Котя

Ват Ахантауэт
 
   Танька… Прости меня, Танька, но так уж вышло – я тебя разлюбил. Проснулся сегодня и понял: больше не люблю. Ни на грамм. Твой смех больше не люблю, твой круглый зад не люблю, твой рассольник тоже не люблю, твой халат в ванной, ядовито-бирюзовый, не люблю. А тебе и невдомёк. Перебираешь в примерочной очередные безвкусные платья, примеряешь, разглядываешь себя в зеркале, оценивающе щурясь, и даже не подозреваешь о моих метаморфозах.

   И ведь ладно бы другая, так нет же! Просто, как говорите вы, бабы, помидоры завяли. За одну ночь завяли. Вечером ещё любил, перед сном тискал и сопел тебе в ухо, а на утро – меня как подменили! «Братец» мой тоже тебя не признал, но у нас с ним всегда солидарность была. Куда я, туда и он. Куда он, туда и я. Согласованность и соучастие.

   Эх, матери моей ты нравилась… Говорила, что для тюфяка, которым я являюсь по её мнению, такая бойкая девица – находка. И накормит, и приоденет, и отутюжит, и в ласке не откажет, а вцепится так крепко, что никто другой на такое сомнительное сокровище посягнуть не осмелится. А я и подавно не рыпался. Успокаиваю себя тем, что ты, Танька, не пропадёшь. Сегодня-завтра пристроишься. Мать моя права: бойкая ты и хваткая. Слёзы лить долго не будешь. Вон, сосед твой разведённый с нижнего этажа давно к тебе подкатывает, улыбочками сальными одаривает, комплиментами фонтанирует. Во, к нему и побежишь утешаться. Да и в накладе не останешься. Две квартиры всяко лучше, чем одна.

   Может, твои объятия железные меня придушили? Или твоё слово, что всегда первее моего? Хотя ты всё это как-то красиво оборачивала, грамотно. Не подкопаешься. Глаза на друзей-бездельников мне открыла, на работу неперспективную, сестру мою болтливую отвадила. Поверил я и в то, что у пива дурной вкус, что на сигаретный дым у меня же и аллергия. Да я без претензий! У Христа за пазухой разве могут быть претензии?

   Может, твоё протяжное «Котя, ну коооотя!» меня добило? Сначала умиляло и всё такое, но потом от «Коти» стало передёргивать. Зачем ты со мной сюсюкала, Таньк? Я ж взрослый самостоятельный мужик! Ну раз уж так нравится тебе этот «Котя», я разве против? Но зачем меня кискать на корпоративе, при коллегах? Приходилось глупо лыбиться и разглядывать шнурки на ботинках.

   Когда тебе сказать-то, что разлюбил? Меня сейчас распирает! Прям приспичило! Зачем откладывать? Нахваливать твои покупки, обречённо тащиться к кассе, чтобы потом сесть в машину, приехать к тебе, драматично закурить на кухне и сказать: «Нам надо поговорить». Это в фильмах твоих розово-сопливых так делается, а жизнь, она бежит, и ни к чему рассусоливать. Вот в любви признаться – да! Это надо как следует обставить! А расстаться можно и на перекрёстке. Зачем разводить трагизм сигаретой в дрожащей руке и заламыванием рук? Вот сейчас открою шторку, просунусь к тебе в кабинку и, как на духу, признаюсь: «Всё, Танька, разлюбил я тебя. Прости-прощай» и откланяюсь. Ты шмоток накупишь, горе бабское подсластишь, Светке своей завистливой позвонишь, вечером напьётесь, а завтра уже и имя моё не вспомнишь. О как! И никаких декораций с молчанием в остановившейся машине, усыпляющего стука «дворников», размазанной туши под глазами и виноватых вздохов. На хер это всё! Будь проще, как говорится. Так что…

   Шторка отодвинулась, девушка в красном обтягивающем платье выглянула из примерочной и обратилась к сидящему на пуфике молодому мужчине:

 - Коооть! Посмотри, мне идёт? Не полнит? Не сборит на талии, а?

   Улетевший в неведомые дали раздумий, мужчина вскочил с пуфика, вытянулся струной и проблеял:

 - Заглядение, кисунь! Ты обворожительна!

 - Правда? – зарделась девушка. – Тогда возьми эти пять, они мне не подошли, и передай девушке, чтоб повесила на место. Сейчас переоденусь и пойдём выбирать тебе свитер.

 - Как скажешь, котёнок.

   Мужчина покорно сграбастал ворох нарядов и поволок к стойке продавца-консультанта. «Это не подошло?» - мрачно кивнул в ответ. Отдал девушке одежду и двинулся в сторону кассы. На полпути замешкался, засуетился. Вернулся назад и обратился к консультанту у примерочной:

 - Девушка! Сейчас из кабинки выйдет дама с красным платьем на вешалке. Будьте любезны, передайте ей, что я её больше не люблю. – выпалил на одном дыхании мужчина и припустил к выходу из магазина.

   «Главная по примерочным» вылупила глаза и заверещала:

 - Охрана! Девочки! Задержите мужчину!

   Полусонные продавщицы встревожились и заметались по залу. Мужчина продирался через стеллажи с сумками-кошельками, сбивая губастых манекенов. Натыкался на вешалки с новой коллекцией, ударялся об углы обувных полок.

 - Гена! – кричала консультант флегматичному шарообразному охраннику. – Не выпускай его! Девочки, окружайте его! Это же ХОЛОСТЯК!

   Товарки горластой продавщицы хором ахнули и с криком «Он мой!», потирая руки, обступали мужчину. Он пятился спиной к выходу, пока не натолкнулся на что-то большое и несокрушимое.

 - Беги, мужик, спасайся! Я их задержу! – шепнул Гена и подтолкнул беглеца к выходу. И мужик побежал. Вдогонку ему неслись неистовые женские вопли, прерывающиеся гулким Гениным басом: «Да уймитесь вы, гиены!»

   Мужчина летел смерчем между бутиков и искусственных деревьев в кадках. Летел навстречу долгожданной свободе, навстречу пиву, друзьям и гулянкам. Он хохотал в голос, беззастенчиво и исступлённо, радуясь своей смелой выходке. Сначала он не заметил, как к нему, бегущему, стали присоединяться другие мужчины, потом ещё и ещё. Обручальные кольца летели в сторону и дружным звоном оглашали здание. Добрая сотня горланящих мужчин с безумными от счастья глазами наперегонки мчалась к выходу…