Наташка родилась на стыке двух миров. Социализм умирал, корчась в муках, но, так и не обретя человеческого лица, а капитализм с не внятным человеческим лицом только маячил на горизонте. Подрастала она уже во время полных свобод и расставаний с иллюзиями. Из истории своей семьи она знала, что до этого было советское время. О нём она знала обрывочно и противоречиво. Это был рай на земле. Так считала её мама, которая во времена оные исполняла обязанности заместителя горисполкома.
Бабушка, мамина мама, считала, что это время было сущим адом, бесовскими игрищами. В это время она провожала в ГУЛАГ своих друзей и близких. Одного за другим. И она плевала в сытые рожи социалистического правительства. Получалась, что плевала в телевизор. А где она ещё могла их видеть, рожи эти? По улицам они не ходили и в трамваях не ездили.
У папы было третье мнение. Всё сгубила эмансипация. Феминисток вешать на фонарных столбах, а коммунисты и капиталисты уж сами между собой разберутся. И пусть горит всё синим пламенем!
Папа у Наташи был геологом, их тех, кто и в снег, и в ветер. Фанатично преданный своему делу романтик. Дома его не было месяцами. Приезжал ненадолго. Привозил смешные командировочные, через недели две опять тревожное сердце звало его в поход.
Сначала мама пыталась притереться к его принципам: работа, романтика, друзья и костёр в ночи. Но скоро поняла, что вся эта жертвенность во имя сокрытых недр земли – просто антураж его пассивности в быту и трусости взять на себя ответственность за семью. Надоели семья, жена и тёща, и он прикрывается работой. Прятался за маской работоголика. Уезжал за туманом, а на её плечи сбрасывал весь тягостный воз жизни.
Со временем папины геологические искания маме надоели, и она с ним развелась. А женщина она была очень интересная. Тогда ещё при должности, хорошем окладе и тщательной природной ухоженности. Мама в жизни не была ни у маникюрши, ни у педикюрши. Где находится косметический салон, знать не знала. Но при всём при том, у неё были ногти на руках необычайной длины и выпуклости. Розовые детские пяточки умиляли. А лицо? Лицо было как у Барби, только лучше.
Теперь, почти одновременно лишившись мужа и должности, мама решила развернуть судьбу лицом к себе.
Она спешила наверстать упущенное, проведя семнадцать лет в Пенелопах. У неё было чувство, что половину своей жизни она прожила в королевстве кривых зеркал. И она начала жизнь развесёлую, по принципу: лучше пусть утром будет стыдно, чем вечером скучно!
Папа приезжал редко. Денег маме в руки не давал. Только бабушке или самой Наташке. Иногда привозил подарки.
Но мама всё же, была мама. Она холила и баловала Наташу. Одевала со вкусом, ни в чём не отказывая. И одновременно, мама искала свою судьбу. В тридцать шесть лет ещё есть надежда отхватить у судьбы свой кусок пирога.
Выйти удачно замуж, и не изнурять себя непосильным трудом, убирая чужие роскошные квартиры. Это после всего того, что было при советах! Должность, машина, почёт и уважение. И кому теперь нужен её институт марксизма- ленинизма? Вот и три теперь чужие унитазы! Теперь она не Вера Павловна, а Верочка. Умилительно – уничижительно – Верочка.
Работа была тяжёлая, но приносила хороший доход в семью, плюс питание. Мама убирала большой уютный дом богатой семьи. Семья состояла из трёх человек, обрусевших шведов. Главный человек в доме – вздорная, полусумасшедшая бабка, через которую в семью прибежали первые серьёзные деньги. За ней по статусу шла дочь- Каролина, которая серьёзные деньги умножила так, что они стали уже чрезвычайными. Замыкал семейный круг муж Каролины – Ульрих. Шофёр, садовник, сантехник и прогульщик трёх симпатичных колли.
К маме семья относилась сначала настороженно, потом раздражённо, а через год приняла со всеми мамиными завихрениями и не простым характером. Замечаний мама не терпела. Разговаривала категорическим тоном, а замечания делать любила сама. Сказывалось не далёкое номенклатурное прошлое. Но хозяйкой была изумительной. Быстрая, чистоплотная и честная.
О своих богатых работодателях Верочка часто рассказывала Наташе, особенно о вздорной старухе, которую «хорошо оставил муж». Там, в далёкой Швеции, откуда прибыла бабка, он почил в бозе, оставив после себя солидный капитал. И мама горячо завидовала, гремя на кухне кастрюлями. Рассказывая о сумасшедшей бабке, которая, овдовев, неплохо пристроена, мама заводилась и потом, уже уронив усталые натруженные руки вдоль тела, повторяла:
– Он хорошо её оставил!
Это означало, что покойный муж бабки был порядочным человеком, и вдова не познала нужды, а даже очень - напротив. И процветает, потеряв мужа, о котором теперь вспоминает легко, светло и редко.
Когда работодатели допекали так, что становилось «по горлышко», Вера включала хабалку. Исполнялось это ею безукоризненно, с точки зрения знатока театрального искусства:
– Да имела я вас всех в виду! Да в гробу я всех вас видела с вашими галерами! Да меня любая приличная фирма с распростёртыми объятьями… – орала она, стоя у мойки. В заключении, бросала в мойку чашку, блюдце, ложечку - всё разом. Ложка звенела, чашка разбивалась на мелкие осколки, брызги остатков кофе или чая разлетались во все стороны, а она удалялась, шваркнув дверью, на свою территорию. Бенефис окончен. Занавес.
На кухне в недоумении оставались хозяева. Они недолго рассуждали о произошедшем в стиле:
– Что вы хотите? Эти русские! – и в таком духе. Потом шли мириться с непредсказуемой русской, потому что она ещё и дура, каких поикать! На ней паши и паши, только по холке не забывай поглаживать.
Месяц- полтора, после бурного примирения, у них была идиллия, а потом всё шло по новому кругу. И так - целых пять лет, пока не умер муж Каролины, который садовник, сантехник, псарь и прислуга за всё. И Каролина с бабкой поехали баюкать своё горе на Гоа, на неопределённый срок. Вера с полными карманами отпускных, вернулась домой.
Решено было свозить ребёнка - Наташку, на юг перед решающим выпускным классом. К югу решили рвануть в компании маминой подруги - тёти Иры, которая тоже была молода, разведена, и тоже жаждала устроить свою судьбу.
Тётя Ира растила дочь Светлану, служила в театре, играла горбатых старух и вредных эпизодических тёток, но в отличие от Веры, Наташкиной мамы, не просто хотела замуж! Она хотела замуж по любви, что при её низкой самооценке и глупом поведении, было очень проблематично.
Всё это дополнялось внешностью. Широкое полотно лица. И на этом полотне два маленьких карих глаза. Ну, очень далеко друг от друга. Там же маленький носик и крохотный тонкогубый рот. И всё это великолепие венчал звонкий русалочий смех. Бывший муж так и называл её: Мальвина Будкина.
С ней, вообще, происходили невероятные, унизительные истории. Сначала от Тёти Иры отвернулся законный муж.
Либидо в нём просыпалось редко и всегда не вовремя. Всю ночь он мог равнодушно проспать рядом с женой, не простирая к ней алчущую длань, а утром… Но не тогда, когда рассвет коснётся трепетных ресниц любимой, осветит розой желанные губы. А тогда, когда жена уже собралась на свою творческую работу, нанесла макияж и стояла в сапогах, берете, пальто и с сумочкой, взявшись за ручку двери. В этот момент муж обрушивался на неё камнепадом. Это была не страсть и, конечно, не любовь. Это была грязная похоть. Всё озвучивалось всегда одинаково:
– Иди сюда, я сейчас тебя умножу!
И так умножал он её, умножал, а потом стал ещё и суммировать с просмотром фильмов порнографического свойства. Это ранило и выхолащивало чувства. Постепенно секс начал сходить на нет. Муж всё чаще посматривал в сторону порносайта в одиночестве.
Ирина порой лежала без сна в постели и думала, думала, думала… Анализировала. И пришла к выводу, что муж лучше всего себя чувствует в компании с собственной ладошкой. Открытие было не из приятных. Но развелись они даже не по этому поводу. Просто он уехал на заработки в Финляндию, и через полгода прислал документы на развод.
Искать спутника жизни в артистической среде – это дохлый, бесперспективный номер. Но существовали театральные тусовки, вечера встреч, юбилеи, где мог совершенно случайно оказаться серьёзный претендент. В качестве гостя, конечно! К счастью было много тропинок.
На одном из таких юбилеев Ирина прошла через ещё одно горнило женского унижения. Она была приглашена на юбилей актрисы из их труппы в ресторан. Настроение было отличное, Ирина кокетничала, хохотала, была в ударе. Но со стороны себя не видела.
А со стороны нет более печального зрелища, чем некрасивая, полностью лишённая обаяния женщина хорошо за тридцать, корчащая из себя маленькую избалованную девочку. А на самом деле она - настоящая мальбезе. То есть, сексуально заброшенная женщина. К тому же - совершенно не пьющая.
И вот эта мальбезе попадает в развесёлую компанию, где всё хмельные и расхлябанные. И за одним из столиков она замечает интересного мужчину, трезвого, как скальпель. Мужчина пьёт минеральную воду и щёлкает орешки. Он интересен и аккуратно пострижен. И он прошёлся по ней взглядом. И всё! То есть - мечта долгих одиноких ночей.
Мужчина остановил на ней взгляд. Ирина приготовилась к старту. Но… Иногда случается такое. Мазнёт тебя в толпе или в большой компании любопытным взглядом человек и тут же отведёт от твоего лица свой заинтересованный взгляд. Навсегда отведёт и больше не возвращается к твоему лицу. Ну, не царапнуло, не зацепило! И самооценка падает «стремительным домкратом». Становится обидно и неуютно. И ты уже ловишь себя на том, что просто ищешь этот взгляд. Унизительно. Но ничего с собой сделать уже не можешь. Так и на этот раз случилось. И так грустно, что опять тебя забраковали.
Но к концу вечера взгляд вернулся. Народ в зале был в основном хмельной, а мужчина, видимо, тоже был сторонником трезвого образа жизни. Тут они с Ириной совпали. Совпали, и мужчина пригласил Ирину к себе. Познакомиться поближе и поговорить в спокойной интимной обстановке.
В гости поехали на трамвае. От остановки прошли метров пятьсот, не больше, зашли в подъезд, поднялись на четвёртый этаж. Игорь - так звался знакомец из мечты, открыл сложный замок. Ирина вошла и ахнула. Квартира была не просто просторной. Квартира была огромной.
Навстречу им протрусил по паркету пёс сказочной величины. Степенно подошёл к Ирке и боднул её в грудь.
– Понравилась! Тебе понравилась, девочка, Марио? – Спросил Игорь.
Они прошли в комнату, хозяин быстро сервировал маленький столик на колёсиках. Шампанское, фрукты, сласти. Непьющая Ирина даже обрадовалась шампанскому. Её сковала какая-то неловкость, перемешанная с детским страхом. Псина была громадная.
– Угощайся! Я сейчас! – Бросил Игорь и исчез. В комнате остались Ирина и пёс.
У Ирины похолодела спина. Марио на неё смотрел, не мигая. Ира боялась пошевелиться. Минут десять прошло в немом оцепенении. И тут в комнату на роликах, в сомбреро въехал стремительный и совершенно голый Игорь. Въехал и предложил Ирине покатать его по огромному коридору, держась за его восставший руль.
Ирина хотела возмутиться, дать пощёчину, бежать, наконец! Но Марио оскалил клыки. И несчастная прокатала этого, в сомбреро, до самых петухов. С перерывами на мытьё рук после каждой удачной ездки, и глоток шампанского.
До дома добралась пешком, долго не могла попасть ключом в дверной замок. Повалилась на постель и прорыдала до вечера. Почему? Ну, почему на её пути только извращенцы? Карма что ли у неё такая? Где они, порядочные и здоровые мужчины? Где?
Позвонила Вере. Та пригласила поехать отдохнуть с девчонками на юг, в самую что ни на есть, Турцию. Шик! Ирина решила ехать, оздоровить всю зиму прокашлявшего ребёнка. С Веркой будет весело! С ней скучно не бывает никогда! А что выпить любит, и мужчины возле неё вьются – так это даже и хорошо. Может, что и к её, Иркиному берегу прибьёт стоящее? Девчонки погодки. Им тоже скучно не будет.
Отдыхали весело и скандально. Турция страна гостеприимная. А мужчины в Турции исключительно настойчиво тянутся к женскому полу. Успех имели все: и весёлая раскрепощённая Вера, и совсем юные Наташка и Света, и даже некрасивая Ирка. Но успех успеху рознь! И если Вера прогремела в курортном обществе, то Ирка лишь слегка прошелестела. Ей оставалось довольствоваться тем, что отбраковывала и отбрасывала подруга. Зависть хватала за горло. Табу на алкоголь растворилось в знойном воздухе Кемера. Между подругами вспыхивали ссоры. Часто по вечерам, когда они уже выпили не сказать, чтобы мало, Ирка принималась Веру журить:
– Как не стыдно? Пьёшь, с мужиками спишь! Ты что без них жить не можешь?
– А как это – жить без мужчин?– Беспомощно моргала Верка.
– Ну, много же интересного вокруг, помимо мужиков! Живи, учись, путешествуй, самосовершенствуйся! Ну, пусть будут в твоей жизни мужчины. Но они не главное! Понимаешь?
– Ну, а что же? Что же тогда главное? – недоумевала Вера.
– Неужели тебе не стыдно? Мне, например, было бы стыдно на твоём месте! – Кричала в гневе Ирка.
Тогда начинала закипать Вера. Закипать и грубить. Она поднимала свою красивую хмельную голову и, улыбаясь, невинно роняла:
– И я бы не смогла, Ирочка! На твоём месте точно не смогла бы! А на своём очень даже могу!
Поскольку они занимали один номер на двоих (второй занимали девочки), Вера часто просила по вечерам, а то и ночью, чтобы Ирочка прогулялась по взморью и полюбовалась ночными красотами прибрежной полосы. Ирочка вздыхала и уходила слоняться по берегу.
Вот в одно из таких слоняний аллах послал Ирке красивого мужчину. Почти юношу. История стара как мир, но Ирка купилась на сладкий голос и шелест волн. На пустом пляже, они целовались и скрипели песком до рассвета.
Продолжения у этого романа, конечно, не было никакого. Ирка высматривала своего Ахмета, или что-то похожее, все оставшиеся дни. Но он не появился, чтобы снова попросить Ирочку родить ему сына. Это у них фишка такая, у турков. Как ключ от сейфа. То есть они хоть и турки, а очень не дураки! Нашему русскому мужику и в голову не придёт попросить такое. Это же для него всё равно, что в плен сдаться добровольно. А он же жениться не собирается. Да и турок не собирается! Но как обставляет дело!
Домой возвращались грустные. Никто не нашёл счастья на берегах Средиземноморья. Никто не привёз себе мужа. Даже красивая Вера не привезла. Зато Ирка беременность, замешанную на турецком песке, привезла. То есть, при дочери на выданье мамка принесла в подолЕ. Как, где, когда – ясно. А вот, что делать?
Да и что тут поделаешь? Хватились поздно. Значит, Ирке суждено было родить турку сына… или дочь. Турку, про которого знали только, что зовут его Ахмет, или что-то похожее. Ирка билась в панике и истерике.
Посовещавшись, решили обратиться к третьей из подруг, Татьяне. Она была неплохим терапевтом, и связей был полон короб. Решили делать аборт на большом сроке. Интернационал интернационалом, но всё же…
Позвонили подруге, а она уже на пути к ним со своей бедой. Татьяна тряслась в троллейбусе и перебирала в уме обиды, как бы салат шинковала. Салат получался кисло-горький. Из слов и упрёков собственного сына и сватьи.
Она сказала:
– Я не желаю с тобой общаться! Ты безнравственная женщина! Живёшь, как перекати - поле. Тебя постоянно кружит куда - то мимо. Мимо семьи, мимо детей! А если на какое-то смешное недолгое время ветра злых перемен задувают тебя в семью, то только для того, чтобы внести хаос и смятение в души близких тебе людей, напитаться их сочувствием и снова откатиться на поиски личного счастья. Посмотри на себя! Ты же не настоящая! Ты вся - ожидание! Ты в постоянной готовности снова и снова строить свою личную жизнь. Потом опять ломать и снова строить. На детей и на родных тебе плевать! Уходи из нашей жизни. После тебя, как после ядерного взрыва. Ничего живого. Уходи!
И кто бы это говорил? Противноватая старуха, которой она, Татьяна почему-то - «ты». Татьяна считала, что к местоимению «ты» надо относиться крайне осторожно. Трепетно даже. «Ты» - это доверие и родственность душ. Любовь и дружба. Симпатия, понимание. Всё это - «ты».
Но, оказывается, есть ещё и другое «ты». Это презрение, оскорбление и большая нелюбовь. Сватьино «ты» было, вообще, из разряда: «Ты кто такая? Я тебя в упор не вижу, и пшла вон!»
Когда Татьяна женила своего сыночка на их необыкновенной доченьке, она и думать не могла, что буквально через месяц после свадьбы детей, сваты попытаются её, тридцатисемилетнюю молодуху, скрутить в бараний рог и ввести в статус приживалки и прислуги за всё.
Неприятности посыпались, как подарки из новогоднего мешка Деда Мороза. Сначала сваты решили отдать бОльшую, светлую комнату с лоджией детям, а Таню переселить в маленькую десятиметровую, без балкона. Квартира была Танина и больше ничья. Но за реконгсценировку взялись именно чужие и неприятные ей люди – сваты!
Тогда Таня уступила. От этой уступки в душе произрастало благородство. Она не то, чтобы ждала восхищения и поклонения, но очень надеялась на улучшение отношений с сыном. После свадьбы он был холоден и неприступен, как сфинкс.
Она навела уют в маленькой комнате, располовинила мебель, причём, лучшую её часть оставила детям. Втиснула в крошечную секцию телевизор и зажила спокойной, скучноватой жизнью одинокой, не самой молодой, женщины.
Но дети скоро привыкли к тому, что двухкомнатная квартира в полном их распоряжении. Молодая свекровь работала, дверь в комнату, уходя на работу, не закрывала. Приходила поздно, короче, почти не мешала.
Но она, же была ещё жива! Принимала по выходным подруг, пользовалась ванной и даже что-то готовила на кухне, напевая. Это уже было дерзостью неслыханной, и сын решил поговорить с матерью, и как-то пресечь её посиделки в кругу подруг и громыхание кастрюлями на кухне. Тебе даден угол, там и сиди. Тихо. И никакой маневренности!
Разговор окончился скандалом. Сын отвесил маме горячую оплеуху, а невестка выбросила в окно её сигареты. Чтобы та не отравляла воздух в квартире, где живёт молодая и может быть даже, беременная женщина! Выбросив в окно сигареты свекрови и зажигалку, невестка нервно закурила и сделала предупреждение (пока устное), что так будет с каждым, кто покусится на её здоровье и на спокойствие семьи.
Тогда Таня впервые ушла из дому. Решила пожить у подруги. У Ирки. Но она понимала, что даже у самой лучшей подруги невозможно жить вечно. Там тоже семья. Дочь, работа. И Таня вернулась, разочаровав тем самым родных ещё горше. Без неё был рай, а теперь вернулась, и опять будет бухать дверями, топать ногами и пользоваться ванной.
Самым обидным и трагическим в этой ситуации был сын. Ведь они так любили друг друга когда-то! Таня растила его одна. Со всеми положенными трудностями одинокой женщины с ребёнком. Любящий муж растаял на просторах бывшего союза сразу же после развода. Ни про какие алименты и поиски бывшего Таня даже и не думала. Она работала. Патронировала здоровье детей в школе.
С сыном сидела Танина мама. Сыночку не исполнилось ещё двух лет, когда Танина красивая мама умерла от инсульта, и они с сыном осиротели. Хилое благополучие не просто покинуло дом, а бежало из него, сломя голову. Надо было пристраивать ребёнка в садик. Ни в какой, даже мифической очереди на садик Таня не стояла. У неё была мама, которая не только совершенно не планировала умирать, но и никогда серьёзно не болела.
Через подругу - Веру, Тане удалось записаться на приём к влиятельному чиновнику, почти министру. Она бросилась на аудиенцию с решимостью раненой тигрицы. В огромном кабинете сидел совсем ещё молодой, крупный, приятный во всех отношениях мужчина. Лицо имел одухотворённое и энергичное. Смотрел на Таню доброжелательно и заинтересованно.
Она изложила ему свои грустные обстоятельства. Он включил на стене (о, чудо!) электронную карту района и предложил Тане на выбор садик, ближайший к её дому. Жестом пригласил её к карте.
Она почувствовала, что этот огромный мужик взволнован ею. Её красота не прошла мимо его взгляда. Она может, если захочет, пробить броню его должностного фрака. Таня прошла к нему и встала почти вплотную. Несколько секунд ввинчивала взгляд в его лицо, потом тихо опустилась на подлокотник его кресла. Тяжёлая рука опустилась на её спину и мягко клонила всё Танино тело вниз, к подножью кресла…
Ребёнок посещал детский садик в соседнем дворе, в этом же садике с лёгкой руки приятного мужчины, Танечка заглядывала в горлышки малышам. С сыном практически не расставалась. А по субботам приходил её почти министр. Они обедали, смотрели телевизор, укладывали спать Таниного малыша. Потом красавец садился в кресло, а на подлокотнике пристраивалась Таня. Всемогущий гость никогда не оставался ночевать - дома ждала его крепкая нерушимая семья. И ровно в десять вечера он возвращался в лоно этой семьи. Счастливый и облегчённый.
На втором году отношений Таня стала крепко комплексовать. Получалось, что она, как женщина получила полный разгром. И Таня срочно вышла замуж за того, кто позвал. Наперёд не задумывая.
Новоиспечённый муж перевёз Таню с сыном к себе в большую и очень засранную квартиру в центре. Деньги у мужа водились, но как-то фрагментами. Он был просто-напросто - офеня. Мотался, продавал, покупал. Он не был жадным, а был каким-то необязательным, что ли. Поел, полюбил, а там - хоть трава не расти. И когда надо было решить какой-нибудь хозяйственный вопрос, муж делал жест рукой, обозначающий: « Ах, оставьте меня в покое все!»
Муж оказался лентяем и прожектёром. Никчемушником оказался муж. Он постоянно ломал в доме хорошие новые вещи, долго их уродовал, типа - чинил. А потом, с упорностью и жестокостью кентавра, учил Таню пользоваться этими новоиспечёнными вещами - инвалидами.
Вдобавок, периодически муж уходил в космическую параллель и сразу трансформировался в Стёпу Лиходеева. В такие скорбные моменты он яростно охранял своё самосознание, и этот его запойный раздрай длился неделями. За время запоя муж превращался в полнейшего «абырвалга».
Таня физически не могла жить в грязи и заброшенности. Полгода длился ремонт большой трёхкомнатной квартиры. Её же квартира была сдана в наём. К тому времени, когда последний гвоздь был забит в стену обновлённого жилища, муж с его: « Ах, оставьте меня в покое все!» сидел у Тани в печёнках.
Подруги, которые считали, что ей несказанно повезло с замужеством, никак не могли взять в толк, как мог случиться такой пердикюль! Она бросает мужа, «этого святого человека со всеми удобствами» и переезжает с сыном назад, в свою маленькую квартирку.
Но Таня ушла от мужа, из отремонтированной ею, Таней, квартиры, и приступила к ремонту своего, загаженного временными необязательными людьми, гнёздышка. Думала, что похоронила в себе мечты о счастливой семейной жизни. Пока занималась устройством быта, она была абсолютно счастлива. Всё встало на свои места. Дом, в соседнем дворе садик и работа.
Вот тут-то и пошла полоса разгула и некоторых больных падений. Но об этом сейчас Таня думать не хотела. Она едет к подругам. Они давно не виделись. Много чего накопилось на душе. Вот они сейчас сядут с Верой и с Иркой, обо всём спокойно поговорят. Обе - большие умницы. Всегда что-нибудь присоветуют. С ними весело и легко.
Подходя к дому подруги, Таня глянула контрольно в маленькое зеркальце. Удивительно, но возраст шёл ей. Он не глумился над ней, а как бы заигрывал, даря маленькие украшения. Округлил острые девичьи локотки, налил томной тяжестью грудь. Возраст слегка подсушил запястья и лодыжки, припудрил ранним инеем волосы, но не посмел осесть скорбным вдовьим горбиком на затылке. А лицо? Лицо у неё всегда было прехорошенькое. Таким и осталось. Маленький носик, сочные губы и слегка раскосые карие глаза. Жизнь продолжалась! И тридцать семь - это не сто!
Дверь Ирка открыла так быстро, как будто просидела у порога и прождала Татьяну всю жизнь. Эти женщины нужны были друг другу как воздух, но отношения между ними были сложные. Одна - красивая, но непутёвая, а вторая не красивая, но умная, очень умная! Красоту, не освящённую интеллектом, правильная Ирка отказывалась воспринимать вообще. А Таня сама себе стала папой Карло. Выстругивала и полировала свой характер. Научилась не раззванивать о своих неприятностях и любовных фиаско. По ночам от тоски вгрызалась в подушку, но, никому - ни слова.
Так и шло. Со временем Таня умнела, но у подруги от этого красоты не прибавлялось, и она накипала раздражением. На пике этого раздражения подруги отчаянно ссорились и расставались навсегда. Через пару недель бурно мирились до следующего сброса отрицательной энергии.
Как она соскучилась, Таня поняла только, когда подруга открыла ей дверь. Её некрасивая, верная подруга стояла и обнимала её своей улыбкой. Да! Красоты в ней за время отдыха в экзотической стране не прибавилось.
На аккуратную фигурку было налеплено большое мужское грубое лицо, как недоделанная балясина. Всё нелепо, никакой чёткости. Чурка, она и есть чурка! Загорелая чурка. Почти обугленная. За то, Верка была полной красавицей с выгоревшими прядками тёмных волос.
Ирка поведала Тане о своей беде. Открыла бутылку шампанского, что очень удивило Таню. Реакция же Верки на шампанское была спокойной. «Странно». – подумала Таня. Верка -то, тоже знала, что её подруга трезвенница, можно сказать, наследственная.
В рафинированной интеллигентной семье Ирки была, хранимая поколениями стыдная тайна. Её прадед по материнской линии был запойным пьяницей. Во хмелю делался не управляем и жесток. В запой входил плавно, торжественно и легко.
Бродил по деревне, играл на гармошке, осваивал чужие сеновалы. Гульба продолжалась недели две- три. Но выходил из запоя болезненно и жестоко. С опухшим, совершенно опрокинутым лицом гонялся с топором за прабабкой. Его с трудом винтили местные мужики и отправляли, скрутив ему руки за спиной в «холодную». Там он выл и метался больше суток. Ну а потом возвращался к бабке. Причём, не опустив очи долу, а с видом попранной добродетели.
Ходил со значительным и оскорблённым ледяным взором. Это продолжалось около недели. Потом он снисходил прилечь на брачное ложе, к бабке. Жизнь постепенно вступала в берега. Но ненадолго. Очередной запой уже нетерпеливо перебирал ногами у порога.
Страх и презрение к алкоголю гены разогнали по организмам всех прадедовых отпрысков. В семье пьяниц не жаловали и боялись. Их партийно - диссидентская семья была дружной и хлебосольной, но с любителями выпить сверх меры вели себя осторожно.
Таня обещала Ирке, что сделает всё возможное. В понедельник положит её в отделение к своей приятельнице, и если дело не будет отдавать криминалом и, к тому же будут особые показания к прерыванию беременности, то она поможет, чем может, но не в обход закона! Тут уж, извините.
Ирка была разочарована и напугана. Страх погнал её к холодильнику за добавкой горючего. Но тут вмешалась Вера:
– Ты совсем сбрендила что ли? У тебя две реплики вечером. А ты заводишься! Успеешь ещё!
В театр поехали втроём. Забежали в маленькую гримёрку. Она у Ирки была на двоих с их общей бедовой подружкой - Машкой. Машка была в свежем разводе, но уже собиралась замуж. В который раз, никто точно не знал.
Последний брак прозвучал совершенно скандальным аккордом. Мужем и супружеской верностью Маша зомбирована не была никогда и ни в коем случае, но на этот раз ситуация обрисовалась печально- комедийная: « вдруг из МаНиной из спальни»… Вышел большой и не симпатичный скандал. Но Машка не унывала.
– Ой! Как хорошо, что девчонки пришли! Звонил Виталик! У них сегодня прогон! Так что «водка жрать, земля валяться» не будем. Сделаем то же самое, но на халяву и после встречи с прекрасным!
– Так вы же разошлись с такой помпой, Машка! Он, что после всего звонит тебе?
– Брось говорить глупости! Кто старое помянёт, тому глаз вон!
– А кто забудет, тому - оба! – засмеялась Танечка.
Ей безумно нравилась эта способность подруги перетекать из страсти в дружбу. Была в ней эта замечательная особенность. При всех своих любовных крахах, никогда она не носила бумажной короны брошенной любовницы или жены.
Никогда ни про кого, ни одного плохого слова. Да было, я сглупила, упустила хорошего человека. Он умница, прелесть. И до такой степени, что эти её слова считались самой блестящей рекомендацией. Типа: так с ним же Машка жила, она говорит, что мужик-то умница, просто клад! И всё. Как говорится: «Подать сюда Тяпкина-Ляпкина!»
Все бывшие спутники её такой изломанной и сложной личной жизни плавно переходили в разряд друзей. Друзьями становились настоящими, с трепетом душевных и полных взаимной симпатии отношений. После разрыва дружба крепла день ото дня, становилась настолько звенящей в своей нежности, что некоторые бывшие предлагали восстановить отношения, искренне желая вернуться к былому и где-то там недоумевая, как они упустить-то могли такую необыкновенную женщину!
Но она на это не велась: ни на новые посулы, ни на страстные призывы. Те, кто был поумнее, понимали безосновательность своих запоздалых сожалений, и оставались просто в друзьях, непокорные же и настырные как-то сами по себе растворялись в её жизненном пространстве, видимо, методом естественного отбора, и исчезали из её жизни навсегда.
Виталий же, ещё находясь в процессе развода, отпустил бороду, которую потом носил до самой своей нелепой кончины. В кругу посвящённых борода звалась просто: « траур по пи@де».
Дождались Иркиных двух реплик: «А я вот так не думаю!» и «Я знаю свои права. Вы мне ответите за всё!»
Со сцены на вас смотрела злобная одинокая и очень неумная женщина. Всё это получалось у Ирки просто блистательно. Совсем не заядлый театрал, Татьяна, моментально за этой фразой увидела женщину, именно такую, каких крепко недолюбливала. Мелочную, злую, глупую и амбициозную. К умной Ирке это не мело никакого отношения. Вот она - сила настоящего искусства!
Машка, вообще, выше всяких похвал! Ногастая, грудастая, похожая на роскошную ворону. Играла великолепно какую-то сердцеедку, каковой на самом деле и являлась. Так что оценить степень Машкиного таланта было трудней. Но красота?!
И помчались к Виталику на прогон. Сидели, затаив дыхание. Действительно, когда гениально, тогда - ГЕНИАЛЬНО!
По обычаю, после настоящего искусства приступили к театральной вечеринке. Было, как всегда весело, шумно и в меру скандально. В самый закат вечера Машка, мотая лохматой своей башкой, выслушивала слёзную исповедь - жалобу Татьяны. Потом контрольно икнула и изрекла:
– Да пошли ты их всех к едрене фене! Мы вот на Бродвей едем всей труппой весной, в мае. Хочешь, я тебя к нам пристрою?
– То есть, как это - пристроишь? – в ответ ей солидарно икнула Татьяна.
– А так и пристрою. Нам врач нужен, который терапевт. С нами и поедешь. Увольняйся из своей богадельни. Поговорим с Виталиком. Он всё устроит. Только надо делать это очень быстро. Наш врач вошёл в штопор. Вряд ли куда поедет. Слухи уже поползли. Так что желающие хлынут. Если сейчас застолбить вакансию, то и съездишь, и служить у нас в театре, дай Бог, останешься. А комнату пока сдай студентке, или ещё лучше - студенту. Твои храбрые дети на мать только прыгать сильны, а с чужим парнем поостерегутся. И у тебя, пока гастролируем, лишняя копейка закрутится.
Всё получилось, как в сказке. В мае Таня сидела в гримёрке на Бродвее и измеряла давление ведущему амплуа любовника их театра.
А Ирка ходила уже совсем на сносях и материла подругу, на чём свет стоит. По показаниям беременность во время проверки была уже пятнадцать недель, плод развивался нормально, и ни у кого не поднялась рука. Ирка плакала, кричала на Татьяну, что она повесится, и пусть Танька с этим живёт. В общем, вела себя так, как будто забеременела от Таньки лично, и та, как порядочный человек… и так далее.
Цветущий май подарил человечеству и Ирке смуглую крепкую и очень крикливую девчонку. Ребёнок родился здоровеньким и упитанным. Молока в груди у старородящей мамашки не было ни капли. Девочка орала и днём и ночью, выплёвывая соку. Пока не приехала Верка с какими-то дорогими смесями.
Взрослая и, на удивление, симпатичная Светка нянчилась с сестрой, а Ирка всё чаще заглядывала в стакан. Держала стакан крепко. Когда он пустел, она долго ещё вглядывалась в стеклянное донышко, как будто видела там отражение своего непутёвого прадедушки.
Под воздействием то ли алкоголя, то ли смертной тоски Ирина решительно садилась к компьютеру, и начинались упорные поиски Ахмета. Поднимались связи, обретались новые друзья, проживающие в Турции. Целью всех этих телодвижений было одно - найти Ахмета и донести до него весть о рождении дочери.
В одно из таких ночных бдений Ирина вышла на двоюродную сестру Ахмета, который оказался вовсе и не Ахметом. Имя носил гордое, ястребиное - Атманджа. Закрутилась дружба с сестрой Хаиде. И как-то они так друг к другу прониклись симпатией, что через несколько месяцев стараниями сестры на связь вышел Ахмет - Атманджа.
Завязалась бойкая переписка, гремели звонки, и ранней весной, когда малышке должен был исполнится год, Атмнджа приехал в гости. Посмотреть на свою гипотетическую дочь.
А почему бы и не поехать? Две недели в прекрасном городе Питере. Без мелочной опеки строгого отца. С солидным счётом на карточке. Атманджа был из богатой семьи известного в Турции архитектора. Сам окончил прекрасный университет в Англии. Он не был пляжным мальчиком. Он был просто молодым талантливым повесой. И в ту ночь, год с лишним назад, шёл он на свидание с другой женщиной, которая его сразила в прибрежном баре зрелой красотой.
Если девочка тронет за сердце, оставит денег и уедет. О жениться не может быть и речи! И потом, кто знает, какой он турок по счёту у той женщины? Не экспертизу же проводить, в конце концов?
Турок ехал в основном порезвиться и, отдать дань уважения двоюродной сестре. Сто раз изучал фото Ирины, чтобы не попасть впросак. Помнил он её, конечно, смутно. Он помнил другую. Красивую смуглую Веру. И свидание назначил на взморье ей. А пришла эта. С большим лицом и вагоном нежности.
Ирка ждала своего турка с вымечтанной и оформленной уже узами Гименея надеждой. По случаю приезда отца и будущего мужа затевался серьёзный банкет. Приглашены были Вера с дочкой Наташкой и Машка.
Татьяны не было. Она осталась в далёкой Америке. Театр уехал, а Татьяна осталась. Уговорила её остаться прима театра, эмигрантка из Росси - Джейн. В совковой реальности – Женя. Она прикипела к толковой и доброй Тане всей душой. Да и в труппе Таню полюбили. Как только она собралась в обратный путь с театром, за дело взялась Джейн. Она вышагивала по маленькой гримёрке и говорила, говорила, говорила:
–Ты век прожила и ничего не поняла! Дети - говно!
Таня сморщилась, как будто ей под нос подсунули кусочек того, о чём говорила Джейн.
– И нечего тут морщиться! Все слова про сыновью любовь очень идиализированы и приукрашены советской пропагандой, ратующей за семью, как за ячейку общества. А никакой ячейки нет! Ребёнок вырастает, становится взрослым человеком со своим характером и индивидуальным видением мира. Это отдельно взятая личность со своими прибабахами! И он нам ничего не должен! Эту истину дети знают хорошо. Но при этом дети забывают, что и родители им уже тоже ничего не должны. Материнство - это не приговор! Это счастье. И если счастье ушло, нужно аккуратно закрыть за ним дверь, чтобы не дуло с той стороны, где оно когда-то было.– Джейн перевела дух:
– Сыновья уже не наши родные мальчики. Они уже чужие непонятные нам люди, с которыми надо по новой заводить знакомство… или не заводить. Родные они теперь тем женщинам, с которыми спят. И степень уважения наших невесток к нам зависит только от степени уважения к нам наших сыновей! Это очень неприятная, голая и не приукрашенная правда. И никаких звонков, никаких «почему?» и вздёрнутых бровей!
И Таня осталась. Заключила, с подачи Джейн, выгодный контракт с театром, написала сыну сухое письмо, в котором предложила ему два варианта: брать себе деньги с жильцов. Или жильцов больше не пускать, а занять её комнату. Пока временно, а там как Бог даст. Сама Таня для себя решила в Россию не возвращаться, пока не заработает на отдельную жилплощадь для себя.
А тем временем в самом центре Питера, на улице Желябова, в просторной квартире с дубовым паркетом, в полном разгаре шёл приём высокого гостя из Турции.
Атманджа сидел за столом рядом с Ириной и вяло ковырял вилкой в салате. Он сидел раненый дважды. Первый выстрел в самое сердце он получил, когда наклонился к кроватке маленькой Дезире. Это была его дочь! Тот же неправильный излом бровей, ямочка на подбородке, глаза, овал лица. Его дочь! И никакой экспертизы. Он долго стоял в раздумьях у кроватки девочки, но Ирина торопила к столу.
Открыв для себя в тридцать шесть лет волшебные свойства алкоголя, Ирка рюмку уже от себя не отодвигала никогда, и, что называется, мимо рта не проносила. Алкоголь снимал зажатость, распрямлял плечи и вселял уверенность в своей женской притягательности. И она торопилась к столу за добавкой.
Но турок не замечал чудесных превращений, происходящих с матерью его маленькой дочки. Напротив него сидела мечта его жизни. Молодая красивая копия Веры. Это была Наташка, Веркина дочь. Именно такую женщину посылал Атмандже аллах в предутренних беспокойных снах. Однажды он увидел её на пляже Кемери, а теперь она сидит перед ним, но совсем юная. Ярче, раскованней и смелее. Она смеётся, запрокинув голову. От неё исходит необыкновенная, волшебная сила жизни.
Ничего
этого Ирка не видела. Она поверила в сказку, которую сама себе рассказала и вела себя уже как собственница этого красивого и, как оказалось, очень богатого двадцатипятилетнего мужчины.
А мужчина посидел, поболтал о погоде, покачал на ноге драгоценную Дезире. Помог её искупать, уложить спать, а потом умчался в ночь. На дискотеку со Светланой и Наташкой.
На дискотеке Наташка веселилась вовсю. Она тряслась в диком танце со своими знакомыми мальчиками, хохотала и пила шампанское. В свои девятнадцать лет, в цветении девичей красоты, Наташка была не просто женщиной. Она была полной погибелью для мужчин и для преподавателей университета, в который поступила легко, как бы, между прочим. Не женщина, а глубокий обморок. Всё с вывертом, всё вопреки, всё на зло!
Из университета она вылетела уже на втором курсе. И не за неуспеваемость, а за попытку разложения студенческого сообщества. И подрывного стремления развернуть их стопы от русской словесности прямиком к заграничным джазовым тенденциям, включающим в себя непозволительные аранжировки в сторону свободного секса.
Её выгнали в декабре, но ещё долго её соловьиный разбойничий свист разливался под окнами аудиторий. Студенты вываливались на этот свист, как погорельцы из полыхающих квартир. И бежали за ней на край света, в какой-нибудь ужасный андеграунд. Странно! Новое время полной свободы. Откуда в нём место андеграунду? И каким он должен быть, когда всё уже можно? Но он был и принимал, и ждал не только непутёвую Наташку, но и её смешных вислоухих студентов. В не далёком прошлом – сокурсников.
Вера переживала Наташкину непутёвость, как кару небесную за свои грехи. Она ещё за столом поняла, что Атманджа – очередная жертва бедовой Наташки. Её совсем не шокировало то, что на неё уже бывший поклонник смотрел только с симпатией. С симпатией полностью лишённой половых признаков.
У неё было одно спасительное для гордости качество: если её не хотели, то и она не хотела. Каким-то шестым чувством ловила отчуждение или пресыщение, о котором ещё партнёр сам плохо догадывался. И уходила, не оставляя оскомины от затянувшихся постылых отношений. Она оставляла после себя лишь лёгкую грусть. А тут-то и быть ничего не было. О чём сожалеть? Атманджу жаль, конечно…
Буквально через пару дней после банкета по случаю встречи заморского гостя, к Вере с ребёнком на руках, притащилась Ирина. Она рыдала и проклинала Наташку. Требовала, чтобы Вера образумила свою непутёвую дочь, и отпустила Атманджу в лоно семьи.
Вера недоумевала: «Какое лоно? Какой семьи? Что эта старая дура себе там надумала с похмельной головы? Ну, бегает с девчонками по выставкам, вечером в караоке или на танцы. Так ему же двадцать пять лет! А Ирке полновесных тридцать восемь! Без скидки на природную красоту. Плюс алкоголь!»
Вера недоумевала.
– Ирка! Побойся Бога! Он согласен помогать тебе материально. Девочку признал мгновенно. Чего ты хочешь? Чтобы молодой красивый парень осел на твоих перинах? Ты с ума сошла?!
– Твоя паршивка его тянет в свои тенета! Я этого не допущу! Она уже на субботу его задумала в Петергоф везти! Неплохо устроилась! А то, что у него семья? Она об этом подумала?– истерила Ирка.
– Окстись! Какая семья? Тебе самой-то не смешно?
– Он ко мне приехал! Ко мне и к дочери! Причём тут твоя шалошовка?
– Ирка! Ну чего ты ребёнка обзываешь? Она же его насильно никуда не тянет. И Светка твоя с ними всегда! Они же молодые! Что им с нами, со старичьём сидеть?
Тут Ирку и прорвало. И Верка шлюха первостатейная, и дочь её «яблоко от яблони»! Ушла Ирка с проклятьями. Дружба похерена. Остались ненависть и злоба. Пепелище.
Вечером Вера решилась на серьёзный разговор со своей легкомысленной дочерью. Весь день она пробегала в поисках работы. Щедрый расчет Каролины уже растаял. Но выбегать ничего приличного не удалось. Предлагали убирать несколько квартир в разных концах города за смешные деньги. Таких щедрых работодателей, как Каролина и её сумасшедшая мамаша на горизонте не предвиделось. Раздосадованная и усталая Вера ввалилась в дом.
Она приготовила ужин, включила телевизор и приготовилась ждать свою непутёвую дочь хоть до утра. До утра ждать не пришлось. Около двенадцати ночи ввалились Наташка, Светка и Атманджа. Сели ужинать. Вера всё думала, как начать тяжёлый разговор. Но разговор начал Атманджа. Он сказал, что они с Натали решили пожениться и жить будут в Турции. В Анталии у Атманджи дом, а в Кемери, где у него есть уютная квартира, его ждёт работа. Постройка нового отеля по проекту его талантливого и богатого отца.
На вопрос Веры:
– А как же Ирина и маленькая Дезире?
Атманджа ей ответил, что дочка и её мать ни в чём нужды знать не будут. Он положит им приличное содержание. Со временем девочку он заберёт в семью. Натали не против!
– А как же Ирина? – повторила потрясённая Вера.
– А Ирине я ничего не должен. – Cухим, не окрашенным голосом произнёс Атманджа.
И Вера впервые увидела, что перед ней стоит уверенный в себе жёсткий и серьёзный мужчина, у которого стоять на пути не безопасно. И те слова, которые она приготовила для него в защиту подруги, застряли в горле. Показались смешными, ненужными.
Через две недели Наталья улетела в чужую страну, с чужим красивым мужчиной, который когда-то был влюблён в её мать, и в этом же «когда-то» скрипел всю ночь на пляже с горемычной матерью её подруги.
В сентябре Вера летела на свадьбу дочери. Из стылого, продуваемого осенними ветрами Пулково, она попала в сказку. Весело и роскошно отгуляли свадьбу, молодые после всех торжеств отправились в свадебное путешествие, оставив Верочку в своей шикарной квартире. И Вера провела месяц, который был ей дан для удовольствий, отдыха и неги, в благоустройстве этого богатого дома.
Казалось бы, что благоустраивать в таком богатом доме? Но Вера содрала с окон модные скучные брэндовые тряпки. Сложила их в ящик комода и сделала всё по своему, надо признать, тонкому художественному вкусу.
На турецком базаре Вера приобрела несколько отрезов красивейших тканей. Из них она сшила лёгкие занавески на все окна в квартире. В каждой комнате разные. Они летели навстречу солнцу и новому дню. Дом светился, как фонарик.
Там же, на базаре, весело торгуясь, приобрела множество миленьких вещичек, которые квартиру превратили в настоящий дом. Индивидуальный дом конкретной семьи. Дом, который запоминается и который нельзя спутать ни с каким другим.
Приехали счастливые молодожёны. Наташка буйным ветром, визжа и подпрыгивая, пронеслась по квартире. Осталась довольна. А раз она была довольна, доволен был и Атманджа. Отправлялась домой Вера со щедрыми подарками для себя, для Ирочки и для Дезире.
Наташке Вера не рассказывала, что предана Иркой анафеме и весь обратный путь думала, как она будет подбираться к оскорблённой добродетели – Ирочке, чтобы передать той щедрые дары от отца её ребёнка.
Дома Вера счастливо приступила к уборке квартиры. Потом собралась с духом и позвонила Ирине. Ирка приехала, уже приняв на грудь. Вера была разочарована. Она надеялась повидать маленькую Дезире. С Дезире, оказывается, осталась няня. Это что-то новое! Видимо, её зять неплохо обеспечивает свою внебрачную дочь и её мать. Почему-то кольнуло. Встреча не очень удалась. Но Верка отдала Ирине подарки и деньги - это главное. А дальше решила отпустить отношения и попыток к сближению не делать.
Но вскоре Ирка позвонила сама и напросилась в гости. Сидели на кухне, разговаривали о жизни. Свою мечту - выйти замуж по большой любви, Ирка не предала. Она была в постоянном поиске, благо, руки с появлением няни, у неё были практически развязаны.
Но как-то не складывалось пока. Тем редким мужчинам, которые на неё претендовали, рассказывалась одна и та же история: она была замужем за арабским почти шейхом. Родила ему дочь, а потом сбежала. Шейх был ревнив, как сто чертей. В свободное от устных врак время, она сидела за компьютером и кропала роман про, якобы, свою жизнь, но уже в письменных враках. Рабочее название романа « Страсть в тридцать пять».
На второй бутылке шампанского Ирка помрачнела и завела старую песню:
– Твоя Наташка разбила мне сердце! Украла мужа! Оставила ребёнка без отца!
Вера устала от этого безумного бреда и мечтала только об одном: поскорее бы Ирка убралась вон!
Но Ирка изъявила желание снова дружить. Приходила, рассказывала интересные истории из жизни театра, звала в гости и улыбалась. Улыбка больше напоминала оскал.
Вынужденная улыбка, как гримаса, уродлива своей неискренностью. Ты ещё не успеешь её в себя принять, а пославший тебе этот вынужденный привет, уже вернулся к своему настоящему лицу. Равнодушно-озабоченному, а иногда и злобному. Искренняя же улыбка ещё долго тает на губах, её пославшего. Человек ещё улыбается тебе внутри себя, внутри своей души.
Но улыбка улыбкой, но отношения возобновились. Приходила Ирка и улыбалась. Вера сама к Ирке ходила редко. Она больше тянулась к Машке- артистке. Та, если улыбалась, то улыбалась. А если злилась, то от души. И молчать с ней не было тягостно.
Вдвоём они очень тосковали по Татьяне. Машка звала летом Веру с собой в штаты. Вера было, уже собралась, но тут объявилась Каролина, её бывшая работодательница. Та, которая на Гоа с мамашкой умчалась после потери мужа. Бабулька на Гоа приказала долго жить, в свою очередь « хорошо оставив» дочь.
В работе, тем более, Такой каторжной, как у неё была, Вера, благодаря удачному замужеству дочери, не нуждалась. Но Каролина предложила ей нечто большее.
Вернулась Каролина в Питер не надолго. Она удачно вышла замуж за шведа. Стоило ехать на Гоа? Сто раз моталась на историческую родину в поисках мужа. Шведа не нашла, вышла с горя за немца Ульриха, а на Гоа - нашла. И кто скажет, что жизнь не закручивает сюжетку?
Каролина хотела, чтобы Вера стала её компаньонкой. Сама она собиралась жить в Швеции, и там наслаждаться радостями семейной жизни и цивилизации. Но здесь дом, небольшая фирма по выпуску качественного трикотажа. Всё это надо было держать под контролем. Раз в неделю будет приходить женщина. Так что даже от уборки Вера была освобождена. Но в доме надо было жить постоянно. Чтобы не ушло тепло и не погас очаг.
Нагрузка смешная. Принимать факсы, отвечать на письма - рутинная бумажная работа, не отнимающая много времени. В суть дела Веру посвятят. От такого предложения отказываться было бы глупо! Вера знала этот прекрасный уютный дом. Он часто снился ей по ночам. Такой дом она видела в мечтах.
Известие о том, что Вера переезжает, сразило Ирину пополам. Как у всех пьющих людей, понятие о нравственности и справедливости сместились в её голове. Над всеми моральными тезисами зависла тяжёлая жирная зависть.
– Квартиру-то свою сдавать будешь? – небрежно спросила Ирина.
– Нет, Ирочка! Я не хочу, чтобы здесь жили чужие люди. Зачем мне эти копейки? Слава Богу, на жизнь хватает. Да и Наташка меня не забывает.
Вот это «На жизнь хватает. Наташка не забывает» взорвалось в Иркиной голове, как атомная бомба. Бомба зависти выжгла последние хилые дружеские чувства.
« Хватает ей! – Злобно бормотала себе под нос Ирка, направляясь в дому. – Мой Атманджа содержит эту малолетнюю шлюху и её мамашу! Сволочи! Ненавижу!»
Почему от неё, от умной и порядочной женщины счастье пряталось, а когда она его находила, оно сбегало, оставляя в сердце лишь коричневую кляксу, как сбежавшее молоко на плите? Почему? Да потому, что на свете полно таких, как Верка и её развратница- дочь. Они воруют счастье у интеллигентных и беззащитных женщин. Надо проучить! Раз и навсегда! Проучить! В сердце поселились злоба и тоска.
Она смотрела в зеркало. Зеркало безжалостно демонстрировало ей, что к сорока годам лицо мнётся. Мнётся неизгладимо. А если к этому добавить регулярное принятие алкоголя, то на мятом поле большого лица ещё появляются мешки под глазами. Увесистые и тяжёлые. Больше, чем сами глаза. И никакой лёд по утрам их не берёт.
А Верке, этой проститутке, ничего не делается. Цветёт и больше тридцатника ей никто не даёт.
Виделись Вера с Ириной теперь редко. Урывками. Вера, вообще бы и не ходила к спивающейся подруге, но что делать с этой бессмысленной жалостью и больной совестью. И потом: Дезире. Она росла такой изумительной и смышлёной! Так опасливо смотрела на мать, когда та подносила к губам бокал.
Разговоры на эту тему алкоголя Ирина пресекала на корню. И Вера не настаивала. Какое – то смутное чувство вины удерживало её от полного разрыва с подругой молодости.
Для души у Веры была только Машка - артистка, которая опять была замужем, и опять счастлива. И ещё долгие задушевные беседы с Татьяной по скайпу. Зиму Вера, как в песне – ходила от дома к дому. От роскошного дома Каролины к своей уютной квартирке. Поливала цветы, протирала пыль и полы, а ночевать возвращалась в дом.
Весной они с Машкой и её мужем всё же выбрались в Америку. Благо, Каролина не возражала. Дом оставили на приходящую прислугу. К отъезду Вера готовилась тщательно. Обдумывала туалеты, брала с собой минимум одежды, но самое элегантное и легко сочетаемое.
Когда пришла Ирина, которой она решила оставить ключи от квартиры, Верка вдруг решила перекрасить ногти. Лак показался ей слишком ярким. Вот- вот должно было подъехать такси. Выбегали уже в спешке. В десять вечера они уже были в аэропорту. За два часа до вылета. Машка с мужем и Вера попрощались с Ириной у стола регистрации и отправились ждать вызова на посадку.
Господи! Они летят в Америку! Машка ехала туда, как бывалая американка на родину. Но Машка, на то и артистка! Она уже входила в роль американки. А Вера весь долгий полёт обмирала и ловила в ладонь своё убегающее сердце.
В аэропорту их встречала Татьяна. У Веры было такое чувство, что она попала в сказку. Вера была за границей не в первый раз. Она бывала почти во всех Скандинавских странах. Совсем недавно приехала из Турции, но Америка ударила наотмашь роскошью небоскрёбов, приветливостью людей на улицах. И, конечно, мир богемы! Они носились по вернисажам, долго простаивали рядом с уличными музыкантами. По вечерам Татьяна их приглашала в театр.
Прекрасные актёры, буйство нарядов и красок. Пьесы знаменитых авторов и русских, в том числе. Машка переводила кое-что. Она, оказывается, сносно владела английским, чего раньше Вера не знала. А потом вечеринки, так похожие на русские.
На одной из вечеринок Веру познакомили со странным малоразговорчивым мужчиной. Он смотрел весь вечер на Веру удивлённо – восхищённо, немного влюблено и виновато. А Вера приняла его за искателя приключений. Дома Таня ей рассказала, что мужчина этот довольно знаменитый в Америке художник. Имеет собственную студию. И обеспеченный! Очень обеспеченный!
Вера в недоумении приподнимала узкую бровь:
– Но я же не замуж сюда приехала выходить, Танюшка! И если он такой весь раззолотой, чего ты его себе не возьмёшь?
– Да я бы, может, и взяла! Но ему-то ты глянулась! Присмотрись!
– Танька! А ты почему же свою личную жизнь не устроишь? Столько шикарных мужиков вокруг! Ты в таком месте работаешь! Театр! Актёры! По - английскому шпаришь, как американка. Чего ты в девках сидишь? Время-то бежит!
– Вот именно, что актёров слишком много. А актёры- мужья временные. А мне нужно навсегда. Таких мало. Кстати, этот твой, Джим, он мужик серьёзный.
– Скажешь тоже: мой! Я его толком и не разглядела. Да и замуж мне как-то со временем расхотелось. Отневестилась я, Танюха. У меня сейчас самая жизнь. Квартира, как картинка. В доме красивом живу. Пусть временно. Но живу. О деньгах не думаю. Зачем мне эта кутерьма супружеская? Как вспомню! Брр!- Вера повела округлыми плечами.
– Дурочка ты, Верка у меня! – Таня обняла подругу, зарылась носом ей в волосы и заплакала.
– Ну что? Что ты, Танюха? Что ты плачешь? Плохо тебе здесь? Тогда возвращайся! Тебя же насильно никто не держит! Приезжай домой. Я так по тебе скучаю! У меня же там никого.
– А Ирка? У тебя же Ирка! Как она там? А я, Веруня, через год-полтора только вернусь. Так, чтобы сразу квартиру купить. Туда я больше ни ногой!
– Почему ни ногой, Таня? Дети пишут?
– Да вот получила от них известие, что выписать меня хотят. Я ответила, что некуда мне выписываться. Но так больно! Так больно! А я же им посылки слала. Покупала их любовь. Не купила. За что, Вер? Ну, за что?- Танька горько заплакала.
– Перестань, Танюша! Приезжай! Будем у меня пока жить! Я же одна в большой квартире. Наташка, слава Богу, пристроена. Будем вместе стариться. И никакие мужики нам не нужны! Я там одинока. Ирка пьёт, как собака. И всё в тихую. Но люди не дураки. Слухи уже ползут. Да и рожа стала какая-то сизая у неё. И злая как собака. На весь мир злая. Наташку мою чихвостит на чём свет стоит!
– Господи! А ребёнок?
– С ребёнком няня. Да что и говорить?
Сквозняком ворвалась Машка.
– Девчонки! Собирайтесь, едем в китайский ресторан! Джим угощает! Они с моим Андреем внизу, в машине нас ждут!
В китайском ресторане Вере не понравилась. Это, кажется, единственное место, которое Вере не понравилось в Америке. Морепродукты и червяки, скрюченные на роскошной тарелке, привыкшую к добротной домашней кухне Веру, не только не впечатлили, но вызвали отвращение. И Джим, поглощающий всё это великолепие, сбрасывал с баланса балл за баллом.
После ужина, перед кофе компания отправилась покурить на балкон. Джим нёс вслед за Верой плед. Надвигался сырой прохладный вечер. Настроение упало. Послезавтра уже надо двигаться в обратный путь. Сказка кончается. Грустно. Над самым виском прошелестел тихий шепот Джима:
– Верочка, Давайте бежать от всех ко мне. Я показывать вам библиотека. Будем пить вино и немного говорить про нас.
Вера обдала Джима ледяным взглядом. Она ничего не ответила. Просто взглянула на него так, как могла глядеть только Вера. И только в гневе. Это был убийственный в своём горьком призрении и разочарованности взгляд. Вера собралась было уже уйти прочь, но подняла глаза.
Перед ней стоял кругом виноватый, беспомощный в своей наивной доброте человек. Она таких не встречала. И была уверена, что в обычной, повседневной жизни их нет. Они живут только в плохих романах, где всё чётко разграничено на белое и чёрное: благородный рыцарь и коварный злодей. В жизни так не бывает! Оказывается - бывает! И стало невыносимо стыдно! Она ласково улыбнулась Джиму:
– В другой раз, Джим! В другой раз! А сейчас, извините! Очень болит голова. И Вера направилась к с стайке Маши с мужем и Татьяны. Скоро они уехали в гостиницу. Больше Джима она не видела.
Долго прощались в аэропорту. Плакали, договаривались, что Таня прилетит к ним на Новый год. Вера в беспокойстве перебирала стройными ногами. Она уже хотела домой. Хотела сразу поехать в своё уютное гнёздышко, а в дом вернуться уже завтра. Протереть во всей квартире пыль и полы. Ирке такое и в голову не придёт! Хорошо бы хоть цветы не погубила. Вера везла Ирке красивую сумку и босоножки к ней. Наверное, будет рада подаркам! Ирка любила подарки. Как она там?
Проводив Веру, в двенадцать часов ночи Ирина бесплотной тенью прокралась в подъезд дома подруги. Никем не замеченная, открыла дверь и вступила в кромешную тьму квартиры. Освещая себе путь маленьким карманным фонариком, прокралась из коридора в кухню.
Выдвинула ящик с маникюрными принадлежностями. Поставила на столик ацетон, открыла его и вылила почти всё содержимое на его поверхность. Рядом поставила лак, которым перед самым выходом из квартиры пользовалась Вера. Пододвинула пепельницу, прикурила сигарету, а в лужицу бросила спичку. И тихо ушла.
С противоположной стороны улицы дождалась первого праздничного всполоха пламени и медленно поплелась к дому. Свершилось. Она отомщена! Частично отомщена. И это сука теперь никто! Тварь подзаборная и бездомная! Нищебродка! На очереди ещё её доченька – шлюха!
Через два дня Ира пришла поливать цветы. Соседи обступили её уже во дворе. Ира стояла бледная, убитая горем. Она только твердила:
– Я предупреждала её! Я предупреждала! Ах! Не спрашивайте меня ни о чём! – Рыдала в ладони Ирина.
Вернулась Вера на пепелище. Она стояла у обугленной изуродованной пламенем железной двери и не могла поверить, что это её дверь. Не могла понять, почему не заканчивается кошмарный сон? Она же уже проснулась! То, что ещё недавно называлось квартирой, было опечатано.
В полиции Веру долго ругали и допытывали, где она была в то время, когда ей же подожжённая, квартира пылала? Пылала так, что еле удалось спасти другие квартиры? Где она была? Ах, в Америке? Хм! Всё ясно! Уехала в Америку, якобы к друзьям, а квартиру подпалила в надежде на страховку? Неплохо придумано! И, оказывается, будет возбУждено дело о преднамеренном поджоге, и Веру ждёт реальный срок.
Из Анталии примчались Наташа с Атманджой. Вера пока жила в доме Каролины. Будущее рисовалось с ясностью до деталей. Сначала тюремный срок, а потом дом презрения. Но ни до срока, ни до дома презрения дело не дошло.
Ни о какой страховке, конечно, речи быть не могло. Виновата сама хозяйка. Пусть благодарит Бога, что ущерб нанесён соседям минимальный. Косметический ремонт в квартире напротив и рядом Атманджа оплатил. Он предложил Вере оживить из руин квартиру. Вера отказалась наотрез. Дом перестал быть фамильным гнездом. Там не было картин, купленных дедом, не было маминых сервизов и статуэток небывалой красоты, не было ни одной дорогой её сердцу вещицы. Всё сожрал огонь.
Каролине по телефону Вера поведала о своей беде.
– Не торопись покупать квартиру! Жди меня. Я приеду месяца через три, и мы поговорим. А пока живи и не заморачивайся. Всё будет хорошо!
Какое хорошо? Скоро сорок. Ни кола, ни двора. Только идти в нахлебницы к дочери. Уезжать из любимого Питера. Из Питера она даже в любимую Америку не хотела. Одно дело поехать к друзьям, а корни - они здесь. На Петропавловской стороне.
Осенью приехала Каролина. В ту пору ей было уже хорошо за сорок. Она была старше Веры на пять лет. Пальто Каролины обнимало большой живот огурцом, а по счастливому лицу гуляла удивлённая улыбка. Улыбка, как бы говорила: « А кто сказал, что чудес не бывает?»
Первенец должен был родиться в декабре. В эту страну она больше не вернётся. Разве что в качестве гостьи. А дом и маленький бизнес Каролина намерена продать за хорошие деньги. Надо сказать, что и дом, и налаженный не обременительный бизнес этого стоили. Не хочет ли Вера купить у неё дом и бизнес? Скидка будет чувствительная.
– Зачем тебе это надо? – Спросила Вера. – Ведь даже десять процентов с цены, которые ты предлагаешь сбросить - это очень большие деньги!
– Я тебя люблю. Я люблю этот дом. Я хочу, чтобы он стал твоим. Подарить я его не могу. Мне не позволяет это сделать воспитание. А продать со скидкой и в кредит очень даже могу. Думай!
Вера понимала, что никакие ссуды не помогут ей купить не то что дом, но даже подсобные помещения этого дома. Не говоря уже о бизнесе. Рассказала в виде байки об этом по телефону Наташке. Наташка рассказала Атмандже. Он набегал в Питер иногда. Следил за ремонтом квартиры, от которой поспешила отказаться Вера. Отремонтированную квартиру Атманджа хотел сдавать. Деньги пойдут на Верин счёт. А самой Вере, симпатия к которой в нём росла с каждым прожитым днём с любимой женой, Атманджа решил купить дом Каролины.
И завертелось. Нотариусы, договоры, справки, бумаги, бумаги, бумаги. Вера в этом почти не участвовала. Доверенность на дела сделала на зятя, а её саму, в качестве свадебного генерала, предъявляли при крайней необходимости.
Изредка Вера встречалась с Ириной. Ничего, кроме разочарования и испорченного настроения встречи эти Вере не приносили. Но там жила Дезире. А Вера любила эту симпатичную девчонку. Звала её « мулаточка ты моя!». Ирка пила, становилась агрессивной и Дезире её раздражала. Утром каялась, зацеловывала дочку и задаривала, а вечером опять на ребёнка раздражалась.
Ирина судорожно торопилась замуж. Но все связи обрывались очень быстро. Подводила внешность и неприкрытое стремление к серьёзным и узаконенным отношениям. Единственным её неоспоримым достоинствам была ладная фигурка. Но алкоголь что-то там сбил в программе организма, и Ирка стала расплываться. Надо было торопиться! Не может быть, что одним всё, а ей ничего! И не так много она просила у судьбы. Мужа! Нормально мужа, который не будет, обладая ею, обременён какими-то своими фантазиями. Не выедет к ней на роликах. А будет хотеть и любить именно её, Ирину!
Летом она моталась в Кемери. Она привозила отцу Дезире. Атманджа поселил её в хорошем отеле, забрал Дезире и укатил с ней и с Наташкой на какие-то Сейшелы! Ирина даже рада была. Она одна, без конкуренток. Фигура ещё хороша. И турки, турки, турки, турки! Все любят женщин.
Кто, чего хочет, тот то и получает. Турок был, конечно, далеко не Атманджа. Да и лет ему было под шестьдесят. Но у него были серьёзные намерения. И он был очень богат. Турок звал замуж и не требовал от неё не узаконенных отношений. Ирка уехала из Кемера не тронутая. Он приедет за ней и заберёт её к себе. Но пока без дочери. Пока. Если Ирина была согласна. Ирина была согласна.
В ожидании турка Ирина продолжала вечерние возлияния, и маленькая Дезире всё больше и больше её раздражала. Вера приходить стала чаще. Чаще стала забирать Дезире к себе с ночёвкой. В распоряжении этой мерзавки, как про себя называла её Ирка, был шикарный особняк с приходящей прислугой. И ещё хороший бизнес. Ненавистная подруга восставала, как Феникс из пепла.
На новый год в Петербург приехали Татьяна с Дженни, она же – Женя, и Джим. Джим стал мужем Татьяны. Он мечтал о русской жене, и он её получил. Татьяна расцвела. Выпустила на волю свою гриву из плена тугой резинки, подкрасила волосы, подвела глаза и стала изумительно хорошенькой женщиной.
Вера была рада этому. Она была рада за Татьяну, которая получила в мужья хорошего парня Джима. Верка бы не дала ему счастья. Просто не смогла бы дать. Верка - это слишком много для американца. Даже если он мечтает о русской жене.
Рождество встречали у Веры. Просторный дом, прекрасно накрытый стол. Были и Ирина с Дезире. Пришёл даже сын Татьяны с беременной женой. Причём, сын и его жена были на удивление почтительны к Тане. Когда гости разошлись, и уснул осоловевший добрый Джим, который слишком много поднял в этот вечер брудершафтов, Татьяна с Верой в ночных рубашках сидели на прибранной кухне, пили коньяк и выговаривали друг другу душу.
– Верочка! Почему ты не позвонила мне, когда с тобой случилось такое несчастье? Почему ты от меня это скрыла?
– Ничего я не скрыла, просто не хотела никого видеть! Никого! Даже тебя! Прости! Я ведь и детям не хотела говорить. Они как-то сами узнали. Давай о тебе. Ты счастлива?
Татьяна виновато улыбнулась и тихо прошептала:
– Я счастлива, Вера! Наверное, впервые в жизни! А почему ты, самая яркая и красивая из нас одна? Почему ты не устроишь свою жизнь, пока мы ещё имеем товарный вид?
– Танюшка! У меня другая задача. Я хочу забрать к себе Дезире. Она несчастна с Иркой и, по-моему, не любима! Ирка пьёт. Ты же видела. Я не хочу сама начинать тяжбу. Атманджа может забрать Дезире. Он же не слепой и видит, во что превращается Ирка. Если Дезире будет у меня, он будет спокоен, и я её не потеряю. Она будет со мной. Нам хорошо будет вместе. А мужчины? К сорока годам я поняла, что мужчины - это не то, на что надо тратить жизнь. Во всяком случае, остаток жизни. Лучше вырастить человечка, счастливую женщину! Может у меня получится! Как ты думаешь?
– У тебя всё получится! И Дезире вырастишь, и замуж выйдешь. Я тебе это обещаю! – Татьяна улыбнулась так искренне, что Вера ей поверила.
Для себя Вера решила вопроса о Дезире с Иркой не поднимать. Просто вступить вовремя. Тогда, когда Ирка прибежит к ней жаловаться на коварного Атманджу, который хочет отобрать у неё дочь! А это было не за горами. Вера чувствовала, что Атманджа уже готов к такому решительному поступку.
Мы склонны репетировать тяжёлые и не совсем нам приятные разговоры. Ночью, лёжа без сна, мы тысячи раз проговариваем варианты, в двух лицах споря с чёрной тишиной. А в жизни всё оказывается гораздо короче, конкретнее и проще.
В субботу приехали Ирина с Дезире. Ирина сообщила, что жених срочно вызывает её к себе, а Дезире не с кем оставить. Приходящая няня согласна забрать Дезире в семью, но там двое отвратительных мальчишек, и Ирина боится, что Дезире с ними будет не уютно. И не могла бы Вера на пару месяцев, в крайнем случае, на полгода, забрать девочку к себе?
Вера подобралась, как для прыжка в пропасть. «Пан или пропал!» - пронеслось в голове:
– Конечно, я возьму Дезире, но с одним непременным условием: ты оформляешь на меня опеку девочки до совершеннолетия. Ирина посмотрела на Веру с недоумением:
– Ты что, с ума сошла? Какая опека? Я - мать!
– Ну, какая ты мать, об этом разговор отдельный. Я сказала тебе свои условия, ты их услышала. Решай! Так будет лучше для всех. Если ты отдашь Дезире чужим людям, то Атманжда отсудит у тебя дочь! Для этого у него хватит денег и связей. Битву ты проиграешь!
– Как это я, мать-одиночка, проиграю битву? Почти три года я рощу от него ребёнка, а он там у себя в Турции купается в роскоши с молодой шлюхой!
– Ну, во-первых, не с шлюхой, а с законной женой и любимой женщиной, которая совсем не против воспитывать и его дочь. Они заберут Дезире, и она будет вместе с ними купаться в роскоши. Но ты этого не увидишь.
– Как это я не увижу? Почему не увижу? Я не увижу свою дочь? Это кто это мне запретит увидеть свою кровиночку? Ты что ли? Или твоя шлюха молодая?
– Не я! Суд отнимет у тебя дочь потому, что ты пьёшь, бросаешь её на нянек и чужих людей, а сама носишься по всему свету в погоне за мужиками!
– Ах, вот оно что? Да это же заговор! Ты мне мстишь? Мстишь! Точно мстишь!
– За что мне тебе мстить, убогая ты моя? За то, что ты спалила дотла мой родной дом? Или ты думала, что я тебя не вычислю? Какая же ты, Ирка классическая злодейка и дура! Я всегда знала, что это твоих рук дело! Я отлично помнила, как туго завинчивала пузырёк с ацетоном, как аккуратно ставила его в яшичек рядом с лаком. А ты всё торопила и торопила! И, главное: я помню, как выбрасывала окурки в унитаз. Именно в унитаз! А потом мыла и протирала насухо пепельницу. А в тебе уже зрело нетерпение осуществить задуманное.
– Я знать не хочу причин твоей ненависти! Я не стала поднимать шума только из-за Дезире. Но сейчас, если ты не захочешь по-хорошему, я объявлю тебе войну. Ты могла бы в ней победить, если бы отказалась от рюмки! Если бы прекратила эту безумную гонку за мужиками! Но, ты же не прекратишь? Ты не станешь другой?
Ирка подавленно молчала.
– Откажись от своего скоропалительного брака на чужбине! Закодируйся от пьянства! Займись ребёнком, и мы сразу превратимся из твоих обвинителей в твоих соратников! – Продолжала Вера.
– Но ведь этого не будет никогда! Ты никогда не бросишь пить! И ты побежишь за своим турком, сломя голову, по первому свистку! Так что смирись!
Документы делали впопыхах, используя все мыслимые и немыслимые связи. Ирка торопилась! Её буквально бомбил звонками и сообщениями жених. Она так боялась, что сорвётся её свадьба, что подписала все нужные бумаги.
За окном занималось розовое утро. Вера лежала в своей спальне, куда вчера вечером была торжественно внесена новая кроватка для Дезире. В этой кроватке девочка провела первую ночь у Веры на законных основаниях. На смуглых щёках лежала тень от её пушистых ресниц. Дезире улыбалась во сне.
Вера смотрела на прелестное лицо своей любимой девочки, своей « мулаточки», и счастье, спокойное женское счастье просто входило в неё, как входит в дом желанный и долгожданный гость. Легко, просто и надолго.
Как сложится их судьба? Вернётся ли Ирина? Захочет ли забрать дочь? Об этом думать не надо. Надо жить ради этого маленького сгустка счастья. А личное? Что личное? Ходит тут за ней один уже два года. Зовёт замуж. И симпатичный. Можно и присмотреться. Но это не главное. Главное- это Дезире. Да! Надо как-то пригласить его на прогулку. Конечно, с Дезире. А то неудобно. Солидный человек, с серьёзными намерениями. У малышки будет полная семья. В конце концов, ей ещё нет и сорока…
В кроватке засопела Дезире, Вера вскочила, и проснулся новый день, полный счастливых забот и открытий.
На борту шикарной яхты уважаемого Шафака Татлыбала, известного фабриканта и очень богатого человека, шумно справляли его же свадьбу с некрасивой, но ладной женщиной из России. Веселье было громким, затяжным, очень напыщенным и утомительным. Ира устала. Она с нетерпением ждала, когда останется с мужем наедине и, наконец, упадёт в его надёжные объятья. Свершилось! Она стала женой известного бизнесмена, богатого и уважаемого человека. Теперь этот Атманжда и его шлюха - жена увидят, что такое Ира!
Муж подошёл сзади, нежно коснулся губами её шеи.
– Устала дорогая? Спускайся в каюту. Я сейчас провожу гостей в бар и приду. Жди.
Каюта была роскошной и огромной. Необъятный диван, ванная комната такая шикарная, что выходить из неё не хотелось. Ирина приняла душ, открыла чемодан. Она его ещё не разбирала.
Утром прямо с самолёта её привезли на борт яхты. Там уже было огромное количество гостей. Регистрировали их брак тоже на яхте. Был подписан брачный контракт на турецком языке. Как объяснил Шафак - простая формальность. Им торжественно выдали брачное свидетельство и ещё кучу каких-то бумаг, и юристы всей командой сошли на берег. А яхта отправилась гулять по морю, а с ней и четыреста человек гостей. Официанты бегали, вино искрилось. Невиданные яства, чужой язык с частым вкраплением русского. Всё было, как в сказке и даже лучше.
Ира надела на себя тонкое бельё прекрасного лазурного цвета, накинула голубой лёгкий пеньюар. Распустила по плечам светлые волосы и приготовилась ждать.
Ждать пришлось недолго. Она уже слышала лёгкие шаги мужа по ковровым поверхностям. И вот в комнату вошёл он, в ярком шёлковом распахнутом халате на голое тело, в ботфортах и с кокетливым стеком в руках. Началась счастливая супружеская жизнь.
Октябрь. 2016г.