Судный вечер

Усков Сергей
           Все мысли о мирском — и в яви и во сне,
           И думать некогда тебе о Судном дне.
           Приди в себя, глупец, открой глаза — увидишь,
           Что время делает с подобными тебе и мне!
                Омар Хайям



Степашке двенадцать лет. Он баймер и любит сумрак за окном.
В классе на голову выше всех. И, между тем, его задирают щуплые сорванцы. В перерывах между уроками напоминает переросшего детеныша морского льва, окруженного стаей мелких зубастых шкетов, если не сказать, мальков пираний. Тут и мамка сказанула, дескать, его фигура не соответствует мужскому стандарту: плечи настолько уже седалищного место, что пора бантики заплетать на густой шевелюре. Прирос задницей к стулу, глазами к монитору ноутбука.

Родители бывают так жестоки.
Как быть? Обидеться и замкнуться? Но плечи не станут шире. И что удручает, с ним не хотят дружить девчонки. Через год-два пробьётся пушок над верхней губой, и кое-что весомое появится в штанах… например, всесильные деньги. И большой вопрос, перестанут ли обзывать мешком, жабой, надутой через соломинку.

Степашка брел по улице. Плечи оттягивал школьный рюкзак. Голову мутило от дурных предчувствий: по географии схватил кол, по физике двойку — ох, и трепку устроит мамка. Словесами ошпарит, что похуже дразнилок сверстников. Он не будет обижаться. Мамка одна разрывается на двух работах. А папашка и лица не кажет и денег не даёт.

Изо дня в день мамка талдычит, единственная надежда Степашки занять достойное денежное место во взрослой жизни — хорошо учиться. Денег на платное высшее образование не сыскать, а на бюджетные места берут отличников и хорошистов.

Степашке пофиг, он и не думает, кем будет во взрослой жизни. Похоже взрослая жизнь хуже, чем география с физикой в придачу. Но во взрослой жизни много крутых вещей. Мощные тачки, продвинутый комп, пепси-кола и любые вкусняшки. Блин, придется исправлять кол по географии и двойку по физике.

— Сегодня пойдешь со мной мыть полы в подъездах, — сказала мамка, едва успел переступить порог двухкомнатной квартиры-хрущевки. Мытьё полов — приработка к основной работе матери.
— А когда уроки учить? По географии много задали.
— Опять двойку схватил, обормот?! — Бесформенная фигура матери нависла нешуточной угрозой. Степашка икнул от страха вперемежку с жалостью. Матери сорок пять лет, а выглядит старухой. Никакого причесона, никакой косметики, бледный лоб рассекают морщины, под глазами темные круги от вечного недосыпа. 
— Двойку может стать четверкой, если сделаю реферат про десять интересных мест нашего края.
— Вот и сделаешь, вместо того чтобы в компьютере в танки играть. Счас марш переодеваться.
— А бабушка чо? Она помогает тебе.
— Бабушка приболела.
— Увидит кто из класса — задразнят.
— Ты не понимаешь, что ли?! Я одна проваландаюсь до позднего вечера. Мне еще приготовить пожрать на завтра, машину стиральную запустить… Из класса увидят? Дал бы затрещину самому языкастому! Ты как мешок. Слюнтяй! Размазня!
— Их много. Я один.
— А я не одна?! Пластаюсь и там и здесь. Не ною, как ты.
— Почему одна? Не сладилось с одним папкой, нашла бы другого.
— Не тебе учить… знаешь ли ты, что новый папка скажет, не нужен мне такой пасынок-тюфяк.
— Откуда ты знаешь?
— А вот знаю! Давай быстро переодевайся, часа за два управимся.

Степашка вздохнул. Пару раз помогал, так-то не тяжело. Если бы не взгляды прохожих. Искры пренебрежения падают в сердце раскаленными углями. Можно не смотреть по сторонам, а сосредоточено работать. Как будто никого и нет. Прохожие — это зомби, которым просто повезло продаться.

На участке матери девяти и пятиэтажные дома. В девятиэтажках  лифт. Сразу наливаешь в подвале 5 ведер воды, загружаешь в кабину лифта, поднимаясь вверх, через этаж выставляешь ведра. Мамка начинает с верхнего этажа, подтаскивает ведра с грязной водой к дверям лифта. Степашка их спускает вниз, выливает воду. Лепота! В пятиэтажках приходится затаскивать ведра: одно на пятый, второе на третий. В лифтах мамку заставляют оттирать надписи на стенах. Руки бы оторвать тем, кто рисует маркером на стенах абракадабру из линий и знаков. Как ни оттирай — надписи остаются. Мамка злится, словесные затрещины летят одна за другой.
 
— Давай пошевеливайся, — покрикивала мать. — Выливай воду подальше от подъезда, чтобы никто не поскользнулся. Да смотри, где воды больше половины, не тронь. Ты же слабак, я сама вылью.
— Я не слабак. — Пыхтел Степашка. Впрочем, таская ведра с водой, лишь вытягиваешь руки да горбатится спина. Со стороны вылитый орангутанг. — Мам, можно я после полов на полчасика забегу в гараж. Мне сосед турник сделал, так я подтягиваюсь. И поищу растворитель, у деда был. Надписи на стенах только специальным растворителем можно убрать.
— Много ты знаешь, трепло!.. А не кошек ли ты вешаешь на турнике?
Степашка оторопел. Интересная идея.
— С чего вдруг вешать их буду, и для чего?
— Есть такие любители острых ощущений, что сначала вешают кошек, затем мучают людей… Это к слову сказала про кошек, так сказать метафора. Потому что в гаражах всегда занимаются всякой хренью.

Всякой хренью?! По выходным в гаражах жарят шашлыки. Это хрень? Ведут беседы о том, о сем, что действительно хрень. Один дедок, бывает, играет на баяне: дома бабка и соседи не дают. А здесь ничего, можно. Этот дедок как-то сказал: гаражи — это вотчина души. Что такое вотчина Степашка не знал; душа? — тем более.

Гараж перешел в наследство от деда. Гараж небольшой, всего-то три на пять метра, и стоял в нем трехколесный конь — мотоцикл «Урал». Дед всю сознательную жизнь разъезжал, катался, использовал в работе лишь мотоциклы этой прежде именитой марки. Сменил порядка четырех мотиков. И последний, выпуска девяностых годов цвета беж, укомплектованный современными наворотами, типа электронного зажигания, ионно-литиевого аккумулятора, привода на коляску, красовался в гараже. Дед на нем поездил мало. Отошел в мир иной в земных восемьдесят лет. Ни у бабушки, ни у матери не поднялась рука продать мотик. К тому же пятилетний карапуз Степашка тогда грудью встал. Страшный рёв устраивал при одном упоминание о продаже. Это его мотоцикл, это он докатает, что не докатал дед!

Второе назначение гаража — хранение овощей и кое-каких вещей сезонного использования. В этом направлении гараж использовался на полную катушку. К тому же находился в 10 минутах ходьбы от дома.
 
Степашка любил бывать в гараже. Пока мамка с бабушкой возятся в овощной яме, он залазил на сиденье мотоцикла, впечатляющего скрытой силой, ухватившись за руль, срывался с места. Из горла мальчишки вырывался оглушающий рокот мощного движка.
 
Накатавшись вдоволь, брал тряпку, тщательно оттирал воображаемую грязь и реальную вездесущую пыль. Придёт время, мотоцикл заведет по-настоящему, эх! и рванет на простор.



***
После мытья полов мамка отпустила Степашку в гараж. Сумерки сгустились. Редкий снежок кружил в легком морозце. Небо затянутое белесой дымкой отображало огни вечернего города. Недавно установленный уличной фонарь соединял зеркало небес и ломаные линии гаражных рядов.

Степашка, прежде чем открыть собственные ворота, обозревал окрест.   Многие гаражи приходят в запустение, ветшают, гниют; толщи снега продавливают крышу. Автомобили теснят дворовые территории. А по гаражам проносятся рейды воришек. Причем, достаточно организованно: сначала два-три человека с огромными гвоздодерами и монтировками срывают замки с дверей, вторым заходом вытаскивают из вскрытых гаражей металл, инструмент и прочие ценности. Складируют у ворот. Следом подкатывает фургон, в считанные минуты происходит загрузка. Степашка это видел, стук сердца перебивал грохот загружаемого металла.
 
Из-за гористого рельефа противоположный ряд отнесен метров на двадцать от дороги. Кусты сирени и молодые березки разбивали очертания гаражей. Кроме одного; ветви словно огибали его. Этот гараж манил чем-то странно неизъяснимым. Бывало, там горел яркий свет: узкие полоски серебристым кантом оттеняли бездну, сверкали как рекламные огни.
 
Степашка точно знал, владелец гаража — сухопарый старик с белой бородой и жилистыми руками — два года как мертв. И почему-то ворье не трогает этот гараж. Боязливо обходят стороной. Возможно у них, как говаривал сосед, чутье остерегает, в гараже что-то неладно; реликтовое сознание подсказывает на интуитивном уровне: сюда вход воспрещен, иначе…
   
Степашка искоса глянул на ужасный гараж. Серебристый кант как будто шире. Ворота явно приоткрыты. Белесый дымок вьётся от сияющих полос. Рвется пикирующий звук, вдруг обрывается, потом с новой силой. Белесый дымок вздрагивает, багровые прожилки рассекают серебристо-белесое марево.


А не кошек ли ты вешаешь на турнике?


Почти вживую прозвучал голос матери. Какие кошки, блин-душа?! Сосед как-то толковал, гаражи — тот самый параллельный мир, где каждый просветленный в этом деле ощущает себя Мастером, великим Каменщиком. Из числа тех, кому передан опыт строительства зданий, в которых помимо чисто практического назначения скрыт вход в город, где живут одни цари и боги. И одним из царей становишься ты. Степашка тогда ничего не понял, но запомнил: когда-нибудь слова всплывут волной внятного толкования. Может это и есть вотчина души?

Гаражи как раз и существуют параллельно городу. Эти разномастные гаражные постройки возникли в разгар советского строительства. Гигантскими темпами строились заводы и фабрики, за пятилетку вырастали целые города. И зачастую в таких городах отдавали земли, неудобные для масштабного строительства, под самострой строителей светлого будущего.
 
В городе Степашки под гаражный массив выделен склон горы, выпирающей из жилых кварталов как жерло давным-давно погасшего вулкана, трогать который в настоящее время небезопасно, и сопряжено с большими материальными тратами. Быть может, лет через двести эту вершину горы распылят какой-нибудь лазерной пушкой. Если не наткнуться на окаменевший хребет дракона, хранящем вход  в жерло вечной жизни.

О чем-то подобном Степашка читал в сборнике фантастических рассказов. И картина, разворачивающая перед ним, словно вырастала иллюстрацией… или новой историей.

Серебристый кант заползал на ворота, словно поглощая их. Белесый дымок перерос в багровые клубы. Пламя вырывается из гаража? Степашка подался вперед и тут же отпрянул. Ему не суметь потушить пожар. Мобилу не взял. Чтобы позвонить на номер 112 придется бежать домой.

На дорогу между гаражами выплыли силуэты. Степашка напряг зрение. Два пацана из выпускного класса идут настороже. В школе так не ходят; в школе королят. На перемене возьмут и запросто долбанут по затылку. И ты должен поблагодарить, иначе получишь вторую затрещину, или станешь боксерской грушей. Могут вообще после уроков запинать в кровь.

Степашка поёжился. Если увидят, начнут куражиться, требовать денег. Эти ребята весомо тянут на крутых. В открытую курят, пьют пиво, ходят в обнимку с девчонками, такими же куряками и пивососами. Сиськи у них вываливаются из школьной формы, а достоинства писек в открытую обсуждаются крутыми ребятами.

Чего им здесь надо? В руках у одного здоровенный гвоздодер, длиною в метр, у второго — монтировка, тоже приличного размера. Так значит, крутые ребята промышляют грабежом. Крутым ребятам нужны деньги на сигареты, пиво и девчонок. Родители на такие дела денег не дают. Остается отбирать у малышни… и воровать. Вот кто вскрывает гаражи?! Степашка не хотел стать свидетелем. Неужели, они не видят, что в гаражах кто-то есть, это совсем не Степашка. Это может быть здоровенный дядька, который самолично сцапает ворье и сдаст в полицию.

Степашка схватил молоток, ударил по наковальне, укрепленной в тисках верстака. Пацаны прислушались. Как бывалые воры не бросились наутек, напротив, под стук металла гаражного дятла, скрежет срываемых замков будет неслышен.
 
Пацаны, до предела обострив слух, зрение, некое шестое чувство, вплотную встали к приоткрытым воротам. Верилось, что пофартило. Случалось, основательно поддатый  гаражник забывал закрыть ворота, бывал такой казус и по рассеянности. Тогда остается шепнуть, замирая от восторга: «Сезам, откройся!», ломануться в чужие закрома, схватить самое ценное, чинно прошествовать к поджидающей машине старших дружков.

Один пацан потянул воротину на открытие, второй, имитируя вежливость, крикнул в разверзшуюся пропасть ослепительного света.

Эй, хозяин, прикурить не найдется?
Несчастный паренек! Знал бы, что сейчас произойдет, дал бы деру за десять метров от гаража.

Из гаража молчок; пацан протиснулся в щель, не решившись распахнуть воротину настежь. Быть может, эта предосторожность его и погубила.
Ворота вдруг захлопнулись. Скрежет металла резанул по ушам. Слабый вскрик оборвала волна мощного разряда энергии. Вслед за вскриком и вспышкой ослепительного света послышалось ровное гудение десятка механизмов. Подобный гул напоминает работу конвейера, где десятки приспособлений созидает новое изделие.


За воротами включился конвейер смерти.


Десятки механизмов рвали на части прокуренное тельце подростка, словно челюсти пробужденного монстра перемалывали живую плоть, временами гул утихал. Раздавался  отчетливый чмок — порция полуфабриката проваливалась в ненасытную утробу. Казалось, мгновение — ворота с треском вылетят из мощной рамы. И ступая огромными ногами, выйдет разбуженное древнее чудище. Выйдет то самый Вий, кто до смерти напугал богослова в церкви у гроба с покойницей-ведьмой. Ростом под пять метров. Со спины, с огромного живота свисают корни деревьев, между ними извиваются черви, похожие на змей, притаились пауки размером в чайное блюдце, готовые в считанные секунды сплести кокон вокруг жертвы, вспрыснуть яд и кислоту. Серебристый кокон упадет в мохнатую длань наместника подземного царства ужаса.
 
В серебристом саване кокона бьется жертва в наручниках страха и боли, превращаясь в энергетический коктейль для пришедших из ада. Пришедших за порцией свежатины.
 
Напарник пацана реально потерял самоконтроль. Небывалое зрелище отключило в башке центры самосохранение. Он вытянулся в струнку, словно ожидая очереди. Гул стих, по серебристому канту бежали багровые сполохи, в нарастающем ритме метронома. Когда готовы лопнуть перепонки в ушах, ворота распахнулись. Перед взором двух мальчишек (одного стоящего в метре, второго в пятидесяти метрах) предстала фантастическая картина. Прямоугольная площадка залита белым светом. Казалось, ничего больше нет, кроме белого и сверкающего белым. Глыбой вырос посредине серебристый двухколесный мотоцикл с удлиненной базой и выпирающими бицепсами оппозитного движка, отполированного до зеркального блеска.
 
Степашка, забывшись, присвистнул. У него мотик, как и он сам: неухоженное создание в жестоком мире тщеславных помыслов, вечный гадкий утенок, уродина с незавидной судьбой. Про таких, как он сочиняют юморески и песни типа «видно в понедельник их мама родила».

Что удивительно для обоих — где первый пацан?
Второй пацан несмело, но шагнул внутрь. Свет мгновенно изменил спектр, один из потолочных фонарей вспыхнул красным цветом тревоги. Степашка явственно увидел, как с потолка вышла решетка размерами метр на полтора из стальных прутьев миллиметров пятнадцать в диаметре. С неё ниспадали уже сантиметров на пятнадцать остро отточенные пики с клином зазубрин.

Степашка раскрыл рот, набрал воздух в легкие, готовясь крикнуть, уходи скорей, давая деру отсюда. Поздно. Пацан шагнул к супербайку. Смертоносная решетка с противным металлическим визгом сошла с фиксаторов, разом ухнула на пацана. Степашка судорогой страха сомкнул веки.



***
Наум Наумыч раскрыл заветный белый ящик с красным крестом посредине. Огромный джип вставал в гараж таким образом, чтобы к ящику был свободный проход. Белый ящик — медицинская аптечка, которую Наум стибрил с производства ещё будучи зачуханным мастером заготовительного участка. Теперь он директор и срал бы на всех с большой колокольни.
 
Конечно, натуральным образом не отважился бы справлять нужду, где приспичит, не обращая внимания на каких-то там людишек. Ведь прежде надо высосать из них силу и здоровье. Эти две ипостаси выливаются в значимый эквивалент — деньги! Его деньги, деньжища!

Он работодатель, они его работники. Всего-то три задачи надо решить для сумасшедшего успеха. Задача первая — платить меньше, заставлять работать больше. Задача вторая — постоянно обновлять человеческий ресурс; увольнять без проволочек не выполняющих жесткое производственное задание, разных там борцов за правду, за право на достойный труд. Задача третья — давить особо назойливых, как мух. Фигурально, так сказать, выражаясь. Для этого на руководящие должности Наум назначал исключительно говнюков, способных накатать кляузу, подсидеть, зацепить, застращать.

Современное рабство маскируется под рыночную конкуренцию. Вон выходцы из восточных стран готовы за миску риса пахать по десять часов. Нашим работникам дай возможность заработать на квартиру, машину, на пляжный отдых. Фига с два!
 
Наум открыл дверцу медаптечки. В качестве суперлекарства от всех болячек, хворей, недугов использовал сорокаградусное снадобье, именуемое виски. Водку пить считал за падло. Это пойло работяг. Его же виски элитное, стопочка есть хрустальная, рядышком серебряная. Закусывать не рекомендовано.

Каждый вечер, поставив баснословно дорогой джип в абсолютно железобетонный гараж, выпивал одну-две стопки. Алкоголь эффектно переводил сознание в орбиту высшего порядка. Некоторое время Наум смаковал; он подлинно ощущал себя высшим существом. Днем давил и гнобил работяг, придумывая новые штрафы, оттачивая зубы производственной системы. Вечером порция элитного алкоголя наедине с собой, самым распрекрасным, облекала благодатью черное сердце.

Выкуривая сигарету, поглядывал на ряды гаражей. Его гараж стоит особняком. По существу это бункер. Прямой наводкой из новейшего танка вряд ли пробить бетонные стены полуметровой толщины, здесь и бетон упрочненный. Порой ему хочется закатить пушку на крышу гаража, нанять хлопца, чтобы по команде палил по гаражам.
 
Допустим, делает глоток виски с отмашкой пушкарю. Тот — бац! — прямой наводкой по крайнему гаражу. Снаряд разносит гараж в пыль, столб пламени пляшет по крыше авто. Мгновение и машина вспыхнет как бенгальский огонь…
 
Когда-нибудь он точно сделает фейерверк из гаражей. Вон и будущий исполнитель нарисовался. Зовут вроде бы Степашкой. Растет без отца, мать на двух или трех работах ишачит. Пацаненок растет, как ни крути, без присмотра. Без денег, без перспектив на достойную жизнь. Отвалит Степашке тыщу зеленых за то, чтобы в жаркий июльский день подпалил гаражи. Как раз в это время в достаточном количестве скапливается тополиный пух. Это в песне «тополиный пух, жара июнь, губы твои нежные». Здесь тополиный пух сделает поцелуй смерти. С помощью Степашки.

Наум Наумыч допив установленную дозу спиртного, неспешно закрыл гараж, поставил его на сигнализацию. Асфальтированная дорога, служившая и тротуаром и полосой движения машин, повела к нижнему ряду гаражей. Наум Наумычу пришла хорошая мысль: пацаненка приручать пошагово.  Сперва за тыщу российских рубликов обяжет Степашку чистить подходы к гаражу. Постепенно приручит, будет ему названным батькой, научит, как правильно гадить людям и получать хорошие дивиденды.
 
Чего он стоит, глаза вылупил?
А прямо напротив Степашки гараж снова творил чудеса. Серебристый кант стал вдвое шире и так ярок, что нагонял стобняк у редких прохожих. Наум Наумыч разинул рот: неужто пацаненок поджег гаражи без команды, без инструкции, сделал просто так от внезапной дури. Хотя нет, на пожар не похоже. Где густой черный дым, где сполохи пламени? И почему так ярок свет? Пойти дать втык владельцу гаража, ведь наверняка занимается электросваркой. Устроил поди-ка подпольную мастерскую: налоги не платит, электричество ворует.

Наум Наумыч повернул к странному гаражу. Он жаждет стереть с ландшафта вообще все гаражи, этот дурацкий самострой, уродующий облик города. Стереть и возвести многоэтажный дом-гараж. Владельцем будет он, а незадачливые гаражники будут платить, как платят за квартиру. Здесь будет аналог коммунальных платежей за безопасное содержание личного авто. Надо осваивать новые направление в бизнесе, пока народ как безмозглая корова.

Повернувшись задом к диковенному гаражу, Наум, этот местный король денег, познавший сполна их власть и сладость, долбанул каблуком по железной воротине.

— Эй ты, чудик, немедленно открой гараж, — гаркнул Наум Наумыч
— Отойдите на метр. Это частная собственность, — сказал механический голос.
— Какая нахрен частная?! Мы тебя налогами и штрафами задушим за твою собственность, ваще будешь платить за то, что живешь и дышишь!

Ворота распахнулись, ударив по плечу нахального гостя. Наум Нумыч едва удержался. У него отвисла челюсть, закипела ярость от невиданной наглости. Взревев, ринулся в гараж, залитый ослепительно белым светом. Однако собственной наглости хватило всего на один шаг. Пораженный увиденным встал истуканом языческого бога, которому не повезло столкнуться с другим богом, на порядок сильнее.
 
Посередине бетонного пола гаража сиял улетный супербайк. С переднего сидения глазела левая половина пацана, точно рубанули шашкой сверху вниз. Одна половина корчилась на полу, вторая запрыгнула за руль баснословного мотоцикла. Позади его покачивалась вторая половина, но уже другого пацана. И вмести они готовились к рывку на супербайке.

Взревел мотор. Свет сдвоенной фары ослепил Наум Наумыча. Он было метнулся в сторону, пропуская вперед супербайк с расчленёнными пацанами. С обоих сторон гаражного проема щелкнули стальные зажимы, точно пружина огромной крысоловки рубанула по плечам солидного дядьки. Ворота хлобыстнули по толстой заднице директора. А в подавшееся вперед необъятное директорское пузо слетел с потолка полуметровый гарпун…

Степашка рухнул в сугроб. Неужели, он следующий?   



***
Неторопливой походкой рабочего, отстоявшего трудовую смену, Артем вышагивал в сумерках подступавшей ночи. Рядом напарник, хороший парень Андрюха. Работа расположена в двадцати километрах от дома, добираются на личном автомобиле поочередно. Сегодня очередь Артёма.

Работа тяжелая, как всегда, авральная. Шла реконструкция одного из котлов тепловой электростанции, обеспечивающей теплом, электроэнергией пятидесятитысячный город. Оба по профессии электромонтеры высшего квалификационного разряда.

В шесть утра он выкатил машину из гаража — десятилетний Опель класса С — ухоженное авто, за который расплачивался по кредиту. Заехал за Андрюхой, тот уселся рядом, довольный, веселый. Всегда приятно, когда везут. Дорога не дальняя, но с опасными заморочками. Это и два крутых перевала и несколько поворотов почти на 90 градусов.  Дорогу заасфальтировали лет сорок назад, не выпрямляя и не сглаживая. Как пробили путь далекие предки, осваивая природные кладовые Урала, так этот путь по сей день существует.

Валил хлопьями снег. Временами поднимался ветер, разгоняя тучи, по-хозяйски уплотняя снежную кашу в грандиозные торосы хлада.

— Быстро не доедем, — сказал Артём, включив зажигания. — Лучше заранее предупредить домашних. Между перевалами есть мертвая зона, где пропадает сотовая связь. И на беду там же надувает столько снега, что можно запросто забуксовать.
— Мне спешить некуда. Успеть бы до койки добраться, да хорошенько выспаться. Сегодня упахались, как скотина не упахивается. Раньше за такой ударный труд хоть ордена и медали давали, — ответил Андрюха, усаживаясь в комфортный салон автомобиля.
— Похоже здесь и положенные деньги не доплачивают. А ты про ордена?!
— Все из-за придурков мастеров.
— Что мастера? Они исполняют хозяйскую волю. Сволочи они, понятное дело. Дак хоть техническую грамотность имели бы. Помнишь, как ни выдаст мастер задание, как в лужу пернет. Важно так: то-то сделать, в такой-то последовательности. И все через одно место. Мы сами стали по проектным чертежам работать. Он же стал прятать чертежи.
— Дебил! Учился бы у нас, как правильно из проектных документов делать конкретное производственное задание, а то придумал прятать.
— По его указаниям вообще невозможно толковое сделать. Кто потом расхлебываться будет?!
— Мы, кто еще. Вот и пашем по десять часов, потому что неразбериха в башках управленцев.
— Наш мастер, наверняка, чей-то сынок. Быть может, и наряды за откаты закрывает.
— Блин, валить надо с такой работы. Что ни начальник, мастер — то ублюдок! Потом как рванет котел, кого посадят?
— Мы, если сядем, то в последнюю очередь. Сначала мастер.
— А вот хрен! Отбрешется. Скажет, они без моего ведома сами по проектам работают.
— Потому что по его указаниям работать дороже встанет.
— Зато хрен посадят.
— Ну, а просто по совести как быть?
Андрюха почесал затылок:
— Не знаю. Потому и говорю тебе: валить надо.
— Знать бы куда.
— Ты парень спортивный, я тоже не промах. Давай создадим на паях фитнес-клуб. Я, кстати, тебе говорил. Ты обещал подумать.
— А что думать?! Смотри в городе, что осталось: одни магазины, да развлекаловки разные, что-то вроде твоего фитнес-клуба. А где производство, где заводы? Мы с тобой рабочие люди, Нам хорошая работа — как песня! Вот и мотаемся из города в город. Сегодня за двадцать километров, завтра — за двести, а послезавтра — за две тысячи, может быть. Ну плюну я, плюнешь ты, плюнут тысячи подобным нам. И подадутся в сферу обслуживания. Но обслуживать придется гастробайтеров.
— Уговорил. Ты работай дальше, я займусь фитнес-клубом. Помещение есть на примете. Буду внедрять спорт в массы. Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух. Не забывай, что я — кмс (кандидат в мастера спорта) по биатлону.

Автомобиль неспешно ехал по заснеженной трассе. Дорогу Артём знал наизусть, на каверзных местах предусмотрительно сбрасывал скорость, преодолевал сонливость рассказами о трудовых буднях, о производственных объектах, где довелось поработать, и где успешно работает смонтированное оборудование, в том числе его руками.

Андрюха некоторое время поддакивал; убаюканный сагами о трудовых свершениях и комфортной плавностью хода добротного авто, вскоре засопел в сладком сне.

Иногда Артем довозил напарника до дома, чаще доезжал до гаража, ставил машину и, бывало, выпивали по баночке пива, калякали о приятном; крепко пожав руки, расходились по домам. Сегодня пятница, глоток пива не возбраняется.
 
В мыслях растворялось течение времени. Дорога домой показалась короче обычного. На въезде в город Артём глянул на притихшего напарника. Э, брат, да ты спишь! Заезд по крутому подъёму на низшей передаче растормошил Андрюху. Протирая глаза, напарник пробормотал:
— Девятый час, а какая темень. Наверное, и гараж у тебя занесло снегом по самые уши. Смотри-ка, рядом с твоим гаражом, открыт соседский. Интересно, кто там: пацаненок жир-трест или его мамаша?
— Тебе какой интерес к ним?
— Да так. Как они одни без мужика выживают; будь мамаша моложе, подкати бы… Япона-мать, глянь направо: напротив твоего гаража сосед объявился. Ворота настежь открыты, свет какой яркий! Не берегут электроэнергию.

Артем покосился на спустившееся облако ярко-белого света, пробормотал:   
— Хозяин этого гаража лет пять как помер. Мужик был, что надо. Инструктором в мотоклубе работал. На все руки мастер. Помер как-то неожиданно. Как будто сел на поезд и уехал навсегда из города.
— Или улетел. Такое ощущение, что крышу гаража сносит. Глянь-ка. А лучше притормози. Посмотрим на эту невидаль.

Артем плавно сбросил скорость. Не глуша двигатель, распахнул дверь салона. Морозный воздух обдал озоном и гарью. Разминая ноги, два товарища поглядывали на необычный гараж.

— Кто-то есть в гараже, — промолвил Артём. — Смотри, аж тропинку пробили. Как минимум трое совсем недавно прошли. Неужели, Филипыч вернулся? Как говорится слухи о его кончине оказались преждевременными. Пойдем поздоровкаемся, что ли!

Тропа, по которой прошли трое и не вернулись, повела еще двоих. Так ли слеп рок, что рубит без разбора налево и направо? Всем в одночасье обрывая жизнь, и правым и не правым, и добрым и злым.
 
Ярко-белый свет слепил глаза. Прикрывая ладонями лица, Артем с Андреем подходили ближе и ближе. Недоумение росло с каждым шагом. Такого чуда лицезреть не довелось. Почему-то ноги наливались тяжестью. Быть может, сказывалось утомление напряженного рабочего дня, что так же добела раскаляет человеческую начинку, сплавляя навыки, стремления в приводную силу трудового процесса.

Но здесь что за невидаль? Подобный ослепительно белый свет — предвестник большого праздника или большой беды… Вдруг пронзительный крик ударил по ушам. Андрей оглянулся. Степашка, махая руками, падая и вставая, бежал к ним. Торопится сказать нечто важное.

Парни приостановились, повернувшись спиной к гаражу. Степашка с лету брякнулся в плечо Артема.
   
— Что с тобой, Степа?
— Туда нельзя, ни в коем случае туда нельзя. Туда заходят и не выходят. Там смерть.
— Степан, — Андрей прервал его взволнованную речь. — Что ты можешь знать о смерти? Тебе до нее как нам до тебя.
—  Знаю, видел! — Мотнул головой Степашка. — Сначала тебя рубят на части. Потом эти части рубят другого.            
— Ты что ужастиков насмотрелся? В твоем возрасте рановато.
— Нет, это происходит за вашей спиной. — У Степашки округлились глаза. Он увидел за спинами взрослых ребят нечто ужасное.
Парни враз обернулись. Две девчонки, ростом пониже Степашки, стояли вплотную у приотворенной воротины. Ослепительно белый свет до мельчайших подробностей высветил девчоночьи фигуры. В руках у обеих толстые маркеры.
— Так вот какие сикушки размалевывают гаражи, — скрежетнул Артем.
— И не только гаражи, — пробормотал Степа.
— Что ты говоришь?
— И лифты разрисовывают. В подъезде, который моет мамка разрисовали стены лифта. Жильцы жалуются на мамку, что не оттирает. Она же просто не может оттереть. Поэтому послала в гараж за растворителем.
— А, вон в чем дело! Мы думаем, что ты делаешь в такой поздний час?!

Воротина распахнулась. Мотоцикл будущего красовался посередине гаража. Глаз не отвести от продвинутого супербайка. Одна из девчонок вытянула руку, словно желая рассмотреть её в нереально белом свете.

Степашка, взвыв от ужаса, ринулся к девчонке. Тем временем, с потолка гаража с тихим жужжанием выдвигался стальной захват. Степашка прекрасно знал, что последует: в какой-то момент, захват сделает резкий выпад, сомнется на запястье, девчонка взлетит к потолку и будет с силой брошена на крючья убийственной решётки.

Откуда взялась сила и прыть, Степашка не знал. Доли секунды, выигранные молниеносным прыжком пацана, спасли девчонке жизнь. Его рука, сомкнутая на ветровке и рывком отбросившая несмышленую пакостницу от другого захвата, который кромсает и рвет живую плоть, словно выискивая, в чем теплится жизнь.
   
Оба кубарем слетели к ногам взрослых парней. Сильные мужские руки мигом поставили малышню на ноги. Второй девчонки и след простыл: слышно было, как она с диким ревом улепетывает. Ворота с лязгом захлопнулись. Белый свет погас.

— Классный прыжок! — воскликнул Андрей, хлопнул Степашку по плечу. — Беру тебя на бесплатной основе в свой фитнес-клуб. Плечи раздвинем, мышцы сделаем рельефными. У тебя есть главное: ты способен к сверхусилиям. Пойдешь?

Степа кивнул. Девчонка разглядывала ладонь: на тыльной стороне бурое пятно, точно вырван клок кожи с мясом.
— Больно? — спросил Степашка.
— Страшно, — пролепетала девочка. — Что это было? Мне кажется, ты спас меня.
— Конечно, — проронил Артем. — С какой такой дури шляетесь и расписываете стены дурацкими надписями.
— Я ни за что не буду это делать. И вообще не хочу делать плохое.
— Все-таки странно, откуда такое ярко-белый свет. Нам всем четверым разом не могло пригрезиться! Значит, что-то аномальное случилось, и мы были свидетелями, — сказал Анлрей.
— Чуть было не стали жертвами, не будь Степана. Я, ребята, думаю вот что. Где-то читал, а быть может мне сказали люди знающие, такой ярко-белый свет будет в Судный день, когда включится конвейер Смерти и начнется большая чистка. А возможно, всех напропалую причешут гребенкой Смерти. У Судного дня несколько вариантов. Превратить планету в радиоактивный кошмар, взорвав разом весь ядерный боезаряд. Обычная жизнь — тот же Судный день, когда нет общей цели; когда в зените кому славы, кому благополучия — укладывают в гроб протухшее тело. Противно думать!.. Судного дня может и не быть, если каждый или абсолютное большинство однажды сделает, хотя бы одно доброе дело. Случись это одномоментно, придет Судный день для темных и мутных людишек. Иначе сказать, что пока творят добрые дела от раза к разу, Судный день отодвигается. 
— Я понял! — вскричал Степа. — Думать о хорошем, делать доброе… Ой, блин, меня же мамка послала за растворителем. Жильцы жалуются, мамка злится и чуть не ревет, оттирая стены порошком.
— Это хорошо, что мы встретились.— Улыбнулся Артём. — У меня есть отличный растворитель, как раз для подобного. Погодь минутку.

Артем вынул из багажника баллончик с распылителем очищающей жидкости. Из крепких рук спасительное средство перекочевало в детские руки. Благодарная улыбка засияла в лице мальчугана. Мамка не будет злиться, хотя бы в одном деле.

— Держи. Хочешь попробовать сегодня?
Степа кивнул:
— До девяти успею.
— А можно я пойду с тобой, — сказала девочка. — Ты будешь прыскать на стены, я тряпочкой стирать писульки наши. Мы вдвоем быстрее сделаем.
— Пошли. Давай руку: в нескольких местах на дорожке лед, можешь поскользнуться.

Взявшись за руки, дети двинулись вверх по заснеженной дороге, проникнувшись очарованием добра.
— Степа, — крикнул вдогонку Андрей. — Я про фитнес-клуб не шутил, дам знать, когда начнутся занятия. Приходи обязательно, а лучше приходите вместе, ты и девочка.
— Придем! — Вернулся радостный отклик из двух детских голосов.
— Заживет рука у Кати и придем, — добавил Степа.
¬— Да уж, не будь у девочки обожжена рука, всё происшедшее пару минут назад, сочли бы за неправду, — сказал Артём.
— Чудеса, все-таки, бывают, — пробормотал Андрей, вглядываясь вдаль, но видел лишь фигуры детей, сливающихся в одно целое.