Быль
Середина девяностых годов двадцатого века. Окраина городка N. Серые низкие облака плывут над заводом, почти касаясь его труб. Промзона пустынна и запущена. Ржавые детали машин, трубы, плиты, цистерны разбросаны по огромной площади, заросшей сухой, выцветшей травой. Осыпаются последние листья с дрожащих осин, прижавшихся к железобетонному забору.
В здании администрации, в полутемной большой комнате за длинным столом сидят двое.
— Распилим завод — купишь себе мерина, наконец, — говорит плотный маленький человек с острыми карими глазами, обращаясь к длинному сухощавому человеку, сидящему напротив него.
Длинный мечтательно улыбается. Он вытягивает свои тощие жилистые руки в стороны, сладко зевает и потягивается.
— Сколько ты сейчас поднимаешь? — продолжает маленький. Длинный быстро закрывает рот и морщится.
— То-то и оно, — щерится маленький.
Они сидят в кабинете директора завода. Директор давно уволился, коллектив распущен. Повсюду густая пыль, старые газеты, оторванные листки документов. На столе секретарши — печатная машинка с застывшей в крайнем положении кареткой. Словно кто-то оборвал печать документа на полуслове...
— Главное чуваков найди, кто распилит и вывезет, — продолжает маленький.
Они решают пройтись по цехам завода. Везде царит мерзость запустения. В литейном цехе уже кто-то демонтировал огромные трубы, которые отводили сажу, и теперь из печей черная пыль толстым слоем укрыла все вокруг.
— Вот они — расхитители социалистической собственности! — восклицает маленький.
На полу комнаты, которая служила отделом кадров, разбросаны личные дела с приклеенными черно-белыми фотографиями бывших сотрудников завода. На их лицах — обреченность, словно еще при устройстве на работу они знали, чем кончится дело. Сиротливо забились под батарею отопления заявления об увольнении по собственному желанию, оторванная трубка телефона и мятые журналы.
Длинный идет по цехам завода и представляет, как он приедет на черном мерседесе в свой родной район Купчино. Это должно произвести фурор. Его одноклассники вряд ли достигли такого успеха. Первым делом он подъедет к дому Лешки, высунет голову в окно и по-мальчишески свиснет...
— Купишь мерина, чтобы голову высовывать? — смеется маленький, остановившись на пороге цеха с цифровыми станками. Длинный вздрагивает. Он всегда удивляется проницательности маленького, его въедливости, дотошности, способности все предвидеть и угадать.
— Кашпировский, — морщится длинный. Маленький смеется тонким, фальшивым смехом.
— Мадэ ин джепен, — читает он, стерев пыль с привинченной к цифровому станку таблички, и добавляет, — мерина возьмешь у проверенного человека. Он гоняет из Белоруссии практически нулевые.
Проходя через длинную архивную комнату, хранящую тысячи чертежей-"синек", длинный пинает ногой высокую стопку папок, которая сиротливо стоит почему-то в центре комнаты, словно специально отложенная и забытая кем-то. Папки падают на пол и разлетаются по сторонам, подняв облачка пыли.
За шкафами что-то шевелится. "Крыса?" — мелькает в голове у маленького.
— Ах, зачем же вы так? — слышится старческий голос, и из-за шкфов выходит пожилой, седой человек в очках с озабоченным интеллигентным лицом и папкой в руках.
— Кто вы?
— Я бывший конструктор этого завода...
— Что Вам здесь нужно?
— Да, я... просто... — по-ученически робко отвечает старик. — Я на пенсии... но, понимаете, преподаю в институте студентам... я работал здесь сорок лет... понимаете, документы, чертежи.. это же все пропадет...
— Ясно, — отвечает маленький, — это берите сколько нужно. Но как вы проникли на территорию завода — через пост охраны без пропуска?
— Я, понимаете, здесь проработал всю жизнь, — как бы извиняясь продолжает конструктор, — я должен спасти... было потрачено столько человеческих сил, было столько испытаний... на Крайнем Севере...
— Вот вам мой телефон. И в следующий раз не пролезайте в дыру в заборе, а оформляйте пропуск! — раздраженно прерывает конструктора маленький и выходит из комнаты.
—
Проходит время. Длинный едет в своем черном Мерседесе по Ленинградскому шоссе из Москвы в Петербург. В кармане "мобила", вокруг — классический интерьер настоящего Mercedes-Benz: по-немецки строго, качественно и эргономично, АБС, гидроусилитель руля. Под капотом двухлитровый четырехцилиндровый двигатель.
Для седана бизнес-класса 118 сильный мотор, конечно, слабоват. Но длинный старается отгонять эти мысли и не заостряет внимание, главное — внешний вид, главное — МЕРСЕДЕС!
"Чайники" на ладах и москвичах услужливо уступают дорогу. За окном мелькают черные, приземистые, покосившиеся домики, пустые поля, облетевшие леса...
Первым делом — к Лехе. Еще со школы он завидовал ему — папа по загранкомандировкам, Леха в модной джинсе, кроссовках, с пузырем жвачки во рту. Предел мечтаний. А у длинного отца нет, мать сутками на заводе. Денег нет, жизнь убогая. Теперь все в прошлом, все в прошлом...
Да, Мерседес, мерседес... Нулевый в Германии стоит 50 тысяч евро. Этот стоит, конечно, много дешевле, но не стоит об этом и думать, а тем более и говорить знакомым.
В ста километрах от Санкт-Петербурга мотор звучит как-то не так, что-то булькает, гудит. Машина дергается, длинный подбавляет газу. Но через несколько минут мотор глохнет, на приборах загораются сразу все лампочки.
— Так не бывает, — говорит длинный и сворачивает на обочину. Пробует завести — не заводится. Вылезает, открывает капот. Некоторое время тупо стоит и смотрит на двигатель. Садится в салон опять, пробует завести - стартер крутит, но двигатель не заводится.
— Так не бывает, — снова повторяет он, глаза его стекленеют. Вылезает, закуривает. Потом пробует голосовать — никто не останавливается.
— Сука! — безжалостно стучит длинный по капоту кулаком.
Через некоторое время из леса выходит дед с корзинкой грибов. Он сообщает, что в километре от шоссе находится железнодорожная станция.
Бросив машину, длинный идет на станцию в своих блестящих ботинках по непролазной грязи. Добравшись до Купчино, он поднимает воротник своего длинного кожаного пальто, надевает черные очки и быстро проходит через двор к своему подъезду, стараясь быть никем не замеченным...
сентябрь-октябрь 2016