Глава 2. Годковщина
Одесский институт инженеров морского флота, который одесситы по старой памяти называют «Водным институтом», располагался рядом с другими знаменитыми вузами, такими как Одесское высшее инженерное мореходное училище, Строительный институт, Академия связи и Одесская государственная консерватория.
На месте главного здания ОИИМФ когда-то располагалось одно из первых высших учебных заведений в Одессе – Институт благородных девиц.
ОИИМФ – это единственное в СССР высшее учебное заведение, которое готовило инженеров для всех береговых предприятий морского флота. В его стенах одновременно обучалось около 4000 студентов. Выпускники этого института работали во всех уголках необъятного Советского Союза и более чем в семидесяти странах за его пределами.
Прямым начальником Алексея оказался капитан 1 ранга Катков Борис Васильевич, с которым он много лет тому назад служил в одной бригаде. Как и в ОМУ ММФ пришлось начинать преподавательскую работу с кусков различных дисциплин.
Почти каждому военному преподавателю приходится сталкиваться с этим явлением.
За многие годы преподавания в гражданских учебных заведениях я ни разу не слышал, чтобы какому-нибудь преподавателю физики предложили заменить преподавателя химии или математику предложили заменить преподавателя общих дисциплин. Просто урок, по которому отсутствует тот или иной преподаватель, заменяется другим уроком или самоподготовкой студентов. На военной кафедре такое просто невозможно.
– Чем отличается профессор гражданской кафедры от военного преподавателя? – спрашивал своих офицеров В.В. Соломоник. И сам же отвечал:
– Профессор всю жизнь посвящает одному предмету и всю жизнь его совершенствует и читает только его, а офицер всю жизнь посвящает службе Родине, а читать студентам обязан любой предмет, который ему прикажут.
Конечно, Алексей уже имел небольшой опыт преподавания дисциплин, предложенных ему на первых порах, но вся учебно-методическая документация осталась в мореходном училище, а выходить на лекцию без конспекта, карт, схем и других учебно-методических пособий нечего было и думать. Всё надо было готовить на ходу. Вот и приходилось Алексею топтаться с 7 часов утра и до 11 часов вечера в институте, чтобы каждую лекцию встречать во всеоружии.
Первые две недели пролетели как во сне. Почти вся документация была подготовлена, и первый круг лекций завершен.
– Товарищ капитан 2 ранга, Вы завтра заступаете дежурным по кафедре, – огорошил его офицер, ответственный за ведение графика нарядов на кафедре капитан 3 ранга В. Кривобалкин.
– Какие могут быть наряды? – удивился Рындин. – Я всего две недели на кафедре. Ещё две недели никто не имеет права ставить меня в наряд.
– Началась зимняя экзаменационная сессия. Почти все офицеры заняты в экзаменационных комиссиях и Лука Иванович приказал поставить Вас, – пожал плечами Кривобалкин.
Первым движением Алексея было ворваться в кабинет начальника учебной части и высказать свое недовольство грубым нарушением устава внутренней службы, но тут он вспомнил свой разговор со своим однокашником перед переводом в институт и решил зря не ломать копий. В конце концов и не такую нагрузку приходилось выдерживать.
Первое дежурство на кафедре прошло без сучка-задоринки.
– Товарищ капитан 2 ранга, капитан 2 ранга Рындин свое первое дежурство по Военно-морской кафедре сдал. Замечаний нет, – доложил он на следующий вечер начальнику учебной части.
– Молодец, – с кислой физиономией прокомментировал Лука Иванович. – Завтра заступите снова.
– Вы шутите? – засмеялся Алексей. – Или это новая форма поощрения офицеров за отличное несение службы?
– Просто у меня сейчас не хватает офицеров. Все задействованы на экзамене, – не принял шутки начальник учебной чати.
Пришлось Алексею снова заступить в наряд. И снова та же реакция со стороны Л.И.Буряка. Перед самым заступлением в наряд в третий раз на кафедру забежал капитан 1 ранга Катков. Он находился на каких-то сборах в Высшем мореходном училище.
– Тебя уже запрягли? – удивился он.
– Не только запрягли, но и решили испытать на прочность, – пошутил Алексей. – Уже третий раз заступаю.
– Как третий? – опешил Борис Васильевич, у нас же двадцать три офицера на кафедре.– Больше двух нарядов в месяц обычно не получается.
– Лука Иванович сказал, что все офицеры задействованы на экзаменах, – задумчиво произнес Алексей.
– Так и что? – отпарировал Катков. – Во время экзаменов никто от нарядов не освобождается. Это Лука Иванович что-то мудрит.
Борис Васильевич ушел. Рындин зашел в преподавательскую. Капитан 3 ранга Кривобалкин сидел за своим столом. Он готовил график нарядов офицеров на следующий месяц. Против фамилии Рындин красовались целых три наряда.
– Товарищ капитан 3 ранга, как это у Вас получается три наряда в месяц при наличии на кафедре двадцати трех офицеров. Кривобалкин покраснел.
– Т – так Вы же молодой офицер,– заикаясь, проговорил он.
– Я? Молодой офицер? – опешил Алексей. – Да у меня за спиной 27 календарных лет службы. И, кроме того, ни в одном уставе не сказано, что молодой офицер назначается в наряд чаще остальных.
– Так приказал начальник учебной части,– покраснев, ответил тот.
– А ну пошли со мной к Буряку, – забрав не законченный график, жестко сказал Рындин.
– Это Ваша идея прокрутить меня, как салажонка, в наряды вне очереди? – бросив график нарядов на стол Буряка, гневно спросил Алексей.
– А что тут такого? – покраснев как рак залепетал начальник учебной части. – Ведь ты же молодой офицер на кафедре. Тебе надо быстрее притираться.
– Ты наверное забыл, кто из нас молодой офицер? – всё так же запальчиво спросил Рындин. – Я на кораблях как гнид давил любителей годковщины, а уж на кафедре и подавно. Этот наряд я уже отстою. А ты, Витя, потрудись переделать график. Я за полмесяца отстоял три наряда. Значит в следующем месяце меня не должно быть.
– Что Вы тут раскомандовались? – вдруг взвился Лука Иванович.
– Тогда командуйте сами, но если Вы вздумаете ещё культивировать годковщину, то разговаривать на эту тему мы с Вами будем уже на заседании кафедры, а то и выше. Со мной такие номера не проходят! – уже более спокойно сказал он.
Когда Кривобалкин вывесил график нарядов на следующий месяц на доску объявлений, фамилии Рындина в нем не оказалось.За долгие годы службы на кораблях и в частях ВМФ Алексей не раз встречался с этой заразой. Активно противостоял ей, будучи курсантом, и каленым железом выжигал «годковщину» среди своих подчиненных став офицером. Он был уверен, что эта мерзость живет и процветает на отдельных кораблях и в частях только с благословения командиров и политработников этих частей.
Попытки культивировать элементы годковщины он иногда наблюдал и среди офицерского состава. Но с таким откровенным проявлением этой заразы среди офицеров ему пришлось встретиться впервые.
Алексей терялся в догадках, что заставляет человека, обладающего реальной властью, прибегать к порочным методам руководства, унижать подчиненных, издеваться над ними или лишать их законных прав и привилегий. Ведь воинская служба сама по себе значительно ограничивает человека в правах и налагает на него множество обязанностей, которые он якобы добровольно принял на себя.
На самом деле государство, принудив воина принять присягу на верность Родине, поставило его в жёсткие рамки, выход за пределы которых чреват серьёзными последствиями. Даже командир отделения обладает по отношению к своим подчиненным такой властью, которая и не снится директору крупного предприятия, а о более крупных воинских начальниках и говорить не приходится. Достаточно сказать, что воинский начальник от командира батальона и выше может без суда и следствия лишать свободы своих подчиненных солдат и сержантов, прапорщиков и офицеров на несколько суток, а в боевых условиях даже лишать их жизни.
Психически здоровый человек, имея такую власть, должен думать лишь о том, как ею воспользоваться, чтобы нечаянно не обидеть человека, чтобы поддерживать во вверенном ему подразделении здоровый дух и достойное человека поведение. Лука Иванович перед поступлением в училище один год прослужил матросом на крейсере. Может быть, в тот период ему пришлось испытать физическое оскорбление «годками» этого корабля, и он на всю жизнь сохранил понятие о том, что сильный должен глумиться над слабым.
Годковщина или дедовщина (в сухопутных частях) своими корнями уходит в середину пятидесятых годов прошлого столетия. На флоте она существовала и раньше, но носила скорее шуточный и довольно безобидный характер. Суть её заключалась в моральном воздействии опытных моряков, матросов и старшин, на молодых матросов и старшин срочной службы. Чаще всего она представляла собой легкий юмор и безобидные розыгрыши молодых неопытных моряков с целью побуждения их к более глубокому изучению морского дела и ревностному исполнению служебных обязанностей. Матрос мог шутить над матросом, старшина над старшиной. При этом строго соблюдалась субординация и требования корабельного устава.
Самым тяжелым проявлением годковщины на некоторых кораблях было наказание нерадивых матросов «банками». Если молодой матрос долго не исправлялся или не стремился быстрее изучить свою специальность, «совет годков» присуждал наказать его «банками». С нерадивого матроса снималась тельняшка, оттягивалась кожа на животе, и ребром ладони по ней наносился удар.
Такая мера воздействия, несомненно, являлась физическим оскорблением воспитуемого и к концу пятидесятых годов стала принимать на флоте повсеместный характер. И чем тупее был матрос-старослужащий, тем чаще у него чесались руки, тем чаще он пытался по делу и без дела отрубить кому-то из «салаг» банки. Алексей помнил, как во время прохождения практики на крейсере «Чкалов» здоровенный матрос из расчета главного калибра бросил ему тонкую ученическую тетрадь и приказным тоном сказал:
– Слушай, студент, вот тебе грамотка, чтобы к утру она была заполнена материалом по прошедшему съезду партии. Алексей был уже второкурсником и знал, как разговаривать с подобными типами.
– Послушай, парниша, первоисточники надо изучать самому, – спокойно ответил он.
– Да как ты, салага, разговариваешь с годулей, – взорвался тот. – По банкам соскучился?
– Кому салага, а тебе курсант высшего военно-морского училища – дублер командира отделения, а ты рядовой матрос, – твердо заявил Алексей. Рядом с Алексеем стоял его однокашник Юра Малишевский. Перед поступлением в училище он три года отслужил на эскадренном миноносце и пользовался у матросов крейсера особым уважением. Юра попытался утихомирить амбициозного «годка».
– Слушай, мужик, – обратился он к дюжему комендору, – если тебе нужна помощь, мог бы и попросить. Рындин никогда бы не отказал.
Этот разговор происходил в матросской столовой. Бачковые собирали со столов посуду. Большинство матросов и курсантов ушли на перекур, а некурящие просто ждали, когда столы освободятся, чтобы готовиться к политзанятиям.
– Слишком много чести для салаги,– наливаясь кровью, заорал комендор. Вдруг он схватил Алексея, опрокинул его на стол, задрал подол робы, огромной лапищей схватил его за живот, оттянул шкуру и со всей силы рубанул ребром ладони.
– Впредь не будешь пререкаться с годками, – удовлетворенно сказал он, остывая.
Вскрикнув от нестерпимой боли, Алексей, как кошка, спрыгнул со стола. Под руку ему попался тяжелый алюминиевый бачок, который не успели убрать. Не помня себя от обиды, он со всей силы опустил бачок на череп «годка». Комендор охнул и вдруг, как мешок, свалился на палубу.
В тот раз Алексею повезло. Ни офицеров, ни мичманов в столовой не было. Курсантов, которые участвовали в драке со своими сослуживцами, обычно отчисляли из училища. Комендор вскоре очнулся. С матросами и старшинами Юра Малишевский провел соответствующую работу, и они признали, что Гена, так звали комендора, не прав.
Среди офицерского состава и сверхсрочников никакой годковщины не существовало. После окончания Великой Отечественной войны в армии и на флоте был очень силен дух военного братства и строжайшего соблюдения воинской присяги и уставов. Особенно почитался принцип единоначалия. Приказ любого начальника, даже временного, считался законом.
После ухода маршала Советского Союза Г.К. Жукова с поста министра обороны ВС СССР этот принцип ещё долго оставался в действии, но устои дисциплины постепенно расшатывались. С приходом к власти Л.И. Брежнева этот принцип был значительно потеснен в пользу партийно-политической работы.
В армию и на флот стали призываться бывшие заключенные. Они стали внедрять тюремные принципы общения в воинские коллективы. На смену уставным отношениям между воинами срочной службы в некоторых воинских коллективах пришли законы зоны. При этом и в армии и на флоте буйным цветом зацвела «годковщина». Суть её заключалась в том, что нерадивые матросы срочной службы, готовящиеся уходить в запас, заставляли молодых матросов обслуживать их прихоти, работать за них, отдавать им лучшее из пищевого довольствия и всё, что им присылали родители, включая и деньги. Они не сумели стать старшинами и пытались утвердить свое превосходство над «молодыми» любым способом. Всякая непокорность, проявленная молодым матросом, жестоко каралась. Зачастую в их преступные «игры» включались и старшины. На некоторых кораблях и в частях доходило до изуверства.
Так на одном из крейсеров «годки» настолько распоясались, что создали негласный судебный орган, в который входили «судья», «прокурор», «защитник» и «палачи». Матросов, проявивших неисполнительность или непокорность «годкам», судили этим доморощенным судом и приговаривали к денежным штрафам, каторжным работам или лишению на несколько дней горячей пищи.
Для выполнения каторжных работ «осужденных» матросов после окончания рабочего дня загоняли под паёлы (металлический настил нижней палубы) и заставляли всю ночь переливать сточные воды из одного отсека в другой либо открывали цистерну со сточными водами, бросали в неё монетку и заставляли нырять до тех пор, пока тот не отыщет монету. Выдумкам и изуверству «годков» не было предела.
Они не брезговали и прикладыванием раскаленных утюгов на голое тело «молодых» и иглами, которые загоняли под их ногти. Безнаказанность годков порождала всё новые и новые явления. Постепенно под влияние распоясавшихся «годков» попадал и старшинский состав, а на некоторых малых кораблях даже мичманы и офицеры становились послушными исполнителями воли этого сброда.
С первых дней службы на флоте Алексей был яростным противником неуставных отношений и жестоко карал любое проявление «годковщины» на кораблях, которыми он командовал. Флотское начальство прекрасно знало об этом. Довольно часто ему под разными предлогами подбрасывали злостных «годуль».
С любителями неуставных отношений Алексей беседовал лично и предупреждал о том, что его ждет трибунал в случае малейшей попытки внедрения годковщины на новом месте службы. «Три года над пропастью» называли любители «годковщины» службу на кораблях, которыми приходилось командовать Рындину.