ТРАНСИЛЬВАНСКИЙ КАРДИНАЛ.
Хорошо на кладбище бабьим летом! Это не палящий летний зной, когда некуда скрыться от убийственного солнца, которое в традиционной чёрной одежде ощущается ещё убийственней. Это не безумный зимний холод, гроза похоронных работников, чья участь – рыть могилы. Не февральские буйные ветра, не слякоть, не гололёд, не ливень. В общем, повезло с погодой.
Да и со временем повезло. Умерла Инна в пятницу, а похороны в воскресенье. Почти без ущерба для работы, а то отпрашивайся, выдумывай причины. Шеф ведь уверен, что руководит не взрослыми людьми, а детским садом, где для того, чтоб не прийти на работу, недостаточно заявления за свой счёт, а обязательны подробности: куда, зачем, с кем. Следующий этап – обязательный курс лекций на тему: «нужно делать не так». Мол, зачем идти к врачу в этот центр, там одни шарлатаны; ремонт зять должен сделать сам; свадьба племянника – дело, конечно, молодое, но зачем в таком дорогом месте; когда вы уже перестанете сажать эту картошку, давно доказано, что это не выгодно, и тому подобное. А уж когда можно коснуться чьей-то личной жизни! Игорь так и представил доберманский постав ушей Павла Викторовича, когда он услышит о похоронах какой-то женщины, нет, не родственницы.
Нет, если и понадобится посетить могилу в понедельник, он скажет, что нужно ребёнка на обследование везти. Но в понедельник пускай её семья собирается, нечего там болтаться ему, женатому любовнику. Хотя он давно перестал смущаться этой детали, он, вообще, об этом часто забывал.
Нет, это не тот случай, когда суетные мысли в трагический момент свидетельствуют о душевной чёрствости. Скорей, о крайней растерянности, ведь смерть Инны, такая неожиданная, смутила и застопорила буквально всех её знакомых. Тромб оторвался. Как говорится в таких случаях, ни с того, ни с сего.
Разумеется, на кладбище стояли плач и стон. Бабки-соседки, подозрительно оглядываясь на Игоря и его букетище, шептались, что у покойницы руки очень мягкие, как живые, только холодные. Значит, «кого-то ещё должна скоро забрать». И многозначительно косились на старенькую бабушку Инны. Игоря и его цветы - шикарные алые розы, перевязанные траурной лентой, они обсудят после.
Собираясь на кладбище, всегда практичный Игорь приобрёл почему-то не пластмассовые венок или корзину, которые «могут постоять», а именно живые цветы, самые дорогие и яркие, которые были в магазине. Охапку огромных кровавых роз. Сорт «Трансильванский кардинал». Были ли в истории какие-то кардиналы, имеющие отношение к Трансильвании, нам доподлинно неизвестно, но зеленоватый цветок, похожий на хризантему, с названием «Любитель абсента» выдавал широкий кругозор и бурную фантазию продавцов.
Не обошлось и без курьёзов. Начальник отдела, где работала Инна, произнося свою надрывную речь, досадно оговорился. «Проспали мы момент, когда нужно было…» Что там нужно было, так толком никто и не расслышал, так как прозвучало: «Просрали мы момент…» Начальник тут же сконфузился, лицо его стало отлично гармонировать с «Трансильванским кардиналом». Некоторые из присутствующих сконфузились вслед за ним, осознав, что ухмыляются.
За Игорем уже гналось отвратительное горестное отчаяние. Оно рвануло со старта после телефонного звонка Марии, сестры Инны. Взяло разбег, когда он увидел Инну в гробу в комнате, где они дурачились в неглиже перед незанавешенным окном не далее, как в понедельник. Дохнуло ему в затылок, когда всем раздали по свече, и началось отпевание. Ядовито ужалило в глаза, когда нужно было бросать горсть земли в могилу. Оно вот-вот готово было опустить тяжёлые липкие лапищи ему на плечи для долгого омерзительного объятия, но мозг всё ещё вяло противостоял, слабо пытаясь сосредоточиться на чём-то неудобном, будто он, Игорь, что-то сотворил мелкое, но постыдное, незначительное, но неприятное. Именно в связи с похоронами. Что же это? Соболезнования родным он выразил, деньги дал, притом немало, цветы купил.
Через кладбищенскую ограду уверенно просвечивался город. Тут Игорь заприметил на автобусной остановке тощего пацана, одетого по дурацкой моде в укороченные брюки и укороченные же носки. То есть пацану было бы холодно торчать на остановке с голыми ногами и чахнущей розой в руке, если бы он не грелся тем, что, подобно вытянутому ввысь исполинскому пылесосу, буквально втягивал в себя губами белобрысую девчонку. Дополнительное сходство с пылесосом придавал серый шарф-шланг, тянущийся по спине. Затем чахлая роза перекочевала в цепкие лапки к девчонке, и, парочка, обнявшись, весело прошествовала мимо остановки к киоску с пирожками.
И тут до Игоря дошло. Дошло, почему тощий пылесосообразный пацан раздражал его, как молчаливый укор. Та мысль, которая его беспокоила, перемежаясь с горем, была как раз о цветах. Как сказано выше, Игорь был всегда практичен. Нет, не скупым, но деньги на бесполезные вещи никогда не выбрасывал. По ассоциации с чахлой розой, украшающей свидание молодых людей, он вспомнил, что при жизни Инны ни разу не подарил ей ни единого цветка, ни по поводу, ни без.
Кладбищенский букет стал первым.