сердечная и телесная склонность будущей семейной пары, согласно сюжету того фрагмента, который мы упомянем ниже - это общественно-важная, чисто человеческая и семейная сторона брачных отношений.
Внутреннее противоречие семьи как производственного социума (где ценностью прима являются блага жизни, социумом добываемые) и частью общественной морали диахронального этноса (где ценностью прима является любовь и сама жизнь, создаваемая любовью)
 Общество-социум (противоположная иерархия ценностей по отношению к социуму-обществу) исходит не из необходимости прежде всего брака как социального института (где критерием союза тдля социума-общества становились практические соображения), а совсем наоборот:
 Официальный, имущественно-релевантный брак венчает уже факт любовного соединения людей, их желание создать совместную семью, иметь любимых детей от любимого супруга или супруги. Такова в идеале мораль моногамной семьи выживающего этноса, это торжество любви и добра, самой жизни в семье, как моральная ценность номер один.
 Сам по себе достоин внимания тот факт, что противоречивый образ семьи: её нравственных устоев и прагматических соображений, но и её любовной и страстно подоплёки, мы встречаем в шумерской цивилизации на заре времён, и сюжеты шумерской мифологии, художественного творчества и описания самой жизни в древних табличках Шумера, так похожи на нравы гораздо более поздних тысячелетий, что мы ясно видим истоки мировых культур в Междуречье у  Шумера (политеической цивилизации, которая предшествовала трехтысячелетней техногенной эре)
 Мы встречаем у шумеров и социальный институт брака, некий кодекс семейного права, и его признаки также напоминают далекие будущие цивилизации.
 Более того, мы знаем, что родители в шумерских семьях выступали сторонниками традиционной нравственности, а перед молодыми людьми, охваченными любовью и взаимным влечением, уже стояла моральная проблема искуса к грехопадению: вступать в соитие или нет, и это уже составляло некоторую проблему этноса, которую мистерия разрешала следующим образом:
 Если за соитием молодых стоит дальнейший брак, оно допустимо (и богиня любви даёт в этом пример молодым девушкам)
 Откуда мы это знаем? Из фрагмента, найденного отдельно от текста основного мифа. Судя по содержанию, это его часть. Это уникальный документ и по бытовым подробностям (хотя и не рассказ, а торжественный ритуальный гимн любви) и замечательному (прекрасно переданному переводчиком) высокопарно-эротическому накалу страстей, который вполне приближает этот памятник шумерского творчества к Соломоновой Песни Песней в Торе, где описана любовная лирика царя и его невесты.
 В упомянутом фрагменте богиня любви ведёт диалог как наивная сельская девушка, которую соблазняет умелый городской парень, склоняя к интиму. А девушка боится матери, не знает, как ей объяснить своё отсутствие, и парень даёт ей совет, каким образом убедительно обмануть родительницу.
 Мы видим здесь и грехопадение, и тут же следующую за ним ложь (также лукаво вели себя и Ева по отношению к Творцу, совершив грехопадение, и убийца Каин, в библейских эпизодах).
 Однако в мистерии шумеров есть примечательная деталь - судя по всему, девушка (всё же это не простушка, а сама богиня любви) умело направляет соблазняемого парня в нужном ей направлении: именно Ин-нан-на просит Думу-зи посоветовать ей, как лучше ввести в заблуждение свою мать. Таким образом она делает его сообщником всего мероприятия.
 В финале эпизода оба предаются любовным утехам. Но заканчивается всё это оптимистично, так как героиня уверяет, что её парень уже направляется к материи, чтобы просить согласия на брак.
 Конечно, иного финала не могла содержать мистерия, задача которой - создавать семьи, а на разрушать их путём внебрачных связей.
 Такова подоплёка встречи Нин-нан-ны и Думу-зи, при которой он любуется "лоном" свой возлюбленной.
 Заметим, что речь идёт об участии в священном союзе богатого «пастуха», и уже это сочетание понятий непривычно для ревнителей социальной справедливости ХХ века, объявлявших труженика бедняком и объектом эксплуатации.
 Этот родо-племенной союз представителя племени скотоводов, и жрицы аграрного рода (элита двух соединяющихся этносов) есть первая "ячейка" общества, с которой и начинается генезис культурных формаций синтетического шумерского этноса в Уруке.
 Для нас весьма поучительно, что этнос шумеров достиг своего апогея экономики и культуры на сословно-монархической (второй из четырех) фазе общественной эволюции. Далее следует грехопадение религиозной веры и остальные две фазы общественного бытия и его познания есть уже путь богоборчества к неизбежной инволюции этноса  в своей стране, бытие этноса к смерти (что и предвидел Господь, предостерегая людей от грехопадения)
 И более того: союз племен, воплощенный в семьях элит, делает успешного представителя вполне мирной профессии царём, что уж и вовсе может показаться странным в нашей техноцивилизации, где синтетические этносы возникали после преодоления глубоких противоречий, столкновений между мирными оседлыми народами и грабящими их воинственными кочевниками (единство противоположностей возникало при построении становящимся синтетическим этносом единого государства)
И жизнеспособными, при построении своего государства во всей силе власти государственного лидера (принцип единоначалия есть принцип власти Единосущего и Его воли над миром), оказывались именно такие, столь диалектически противоречивые в себе синтетические этносы, которые моделировали  в себе глубочайшие противоречия между материалом вселенского хаоса (самости вселенной) и Творцом мира, его организующим и управляющим началом, невзирая на сопротивление хаоса в мировой энтропии.
 Но как проявление древнейших архетипов, в самом деле, удивительны иногда проявляемые и позднее признаки "золотого века" Шумера с пастухами царского рода, которые могли принимать скипетр, становясь во главе (прото)государственной структуры управления, делаясь при этом и военными вождями, и царями-жрецами, божьими "супругами" (в том и смысл иерогамии) столь резко меняя профессиональную деятельность с физической на умственную и даже творческую и духовную, но оставаясь тружеником на благо общества. Такие легенды, отзвуки времён, мы найдем у многих народов позднего времени: иудеев, китайцев, индусов, римлян, парфян, персов.
 И в ХХ веке мы находим отражение тех же идеалов "золотого века" в идеологии рабоче-крестьянской элиты, которая насаждалась в советской стране СССР: и пастухов, и "каждую кухарку" здесь провозглашали достойными и способными управлять государством и партией - если их конечно, научить этому, дать необходимые знания.
 Запомним эту логику: нужно научить, дав знания.

 Как видим, прежде всего это происходит в Уруке - первом царском городе шумерской цивилизации III тысячелетия до х.э., и речь идёт о той эстафете знаний и власти, даруемой знаниями, которую Урук принял у священного Эредуга, города Эн-ки - первого царского города "допотопного" времени.
 Теперь в Уруке произойдёт переход от формы родо-племенного общества к сословно-монархической: представитель элитарного социума станет во главе социума управления, а социум жрецов - элитарным сословием и собственником обширных храмовых земель.
 Ведь в Шумере царского времени мы уже находим и принцип собственности на землю, губительный и для империи Хань.
  И вот "золотой век" также в Уруке сменится "серебрянным", так как в нормах нравственности совершится некоторое грехопадение и царя-жреца, и его супруги-жрицы (элитарного сословия при царе), связанное конечно с искусами власти и богатства, даваемого собственной землёй
 Собственность человека на землю есть иллюзия зла, ибо Земля есть дом, данный человеку для любви, заботы и опеки, а не предмет волюнтаризма по собственным интересам.
 Вот в чем смысл священной клятвы, которую даёт аграрная богиня любви Ин-ан-на, верховная жрица своего храма, в жалком овечьем хлеве её жениха Думу-зи (пока ещё далеко не царя), к которому она охвачена страстью:
 Её цель сделать своего будущего мужа и царём, и жрецом, то есть наделить жречество всеми атрибутами полновесной власти в её городе Уруке, дав священные знания - "ме", хрянящиеся в Эредуге у Эн-ки в его дворце Абзу (источнике воды жизни).
 Итак, чтобы жречество и царь могли исполнять свои важные и ответственные обязанности по управлению обществом, им нужны особые знания, дающие возможности и права власти. За ними и отправляется богиня к жилищу Эн-ки. Она еще не вполне знает, что ее ждет и как исполнить свою миссию, но вооружается привычным ей арсеналом гендерного влияния.
 Заметим кстати: элита шумеров в начале своей цивилизации по отношению к сакральным знаниям (речь идёт о жрецах) достаточно наивна: согласно мнению Ин-ан-ны, знания других достаточно получить, и причем любым путем, чтобы овладеть ими. Пока её еще не ограничивают нормы человеческой морали и общественной нравственности. Это конечно имеет и для неё лично, и для её мужа, и для её города трагические последствия.
 В этом эпизоде богиня любви Шумера в своем грехопадении подобна персонажу Шестоднева Еве, подозревая, что источник знаний, дающих власть над миром, скрывает их от людей из эгоистических побуждений, не желая делиться властью, способной делать людей богами.
 Тогда как Бог, запрещая первым людям плоды знания добра и зла, исходит только из желания добра людям и желает их предостеречь от быстрого продукта познания, от смертельно опасного искуса власти над природой, даваемой знаниями, от искушения идти к знаниям в обход того действительно тяжкого пути религиозной веры, страдания и терпения на тернистом пути борьбы со злом в грехе, такого познания истины в вещных знаниях, который достижим человеком лишь путем нелёгкого преодоления глубочайших диалектических кризисов знания, как и самого бытия.
 Это и есть путь человека и человечества на Земле, в школе народов при апостериорном познании добра и зла по их плодам.
 Зато в эдуббах Шумера середины тысячелетия профессионалы преподавания уже хорошо знали, как тяжек и как необходимо длителен процесс обучения людей, причем практически ориентированный.
 Вот корень будущего успеха "грамотеев" в социально-сословной формации шумерского общества, а социальный успех становится корнем будущего же грехопадения людей в богоборческой системе их знаний (когда форма вещи - идея остаётся схваченной умом, а чувственное содержание, то есть суть, уходит)
 Клятву Ин-ан-ны совершить благо жреческому сословию ("дабы жречество в сиянии возвеличить"), судя по ритмической напевности, повторяет и поддерживает женский хор.
 А хоры мистерий (и в этом они - предтеча классического музыкального хора будущих времён), судя по логике и ритмике групповых напевов, строились согласно дифференциации, отображающей социальную форму общества:
 Сперва гендерное деление на мужской и женский хор (в женских и мужских храмах, посвященных богине или богу), а внутри каждой группы членение на три социума по высоте голоса (что отвечает также критерию элитарности, например, мужской ритуальный хор у спартанцев состоял, согласно возрастной иерархии общества, из групп мальчиков, юных воинов и стариков)
 Таким образом, мужской хор шумерской мистерии мог поддерживать речь героя действия, женский - героини, а членение голосовых партий соответствовало распеванию каждой группой хора положенного ей варианта в сакральном тексте. Конечно, в мужских мистериях мужчины изображали и женщин, а в женских  мужчин приходилось изображать женщинам.
 И этот мистериальный «театр жизни», о котором мы подробнее поговорим позже, оказался практической основой социально-гендерной инверсии, так как гендеры людей по своей архетипической структуре есть биполярные парадигмы (в рецессиве мужского гендера скрыто женское начало, а в рецессиве женского - начало мужское)
 Ин-ан-на завершает клятву обещанием (эти слова, вероятно, подхватываются и обыгрываются хором) тут же посетить Эредуг, чтобы сказать Эн-ки "льстивые слова", потом обратить к нему мольбы и так получить желаемое.

 В этом речетативе, перемежаемом припевами хора, среди прочих формул - обещаний богини нечто великое и сотворить и совершить, есть такие примечальные фразы: "дабы благостно совершить,... малостоящее совершить ...полновесное сотворить".
 Такова у шумеров каноническая формула общественного блага, понимаемого как пара-дигма ценностей в определённой иерархии: в паре догм есть и полновесное благо - это ценность прима, а есть и то, что считается малостоящим, но и первое (прогресс) и второе (регресс) совершается в некотором "комплекте" добра и зла, и одного не бывает без другого (так жизни нет без средств для жизни)
 Русской пословице "нет худа без добра" опыт шумерской культуры противопоставляет обратную мудрость, также действенную для человеческой истории: "нет добра без худа".
 Действительно, как мы увидим: то, что сотворила и совершила Ин-на-на в результате своего похода в Эредуг, оказалось и полновесным (принесенное городу в дар богом мудрости и судьбы), но также и малостоящим (символы жречества и царства, украденные ею)

      Событие 2 (момент1-топос2: Эредуг)
 Следующий эпизод - всеведущий Эн-ки в Эредуге заранее готовится к прибытию богини, потом его слуга Исимуд торжественно встречает Ин-ан-ну. Эн-ки сперва даёт официальный пир в её честь "перед львами Эредуга" (то есть перед городскими воротами с изображением львов), после чего они в священном застолье пируют уже вдвоём, пьют ячменное пиво и вино, спорят о бронзовых чашах богини Ураш.
 За этим следует потерянный фрагмент, а дальнейший текст уже представляет собой торжественный акт-церемонию передачи Нин-ан-не в дар богом Эн-ки священных "ме", содержащих в себе судьбу экономически богатого города.
  В дальнейшем пиршестве, описание которого содержит в себе еще один пропавший фрагмент, вероятно, и бог, и богиня выпили немало алкоголя
 Образ бронзовых сосудов богини Ураш, о которых спорят боги при застолье, в данном контексте мифа заслуживает некоторого внимания, так как есть очевидная связь между сюжетом этого мифа и отдельным фрагментом: "Энки и Эредуг", прекрасно, в возвышенном и поэтическом стиле переведенным российским шумерологом В. Емельяновым, где также упоминаются бронзовые сосуды, обладающие волшебным свойством расширяться, когда в них наливают много вина: этого перебродившего сока плодов земли (в результате брожения вкус и свойства напитка меняются качественно)
 Словесная симфония вдохновенно описывает, как "в изобильный год, порожденный Аном" (заметим, что Ан здесь описан как небесный бог, рождающий время, подобно древнегреческому Урану, породившему Хроноса) был создан благодатный край Э-Энгурра на лесистой горе у самого устья реки Евфрат, впадающей в море (ставший городом Эредуг). Тут построен великий дворец Эн-ки по имени Абзу (первоначально - океан пресной воды, и построение Абзу в Эредуге, возможно, связано или с наличием там пресной лагуны, или с водами Евфрата)
 И вот превосходный пример отображения пантеических сюжетов в биологических образах. Гимн прославления Э-Энгурры в мифе произносит бог циклического времени двуликий Исимуд, о котором речь еще впереди.
 Примечательно, что его славословия обращены к...кирпичу живого дома (то есть живому существу, основе основ):
 Да, сияющий дворец Эн-ки (ведь текучие воды в свете дня способны сверкать подобно золоту и лазуриту) описан как живой мир, где каждый кирпич говорит и даёт советы, где советы могут давать (такова мудрость природы) даже быки и реки, то подобные могучим львам, то звучно поющие в своё половодье, где у дома "тростниковая кровля как бык ревёт"
 Э-Энгурра -  край благодатный и богами благословенный, полный разнообразных растений и животных дом речного мира, живой пресной воды, это рай Эдена, где люди живут в полной гармонии с дикой природой. И дом жизни даёт им счастливую судьбу. Это устье Евфрата - древняя родина шумеров, где "в садах чудесных плоды соком налились, птицы лапки свои с веток свесили, большие карпы в медовых зарослях резвились."
 Этот дом и назван хранилищем священных "ме"
 В завершении фрагмента Эн-ки отбывает в Ниппур к храму Энлиля, чтобы от царя богов получить отеческое благословение (потому в тексте Эн-лиль назван отцом Эн-ки), где готовит превосходное пиво, прекрасное вино, наливает в бронзовые сосуды. Высшие боги и другие ану-на-ки пышно пируют и спорят из-за бронзовых чаш богини Ураш.
 Содержание такого спора можно только предполагать, так как множество строчек мифа не сохранено временем. Во-первых, фрагмент упоминает свойство чаш становиться больше, если туда наливают больше вина. Во-вторых, богиня Ураш - не просто образ Земли, но это хтонический образ древний, потому в нём отображено много первобытного хаоса. Внутренность таких чаш должна содержать жидкость, которая хмелит, затемняет рассудок и тем побуждает к регрессу даже великих богов.
 Кроме того, развитие событий в этом мифе наводит на мысль, что спор о чашах богини Ураш в соответствии вообще с принципом состязательности шумерской культуры (причем, в мерах количества) может означать спор в духе дионисийских мистерий о том, кто из участников пира сможет выпить больше алкоголя.
 Таким образом, после акта торжественного вручения ей священных "ме" Нин-ан-на, убедившись, что она не получила того, зачем прибыла, попросту подпоила Эн-ки, который в хмелю дал согласие на получение ею также атрибутов сословно-монархической власти: судьбы жречества и царства для блага родного города. Так богиней создано ложное оправдание её поступков, что крайне важно для дальнейшего развития событий.
 То обстоятельство, что верный слуга Исимуд на вопрос хозяина, куда исчезли священные "ме" жречества и царства, даёт ответ: "Мой господин всё отдал своей дочери", вводит в заблуждение толкователей этого мифа, которые видят в получении богиней желаемого хотя и несколько этически сомнительное, но всё же вполне законное деяние (ведь хозяин "ме" отдал их сам)
 Далее мы отметим, что такое же действие окажет мнимое дарение на слуг самого Эн-ки, посланных вернуть унесенное: они не решаются препятствовать небесной ладье, которая везёт добровольные дары - то, что одобрено словом хозяина, которое должно быть нерушимым (а иначе он не обладает и нравственной силой, и властью над частями своего "живого дома")
 Однако дело в том, что это соревнование в поглощении алкоголя конечно не было честным: Нин-ан-на вряд-ли пила много, и таким образом могла обмануть гостеприимного хозяина, который зато угостился пивом и вином на славу.
 В этом лукавстве (в состязании не соблюдены условия равного участия, да и не могли быть соблюдены) есть уже показатель грехопадения.

 Кроме того, без акта сакральной передачи, подтверждённого клятвой обладателя, переход священных атрибутов к новому владельцу недействителен, он должен совершаться верховным богом в полной ясности его разума.
 Таким образом, поступок Нин-ан-ны уже на этой стадии действа можно считать нечестным, а потому и не вступающим в законную силу блага. Но более того: вероятно, доступ к драгоценным регалиям и не так прост.  Чтобы богиня получила их в свои руки, ей потребовалось предательство кого-то их обитателей "живого дома" Эн-ки (одного из "кирпичей", на котором он стоит). Он (точнее сказать, она) и показал заветное место.
 С этой "предательницей" и её судьбой миф нас ещё познакомит.
 Итак, логическое развитие событий зла приводит богиню и к прямому похищению (ниже мы опишем фрагмент мифа, который наводит на эту мысль)
 Таким образом, фразу Исимуда, обращенную к Эн-ки: "Мой господин всё отдал своей дочери" следует понимать: "невольно отдал", и вот почему вслед за произнесением этих формул Эн-Ки отдаёт приказание вернуть небесную ладью Ин-ан-ны в Эредуг.

 Однако в момент совершения торжественного акта дарения священных "ме" Нин-ан-не верховный бог был еще в полной силе рассудка.
 Обряд состоит из двух частей: в первой Эн-ки последовательно перечисляет все шесть даруемых "ме", описывая кратко сюжет каждого, перед каждым произнося формулу: "светлой Инанне, дочери моей, да отдам я ей:" и после каждого повторяет сакральную формулу, подтверждающую акт передачи, которая начинается словами: "светлая Инанна в обладанье получит".
 Затем Нин-ан-на подтверждает получение "ме" - с формулой "он мне дал:" она перечисляет "ме" в той же последовательности (вероятно, и речь Эн-ки, и ответ Нин-ан-ны подерживаются хорами)
Раздел 120
  Хронотоп текста о "ме" городской судьбы
 Ниже мы в тексте перечисляем архетипы города - "ме", дарованные богом мудрости и линейно-циклического времени Эн-ки царице неба и Урука.

 Первый и поверхностный взгляд на это собрание качеств, как полезных, так и крайне сомнительных, с трудом позволяет рассмотреть в нём систему. На самом же деле этот текст точно структурирован в количественных и качественных мерах, и полон глубокого смысла от начал до конца, это целостная система эволюционного развития цивилизации.
 Прежде всего заметим, что повествование последовательно и стадийно показывает различные аспекты в истории города (факторы народной культуры и национальной экономики), повторяющиеся в круговращении причинных связей. Речь идёт об архетипических сюжетах векторно-циклического времени (повторение, но вместе с тем и постепенное развитие).
 К тому же, цикличность основана на бинарной оппозиции добра и зла, перемежающихся в событиях истории, факторах диалектики пространства (тезисе и антитезисе, ценности и антиценности)
 Шесть этапов эволюционной истории позволяют себя разбить на три стадии в диалектике времени (а в каждой стадии заметны по два топоса диалектики пространства)
 Далее мы увидим, как архетипические сюжеты "ме", возможно, заключают в себе историю шумеров, некогда бежавших от большого конфликта и нашедших себе родину на новом месте - в Эредуге.
 Эту же судьбу (от войны к противоречивому миру на основе военной готовности) Эн-ки вручает и Уруку:
     Тезис. Война (два топоса)
      1 топос. Первое место военных действий ("горячая война", от начала до благополучного завершения)
     Доблесть, Могучесть, Неправедность, Праведность,
     Градов ограбление, плачей устроение,
     Сердечную радость.
      2 топос. Второе место военных действий ("холодная война", от начала до благополучного завершения)
     Лживость, земель мятежность, мирность,
     Бегство поспешное, жильё надежное
     Антитезис. Мир (на новом месте хозяйство, разделенное на три социальных уклада в этносе шумеров, три топоса, которые служили основой этой цивилизации, её мирами)

     3 топос. Уклад знаний, требующих ремесленных навыков, и ремесла города, требующего знаний
      Плотничество, медничество, ремесло грамотейное,
     Кузнечное дело, шорничество,
     Стирку-мытье, построение домов,
     Тростниковых циновок плетение
     4 топос. Аграрно-культовый, сельский уклад обычаев и обрядов
     Разумение, познавание, святое рук омовение,
     Домы пастушьи,
     Горячей золы сгребание, загоны скотьи,
     Почитание безмолвное,
     Молчание благоговейное, благоговение молчания.
     5 топос. Семейный уклад этноса
     Пение братское, огня возгорание
     Огня угасание, рук трудом
     Утомление, молчаливость,
     Семью соединенную, потомственность.

     Синтез. Мир, готовый к войне (противоборство двух антагоничных социумов власти, 1 топос)
     6 топос. Городская община
     Ссоры зачинание, кличи победительные, советование,
     Обсуждение, закона говорение, решение.
     Отметим последний шестой эпизод, так как он прямо касается принципа войны и мира в обустройстве городской власти, которую составляет диалектика социальных страт, чьи интересы противоположны.
  Как видим, за конфликтом и криками победившей стороны следует общий совет, затем обсуждение закона, который должен учитывать взаимные претензии сторон, после чего выносится решение. Но невозможно удовлетворить противоречивые интересы, и победивший не уступит лавры проигравшему.
  В синтезе, таким образом, событие 6 топоса комплементарно к событию 1 топоса, то есть содержит в себе потенцию для следующего цикла, который начнётся с тезиса: войны.

 И мы уже знаем, что архетип городской судьбы (история общины) содержится в "комплекте" грехопадения с иными судьбами, иными элитами:
 Нин-ан-на, кроме сюжетов, описывающих распределение власти в городской общине и благословенных Эн-ки, везёт городу Уруку добытую ею сомнительными средствами судьбу высокого жречества (но затем деградирующего) и победоносного царства (но затем следуют поражения), то есть в цикле подъема и спада противоречивую долю царского города.

   1.2.2 Антитезис. Момент 2
              Событие3 (момент2-топос3: Эредуг)
  Далее в мифе следует эпизод "грехопадения" Эн-ки, событие затемнённого сознания: призвав Исимуда, он требует вернуть Нин-ан-ну и оспорить её слова. Слуга отвечает, что пресветлая богиня уже погрузила священные "ме" в свою небесную ладью и отбыла. После этого следуют распевы хора, назидательно сообщающие, что наконец потрезвел "тот, кто пиво пил", "охмеление его прошло", "просветлел его разум".

 За отрезвлением Эн-ки следует и ритуальный разговор со слугой Исимудом, где перечисляются пропавшие "ме", необходимо предшествующий преследованию Нин-ан-ны, уже отбывшей на своей небесной ладье к себе в Урук, в район Кулаба
 Но заметим сразу, что просветление ума еще не означает, что просветлело тело-сознание (это произойдет лишь в момент 3, в период синтеза, когда ладья Нин-ан-ны уже достигнет Урука). Ведь ту передачу "ме", которая скреплена священной клятвой Эн-ки, вернуть уже нельзя.
 Правда, очнувшись, великий Эн-ки обнаруживает, что кроме того, что он поклялся отдать, пропало еще много ценного.

 Обратим внимание вот на что: придя в себя от влияния алкоголя, Эн-ки только частично восстанавливает силу всеведения: он сразу узнаёт, чего не хватает его дворцу Абзу, но не помнит прошлого эпизода, не знает, куда пропали священный атрибуты жречества и царства, поэтому вынужден о каждом спрашивать своего верного слугу и кормчего - бога Исимуда. А затем опрашивает и весь "живой дом", способный, как мы уже знаем, давать советы

Впоследствии окажется, что Эн-ки временно потерял и дар пророчества, так как не знает, что вернуть небесную ладью Нин-ан-ны уже невозможно, как невозможно Уруку теперь избежать судьбы, уготованной "грехопадением" его жрицы
 К богу И-зи-муд-у Эн-ки обращается так: "Исимуд мой, советчик мой. Имя небес благое!".
 Кто же этот двуликий бог Изимуд, отождествляемый нами с циклическим временем (как и римский бог Янус) и почему он "имя небес благое"?
 Эта тема заслуживает отдельного подраздела:
 Градация времени (линейно-циклическая цивилизационная и циклически-природная) в шумерской мифологии. Бог речной цивилизации Нудиммуд (Эн-ки) и его водитель его ладьи, слуга Исимуд
 Этимологию двух имён из мифологической и семантической пары Нудиммуд-Исимуд можно только предполагать.
 Выскажем две гипотезы, исходя из того смысла, который обретают эти понятия в культуре Шумера.
  Нудиммуд (закрытый контейнер слова, начинающийся с согласной "н" - символ управления, начальства см. ниже раздел 128, подраздел "О контейнерном способе образования смыслов и значимостей в языке шумеров")
 По одной из многих версий, это имя означает "творящий/рождающий из глины". И действительно, согласно мифу о создании людей, они слеплены из "глины" океана Абзу, причем мужину, женщину и младенца Эн-ки лепил сам.
 Но "глина" рек - этого пресного "океана", выходящего из подземных источников реки и её притоков, периодически в году обогащаемого дождями и водами регулярно накапливаемых и тающих горных снегов, это плодородный ил: результат сложной биогеохимической и биологической эволюции, в круговоротах веществ повышающий меру материальной информации речного вещества.
 Действительно, оазис шумерского Эдена, возникший как сказочный цветник на месте осушенных болот среди горячих степей, пустынь и гор, обязан своим чудесным плодородием рождающей силе своей почвы, благодатной силе своих дождей, а в горах и снегопадов, циклам разливов и отливов двух великих рек Месопотамии, оставляющих ил-удобрение на земле.
 Этот природный ареал лишь нужно тяжкой физической работой и умственным трудом в сознании целого этноса Шумера, накопившего знания о природе, сделать полями и пастбищами, садами и огородами этно-ландшафта при местаразвитии.
 Таким образом, Нудиммуд (по выражению шумеров, оплодотворяющий своей спермой Евфрат и Тигр) есть по-первых, пантеический образ цикла в его диалектике спада и подъема пресной воды: не только динамической силе жизни, но вода - это образ бинарной физической ин-формации вещества.
 Но гораздо более того, образ бога мудрости содержит в себе также меры материальной энергии времени, меняющей в универсуме тело-сознание жителей шумерской цивилизации.
 Эн-ки, защитник людей и сам первый пахарь - это архетип человеческой цивилизации, бог и линейно-векторного времени (ведущего к неким целям, которые реализуют замысел Творца), времени изменения качеств.
 Это есть воплощенная в этносе сила развития, усложнения, совершенствования, качественной (в том числе и нравственно) и количественной эволюции шумерского мира культуры и экономики, основанных на приобретении, накоплении и систематизации знаний в деятельности по творческому преображению своего родного геоконтура.

 Если дискретная физическая ин-формация преображает физическое вещество и его пространство (а благодаря вектору развития также и преображает качественно, повышая в веществу меру материальной информации), материальная энергия неразрывного времени (в течение одного момента) преображает мир человеческих вещей - знания, и его хронос.
 В самом деле, цивилизация Междуречья создавалась в течение тысячелетий убейдской и шумерской экономик и культур: сперва осушались болота, оставленные стихией воды, потом создавалась сеть продуманной и целенаправленной ирригации при окультуривании почвы и её плодов, при развитии скотоводства и особенно овцеводства возникали разнообразные ремёсла, аграрная наука о циклах природы способствовала развитию астрономии и астрологии, затем появился и язык, свидетельствующий о развитии абстрактного мышления. Возникла и посредством  идеографизации пиктограм клиновидная письменность на глине, потом система школ, распространявших образование.
 Связь между трудом и знаниями, в генезисе того и другого, очевидна.
 Опыт шумерской веры и культуры, научного знания при развитие производительных сил теономики и экономики (тем более, что, согласно Библии, грехопадение произошло именно в Шумере) должен сделать столь же очевидной связь между морально-нравственным преображением человечества (но и периодической инволюцией его тела-сознания в техносфере) и долей истины в динамике его знаний (мораль человеческого труда, нравственность человеческого общества)
    И-си-муд  или точнее: И-зи-муд (открытый контейнер слова, начинающийся с гласной "и" - см. ниже)
 Что означает имя двуликого Исимуда? Его хозяин: бог воды (информации) и мудрости, которую таит в себе эпистема знаний в архетипе шумерской цивилизации. Это бог-слуга, который берёт на себя нелегкую работу по реализации замыслов и воли своего господина, ведёт его ладью, доставляя хозяина к тому месту Шумера, куда он повелевает, куда направлены его помыслы: "Господин поплывёт, я буду править" ("Энки и Нин-кур-саг")
 Имя циклического бога должно отображать в себе смысл динамичной, способной переносить грузы, речной воды, и значит, смысл энергии. Такое понятие, по крайней мере фонетически похожее на звучание имени бога, у шумеров есть: "и-зи", обозначающее волну. Кроме того, заметим, что слово "и" кроме прочего означает у шумеров "проявление", а слово "зи": "истинность", так что и-зи означивается как "истинная жизнь": проявленная в волнах среды, обладающих определёнными частотами.
 Эти значения, отображенные в термине и-зи ("проявление жизни" и "проявление истинности") дают ему сразу несколько проекций смысла, ответвлённые от образа волны, то есть:
- физический предмет (вещь первого рода, возникающая в "земных" зонах тела-сознании как описание физической реальности) - материальная машина в физической матрице, таково возникновение волн на реке под действием колебаний дискретной физической среды, отдельным частицам которой приданы некие кванты энергии
- материальный предмет (вещь второго рода, возникающая как смыслоносное описание в "небесных" зонах тела-сознания явлений самого сознания), понимаемая, например, как смена "хороших" и "плохих" (грешных) состояний человеческого тела-сознания.
  Цикличность — это с точки зрения морально-нравственной оценки мира есть качественный «календарь» этноса на фоне количественных мир динамики пространства, и иерархия ценностей и антиценностей, построенная в таком «календаре» — знания, запечатленные в «памяти» этноса, о добре и зле в попеременных «добрых» и «злых» событиях истории как циклах морально-нравственных сюжетов.
 И кто со-в-местно в другим чувствует добро и зло в событиях мира, и эти чувства, закрепленные полнотой опыта (теория и практика добра и зла) захватывая самоидентификацию воспринимаются каждым как бы изнутри, тот сближает чувственно-рациональные пространства понимания с другими, которым он со-чувствует.
 Так в группе у субъектов со-в-местного эмоционально-чувственного и рационального опыта вменяется при взаимопонимании идентификация «мы». И она сливается  у каждого члена группы коллективного тела-сознания в конструкции с идентификациями «я».
 Такова смена лучших или худших времён года (этому учит шумерский "Спор Зимы и Лета"), периодов лучшего или худшего состояния общественных нравов, периодов созидания и разрушения, изобилия и голода, войн выигранных и проигранных.
 В античности такова теория Гесиода о четверице поэтапного перехода от "золотого" к "железному веку", периодов народной "темноты" или народного "просвещения" (каждая градация сравнения в той или иной культуры отождествлена с моральной оппозицией: хорошо или плохо). Как видим, модель четверицы фаз культуры этноса в техноцивилизации была замечена в древности.
 Цикличность есть и то, что ниже мы назовём "волной знаний" (а эпистема знания базируется на иерархии нравственных ценностей)
 Волна в мифах есть носитель велений водного бога рек, переноситель ила на поля, носитель рыб и водоплавающих птиц, и своей поверхностью также носитель кораблей, она есть образ циклического времени в пространстве и при том образ переносимой энергии в периодах спада и подъема, и волна сама есть продукт подъема и спада водной поверхности.
 Волна в физической матрице есть колебания частиц некой среды (соединение элемента "вода" и "огонь"), несущая в себе определённую частоту, а спектр частот несёт информацию (значит энергетическая волна есть также волна информационная)
 Волны рек чем-то подобны колебаниям человеческих знаний, приходящих и уходящих, скудеющих истиной и затем наполняемых ею (как волна наполняема и оскудеваема водою, может и нарастать и уменьшаться), они напоминают волны инфо-энергетики, но также и веры, которая то угасает в своей энергии, то вновь энергий наполняется и становится всё сильнее.
 Но здесь уже речь идёт о колебательном процессе в неразрывной среде пространства-времени (архетипе тела-сознания)
 Бог Исимуд двулик и потому, что фаза волны циклического времени сознания обращена и к прошлой волне, и к будущей на стадиях спада и подъема своего кванта энергии. Но и более того, два лика этого бога обращены к двум архетипам, двумя матрицам, меняемым в цилическом времени эволюции (физической и материальной: геоконтура, этно-ладшафтного архетипа Шумера и архетипа "земных зон" тела-сознания шумерского эноса):
 Если этот архетип на службе у Нуддимуда - линейно-циклического бога шумерской цивилизации, и если люди этносов есть со-творцы и помощники Творца по возделыванию Земли, то они в этнической истории не только качественно меняют своё тело-сознание, но и в вместе с тем в рывках эволюции совершают также генезис своего геоконтура: дискретного этно-ландшафтного архетипа, то разрушая его в войнах и социальных бунтах, то воссоздавая в мирному труде.
 И когда циклы культур и экономик несут людям благо, годы становятся урожайными, "имя небес" (Изимуд), как мы заметим ниже, становится благим.
 Циклическая культура этноса двулика в хроносе, как Исимуд, как Янус, она в одном теле-сознании обращена:
- одним лицом (ретроспективная рекурсия в историческом дискурсе) к морально-нравственным традициям предков, коллективному опыту их истории, в календаре побед и поражений, оценках добра и зла, как при защите своих рубежей от врага, так и в попытке завоевать других, опыте войн и мирного труда, то есть к эпистемическим знаниям прошлого, построенным на иерархии этнических ценностей
- второе лицо в квантитивных событиях циклов обращена к сюжетному будущему в сюжетах архетипов, а в квалитативном событии к неожиданному линейному грядущему бытия и знания постоянного творимого мира (то есть грядущим циклам)
  В настоящем времени знания прошлого в циклах составляют цельность переживаемого в текущем поколении прошлого опыта, ретроспективы, будучи направляемы также морально-нравственной перспективой.
 И регулярные экскурсы в историю этноса (как и экскурсы человека в память о своей жизни) создают циклы повторений при рекапитуляциях архетипов ландшафта и тела-сознания этноса, транслирующих последовательные фазы исторического развития в прошлом (сюжет архетипа - смысловое и нравственное единство завязки-прошлого и кульминации-будущего)
 Но это не дурная бесконечность, а школа опыта, которая способна учить, хотя история, казалось бы, лишь постоянно повторяет ошибки прошлого.
 Но это не череда циклов, а череда линейных событий квалитативной эволюции творения мира, перемежаемая интервалами квантитативных событий  и инволюций.
 Опыт своих ошибок должен стать и опытом их преодоления, что в эволюции человечества сопровождается накоплением знаний, концентрацией в них истинности (иначе опыт ничем не отличался бы от практики)
 Итак, экскурс к архетипам способен обогатить человека и человечество - если это опыт человека и человечества будущего: более знающего, зрелого и нравственного, разрядившего заряд негативных эмоций и чувств.
Поэтому выживающий этнос вторым лицом обращен в перспективу, к будущему (или грядущему), его знаниям и его нравственному уровню восприятия жизни, а от этого зависит и способность человека к любви: силе его спасения из недр техносферы.
 Негэнтропическое управление знанием есть меры материальной энергии настоящего.
 И не такого мультиверсального сюжета, события которого в самодовольном совершенстве устремлены только в собственное будущее, но такого будущего универсума, которое заботится о своём прошлом и обращается к богатству своей памяти для того, чтобы не только черпать из неё энергию для своей жизни, но и в заботе о жизни и благе других, в любви к другим, наблюдать ошибки прошлого и нравственно преображать некогда ложно закреплённую систему представлений о добре и зле. Ведь именно закреплённость в архетипе таких ошибок, заряженных негативной энергией зла, есть действие грехопадения, способное передаваться из поколение в поколение родов этноса.
 И этнос имеет будущее, только если он умеет совершать эти преображающие ревизии в эмоционально-чувственную память о прошлых поколениях, продолжая эволюцию.
 Это не просто, так как требует огромного терпения (экскурс в свои ошибки и их последствия несёт боль), и любви, освобождённой от эгоизма, но когда совершено (в христианстве это означает осознание греха и раскаяние перед лицом Бога), то очищает, обновляет и преображает для грядущего.
 Теперь дадим ответ на вопрос об Эн-ки и Исимуде, разделив его на две части:
а) почему бог циклического времени в представлениях мифа есть "имя небес"?
б) почему Эн-ки называет это "имя небес" благим?
 а) При ответе на этот вопрос нам помогут лингвистически изыскания шумерологов. По одной из версий понятие "имя небес" (ум-ан-на, где частица "на" обозначает родительный падеж) обозначает ни что иное как год календарный (астрономическую делимость динамики пространства Большого Космоса, включая цикл оборота Земли вокруг Солнца).
 Есть несколько соображений, которые наводят на такую мысль. Например, и в древнеегипетском языке словосочетание "имя небес" как раз обозначает год.
 Год как результат деятельности небес - понятно, так как это явление астрономическое, но при чем тут имя? Особыми именами в лексике древнего мира освящались сакральные понятия, в том числе и представления о времени. Вот два примера: в лунно-астрологическом календаре Ниппура (плод жреческого гения) было уже 12 месяцев, именуемых по родам сельскохозяйственных работ, которые проводят в каждый период года, а у ассирийцев годам истории давали памятные имена в честь людей, причастных к знаменательным событиям, и сакрализованным.
 При том сема "му" имеет у шумеров два значения: "имя" и "гора", так что выражение "му-ан-на" соответственно обретает две значимости: "имя небес" и "гора небес".
 Эн-лиля же (бога городской власти) именуют титулом "гора небес", имея в виду ту изначальную гору, которую он разорвал надва вместе со своим отцом,- богом неба, рождающим годы: Аном, разделяя границы власти (и сам стал "великой горой")
 Итак, как в азбуке славян, основе их языковой действительности, небесно-земная иерархия качественно меряется от "а" до "я", а в мировоззрении от А-з (Бог для Земли) до я-з ("я" человека для Земли - человеческого дома), в мировоззрении шумеров меряется от Ан до Эн. Напомним, что "э" в шумерском языке означает "дом", и это основа имён:
 - Эн-лиля: бога города, бога жаркого сухого лета, наименованного Эмешем, и
- Эн-ки: бога воды, природы и - шумерской влажной зимы наименованной Эмденом, в период которой свершается Новый год, иерогамия, и с этого начинается и рождение детей в семьях, и обновление природы, связанные с передачей всем богам от Эн-ки священных знаний "ме".
 Итак, дом, смысл которого у славян фиксируется фонемой "з" (Земля), у шумеров заключает в себе фонема "э" - это и есть обозначение "дом", которое проецируется в различные смыслы, отображаемые в контейнерах тела-сознания этноса.
 
 Это соображение позволяет нам особым образом дать оценку шумерской космологии с точки зрения логики "хроноса".
 Сравнение мифологии шумеров и представления о хроносе с верованиями более поздних народов
 Хроно-логика шумеров отличается от древнегреческой хрональной космологии и теогонии, где история понятий о хроносе рассматривается цельно, то есть линейно(векторно)-циклически:
 Тезис древнегреческой мифологии: отделенная от Геи пантеическая сила неба Уран, породивший вместе с Геей титанов, а среди них и Хроноса. Первое поколение божественных сил, пантеический уровень сознания.
 Антитезис той же мифологии: второе поколение: титаны. Бог времени - Хронос, оскопивший своего отца и отнявший у него власть.
 Синтез: третье поколение богов - олимпийцев, этнический бог Зевс, сын Хроноса, заставивший своего отца отрыгнуть проглоченных ими других детей, ставший царём богов и также отнявший у отца власть над миром.

 Цепочка этих взаиморождающих богов-царей, состоящая из трёх поколений Уран-Хронос-Зевс презентует три этапа в генезисе представлений древнего народа о всё меняющем времени, но объект этих представлений один: синтез циклического времени и линейного.
 Он возникнет в сословно-монархической форме культуры человечества после Шумера, это наследник его знаний и культуры родо-племенного общества. И этот синтез содержит в себе потенцию изначального противоречия, разрешаемого в истории этносов только путем разрядки острейших кровопролитных конфликтов.
 Социальные распри и убийственые войны между монархическими государствами тут отображены в сюжетах космогонии и теогонии, представлениях о природе и роли в неё человека. Поэтому в мифах древних греков как чудовищные силы хаоса, а затем и космоса, так боги-отцы и боги-сыновья немилосердно расправляются друг с другом в борьбе за власть, корону царства, которой определяется само их бытие (а потому к борьбе за власть также устремлена их воля)
 То же самое, но ещё в более жестоких формах, мы найдём в аккадской и вавилонской религиях, в социальном и патриархальном отображении ими древних хтонических мифов Шумера об пресном океане Абзу и солёном океане Тиамат: как собщает "Эннума элиш", Абзу хочет уничтожить своих детей Энлиля и Эйю, в ответ Эйя его убивает, Тиамат мстит за своего мужа сыновьям, а Мардук, стремящийся к власти, расчленяет Тиамат, убивает чудовище Кингу, создавая из его крови людей (понятно, что это не сулит им ничего хорошего)
 Спор Эндена и Эмеша
 Ничего подобного нет ещё пока в шумерской мифологии и культуре родо-племенного сознания (хотя и шумерам пришлось воевать немало, но ведь важна не только сама война, а но и её оценка в теле-сознании)
 В мифологических сюжетах Шумера бог-отец и бог-сын мирно делят небесную власть, а лето-Эмеш, потерпев поражение в споре с братом зима-Энденом, которому отец Энлиль отдаёт первенство, склоняется перед волей отца, священной для тела-сознания рода, почитает брата, отнюдь не завидуя и не вступая с ним в смертельную вражду подобно Каину, в воззрениях иудеев, убившему Авеля, не лукавит в борьбе с братом за первородство, как это описано Торой в эпизоде с предком израильтян Иаковом - "человеком шатров", и Исавом - наивным "человеком полей".
 Эти зловещие пороки - приметы той социальной культуры, которая свойственна иерархии власти в теле-сознании воинственного и жестокого кочевого племени. Не знающего ни родной земли, ни родного дома, ни близких, ни семьи, и почитающие лишь своего социального лидера.
 Ведь племя Исаака и Иакова разделено на отдельные социумы (будущие "колена" этноса), где идёт борьба за имущественные преференции, которые определены правом наследования по мужской линии родового сознания.
 При том заметим, что функция линейно-векторного времени у шумеров отделена от функции хроноса циклического, динамики пространства: унитарных астрономических мер длительности, где свет и тьма, добро и зло, сила и слабость, бытие к жизни и бытие к смерти, подъем энергии жизни и её спад сменяют друг друга, и эти циклы повторяются, модулируясь в информационных волнах материальной энергии, отображаются в содержании взаимовмещаемых контейнеров архетипической "памяти" материального пространства группового тела-сознания жителей страны — кода своя земля оседлого  бытия появляется у синтетического этноса, а власть лидера нации сосредотачивается в социуме государственного управления. Во всяком случае, в период войн, который у синтетического этноса могут быть и в защите своей страны (этнос проявляет силу оседлого народа), и в захвате чужих земель (этнос проявляет силу воинственной нации)
  Напротив, линейно-векторный хронос есть подлинное время целенаправленных изменений в мире, управляемых единой реальностью, череда моментов творческой эволюции, направленных Творцом мира к его благу (с минимизацией неизбежного зла)
 Таково разделение функций времени между Аном и Энлилем, когда они разрывают "гору небес", определяя сферы своей власти.
 б)Вместе с тем, конечно связь циклического времени и линейного не может не тревожить шумерскую мысль, ведь второе есть истинное добро, и важно его знать, а первое - странное чередование добра и зла, как его понимают люди (линейно-векторное, устремленное к эволюции время единой реальности модулируется хроносом циклов в физической и материальной матрицах, в действии материальной и физической машин)
 В приведенном мифе мы видим пары: хозяин (или хозяйка) и его (её) верный слуга, водитель ладьи, вестник, исполнитель слов и поручений.
 Хозяин Эн-ки принимает более или менее мудрые и неуклонные решения, определяя судьбы, слуга помогает ему в роли исполнителя повелений.
 Хозяин олицетворяет линейно-циклическое время, а значит, попадает в опасные ситуации. Ему нужна помощь слуги, который олицетворяет собой циклическое время. Но момент хронального цикла может быть и добрым и дурным, годы бывают сытные и голодные, славные и трагические. Хозяину нужен в роли служителя бог благого времени, добрых лет.
 Такова хрональная пара: Нуддимуд (имя небес Эн-ки) и "благое имя небес" - Исимуд (вторая пара, о которой речь пойдет позже: Нин-ан-на и Нин-шубура, её слуга)
 Следующий эпизод, который необходимо отметить: следствие, которое в своём "живом доме" проводит Эн-ки, с целью выявить "предателя", указавшего Нин-ан-не местонахождение атрибутов власти жречества и царства, наказание его, и гнев Эн-ки, явно находящегося не в обычной форме бога справедливости и мудрости.
 Весь эпизод, как правило, проходит мимо внимания дешифровщиков мифа, так как он сохранился фрагментарно и мало понятен по смыслу. Но смысл его не так трудно восстановить - если понимаешь, о чем идёт речь в самом тексте.
 Эпизод имеет определённое значение, если учесть, чем являлся "живой дом" Эн-ки: этно-ландшафтным, то есть кормящим контуром геопространства древней цивилизации шумеров: естественным ареалом природного комплекса, то есть рельефа и климата, водного баланса солёной и пресной воды (также живой и косной), обитания того множества популяций животных и птиц, которые имели важное значение для охоты, рыбной ловли, построения жилищ, укрытия от опасностей мира в начальном местОразвитии этноса шумеров.
 Пропитание и весь быт самых древних предков шумерского этноса при переходе от палеолита к неолиту  зависели от той дани, которую они могли брать у дикой природы, подлинным знатоком которой и становилось тело-сознание целого этноса.
 А он в своём местАразвитии постепенно учился управлять природным миром, изменять его в свою пользу (но также и во вред, так как при этом всё более существенными становятся ученые знания города):
 - роя каналы и колодцы, расширяя площадь растящей и кормящей земли, тем влиять на водный баланс региона, его рельеф, климат и динамику почв,
 - культивируя злаки и учась мастерству вегетации, выращивая их на полях (главным образом, ячмень), затем интенсивируя аграрную экономику согласно потребностям быстро растущего населения городов, менять биохимический состав почв, меру в них и в зерне материальной информации быстрее, чем совершается обновление мер материальной энергии в природе
 - выращивая культурные растения, при росте мастерства вегетации, в садах, на склонах гор в виноградниках, в огородах, собирая сперва дикий мёд, а потом создавая пасеки. В синтетическом этносе также одомашнивается и выращивается скот, овцы, козы,  свиньи и водоплавающие птицы, растят и используют быков и ослов или онагров для работы в поле или в перевозке грузов, или для целей войны, совершенствуют технологии охоты и рыбной ловли, создавая искусственные водоёмы для рыб, тем влияя на динамику в природе популяций растений, речных рыб, наземных животных, насекомых, микроорганизмы.
 Говоря иначе, то к добру, то ко злу обустраивая и обживая свой этно-ландшафтный архетип, этнос шумеров меняет динамику своего геоконтура в балансе самых разнообразных веществ, совершающих кругообороты обновления (при которых в них меняется и обновляется соотношение мер материальной информации к мерам физической)
 От этой динамики и её закономерностей городская цивилизация продолжала жизненно зависеть, и особенно в периоды локального перенаселения отдельных городов (итак, "кризис трёх Э" был знаком ещё шумерам)
 Отсюда то жизненное значение для шумерской цивилизации, которое имели: прежде всего гармония общества с природой, затем уже для городской цивилизации - владение законами естествознания, и знание о социальных отношениях между людьми, и о законах управления отдельными людьми, социумами и городами Шумера.
 Всё это сплеталось в единстве первых подлинно научных представлений о мире, но выступало первоначально в форме мистерий, мифологически-образных сюжетов - прежде чем станет предметом скрупулезно систематизированной информации "грамотеев", обучающих и обучаемых в системе городских эдубб (тогда знание о природе стало выхолащиваться содержанием без практического опыта)
Но рационализация шумерских знаний оказалась замаскированным злом грехопадения, то есть семенем зла, так похожим на добро технологического «прогресса», этим злом стала замена верований богоборческим знанием.
 Упадок религиозной веры в чрезмерно прагматичной цивилизации  Шумера ознаменовался оскудениям человеческой любви, отпавшей от своего Источника, а это значит что знания, которыми материалист надеется объявить религиозную веру излишней, скудели истиной, отпав от её Источника.
 А сперва люди понимали природу, чувствуя её живые энергии. И вот почему каждый "кирпич" живого дома Э-Энгурры ещё мог давать людям советы.
 Увы, в Лагаше второй половины III тысячелетия советы уже даёт глава эдуббы уммий, его ученики (элита знаний), управляющие земельными хозяйствами, или "библиотека" табличек, где содержатся технологии плодородия, созданные давно, но вызубренные наизусть и постоянно применяемые хозяевами имений (так снижается соотношение меры материальной информации прошлого к материальной энергии настоящего в знаниях городской цивилизации: инфо-энергетических эпистемах)
 Когда возникли города и дома шумеров уже состояли из кирпичей, тогда и животный мир природы в их представлении состоял из отдельных видов растений, рыб и животных - "кирпичиков" естества их родины, тогда дифференцировались и представления о динамике природных и социальных сил. Но эта дифференциация знаний давалась слишком дорогой ценой:  утратой целого, образного представления о мире.
 Главным учителем понимания природы, общества, аграрного искусства, помимо второстепенных божеств природы, для населения первых городов описывается как раз Эн-ки, обладающий священными знаниями ("ме") - бог мудрый, всеведущий и справедливый, бог добра и закона.
 Последнее обстоятельство играет огромную роль при отображении социально-экономических отношений (и понятий о социальной справедливости в мире, начиная с природы - своего рода шумерская "теодицея") на естественно-биологические представления о мире - и так появляются анималистические образы шумерских мифов.
 Мифологические образы растений и животных при взаимном отображении контейнеров тела-сознания
  Анималистические образы с социальным подтекстом можно найти в мифологии (а потом и религии) любого народа, так как генезис мифологического сознания типичен.
 Естественно, каждый этнос сакрализовал или демонизировал те растения, насекомых, рыб или животных, которые встречались в его опыте. И более, того, имели для выживания немалое значение - в положительном смысле как объекты пропитания, одежды, защиты от гибельных влияний среды, и негативном: как естественные враги людей и их конкуренты за ресурсы в природе.

  Понятно, например, что кочевники и полукочевники пустынь, полупустынь и степей, а ими были как раз племена семитов, в жизни близко знакомились с повадками змей, которые могли подкрастся бесшумно и незаметно, чьи укусы несли болезни, страдания или быструю смерть. А когда змеи плодились с большой быстротой и сосредотачивались в ареале обитания людей, они становились серьёзной опасностью для самого большого и хорошо вооруженного племени, в особенности, оседлого.
 Таким образом, когда в типичном поведении видов отдельных животных, объяснение которому ищет человек, отображаются социальные содержания, змеям приписывают хитрость, коварство, корыстный обман, подобные хитрости и злому характеру вражеских племён (враги стараются подкрасться незаметно, затем нападают и убивают) Тогда в войне люди подражают змеям и различным хищникам — охотникам.
 Затем и наоборот: когда в осмысливании социальных закономерностей и пантеических представлений отображаются анималистические сюжеты, тогда человека могут назвать "змеем" за его обыкновение "жалить" и коварство, хотя большинство змей, как правило, в дикой природе лишь защищаются от человека, к которому, если их не тревожить, относятся индифферентно (в том конечно случае, когда люди не состоят в пищевой цепочке змеи, а это как раз относится к змеям ядовитым: яд - оружие небольшого существа, удаву он не требуется)
 Другое дело, когда человек начинает скапливать в некотором месте, например деревне, некие блага, к примеру, молоко, люди привлекают к себе змей. И так формируется традиционно негативное отношение к "нагам" в индийском эпосе, где герой - мангуст Рики-тики-тави, уничтожающий яйца нагов (то есть не только отдельную особь, он умеет справиться с целой популяцией змей)
 И вот "змей полевой" в известном сюжете Торы о грехопадении становится воплощением хитрости, коварства и самой основы зла, соблазняя Хаву отведать запретного плода с древа знания добра и зла (образ животного и растения, принявшие сакральный характер)
 Тогда при естественной реакции человека самые естественные повадки змей (ползать на животе, жалить человека в пяту, получать от него ответные удары в голову) могут быть приписаны некоему справедливому наказанию за коварство и зло (что мы и находим в сюжете), хотя в действительности змею стали считать злой и коварной как раз из-за её бесшумного ползания и способности убивать своим ядом.
 Отметим это обстоятельство, так как Эн-ки в известном мифе как раз, в понимании шумеров, сыграет роль вершителя справедливости в своём "живом доме" природы.
 И следующий пример со змеёй и растением приведём из мифологии семитов, где мы также находим некоторые мотивы грехопадения:

 Эпизод в аккадском эпосе о Гильгамеше. Заветный "цветок обновления", который Гильгамеш, ищущий бессмертия, добыл с большим трудом и риском для жизни, у спящего героя неожиданно "крадёт" змея и глотает (характерен пример поглощения запретного), после чего сбрасывает кожу, обнаруживая новую - как бы "обновляется".

 Отображение какого контейнера смысла и в каком показывает приведенный сюжет? Это дискурс, в котором ракурс зависит от того, куда мы поместим источник своего взгляда, в область какого контейнера тела-сознания, и куда вектор этого взгляда соответственно направим. Этому моменту видения соответствует и жесткая постановка причинно-следственных связей.
 Можно рассматривать эпизод как объяснение того, почему змея линяет, меняя кожу (потому что проглотила "цветок обновления"), то есть в русле естествознания, явление которого объяснено пантеически. А это значит, мы отобразили мировоззренческие мотивы человека в сюжетах биологических, естественно-природных.

Но можно поступить и наоборот: отображая естественно-биологические сюжеты в мировоззренческих - так, собственно, и возник образ "цветка обновления" (пантеический символ бессмертия) прежде чем он проник в миф о Гильгамеше.
 Легко при этом заметить в обоих примерах связь между взаимно-отображаемыми образами, историческую последовательность их формирования (от прошлого к будущему), которая в дискурсе как бы составляет замкнутый круг бытия, причин и следствий - ведь постоянные отображения содержаний контейнеров тела-сознания следуют друг за другом, создавая нечто вроде эффекта рекурсии.

 Связь двух рекурсий (отраженных ракурсов взгляда) составляет в миропонимании дискурс воззрений, который часто закрепляется в представлениях людей как устойчивая причинно-следственная связь двух фактов мировоззрения, жестко соединяя по времени причину как фактор прошлого и следствие как фактор будущего.
 А ведь в единой реальности (и в этом суть дискурса) события прошлого и будущего, хотя бы и часто повторялись одно за другим в определённой последовательности опыта, являются не причиной, за которой автоматически проявляется следствие, а двумя причинами одного следствия, оставшегося в подоплёке.
 Это значит, что два события, называемые причиной и следствием (из неё), при некоторых обстоятельствах могут меняться местами: то, что казалось причиной (к примеру, укусы змей есть причина того, что змей считают злыми и коварными), оказывается следствием (змея нападает и наносит укус, потому что человек ведёт себя агрессивно, считая её коварной и злой), или наоборот.
 Фактически здесь возникает замкнутый круг обстоятельств (доказательств), где причинно-следственные связи определить не так просто, как в абстрактном парадоксе о курице и яйце, где фиксированная причинно-следственная связь имеет смысл лишь в рамках одного момента (цикла воспроизводства)
 А ведь эта проблема (в данном случае экологическая, коль скоро, речь идёт о сохранении в этно-ландшафтном кормящем архетипе геопространства популяций растений и животных) перестаёт быть абстрактной и вырастает до вселенских масштабов выживания человечества на Земле при действии в настоящем архетипа (вещей эмоционально-чувственного прошлого - исторической памяти)
 Вот в чем действенная сила грехопадений предков в поколениях человеческих этносов для потомков: в комплекте с необходимой суммой опыта нравственности поколений (добро) каждый раз потомки получают и мировоззренческие проблемы предков (зло). И задача каждого нового поколения народа состоит в том, чтобы в собственном морально-нравственном опыте эти унаследованные проблемы тела-сознания преодолеть, и заряд негативной энергии предков разряжать.
 От этого, как мы уже замечали и еще отметим не раз, зависит выживаемость этноса, а от выживаемости этносов - перспективы выживаемости человечества на Земле.
 Речь в циклической истории идёт об исторически сложившихся взаимных претензиях социальных групп и целых этносов, в традициях взаимных обид, которые фиксируются "чувствилищами" этнических архетипов, и при их рекапитуляции: последовательной трансляции сюжетов в настоящее время, проявляются в якобы взаимном, ответном создании зла, в реализации принципа мести "око за око", когда дискурсы зла и реванша, реализуясь в причинно-следственные цепочки зла, становятся замкнутыми.
 Таким образом во вражде этносов или социальных групп уже нельзя сказать, кто начал зло первый, а кто лишь отвечает злом на зло. И вот почему проблему жертвенной победы добра над злом, прерывающей "цепочки зла", сложно и мучительно поставил Христос перед мстительным миром человеческих эмоций и чувств, способных обуздать эмоции.
 Приведенный пример с укусом змеёй человека и человеческим страхом перед змеями тривиален, но дело в том, что нетривиальны обстоятельства жесткой связи причин и следствий во многих дискурсах познаниях человека, и при том связей, крайне далёких от подлинных причин того или иного явления, имеющего разнообразные следствия динамики пространства, которые отображаются в контейнерах тела-сознания.
 Вернёмся теперь к мифу шумеров. Легко себе представить, что у представителей болотной и речной цивилизации особым вниманием пользуется такое безобидное животное как лягушка - сама по себе, в отличие от змеи, как правило, не опасная для человека, и даже совсем наоборот: типичная жертва змей, хищных птиц и рыб.
 В природном равновесии велико значение именно таких животных, входящих во множество пищевых цепочек. И если снижается соотношение скорости рождаемости к скорости гибели особей в популяциях лягушек, это может привести к негативным последствиям для водного ареала - а древние жители водоёмов часто были весьма зависимы от положительной динамики и скорости обновления в популяциях съедобных рыб и водоплавающих птиц.
 У лягушек есть ещё одна особенность - в поведении, связанная как раз с добывающей экономикой человека, и об этом мы скажем также.

 Характерен плохо сохранившийся эпизод мифа о том, как гневный Эн-ки, которому "живой дом" указал на это невинное животное, якобы выдавшее своим кваканьем "у ворот" Эредуга место священных "ме" Нин-ан-не, взял лягушку за правую лапку и, войдя в дом: "покои светлые свои" (а его дом есть весь водный ареал Э-Энкурры): "он швырнул её птицам небесным, он швырнул её рыбам бездны".
 Этот фрагмент, как и эпизод с "цветком обновления", может быть рассмотрен в двух ракурсах: либо как отображение первого контейнера во втором, либо второго в первом (так что две противоположные точки зрения образуют дискурс)

 1. Первое отображение: вмещающего контейнера (социальные отношения) во вмещаемом (естественно-природные отношения между популяциями в ареале обитания). Шумерам в пору уже довольно развитых отношений на производстве, должно было быть хорошо знакомо понятие социальной справедливости (на фоне острого ощущения несправедливости).

 Желание объяснить крайне низкое "социальное" положение лягушек как всеобщих жертв в ареале, при том, что хозяин "живого дома" мудр и справедлив (казус нативной теодицеи) находит себе разрешение в этом конфликте, где лягушка явно наказана как "предатель" и личность неблагодарная по отношению к своему мудрому хозяину Эн-ки, и всему "живому дому".
 Но откуда у такого безобидного существа как лягушка столь мрачная репутация? Велика ли беда, что лягушки часто квакают, и что они могут выдать?
 На этот вопрос мы не получим ответ, если не произведём обратное отображение смыслов.

2. Второе отображение, противоположное первому: вмещённого контейнера (естественно-природные отношения между социумами в ареале обитания) во вмещающем (социальные отношения между людьми)
 Хрестоматийный пример в истории этноса с гусями, которые своим криком предупредили о вылазке врага и тем спасли Рим, у шумеров, как жителей речной и болотной цивилизации (где гуси знакомы людям в природной среде своего обитания) может иметь обратный смысл:
 Громкое кваканье лягушек, их шумное и массовое ныряние в воду в некий момент времени может показаться не к месту людям, которые ловят рыбу или подстерегают водоплавающую птицу. Тут уж речь о предательском поведении. Действительно, там и тогда, где и когда лягушки на берегах активны, а они таковы, например, в брачный период на болотах и берегах рек, там охотнику непросто подкрасться к водной дичи, там бывает непросто ловить рыбу.
 Следующий образ животного, который часто встретишь в сказах славян как характерный персонаж, и который, как видим, хорошо знаком  шумерам своими "хитрыми" повадками - лиса (миф об Эн-ки и Нин-кур-саг)
  Событие 4 (момент2-топос4: Эредуг и Евфрат, делимость на 7 событий)
    В этом событии еще не просветлевший Эн-ки семь раз велит своему верному посланнику и кормчему Исимуду вместе с различными слугами, чудовищами, животными и с их помощью привести назад небесную ладью Нин-ан-ны, но каждый раз ей удаётся уйти.
 При этом Исимуд возвращает к хозяину за новыми указаниями догнать и привести, причем с новыми силами, которые сопровождают Исимуда и по мере приближения места сюжета к Уруку - удаления от Эредуга эти силы презентуют место действия: от охранников двора Абзу в Эредуге до стражников канала Итурункаль в Уруке.
 Это повторение циклов происходит вплоть до того, момент когда богиня уже в Уруке - вот тогда сознание Эн-ки внезапно светлеет, и планы его меняются.
 Отметим в этих событиях два вида динамики:
 - линейная динамика небесной ладьи Нин-ан-ны, которую ведёт её кормчий и посланница Нин-шу-бура: в каждом последующем событии своей вынужденной остановки ладья всё дальше удаляется от Эредуга к Уруку вверх по реке Евфрат, то есть на северо-запад. Последним препятствием являются стражи у самого канала Утурунгаль, что примыкает к Уруку - вероятно, потому что эти стражи почитают Эн-ки, и не вполне принадлежат к заинтересованным жителям самого города.
 Но и стражники не могут задержать ладью - по той же причине, что и остальные силы, подчиненный верховногому богу
 - циклическая динамика двуликого Исимуда, который снуёт туда и обратно между Эредугом и ладьёй Нин-ан-ны, удаляющейся от Эредуга, то есть совершает с каждым разом всё более дальние путешествия вверх по реке и вниз. Вернувшись, он каждый раз докладывает хозяину, каких мест теперь достигла "небесная ладья" богини.

 Отметим сначала повторяющийся семь раз стандартный ритуал: сперва захват ладьи слугами Эн-ки, после этого диалог между Исимудом и Нин-ан-ной, произнесение ею сакральной формулы, словесное состязание "слово Эн-ки против слова Нин-ан-ны", затем следует также словесная формула, которую богиня говорит своей кормчей Нин-шубуре и затем ладья продолжает свой путь по реке.
 В обычной трактовке этого эпизода освобождения много путаницы. Иногда аналитики пропускают эту загадку, иногда же делают предположение, что Нин-шубура великая волшебница и богатырь (отождествляют её с богиней Нин-ше, "госпожой ячменя", хотя владычицей водных богатств и рыбы была у шумеров богиня Нанше) или могучий богатырь, который сражается со грозными посланниками бога Эн-ки.
 Между тем, ничего этого нет в эпизоде. "Магия" его построена на этических принципах, мировом нравственном законе доброй воли  божества.
 Нин-ан-на называет свою преданную служительницу "вестница слов быстрокрылых моих" и "вестница слов справедливых моих", что как раз и служит ключом объяснения ко всем семи эпизодам.
 Нин-шубура - вполне безобидное притом благожелательное, сердечное и самоотверженное божество, которое в сюжете со схождением Нин-ан-ны в подземный мир сослужило ей хорошую службу.
 Это божество имеет мужскую и женскую паредру, используемую в зависимости от обстоятельств (в этом мифе она посланница, а при схождении свой хозяйки в нижний мир мужественно сопровождает её в качестве посланника)
 Существенная особенность Нин-шубуры: она ведёт ладью Нин-нан-ны подобно тому как эту же услугу оказывает для своего хозяина Исимуд (что мы увидим в мифе об Эн-ки и Нин-кур-саг). Это придаёт Ниншубуре черты ритмического времени, и главное её оружие (как впрочем и у Исимуда) - слова богини Нин-ан-ны, которые необоримы, то есть не могут не сбываться.
 Что касается этимологии имени, то "шу-бур" может означать сумму двух значений составляющих его слогов: "шу" - ладонь, "бур" - спасение.
 "Ладонь спасения" - вполне отвечает спасающей роли этого божества в жизни Нин-ан-ны, её функцию вести ладью и вообще быть "правой рукой" своей госпожи (её "ладонью")
 Существенная особенность описываемого эпизода в том, что он представляет собой не битву физических сил, а сражение сакральных слов, которые несут в себе морально-нравственную силу.
 Нин-ан-на выигрывает эту битву у Эн-ки потому, что правота на её стороне, хотя способ получения ею груза и сомнителен. Но передача части "ме" скреплена священной клятвой Эн-ки, а потому получение их городом Уруком должно произойти независимо от воли Эн-ки, и каким-то образом этому помешать не в его власти. И тем более не во власти всех тех сил, которые он призывает себе на помощь.
 Архетип Урука, получившего знания от города Эредуга уже стал реальностью универсума, и никто его не может отменить. Эн-ки отдает Исимуду приказы только потому, что тело-сознание его затемнено и бог, возмущенный кражей, пребывает в мультиверсе своих иллюзий.
 Эн-ки это понимает только после того, когда ладья пришла в Урук, когда сознание его просветлело, а это значит, что "борьба слов" между ним и богиней любви также должна была состояться, должна была закончится поражением бога и победой богини, так как речь идёт о реализации этических принципов и архетипических сюжетов.
 Сцена преследования ладьи слугами Эн-ки и её дальнейшего следования по Евфрату повторяется всеми участниками мистерии как священной действо и каждый раз участниками повторяются сакральные фразы диалога между Исимудом и богиней, после чего она обращается к своей кормчей Нин-шубуре, которая продолжает вести ладью.
 Приведем эти формулы, они весьма показательны:
 Исимуд.
     Госпожа, твой отец меня к тебе послал!
 Хор.  Инанна, твой отец меня к тебе послал!
 Исимуд. Отец твой, слова его могучи,
     Энки, реченья его прочны,
     То, что он молвит, нельзя нарушить!
 Нин-ан-на.
     "Отец мой, что он сказал, что он промолвил? ,
     Что за слова его, что нельзя нарушить?"

  Исимуд.   
      Государь мой так мне сказал,
     Энки так мне изрек:
     "Инанна в Урук пускай идет, ты же ладью небесную в Эредуг веди!"
       Нин-ан-на.
     Отец мой реченное мне изменил?
     Слова свои праведные преступил?
     Слова великие свои обесчестил?
     Отец мой неправду сказал, неправду изрек!
     Ложно именем силы своей, именем Абзу клялся?
     Ложно тебя ко мне послал!
 Действие этих слов поистине магическое, потому что после них, хотя и не сразу, от ладьи отступает сам Исимуд и всего его помощники, кто бы они ни были, а все эти помощники понимают смысл текста, так как в "живом доме" Эн-ки даже кирпичи дают советы.
 Но в такой "магии" нет ничего волшебного, мистического или противоприродного, а есть лишь этические законы мира.
 Воля Эн-ки довлеет над волей всех живых существ, признающих его хозяином и богом, но лишь когда он выполняет волю истинного Творца мира, действенную в универсуме.
 Власть Эн-ки над "живым домом" действует только в этом случае: тогда он выступает инструментом Творца.
 Поэтому Нин-ан-не и Нин-шубуре нет никакой необходимости сражаться с грозными чудовищами: они не способны принести богиням никакого вреда, стоит лишь указать на то истинное обстоятельство, что слова Эн-ки, подтвержденные его клятвой, есть часть универсума, и не могут быть изменены, даже самим Эн-ки.
 С точки зрения любого существа в Шумере такой факт лишает силы его приказание вернуть ладью, а самого Эн-ки в данном случае лишает власти над его верными слугами - конечно только в данном эпизоде и по отношению к этой ладье.
 На стороне слов Нин-ан-ны истинно грядущее и его непобедимая энергия, поэтому она выигрывает это "состязание слов".

 Однако следует обратить внимание вот на какое обстоятельство: отсрочку действия нравственных сил, о которой Л. Толстой писал так: "Бог правду видит, да не скоро скажет" ("не скоро" означает: не так быстро, как желает человек, так как люди спешат, а Бог всё совершает вовремя)
 Вслед за произнесением приведенной выше магической формулы мы читаем в описании первого событий из серии повторных освобождений ладьи следующий пассаж:
 "Она еще речи своей не кончила, а уж Энкумы ладью небесную схватили"
 Почему на эн-кумов (стражников дворца Абзу) пока ещё не действует нравственная формула? Потому что в этот момент ладью ведет Нин-шубура - а это образ кормчего обычной шумерской лодки, которая перевозит знания вместе с различным добром из одного города в другой. У таких лодок обычна циклическая судьба: иной раз доходят до пристани благополучно, в другой раз становятся жертвой природных сил или грабителей.
 Иное дело если лодка находится под покровительством богов, которые не только ведают будущее, но и вершат его своим словом пророка - тогда плаванье всегда успешно, потому что оно является частью линейной истории универсума
 Таким образом, эта ладья не спроста называется "небесной": она находится под защитой небесной богини любви.
 Для того, чтобы эн-кумы отпустили ладью, должна вмешаться пророчица Нин-ан-на и взять управление "небесной ладьёй" на себя.
 Богиня произносит следующую формулу Нин-шубуре:
 "Ну, посланница святой Эанны моей! Вестница слов справедливых моих, Посланница слов летящих моих,
  Вода руки твоей не коснется, Вода ноги твоей не коснется!"
 И далее мы читаем:
 "Нинанна Сути - дары свои - в ладье небесной дальше везет"
 В истории плаванья Нин-шубуры мы ясно замечаем черты циклического времени, которому на помощь приходит личность, вершащая события времени линейно-векторного (а это в данном случае момент успеха, квалитативной эволюции)
 В самом деле: семь раз ладья, ведомая по реке кормчим Нин-шубурой, попадает в критические ситуации, и каждый раз линейное время берёт управление лодкой на себя, благополучно уводя от опасности (это не значит, что кормчий в такой момент не ведёт ладью по реке, но значит, что он не сможет её вести без помощи свыше)
 Заключительная формула даёт нам, несмотря на свою краткость, очень много
 - во-первых, это пророчество, которое не может не сбыться в самом прямом смысле, так как богиня выигрывает у Эн-ки в настоящий момент нравственное "состязание слов".
 - во-вторых, над ладьей, которую ведёт небесная богиня любви, земные силы поэтому не властны
 - в-третьих, кормчий, который ведет по реке ладью (в то время как "по небу" её ведёт Нин-ан-на), не просто капитан какого-нибудь торгового судна. Хотя перевозимые знания - и таблички со священными текстами мистерий, хозяйственными советами, рецептами блюд или лекарств, и товары городов Шумера и других стран, обмен которых между народами и городами есть обмен продуктами экономики и культуры, то есть обмен культурами и экономиками, а самое главное: люди, представители традиционных шумерских укладов (в тексте перечислена их тройственная основа) - носителей умений и знаний, носители тела-сознания самого этноса.
  Не будем забывать, что описываемое в этой мистерии путешествие из Эредуга в Урук - не просто плавание в пространстве реки из одного места в другое, но это перемещение из одного пункта пространства-времени архетипа в другой, это и путешествие во времени, от прошлого к будущему между поколениями.
 Более того: расстояние между Эредугом и Уруком сравнительно невелико, это лишь небольшая часть Евфрата, примыкающая к Персидскому заливу, а в тексте описывается большое и сложное, полное опасностей путешествие.
 Его мы вполне можем считать архетипом перемещения по речным артериям страны таких знаний, которые меняли судьбы городов и правящих династий, передавая от одного к другому эстафету успеха или неуспеха экономики и политики в циклической истории спадов и подъемов социальной энергии этноса в том ином центре этно-ладшафтного архетипа Шумера.

 В тот момент истории, о котором идёт речь, зиккурат был местом хранения священных знаний, проведения сакральных обрядов и ритуалов, имевших огромное значение для системы управления всей страны и для всего общества.
 Дело в том, что новогодняя иерогамия символизировала в Шумере не только союз двух этносов в их производственных социумах (скотоводов и земледельцев), не только союз элит, дававший правителю города прерогативы власти над обществом. Но брачный союз правителя из племени скотоводов, а брак регулирует имущественные отношения в семье, с богиней любви из аграрного, то есть подчиненного социума, давал обществу надежды на справедливое правление, на любовь, которую глава города испытывает даже к самым простым и бедным его жителям.
 Полностью такой идеал власти, основанной на любви (которая не ищет своего и сорадуется истине) реализуется только в образе Единосущного Творца мира, земной жизни и человека, его святой и благой воли, и его власти Господа сил. Бога, который во всех своих проявлениях, имманентных миру, есть Любовь и Истина.
 При том зиккурат являлся также экономическим центром, владельцем обширных земель и организатором производств, владевшим знаниями о сельском хозяйстве, ремёслах и принципах семейного устройства (единого для города и села в тот "золотой век")
 Поэтому в ладью, которая направляется к храму Урука, нагружены и "ме" общества - судьба (знания, основанные на иерархии ценностей: результате чувственного опыта в календаре событий и нравственных оценок) экономически развитого нома, и "ме" социума управления обществом - атрибуты жречества и царства.
 Так различные социумы разделяют одну судьбу города-(прото)государства, и во многих городах, потому что они есть составные части единой этнической истории
 Итак, кормчая Нин-шубура - посланник Э-ан-ны (священного храма Ин-нан-ны, её дома)
 - в-четвёртых, Нин-шубура - вестница слов Нин-ан-ны: "справедливых" (на стороне богини в данном случае правота) и "летящих": они проникают как запрет сквозь приказы в тело-сознание любого служителя Эн-ки, лишая его действенной силы, если он препятствует движению ладьи.

- в-пятых, фраза: "Вода руки твоей не коснется, Вода ноги твоей не коснется!", по-видимому, есть формула счастливого плавания. Из отрывка в финальном тексте можно заключить, что лодки шумеров управлялись посредством и рук и ног (рулей, с помощью вёсел).
 То что, слуги Эн-ки не смогут насильно вернуть ладью, отправив остальных двигаться по прежнему курсу, то есть оставить ладью, закрепляется предсказанием о том, что ни руки, ни ноги кормчего нет коснутся воды.
  Проблема локализации языческих пантеонов в номах Шумера, центрированных образом бога-покровителя. Особенности хрональной структуры в линейно-циклическом пространстве-времени архетипа (хронотопа) шумерской культуры.
 Полностью сформировавшиеся образы Ин-ан-ны и Эн-ки, в отличие от ранних, дифференцированных представлений о линейном (древний образ Ана) и циклическом времени (его сын Энлиль), стали уже синтетическими, то есть линейно-циклическими архетипами.
 Это значит, что их поступкам, как мы уже замечали, свойственны моменты светлого и затемнённого сознания (признаки циклов, которыми модулирована частота линейно-векторного времени), но при этом с доминантой к светлому периоду, постоянное стремление к справедливости и добру.
 Таким образом, им в критических ситуациях недоставало лишь понимания того, что есть добро и отличение добра от зла, которое под добро замаскировано, будучи отсутствием истины.
 В нечетных мерах диалектики времени эта доминанта добра играет решающую роль для этнического бытия в квалитативные моменты его эволюции, так как начальный тезис и завершающий синтез в квалитативной эволюции позитивны, а негативным является лишь промежуточный антитезис.
 Конечно мы рассматриваем этот процесс древней цивилизации Месопотамии в самой сердцевине заселенного этносами геопространства (позднее в этом регионе Земли возникнут и все монотеические религии), оставившей нам явные и неявные следы своей культуры, в тех хрональных рамках, пока действует и рекапитулирует, транслируя историческим дискурсам свои сюжеты, этнический архетип Шумера. Он начинает слабеть во второй половине III тысячелетия при ослаблении религитозности людей, формализации и постепенной десакрализации городских знаний, проявляя свою активность в области языковой действительности.
 Эта цикличность инфо-энегетических волн в образе каждого бога/богини имеет свою частоту в зависимости от того места, которое образ того или другого бога/богини занимает в иерархии страны или отдельных номов:
 В каждом номе Шумера (как и в номах Египта) был свой пантеон богов, которым ставили святилища, приносили жертвы и почитали определенным образом, например отправляли культы периодическими мистериями. У каждого святилища был свой социум жрецов, своих хоры, ритуальные сюжеты богослужений, и свои земли для хозяйствования.
 Стало быть, в почитании высших сил жителям сочетаются две иерархии: богов Шумера и своего нома, причем во втором случае на вершине пирамиды (так как власть стремится к централизации) в иерархии пантеона богов стоит собственный бог-защитник.

 Иерархия образов в пантеонах, управляющих номами, представляет собой контейнерное пространство-время с осной структурой моментов доминанты того или иного контейнера, отображающего свои содержания в других.
 Поэтому в некоторые моменты истории страны номы действуют против внешнего врага с большей или меньшей степенью консолидации сил, а в другие моменты усиливают или ослабляют взаимные распри. Это волны становятся бытием к смерти цивилизации с распадом сословно-монархического общества, поддерживаемого этнической религией связанных родственными связями номовских богов. И в условиях исчезающей сакральности слабеет образ единой страны, её этноса, консолидирующего власть отдельных правителей, и конфликтующие социальные группы внутри и вне номов подчиняются синхрональным архетипам, противоположным по фазе «календарей» добра и зла, несовмещенным в пространствах чувственного понимания.
  Способность к синхронизации регионов страны, специфичных своей экономикой, политикой и историей (и тем более в полиэтническом обществе), благодаря единству ценностей этнической религии и культуры как раз и является инструментом такого управления историей, при котором ведущий геополитический статус в истории страны обретает государство. Именно в его строительстве и защите синтетический социум и обретает крепость внутренних связей, в единстве противоположностей того тезиса народа и антитезиса нации (или наоборот, или в случае суперэтноса его противоположностями становятся уже синтетические этносы), которые действуют синхронно под эгидой образа единого этноса.
 Точнее говоря, государство есть централизованный дивизиональный (то есть построенный на принципе единоначалия и вертикального подчинения) социум государственной власти, приобретающий в стране, благодаря социальной энергии синтетического госудаствообразующего этноса оптимально энергоёмкую роль вмещающего и синхронизующего контейнера.
  Десинхронихация управления - вот та проблема власти в цивилизации разрозненных городов страны времён политеической религии, когда верование обретает регулирующий статус в структуре управления обществом. Эта проблема решается в период монотеических религий Откровения, начиная с христианства, согласно принципа: "один Бог-один царь", потому-то в строгом монотеизме властью над душам и умами сограждан обладает верховный священник (местовластитель Творца, провозглашающий его волю), а не царь.
 Эту проблему язычества кроме Шумера, мы находим в аграрных цивилизациях Египта, Греции времён полисов, и у этрусков в союзе городов Эртурии, и у славян с их пантеонами племенных богов, и в городских цивилизациях Мезоамерики.
 Обратим внимание на следующее: Ин-нан-на (богиня плотской любви) и Эн-ки (бог земледелия, мудрости и защитник людей перед богами) занимали определённые, однако не первые ступени на социально-иерархической "лестнице" богов Шумера.
 Но они же являются локальными богами, будучи покровителями своих номов: Эн-ки в Эредуге, Нин-ан-на в Уруке, где находятся на вершине пантеона. Это значит, согласно логике социума, что при определении судьбы Шумера они способны "лоббировать" интересы своих номов, заботясь именно о благе подопечного, тогда как учет всеобщих интересов требует в царстве "третейского судьи", лица незаинтересованного.

 Локальному богу нома не просто совместить свои обязанности с ролью бога-вершителя судеб всей страны. Когда роль ведущего центра должна уйти из его нома к другому, ему нужно отрешиться от роли покровителя своего города.
  Власть благого Единосущного над миром, чья любовь «не ищет своего» и ни от чего не зависит, основана на его полной трансцендентности, а интересы, мысли и поступки антропоморфных языческих богов есть плоть от плоти своих социальных групп, то есть людей своего этноса со всеми их достоинствами, но и пороками.
 Это значит, что бог-покровитель отдельного нома может защищать его интересы, выступая против другого нома даже если это противоречит сюжету в истории всей страны.
 Заметим, что в моменты затемнённого сознания Эн-ки (антитезис: событие3 (момент2-топос3: Эредуг), событие 4 (момент2-топос4: Эредуг и Евфрат, делимость на 7 событий)) именно так и пытается поступить, выступая как покровитель нома Эредуга, его архетип, говоря своему советчику: "То, что она промолвила, да будет оно оспорено!"
 В такой момент тело-сознание Эн-ки действительно (он становится городским богом, главой местного пантеона) входит в архетип мультиверса: вариативного представления о мире, которое противоречит единой реальности.
 Две противоречивых задачи (быть богом Шумера и богом Эредуга) нельзя решать в такой момент, когда Эредуг теряет свои преференции, в неразрывном течение момента действует логический принцип исключенного третьего.
 Вот откуда эта цикличность, обладающая свой частотой, в поведении линейно-цикличных образов Эн-ки и Нин-ан-ны.
 Итак, привязанности Эн-ки как городского бога Эредуга и его местные интересы противоречат благу страны. Но зато на этом благе строится универсум Творцом, для которого образы богов являются лишь инструментами - архетипами управления мировой историей.
Раздел 121
  В этой ситуации роль пророка и творца истории Шумера временно (в период антитезиса) переходит к богине любви Нин-нан-не, на чьей стороне в этот момент находится нравственная правота), невзирая даже на то, что ранее она действовала неэтично (путем лукавства и кражи: обусловленное зло)
 Но она действовала в понимании блага для своего жречества, будущего царя и нома так, каким его себе представляла, и уверена в этом. Греховность поступка кражи скрыта от нее, хотя конечно не означает, что поступок остался без последствий. В мире борьбы добра и зла разрушается всё, что построено на фундаменте отсутствия истины — оружии зла.
 Такова установленная Богом гениальная простота сложного диалектического мира на всех уровнях его бытия: как из из семени сорняка в подлинной действительности веществ вырастает только сорняк, так из семени вещи зла в описательной реальности тела-сознания вырастает только зло, хорошо заметное только в результате того разрушающего действия, которое плоды зла, овладевшие комплексами личности в телах-сознаниях людей, оказывают в мире.
 Временное благо Нин-ан-ны, превозмогающее волю Эн-ки, в момент противоборства со словом Эн-ки на реке Евфрат обусловлено обстоятельствами минимизации зла (обусловленное добро)
 И так образом, действие её циклического архетипа в момент 2 антитезиса, в Эредуге и на Евфрате, вдали от Урука, находится в противофазе к частоте действий архетипа Эн-ки.
  Отличие контейнерной структуры синхронального архетипа коллективного тела-сознания от диахронального архетипа родового сознания, общественного (матрёшечная структура пространства-времени)
  Мы рассматриваем в этом в мифе развитие сюжета внутри определенного архетипа коллективного тела-сознания, который складывался в истории родоплеменного тела-сознания шумеров последовательно, а потому моделирует в структуре своих контейнеров соответствующий процесс становления племени шумеров из отдельных родовых сознаний в совместных усилиях по преображению родного кормящего ландшафта этноса.
 Такой архетип мы вправе назвать синхрональным, так как племя в коллективном календаре событий общего чувствилища как раз и синхронизует родовые сознания (в понимании общих категорий блага и зла, то есть общих союзников и общих врагов, а главное: в морали общего труда).
 Так из родовых сознаний возникают совместно трудящиеся социумы племени (родовые общины преобразуются в соседские, сохраняя в семейном укладе диахрональные традиции каждого рода). И так формируется базис родо-племенной культуры, эпистема знаний, основанных на иерархии ценностей. Эта структура возникает, как мы уже знаем, исторически в процессе нравственного означивания явлений коллективного опыта, сочетающего практику с накапливаемой теорией, и так формируется понятийность языковой действительности.
 Строение архетипа пространства-времени такого тела-сознания племени, с точки зрения линейного вектора когнитивных и нравственных содержаний накапливаемого знания эпистем существенно отличается от матрёшечного тела-сознания рода
 Диахрональное родовое тело-сознание взаимных порождений (матрёшечная структура контейнеров)
 Пространственным выражением такого тела-сознания и его пространства-времени, является, как мы уже говорили не раз, славянская игрушка: вмещенные друг в друга деревянные куклы-"матрёшки", которые символизируют взаимную порождаемость контейнеров при смене поколений рода, при которой на каждом этапе настоящего остаётся соответствующим образом, от прошлого к будущему построенная память тела-сознания рода.
 Также моделью родового сознания являются концентрические сферы, а в операционной системе Виндовс структура директорий А содержит в себе Б, а Б содержит в себе В
 Таким образом, в родовом архетипе А-Б-В контейнер А является вмещающим (прошлое) по отношению к Б и В, контейнер Б является вмещаемым (будущее) по отношению к А и вмещающим (прошлое) по отношению к Б, а контейнер Б - только вмещаемым по отношению к Б и А (будущее)
 Здесь линейный вектор генезиса (нравственное и когнитивное развитие) направлен, как это и привычно человеку в его эмпирии, от прошлого к будущему, и чтобы род выживал, не пресекаясь в своих поколениях, его тело-сознание должно совершенствовать свои знания о мире, а значит, их нравственный базис, так то каждое последующее поколение сталкивается с проблемами предыдущего рода при реализации родового архетипа и должно их решать (в этом вектор развития)
 Таков соматический архетип физического организм-тела человека: сохраняющаяся и передающаяся материальная метрика (память рода) при последовательном порождении друг другом физических тел представителями рода
 Память родового архетипа формирует свои содержания постепенно, от прошлых к будущим поколениям.
 Таким образом, родовая память на этапе А содержит лишь опыт А, память на этапе Б содержит память АБ, а на этапе Б соответственно - АБВ. Содержания воспоминаний и опыта А и Б являются при этом своеобразными "путешественниками" тела-сознания во времени из моментов прошлого в будущее рода (именно в таком, архетипическом смысле можно говорить о перерождениях или перевоплощениях душ, которые обретали при этом плотные тела)
 Кроме того, заметим, что при такой структуре родовой памяти, в которую человеку можно, а иногда и нужно совершать экскурсы, входящий в архетип играет роль путешественника из будущего в прошлое
 В таком случае, вторгаясь в архетип своей идентификацией "я", он становится в момент квази-настоящего "сейчас" между событием прошлого и событием будущего. Это значит, что теперь его время относительно, и соотношение между прошлым и будущим зависит от того, в каком именно контейнере архетипа он самоотождествляется как настоящее с субъектом, оставившим в архетипе след своего чувственного бытия, своего настоящего момента, как безымянный автор воспринимал локальное своё прошлое и будущее.
 Иначе устроено контейнерное пространство-время с осным хроносом в синхрональном архетипе, коллективном теле-сознании племени, образцом чему как раз и служит архетип анализируемого мифа
 Представим себе директорию А, которая вмещает в себе равноправные (не вмещенные друг в друга, а составляющие список вмещающей директории, но со строго определенной последовательностью директорий - иерархией значимостей: событие Б и событие В.
 Например, директория личного дневника называется: "События всего дня", и в неё последовательно вмещены директории: "событие утра", "событие дня" и "событие вечера". Сюжет всего дня означивает собой последовательно развивающие события от утра до вечера.
 Итак, здесь только один вмещающий контейнер тела-сознания, отображающий содержания своего сюжета от завязки к кульминации с промежуточной серией событий (количественно это день "один" как сутки, и его система хрональных координат внутри контейнерного пространства является локально обусловленной единой реальностью), остальные контейнеры все вмещаемые, то есть своим собственным сюжетом не означивают (лишь отображают сюжет А), но иерархически как причинно-следственная связь прошлого с будущим выстроены по времени в событийной последовательности и обозначаются порядковыми числами.
  В синхрональной структуре: (А) Б-В-Г-А (и сюжет, и развязка, означивающая сюжет, но также и завязка, ведь с нее и начинается реалиация сюжета) момент вмещающего контейнера А назовём "один" (так как других вмещающих контейнеров нет), а вмещенные контейнеры нумеруются: второй Б, третий В, четвёртый Г (эту хроно-логику мы находим в Шестодневе). Эта двусмысленность (и ракурс видения сюжета от его развязки: нравственного итога, и ракурс видения от завязки (начала реализации замысла), так что контейнер "один" служит и предшественником второго) в смысле контейнера А представляет собой типичный литературный дискурс, содержащий в себе две рекурсии (первая: от прошлого в будущее, вторая: от будущего в прошлое)
 Заметим, что здесь связь событий А и Б, Б и В, В и Г фиксируется как причинно-следственная, хотя в единой реальности всей системы контейнеров архетипа единственной причиной является сюжет и его реализация. Поэтому от выбора ракурса в структуре дискурса зависит, означивается ли ли сам архетип А как причина всей последовательности событий из прошлого (предшествующий событию второго контейнера), или следствием из будущего.
 Так и в истории мира можно рассматривать его начало либо как событие из прошлого: нуля времени ("Большой взрыв") либо из будущего (замысел Бога, который для человека - всегда недостижимое грядущее, и потому всегда предвосхищает своим замыслом и своей волей мировые события)
 Вероятно, сюжет дня один А, содержащий в себе и логику и перечень всех событий сюжета, последовательно должен отображаться во вмещенных контейнерах, чтобы те один за другим реализовали его содержание.
 Передавая содержание А друг другу, контейнеры  от Б до Г его также последовательно отображают в своих событиях,  от контейнера Б к В, а от В к последнему контейнеру Г, который уже ничего не отображает и ничем не управляет, являясь неизбежным моментом энтропии (в нашем случае тройной диалектики времени это антитезис: момент инволюции)
 Итак, отметим принципиальную разницу между родовым матрёшечным архетипом диахрональной памяти и памятью синхронального архетипа родо-племенного тела-сознания.
 В диахрональном (связь поколений) архетипе рода, коль скоро это есть именно литературного типа дискурс, фиксируется только линейный вектор знаний, направленный из прошлого в будущее. А обратный вектор (из будущего в прошлое) возникает лишь в тот момент, когда живущий человек осуществляет в свою память свой экскурс и выносит в настоящий момент свои воспоминания (или группа людей совершает экскурс в литературные архетипы своей истории)
 В синхрональном архетипе знаний родо-племенной общности (в рамках одного живущего и действующего поколения), а это арена действия исторических дискурсов, действуют два противоположно направленных линейных вектора означиваемости-управления: 1. из будущего в прошлое  (квалитивные события творения мира, посредником чего выступает антиархетип Дао) и 2. из прошлого в будущее (в интервалах управляют сюжеты архетипов, частично под влиянием также антиархетипа)
  Теперь обратим внимание вот на какое обстоятельство.
 Мы выстраиваем мифологию (храмовую литературу) Шумера в строго соизмеренную хронологию сюжетов, базируемую на моментах трёх контейнеров физической метрики- мерах диалектики времени. Здесь момент-синтез вмещающего контейнера отображается (и так управляет) во вмещаемых контейнерах - последовательности моментов тезиса и антитезиса, а затем событиями своего осевого момента эту причинно-следственную цепочку и венчает.
 Эта хроно-логика показывает генезис научных знаний-представлений (линейно-циклический вектор познания) шумерского этноса в процессе истории его экономики, этапах экологического и экономического развития, мирного и военного (смена событий добра и зла)

 Так рождается, отображаясь от понимания добра и зла, в динамике знаний логика национальной военизированной экономики (вспомним лозунг легизма, китайского этатизма аграрного общества: "война и урожай" и лозунг этатизма промышленного общества: "железо и кровь")
 И так в опыте экономики и политики в архетипе исторической памяти этноса возникает и фиксируется календарь побед и поражений, связывающий в цепочку: причина-следствие понятия войны и экономики, моменты которого не природные, они не унифицированы:
 - добро-победа: радость, гордость, сытость, разрушения города врага, новые рабы
 - зло-поражение: страх, скорбь, голод, унижение, разрушение города, смерти одних близких, рабство других
 В структуре общественных элит, при экспертократии, где знания дают власть, генезис познания определяет в Шумере смену общественных элит - сословий и социумов, а также способ (прото)государственного управления обществом и его производственными социумами.
 Так в цивилизации вырастает календарное дерево, несущее плоды познания добра и зла (возбуждающее войны)
 Но это только один ракурс знаний (морально-эпистемический, в развитии и кризисе научных знаний племени (от критериев экономики к социальной морали).
 В дискурсе архетипа экономики и культуры народа есть и другой ракурс знаний, антитезис к первому, обратная последовательность связей: генезис религиозной веры народа с её кризисами (нравственно-антигнозисный, от теологии к теономике, от теономики к экономике и политике)
 Развитие храмовой литературы Шумера отмечает также этапы верования (перемежаемые периодами кризиса веры) людей в мудрость и справедливость высшей силы - богов, отображаясь от дихотомии: правда-ложь.

 В обществе, где совместное верование и храмовые обряды праздника и скорби, труда и отдыха (праздник урожая - праздник человеческого плодородия), чередующаяся смена периодов, посвященных работе и семье, определяла единство людей, вместе работающих (мистерия труда) и вместе отдыхающих, играющих, пирующих (мистерия отдыха)

 Здесь у аграрной цивилизации формируется календарь цикла знаний гнозисного и эпистемического:

1. Квалитативная эволюция дней рабочих-трудовых, становятся светлым периодом тела-сознания, когда умножаются в новом понимании мира сокровища знаний, то есть человек нелёгким трудом собственной учёбы у Бога, учителя учителей, тяготы и ошибки эпистемических стереотипов вчерашнего дня, становится для человечества учителем нового грядущего знания.
 Итак, Бог творит в мире знаемое (бытие), а вместе со своим сотворцом и сотрудником человеком - также и вещное знание
 И так знание грядущего -гнозис от Бога, данный человеку в тяжелые кризисные периоды социума-общества, способен обновить и обогатить эпистему знаний прошлого, обратив в грядущее.

  Это происходит в определённый, и самый кризисный момент качественной эволюции общества, давая этносу грядущее, а человеку спасение в последующей его жизни вечной.

 2. Квантитативная эволюция эпистемы знаний, даваемых обществу и накапливаемых им в архетипах. Это периоды, когда сокровища тела-сознания необходимо тратятся на пользу социума, социальная энергия расходуется на обучение, на формирование эпистемы общественных знаний.
 Такой календарь в Шумере (труда в бытии, которое есть познание мира) разделён на унифицированные моменты природных циклов (экономический цикл полугодий лето-зима, созданный как этапы сеяний и сборов ячменя, и таков 12-месячный календарь Ниппура, где год есть последовательность работ на полях и каналах.
  Так вырастает «древо жизни», дающее плоды 12 раз в году, чьи листья служат примирению народов, потому что это плоды мирного труда, объединяющего людей в социуме своей культурой и её творческими принципами морали. То есть дающими группе единство чувств совмещенных пространств понимания. Так и творчество человека, дающее свои плоды, способные к прорастанию и плодоношению, мораль труда, как и любовь, это векторы энергии чувств, направленные от разумного чувствующего субъекта в человеке к другим.
 Эпизод грехопадения есть дискурс отпадения, отчуждения людей от Творца и нарастания энтропии в теле-сознании этноса:
 1 ракурс (атеизм): кризис знаний, снижения в них меры истины, определяющей соразмерность правда и лжи в акте мировоззрения (рекурсия от кризиса веры)
 2 ракурс (материализм): религиозный кризис веры в прошлое происхождения сотворенного человека по образу Бога, и надежды на будущее в спасении, снижение в них меры любви, определяющей соразмерность добра и зла (рекурсия от кризиса веры)
 Таков урок, извлекаемый из анализа храмовой литературы, литературы "школьной", а также хозяйственной-экономической и правовой литературы Шумера.
 Этот урок показывает этапность и логику замысла школы народов в линейно-циклическом генезисе знаний этноса при его диалектически-противоречивом познании.
 Но более того: ту же хроно-логику, такую же последовательность трёх мер диалектики времени, трёх контейнеров и трёх осевых периодов, открывающих линию осевого качественного времени в циклах событий, мы находим в каждом отдельном мифе - этой монаде знания, вещи тела-сознания.
 Все отобранные нами мифы содержат в себе более или менее смыслообразующий образ Нудиммуда-Энки
 Это символ линейно-циклического времени, покровитель этноса "черноголовых", вылепивший его людей из плодородного ила, бог пресной воды и плодородия, обучающий ему этнос, бог мудрости и знаний - священных "ме", которые он не только хранит, но также использует, периодически давая богам и людям в мистерии новогоднего обновления Шумера
 Таким образом, и вся система, исторически сформированная иерархия ценностей в знаниях Шумера, и единичное знание (сюжет одного мифа) содержат в себе описание линейно-циклического генезиса самого знания шумерской цивилизации (самоописание, летопись), возникавшего и описывающего в архетипах-»чувствилищах» самоё себя.
 Знания эпистем, исторически: слой последующего поколения за историческим слоем предыдущего поколения, накапливаются в логике архетипов "от прошлого к будущему", в последовательных этапах трудового преображения шумерами своего ареала Междуречья, своего этно-ландшафтного контура кормящей страны. Творческий труд умеров украсил и качественно преобразил свой ландшафт, превратив из унылой заболоченной местности, бедной проявлениями жизни, в плодородный аграрный рай
  Так люди этноса, пока они усердно и терпеливо в различных производственных социумах  выполняли возложенную на них миссию созидания своего «эдема» и были при этом верны своей этнической религии, выступавшей «третейским судьей» в социальных конфликтах (и также ставшей источником научно-философских знаний, даваемых от Бога), становились не только соработниками Бога, возделывавшими его сад, но и сотрудниками, и со-творцами своих полей, садов, виноградников, цветников, пастбищ и огородов, создателями великолепных храмов.
 И шумеры по мере этого колоссального тысячелетнего труда (именно в таком смысле труд "создаёт человека") благодаря развитию эпистемы своих знания о мире и вере в высшие силы блага, превращаются в людей развитого абстрактного мышления и письменности, великолепной мифологии, мудрых обычаев и обрядов, семейной нравственности, поэтической образной культуры, развитыми технологиям управления и основами семейного и общественного права, то есть накопленных знаний о природе и социуме людей, о технологиях управления силами природы и общества.
 А этническая религия при этом строго хранит принципы важнейших укладов жизни в городе, селе и храме, храня семейную мораль, а также мораль труда, нравственные и семейные обряды и традиции.
  При формализации религии, когда слабеет любовь и вера в социуме-обществе (социально-сословная и социально-технологическая стадии), культы и обряды религии, ее прежде сакральные традиции и обязательные нормы требований и запретов выхолащиваются смыслом и становятся бесполезной формальностью. То есть моралью и религией только по форме, так как лишь любовь есть истинная основа веры и основанной на ней религии.
  Как знаком этот сюжет кризиса этнической религии и его губительных последствий для этноса также и последующей техногенной цивилизации!
 Итак...шумеры, превратившись в дальнейшем развитии мировой культуры в образец и укор для последующих цивилизаций, становятся этносом, чьи люди совершали грехопадение веры и знаний, любви и истины, этносом, пострадавшим от локального перенаселения обособленных городов с их закрытым энтропичным пространством-временем, этической обесценки веры и знания, абстрагируемого и отчуждаемого от подлинных моральных ценностей Творца.
 Этнос шумеров стал жертвой техногенного "кризиса трёх Э" (этнического кризиса), пройдя весь цикл смены общественно-культурных формаций от родо-племенного до социально-технологического общества (финальной стадии) по мере того, как значимость речных геоконтуров переходила от западной цивилизации Евфрата (Урук и Ур) до восточной цивилизации Тигра (Лагаш и Умма)
 А ведь значение архетипа шумерской культуры для поздних цивилизаций нельзя переоценить.
 "Э" (дом), иерархия его тройственного содержания (этика над агрегатом квантитативно эволюционирующей экономики и и инволюционирующей экологии)
Вмещающей "контейнер один" (синтез, нравственный сюжет, этика дома Шумера: "Э Энкурры") означивает собой диалектику вмещаемых контейнеров.
 Такова машинная технология в тройственной структуре контейнеров тела-сознания этноса и линии трёх осевых моментов означивания-управления
 Итак, рассмотрим иерархию этического сюжета в его управлении над агрегатом тезиса (квалитативная и квантитативная эволюции экономики) и антитезиса (инволюция экологии).
 Этика синтеза (контейнера один) означивает своими нравственными сюжетами
  2 момент) в эволюционном тезисе экономику (проявление теономики, то есть нравственное отношение к людям, к этоносу: своему дому в теле-сознании) и
 3 момент) в инволюционном антитезисе экологию (это нравственное отношение носителя этнического тела-сознания к дому своего геопространства: своей родине, а для всего человечества - отношение к Земле), здесь инволюция проявляется в обусловленности явлений зла и добра (что мы в анализе трёхконтейнерного пространства-времени мифа с трёхосным хроносом  рассмотрим подробнее)

 Ту же хроно-логику мы находим в "кризисе трёх Э" техно-цивилизации трёх тысячелетий, завершенную наукой ХХ техногенного века:
 Интересы экономики промышленного развития, агропрома и экологии здесь начинают вступать в конфликт.
 Но не стоит искать в нём последовательность причинно-следственных связей, так как и тезис экономики и антитезис экологии транслируют не свой архетип, но архетип этического сюжета, и причины кроются в его архетипических связях прошлого и будущего.
 Таким образом, "конфликт трёх Э" - этнический кризис, кроется именно в регрессивной этике техногенной богоборческой цивилизации. А точнее сказать, рациональной и при том противоречивой программой, технологией управления производством и социумом, которой становится этика в теле-сознании техносубъекта: рациональной программой, несущей в себе неразрешимые противоречия нарастающей энтропии, так как это эпистема человечества, отчужденного от негэнтропического управления, от гнозиса, управляющего и несущего извне негэнтропические меры материальной энергии.

 Далее на примере трёхконтейнерного пространства-времени мифа с трёхосным хроносом моментов покажем, как в моментах цикла архетипов, проявляется линейное времени осевых моментов - осевого времени качественных изменений.
 Каждый из трёх контейнеров, начиная со вмещающего контейнера один - синтеза, описывающего весь миф, от завязки (тезис) до развязки (синтез - соединение тезиса и антитезиса), есть момент времени, квантованный двумя вмещенными моментами, следующими один за другим (и каждый из моментов образует своё событие):
1. Момент гнозиса, знания грядущего. Тезисный - осевой момент, отражающий сюжет, и это момент подлинного линейного времени, двигающий сюжет от описательного архетипа к подлинной реальности следующего контейнера. Этот момент сменяется архетипическим:
2. Момент эпистемы, знания прошлого. Антитезисный момент, откатный: неосевой, есть период проявления унифицированного динамики пространства транслируемого архетипом - эпистемой этого контейнера.
 Это линейно-циклическое время может много раз повторять события (что и происходит в период второго - экологического инволюционного контейнера, когда силы природы и социумов на реке по велению архетипа Эн-ки семь раз преследуют "небесную ладью")
 Отметим, что среди сил, препятствовавших навигации между Эредугом и  Уруком, кроме социально-экономических и этических были также экологические. В событии 3 речь шла об экологической катастрофе, возможно вызванной снижением популяции животных болот и рек (в том числе, лягушек), а в этом разумные обитатели "живого дома" приняли посильное участие, по своему оценивая добро и зло.
 Шумерская цивилизация, преобразуя для себя кормящий ландшафт, массово осушая болота (что уже приводило к гибели особей биоса на огромных ареалах), затем расширяя площади полей с искусственным орошением, создавая сеть искусственных каналов и колодцев, меняла экологический и биологический, а значит геобиохимический, с изменением мер материальной информации, водный баланс своего региона
 Деятельность по изменению рельефа и почвы, её орошения, быстрые смены удобрений и урожаев, быстрый забор пресной воды (главного сокровища аграрной цивилизации) из "океана Абзу" (почвенные воды), превышающий скорость водообмена, создавали гидрофобную основу почв, затем нарушая динамику кругового гидрообмена между почвенными водами, воздушными и речными. В итоге засоливались почвы, лишаясь плодородной силы. А жители при том лишались доброкачественной воды из колодцев: вода становилась "горькой", мёртвой, как следует из аналогичного описани экологического кризиса в мифе об земле Дильмун: "Энки и Нин-кур-саг".
  Судя по многим данным, это действительно произошло с Эредугом, после чего из переселенного нома естественно последовал отток населения
 Экологический кризис сказывался на климате и динамике рек
 В событии 4, а это циклические проявления архетипа, описаны последствиях той же экологической катастрофы, связанной с бурным ростом городов, большими чем прежде масштабами ирригационных и прочих работ по "переделке" природы геоконтура.
 В результате, против речной перевозки людей и грузов выступают стихийные силы природы: рек, чей бурный нрав, грозивший ладьям, не всегда могли предусмотреть даже опытные кормчие (в мифе это чудовища бездны Лахаму, схватившие ладью)
 Конечно, при всей наблюдательности "черноголовых" и понимании своего природного дома, у них не было достаточных знаний законов природы и естествознания, чтобы определить причинно-следственные связи и закономерности в смене периодов экологических и экономических катастроф, установить корреляцию между исчезновением лягушек, дефектом земель, порчей воды и разгулом стихий ветра и воды на реках
   При этом помощь оказывает верование, и образ гневного бога пресной воды и мудрости Эн-ки, который наказывал лягушку, а потом призывал своим слугам вернуть ладьи, идущие вверх по Евфрату из Эредуга в Урук, помогал этносу устанавливать именно те этические основы событий в "кризисе трёх Э", которые были им нужны.
 Не следует из сказанного выше делать тот вывод, к которому приходили европейские атеисты и материалисты, всевозможные позитивисты, утверждавшие, что научные знания в истории постепенно приходят на смену верованиям, отныне ненужным предрассудкам и верам в высшие силы, вытесняют их якобы точным знанием законов этого мира.
 Наука технократического ХХ века как раз опирается на веру в технологические предрассудки и закономерности природных сил, то их количественное соотношение (отождествляемое с мерами качества, то есть добра и зла), которое естественные науки формулировали в ходе управляемого техногенеза как законы феноменологические.
 И механизмы природы в динамике пространства, изменения в веществе и вещах человеческих знаний мер материальной информации времени, социальной энергии тела-сознания, оставались в подоплеке дискурсов, принимаемых наукой за причинно-следственные законы природы. При этом меры физической информации отождествлялись с мерами знаний.
 Механизмы, действующие в унитарной длительности моментов динамики пространства, необходимы жизненному миру — но только в меру вещей. Смертельно опасен для жизни механизм, действующий по своей программе, но механизм становится верным спутником и частью земной жизни, если это исполнительный инфомеханизм в составе энерго-информационной машины управления.
Меру вещей, то есть меру времени жизни, которой соответствуют меры динамики пространства знает лишь Бог.
 В результате деятель экономики, естествознатель и ученый-эколог техногенного ХХ века богоборческой цивилизации, желающий в гордыне своей переделать природу на свой лад и тем её улучшить, якобы точно предвидя последствия в природе тех или других действий, в соответствии со своими представлениями о мерах добра и зла, истины и лжи, оказывается еще более беспомощным перед высвобождением на самом деле малоизвестных ему стихий неуправляемой природы чем древние шумеры, с их наивной верой во множество разнообразных богов, один из которых заведует силой огня, другой регулирует силу воды, а третий даёт плодородие почве.
Почему же?
 Именно потому, у что деятелей развитой техноцивилизации гораздо больше средств для попытки упорядочить неизвестную им природу (а превышение меры управления природой приводит к росту энтропии)
  Это соображение касается не только экологии промышленных городов, но прежде всего агропрома и того ложного убеждения в России ХХ и ХХI века, что плоды земли, производимые огромными зерносовхозами или агрохолдингами, якобы по качеству не хуже тех, что земледелец заботливо производит своими руками с любовью к своему делу и к рождающей земле - коль скоро агрономами соблюдены все санитарно-экологические нормы и учтены все законы природы. Ведь при этом техногенные формы интенсивной экономики массового производства дают огромные урожаи и быстрый прирост скота, а такие урожаи и прирост жизненно важны перенаселенным городам.
 Это типичные проблемы и городской цивилизации шумеров, когда интересы перенаселенного города стали полностью превалировать над укладом и верованиями сельской жизни. В селе гонка за рекордным урожаем совершалась для города, который зато снабжал силами социумы, зимой занимавшимися ирригацией, накапливал у себя необходимые знания
 А в закрытом пространстве города как раз рождаемость этноса из таинства в каждой семье, воспитания детей и передачи им нравственных традиций народа, становилась массовой социальной технологией, искусственно стимулируемой якобы на пользу обществу.
 Вот та этическая, экономическая и экологическая ловушка, в которую несомненно попадались уже древние шумеры с их перенаселенными городами и интенсивным сельским хозяйством, понижавшим производительность труда человека по мере локальный перенаселённости населения.
 Таков парадоксальный при своих негативных последствиях рост эффективности агротехнологий.
 И конкретные плоды агропрома тоже являются последствиями снижения любви в этике, истины в знаниях, то есть плодами грехопадения при потреблении внутрь своего тела-сознания незрелых плодов знания добра и зла.
 Линию осевого времени составляет последовательность трёх осевых моментов трёх-контейнерного пространства-времени мифа при реализации сюжета в инволюционной диалектике пространства:
1) осевой момент контейнера второго, контейнера-тезиса (квантитативная эволюция экономики)
 3) осевом моменте вмещаемого контейнера третьего, контейнера-антитезиса (экологическая инволюция, при которой истребляется системообразующая популяция в ареале)
 В структуре моментов квантитативного события (внешняя негэнтропия к нулю компенсирует внутреннюю негэнтропию, а затем в инволюции суммарная энтропия начинает увеличиваться) заключена идея цикла.
 В нём, поскольку квантитативный цикл, вмещающий инволюцию, следует за квалитативной эволюцией (вместе они составляют День) есть чередование событий добра и зла в школе народов Земли.
 Становясь событиями универсума, осевые моменты проявляют в своих топосах "вспышки" этнической - социальной энергии (создавая "пассионариев" — серверов-носителей «толчков» энергии этноса).
 В этот момент хрональной системы координат всего мифа проявляется эпистемическое знание прошлого, заключенное в архетип, и меры такого хроноса, этой динамики пространства, унифицированы в архетипе пространства-времени, где меры длительности хроноса нормированы количественно и соизмерены.
 Например, Большой космос - такой контейнер пространства-времени, транслирующий Земле унифицированные меры циклического хроноса: динамики пространства, то есть исполнительный инфомеханизм, который своим действием динамизирует пространство (это и есть астрономический хронос природы), что необходимо как упорядочивающий базис стандартного хроноса, система координат для статики пространства-времени.
 К примеру, каждый год Земля завершает цикл обращения вокруг Солнца, каждые сутки Земля обращается вокруг своей оси, каждые 11 лет возобновляется повышенная активность Солнца, между сутками и годами, периодами равноденствия и солнцестояния более или менее постоянное количественное соответствие длительностей.
 Отметим существенную особенность цикла в мифе: осевой момент 3) антитезисного контейнера представляет собой точку "нулевого времени" - локус реализуемого сюжета. После этой точки сразу начинается (ведь моменты архетипа дискретны) вновь 1) осевой момент синтеза, так как в действие должна войти развязка, заключенная в самом сюжете (тогда контейнер один отображает последнюю часть собственного содержания: финал)
 Теперь мы переходим к синтезу сюжета, контейнеру один, рассматривая в нём последовательно два события: 
 Событие 5. Осевой управляющий момент этого контейнера должен содержать в себе такую развязку всего действия, которая означивает и объясняет предыдущие события тезиса и антитезиса в сюжете (и в них отображалась как цель и нравственная точка устремления сюжетного вектора)
 Событие 6. Неосевой момент, то есть не связано прямо с логикой этого мифа, зато составляет связь мифа как цельности смысла с содержанием других сюжетов в генезисе шумерской культуры, сюжетно и семантически включая этот в миф, эту вещь в систему вещей - представлений о мире, фиксируемых эпистемой шумерской культуры
 И отдельные мифы этой культуры, некогда совершившей грехопадение (как и последующие эпистемы), презентующие целое мировоззрение (плод познания добра и зла целой цивилизацией), несут свои образы, а с ними смыслы и свою иерархию ценностей, свои дискурсы, в образы поздних эпистем мировых культур следующей цивилизации, религиозных и светских: религиозные сюжеты, научные мифы, философские и бытовые басни, эпосы, сказки и пословицы, стихотворения, анекдоты, кинофильмы, песни.
 Например отображение Нин-кур-саг - этнической "Владычицы главной горы" мы встречаем в образе "Хозяйки медной горы" уральских сказов, поэтически записанных Бажовым, и там же сакральные образы змеи, цветка.
 Проверим наши выводы при завершающем анализе этого мифа:
   Событие 5 (момент3-топос5: город Урук, где циклический архетип торгового, царского города реализуется)
 Итоговое событие показывает торжество и праздники города Урука, посвященные прибытию "небесной ладьи", дарованным благам, которые добыты богиней города с трудностью и риском у другого города, то есть её героическое деяние, которое прославляют различные общественные слои:
 Ведь Уруку даруется то благо, которое им воспринято от бывшего царского города Эредуга: оттуда ушла мудрость, а потому настаёт катастрофа, в город же Урук, напротив, пришла мудрость, изобилие, могучая власть жречества и царей.
 Потому Нин-ан-на призывает всё население города, экономике которого и даже самым уязвимым социальным слоям: старикам и детям, прибыло собственное благо, к всеобщему празднику, а царя к расходам на общественное пиршество.
 Привезенные ею "ме" выгружаются и ставятся сначала у ворот гиппара: священного храма, а потом в его покоях (э-нуне, "доме владычества")

 Очевидно, что неизбежность такого исторического переноса блага знаний и центрального места страны в Урук, есть та сюжетная необходимость, которая означивает собой предыдущие события (а потому, при реализации архетипического сюжета и управляет соответствующими контейнерами):
- тезиса (первоначально экономический и политический успех народа, жречества и царства в Эредуге благодаря знаниям, перенос этих знаний в Урук) и
- антитезиса (последующая экологическая инволюция цивилизации Эредуга, которая определяет его падение, часть этой судьбы, связанная со жречеством и царством, также будет разделена Уруком)

 То, что событие развязки имеет решающее, судьбоносное значение, что как раз оно и оказалось целью, вектором устремления и помыслов Нин-ан-ны, направленных к Эредугу, и всех последующих (в линии осевого времени) событий тезиса и антитезиса, предшествующих городскому сакральному празднеству Урука, подтверждает диалог между Эн-ки и его слугой Исимудом, по времени совпадающий с событиями праздника в Уруке.
 Судя по разговору, Эн-ки уже не в роли локального божества Эредуга, он вошел в светлое состояние верховного бога Шумера, то есть вернулся в архетип линейного времени. Поэтому его речь и вся мотивация резко меняется, что застаёт врасплох преданного Исимуда.

 Большая часть этого текста не сохранилась, остался лишь один фрагмент, но достаточно выразительный:
   Эн-ки:

     "Исимуд мой, советчик мой, Имя небес благое!"
   Исимуд:
     "Государь мой Энки! Стою пред тобою! Скажи желанье!"
   Эн-ки:
     "Ладья небесная как далеко ушла?"
   Исимуд:
     "Сверкающей пристани" достигла!"
  Эн-ки:
     "Ступай и дивись на ладью небесную!"
  Исимуд:
          "Стоять и дивиться на ладью небесную?"

 Последний вопрос Исимуда необычен: зачем переспрашивать, если отданный приказ вполне ясен? Ответ Исимуда показывает: он так обескуражен, что как будто не верит своим ушам. Действительно: после стольких приказов хозяина и усилий вернуть ладью, предпринятых служителями Эн-ки, бог циклов Исимуд готов услышать еще одно аналогичное повеление.
  Вместо этого ему приказано стоять без дела и дивиться на священную ладью, как высшее благо.

 Далее следует языческая литургия, поддерживаемая хорами: сначала хор жречества перечисляет все привезенные "ме", начиная с судьбы жречества и царства, похищенных и подлежащих возвращению в будущем, а потом также дарованные Эн-ки "ме": судьбы экономически успешного торгового города, в каналах которого будут плавать многочисленные суда.
 Нин-ан-на же повторят этот список, подтверждая со своей стороны акт передачи ценностей храму э-нуна

   Событие 6 (момент3, топос6: эпизод памятных наименований Нин-ан-ой районов города и эпизод в храм Нин-ан-ны в Калабе Э-ан-на, где священные атрибуты жречества и царства будут потеряны в линейно-циклическом времени)
 Событие финала разбито на два эпизода, внешне не связанных, так как этот текст сохранился только в виде отдельных, разрозненных фрагментов, нуждающихся в гипотезе смысловой реконструкции. Её мы и предпринимаем.
 Первый эпизод, место действие которого - весь город Урук, является памятью о произошедшем в сюжете, точнее говоря: уже о героическом прибытии светлой богини в её город. А память богини есть база данных архетипа, который проявляется себя в циклических рекапитуляциях: так и рождается динамика городского времени-пространства: периоды спадов и подъемов этнической энергии.

 Второй же эпизод носит общешумерский характер, связывая этот миф с последующими в хроно-логике дальнейшей истории страны, завершает собой этап в этой истории. С точки зрения всей линейно-циклической судьбы Шумера, в диалектике его времени, эпизод означивает этот сюжет как тезис качественной эволюция знаний.
 За тезисом последует антитезис квантитативной эволюции: священные знания "ме", вернувшись к Эн-ки в Аб-зу, распространяются: сперва в Ур, затем циклически по всему Шумеру и даже за его пределы (описанный мифами городов: мифом Ура "Эн-ки и мироздание" и мифом о Дильмуне: "Эн-ки и Нин-кур-саг")
 Первый эпизод. Наименование богиней-пророчицей частей города обозначает места действия его судьбы

 За праздником наступают циклические будни города Урука (где еще не раз торжество сменится печалью, изобилие голодом, победа поражением, но и наоборот). Эти события пророчица Ин-на-на обозначает, последовательно давая памятные наименования районам города по тому пути, который она прошла на своей "небесной ладье" от городских ворот вплоть до покоев храма, где размещены священные таблички со знаниями.

 Боги Шумера, именуя вещи, определяют им справедливые судьбы, так как эти боги есть архетипы, способные к действию в пределах имманентного пространства-времени, то есть в месте рекапитуляции своего смыслового содержания (где происходит детерминации управляемых архетипическим сюжетом событий). И потому судьбы эти справедливы, что архетипы - не программы кармы как вселенского неотвратимого механизма, они инструменты (исполнительные механизмы) разумного управления нравственного Творца историей мира.

 Итак, что же это за наименования?

1.Жена место, куда в радости вступила,
     "Дом Ганзира построен", так она его назвала.

2.А там, где разносчик пятьдесят сиклей просил,
     Тот, кто взвешивает, кто обвешивает,
     То место "Осколки и обломки" она назвала}
     3.А там, где ладья небесная к земле пристала,
     Место то "Изнутри... полно" она назвала.
     4.А там, где ладья небесная у пристани встала,
     Место то "Белою пристанью" она назвала.
     5.А место, где груз она выгрузила,
     То место "Лазурною пристанью" она назвала

 Первая фраза является здесь смыслообразующей, так как Ганзиром в мифологии Шумера названы врата в подземный мир мёртвых, к его семи вратам забвения. Этим уже назван изменчивый характер судьбы Урука, который в конечном итоге означивает смерть и забвение.
 Судьба торгового города, богатеющего с помощью знаний другой цивилизации: быстрый продукт экономики, его следствия. Отметим особенность товарно-денежного рынка Шумера с натуральными мерами веса.

 Вторая фраза, описывающая городской рынок за пределами города, где обвешивают людей, и соответствующее согласно нравственному жребию наименование рынка, наводит на следующие размышления, которые показывают экономическую особенность грехопадения, связанную с теономическим понятием "быстрых денег".
 Здесь этот термин обозначает быструю ин-формацию тела-сознания вследствие того, что тело-сознание социума "поглотило" продукт знания добра и зла предыдущей цивилизации, при этом не испытав всей специфики его опыта: формы и стадии его веры и культуры в масштабе культурогенеза страны, формы его экономики, включая денежный эквивалент, необходимый международной торговле.

 Такой плод информации, еще вполне незрелый, может стать для нового владельца знаниями не по факту своего получения, а только после того, как его история должна пройти путь горького жизненного опыта:

 Быстрый продукт несёт в отношения продавца товара и владельца денег обман, а в отношения производителей эксплуатацию, несет собственность на землю и быстрое обогащение имущественной аристократии за счет земельной ренты, социальный раскол ("осколки и обомки", подразумевая осколки социальных ценностей - так пророчески Нин-ан-на называет товарно-денежный рынок богатого торгового города Урука)
 Это неизбежное следствие нравственных законов, установленных для людей в их школе познания добра и зла.

 Ведь теоретические знания людьми экономики и права  с их вектором к общественному благу (и следующая за ними политика государства) есть физическая информация, то есть теория, формальная основа вещей. Подлинные же знания (сути) о благе страны и народа помимо информации (норм и запретов в знании добра и зла, устойчивых традиций и обрядов) содержат в памяти-»чувствилище» жителей страны систему понятийности, созданную в эволюционной истории группового чувственно-рационального опыта при образовании страны и строительстве государства, постепенном сближении по мере диалектического разрешения конфликтов «пространств понимания» различных этносов и социумов страны.

 Полнота же когнитивного опыта людей, основанная на базисе знаний добра и зла, есть в этногенезах страны соединение теории (знании основ экономики и права) с практикой (теономикой, определяющей применение законов экономики и правоприменения)

 И действительно, вновь обратимся к сакральному тексту. Эпизод мифа начинается гимном похвалы Нин-шу-буры своей хозяйке, которые та подтверждает. Согласно тексту гимнов, теперь, когда священные "ме" прибыли у Урук, множество торговых кораблей будут плавать в его канале Итурункаль.
 Баланс импорта-экспорта во внутренней экономике страны (и социума управления)
  (см. также раздел 123, подраздел "Теономические законы импорта и экспорта для экономики страны (и её социума власти)" и  раздел 130, подраздел "Социальная реформа Эхнатона, вызванная производственным кризисом падения ценности труда вследствие проблем сырьевой экономики и накопления валютного эквивалента ценности (золота)")

 Результатом международной торговли, когда происходит обмен мер экспорта на импорт, жизненно важный Шумеру, испытывавшему многочисленный дефицит важнейших материалов: например, различных пород дерева, металлов, минералов и камней, слоновой кости (а в качестве обмена поступали продукты натуральной экономики) требовал денежного эквивалента.
 Таким эквивалентом стоимости служили меры драгоценных металлов: золота, а чаще серебра, отмеряемого на товарно-денежных рынках по весу (сикли, мины), ввиду отсутствия ещё абстрактных мер универсальной ценности, которые появятся позднее при государственном управлении обществом (монеты, обозначающие собой количественные меры ценности).
 Этот весовой эквивалент денег есть ни что иное как деньги-товар (товар, но не производственный, а денежный, так как весовой драгоценный металл также есть продукт некоторого производства добывающей и обрабатывающей экономики, транспорта и торговли)

 Заметим, что обман на рынке (типичным является обвес) появляется именно с бурным развитием товарно-денежных отношений в таком городе, который стал богатым и торговым очень быстро. Натуральному рынку обман вообще и обвес, в частности, свойствен в гораздо меньшей степени, потому что здесь к обмену выносятся непосредственные продукты деятельности производства, стоимость которых более или менее соизмерена с трудом.

 При постепенном развитии экономики, предметом которой служат только то, что породила собственная природа, введение денежного эквивалента в натуральные отношения происходит менее болезненно чем при стремительном потоке иностранных товаров и товаров-денег, который несёт международная торговля.
 Новые товары сперва способствуют быстрому развитию искусства для людей, способных к восприятию красоты (где этика соединена с эстетикой) и ремёсел города, и продукт таких ремёсел, а уж тем более при поступлении готовых продуктов экономики, несущих в себе меру чужого труда, содержат меры ценности чужой экономики, чужой социальной культуры.

Товары, бывшие продуктом производства, созданного трудом, есть также знания, в формах и составе их вещества воплощенные, и это есть натуральная основа теономических денег, соизмеренных с трудом производителя продукта — мера качества, ценности. Причем как экономической, так теономической.
Но продукт, ставший товаром для другого хозяйства, несет в себе также и силы потенциального зла, энтропии своего производства, так как мера веществ следует за мерой вещей, отделяющей зло от добро. Производство ценного (и антиценного) в экономике хозяйства есть также засевание семян добра и зла, которые продают или меняют с другими хозяйствами.

 Массовые продукты товарного производства, созданные в эффективном механическом производстве с малой долей человеческого труда, производящего качество («быстрый продукт»), их мы назовём промышленными, обесценивают собственный — истинно ценный продукт натуральной экономики хозяйства.
 А излишек товарной стоимости при обменах как раз поглощает денежный эквивалент, который стремительно накапливается на рынке у торговцев, отдающих товар за деньги-товар других торговцев, цель которых как раз и состоит в накоплении денежных средств, а не товара, необходимого для жизни и производства.

 Таким образом, один из первых в истории, зафиксированный в летописи, обман на внутреннем рынке: обвес товара, который продают мерами веса (а таков, например, ячмень - первое сокровище Шумера, его натуральная валюта, способ оплаты за труд) происходил прежде всего со стороны тех, кто отвешивает деньги-товар.
 За этим уже следовала ответная мера страдающей стороны: обвес или другой обман с товаром. Мера, вроде бы оправданная, однако при попытке компенсировать меру веществ, сопровождаемой негативными эмоциями и чувствами, трудно не превысить меру вещей, а это и есть зло.

 Обман затягивает, он постепенно создаёт быстрый продукт избыточной стоимости товара, цепную реакцию потребностей обманщика, алчность при получении легкой прибыли - и обвес товара становится также средством обогащения, порождает специальность перекупщика, спекулянта. Результатом становится лавинообразный рост в номе Урука товаров и денег-товаров, мало соизмеренных с трудом тела-сознания производителя.

 Судьба города, который становится закрытым пространством-временем (пространством-местом со своим локальным хроносом)
 Далее начинаются наименования путей Ин-ан-ны в самом города, начиная с порта, куда причалила ладья.

 При  этом суживается та область города, куда она направляется, и этот город мы видим весь составленный из каналов, образующий собой островки жизни, так как почти весь путь "небесной ладьи" до храма состоит из пристаней.
 Таким образом, место фрагмента 3. можно рассматривать как весь город, которому принадлежит порт. Этот город полон ценностями изобильно именно внутри себя, он составляет замкнутое пространство, втягивающее извне все ценное и необходимое или теряющее в направлении обратного вектора.

 Это состояние наименовано не менее выразительно чем прежде: "Изнутри... полно".
 Итак, следствием торгово-экономической открытости города, которая в конечном итоге вредит социальным отношениям, становится накопление городом богатств, всё менее соизмеренных с трудом, что делает такое место менее привлекательным для торговли, так как быстрые деньги (в том числе и ценность товаров), всё меньше соизмеряемые с трудом, неэффективны для производительной экономики получателя.

 Таково естественное регулирование субъекта экономики в торговой коммуникации народов, но его следствием является резкие перемены в обществе, сперва очень успешном - качественно, потому успешным количественно, но за этим закономерно следует период инволюции: «кризис трёх Э» соответствующая культурно-экономическая катастрофа. Это присуще «быстрому продукту»: той основе минимума истины, то есть максимума энтропии, которое разрушает любую систему, построенную на её базе.
  Последние два пристани города: физическая пристань на реке и "пристань" священных знаний.

 Место фрагмента 4. есть также пристань, а это, скорее всего, район священных храмов Кулаб, назван "Белой пристанью", а храм Э-ан-на (5), где отные хранятся привезенные сокровища (и где развернётся последующий эпизод) назван "Лазурной пристанью". И здесь слово "пристань", отождествляемое с голубым цветом неба, возможно имеет уже переносное значение (вещь второго рода), обозначая "пристань" самой богини. Это её собственный дом, её личный храм. Дарованные-похищенные "ме" она принесла к себе.
 Второй эпизод. В чем квалитативная эволюция события 6 (опять "борьба слов" Эн-ки и Ин-ан-ны и её примирение), каковы её последствия для страны?

 Финальный эпизод почти весь представляет собой смысловую реконструкцию утерянного текста, сделанную с учетом того, что сохранившемуся тексту недостаёт. Однако при этом находят себе толкование те фразы и слова эпизода, которые сохранились и могут быть таким образом означены и осмысленны.
 Так как предыдущий эпизод закончился в "Лазурной пристани" храма Э-ан-на, здесь сюжет продолжается описанием последней встречи Нин-ан-ны с Эн-ки, где бог знаний, прибыв в Урук лично, вновь предъявляет свои права на свщенные "ме". Нин-ан-на вновь выражает своей протест.
 Но на этот раз она и Эн-ки выступают уже в совершенно других ролях чем прежде, на реке Евфрат.

 Эн-ки приходит за знаниями "ме" лично в храм Э-ан-ну, оставляя своего верного посланника, бога циклического времени, снаружи любоваться "небесной ладьей", приходит уже не как эгоистичный бог Эредуга, который желает вернуть городу то, что из него увезено. На этот раз происходят события, имеющие не внутренний смысл для сюжета переноса "ме" в Урук, эти знания уже доставлены, Нин-ан-на стала их обладательницей

 Теперь речь идёт о внешних по отношению к архетипу событиях: о судьбе всего Шумера и всего океана Абзу. Этот океан пресной воды получает отныне новый смысл: не только как пресноводная лагуна Эредуга, цикл водообмена в его номе, в экологический кризис нарушенный (смысл водообмена: опреснение засоленных вод, восстановление засоленной почвы)

 Дальнейшее развитие событий есть упорядоченность поступления пресной воды, несущей жизнь, плодородие и экономический успех, сопровождаемый успехом власти, всем жителям страны. Затем, как мы увидим, и тем странам, с которым торгуют шумеры, от которых зависит благополучие страны.

 Эн-ки явился в Урук лично, предъявляя свои права на знания "ме" ("Именем моей силы, именем моего Абзу, Жена, что Сути увезла, в Абзу их я да поставлю!"), то есть подкрепив слова величайшей клятвой, которая не свершиться не может, тем вызвав у богини смятение: "Зачем это он ко мне вошел? Отчего он Сути у меня забирает?"

 На этой стадии между могучими, вещими богами опять возникает "конфликт слов": то, что сказал каждый, должно свершится.
 Но если слова богов противоречат друг другу? Это значит, что слова становятся диалектически противоречивым дискурсом, содержащим в себе две противоположных значимости понимания, которые не могут быть реализованы одновременно, то есть в пределах одного неразрывного момента, но зато могут быть реализованы циклично: одно за другим, момент за моментом в дискретной структуре физической матрицы тела-сознания (диалектика пространства-времени становится диалектикой времени-пространства)

 Дискурс дарения-похищения и акта: отдаются-забираются

 И если сперва состоялось дарение-похищение "ме", возможное благодаря тому, что одна часть знаний подарена, вторая похищена, но увезены обе, и возник "парадокс времени", нарушающий логический принцип исключенного третьего, новый "конфликт слов" (каждая их антагонистичных сторон права по-своему) разрешается также с нарушением этого принципа: "ме" остаются-забираются.

 При этом даже упрямая реплика Нин-ан-ны: "На место да не верну я их!" также сбывается: "ме" возвращаются в Абзу, как велит Эн-ки, но не возвращаются в Эредуг, так как отныне Абзу уже имеет иной смысл: его место - весь Шумер, а не только храм в Эредуге.
 Дело в том, что принцип исключенного третьего (либо отдаются, либо забираются, синтез невозможен) имеет смысл только в рамках одного момента тела-сознания, в одном смысловом акте. Когда же два момента тела-сознания следуют один за другим и два смысловых акта, соблюдение такого принципа уже необязательно, а в диалектическом (требующем противоречий) дискурсе он нарушается всегда.

 Кроме того, нужно учесть, что единица знания, его монада - вещь ("ме") является единством своей формы (продукт физической информации) и чувственного содержания (сущности). Человеку сравнительно легко удержать формальную основу абстрактного знания, вещи второго рода (инфо-энергетики), а вот с сутью, содержанием вещи (а это мера материальной энергии времени) дело обстоит намного сложнее.
 В итоге Нин-ан-на, на этот раз явно проигравшая старшему богу "спор слов", и оставляет свои "ме" у себя, и не оставляет, то есть оставляет лишь формально, сути же Эн-ки возвращает в свой океан Абзу. Однако это не значит, что полученные ею "ме" (судьба города и даже судьба жречества) Нин-ан-на теряет окончательно: сути вещей будут её городу и её храму в Кулабе, как части всего Шумера, периодически дарованы.

 Чего добилась Ин-ан-на своим отчаянным поступком и чего не добилась? Критерий — благо для города и страны в истинной своей сути, которую ведает только Бог. Ин-ан-нна добилась для своего города знаний, хотя это обернулось как добром, так и злом циклической эволюционной истории.

 Это есть добро с минимизированным неизбежным злом.
 Но она не добилась эксклюзивности таких знаний для своего города, жреческого сословия и своего мужа, то есть торжества зла.
 Результат эволюции знаний: дискурс как асбстрагирование понятийности от образов физического мира
 "Споры слов" богов, прорицающих судьбы и окончательная победа в них веровного бога знаний и мудрости всего Шумера показывает генезис символических знаний  верования (достигшего в Шумере стадии формализации религии), философии и науки, возникавших на основе верований.

 И этот генезис явно основан на иерархиях нравственных ценностей и антиценностей (знаниях добра и зла), неравномерной в отдельных городах, по мере расхождения пространств понимания на социально-сословной фазе культурогенеза.
 Мерилом для эгоцентрических пониманий пользы отдельных городов, а потому и единым руководителем, в отсутствии единого государства и единого царя является всеобщее благо страны Шумер и этноса "черноголовых".
 Мистерии шумерской культуры, показывают, что это так, и поясняют исторически, почему это происходит именно так.

 Сюжетом мифа является формирование абстрактного мышления, и научного языка в архетипе эпистемы нравственной культуры, экономики-экологии и науки, основанной на дискурсе человеческого "я" в настоящем  Именно "я", как обычно именует и понимает себя эмпирический человек, посредством вещей тела-сознания (формой которым служат идеи) диалектически соединяет ретроспективу знаний прошлого и перспективу взгляда в будущее. Ведь именно носитель знаний: жрец, философ, ученый - теоретик и практик, а именно он руководит развитой, хорошо организованной, применяющей разделение труда экономикой, исследует мировые законы прошлого, а затем, планируя производство, экстраполирует их в будущее (выступая пророком)

 Такому человеку веры, который знает предмет своей веры, или человек знаний, который верует в предмет познания как репрезентант знаемого, необходима предельная честность, чтобы отделять истину от лжи, добро от замаскированного зла.

 Но если ученый есть в то же время экономист-практик, владелец, а тем более собственник земель, орудий труда и рабов, тогда путь его науки и экономики, полный искусов быстрого продукта и грехопадений, становится трудным путем опыта в познании плодов добра и зла, препятствующих путям прояснения истины в знаниях.
к формирование искусства слова, научного дискурса происходит в ходе таких грехопадений человеческого знания, показывает мистерия шумеров ещё до того, как это сделали древние иудеи в своём монотеизме, и показывает на базисе языческой мифологии.

 И действительно, для богов-архетипов, элементов описательной реальности (которая однако служит технологией для управления реальностью подлинной) важно сочетаний смысла их вещих слов (а смысл имеет лишь абстрактная вещь второго рода, материальный предмет) и значения, которое слово обретает в естественном языке (значение имеет и вещь первого рода, описывающая образы единой реальности, и смыслоносные вещи второго рода, описывающие саму описательную реальность).
 Значение есть именно та область смысла, которая входит в конкретное понятие, основанное на чувственном опыта означивания людьми предметов и явлений своего мира, а это означивание  людей веры в Шумере носит нравственный характер в могущество богов, их справедливость и необорность, неизменного их повелений и прорицаний.

 Генезис естественного языка и языков религии, философии, науки, создающих свои архетипы а эпистемах, проходит те же этапы, что и вся культура и вся экономика-экология общества времени многобожия и рабства.
 Языческие боги-архетипы обладают своей программой, они многолики и ярко индивидуальны, причем интересы некоторых из них сталкиваются и то противоборствуют, то заключают мир, но и в таком случае они - не источники самоволия, а инструменты Творца, управляющего противоречивым миром с помощью диалектических методов.

 Потому все языческие боги функциональны: и выступающие заодно при строго разделенных обязанностях в родственных союзах, и вступающие в конфликты боги городов, охваченные эгоцентризмом.
 Заметим, как в мистерии раздробленного языческого общества отдельных номов показано: мораль творчества, труда и любви (преодолевающей эгоизм, мораль действий в пользу другого, тема жертвенности собственными интересами) является в "споре вещих слов" критерием успеха:

 Там и тогда, где и когда Нин-ан-на или Эн-ки (а это происходит попеременно) вступают с эгоцентрических позиций, защищая свои интересы, близких людей и даже отдельных номов в ущерб интересу все страны, там они проявляют в себе прошлое знание, там мыслят буквальными образами физических предметов и физических движений, и там они не понимают смысла настоящего, его добра и зла, не могут быть пророками.

 Но когда уже Эн-ки выступает в образе любвеобильного и мудрого бога всей страны, тогда он символизирует в себе будущее такого знания, которое абстрагировано от физической предметности.
 Это вещь второго рода, несущая смысл, что позволяет богу мудрости, которому дороги интересы всего Шумера так, что он пренебрёг интересами своего города Эредуга, в споре с Нин-ан-ной, выступающей на стороне своего мужа и своего города, играть значениями слов (рекурсиями) в дискурсе, обнаруживая в противоречивых значимостях прошлого и будущего единый смысл сюжета шумерской истории.

 Пожертвовав ролью бога отдельного нома, став единым для всей страны, распределяя в стране свои знания, мудрость, организуя хозяйство и в стране (внутренняя политика) и даже за её пределами (внешняя политика)Эн-ки приобретает мон-архию над всеми городами и подлинную силу пророчества. Таков урок этой мистерии, в генезисе образа Эн-ки.

  Вот путь абстрагирования знаний в переходе к вещам второго рода, причем эпистема знания сохраняет переход эту родственность буквально-физического значения образа в слове и смысла отвлеченного, философского, мистериального.
 Этот переход от прошлого к будущему в едином нравственном сюжете, центрированный позицией «я» в настоящем моменте сейчас" (которую может занять человек в историческом дискурсе рекапитулирующего архетипа)

 Как двуликий Исимуд (Янус) этнический архетип знаний заякорен в ретроспективных ценностях прошлых поколений, которые устойчивы в своей общественной нравственности и морали труда, свойственной личности. Но он же и постоянно устремлен в будущее, в бытие к жизни, перспективу, к творчеству новых знаний, развитию мировоззрения и их постоянному обновлению в символических знаниях науки, чреватых кризисами грехопадений между крайностями консервативизма и прожектёрства.
Исимуд — не есть творец мира и грядущего в мире, но он идеальный исполнитель.
 Структура исторической рекурсии субъекта в архетипе тела-сознания

 Таким образом, дискурс есть, прежде всего, центральная позиция я-субъекта, обладающего аналитическим или операциональным взглядом ума, который попеременно устремлён к двум объектам архетипа (либо антиархетипа), в двух рекурсиях:
 - ретроспективная рекурсия, от Я в настоящем к прошлому архетипа Б: к образу вещи первого рода: идеографический образ физической реальности, предмет восприятия и постижения мира (состоит из двух курсов, отражаемых событием прошлого в сюжете архетипа, определяющих причинно-следственную связь А-Б, это отображение вмещающего контейнера будущего в прошлом, вмещаемом.
 Поэтому консерватор ищет путей для будущего в прошлом)

 - перспективная рекурсия, от Я настоящего момента к будущему архетипа А (или грядущему антитезису Дао): к образу вещи второго рода, номотетическому образу смысла, это предмет понимания (также состоит из двух курсов, но отражаемых событием будущего в сюжете архетипа, это причинно-следственная связь Б-А, отображение вмещенного контейнера прошлого в контейнере будущего)

 Так как, согласно принципа исключенного третьего, действенного в рамках одного момента, эти противоположные, взаимоисключающие рекурсии дискурса нельзя совершать одномоментно, они реализуются в циклической истории попеременного проявления.

 Таким образом момент в историческом архетипе универсума квантован двумя событиями тела-сознания человека, совершающего дискурс и следующими один за другим: ретроспективного и перспективного. Поэтому перемены в людях, совершающих свой жизненный путь, возможны как от ретроспективных к перспективным, так и наоборот.
 А тело-сознание этноса в настоящий момент кризиса, переломного в истории, конфронтирует между людьми прошлого и людьми будущего (которое в переломный момент может стать и новым грядущим)

 Исторический дискурс в универсуме как рекапитуляция литературного дискурса архетипа и триединый путь истины
  (далее тема исторического дискурса см. раздел 223, подраздел "Нечёткое множество как исторический дискурс момента настоящего времени", раздел 231, подраздел "Проявление архетипических символов борьбы добра и зла при рекапитуляции их в подлинной реальности как реализация двух возможностей исторического дискурса: эволюционной (перспективной) или же инволюционной (ретроспективной)")

 Понятие дискурса и дискурсивного мышления формировалось постепенно в генезисе европейской философии, науки и культуры:
 Сперва как дискретное воззрение на время ( прошлое и будущее), противопоставленное мировоззрению непрерывному (непрерывно длящееся настоящее). Дискурсивным (два курса: в прошлое и будущее) в таком случае является построение смысла в логических актах двух противоположных векторов квантованного таким образом времени, отличаемое от интуитивного: схватывания целого образа изменений в акте одного неразрывного момента (в этом случае время рассматривается как неразрывный, чувственно воспринимаемый процесс)
 Итак, заметим, что дискретное восприятие времени как сюжета, соединяющего прошлое и будущее (а это как раз литературный дискурс в описательной реальности) есть скорее интеллектуальное понимание времени, а чувственное его восприятие в данный длящийся момент настоящего (исторический дискурс в универсуме) скорее неразрывно.

 Дискурс в ХХ веке, из философии истории став предметом научной философии, был осмыслен как фактор предметного мышления, то есть интенциальный акт субъекта, направленный на его объект. И таким образом дискурс приобрёл характер конкретного содержания, которое предмет доводит до объекта, или адресант коммуникации до адресата. Дискурс стал фактом сообщения, возникло понятие о дискурсе некоторого содержания в родительном падеже: дискурс чего-то (как мы говорим о вещи некоторой сути: пространство есть вещь времени, место есть вещь пространства, вещь второго рода есть вещь смысла)
 
 Таким образом, дискурс при переходе от философии к культурологии, стал синонимом архетипа для эпистем культуры, показывая отношение некоторого предмета культуры, её ценности или антиценности, к генезису формирования этого понятия (так как знания культуры всегда есть система ценностей-антиценностей, к тому же, построенная иерархически, в дихотомии понятий добра и зла - противоположности добра, его отсутствию)

 Потом дискурс, перейдя в ведение лингвистики, стал синонимом рассказа, описывающего подлинные события и несущего для адресата конкретный смысл, а в пору лингвистической философии - вестником жизни (подлинной реальности человека в универсуме, истории его жизни и общественных отношений в "нарративной" истории общества), вторгающейся в текст.

 Как видим, обе науки говорят о разных дискурсах: лингвистика о литературном (архетип, то есть универсум потенциальный), а философия жизни об историческом (универсум актуальный)
 Вот характерное отличие исторического дискурса от мультиверса человеческих представлений, придающих миру характер вероятностей и волюнтарностей, то есть от дискурса литературного:
 Только исторический дискурс возвращает мысль к ценностям универсума и обстоятельствам двуединой реальности, то есть подлинной и единственно возможной истории рода человеческого.

 Диалектический характер исторического дискурса в пространстве-времени сюжета, таким образом, ускользает от лингвистов и тех постфилософов, которые готовы видеть жизненный мир как текст литературных произведений, как их сюжеты (тем омертвляя представления о мире, подобно тому, как это делали  древние кармисты с их моделью мира-механизма)

 Между тем, сама этимология слова "дискурс" говорит о двойном курсе, тогда как этимология слова "ракурс" - о курсе разовом, линейном векторе
 Понятие "рекурсия", предполагает наличие человека-субъекта в центральном моменте восприятия времени (он и совершает ракурсы в прошлое и будущее) свойственно именно историческому архетипу. Обращаясь в сюжете архетипа (памяти) к прошлым событиям-причинам, человек совершает ретроспективный ракурс. И когда он получает от архетипа ответ, совершается ретроспективная рекурсия.
 Также возникает и перспективная рекурсия, когда человек обращается в архетипе к событиям будущего — следствиям.
 Особый вид перспективной рекурсии, свойственной пророку, когда человек в объект-субъектной коммуникации обращается к антиархетипу Дао, получая знания грядущего.

Как видим, человек, если он не пророк, а в обычном акте восприятия мира, осмысливает историю своей жизни и историю общества, находясь в историческом дискурсе, но обращаясь при этом со своей позиции настоящего времени, к литературным дискурсам некогда имевших или не имевших место событий (мультиверс) Именно, сопоставив событие настоящего момента своей жизни с литературным дискурсом, он выбирает позицию для совершения своих рекурсий.

 Так он, если конечно акт рекурсии состоялся, совершает как бы путешествие во времени в свою или общественную  память-»чувствилище», воспринимая если не культуру и обстоятельства жизни людей прошлого, то испытывая их эмоции и чувства, которыми заряжены вещи прошлого. И так он рискует попадасть под влияние идей прошлого, его эмоциональной стихии и чувственных доминант, мировоззрений прошлого и его предрассудков и заблуждений, а не только знаний о прошлом.

 Диалектика исторического дискурса, так как она совершается живым человеком в настоящем моменте универсума, обладает потенцией развития, то есть

 человек способен, если в литературном дискурсе он не попал во власть прошлого, разрешать противоречия между прошлыми и будущими знаниями, вещей первого рода и второго рода - а потому он есть инструмент управления историей универсума, обладающего линейным вектором генезиса качеств.

 Наша задача состоит в том, чтобы с помощью знаний религиозной науки в нашей модели показать:
 Человек в историческом дискурсе, совершая ракурсы-запросы к литературным архетипам пространства-времени группового тела-сознания и получая ответы в рекурсиях, выбрал такой момент настоящего, когда субъект способен при помощи своей любви, свойственной ему в настоящем, в конфликте времён разрешать противоречия в литературных дискурсах, ложные представления о добре и зле (энтропия материальной информации прошлого тем больше, чем глубже человек заглянул в историю мира)

 Как разрешаются эти диалектические противоречия? Давая ответ на ракурс, то есть завершая рекурсию, архетип рекапитулирует свои содержания, из литературного дискурса становясь историческим. И тогда в событиях его сюжета, ставших подлинными событиями двуединого универсума в настоящем, проблемы прошлого, переданные настоящему, получают шанс быть разрешенными.
 А это означает, что и негативные энергии зла - источники национальных и социальных болезней, могут быть выпущены, и тем диахрональная культура разряжена, разминирована.

 Так память об истории жизни человека или общества освобождается от патологического содержания разрушительных плодов зла: лжи и осуждений, обид и ревностей, желаний мести и других греховных страстей, засеянных в прошлом.
 Ведь узлы негативных энергий (вещи зла) в бессознательном человека общества  это те внутренние конфликты, которые и возникли как противоречия (болезни тела-сознания) между представлениями людей о физической реальности организма-тела (вещь первого рода) и материальной реальности тела-сознания (вещь второго рода).

 Отождествляясь в точке пространства-времени конфликта, обозначенного сюжетом исторического архетипа, который управляет универсумом, то есть в некотором месте пространства и в момент настоящего времени, противоречивые рекурсии оказываются комплементарны друг другу и вызывают конфликт взаимных противоречий, подлежащий разрешению - катарсису при компенсации мерами энергии настоящего времени энтропии материальной информации прошлого.
 Так настоящее в диалектическом конфликте знаний прошлого и грядущего примиряет противоречие между знаниями о себе прошлого и будущего в сюжете литературного архетипа, тем и дает человеку, осуществляющему связь времён, путь к развитию: в грядущее линейно-векторного времени.

 А значит, этот шанс дается и этносу, так как лечению катарсисом подвергается его память, его диахрональная культура. Конечно, это не безболезненный процесс, так как при дискурсивном возвращении зла в историю и разрядка его разрушительных энергии, люди пожинают плоды, в прошлом засеянных семян зла, заново ими заряжаясь и вступая в прежние свои конфликты. Так возвращаются и страдания прошлого, которые на этот раз могут стать очистительными, не вызывая греховных страстей мести, обиды, осуждения  и реваншизма или по крайней мере их преодолевая в понимании и сострадании.
 Правильному отношению к своим страданиям, вызванным грехами, учит ортодоксальное христианство.
 
 Архетип тела-сознания (описательная реальность для подлинной) есть соединение в сюжете обстоятельств прошлого и будущего (целей, точек устремления ретроспективного и перспективной интенции субъекта на объект), между которыми всегда есть, но это происходит только в историческом дискурсе универсума, центральное место для источника осмысления в настоящем времени: человека.
 С этим местом для "я" (способного схватывать идеи — формы вещей) отождествляется тот, кто входит в архетип литературного дискурса, позиционируя себя в моменте настоящего, где ему и положено быть в линейной логике исторического времени генезиса, динамике из прошлого к будущему.
  Выше мы описали схему дискурса исторического архетипа (этой монады знания и фазы в генезисе познания), диалектика которого состоит из тезиса ретроспективной и антитезиса перспективной рекурсии.

 И это конечно прежде всего ракурсы взгляда осознающего субъекта в прошлое и будущее архетипического сюжета истории (человека или общества, состоящего из людей, понимание чего характерно для дискурсивного мышления).
 Диалектика таких рекурсий с привлечением литературных дискурсов в эпистемах истории и культуры (соединение противоположностей в одном динамическом образе изменения в моментах времени) как раз и составляет исторический дис-курс, с рекапитулирующими в него литературными дискурсами описательной реальности.
 Рекурсия от двух взглядов субъекта (курсов) в дискурсе как его двойная рефлексия

 Дискурс в целом - это конфликт знаний в поколениях этноса и представителей этих поколений (борьба противоположностей, столкновение оценок и ценностей прошлого и будущего), так как каждый ракурс взгляда, из настоящего момента "сейчас" обращенного к завязке сюжета и второго взгляда, обращенного к его кульминации, есть именно в целом дискурсе (взаимодействии дискурса исторического и литературных) не только ракурс, но именно рекурсия, дающая субъекту возможность самопознания и осознания причин конфликта ложных знаний добра и зла, возникавшего в греховных страстях людей, в акте рефлексии, соизмеряющей настоящее универсума в историческом дискурсе с прошлым и будущим литературного дискурса в мультиверсе описательной реальности.

 Рефлексия эмпирического человека к себе как субъекту в настоящем универсума - есть акт разотождествления себя с ложными идентификациями "я", которые возникают в мультиверсе представлений о мире, фиксируемым архетипом, а он сохраняет в себе эмоционально чувственные оценки, как позитивные, так и негативные (вызываемые грехопадением следы заблуждений и ложных самоидентификаций)
 Как часто самоосуждение или осуждение других в акте обращения к прошлому вызывает у человека болезнь, которая есть возвращение негативных энергий из прошлого, а эти энергии стали результатами ложных оценок добра и зла в акте греха (далеко не всегда осознанного как грех, но имеющего свои негативные последствия)

 Понимание своей ошибки, собственного греха при ложной оценке добра и зла в прошлом разряжает архетипы, рекапитулирующие для этого в универсум.
 Позднее, в анализе мифа "Энки и мироздание" мы покажем, что в дискурсе искусства идеологии Шумерв это не так: там два ракурса в дискурсе (к прошлому и будущему сюжета) не становятся рекурсиями, не дают отождествлениям "я" рефлексии во времени, возможности разрешения конфликта знаний, оставаясь мультиверсом идеальных представлений об абсолютных, статичных, совершённых и неизменных добре и зле.
 Итак, в дискурсе исторического архетипа рекурсия есть переход от исторического дискурса к литературному и обратно:

 - ретроспективная интенция к объекту прошлого в литературном дискурсе архетипа и его ценностям порождает обратный ракурс, отражаясь от системы ценностей в знаниях прошлого, и этот обратный ракурс, ответ рекурсии, направлен ролями к групповому телу-сознанию в универсуме, с помощью идей (форм вещи) распределяя сюжетные роли и при этом овладевая я-отождествлениями клиентов коммуникационных сетей в комплексе личности участника.
 - перспективная интенция к объекту будущего порождает обратный ракурс, отражаясь от системы ценностей в знаниях будущего (иногда, а именно в объект-субъектной коммуникации перспективная рекурсия есть отображение от антиархетипа Дао, неся знания о грядущем)

 Ведь знание человека о знании (а именно такое знание и его путь показаны в архетипе истории) есть вещь, а форма вещи - идея содержит в себе идею нравственного субъекта "я", которая выступает в архетипе сюжета зеркалом времени.

 Действительно, в циклическом хроносе, когда для группового опыта поколений меняются один за другим периоды добра и зла: сытости и голода, побед и поражений, строительства и разрушения храмов, радости и беды, соединения социумов и размежевания, нравственная оценка событий во времени фиксирует смену добра злом и наоборот, как причинно-следственную связь обстоятельств, где следствие служит как бы отражением причины в форме некоего закона.

 Ретроспективная и перспективная рекурсия дискурса в универсуме с действием архетипов показывают разные последовательности смысловых связей: ретроспектива - привычное для опыта соединение причины с прошлым, а следствия с будущим. А перспективная рекурсия показывает иное: нравственный итог сюжета, к которому движется целенаправленная история, в том числе история познаний, расположен в будущем, там и причина всей динамики действия, от которой все следующие одно за другим события становятся следствием действия архетипа, который рекапитулирует (транслирует свой сюжет) в универсум.

 Архетип со-знания, соединяющего обстоятельства прошлого сюжетной линией с обстоятельствами будущего, таким образом отграничен двумя "зеркалами времени": в своём прошлом и своём локальном будущем данного сюжета.
 Переход от вещи первого рода к вещи второго рода и обратный переход (апперцептивный акт)
  (далее см. тему раздел 175, подраздел "Апперцептивые первого и второго рода в теле-сознании человека")
 Далее нам важно показать, как в истории познания, фиксированной в пространстве-времени архетипа исторического дискурса, что является неотъемлемым принципом эпистемического знания о знании:
 
 - ретроспективный взгляд вызывает в архетипе теле-сознания исторический слой, фиксирующий рекурсию от "земных зон", это эмоционально-чувственный переход от вещей первого рода (физических предметов и их движений в физической матрице, основанных на мерах физической информации пространства) к вещам второго рода (материальный предмет смысла, абстрагированный от физического буквального понимания образа, действие вещей в теле-сознании, основанных на мерах материальной информации времени)

 Таким образом, ретроспектива в дискурсе даёт взгляд на этап формирования архетипа
- перспективный взгляд вызывает в архетипе теле-сознания исторический слой, фиксирующий рекурсию от "небесных зон", и это обратный чувственно-эмоциональный переход от вещи второго рода, к вещи первого рода
 Таким образом, перспектива в дискурсе даёт взгляд на этап рекапитуляции архетипа, его действия, управления подлинной реальностью Шумера.
 Мы проиллюстрируем эту мысль образом пути, который проделала "небесная ладья" Нин-ан-ны в пространстве-времени города Урука, от Эредуга до Лазурной пристани Урука. Можно назвать это путём истины (и любви), в таком виде он описан дискурсом мифа.

  Наша задача состоит в том, чтобы показать, что путь истины триедин, что его вершиной в иерархии является путь любви, которая в центре событий, а в основаниях треугольника (триединства) путь знаний и путь исторического опыта (напомним, в что индуизме эти три пути показаны дискретными и равноценными: бхакти-марга, джняна-марга и карма-марга)

  1) Формирование архетипа, ретроспектива: праздничный путь, который проделали знания, прибывшие в Урук

 Путь небесной ладьи в физической матрице Шумера в финальном сюжете, когда Нин-ан-на даёт имена-судьбы отдельным кварталам Урука - цели её славного похода за священными "ме", описан как переход от вещи первого рода (физический образ "небесной ладьи", плывущей по Евфрату) к вещи второго рода (образ пути знаний, их реализации от незрелых плодов знания добра и зла к зрелым плодам жизненного опыта)

 2) Будущая рекапитуляция этого архетипа, перспектива: путь горького исторического опыта
 Образ пути знаний (вещь второго рода, вещь смысла) при рекапитуляции архетипа становится в физической реальности путем движения кораблей, везущих от Персидского залива, от Эредуга вверх по Евфрату веру и знания: людей, тексты мистерий и товары (обратный переход к образу вещи первого рода).
 Такие корабли отныне будут плавать в каналах Урука. Именно об этом и говорит вещая богиня циклического времени Нин-шубура в гимне, обращенном к своей госпоже Нин-ан-не.

 Но путь знаний становится горьким опытом (путем "ошибок трудных), потому что незрелый плод информации будущего, который жителям Урука еще предстоит сделать знаниями в собственном опыте, несёт в себе же только преимущества вещей знания, но также их проблемы, тяжелые кризисы: зло, доставшееся вместе с добром в одном "комплекте".

 Такова цикличность исторического опыта, пути знаний (путь знаний есть только часть пути истины)
 А критерием истины согласно замыслу Творца этого мира, является только любовь. Прежде всего, любовь человека к Богу, которая проявляется у пассионариев языческого мира вспышками любви к своим богам, дарующим благо. Такие вспышки света перемежаются тёмными интервалами агрессии к богам, которых теперь считают вестниками зла.

 Циклы истории Урука мы проиллюстрируем отрывком из другого мифа, логически описывающего следующий этап шумерской истории, когда "ме" уже распространяются по всей стране: "Энки и мироздание".

 Устанавливая порядок обмена пресной воды, обучая жителей ремеслам и назначая каждой отрасли хозяйства своего бога-управителя, Эн-ки так говорит, среди прочего, о "священном пастухе" Думузи, царе Урука, иергамическом муже Нин-ан-ны (дочери лунного бога Нанны, которого позднее, в аккадский период, назвали Сином):

    Верного поставщика Эанны, друга Ана,
    Любимого зятя отважного Сина, супруга святой Нинанны,
    Госпожи, царицы всех великих ме,
    Что время от времени руководит воссозданием Кулаба,
    Думузи, божественного "ушумгаля небес", "друга Ана",
    Энки ставит над ними главным.

 Заметим, что в этом тексте Нин-ан-ну, несмотря ни на что, владыка мудрости называет "царицей великих ме". Кроме того, она "время от времени" руководит воссозданием Кулаба (священного района Урука). Эта фраза указывает на цикличный характер упадка и восстановления веры и жреческой власти, что сказывалось во времена войн: нападения кочевников, и разрушительных социальных конфликтов на храмах самым драматическим образом.
 Например, Крамер выяснил, что в Ниппуре храмы Эн-лилю и его супруге Нин-лиль разрушались, а затем восстанавливались не менее шести раз, и похожее развитие событий мы наблюдаем с православными храмами в России ХХ-XXI веков (построение, разрушение, воссоздание)

 Итак, отметим основной итог качественной эволюции знаний в верованиях Шумера:
 Финальное событие мифа показывает нам, что прежде Эн-ки таил своё сокровище от всех в глубине и вышине Океан пресных живых вод, он ведь не только подземный, откуда поступает в колодцы, но и небесный, изливается дождями, оживляя и реку, и засоленные каналы и колодцы.
 Отныне бог Шумера употребляет "ме" не только на благо Эредуга и он не даёт их окончательно богам и жрецам отдельных городов. То есть не отдаёт жрецам знания в собственность (с правом отчуждения, исключительного пользования), но периодически даёт во временное владение на условиях всеобщего пользования. Смена элит в экспертократии номов Шумера показывает, что отныне быть носителем знаний становятся привилегией не только жреческого социума.

 Отные все города Шумера в новогодний праздник зимнего солнцестояния (а зима в Шумере - пора дождей, а потому период великого торжества Эн-ки) в торжественном ритуале иерогамии жрецы в храмах городов празднуют получение их городскими богами от Эн-ки священных "ме".

 Тема 2: сюжеты пантеизма (архетипическое будущее), отображенные в гендерных и социальных ценностях

 "Энки и мироздание", "Энки и Нин-кург-саг на пресветлой земле Дильмун"
 В череде мифов, посвященных Эн-ки, богу знаний и мудрости Шумера мы прослеживаем единую сюжетную канву и последовательность отдельных эпизодов, описываемых тем, что называют отдельными мифами (а это и хоральные мистерии)
 Но все эти мистерии есть части единого эпоса, имеющего сюжет, целенаправленный вектор смысла и последовательного генезиса тела-сознания шумерского этноса в хрональной структуре событий линейно-циклического времени, причем здесь ясно различаются знакомые уже нам фазы управления полной машины: параллельное управление над двумя машинами в материальной и физической матрице - квалитативная эволюция, управление над материальной машиной в физической матрице - квантитативная эволюция, компенсационное управление физической машиной над материальной матрицей - инволюция (соответственно, в нашем изложении Темы 1, 2 и 3)

 За этапом уже рассмотренной нами первой фазы, а это качественная эволюция знаний, начинается этап квантитативной эволюции:
 Знания из центра в Эредуге распространяются по всей стране, её упорядочивая в архетипе пространства-времени: как ландшафтно-этническом контуре геопространства, так и в архетипе тела-сознания этноса (материальная матрица "земных" и "небесных" зон), который обживает свой геоконтур и на нем распространён в различных номах.