Сколько потом себя корила Марина, что не прислушалась к материнскому сердцу, не вдумалась в сон, который лишь позже стал ужасающе понятен. А ведь утром он всплыл в сознании, да в суете она от него отмахнулась. И кофе не успела допить, как уже пес поскуливать начал, летом они любили раненько выходить, он и попривык. Притащив обратно разгулявшегося дружка, она кинулась будить Саньку, стараясь одновременно и подгонять и не нервировать дочь перед соревнованиями.
- Давай, Сашок, завтракай, я нажарила сырников и сварила тебе какао. Я понимаю, что рано, но хоть немного заставь себя съесть, когда ещё придётся? Степаныч сказал, что если будет ветер, то сразу пойдёте на воду. Они вчера отвозили яхты и зарегистрировались уже. Вот и я о чём!
Пока недовольная дочь уныло жевала, Марина втихую проверила экипировку, уложенную в спортивную сумку, габаритами напоминающую чемодан. Мысленно перечислила содержимое, многократно упаковываемое и давно привычное, как и повседневный гардероб дочери. Гидрокостюм, специальные тапочки, две пары перчаток, пакет с запасной одеждой и бельем и, самое главное, спасательный жилет были на месте. Марина добавила в боковой карман пару бутылочек воды и три «сникерса», крикнув Сашке, чтобы та не забыла прихватить в яхту воду и шоколадки.
Через двадцать минут Марина загрузила Саньку в мицубиши Ларискиных родителей, где уже сидели её такие же сонные и надутые товарищи. Вытребовав обещание позвонить как только вернутся с воды, в пятисотый раз предупредив о внимательности и пожелав всем детям удачи на соревнованиях, Марина захлопнула дверь машины и проводила взглядом огромный черный кроссовер, пока тот не свернул на проспект.
Дома Марина сварила себе кофе и, наконец, расслабленно плюхнулась на стул, вытянув и положив ноги на скамеечку. Попивая кофеёк, она лениво думала о том, что надо бы полить удобрением цветы, а то запаршивели совсем, о том, что приготовить на обед, и пойти ли сегодня сделать маникюр или уже записаться на завтра, а до этого всласть предаться хозяйственным делам, не переживая за «красу ногтей».
В рассеянные обрывки мыслей вдруг стали вплетаться какие-то невнятные полувоспоминания о сне, который встревожил ее и разбудил. Вроде там была вода, или поле, какой-то вроде зверёк выскочил и испугался... Или там была рыбка...
Резкий звонок мобильника выбил Марину из всплывающих в голове обрывков ночных видений. Дочь сообщила, что добрались до ***ва, ветер отличный, яхты почти снаряжены, и через полчаса, не позже, они выйдут на воду. Гонок при хорошем ветре обещают сделать пять, по максимуму, на случай, если в воскресенье будет слишком слабый или штормовой ветер, или будет кошмар всех яхтсменов – полный штиль.
Субботний день побежал своим чередом. Марина вынырнула из закрутившей её хозяйственной гонки только около четырех дня, подумав, что пора бы уже дочери и позвонить, не могли же они до сих пор быть на воде, почти восемь часов прошло с момента их выхода. Она стала звонить сама, но Саша трубку не брала. Занервничав, Марина стала набирать тренера, который на третий звонок наконец-то ответил. Степаныч пробубнил, что, мол, всё нормально, только перевернулись Лариса и Саша, но яхта в порядке. В очередной раз поразившись «заботливости» тренера, она попросила его найти Сашу и сказать, чтобы она позвонила маме.
Саша перезвонила через час, сообщив, что они выезжают, а результатов гонки ещё не сообщили, завтра догоняют оставшиеся, и уже тогда будет известно. Голос у дочери был вялый и уставший, что немудрено при таком насыщенном дне. Марина ещё подумала, что она бы ни в жизнь не выдержала шестичасовое пребывание на воде, да не просто расслабленно болтаясь, а именно с гонками, при которых дети стирали шкотами руки в кровь, выгибались мостиком, уравновешивая паруса, вычерпывали, не прекращая гонку, скапливающуюся на дне воду. Да ещё и перевернулись бедняги сегодня.
Марина кинулась чистить картошку, чтобы поставить её запекаться в духовке, с морской солью, веточками розмарина и оливковым маслом. Дочь обожала этот гарнир.
Александра приехала почти в восемь вечера, зашла в квартиру, медленно переставляя ноги, и тут же её чуть не сшиб радующийся пёс. Марина еле успела придержать дочку и оттащить собаку, а тяжеленную сумку с мокрой экипировкой подхватил муж.
Девушка выглядела совершенно разбитой и замученной, а её глаза казались от усталости огромными и чёрными на белом, как мел, лице.
- Радость моя, совсем ты заморена, давай в душик, вещи твои я сама разберу. Быстренько вымоешься и сразу ужинать. Сегодня всё, что ты любишь. Фаршированный перец, картошечка в духовке и пирог с ягодами. О, ещё кисель в холодильнике, тоже как тебе нравится, не густой!
- Мам, ничего не хочу. В душ и спать. – Санька дернула плечом и прошла к себе в комнату.
- Что-то с ней не то, ты бы, Мариш, пошла, поговорила, – муж любил на амбразуру детских трагедий бросать сначала Марину, а потом уж подключался сам. Надо сказать, что был он очень тревожным и слабонервным папой, в отличие от неё, считавшейся не сентиментальной и решительной особой.
Зайдя к Саше, она увидела, что дочь пытается снять джинсы, при этом шипя тихо, как недовольный котёнок.
- Как прошли гонки, Сань? Кстати, Степаныч сказал, что вы перевернулись с Ларисой. Как обычно, за парус новый волновался, а не за вас. Быстро яхту поставили?
В этот момент Санька, особо болезненно вскрикнув, стащила с ноги штанину. Увидев дочкину ободранную лодыжку и круговую гематому странного вида вокруг щиколотки, Марина обмерла.
- Что... Это... Саня?!! – то ли выкрикнула, то ли просипела Марина, упав на колени перед дочкой и протянув руки к дочкиной ножке.
- Мама, мамочка! – вдруг зарыдала Саша, просто рухнув всем торсом в Маринины объятия и уткнувшись личиком в её плечо.
- Расскажи, родная, расскажи всё. Ну что случилось, моя хорошая девочка? –Некоторое время она просто нежно гладила дочкины волосы и плечи, дожидаясь, когда схлынет острый приступ плача и Санька заговорит.
- Мы сегодня в бухте гонялись, вроде всё хорошо было, две гонки были первыми, одну вторыми пришли. Даже с Ларкой не ругались особо. Ветер хороший. А на четвертой совсем оторвались, быстро шли сами, все далеко были, и других яхт не было. Ну, или мы не заметили. Откуда этот пацан на «луче» взялся? Ни я, ни Лара даже не рассмотрели, кто это, и номера не увидели. Мам, мамочка, он просто снес нас... Мы подлетели, и наш «кадет» стал так резко переворачиваться, что мы прыгнули. Ларка же на руле, она назад выбросилась, а мне или на нос было выпрыгивать или на парус... – Саня опять тихо и горько заплакала, а Маринино сердце сжалось до размеров зёрнышка.
«Убью суку, найду и убью, ну Степаныч, ну ******, я тебе устрою новый парус...» - мысли Марины захлебывались от бешенства и страха за дочку одновременно. Хотелось зарыдать, но сдерживаясь изо всех сил, она произнесла как можно спокойнее: – Продолжай, детка, расскажи мне всё!
- И я… Я, я прыгнула на нос... Побоялась, что порву парус... Я упала в воду и не заметила сразу, что захлестнулась нога шкотом. И когда кадет стал переворачиваться гробиком, меня потянуло вниз... Мама, меня стало затягивать вместе с яхтой... Я пыталась, Лариса пыталась, а её не перевернуть, а шкот не распутывался, Ларка кричала, а никого нет... – Марина сжимала уже Саньку так, что ей в другой ситуации стало бы больно, но сейчас вряд ли что-нибудь смогло бы разжать её руки и заставить выпустить из их кольца своего ребёнка.
- И у меня уже только лицо оставалось на поверхности, вода попадала, а я даже не могла выплюнуть, как следует... Когда я решила, что уже все... вдруг подскочил Василевский на моторке с каким-то парнем, и они оба бросились в воду. Василевский меня поддерживал повыше, я хоть отплевалась, а парень раскрыл нож и со второго подныривания перерезал шкот... А Степаныч сказал, что это хорошо, что цел парус и он не видит серьезной причины, чтобы мне не выйти на пятую гонку... Василевский обматерил его, плюнул и велел мне оставаться на берегу. Лариска злилась... –Закончив свой жуткий рассказ, Саня совершенно расслабилась в маминых объятиях и уже не плакала.
Потрясенная рассказом Марина обхватила личико дочери двумя руками и долго и пристально всматривалась в него так, будто хотела забрать себе весь ужас, перенесённый Сашенькой. И лицо девочки порозовело, в глазах появились зрачки, а губы растянулись в смущенной улыбке...
- Искупаешь меня, мамочка, как маленькую?
- Конечно, родная, пойдем в ванную...
Когда вымытая и сытая дочь уже крепко спала, они с мужем ещё долго сидели на кухне, молча цедя коньяк и бесконечно, одну за другой, прикуривая сигареты. Улегшись в постель почти под утро и сто раз до этого зайдя на цыпочках в спальню, то поправить простынку, то невесомо притронуться к дочке, Марина так и не смогла уснуть. Во сне ей всё время виделась страшная картина уходящей под воду доченьки. Она вскакивала, распахивая глаза и боялась их закрывать какое-то время.
Забывшись под утро, она, как это бывает лишь во сне, поняла, что спит и видит сон, который ей до боли знаком. Рывком вскочив с кровати, Марина решительно пошла варить себе кофе, перед этим опять убедившись, что с дочкой всё в порядке. Присев рядом на корточки и приложив ладонь к нежной щечке, она почти неслышно прошептала детские прозвища Сани: «Суслик мой», «Рыбка»...
И тут Марину как током пронзило воспоминание: сон, тот сон, что не давался ей уже сутки, вдруг выплыл из подсознания. Картинка виделась теперь ясной до такой степени, что Марине стало плохо от своей тупости и невозможности отмотать назад эти сутки, чтобы никуда не пустить Саньку, запереть в клетке, как попугайчика, закормить пирожными и накупить всякой девичьей ерунды, которую она время от времени выпрашивает.
Запивая кофе убойную дозу валокордина, Марина с уже обречённым спокойствием перебирала вспомнившийся сон по деталям. Ей снилась большая вода, вот именно большая, непонятно что это было: река, озеро или море. И вдруг вынырнула маленькая рыбка на поверхность. Она весело сверкала спинкой, играла или ловила что-то. А в прозрачной воде вдруг нарисовалась какая-то огромная тень, вроде хищника. Рыбёшка пыталась спастись, выпрыгивая высоко из воды. Но сил оставалось всё меньше, а тень приобретала очертания акулы. И тут вода стала преображаться в разнотравье – колоски, простенькие цветочки и даже ковыль колыхало ветром, как волнами. А вместо рыбки из травы выскочил маленький суслик и замер любопытным столбиком, время от времени оглядываясь назад. Проследив во сне за взглядом зверька, Марина увидела черный силуэт птицы, пикирующей с неба. Проснулась она тогда, захлебнувшись от собственного крика: «Убегай, убегай, суслик, прячься, маленький...» А ведь и впрямь утром горло саднило.
Из состояния несвойственной беспомощности её вывел пёс, он стал ластиться, выпрашивая вкусняшку и намекая на приятную прогулку.
Вернувшись, Марина обнаружила дочку, пьющую на кухне кисель и закусывающую изрядным куском пирога. Порывисто прижав Саньку, она с удивленной радостью поняла, что та не прижалась жалостливо, а привычно выставила колючки и, запыхтев, пробурчала традиционно-недовольное: «Ну, ма-ам!»
- Что собираешься делать, Саш? Поедешь на соревнования или останешься дома? Я бы хотела поехать в любом случае. Как-то хочется мне Степанычу в глаза глянуть.
- Даже не вздумай, мама! Я поеду сама и отхожу оставшиеся гонки. Степанычу бесполезно смотреть в глаза, ты же его знаешь, он одноклеточный. – Сашка иногда выдавала меткие определения, несоизмеримые с её малым возрастом, чем всегда приятно удивляла Марину.
- Хорошо, Суслик, как скажешь. Я уважаю твое решение.
Девчонки заняли второе место. Парня, перевернувшего их яхту, так и не нашли, но, скорее всего, не особо и искали. Через месяц на регате в честь Дня города Марина вручила Василевскому две бутылки самого дорого рома, который только нашла, и молча пожала руку. Санька доходила этот сезон, а на следующий год сказала, как отрезала: всё, хватит, даже отказавшись забирать дорогую экипировку, хранившуюся в яхт-клубе.
На растерянный вопрос мужа: «Ребенок, а как же твоя мечта?» - Саша улыбнулась и ответила папе, что её мечта утонула. Вместо неё.
Оспаривать дочкино решение никто из них не стал: что уж, вырос человек…