Ч. 3 Мессия. Глава1. В водах двух океанов

Реймен
 

       Уже вторую  неделю морской танкер  класса «Афрафакс», под Панамским флагом, выйдя из    Пуэрто-ла-Крус, шел  в открытом океане.
       Движительная установка мощностью в  десяток тысяч киловатт  исправно выдавала двенадцать   узлов*, в  чреве судна покоились восемьдесят  тысяч тонн сырой нефти.
       Команда танкера, состояла в основном из, цветных, разбавленных несколькими  европейцами, капитан  был  аргентинец и носил имя  Хуан  Себастьян Карлос.
       При первой  нашей встрече  за пару дней до отхода, которая состоялась с участием сеньора Мигеля, этот человек произвел на меня самое благоприятное впечатление.
       Ему было под пятьдесят, капитан  плавал с пятнадцати лет и был настоящим морским волком. А к тому же  старинным другом  кабальеро.
       Зная от последнего, что в прошлом я служил в  военном флоте, он без долгих проволочек   внес Этьена Готье в судовую роль*, заявив, что в море моя главная обязанность, вместе с боцманом  держать в кулаке  палубную команду.
       - Если что не так, сразу бей в морду, сынок, -  многозначительно изрек  сеньор Карлос, подняв кверху  палец. -  Битие  определяет сознание.
А когда я рассмеялся, поинтересовался, - в чем дело?
       - Так когда-то говорил  мой командир   - сказал я.  - На подводной лодке.
       -  Он был хороший  психолог,- кивнул капитан. В море, главное, дисциплина.
       После прощания  с сеньором Диего мы поднялись на танкер, и он пригласил меня в кают - компанию, где  познакомил со  старпомом.
       Тот был  крупный, веснушчатый швед  по имени  Нильс Бьерн и сразу мне не понравился.
       Судя по длинному красному носу, швед любил прикладываться к бутылке и, к тому же узнав, что я француз, пренебрежительно фыркнул.
       - Не обращай   внимания, - сказал капитан, когда сославшись на занятость, старпом покинул помещение. - Нильс отличный судоводитель, а  недостатки есть у каждого.
       Далее в кают-компанию был вызван вестовой, который препроводил меня   в каюту, где я должен был жить вместе с боцманом.
       Он оказался  сухощавым сыном «Поднебесной», назвался  Ван Ли и весьма обрадовался   знанию мною  китайского.
       - Приятно встретить на другом конце земли  такого человека, - улыбаясь, прищурил  раскосые глаза. - Кстати, ты не жил у нас?  Выговор у тебя пекинский.
       - Не пришлось, - ответил я. - Просто у меня был оттуда  хороший учитель.   Больше расспрашивать боцман меня не стал, у азиатов это считается признаком дурного тона, но зато угостил отличным цейлонским чаем, а заодно  ввел в курс дела.
       Мне, как его помощнику,   надлежало вести учет и хранение инвентаря с инструментами для работ по корпусной части судна,  а также брезентовых чехлов и  спасательных жилетов; самостоятельно работать с якорным, швартовым, буксирным и другим палубным оборудованием, а заодно руководить в этой части работой матросов боцманской команды.
       - Парни у нас ничего, -  потягивая крепкий чай из  миниатюрной фарфоровой чашки, сказал Ван Ли  в завершении.  - Хотя и разных наций. 
Но есть один нехороший человек, матрос 2-го класса  Пинский. Он поляк, а к тому же  еще расист. Будь  с ним поосторожнее.
       - Постараюсь, - нахмурился я. Ибо поляков не любил еще больше американцев. К тому были причины.
       На следующий день, отшвартовавшись, мы вышли в океан, а через сутки, у меня   с «паном» случилась драка.
       В то утро мы драили, а потом смывали из пожарных рукавов палубу, и я сделал лениво орудовавшему шваброй поляку замечание. На что тот, буркнув «мав че в дупу»*,   харкнул мне под ноги.
       Я тут же вспомнил наставления по боевой подготовке и врезал хама по морде.   Гремя шваброй и ботинками, тот покатился по палубе, а потом с криком «еще Польска не згинела!» вскочив, ринулся  на меня. За что получил второй удар - под дых.    Драться я умел и уважал это дело.
       Пускающего сопли поляка, два матроса утащили вниз, после чего мы продолжили работу.
       Так как вся эта нация весьма любила жаловаться, он сделал это, обратившись к капитану. На что тот порекомендовал Пинскому быть более осмотрительным  и  надлежаще выполнять свои обязанности.
       В итоге инцидент был исчерпан, а боцкоманда прониклась ко мне определенным  уважением. 
       К слову, на флоте весьма уважают мордобой, как средство воспитания.  Можно вспомнить того же Станюковича, Мариетта, Форестера  или Джека Лондона. Там все правда.
       Между тем, плавание продолжалось, Южная Атлантика впечатляла величием  и  непередаваемыми картинами.
       В прошлой жизни, в годы службы на флоте,  мне довелось  в основном бывать в заполярных морях и  северной ее части, которые не  радовали глаз разнообразием красок.
       Тут же был  весь их спектр, с преобладанием  ультрамарина.
       По утрам океан искрился  золотом солнечных лучей, днем покрывался    серебром, а вечерами  отсвечивал пурпуром заката.
       Раз за разом за кормой  появлялись стремительно скользящие в воде дельфины, иногда ее чертил акулий плавник,  в небе  неподвижно висел  фрегат, на гордо расправленных  сильных крыльях.
       Днем  всем этим особо любоваться не приходилось, поскольку в море у команды всегда много работы, а вот вечерами вполне.
       Подвахтенные собирались на юте  за надстройкой, там вился сигаретный дымок у обреза,  и ритмично звучали гитара  с флейтой и  маракасами*, под которые  исполнялись латиноамериканские напевы.
       Среди них были веселые, заставляющие притопывать ногами, что некоторые проделывали с явным  удовольствием, и грустные,  порождающие размышления о бренности бытия  и скоротечности  человека в этом мире.
       В такие минуты капитан тоже   выходил из ходовой  рубки на  мостик, где усаживался  в шезлонг  и попыхивая сигарой,  слушал музыку.
       На почве обоюдного увлечения  маринистикой, которую сеньор Хуан весьма почитал, в плавании мы  сошлись еще ближе и нередко  вечерами беседовали   в его каюте.
       - А приходилось ли тебе сынок, слышать о «Летучем Голландце?» - как-то поинтересовался  капитан. Наедине он всегда звал меня так, что не вызывало возражений
       - Естественно, - кивнул я. - О нем  знает каждый моряк, и  на этот счет существует множество легенд. Со времен парусного флота.
       -  И какие из них ты знаешь? 
       -  Да практически все, - пожал я плечами. - Могу изложить. Если вы желаете.
       - Расскажи, а я послушаю, - кивнул седой головой капитан, поудобнее устраиваясь в  своем кресле.
       -  По голландской версии, - начал я, - некий капитан ван  Стратен был очень упрямым человеком, поклявшись проплыть вдоль Мыса Бурь, известного теперь как мыс Доброй Надежды.
       В результате корабль затонул, а судовая команда из  покойников и мертвый капитан, были обречены вечно странствовать по волнам  вблизи злополучного места. Корабль-призрак можно видеть в штормовую погоду, и встреча с ним предвещает несчастье.
       В  германском варианте капитан Фалькенберг плавал в Северном море. Его периодически навещал дьявол, и капитан играл с ним в кости, ставя на кон свою душу. И как-то проиграл. Со всеми вытекающими для себя и  команды с кораблем последствиями.
Имеется  еще английский, - продолжил я.
       - По нему  корабль следовал вдоль мыса Доброй Надежды, когда начался шторм. Команда умоляла капитана изменить курс, чтобы укрыться в безопасной бухте, но тот отказался и высмеял моряков за проявленную трусость. Когда же шторм усилился, капитан, грозя кулаком, проклял Бога за это испытание. 
       На палубе тут же появился призрак, но он приказал убираться тому прочь, а потом выстрелил в фантома из пистолета. Оружие взорвалось у безумца в руках, а тот ниспослал капитану проклятие вечно носиться по морям, беспрестанно мучая команду.
       Впоследствии великий немецкий поэт Генрих Гейне придал всем этим историям романтическую окраску: раз в семь лет капитану дозволялось сойти на берег, чтобы попытаться освободиться от заклятья, добившись любви непорочной девушки.
       А чуть позже известный композитор Рихард Вагнер использовал этот вариант в своей опере «Летучий голландец», назвав капитана Дердекеном, а девушку, которой тот дела предложение, Сентой.
       Вот все, что об этом знаю, - закончил я  свой рассказ, глядя на  собеседника.
       - Достаточно много, -  кивнул сеньор Хуан. - Желаешь   мадеры?
Я изъявил согласие, вслед за чем  из  бара  была извлечена  темная  бутылка с двумя  бокалами.
       - И что ты обо всем этом думаешь? - наполнив оба, вручил  он один мне,   снова опустившись  в кресло
       - Полагаю, это только  досужие вымыслы моряков, -  рассматривая золотистый напиток на свет, ответил я. - Не больше.
       - А я нет,-  пригубил свой бокал  капитан  (я сделал то же самое) - и вот, по каким причинам.
       Каждый год в Мировом океане исчезают десятки судов. Это не только хрупкие ялики со  шлюпками, элегантные яхты и прогулочные катера - среди без вести пропавших,  есть пассажирские лайнеры, танкеры и сухогрузы.
Причем  одни исчезают навсегда, а вторые обнаруживаются  при весьма странных обстоятельствах.
       Так, ранним   утром 1850 года судно «Морская птица» появилось у побережья американского штата Род-Айленд близ города Ньюпорт. Собравшиеся на берегу люди видели, что корабль идет под всеми парусами к рифам. Когда до них оставалось несколько метров, огромная волна подняла парусник и аккуратно перенесла   на сушу.
       Добравшиеся до судна жители поселка были поражены: там не было ни одной живой души. На плите в камбузе кипел чайник, в кубрике стоял табачный дым, на столе были расставлены тарелки.
       Навигационные приборы, карты, лоции и судовые документы - все было на месте. Из судового журнала стало известно, что парусник шел из Гондураса в Ньюпорт с грузом кофе. Командовал кораблем капитан Джон Дарем.
       Последняя запись в вахтенном журнале сообщала: «Вышли на траверз рифа Брентон». Этот риф находится всего лишь в нескольких милях от Ньюпорта.
       Рыбаки, вернувшиеся в тот же день после промысла, рассказали, что рано утром они видели парусник в море, и капитан их приветствовал. Самое тщательное расследование, проведенное полицией, не объяснило, почему и куда пропали люди.
       - Да, интересный случай,- сказал я, отхлебнув из бокала и внимая словам старого морского волка.
       - Весьма, - согласился он, опорожнив свой, вслед за чем поставил его на стол, и мы закурили по сигаре.
       - Некоторые специалисты полагают, - выдул  сеньор Хуан в открытый иллюминатор дым, - что одним из объяснений исчезновения команды в ряде случаев может быть внезапная вспышка эпидемии.
       В конце 1770 года на остров Мальта зашел барк, капитан и  четырнадцать матросов которого   были поражены желтой лихорадкой.
       Когда об этом доложили Великому магистру Мальтийского ордена, он приказал отбуксировать из порта корабль вместе со всеми членами экипажа. Судно отправилось в Тунис, однако местного властителя успели предупредить, и он запретил пускать корабль в порт. Команда решила вести парусник в Неаполь. Там его тоже не приняли, опасаясь эпидемии. Не приняли корабль и во Франции, с  Англией. В итоге неприкаянный парусник пропал без вести.
       Другое объяснение - инфразвук, - пожевал капитан сигару.- Что мы о нем знаем?
       Инфразвук - это не слышимые человеческим ухом упругие волны низкой частоты.   Во время штормов и сильных ветров, над поверхностью моря в воздухе возникают поперечные и продольные колебания.
       При скорости ветра в  двадцать метров в секунду, мощность «голоса моря» достигает трех ватт с каждого метра водной поверхности. Сравнительно небольшой шторм генерирует инфразвук мощностью в десятки киловатт, результатом воздействия которого на организм могут стать временная слепота, ощущение тревоги, не редки и приступы безумия.
       В таких случаях люди выбрасываются за борт или превращаются в убийц, после чего и сами кончают счеты с жизнью. Если частота излучения повышается до семи герц, смерть экипажа наступает почти мгновенно, ибо сердце не в силах выдержать такую нагрузку.
       Эта   гипотеза  заслуживает внимания  и в ее пользу можно привести такой случай, - снова наполнил бокалы   сеньор Хуан. Я не возражал, поскольку вино было прекрасным. 
       - Осенью  1894 года (продолжил он) в Индийском океане с борта парохода «Пиккубен» заметили трехмачтовый парусник «Эбий Эсс Харт». На его мачте развевался сигнал бедствия.
       Когда моряки высадились на палубу, они увидели, что все тридцать восемь человек экипажа мертвы, а капитан сошел с ума.  На лицах мертвых, тех, что еще не так сильно тронуло тление,  был написан ужас.
       Однако, мой друг, есть случаи, перед которыми пасует разум. Мистика, да и только! Люди подвержены болезням - это так, но ведь и корабли дряхлеют и долго не живут без каждодневного ухода.
       В октябре 1913 года  спасательная команда с английского парохода «Джонсонс» поднялась на борт дрейфующего парусника, на борту которого с трудом читалось полу стертое слово «Малборо».
       Паруса и мачты корабля были покрыты зеленоватой плесенью. Доски палубы прогнили. У трапа полулежал скелет, прикрытый истлевшими лохмотьями. На мостике и в каютах были обнаружены еще двадцать скелетов. Страницы вахтенного журнала слиплись, чернила растеклись, и прочитать что-либо было невозможно.
       Надвигался шторм, и капитан парохода, не имея возможности, да и желания взять судно-призрак на буксир, отметил на карте место встречи с загадочным парусником и приказал ложиться на обратный курс.
В порту он сообщил властям о своей находке.
       Быстро выяснилось, что «Малборо»  в январе 1890 года вышел из порта Литлтон в Новой Зеландии с грузом шерсти и мороженой баранины. Командовал экипажем капитан Хирд. Он был известен как опытный и знающий моряк.
       Последний раз парусник видели 1 апреля 1890 года в Тихом океане вблизи Огненной Земли. Невероятно, но двадцать три года парусник скитался по морям! 
Этого не могло быть, но факт остается фактом, - закончил капитан. - Так, что в океанах   немало загадок и тайн. И «Летучий голландец» одна из многих.
       После  нашего разговора пошла неделя и однажды ночью  сеньор Хуан вызвал меня на мостик, где стоял у поручней  вместе со старпомом.
       Океан, по курсу судна, был неузнаваем.
       Водная гладь (стоял полный штиль)  превращалась  в незнакомое звездное небо, совсем не то, что висело над нами. Мириады звезд, комет и млечных путей таинственно мерцали на поверхности. Они непрерывно менялись, осеняя все вокруг неземным светом, затем погружались в глубину, где  на короткое время гасли и, разгораясь, опять всплывали.
       - Что это? - огорошено спросил я,  не веря собственным глазам. Настолько все было нереальным.
       - Это свечение моря, - обернулся капитан. - Удивительное явление, долго остававшееся  одной из волшебных загадок океана.
       Объяснение ему искали веками. Полагали, что свечение вызвано содержащимся в воде фосфором или электрическими зарядами, которые появляются от трения молекул воды и соли. Считали даже, что ночами океан возвращает энергию Солнца. И только в 1753 году, естествоиспытатель Беккер увидел под увеличительным стеклом крошечные одноклеточные организмы, размером не более двух миллиметров. Они отвечали светом на любое раздражение.
       -  Да-а, - восхищенно протянул я. -  Не знал, что такое бывает.
       -  А я вижу его во второй раз, - опершись о поручни, пробасил  старпом Нильс. -  В первый,  когда служил  штурманом  на сухогрузе,  наблюдал эту чертовщину  в Саргассовом море. Мы тогда здорово перепугались, а кок едва не сиганул за борт. Хорошо, успели поймать. И хрипло рассмеялся.
       Мы любовались игрой света еще минут пять, а потом он  в очередной раз погрузился в пучину   и больше не всплывал. Океан снова  потемнел,   вверху осталось одно небо.  С мерцающими  вверху россыпями пушистых звезд. В Южных широтах они почему-то такие.
       На следующий день, с разрешения капитана,  поскольку погода благоприятствовала, и мы укладывались в график, команде была разрешена ловля акулы.  Это было  традиционное  развлечение, которое  практиковалось у моряков в дальних плаваниях со времен Колумба и Магеллана.
       Эти твари  следовали за танкером уже давно,  подчищая за нами остатки обедов и ужинов, выбрасываемых за борт с камбуза,  изредка показывая  спинные плавники и поражая своими размерами.
       Руководили  мероприятием старпом с боцманом Ван Ли, хорошо знавшие это дело. Участие в нем приняли все подвахтенные, весьма любившие острые ощущения, а капитан устроился на мостике, желая понаблюдать зрелище.
       Для начала Бьерн  приказал  доставить из  холодильной провизионки*  часть ставшей припахивать свиной туши, а Ван Ли вооружил снасть, состоявшую из нейлонового троса,  здоровенного  стального крюка, со специально   заточенной «бородкой» и   поплавка в паре метрах от него, вырезанного из пенопласта.
       Затем с моей помощью  он  протянул ее через шкив  одной из кормовых лебедок, закрепив на барабане,  набрал метров сто шлагов*  на кормовой палубе и доложил о готовности старпому.
       Тот осмотрел снасть, пробурчав, «неплохо», - после чего  наживку насадили на крюк и смайнали   за корму, в белую  струю кильватера.
       Вскоре   поплавок всплыл  в полукабельтове*  от  нее, снасть натянулась, и все обратились во внимание.  Поскольку  до обеда оставался ровно час, вскоре  появились  хищные нахлебники.
       Сначала  по левому борту возник один плавник, а затем еще два, стремительно помчавшиеся к наживке. Через минуту вода в том месте закипела (разбойницы рвали добычу), а потом снасть рвануло, и старпом  махнул рукой, - включай лебедку!
       Ван Ли, оскалясь,  нажал  большим пальцем кнопку, двигатель завыл, а барабан  завращался выбирая  вибрирующий трос. Не иначе попалась крупная акула.
 Старпом приказал доставить пару пожарных багров и топоры, которые  взяли в руки  самые  решительные.
       Трос, между тем, вибрировал все сильней,  боцман прибавил  оборотов, а на поверхность волн время от времени  высигивала попавшая на крюк  добыча, бросаясь из стороны в сторону.
       Вскоре мощная лебедка подтянула ее к корме,  извиваясь, акула забилась в воздухе, а потом  тяжело  перевалила через фальшборт,   обрушившись на палубу.
       - Бей! - заорал  старпом. 
       В ту же секунду два моряка вонзили акуле багры в бок, а он, прыгнув вперед, рубанул камбузным топором   чудовище по  голове с оскаленной пастью.
       Из раны фонтаном брызнула кровь, страшные зубы клацнули рядом, но с другой стороны  жилистый малаец  дважды, с хряском,   нанес удар  своим, наполовину отделив голову от туловища.
       Однако  хищник сдаваться не собирался. В сатанинском порыве он  взвился в воздух  (крюк вырвало из пасти) и  сшиб  ударом хвоста двух засевавшихся моряков, те с воплями покатились по палубе.
       Другие, в том числе я, в страхе отскочили назад, но то было последнее усилие.  По телу громадной рыбины прошла дрожь, и она затихла.
       - М-да, живучая тварь, -  прикурил дрожащей рукой сигарету Бьерн.  - Такая мне еще не попадалась.
       Сгрудившись вокруг, мы тоже рассматривали то, что поймали. Это была классическая машина убийства. Не менее четырех метров в длину, со страшной зубастой пастью  и весом в тонну.
       - Поздравляю, - раздался   сверху хрипловатый  голос капитана. - Вам досталась большая белая акула. Или акула-людоед. Кому как больше нравится.
       Орудуя топорами  и доставленным с камбуза секачом, доброхоты   вырубили из акульего тела плавники, а также срезали  значительную часть мяса,  столкнув оставшееся за борт, где сразу же закипела вода. Стая начала пожирать свою товарку.
       Затем все привели в исходное, а палубу окатили водой из брезентового рукава, смыв  все следы рыбалки.   
       На ужин кок - новозеландец приготовил суп из рыбьих плавников, а к ним  нажарил гору  сочных стейков.
       Комплексами  мореходы  не страдали и отдали   всему должное.
       Мыс Доброй  Надежды  мы обогнули  без проблем и   вошли в Индийский океан при благоприятной погоде.
       Но у Мадагаскара попали в шторм, длившийся несколько суток. Хождение по палубе было  ограничено,  и после вахт команда обреталась в каютах.
       Ван Ли, с которым  за время плавания  я  сошелся довольно близко, оказался весьма интересным человеком.  В свое время он учился на историческом факультете Пекинского университета, который бросил, став  во времена Культурной революции      хунвейбином.
       Как известно, отряды этих молодых людей, состоявшие в основном из студентов высших и средних учебных заведений, были созданы по инициативе  Мао Цзе -Дуна для борьбы с инакомыслящими.
       Однако в ходе  революции  они вышли из-под контроля и по приказу Великого кормчего* их объявили вне закона. В результате часть молодежных активистов была  уничтожена армией и народной милицией, оставшихся выслали в дальние районы на   перевоспитание, а некоторые, в том числе  Ван Ли,  бежали из страны.
       Неудавшийся историк  добрался до Кореи, где нанялся  матросом на судно, следовавшее в Латинскую Америку, и связал свою жизнь с морем.
       В эти дни вынужденного затворничества, боцман рассказал мне занимательнейшую историю, касающуюся  китайского императора Цинь  Шихуанди.
       Названный  правитель   в 221-м  году до нашей эры  (когда предки европейцев еще сидели на деревьях) создал централизованное китайское государство, завершил строительство Великой стены, а  еще имел, неземную армию, призванную охранять его в загробном мире.
       Именовалась она «терракотовой»*, насчитывала, по меньшей мере, восемь тысяч  статуй воинов с лошадьми, захороненных   рядом с императорским мавзолеем.
       Со слов Ван Ли,  это место было обнаружено весной 1974 года в городе Сиань провинции Шенси. При бурении местными крестьянами артезианской скважины.
       Как показали последующие раскопки и изучение, воины и лошади Терракотовой армии были сделаны в различных районах страны,   являясь настоящими произведениями искусства. Поскольку выполнялись в индивидуальном порядке, вручную и с использованием неоднородных методик.
       Каждая  отдельная статуя имела свои уникальные черты, и даже выражение лица. После придания необходимой формы, статуи выпекались  и покрывались специальной органической глазурью, поверх которой наносилась краска. Воители отличались по рангу: военачальники, офицеры и солдаты, роду войск  - пехотинцы, лучники и конники, а также вооружению.
       Вес лошадиной скульптуры составлял около двухсот килограмм, статуи воинов были наполовину легче.
       Строительство мавзолея, периметр внешней стены которого составлял шесть километров, длилось тридцать восемь лет и потребовало усилий семисот тысяч рабочих.
       Хотя вместо живых воинов, вопреки привычной традиции  вместе с императором были похоронены их копии из глины, что бывший хунвейбин расценивал как  весьма прогрессивный шаг, при раскопках обнаружились останки и   нескольких десятков тысяч рабочих вместе со своими семьями. Которые, в отличие от солдат, были вполне реальными.
       В рассказе Ван Ли чувствовалась гордость за  Китай с его первым императором, давшим  миру великое историческое наследие.
       А мне по-человечески было жаль безвестных крестьян, скульпторов и строителей. Очень уж несправедливо устроен этот мир. Тем, кого я видел.
Потом шторм кончился,  задул попутный муссон и, завершив двухмесячное плавание, мы  бросили якорь на рейде Калькутты.
       Далее был таможенный контроль с  недолгим карантином,  переход в грузовой порт и выгрузка нефти. После чего я получил расчет, пожал руки Ван Ли с другими членами команды  и, собрав вещи,   тепло простился с капитаном.
       - И куда теперь, сынок?  - поинтересовался  сеньор Хуан, проводив меня до трапа. - Если конечно  не секрет?
       -  Познакомлюсь с Калькуттой, а потом отправляюсь в Бутан, - улыбнулся я.   - У меня там дела. Спасибо вам за все, что  для меня сделали.
       - Пустое, - махнул рукой  капитан. - Люди должны помогать другу. Удачи.