Кеттеринг, Огайо, США.
10 октября, 19.02
Ещё месяц назад я думала, что количество счастья, окутывающее твоё сердце, исчисляется тем, какие люди тебя окружают. Рядом со мной была любящая семья и понимающая во всём подруга, так что я считалась максимально счастливой, если считать по десятибалльной шкале. Но, смотря на то, как люди быстро отвернулись от меня, можно понять, что счастье – это временное явление, и если наслаждаться этим чувством слишком долго, то можно стать очень несчастным.
Теперь же мне кажется, что счастлив тот человек, чьё сердце и рассудок работают вместе, в гармонии: так он всегда знает, что ему нужно делать, опираясь на свои чувства и эмоции. Я же, как и девяносто девять процентов остальных жителей Земли, опираюсь лишь на что-то одно: либо сердце, либо здравый смысл. И каждый раз, не приходя к гармонии между ними, я страдаю от понимания, что сделала неверный бесповоротный шаг.
– Ты всё равно несчастна как по первому, так и по второму пункту, – я устало подвожу итог своих размышлений, укутываясь всё глубже в одеяло.
Почему-то до этого момента я относила себя к тому одному проценту людей, которые легко согласуют чувства и рассудок, но сейчас, анализируя свои отношения с близкими, я понимаю, что это совсем не так. В моей голове есть сценарий, по которому нужно выяснить отношения с Ией и помириться с родителями, но сердце мне говорит о том, что я не виновата в происходящем и все мои попытки будут никчёмны. Так как же согласовать то, что правильно и нужно с тем, что ты чувствуешь?
Сон второй.
Сначала звук тихий, отдаленный, будто что-то мягкое падает на пол, а потом частота и громкость возрастают. Я не придаю этому особого значения до тех пор, пока меня не накрывает волна первобытного страха и в голове не проносится мысль, что я не одна. Несколько секунд я пытаюсь открыть глаза, чтобы хотя бы что-то увидеть, но вдруг понимаю, что они уже давно раскрыты и в комнате стоит абсолютная темнота. Всё, что мне осталось – подняться и найти источник звука. Один долгий выдох и я резко сажусь на кровати, повернув голову вправо.
За окном идёт снег. Большие и пушистые снежинки медленно-медленно падают, окрашиваясь в жёлто-оранжевые оттенки от света вдруг заработавшего фонаря.
– Сейчас осень и до первого снега ещё далеко, – я провожу рукой рядом с собой, пытаясь найти ладонь сестры, чтобы разбудить её и показать странный вид за окном, но никого рядом нет. – Дженни?
Снова раздаётся стук и об стекло разбивается снежок. Мгновенно успокоившись, я подхожу к окну в ожидании увидеть внизу Дженнифер, но там меня встречает вечно улыбающаяся Ия. Она ничего не говорит и больше не кидает снежки, но я понимаю, что подруга пытается выманить меня из дома ради очередной авантюры.
Краски на момент мутнеют и комната исчезает, а я оказываюсь на заснеженной улице.
– Выбирайся из норы, заяц, – пропела Ия, медленно подходя ко мне. – Я помню, что ты не любишь вечеринки и незнакомые компании, но я тебя уверяю, что тебе понравится, – она берет меня за руку и это настолько знакомое касание, что на лице возникает улыбка.
– Ты уверяешь меня каждый раз и каждый раз я ухожу через тридцать минут.
– Научись использовать каждую возможность и извлекать из всего свои плюсы. Хватит сидеть в своей норе и делать только то, что тебе знакомо. Нужно выходить за пределы своего дома и изучать мир со всеми его недостатками и достоинствами.
– Хватит меня учить, – я рассмеялась, но все-таки последовала за ней.
– А кто, если не я? – она не требует ответа, потому что прекрасно его знает: никто. С каждым новым шагом Ия сжимает мою ладонь всё сильнее и сильнее, будто боится, что я исчезну, если вдруг моя рука выскользнет. – Ох, знаешь, когда я была маленькой, я вечно упрашивала маму выйти со мной погулять, если вдруг замечала первый снегопад в году. Я не столько нуждалась в прогулке, сколько хотела половить снежинки ртом. Маленькая я действительно думала, что первый снег самый вкусный, представляешь? – она заливается хохотом, а потом решает, что самое время для возрождения этой маленькой детской традиции.
Проходит ещё пару мгновений, в ходе которых Ия продолжает ловить ртом снежинки, при это каждый раз звонко смеясь, но потом эта мило-дружеская картинка искажается: другой конец улицы, куда мы и направляемся, постепенно погружается в темноту, пока на месте дороги и домов не образовалась огромная чёрная дыра. Я останавливаюсь, дёргая подругу за руку, на что в ответ получаю вопросительный взгляд.
– Куда ты идешь? Там жутко темно.
– Боже, Одри, хватит, – Ия продолжает смеяться и тянет меня дальше. – Ты что, серьёзно? Нам осталось пройти ещё немного до нужного дома, в этой темноте тебя никто не съест.
– Нет, я...
Всё снова преломляется, но на этот раз изменения не только в окружающем пространстве, но и в Ие.
– Тогда я пойду с ним, – подруга выдергивает руку и её лицо кривится от злости.
– С кем?
Из темноты выходит парень, чьё лицо размыто, и берет Ию за руку. Я пытаюсь что-то крикнуть, но ничего не выходит. Меня будто погрузили в вакуум и всё, что я могла – наблюдать, как подруга растворяется вместе в незнакомцем в темноте заснеженной улицы.
4.42
Иногда внутри всё сжимается настолько сильно, что тебе трудно дышать. Ты можешь стоять напротив открытого окна и чувствовать, как редкие капли ледяного дождя разбиваются о твою разгоряченную кожу, но ты не сможешь вдохнуть эту свежесть, поскольку каждое незначительное движение причиняет безумную боль, будто твоё сердце разгрызает стая голодных собак. Пройдёт лишь пару мгновений, прежде чем ты поймёшь, что это нельзя заглушить обезболивающими таблетками, это можно только перетерпеть. Ты мог бы разреветься или закричать, но в тебе на это просто нет сил. Всё, что в твоих возможностях – забиться в угол или спрятаться под тяжёлым пуховым одеялом и мечтать, чтобы на утро стало получше.
8.00
Если в детстве ты научился обманывать себя, чтобы закрыть глаза на отсутсвие друзей или плохое отношение между родителями, то на утро тебе действительно станет получше, но это будет не от того, что тысячи вопросов, переживания, проблемы и чувства в один момент испарились. Нет, это будет только от того, что ты привык чувствовать то, что хочешь. Конечно, ты не будешь готов к безграничному веселью, но реветь в школьном туалете во время урока ты точно не будешь.
Если же ты с ранних лет честен перед собой в своих чувствах, то утром ничего не изменится. Внутри тебя все также будет изнывать сердце, требующее лечения, которого ты, увы, предоставить не можешь. Ты будешь бросаться из крайности в крайность, только чтобы на момент почувствовать облегчение, но понимание, что каждое твоё действие – это твоя новая ошибка, будет бить по тебе, как пятитонная кувалда.
Что в первом, что во втором случае, есть своё «но»: ты не выдержишь встречи с тем, кто раньше всегда был рядом, а сейчас лишь бросает в твою сторону обеспокоенные взгляды и ничего кроме.
9.40
Я чувствую, как Ия наблюдает за мной. Хотя я и появляюсь в её мыслях только тогда, когда мы встречаемся в школьном коридоре, это всё равно приносит беспримерную боль, словно на не зажившие раны высыпали пуд соли. Но ещё больнее становиться в тот момент, когда приходит осознание, что мы не можем сделать первый шаг навстречу друг другу: мост, соединяющий меня и её, давно сгорел.
Так забавно, что люди, зная, что пути назад нет, продолжают вынашивать в себе мысль о каком-то чуде свыше, которое поможет всё вернуть. Пора уже понять, что так не бывает и убрать свои наивные ожидания как можно дальше. Нужно учиться брать за свои действия и слова ответственность, какой бы тяжелой она не была. Нельзя просто так сжечь свой мост, а потом как ни в чем не бывало отстроить его заново: это слишком идеальный выход для не идеального мира.
– Одри? – меня останавливает высокий темноволосый парень, чьё лицо мне слишком хорошо знакомо, а вот имя я будто бы никогда и не слышала. – Фрэнк, парень Ии.
«Точно, Фрэнк, как же я могла про тебя забыть?».
– Я могу поговорить с тобой насчёт...
– Нет, – я перебиваю его намеренно, поскольку знаю, что разговоры ни к чему не приведут, тем более с ним.
– Ты должна! – он повышает голос, но поняв, что этим привлекает лишнее внимание, переходит на шёпот. – Ты серьёзно не видишь, как она страдает изо дня в день? Или ты специально всё это устроила, чтобы помучить?
Проходит минута, прежде чем я проговариваю дрожащим голосом:
– Нет. Моя тема с Ией закрыта и, открыв её, ты принесёшь своей девушке ещё больше боли.
Звонок прерывает гул школьников и Фрэнк, испытывающий полное разочарование во мне, уходит в класс.
Я до последнего пыталась не заплакать. Ещё ночью мне казалось, что у меня на проявление слез просто нет сил, а сейчас, заперевшись в туалетной кабинке и прогуливая урок английской литературы, я пытаюсь судорожно привести себя в порядок, чтобы не дать кому-либо повод. Общественное мнение для меня сейчас не играет никакой роли, но ещё с детства я усвоила папин урок: показав своё слабое место другим, ты лично протягиваешь им нож, который позже может оказаться в твоей спине. Сложно сосчитать, сколько раз я злилась из-за этого урока на папу, потому что считала, что отсутсвие друзей у меня вызвано страхом довериться настолько сильно кому-то, чтобы показать свои слабости. Но сейчас, когда слишком много вещей могут разрушить меня, это правило как никогда спасает от лишних проблем.
19.36
Остаток дня я смогла провести без самобичевания и мыслей про сегодняшнюю ситуацию, но это же не может продолжаться вечно? Так бывает каждый раз, когда ты нагружаешь себя какими-то делами, только для того, чтобы забыться, но это не решает проблему и не приводит мысли в порядок, это лишь даёт отсрочку. Правда, позже все возвращается на круги своя.
«Я должна была согласиться с Фрэнком».
«Я должна сделать шаг вперёд».
«Я должна сделать всё, чтобы Ия не страдала».
«Должна, должна, должна».
«Нет».