Март

ЕСЛИ ВЫ ДОЧИТАЛИ ДО КОНЦА, ТО, ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЬТЕ ОТЗЫВ!
Март.
- Да, Джерри, он так смешно грохнулся на пол, ахаха!
-Дай ему пинка снова, пускай у него кишки вылетят через рот, это так смешно!
- Молодец, Джерри!
Толпа девятиклассников окружила меня, заливаясь хриплым, неприятным смехом, который может породить не до конца сломавшийся голос подростка. Каждый день компания парней под предводительством Аарона издевалась над теми, кто другой. Что значит другой? Это может быть цвет кожи непохожий на остальные, будь то черный или желтый или уровень интеллекта выше среднего, так же материальное положение семьи или местоположения твоего дома, разрез глаз, форма носа и черепа – все становилось предметом насмешек и бесконечных издевательств. Здесь, в Солитьюде, выжить, если ты отличаешься от других - казалось очень непростой задачей.
«Правильные», которых было гораздо меньше других, объединились в группу и принимали в свои ряды только тех, кого боялись или уважали.
 Большинство получало истинное, ни с чем несравнимо гадкое, но такое необходимое для подлой души удовольствие во время унижения и избиения других. Оно подобно наркотическому веществу, сигаретам или алкоголю развращало несформировавшуюся личность, превращая ее в гадко-ядовитый, но внешне притягательный цветок. Ведь каждый такой подонок выглядел во взрослом обществе непохожим на других, оригиналом, эдакий бунтарь без страха перед законом и человечностью. От такого человека можно было ожидать что угодно, ибо его мышление настолько искривлено и испоганено дурным воспитанием и врожденной тягой к садизму. Так с каждым годом во взрослое общество входили вот такие подонки, в том числе и я, которые становились потом ворами, серийными убийцами или политическими преступниками – людьми без каких либо моральных ценностей и устоев с разложившейся и скверно пахнущей душонкой.
Как становятся такими людьми? О, я знаю об этом, как никто другой. Все начинается с взгляда одного человека на общество, которое формирует его вкусы, взгляды и интересы.  Если ребенок видит, что смеяться над теми, кто отличается – это нормально в обществе подобных ему, то он будет это делать вне зависимости от собственного желания. Я помню процесс своего становления подонком. Все начиналось с безобидных шуток, но подначивания «друзей» загоняли меня все дальше и дальше, хотя я и пытался сопротивляться, но сталкиваясь с непониманием и явным неодобрением своих друзей, я отчаянно пытался угодить им, чтобы не стать самому объектом насмешек.
- Давай, Джерри, кинь в этого чудика бумажку!
- Давай оторвем тому нищеброду рукав его единственного свитера, Джерри.
- Завтра мы идем избивать этого зубрилу, Джерри.
Первые попытки опустить кого-то ниже себя и самоутвердиться за чужой счет приводили к сильным укорам совести, я думаю, у каждого из нас так было, ведь даже самый отбитый подонок изначально был рожден человеком. Но подстегиваемый отвратительной гадливостью в душе от совершенной пакости, а так же отсутствием должного наказания, я продолжал вливаться в компанию «правильных». Когда ты не хочешь идти с обществом, пусть даже подонков, то это общество пойдет против тебя. А я не хотел нажить таких опасных врагов. Потому что все не кончалось на насмешках и безобидных шутках. Чем старше мы становились, тем жестче и бездушнее становились методы унижения. В 9 классе все дошло до того, что пятница каждой недели у «правильных» стала красным днем календаря. В этот день на школьном дворе, за самим зданием образовательного учреждения происходило массовое избиение слабых и униженных. 
- Не забудьте сдать свои сочинения до пятницы, - напомнил классу учитель.
Последний урок окончен, ученики направлялись домой. Выходя из школы, Аарон еще несколько раз успел толкнуть каких-то семиклассников в стороны, а одному поставить подножку. Он попрощался со своими друзьями, в том числе и со мной, на что я ответил сухим «До свидания». Школьники разбегались в стороны, завидев банду «правильных», что доставляло хулиганам немереное удовольствие и повышало их самооценку.
В тоскливой задумчивости я медленно ковылял по видавшим виды улицам Солитьюда.  Этот город презирал людей, как только можно. Казалось, он делает все для того чтобы тут было невозможно существовать. Полуразрушенные дороги, словно после жестокой бомбежки, покосившиеся дома с плачущими крышами и треснувшими фасадами. Солитьюд… да, и все-таки он был для меня маленькой родиной, которую я так отчаянно ненавидел. Мои глаза скользили по зданиям, которые приносили хоть какую-то пользу или же вред этому городу. Вот секта. Здесь люди придумали для всех другого Бога. Он гораздо правильнее остальных Богов. Правда, об этом пока еще никто не знает. А это дворец бракосочетаний. Завтра здесь будут расставлять палочки в двух колонках. В первой - те, кто на время станет счастливым, А во второй - те, кто потеряет счастье навсегда. Когда-нибудь я тоже стану одной из этих палочек. Сначала в первой колонке, а потом во второй.
Я шел и слушал музыку с дряхлого кассетного плеера. Подумать только, люди уже хотят отказаться от компакт-дисков, а здесь до сих пор вынуждены использовать кассеты. Я знал, что поступаю ужасно несправедливо, и от этого становилось паршиво. Но мне казалось настолько страшным и нереальным попытаться перестать унижать других, отбиться от банды «правильных» и стать свободным. Трус. Я ненавидел себя за гнилую душу, но зашел так далеко, что и остановиться уже не мог – в эти моменты мне как никому другому было понятно, что значит презирать самого себя.
Но осознание неправильности своих действий не свалилось на меня с неба. Как бы мне ни было стыдно теперь, но тогда я, как и другие «правильные» получал удовольствие от унижения других. Раньше нормы моей морали предполагали несколько иное отношение к людям, нежели то, что установлено в настоящем обществе. Но любовь к чтению и саморазвитию разрушила ошибочные представления о мире. Сознание, которым управлял подонок, засевший глубоко в душе, упорно не хотело изменяться. Родители совсем не уделяли время на мое воспитание, но я пытался воспитать себя сам. Сегодня нас задержали в школе, и когда я подходил к дому, уже успело стемнеть. Свет уличных фонарей уходил в матовое небо. Пучки лучей устремлялись в никуда. Мне хотелось верить, что их видят на другом материке так же четко, как вижу я, но это не так.
Надо помыться и идти спать, завтра будет тяжелый день. Принять душ - хорошая идея, чтобы избавиться от плохих мыслей. Горячие струи смывают пот с озябшей кожи. Но они не смоют грязь с моей души. Завтра еще один тяжелый день, как и все остальные. Интересно, чем занимаются сейчас другие?
***
Объектом постоянных насмешек в нашем классе являлся Пол. Странный парень, в нем было что-то загадочное и необычное, но «правильные» не хотели это видеть и всячески пытались его обидеть. Очевидно, что у него есть какие-то отклонения, и учеба в обычной школе ему не совсем подходила, но мы живем в Солитьюде, а здесь всем на это наплевать. Он ходил всегда в одной и той же одежде, а обувь у него была исключительно на липучках. Пол сидел на первом ряду, всегда один. Учителя не заставляли его отвечать, а сам он почти никогда не говорил, но учился лучше всех. Хоть он и не проявлял никакой враждебности и все обиды и унижения сносил со стойким молчаливым видом, но его странное поведение отталкивало даже тех, кто не хотел его обидеть. «Правильные» очень часто обзывали его аутистом, иногда я и сам подозревал, что эти слова не лишены правды. Пол был одинок. Я старался не трогать его, но иногда забывая про обещания данные себе, вместе с остальными начинал над ним насмехаться всяческими способами.
 Пока я шел в школу, на улице начался дождь. Зонтики походили на стальных цапель с широко раскинутыми над собой крыльями, каждый считал обязательным сделать серьезную мину, и высоко подняв ворот куртки тактично хлопать ногами по лужам, нахмурив брови. Раз-два, раз-два. Не успел я войти в школу, как ко мне бросился Аарон пожимать руку. Казалось, что меня он уважает больше других, но что мне за дело до подонка? Раньше я боготворил его, Аарон был для нас кумиром и примером для подражания. Только через несколько лет я понял, что он жалкий слюнтяй, который не достоин уважения, но далеко ли от него ушел я? Аарона боялась половина школы, а другая половина составляла его шайку. Он считался негласным лидером не только среди учеников, но и учителя питали к нему уважение. Неужели никто не понимает, какой он негодяй? Или им по душе такой человек? Аарон неплохо сложен, но про него нельзя сказать, что это самый крепкий парень в школе. Его любовь к спорту и избиению других сделала его мускулы упругими и узловатыми. Они отчетливо выпирали из-под его кофты и были предметом обожания всех девчонок. Но когда он видел своих поклонниц, то напускал на себя скучающую и крайне безразличную гримасу. Аарон ни красив, ни богат, но харизмы ему не занимать. И единственный человек, которого он уважал – я, тот парень, что отчаянно его ненавидит, но боится сказать. Как же это иронично.
- Привет, Джерри, как делишки? – он расплылся в ехидной улыбке, мой приход для него - праздник.
Я всегда пытался понять, что им движет, каковы мотивы его поведения. Осудить полностью Аарона, как бы ни хотелось, нельзя. Такая упоительная злость и желание причинять боль не может быть врожденной. Мне отчаянно хотелось узнать о его детстве больше, возможно тогда мне удастся повлиять на него. Хоть он и уважал меня, но редко считался с моим мнением.
- Привет, все нормально. – Спокойно ответил я. Мы вошли в кабинет и Аарон пригласил меня сесть рядом с ним. Пока я подчинялся и продолжал унижать других вместе с ним, моей шкуре ничего не грозило. Я крыса, умирающая от голода, что отчаянно поедает отравленный сыр, чтобы продлить хоть сколько-нибудь свою поганую жизнь вредителя.
- Привет, придурок! – крикнул Аарон только что вошедшему Полу. Парень беззвучно плюхнулся на свой стул, а следом за ним вошел учитель. Интересно, он не слышал тех слов, что выкрикнул Аарон или просто притворился глухим? Мне предстояло целых 45 минут выслушивать похождения Аарона, которые он тайком нашептывал в мое левое ухо весь урок географии.
-…и ты представляешь, когда я хотел ее поцеловать, она уже скрылась в дверях своего подъезда!
- Эх, ну что сказать, не повезло, - с плохо скрываемым безразличием ответил я. Но парню, видимо, плевать, что описание его приключений меня не интересуют, ему достаточно того, что он может говорить, а я его слушаю.
- Но ее задница…ах, это нечто! Когда-нибудь я утону в ней, как мой дядя Джордж в салатнице после двух бокалов вина! – школьники в момент полового созревания временами высказывали настолько похабные мысли, что будь рядом их собственные родители, то они непременно отошли бы в мир иной, услышав подобное. О таких вещах порой стеснялись говорить даже солдаты и закоренелые преступники.
День проходил как обычно, в школьном туалете кого-то окунали в унитаз, во всех коридорах во время перемены шло прикрытое от глаз учителей унижение слабых при помощи толчков, подножек и насмешек.
- Ах, среда, обожаю этот день недели! – воскликнул Аарон, нагоняя меня в коридоре.
- Это еще почему?
- Потому что, Джерри, в столовой дают молочную кашу, которой можно кидаться в других. Ты знал, что следы от нее почти не отстирываются?
- Не-а, - безразлично промямлил я, думая о том, что, набравшись смелости, однажды и сам запульну в него кашу.
Последним уроком была биология, я уже приготовился к отправлению домой, как вдруг после звонка учитель окликнул меня.
- Джерри, я хочу, чтобы ты убрал класс, кажется, сегодня ты дежурный.
-Да, мистер Джеймсон. – промямлил я, отправляясь в другой конец кабинета за веником и совком.
Многие школьники нарушали правила и приходили на занятия без сменной обуви. Из-за этого под некоторыми партами я обнаруживал неприлично большие ошметки грязи, размазанные о ножки столов. Но под столом, за которым всегда сидел Пол, я заметил какую-то тетрадь, она явно была не по школьному предмету. На первой странице красивым почерком красовались два слова «Личный дневник». Я сунул тетрадь в карман кофты. Надо вернуть ее владельцу.
Уборка проходила монотонно. Мне полагалось смести мусор в кучки и при помощи совка избавиться от него полностью, а после вымыть пол. На все ушло около получаса. Когда я закончил, все дети уже покинули школу, поэтому по главным улицам я шел в одиночестве. Правый карман что-то оттягивало. Я вспомнил о дневнике Пола. Лезть в личные записи – не самый лучший поступок, но, может быть, там объяснялась странная замкнутость парня. Пролистав, я остановился на случайной странице. Тетрадь стандартного размера, но необычайно толстая. Пол подшивал в нее листы. Свой дневник он вел с 10 лет. Об этом говорила дата на первом листе. Каждая страница, подобно картинной галерее, хранила удивительные рисунки черным грифельным карандашом. Если поначалу я находил их прекрасными, то к самому концу записей они были больше чем гениальными по своему исполнению и невероятно точной детализации. Вот в глаза бросилась одна из знакомых мне стен. На ней многолетними слоями наклеены старые объявления о продаже всяких пустяков и утерянных вещах. В некоторых местах буквы смазались от дождя, превратившего бумагу в цветную кашу, а кое-где синее пламя зажигалок съело фрагменты слов. Это стена одного из домов, мимо которых я проходил каждый день по пути в школу. Я полистал еще немного и наткнулся на другие знакомые места города, нарисованные в его тетради: вот булочная, а вот парикмахерская в которой работает моя мать, перекресток с 4 светофорами, на котором я стою каждый день по 180 секунд. Изучая дневник, я понял, что Пол живет в доме напротив меня. Я понял это по точному рисунку его собственной комнаты и виду из окна, на котором видно мой дом. В тетради находились не только рисунки. В глаза мне бросилась запись прошлого года:
« Сегодня проснулся утром и обратил внимание, что вся рука искусана. В некоторых местах отчетливо видны следы зубов, что не смогли прокусить кожу, но оставили глубокие отметины. Отец говорит, виной всему моя болезнь. Я страдаю легкой формой аутизма. Отец думает, что именно из-за этого у меня нет друзей. Но мне кажется, что это не так. Люди, что окружают меня, не способны понять всех хитросплетений разума и устройства моей головы, зачастую не получается установить контакт со многими, потому что это просто не возможно. Мы слишком разные люди. Но разве быть другим плохо? Врачи обнаружили у меня еще одно отклонение. Они называют его «синдром саванта». Утверждая, что из-за него я рисую невероятно точно и помню абсолютно каждый день, начиная с 3 лет от роду. Иногда становится очень обидно. Любовь к творчеству и тягу к прекрасному они объясняют тем, что с моей головой что-то не так»
Удивление и горечь в сердце от стыда съедали меня. Я принялся читать дальше.
«Я вижу, как моему отцу тяжело со мной. Он старается скрыть это всеми силами, но я очень часто рассматриваю лицо папы в моменты, когда ему невыносимо тяжко. Его глаза перестают казаться живыми. С расстояния кажется, что в глазницы вставили два небольших, идеально ровных, хрустальных шара, а лицо будто вылеплено из воска. Такое же точно лицо было у мамы в день, когда я видел ее последний раз. Отец долго плакал, а потом подошел и осторожно опустил тяжелые, уже остывшие, веки вниз.
Я помню, какой она была, хотя и не могу поговорить об этом с отцом – любые воспоминания о маме причиняют ему невыносимую боль. Закрывая глаза, мне удается видеть ее лицо очень четко. Чистое, непорочное, оно напоминает мне лица святых, что изображают на иконах и картинах великие художники. Кожа рук и лица бархатно-мягкая, маленький белый пушок покрывал ее щеки, которые так по-детски розовели во время улыбки. Хотя она была рядом со мной очень недолго, но подарила мне бесценные воспоминания, оставила след, приложила свою тонкую, худую руку к моей памяти»
Я не мог читать дальше. В горле что-то начало точить, на глазах выступили слезы, а руки предательски задрожали, как у хулигана, которого поймали с поличным. Вот он – человек, которого я унижал. Человек, что в миллион раз лучше, правильнее и чище меня. Его разум и чувства не испоганены предрассудками гнилого общества, сердце чисто, он читает людей, как открытые книги. И я смеялся над ним. Я смел унижать тех, кто хоть немного отошел от определения «стандартность».
Вернувшись домой, я в каком-то странном и полном исступления оцепенении просидел на своей кровати без движений целый час, прокручивая в голове то, что прочитал в дневнике одноклассника. Мне захотелось увидеть Пола прямо сейчас, посмотреть в его спокойное, красивое лицо и извиниться, дать понять, что очень сожалею, что поступал с ним так. Словно пораженный молнией, я вдруг кинулся к окну с острой надеждой, что увижу на улице Пола. Как ни странно, именно его я и увидел. Парень в темной олимпийке и штанах в цвет, присел на корточки у дороги и что-то рассматривал на земле. Это, определенно, был Пол. Я накинул куртку и кинулся на улицу.
Пол сидел на свежей, зеленой траве у самой дороги и рассматривал три круглых отверстия, пробуренных в свежем асфальте. Он увидел меня не сразу, но когда приметил, то почти никак не отреагировал. Вся моя энергия куда-то мигом испарилась, на смену ей пришло тяжелое уныние и стыд, я присел рядом с Полом, не зная, что сказать.
- Если ты пришел поиздеваться надо мной, то не надо. Отец смотрит в окно. Он не любит, когда меня обижают. – Неожиданно произнес он, явно обращаясь ко мне.
-Я…Пол…понимаешь, - я тяжело вздохнул, извинять гораздо тяжелее, нежели насмехаться и унижать. – Прости, прости за все, в общем, я изменился и теперь не хочу обижать ни тебя, ни кого-то другого.
Но на Пола эти слова подействовали совсем не так, как я рассчитывал.
- Я знаю, - уверенно ответил он.
- Ч-что? – только и смог выдавить я.
-Тебе это совсем не приносит удовольствия, знаешь, это очень заметно по выражению твоего лица. Я не держу зла, серьезно. – Его понимающее и всепрощающее поведение было достойно какого-нибудь святого, о котором пишут десятки церковных книг. После извинений прошло достаточно много времени, но я не хотел уходить.
- Вот, я нашел сегодня, прости, но не удержался и прочитал некоторые моменты, - признался я, протягивая Полу его личный дневник.
- Это приятно, что ты принес его, для меня он очень дорог. Спасибо. – Я заметил, что в другой руке он держал небольшой букет полевых цветов.  Пол разделил их на три равные охапки и одну протянул мне. Две своих он вставил в пробуренные отверстия в асфальте на краю дороги. Я сделал то же самое с третьим.
- Эти отверстия напоминают мне маленькие горшочки для цветов, выглядит прекрасно. – Заявил Пол, любуясь букетом, вставленным в ямку.
- Где ты нашел цветы? Сейчас март, все только начинает расцветать. – Удивился я.
- В поле
- Тут есть поле?
- Конечно, пошли, я покажу, тебе же еще не пора домой? – поинтересовался он.
- Идем.
Уходя, я заметил, как проезжающая мимо машина притормозила и аккуратно объехала цветы, торчащие из круглых отверстий в асфальте, будто кто-то установил негласное правило: «Беречь цветы у обочины».  Мы медленно шли, разрывая телами наползавшую на город кофейную тьму и разговаривая на любые темы. Пол старался быть нормальным, но иногда простые вопросы ставили его в тупик, вероятно, сказывалось его отклонение. Он мог часами говорить о музыке и картинах, но не мог сам завязывать шнурки или пользоваться вилкой и ножом одновременно. Именно поэтому он носил обувь на липучках.
- Вот, посмотри, - он указал рукой на поле, полное мелких цветочков. Оттуда веяло цветочной пыльцой и сыростью, начиналась настоящая весна, даже небо в этот день было необычно ясным. Пол улыбнулся не так нервно, как в школе, а по-настоящему теплой, искренней улыбкой. Да, он отличался от меня, отличался и от Аарона. Он гораздо лучше, мне впервые захотелось ровняться на кого-то, стать другом парня, который мыслит иначе и имеет несущественные отклонения. Таким товарищем я смог бы гордиться.
- Знаешь, если завтра в школе ты будешь смеяться надо мной, то я не обижусь, Аарон всех вынуждает так поступать, - тихо сказал Пол.
- Никто больше не будет смеяться, не будет унижений. Все изменится. Обещаю, Пол.
***
На следующий день мы отправились в школу вместе. Казалось, погода подстраивается под мое настроение, если всю неделю до вчерашнего вечера небо было устелено свинцовыми тучами, то ближе к концу недели погода налаживалась. Пятница обещала стать теплой. Когда вместе с Полом мы вошли в кабинет, то Аарон как обычно заорал:
- Эй, Пол, здорово, придурок! – в ответ послышался гогот его приспешников.
- Эй, ты, мудак, заткнись! – вскричал я. Аарон от неожиданности оторопел.
- Что ты сказал, Джерри? – он резко вскочил со стула.
- Ты и никто другой больше не будет смеяться над Полом и другими, кто хоть чем-то лучше тебя, человека, набитого дерьмом. – Злость вскипела во мне и словно гейзер вырвалась наружу.
Я получил боковой удар в бровь. Крики, хохот и шум смешались в одно целое как на палитре художника, в глазах потемнело. Я лежал на кушетке, рядом стояли двое из моего класса. Пол сидел рядом, его била сильная дрожь.
- Я-я же г-говорил, - заикаясь, прошептал он.
-Это было смело, Джерри, но бессмысленно. – Сказал темноволосый парень, в голосе чувствовались нотки уважения, - Я и не знал, что ты нормальный парень.
-Мы тебе поможем, завтра пятница, массовое избиение, ты помнишь? – проговорил второй одноклассник со светлыми волосами, его идеально сложенное тело отталкивало всяких забияк. Мало кто решался над ним издеваться. – Если ты, конечно, готов продолжать.
- Непременно, но что нам можно сделать втроем? – поинтересовался я.
- Узнаешь завтра, приходи за школу после уроков, там все и решится.
- Хорошо, - я уверенно кивнул, и похлопал по плечу Пола, пытаясь успокоить его расшатанные нервы.
***
Последним уроком в пятницу была физическая культура, я слегка задержался в раздевалке, осознавая, что опаздываю на драку, я не переобувая спортивные кроссовки, поспешил за школу, вообще не представляя, чем мне помогут двое парней из класса во время драки против 20, а может и больше, человек. Лишь с утра я видел беловолосого, он шепнул, что все в силе и сразу отошел от меня. Его, кажется, звали Том.
Не успел переобуться не только я. Вероятно, Пола утащили прямо из раздевалки еще до моего прихода, Аарон держал его за ворот спортивного костюма. Он почти никогда не начинал избиений первый, но сегодня особенный день.
- Мы уж думали, ты сбежал, - крикнул мне из толпы Том.
- Эй, ты, кажется, не слышал моих вчерашних слов! – вскричал я, обращаясь к Аарону. Здесь собралось, по меньшей мере, полшколы. Все с нескрываемым интересом смотрели на меня. Они пришли сюда, как в театр, словно на какое-то представление, посмотреть, как кто-то получит по лицу, будет унижен и избит. Со времен Колизея ничего не изменилось.
- Тебя-то я и ждал. С каких пор ты с этими дурачками? – усмехнулся он, отпуская Пола. Я посмотрел на товарища, его лицо скорее казалось усталым и безразличным, чем испуганным. За 9 лет он привык к  подобным представлениям. – А сейчас мы выбьем тебе зубы и сломаем ребра, вот как мы поступаем с такими перебежчиками. Эй, парни!
К Аарону подошло человек 30 моих бывших «товарищей». Те самые, с кем и я когда-то унижал других. Их лица были грозными, они уже приготовились к драке. Но неожиданно ко мне кто-то подошел сзади и положил руку на плечо. До последнего момента я полагал, что это один из моих врагов, но это был Том. Он слегка улыбнулся. Сзади меня стояла около 20 человек. Всем своим видом показывая, что не дадут меня в обиду.
- Бей придурков! – Взревел подобно разъяренному медведю Аарон. 50 человек схлестнулись, чтобы решить чья правда сильнее. Не хочу врать, в тот момент мне было действительно страшно, в пылу борьбу все меры осторожности забывались и оружием служил любой подручный предмет. Но удивляло вовсе не это. Мы производили так много шума, что учителя, до сих пор находившиеся в школе просто не могли нас не услышать, но ни один не вышел, чтобы разнять драку. Потрясающее равнодушие. Нас меньше и все мы гораздо слабее «правильных», но я не помню другого дня, когда я отстаивал права других так рьяно, как в тот день. Мы схлестнулись с Аароном, и никто другой не смел влезть в наше противостояние, я бил наотмашь, пытаясь причинить как можно больше ущерба врагу. Рассеченная бровь и разбитые губы не останавливали, а наоборот подстегивали меня продолжать борьбу. Боковой удар в челюсть и Аарон оказался поверженным. Как только его тело повалилось на землю, его банда тут же сдала позиции и начала молить о пощаде.
- Никто и никогда больше не будет никого унижать! – заорал я, под звуки одобрения своих боевых товарищей, - Ты можешь извиниться и, может быть, тебя простят, но если не желаешь, то убирайся, Аарон.
Его испуганное лицо удивило меня. Он выглядел, как подчинившаяся строгому хозяину собака, не хватало только визга, как у охваченного страхом животного. Вопреки всему я не чувствовал себя героем, но знал, что сделал необходимое, чтобы реабилитировать себя в глазах других. В тот день огромный камень свалился с моей души. Я обрел необычайную легкость, а погода вторила этому. Небо было голубое-голубое. Недалеко в рощице пели маленькие птички, недавно прилетевшие из теплых краев. Я посмотрел на Пола, он отчаянно пытался завязать спортивные кроссовки со шнурками, не смотря на личные проблемы, даже на занятиях спортом он хотел быть как все. Я медленно подошел к нему и, нагнувшись, помог завязать не поддающиеся шнурки.
- Все в порядке, друг. – С улыбкой сказал ему я. Его лицо просияло, преисполненное искренней радостью, он, наконец, обрел настоящих друзей.
Март приносит радость.