Норма жизни

Олег Макоша
           Надеть носки теперь целая история.
           Пойти, взять, стоя натягивать уже трудновато, значит надо обрести место, где присесть. Закинуть ногу на ногу, натянуть один, переменить ноги – другой. Ни моральных, ни физических сил нет.
           Особенно моральных – вот что скверно.
           Да и носки уже протерлись на пятках, просвечивают.
           Надо бы новые, а где их взять?
           В магазине? Это понятно.
           А зубы? В том плане, что их тоже приходится каждый божий день чистить. Или бриться. Вы хоть представляете, какое это вечное занудство бритье? И выхода нет, если плюнуть на все и ходить как Робинзон Крузо, люди шарахаются. И то сказать, старый, страшный, заросший. А если брить налысо: голову, бороду, усы и брови, так ведь отрастает обратно. Причем, с огромной скоростью. И в неожиданных местах. А до того как отрастет, лицо напоминает противогаз неестественного телесного цвета.
           Допустим, одноклассника встретил в магазине, говорит, сразу узнал, с пятисот метров – лысина аж сверкает. И снимает бейсболку, под которой точно такая же бритая блестящая башка. Слышал, уточняет, Густав от рака умирает? Нет. Нет? Нет. Умирает. Рак. Если что, я тебе позвоню, вместе сходим.
           И дальше намеревается бежать.   
           Даже отреагировать не успеваешь. Хотя какая тут реакция – смерть как норма жизни. Возраст, нездоровый цинизм, туда-сюда. И все больше нравятся старые фильмы с молодым Джеки Чаном.
           Или новые со старым Аленом Делоном.
           Или…
           Понятно, в общем.
           Пантелей же вышел в свой ежедневный проход по магазинам. Пантелей относительно молодой пенсионер. Говорит, мы как будто с войны вернулись живыми, имея в виду общую молодость в девяностые.
           У Пантелея есть пара-тройка квартир, которые он сдает.
           Как они ему достались – история темная. Со счастливым концом. Для Пантелея.
           Еще у Пантелея есть жена-юрист, и нет автомобиля, потому что он отказался от машин по причине экономии. Рассказывает, сам посуди, любая поломка, ремонт от десяти тысяч рублей. Допустим, боковое стекло до конца не закрывается или еще чего. У меня же все машины дорогие были: «Ауди», «Мерседесы» и итальянские, ты же помнишь.
           А женился по расчету и очень доволен.
           Так что там рак?
           Началось с простаты, а теперь метастазы добрались до позвоночника.
           Жуть.
           Он тоже из девяностых, Густав. Талантливый спортсмен. Стоял с другой стороны баррикады от Пантелея. Если основная масса мастеров спорта пошла в бандиты, то этот в милиционеры. Когда, уже ближе к нулевым, сложилась нехорошая ситуация с мертвым водителем трейлера, помог разделаться с ней чисто и без потерь. Хороший парень. Старое знакомство.
           Да и не виноват был никто, водитель сам упал, и головой ударился о бетонную рампу склада.
           Пьян был.
           Это – норма.
           Могли бы, конечно, помотать нервы, но приехал он, Густав, и все обошлось – «с моих слов записано верно».
           Хороший парень. Это точно.
           Пантелей переходит дорогу и направляется к трем серым одноподъездным кирпичным девятиэтажкам, в одной из них у него сдаваемая двухкомнатная квартира, хочет то ли проверить, то ли получить плату. Он получит. Пантелей всегда получает, что хочет. Рассказывали, даже в лагере, где отсиживал свою законную пятилетку.
           Как же Густав?
           А чего? сидит дома, ни с кем видеться не желает, Лариска его совсем озверела, орет, все сволочи, а я так считаю, что из-за нее… Если бы не она, Густав бы не заболел. Он же добрый, а она злая, тут то на то нашло, и зло победило. Добро защищаться не умеет, оно считает, что все кругом – добрые. А зло наоборот, что все козлы. Вот сам и посуди…
           Пантелей все-таки переходит дорогу.
           На той стороне оборачивается и кричит, надо бы увидеться… ага… вместе сходим.
           Мы с ним однажды в аварию попали – наша белая «Жига-девятка» (или это был серый «Форд Скорпио»?) лоб в лоб с «Камазом», чудом только живы остались.
           Пантелей потом долго ходил на каких-то дюралевых покоцанных костылях, одолженных в тридцать шестой больнице у матери общего кореша Чики Зарубина, а я нет.
           Я отделался легким испугом.