Хромая неловко вослед полицаю,
Идет, ковыляет девчонка босая.
По снегу ступает, не щурясь на свет,
Старушка слепая семнадцати лет.
Споткнулась… В лопатки прикладом толкают –
Как будто в кровавые салки играет
Полуразобранный детский скелет
Полустарушки семнадцати лет.
***
В родном Ленинграде осталась подружка,
Семнадцати вёсен седая девчушка.
Санки везёт – там налево и прямо...
В мамину простынь завернута мама.
«На той стороне при обстреле опасно!»:
Сурова табличка – написано ясно.
Осколком задело – и замерли саночки.
Красным на белом. «Прости меня, мамочка!»
Черное с белым. Пальтишко и саван.
Сломался, сложился по слабым суставам
Обтянутый кожею детский скелет
Подружки-старушки семнадцати лет.
Красное с черным – снегирь-забияка
В небе мелькнул, огибая Исаакий.
Маленький ангел военной зимы,
Взявший у Пасхи алый взаймы…
***
Толкнули к стене – добрались понемногу.
Снегирь-пионер провожает в дорогу.
Услышала, с ветки слетело: «Я здесь!».
Залп расколол половину небес…
Упала, затихла, лежит не дыша.
Ввысь снегирём полетела душа.
На сером снегу – необут, неодет
Седой человечек семнадцати лет.
Грудь не закроют лохмотья сорочки,
А там между детских израненных кочек
Смотрит свидетелем в бездну небес
Жалом железным выжженный крест.
Сила Небесная, будь ей в подмогу!
Злоба бесовская, дай ей дорогу!
Ты не заступишь ей славы вовек,
К Вечному Свету идет Человек!
Грудь под одеждою что-то щекочет…
За воротом белой летящей сорочки –
Золотом жарким пылающий крест
Сияет как знак обретенья Небес!
Она удивится: нас так не учили!
И в школе совсем о другом говорили!
Разве я думала? Разве я знала?
А где моя мама, скажите, Начала!
Время придёт – всех увидит девчонка.
Будет там мама, отец и сестрёнка,
Будет любимая кошка и книжки,
Подруги, цветы, шоколад и мальчишки…
Юны всегда в крае вечной весны
Старушки-девчушки Великой Войны.