Творчество такое бывает про Ведьму

Творчество такое бывает.
Часть 1
Однажды судьба забросила меня на целых полгода в глухую деревню около большой реки. И тут рыбалка была единственным моим занятием, чтобы скрасить грусть и одиночество. Поначалу, в то время когда я ехал в деревню, я вовсе не думал что буду так нестерпимо скучать. Я поехал даже с радостью.
«Поволжье… глушь… лоно природы… простые деревенские люди… старинные первобытные натуры, - думал я, сидя в вагоне поезда, - совсем незнакомый мне народ, со своими обычаями, своеобразным языком поволжского окания… и уж, наверное, там много красивых поэтических сказаний, легенд, преданий!»
А в то время (если уж рассказывать, так уж всё рассказывать до конца) я уже успел написать рассказы и их напечатали в одном из толстых журналов, и мне теоретически было известно, что для писателей полезно наблюдать нравы людские и слушать их рассказы, как материал для будущих произведений.
Но… или крестьяне местные отличались какой-то упорной необщительностью, или я не умел найти правильное отношение, чтобы начать общаться. Знакомых у меня в этой деревне было немного. И оставалось книжки читать осенними дождливыми днями. А дождь моросил сквозь туманную дымку серого дня, когда все небо так сильно затянуто тучами, даже неясно – это уже вечер или еще день.
Книжки какие были в доме я уже все почти прочитал, но одна из книг дала мне много пользы – и опираясь на неё и выписывая из неё, я начал работать по своему «писательскому ремеслу».
Это была толстая и большая книга-энциклопедия. «Мудрость тысячелетий» - сборник цитат и высказываний великих людей на ту или иную тему. Такие энциклопедии мудрости сегодня появились во множестве. Цитаты Шекспира, например: «Весь мир театр и люди в нем актеры», известны, а некоторые были внове, только что прочитаны. Это помогало настроить свой ход мыслей на позитивный лад мышления. Из цитат вырисовывались сюжеты в моем сознании.
___________________
Вот, например, Махабхарата, - это важнейшая из древнеиндийских поэм (вторая Рамаяна). В Махабхарате 90 тысяч стихов. Она была сформирована во вторую половину первого тысячелетия до нашей эры.
И там говорится о том, что белый свет наш, да и тот свет после смерти (в котором нет ни рая ни ада) принадлежит разным людям в разной степени, в зависимости от его принадлежности к роду. А роды человеческие делятся на высокие и благородные и на бедные и рабские. Такое разделение на касты существовало в человечестве давно и долгое время целые тысячелетия.
Кто-то был воином и занимался исключительно войной, - охранял от врагов и завоевывал новые территории, подчинял для государства своего другие народы. А кто-то был служителем культа религиозного, так называемые брахманы. Был и простой народ – не относившийся к кшатриям – к правителям. И были рабы явные, для которых служение всем другим людям было уделом всей жизни – и уборка мусора и отходов было уделом неприкасаемых.
Да. Такое время, кажется, прошло. Но нет. В памяти осталось разделение на касты даже у тех народов, кто о кастах вообще ничего не знает и\или не помнит. И все разделения проявляются в поведении людей.
Если ты прислужник по роду своему – то тебе не в тягость служить другим людям и, наоборот, нравится ухаживать за другими, и ты делаешь это с удовольствием.
А другой из рода более благородного, тебе претит даже подавать воды чашечку кому-то другому: «что это я должен служить ему, подавай, помогай, убирай за ним…» - думает человек, через силу заставляя себя прислужить ближнему.
Хотя уже давно принято за добро помогать ближним, но память рода отдает в действия свои приказы. Нравится другому молиться, а некоторым молитва в тягость, и так далее.
Видим из этого, что есть-таки разделение по старинному обычаю людей в обществе нашем, как вроде цивилизованном.
______________________
Главным героем во всех и многих произведениях писателей является – читатель, как ни странно. Хотя читатель иногда не упоминается даже в произведении, но он всегда имеется ввиду, подразумевается. Для него рассказывает писатель сюжет и хитросплетения своих историй. Это было замечено многими писателями и некоторые произведения прямо так и строятся – на беседе с читателем. Рассказ-разговор. Так принято.
Вот и мы делимся с вами уважаемый читатель, тем, что мы нашли в мудростях древних и что увидели в нашей сегодняшней жизни очень интересное, как кажется нам, и очень полезное, если подумать и сделать для себя выводы. А ведь и правда, есть такое и с этим нужно считаться, чтобы избегать конфликтов и не допускать беды – не зря мы употребляем знания мудрости древних, они нам много полезного приносят.
___________________________
Собрание буддийских текстов «Трипитака».
Иногда называют эту книгу «Типитака» - «три корзины мудрости (закона)». Он составлена  с пятого по третий век до нашей эры, это очень давно: 2 тысячи 500 лет назад. Через много лет странствий, оказался Принц Гаутама под деревом и предаваясь раздумьям над жизнью и над тем, что увидел и познал, - он стал Просвещенным, то есть Буддой.
И вот там, под деревом, в уединении, Благословенному (то есть Будде), погрузившемуся в размышления, пришли такие мудрые мысли:
«Я овладел этим учением, 1 глубоким, трудным для понимания, трудным для достижения, умиротворяющим. 2 Высоким, находящимся за пределами того, что доступно рассудку. 3 Тонким, понятным только для мудрых.
Между тем, люди 1отдаются привязанности, 2находятся во власти привязанностей, 3 видят удовольствие в привязанностях.
И этим людям трудно понять, что такое причинная связанность всего в мире и что такое взаимозависимое происхождение.
Особенно трудно понять им, что значит - угасание всех «санскар» - волевых импульсов личности, устранение воли своей. Что значит отказ от всего, что способствует перерождению. Что значит уничтожение жажды страстей.
А жажда страстей постоянна. Это неосознанное стремление человека, его привязанность к жизни земной, временной, привязанность к миру чувственных удовольствий.
Уничтожение страстей, подавление своих чувств – это и есть достижение Нирваны, высшего состояния личности человека, полное освобождение от всего, что связано с непостоянством, и освобождение от страданий».
И когда Будда уже не хотел быть здесь и учить других людей, видя в этом только усталость для себя и изнурение, - к нему явился обитатель Высших сфер – Брахма Сахампати и призвал его проповедовать учение, которое он постиг.
Будда внял уговорам Высшего Брахмы и оглядел мир своим оком просветленным и высказал стихами (гатхами):

Широко открыта дверь «бессмертной» Нирваны,
Для тех, кто слышит, и услышать готов.
И пусть отвратятся от шрадухи своей,
(то есть от брахманизма=религиозности).
Будда не был богом и себя так никогда не называл, но люди в веках, создали на его имени религию новую и завладели учением Будды и повернули его на пользу служителям религиозникам.
Но есть в учении Будды хорошие мысли, однако. Они бы нам не помешали, и может быть, в чем-то могли бы помочь в жизни.
… Есть две крайности, которых должен избегать стремящийся к Нирване:
Одна крайность предполагает жизнь, погруженную в желания, связанные с мирскими наслаждениями, - это жизнь низкая, темная, заурядная, неблагая, бесполезная.
Другая крайность предполагает жизнь в самоистязании, ограничении себя во многом (отказ от пищи – диеты, посты, и отказ от другого, что нужно телесной жизни), - это жизнь, исполненная страданий, неблагая, бесполезная.
Избегая этих двух крайностей, «татхагата» во время просветления постиг средний путь, - путь, который способствовал постижению, пониманию. Путь средний ведет к умиротворению, к высшему Знанию, к просветлению, к Нирване.

Этот благой восьмеричный путь таков:
1правильные взгляды
2правильные намерения
3правильная речь
4правильные действия
5правильный образ жизни
6правильные усилия
7правильная память
8правильное сосредоточение.
А вот благая истина о том, что существуют страдания, которые мешают нам Правильно жить.
1Рождение – страдание, 2Старость – страдание, это два полюса, между которыми проходит наша жизнь. А в жизни, посередине двух полюсов, - 3болезни – страдания. 4Разделение с тем, что нам приятно, потеря любимых страстей и предметов – страдание. 5Когда нет возможности достичь желаемого (мечты и планов) – это тоже страдание.
А вот благая истина о том, что страдания имеют причину, - это жажда, ведущая к перерождению, жажда вечной жизни (даже бессознательная), которая связана с наслаждениями и страстями, находящая удовольствие то в одном, то в другом.
А вот благая истина о том, что страдание может быть уничтожено. Это уничтожение жажды и полное уничтожение страстей, отказ от страстей, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них.
А вот благая истина о том, что есть путь, который ведет к уничтожению страданий: это благой восьмеричный путь (указанный вначале благой вести).
______________________________
И что интересно, что слова, неоднократно повторяющиеся в учении Будды – благая весть о том, - означают на Греческом языке – Евангелие. И очень многое в учении Евангелия совпадает с древнейшим учением Будды. Есть легенды, не принятые официальной Церковью о том, что Иисус Христос был в Северной Индии, в свои молодые годы и именно там, встречаясь с Ламами-учителями, воспринял их учение, потом переведя его на язык своего народа в котором родился и вырос, на еврейскую почву. Странно, но верится – что все религии говорят об одних и тех же истинах, а первый из них – Будда, вроде бы, кто сказал правильные слова.
_________________________

Творчество такое бывает часть 2

Спутником и проводником по местным водоемам на рыбалке стал один из моих соседей, местный житель Яшка, Яков Михалыч, который слыл заядлым рыболовом и браконьером, но знающим все протоки и озера округи.
Интересно расположилось это село, под местным названием Крайное. Село было в нескольких километрах от заливных лугов большой реки, среди леса, уходящего в гору, на возвышенность, от реки вдаль до горизонта. Тут небольшая речка, в 10 шагов ширины, вытекала из лесочка и бежала мимо села к большой реке, мимо полей, на которых колхозники собирали поздний урожай капусты. Мимо полей шла пригородная дорога, по которой я и приехал сюда из города. А если подняться на пару километров вдоль деревенской речки откроется довольно большое круглое озеро, заросшее по берегу камышами. Речка Малёвка, собирая воду со всех лесных родников и болот, протекая по лесам, впадала в это озеро с одной стороны и вытекала с другой. Село было построено у исхода, там, где речка Малёвка вытекала.
У большой реки в самом устье впадения малой, было много проток, там и браконьерили местные, там рыбы было много, особенно по весне, во время нереста. Сейчас, осенью туда было далеко идти по полям и по грязным, раскисшим от дождей, дорогам, на что Яшка был не согласен. Он предложил пойти в лес, к озеру и выше по речке, впадающей в озеро, где он знал, была старица. Старое русло реки, текущее только во время половодья, а летом отделявшееся пересыхающим перешейком.
Яшка пришел ко мне, разбиравшему рыболовные снасти, под вечер, накануне. Ему было интересны многочисленные мои приспособления рыбацкие: разборный, с ручкой на резьбе, подсачок, спиннинг с катушкой безынерционной, наборы блёсен, воблеров в коробках, вертлюжки и карабинчики в другой коробке….
Коробок красивых с прозрачными крышками, под которыми цветные лежали снасти, было много. Я их разложил и на столе и на покрывале кровати. На спинку кровати опираясь, стояли разобранные телескопические удилища от двух спиннингов и от двух удочек из углепластика, был еще набор круглых катушек лески различной толщины.
Мне необходимо было подобрать леску и перемотать на спиннинговые катушки. Отобрать блёсны, подобающие случаю, в одну коробку, которую можно было взять с собой на рыбалку в этот раз. И я выбрал несколько колебалок под щуку, несколько вертящихся маленьких под окуня. А еще оснастил одну из поплавковых удочек, малую четверку (4 метра), вторая была шестерка, и её я решил оставить, как и спиннинг взял поменьше. Потому что, если старица в лесу, то деревья не дадут размахнуться длинному удилищу, так и Яшка советовал.
- Сейчас бы пошли к большой реке, в устье туда, да вот, - шёл сюда: у, какой ветер на улице. Хотя дождь перестал, можно и сходить на рыбалку-то».
Действительно, осень вступила в свои права, похолодало. И я попросил Яшку помочь растопить печку-голландку, чтобы дом обогреть. В окна поддувало, да и вообще тянуло холодом со всех углов, в которые дул резкий, порывами, ветер. Через несколько минут Яшка вошел в комнату, согнувшись назад, с прижатой ко груди большой стопкой дров.
 - Да. Ветер разгулялся, не перестает. Нужно в «грубом» протопить, и как следует, не раз еще… - сказал Яшка, вываливая дрова перед подтопком.
- Что ж, завтра не пойдем, а? Как ты думаешь, Яшка?
- Нет… почему же…. Оно и что, что ветер, а старица та в лесу. Хотя бы и дуло, но не так, я места знаю.
Я пока все возился со своими снастями: нарезал поводки с разными крючками, - и 4-й номер и 5-й и побольше, на случай. Яшка вплотную занимался печью и сидел около неё. Молчание и вой ветра за окном, где уже стемнело. Когда Яшка выходил в очередной раз за дровами, распахнув взвизгнувшую дверь, чтобы потом зайти в отрытую, из сеней пахнуло-дунуло порывом ветра холодок.
На меня нашло странное и неопределенное беспокойство. Вот, подумалось мне, сижу я тут в глухой деревне в ненастную осеннюю пору, в ветхом доме, где и двери визжат и полы скрипят. В сотне километров от городской жизни, вдали от общества, от шумов и человеческих разговоров….
И начало мне казаться, что годы и десятилетия будет тянуться этот ненастный вечер, вплоть до самой моей смерти. И также будет гудеть за окном ветер, так же грустно будет гореть желтая лампочка под деревянным дощатым серым потолком, так же тревожно буду я ходить взад и вперед по этой убогой комнатке, так же будет сидеть около печки молчаливый сосредоточенный седой головой Яшка, - странный и чуждый мне местный житель-абориген, кажется равнодушный ко всему на свете: и к тому, что живет он на рыбе и картошке и продуктах со своего огорода, когда нет у него работы и нет у него денег, а только я, приезжий, обещался и уже заплатил ему за помощь мне….
Люди почему-то все – стали равнодушны ко всему.

Часть 3

В моём представлении о деревне, по фильмам (свадьба в Малиновке, например, и др.) и по книгам, - село виделось со многими людьми, которые все друг с другом знакомые и вечерами и песни поют под гармонь, соседка с соседкой общаются через небольшие невысокие заборы штакетники или плетни. На лавочках у калиток в деревне должны сидеть старики и старухи, люди должны жить в общении.
А тут, в реальности, я увидел совсем всё другое, противоположное. Улица деревенская была пустая и днем и все вечера. А заборы двух-метровые, глухие, из профнастила или из досок, отделяли дома и дворы и огороды от улицы, так что не видно было людей, которые может быть и ходили по своим участкам. Общения никакого не наблюдалось. Наоборот, когда я проходил по улице и если встречались мне проходящие по своим делам местные жители, то смотрели на меня боязливо-неприветливо, и обходили меня, идущего по центру, по дороге, проходя, прижимаясь к домам, по тропинке на газонах перед домами.
Изменился внешний вид деревни превратившейся в коттеджный поселок с высокими глухими заборами со звонками-кнопками у калиток-дверей. Изменились люди. Чтобы пообщаться-поговорить с людьми я зашел на местную ферму, что недалеко на нижнем конце деревни находилась. Зашел я с лопатой в руках и спросил доярок – где у них навоз лежит, чтобы мне червей накопать. Вот тут и познакомился, представился сам, кто я такой и доярки посоветовали мне обратиться к Яшке соседу через дом, чтобы на рыбалку наверняка идти, представили его знатоком.
_____________________
Яшка сидел на корточках перед открытой заслонкой печи, перемешивая в печке несгоревшие головни, а я закончил свои сборы снастей и ходил взад и вперед по диагонали моей комнаты.
Из двух комнат этого большого (небольшого) дома я занимал только одну, поменьше, дверь во вторую была закрыта, в ней было прохладно, потому что вторая печь, небольшая русская печка, потрескалась, и у неё был просевший свод, так что протопить её было нельзя – дымилась бы, наверное.
Злой ветер, в молчаливой  тишине был слышен очень отчетливо. За стенами дома ветер бесился, как старый озябший голый бес, слуга сатанинский. В его рёве слышались стоны и визг и дикий смех. К ночи этот «ураган» расходился всё сильнее. Снаружи кто-то яростно колотился по стенам дома, это ветки сирени растущей в палисаднике так сильно прогибались под порывами страшного ветра. А невдалеке за огородами слышно роптал и гудел лес, с какой-то затаённой угрозой….
Этот ветер забирался в пустую комнату и в печную трубу, и старый дом вдруг оживлялся странными звуками. Что-то вздыхало в соседней комнате, потом будто забравшись в трубу, кто-то скулил жалобно и непрерывно: то поднимая выше и тоньше свой голос до визга, то опуская вниз, до звериного рычания. Этот злобный голос ветра врывался и в мою комнату в открытую дверь, когда Яшка вошел с очередной, третьей охапкой дров. Этот страшный гость пробежал в мою комнату внезапным холодком по моей спине и поколебал желтый свет, раскачав лампочку без абажура, висящую в патроне на голых сплетенных проводах под потолком.
Мне захотелось нарушить это томительное молчание, длившееся больше часа, каким-нибудь подобием человеческого разговора. Я присел на стул и спросил:
- Как ты думаешь Яшка, откуда это сегодня такой ветер?
- Ветер? – отозвался Яшка, оторвавшись от растопки печки, и закрыв дверцу топки, поглядел на меня завораживающим загадочным взглядом.
- Что ж! Вот и ночь страшная и гудит всё вокруг, - не иначе ведьма что-то шаманит или ведьмак веселится! – сказал он с улыбкой.
И я с жадностью приготовился слушать Яшку. «Вот, наконец-то, - подумал я, - может быть сейчас, мне удастся выжать из него какую-нибудь интересную историю, связанную с волшебством и магией…».
- Ну, а здесь у вас в деревне разве есть ведьмы? Расскажи.
- Не знаю…. Может быть, есть, наверное, - ответил Яшка вновь с прежним равнодушием и опять повернулся к печке. Он как зажегся, так и потух, будто вспыхнувший на миг огонек.
- Старые люди говорят, что были когда-то…. Может, и не правда….
Я был разочарован. Характерная черта Яшки была его упорная несловоохотливость. Когда он и снасти рассматривал мои, и следил за моими хитрыми действиями по их устройству и то – покачивал головой с одним возгласом: «да-а», ничего не спрашивая и не говоря.
«Придется вытягивать из него слова-ответы» - и я уже не надеялся добиться от него чего-нибудь интересного. Но он, вдруг, заговорил с ленивой небрежностью, будто обращаясь не ко мне, а к загудевшей печке.
- Тут народы, знаешь, языческие живут по всему поволжью, - чуваши, марийцы, мордва, - у них все в лес ходят и лесным духам поклоняются. Знахарок по селам, слыхал, много есть. Была и у нас много лет назад такая ведьма…. Только её прогнали мужики из нашей деревни.
- Куда ж они прогнали её?
 - Куда!.. Известно куда, - в лес…. Куда ж еще, подальше! – с некоторой ехидной иронией сказал Яшка.
- Как же так, - удивился я, - Не в средневековье живем!
- А вот так, - оживился Яшка – И не старая была, а в колхозе не работала, гаданием разным, наговорами-заговорами промышляла. Она на окраине поселилась и домик купила старый было…, - где только деньги брала. А сами наши ей платили, бабы все и еду ей носили и всё – лечила она, якобы…. –
- Ну и что ж, что было-то с ней… - нетерпеливо выспрашивал я у Яшки.
- Так чего было!.. Вреда от нее много было: ссорилась она со всеми мужиками и с начальством колхозным. Зелье она варила, - так, что пройдешь мимо хаты запах исходил вокруг. Любили её пьяницы – за самогон. Вот и выгнали её, - то ли в тюрьму забрали.
А потом, слышал, в лесу избушку заселила. В «Погорельцах». Не живут уж там люди давно. Деревня там погорелая за озером стояла и домики есть, которые-некоторые целые, - лет 50 уже как, сгорела. Всё там лесом поросло, а она там и живет, говорят. Дорога туда уж заросла вся, рассказывал Яшка. А я понял, что "зельем" он называл самогонку банальную.
- А теперь к ней ходят?
- Всё бабы, старухи да молодухи ходят к ведьме той, за знахарку там и почитают, да только ведьма она. Я помню, тогда ещё я молодой был… -
А надо сказать, что Яков Михалыч был сухопарый старик, выглядевший моложаво, и уже «седьмой десяток заканчивал», как аттестовался он мне при первой встрече.
"Настоящая ведьма живет где-то рядом" - эта мысль сразу заинтересовала меня и взволновала.
__________________________
Творчество такое бывает часть 4

После трехдневных моросящих дождей и после ураганного вчерашнего ветра, с утра было очень тихо в природе: птицы молчали или уже все улетели на юга. Небо прояснело, и в воздухе чувствовался морозец приближающейся через пару месяцем зимы. Мы вышли из дома еще до солнышка. А подошли к реке, когда из-за леса в синее небо брызнули яркие желтые его лучи.
Нам нужно было перейти на другую сторону реки. Впереди ждал обход вокруг озера к тому старому руслу на пологом берегу по лесной дороге, которая и была ведущая в Погорельцы, в деревню, где жила знахарка Марфа.
«Имя у неё старое, Марфа зовут» - с некоторым презрением в голосе сказал мне Яшка.
- И что ж. Она ведь и лечит по-старинному, чай, - травами! – ответил я, как бы защищая «ведьму».
- Да уж, что уж там – лечит! Зверобой да мяту я и сам завариваю, а уж чай с малиной от простуды каждый знает…. Мы даже черёмуху собираем ведрами и сушим на чердаке на газетах. От поноса помогает…, - говорил Яшка, настаивая на том, что вовсе та Марфа не врачевательница, и продолжил. – Не в том, что лечит, а что ворожит, гадает и порчу наводит - весь её грех! Говорят же ворожить нельзя, и прокляты все ведьмы.
- Кто говорит? Ты никак сильно верующий стал?! – спросил я.
- Да, не то чтобы верующий больно-то. А вот Церковь открылась у нас старая, - многие и все, поначалу ходили да священника слушали. Проповеди он читал после службы…
И рассказал мне Яшка, что Вера у них и раньше была, только затаённая. А в здании бывшего Храма, чего только не было – и склад был колхозный, еще до войны. А потом клуб даже был, кино показывали, «аккурат» где алтарь – там и сцена была и экран. Но запущенное здание стояло много лет последнее время, пока не начали восстанавливать.
- Так оказалось, вот: когда ещё ломали Храм, в 1930-х годах… Оказалось, что иконы и утварь некоторую по селу растащили и прятали, - рассказывал Яшка, - Выяснилось, что всё сохранили люди. Принесли, когда здание без купола заброшенное передали Церковным властям и строить начали. А у одной старушки нашлась половинка входных дверей-ворот от Храма, резная, с фигурами святых, по дереву вырезанных. Вот как. Перевернутые вниз резьбой и сверху досками укрытые, эти ворота лежали у неё в Хлеву на полу лет 50, вот ведь! –
Народ к Богу потянулся. А тут ведьма живет, и всё равно ходят к ней и гадают девки молодые на будущего супруга, да и старушки про внуков своих узнать – судьбу их по картам особым, с картинками, каким то, - с некоторым возмущением сказал он в завершение.
- Да. Это другие карты – Таро, карты с рисунками, - сказал я поддерживая разговор. – Видимо сильная ведьма, грамотная в своем деле, раз такие знает карты, магией владеет.
- Магия не магия…. Были у нас «Кашпировские» разные, по селу тут ходили, о Боге говорили – улыбнулся Яшка.
- Это не то, это свидетели Иеговы, наверное. –
- Вот и то же, «свидетели» - сказал Яшка со злорадным юмором, - Я взял бесплатный журнал ихний с картинками. А потом в Церкви спросил нашего попа. Секта, говорит. И он же, поп, про ведьму и сказал тогда – «они от сатаны все», что сектанты, что маги с ведьмами. После перестройки началось: появились экстрасенсы и по телевизору и во всех газетах объявления про них. А священник, поп, не так говорит – Богу верить надо сказывал. – И Яшка своими словами пояснил, как относится Церковь к магии и волшебству, пересказал мне проповедь, которую слышал в Церкви от священника.
___________________________________
Проповедь, - ответ на вопрос: Каково отношение Церкви к тем «верующим», которые занимаются гаданием и прибегают за помощью к колдунам и экстрасенсам?
«Из самого вопроса, в котором слово «верующие» стоит в кавычках, мы ощущаем сомнение в их верности Настоящей Вере. Поэтому ясным становится и ответ. Но чтобы он основывался на четких доводах, необходимо сказать о колдунах и гадателях, о магии и суевериях вообще, чтобы все было вразумительно и доступно для понимания.
Все виды гадания, колдовства, чародейства и подобных явлений типа магии и суеверий, строятся на вере древних («пещерных») народов, а также некоторых современных людей – в то, что некоторым образом можно контролировать природные силы, направляя их к достижению некоей желаемой цели: шаман помолился и дождь пошел, в бубен постучал и болезни оставят человека живым и здоровым.
Этим, сегодня занимаются люди (чаще женщины), обладающие некими личными способностями навязывать свою волю (гипноз), которым, якобы, известны магические формулы призывания нечистых духов, а многие из них (чародеев и магов) совершают при этом магические обряды и действия, сохраняющиеся веками. Содержание этих магических заклинаний остается неизменным из поколения в поколение и передается лицам, питающим особую склонность к общению с падшими духами, с бесами.
Во всяком случае, магия настолько же стара, насколько стар сам мир человеческий. Это явление в самых разнообразных видах наблюдалось в истории многих народов ещё с глубокой древности. Но ни в коем случае нельзя усматривать в магии нечто общее с религией.
Магия, конечно, имеет глубокие корни в истории, и всегда употреблялась как во благо (для лечения болезней), так и назло (заговоры на смерть) людям. Вопреки религии, которая с этим боролась, и выражала религия свободное почитание Бога.
Магия есть человеческое изобретение, в то время как религия имеет характер Откровения.
Кроме того, цели и методы этих противоположных явлений полностью различны.
Магические цели и методы не могут иметь, в отличие от религиозных, благоприятное содержание для всех людей, но всегда преследует чьи-то личные корыстные интересы.
Магия предполагает соблюдение неких строгих правил, которые изучаются подобно научным дисциплинам и не содержат в себе религиозных понятий. Можно сказать, что они ближе всего стоят к изучению природы бесовских явлений. В основе всякой магии приверженность строгим законам. Исследовать зачатки магии нелегко, поскольку следы её теряются в глубинах истории и широтах географии. Психология и понятия древних народов были иными, в отличии от современных. У первобытных людей в основном преобладал бессознательный элемент в организации жизни. На основе некоторых проявлений мы все-таки можем описать магию, но это совсем не значит, что мы сможем её понять.
По определению, существует два вида магии: «белая» и «черная». Методы и источники обоих видов – одни и те же (союз с дьяволом, с бесами), но цели различны. С помощью «белой» магии достигается нечто желаемое, а с помощью «черной» - нечто пагубное для других. В цели магии входит навязывание человеческой воли природе, исправление видимых вещей, которые будто бы несовершенны, а также препятствие развитию нежелаемых событий и подчинение всего того, что не отвечает требованиям определенного лица или группы людей. Нередко магия носит мстительный характер.

Истинная Вера не терпит и не сочувствует никаким проявлениям магии, гаданиям и другим суевериям. Чем слабее у человека вера, тем сильнее его подверженность магии.
Что касается Христианства, то здесь исключается всякая связь с магией по причине Богооткровенного его характера и учения о Любви. Христианские чудеса, праздничные события, церковные обряды и святые Таинства не имеют ничего общего с магией, поскольку это веросодержательные действия, а не магические.

Магия имеет связь с идолопоклонническим восприятием мира. Поэтому Пророки Ветхого Завета ревностно боролись против неё. Единобожие сохранило Израильский народ от магических катаклизмов (как пример всем народам), так как волхование и колдовство было тогда очень развито и применялось многими народами, которые потерпели крах и многие беды.
Магия предполагает знание некоторых определенных вещей (как раскладывание карт, расположение линий на ладонях, разглядывание кофейной гущи, определенный способ гашения углей и так далее). Кто этим занимается, тот, пользуясь некоторыми тайными природными и надприродными знаниями, находится на службе у падших духов, стремится исполнить потребности диавола, идя наперекор Воле Божией, и при этом часто использует священные предметы от религии – Крест, иконы, святую воду, свечи и так далее. Только надо твёрдо знать: ни Бога и ничего Божественного в магии нет.
Магия процветает во время бедствий человеческого общества. Так во времена чумы, унесшей сотни тысяч жизней – маги и колдуны пользовались большим успехом.
Так и сегодня. Глубина кризиса, - как экономического, так и политического, у отдельных народов часто напрямую соответствует степени развития отдельных видов магии: предсказателей судеб, гаданий, появление «спасителей» и всего того, что с легкостью влияет на сознание доверчивых людей – всё это с целью управления волей людской. Особенно это заметно в нашем народе, когда страна переживала кризис власти и всего, общий кризис, - то разные колдуны, «целители», биоэнергетические умельцы появляются ныне в  необычайном множестве. А наш народ, не наставленный, как следует, и забывший Веру истинную, становится легкой добычей лжецов.
Человеку вообще присуща такая особенность: чем вещь таинственней, тем она притягательней – «запретный плод сладок», говорят.
Оттого и начинают люди восхищаться некоторыми фокусами колдунов и безоглядно им доверяют. Им интереснее послушать какую-нибудь деревенскую бабку, а не священника в Церкви, Владыку или Патриарха. К сожалению, за свое легковерие приходится дорого платить и не столько материальными потерями, но, чаще всего, непоправимым вредом, нанесенным душе.
Кто-то мог бы сказать, что в религии существует нечто по внешнему виду напоминающее элементы магии. Но это лишь на первый взгляд. Всё, что происходит в Церкви по вере людей, имеет другой смысл. Так, например, наперекор разным аномалиям, присущим магии, - в Христианстве имеется Честной Крест и остальные священные предметы, которые имеют чисто духовный смысл, ведь их благодатное действие не зависит от личных способностей священника и никогда не употребляется в негативных целях. А у магов всё зависит от силы самого мага: сильный он маг-человек или нет.
Поэтому Церковь осудила и продолжает осуждать все виды магии и таинственные действия колдунов, предсказания, гадания и другие суеверия. Такие проявления по сути своей антихристианские и лишены благодати.
Магические действия не имеют ничего общего с безграничной любовью и Промыслом Божиим, которые проявляются в Церкви ко всем, никого не ущемляя. Магия несет рабство человеческой душе, а религия, в зависимости от силы веры, - свободу.
Магические действия всегда совершаются вне Церкви втайне. Со времен Симона Волхва, о чем написано в Деяниях Апостолов (8 гл. – 8 – 22 стихи), в Библии, и по сей день Церковь постоянно осуждает магию. Такое же отношение к магии мы встречаем и в Ветхом Завете. В те времена суд за волхование (колдовство) был очень строгим – смертная казнь: «Ворожеи не оставляй в живых» - написано в Библии (Исход 22 – 18).
Святая Церковь не только запрещает магические действия, гадание и колдовство всякого рода, но и предписывает каноническое наказание для тех, кто этим занимается. Такое же строгое отношение имеет Церковь и к людям, ищущим «помощи» у магов.
Обращающихся к магам, колдунам, предсказателям, с тем, чтобы удовлетворить свои желания и страсти, и вообще всех тех, которые принимают в своем доме таких людей, Церковь осуждает, в соответствии с 83-м правилом св. Василия Великого, - на шестилетнее отлучение от Причастия.
А по 65-му правилу того же Святителя – колдуны, гадатели и чародеи попадают под наказание, предназначенное для убийц, то есть на 20-летнее отлучение, за то, что через призвание демонов они приносили вред здоровью и жизни людей.
Вот как строга была Церковь. Но и сегодня расслабляться не стоит, хотя всюду царит недопустимая толерантность, что говорит о недостаточном понимании сути и опасности магии, как со стороны некоторого священства, так и со стороны паствы, верующих людей. Слаба стала сегодня ревность за чистоту Веры Христианской».
Этакую проповедь мне рассказывал сам Яшка в простых словах и эпитетах во все время, пока мы шли на рыбалку на старицу. Слова рассказанные Яшкой не соответствовали, иногда он сильно заводился и говорил матом, наш русский язык без мата не обходится. Так что пришлось эту «проповедь» Яшкину мне дома переводить и дополнять – что я и сделал, прочитав в книге Истории Церкви главу о наказаниях церковных.

 Часть 5

За нашей беседой-разговорами мы прошли вокруг Большого озера, через березняк по дороге, через лесок, растущий на другой стороне реки от деревни. Не заметили, как прошли все 5 километров. Озеро это деревенские местные жители так и называли «Большое», потому что были ещё маленькие лесные в глубине большого леса. И дальше мы вошли уже в настоящую тайгу, с высокими соснами и елками. Вот прошли и поворот дороги, которая шла в Погорельцы, где еще оставались жители, как сказал Яшка, - «домов пять-то жилых есть, а так заброшенные стоят больше тридцати».
Накатанной дороги дальше по лесу не было, шла тропинка, и скоро она спустилась с увала в заболоченную и поросшую осинником и мелколесьем низину.
Когда нам открылась довольно широкая старица, вода в ней была тихая, как застывшая река изгибалась она по лесу. Яшка повел меня в сторону, по, ему одному известной, тропинке через лес. В болотах этой низины, оказывается, и были небольшие озера с заболоченными берегами, к которым нельзя было близко подойти. Из этих двух озер лесных вытекал ручей, неся свои воды в старицу.
Мы долго шли вдоль ручья, огибая осиновые и березовые деревья и кусты крушины и волчьих ягод. И вот я увидел, что в широком месте ручей перегорожен был с двух сторон плетнем из веток между палок, воткнутых в дно. В середине плетень оставлял узкий проход по которому протекала эта маленькая речка-ручей.
- Ну, что ж! Теперь поедем на лодочке. Где тут моя долбленка?! – и Яшка стал убирать ветки и листья, которыми была прикрыта в стороне от берега лодочка. Это была лодка, сделанная из одного толстого бревна. Долблёнка легкая быстро была спущена на воду, нашлось в ней и узкое длинное весло-шест.
- а в других местах и не подойдешь к этой речке Чернушке, болото там везде, берега проваливаются. А рыба в тех озерах хорошая, линя много ловил. Мы вот «морду» посмотрим первую, - объяснил мне Яшка.
Морды, мордухи – это большие корзины, сплетенные на конус из тех же веток лозы, с промежутками между ними. Это старинное приспособление для ловли рыбы. В них сделана узкая горловина конусом внутрь, в который рыба заходит, а выйти не может.
Для того и перекрыт был ручей плетнем, а в оставленный проход опущена была морда на палке втыкающейся в дно.
Сразу в первой же морде оказалось много разной рыбы. Когда корзину достали и подтянули к борту лодки, в ней запрыгали, разбрызгивая воду рыбешки. Яшка развязал острый конец конуса и высыпал рыбу в лодку. Мне было поручено эту рыбу сортировать и собирать в большой целлофановый пакет из толстого целлофана из под удобрений колхозных.
Долблёнка легко скользила по воде, и Яшка управлялся с ней как заправский американский индеец с каноэ. Узкое длинное весло мелькало в его руках, он ловко перебрасывал его, подгребая воду то с одной стороны то с другой, где надо ловко протягивал в длину и отталкивался от берега на поворотах. И мы на долбленке узкой со скоростью проходили все повороты узкого ручья с заболоченными берегами, текущего по заросшему лесу.
И, вдруг, мы выплыли на озеро: это удивительное круглое зеркало темного озера, обрамленное стройными высокими соснами и камышами по берегам. Синее небо было как купол над этим похожим на колодец кругом. Вода была темная, очевидно, что глубокая.
Эти озера провального типа, карстовые, были среди лесов во множестве, как я слышал. Было, в один из дней, подземные воды подмывали своды глубоких карстовых пещер и на поверхности кусок леса проваливался вглубь земли, а пустоту заполняла вода.
_____________________________

У широкого выхода ручья из заболоченного озера, плетень построен был длинный с обеих сторон устья ручья, метров по 20, и в нем было устроено 4 прохода и в них стояло четыре «морды». Тут мы зарыбились под завязку, набрав полный рюкзак Яшкин. Это еще к тому, что я выкидывал мелочь обратно в воду, рыбу меньше ладони, как Яшка велел. Брал только крупную. Были щуки и окуни-горбачи, была и «белорыбица» - язи, голавли и сорожка, линей было штук пять и то были они в крайней одной морде.
Так, уже с рыбой мы возвратились, приехали назад.
У Яшки в рюкзаке было килограммов 20, если не больше, рыбы. Он объяснил, где мне на старице лучше рыбачить.
«Дойдешь до «Живого моста», - это мостик через другой ручей, ещё один впадающий в старицу. Там будет плес песчаный. «Живой мост» - это потому что его каждый год передвигает река весной, в половодье. Построили так, что опоры не воткнуты в землю, мост привязан железными проволочными канатами к деревьям с обеих сторон и весной он плавает. Когда вода спадет, мост встает между берегами уже узкого, летнего ручья. Только там открытые места, где ты со спиннингом можешь ходить в обе стороны от песчаного пляжа».
Сам Яшка пошел обратно в деревню, обещая вернуться со своими бамбуковыми старыми удочками, которые я уже видел у него дома, когда бывал в гостях.
И я один пошел вдоль старицы, берега которой действительно были заросшие кустарниками и толстыми деревьями. Некоторые деревья упали в воду кронами, образуя коряжники, под которыми щуки и окуни непременно водились, закинуть к ним блесну было проблематично.
Но вот, я вышел к открытому песчаному пляжу и увидел мост из бревен без перил через овраг с пологими берегами у самой воды и крутыми вверх по течению быстрого ручья. Ручей прорезал песчаную горку с высокими корабельными соснами на ней. Это быстрая чистая вода ручья текущая из гущи леса намыла такой дивный пляж из желтого, яркого под последним осенним солнцем песка.
Приятно было просто посмотреть на эту красоту. Однако пройти к воде по пляжу мне не удалось, - песок у воды проваливался, и мои ноги в сапогах тонули. Тогда я решил ловить подальше от пляжа. И пошел вверх по течению и расположению старицы, потому что течения не было заметно. Между кувшинок около берега была первая поклевка – первый выход щуки, но промах. Только с третьего раза я зацепил-таки эту щучку на пару килограммов. И так пошло. Продвинулся вверх до первого коряжника, сменил блесну, поставив крутящуюся поменьше и начал ловить окуней и крупных и поменьше. Через часа два вернулся на пляж. Тут уже было кострище (кто-то раньше тут был) и мне оставалось только немного сушняка набрать, чтобы развести костерок. Я поставил воду в котелке и пошел собрать смородиновый лист, с ближайших, замеченных ранее кустов. Вскоре я пил чай, сидя на бревнышке, с приятным разливающимся вокруг ароматом смородины. Тут пришел и Яшка, он принес мне пирожки приготовленные его «струхой». Перекусили и развернули поплавочные удочки. Мест для рыбалки было много, Яшка выбрал себе место ниже пляжа, а я пошел к тому же коряжнику, где окуней ловил, вверх. Поплавочная требует терпения, но у меня терпения было мало, и я сменял места одно за одним, везде клевала мелкая сорожка. Пока, наконец, решил поставить на дно и поднял поплавок к самому концу удилища. Ждать пришлось недолго, со дна мне попался крупный подлещик. Выводить его к берегу между травы и кувшинок пришлось постараться. Но вот оно и было – то удовольствие, тот азарт и адреналин рыбака, ради которого всё и затевается. Сходил я за подсачком, чтобы в другой раз не отпустить. И до вечера мне удалось поймать еще и язя крупного, и пару лещиков небольших.
Рыбалка была замечательная! Возвращались мы в сумерках, и снова я заикнулся было про ведьму, когда проходили мимо поворота на заброшенную деревню: «Надо бы сходить к ней, к знахарке-то, а?» - спросил я у Яшки, думая, что он бы мог проводить меня. Но разгадав мои планы, он резко отказался. Нет и все тут, нельзя и нельзя. Иди, мол, сам, если тебе так интересно.
- Ничего там нет любопытного, Пусть меня Бог оборонит от этого ведьминого клубка, сказал Яшка. И остаток пути прошли молча.
- Как зовут эту женщину, - ведьму по-твоему? – спросил я на последок, когда мы уже расставались у калитки моего дома.
- Так, сказывал уже – Марфа она, прости господи, - перекрестился тогда впервые передо мной Яшка и быстро повернувшись, ушел к своему дому.
- Да, да. Я просто запамятовал – сказал я ему в вдогонку и пошел, раздумывая все же посетить близкую от меня «неизвестность».

Творчество такое бывает часть 6

Конечно, как можно было упустить такую возможность: так близко находилась настоящая «ведьма», гадалка, экстрасенс своего рода, ну, как было не встретиться с ней. «Обязательно надо сходить и повидаться и поговорить» - решил я про себя.
Когда человек чего желает, к чему-то стремиться – это часто сбывается при помощи неизвестных сил свыше. Так случилось и со мной. Только не сразу. Потому что осенняя погода переменчива, солнечные деньки осенью бывают редко и непродолжительное время. Снова пошли дожди и снова я читал свою Энциклопедию мудрых мыслей. У меня было желание: увидеть ведьму, например. А что такое вообще, - желание.

Желание.

Что сказали о желаниях умные древние мудрецы?
Некоторые желания бывают хорошие, а некоторые плохие. Буддисты совсем против всяких желаний, считая их вредными. «Дхаммапада» - это сборник изречений, важная часть буддийского канона, означающий «Стезя добродетели». И там от желаний рекомендуется отказаться:
«Я называю брахманом того, для кого не существует ни этого берега, ни того. Кто бесстрашен и свободен от привязанностей мира; кто размышляет свободно от страстей; кто преодолевает желания…».
И еще: «У человека со смущенной мыслью, с сильной страстью (с желанием), видящего лишь удовольствие для себя, - желание всё возрастает: поистине они (желания) делают путы крепче».
Итак. Желание – зло. Но желание приближает нас к знаниям, удовлетворяя человеческую потребность в любопытстве. Все кто стремится исполнить свои мечты, свои желания – движутся в правильном направлении, узнавая и открывая новое в нашем мире. И великие люди, в отличие от буддистов, желания называли благом. Но и они решали ограничить чрезмерные желания об этом и говорили.
Цивилизация в подлинном смысле слова состоит не в умножении потребностей, а в свободном и хорошо продуманном ограничении своих желаний.
Это такая сложная оказывается штука – наши желания. Ибо сказал один из мудрых: В жизни есть две трагедии. Одна – не добиться исполнения своего самого сокровенного желания. Другая – добиться его и на этом конец.
До тех пор, пока человек не совладал с желаниями своими, он не совладал ни с чем.
О желании вообще немало сказано и хорошего и плохого.
Грубое физическое желание вспыхивает мгновенно. Но желание вкупе с нежностью требует времени – это что касается любви к противоположному полу.
И всё, что соответствует нашим желаниям, кажется нам правильным. А всё, что противоречит им, приводит нас в ярость. Так бывает человек зависим от желаний своих.
Желание нас ослепляет, и мы часто обманываемся. Но если бы мы отказались от желаний, вся жизнь была бы ошибкой. Ведь там, где прекращается желание, прекращается и человек. Желание – есть потребность, чтобы что-нибудь было, чего нет. Так прогресс движется. Если бы человек не желал, то и не было бы цивилизации человеческой. Причина всякой деятельности есть – желание.
Даже парадоксально бывает, что если желание одного в любви к другому падает, то желание другого усиливается. Как сказал об этом Пушкин:

Чем меньше женщину мы любим
Тем легче нравимся мы ей
И тем её вернее губим
Средь обольстительных сетей.

Однако в одном своем высказывании Пушкин сказал, что «Я пережил свои желания».
А всё потому, что одно желание порождает другое и третье и так до бесконечности: «легче подавить первое желание», - говорят мудрецы, - «чем утолить всё, что следует за ними. Из желаний возникает и смелость, - несмотря ни на что, все преграды преодолевая одержимый желанием стремится к нему. Поэтому мудрец сказал: «чтобы быть совершенно лишенным смелости, нужно быть совершенно лишенным желаний!
Желания, выходит нужны? Желание есть движущая сила души; душа, лишенная желаний, застаивается. Нужно желать, чтобы действовать, и действовать, чтобы быть счастливым. Желания необходимы, чтобы жизнь постоянно находилась в движении.
И есть в желании зачаток новой скорби. Чтобы достичь желаемого приходится претерпевать разные горести человеку, иногда даже беды-расставания.
Поэтому желаниями  необходимо управлять, их надо контролировать. О чем мы слышим и от мудрейших: кто управляет внутри самого себя и управляет своими страстями, желаниями и опасениями, тот более чем царь.
Сравнивай свои желания с желаниями других и делай для себя выводы – вот простой способ учиться мудрости в этом мире. Люди разные все: люди ладят между собой и не ладят, но можно ли сделать так, чтобы все угождали одному? Каждому что-то нравится, а что-то не нравится, но может ли быть так, чтобы всем нравилось то, что нравится одному?
Отсюда – желание – есть мера ценности.
Тело дышит так же, как дух желает чего-то постоянно. Это потребность человека – всегда чего-то желать, чтобы не стать несчастным от пресыщения счастьем достигнутого. Обладай мы всем, нам всё было бы немило, нам стало бы скучно; даже для ума нужно приберегать нечто ему неведомое, возбуждающее любознательность. Надежда на новое вдохновляет, пресыщение – губит. Даже награждая, не удовлетворяй до конца и вполне; когда нечего желать, - жди зла: и счастье это, без желаний, - злокачественно. Когда кончаются желания, начинаются опасения.
Между влечением и желанием существует только одно различие, что слово «желание» относится к людям тогда, когда они сознают свое влечение, поэтому можно дать определение желанию: это есть влечение с осознанием его.
В желании выражается сущность человека – сказал еще Спиноза.
Желание – отец мысли, (от мысли вложенной рождается).
Дальновидный человек должен определить место (первенства) для каждого из своих желаний и затем осуществлять их по порядку. Наша жадность часто нарушает этот порядок и заставляет нас преследовать одновременно такое множество целей, что в погоне за пустяками мы упускаем Существенное.
«Благодарение Богу за то, что я всегда желаю большего, чем могу достичь», - говорил Микеланджело и сделал очень много изобретений, всё придумывая новые и новые.
Надежда и желание взаимно подстрекают друг друга. Надеемся на лучшее, желаем облегчить свою доля, облегчить жизнь человеческую и тем – двигаем прогресс.
Всё было бы хорошо, если бы желания не были опасными.

Неужели таков наш ничтожный удел:
Быть рабами своих вожделений?
Ведь ещё ни один из живущих на свете
Вожделений своих утолить не сумел!

Если Бог не услышит меня в Вышине –
Я молитвы свои обращу к сатане.
Если Богу желанья мои неугодны –
Значит, дьявол внушает желания мне.

Предупреждал нас поэт – омар Хаям.

Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного. «Запретный плод – кажется слаще».
А иногда – для нас достаточно и того, что желание вообще было у нас, мы мечтаем, и живем своими мечтами, радуясь им, совсем не стремясь, чтобы они сбылись. У кого меньше желаний, у того меньше всего нужды, если посмотреть практически.
Преступные желания – это верх несчастья. Менее прискорбно, - это не получать того, чего желаешь, чем достичь того, чего и желать преступно.
Все думают, что человек счастлив, когда может жить сообразно своим желаниям. Но это ложно. Так утверждают и древние философы. Так как вы не можете достичь всего что хотите, то и желайте тогда только того, что можете сделать.
Всем желаниям следует предъявить такой вопрос: что будет со мной, если исполнится то, чего я ищу вследствие желания своего, и – а если не исполнится?
А все-таки: и началось тогда всё во вселенной с Желания – оно было первым семенем мысли!
Конец статьи про Желания.
____________________
Любопытство мое было удовлетворено неожиданным образом, Провидение ли, судьба ли, или кто следил за моими желаниями: только случилась «оказия» мне пойти к той самой ведьме, с которой мне так хотелось встретиться.

Творчество такое бывает часть 7

Встреча с ведьмой.

Едва снова прекратились моросящие осенние дожди, я снова пошел на рыбалку один, на старицу. Со своим спиннингом я решил посетить то лесное озеро, в котором стояли «мордухи» и когда мы плавали на лодке по ручью с Яшкой. К озеру я вышел с трудом пробираясь по лесу, через валежники вдоль ручья. Но подходов к открытой воде было мало; мне пришлось обойти это озеро и только на противоположной стороне от ручья я смог найти твердые берега. Тут мой спиннинг пригодился на славу: было выловлено – две большие щуки весом более двух кило, доставившие кучу приятных минут азарта, пока я выводил их из прибережной травы. Это с утра. А потом колебалка приносила лишь траву, собираемую вблизи берега. Я сменил блесну на окунёвую, крутящуюся. И здесь получил положительные результаты. Окуни-горбачи были удивительно-огромные и темные, изчерна, потому что и вода в озере была темная, даже полоски белые у обычных окуней тут были будто заштрихованы карандашом и почти незаметны.
Мой рюкзак быстро наполнился рыбой и задолго до вечера я уже собирался домой. Вот она – «оказия» тут и образовалась. Предложение моё было таково: «а что если мне не возвращаться к старице по ручью, а пройти от лесного озера на запад, как бы параллельно течению и старицы и нашей речки Малёвки, которая впадает в Большое озеро». Расчет был правильным: я выходил бы на ту дорогу, которая ведет в старое село Погорельцы, как помнилось, она шла перпендикулярно к той тропе, по которой мы ходили к старице. И я пошел через густой лес. Несмотря на отсутствие тропинок, я ориентировался чуть правее солнца, уже склонившегося к самому закату. Но всё-таки заблудился, - говорят, все влево ведет человека заблудившегося в незнакомом месте, - и точно. Я взял влево больше и наконец, затем, через продолжительное блуждание до самых сумерек, вышел к самой деревне.
Лес редел понемногу, почва опускалась и становилась кочковатой, след на мшистой траве быстро темнел и наливался водой, обойти это заболоченное место не представлялось возможным, я боялся куда-либо поворачивать, чтобы не заблудиться окончательно и поэтому преодолел болото, зачерпнув воды в сапоги и промочив одежду свою. Болотистые места закончились, и начался кустарниковый лес, тут были кусты…. Когда я выбрался на небольшой пригорок, то смог хорошо рассмотреть деревенский дом, который возвышался среди заросшего бурьяном огорода.
Я вышел на улицу. Это была такая улица, что дома стояли через один, через два пропущенных заброшенных участка с оставшимися фундаментами или заросшими ямами от домов. Но дома были жилые, их было с десяток, если не больше, деревенька жила. Дома разобрали и перевезли. Сгорел полностью дальний конец, наоборот, центр бывшего села. То, что осталось сейчас, было ранее краем одной из улиц. Да, в селе было две большие улицы. За высокими кустами и тонкоствольными деревьями есть даже развалины каменных строений – бывшей санчасти и дома дворянского, занятого было сельсоветом в свое время, после революцию.
- Ой, что тут было…. Село было большое, и церковь была. Только взорвали её уже при социализме, это после войны, аж в 61-ом году. Тогда Хрущев был, - и он обещал построить «развитой социализм», а к восьмидесятому году последнего попа уничтожить»… - говорил мне старый человек, которого я встретил, около первого ветхого домика во дворе.
- Потом поговорим, - спохватился новый знакомый «погорелец», зазывая меня в дом, - весь мокрый гляжу. Заходи, заходи скорее, простудиться «недолгА» - дом-то я протопил, как знал будто.
Никита Николаевич (как он представился, когда мы вошли в дом) всю свою жизнь прожил в этом селе, никуда из него не выезжая. Даже в армию в 1950-е годы его не взяли по знаменитому медицинскому диагнозу – плоскостопие.
Сапоги я снял на ступеньках крыльца и вылил из них воду, тут же снял и носки и выжал их, стоя босиком, и босыми ногами оставляя мокрые следы на досках, вошел в дом. Напротив дверей топилась небольшая квадратная печь. Живой старичок, Никита Николаич, быстро прошаркал ногами в комнату и принес стул со спинкой. Я снял и мокрые штаны, которые были повешены тут же перед печью на готовой натянутой верёвке и носки были повешены сушиться. А для меня нашлись и тапочки и брюки спортивные «адидас». Я посидел немного перед печью, протянув к ней ноги, согреваясь, а вскоре, мы сидели в комнате за столом, и пили горячий чай с вареньем и булочками, и я слушал историю села, теперешней деревни Погорельцы.
«При Царе тут барская усадьба была и не одна она, а жили еще помещики, купцы лавки держали. Это сейчас дорог нет, но была дорога через село наше до района. Уж никто и не помнит те времена. А там, за озером у вас, и Заводы были, говорят, - это мне ещё до войны мальчонке рассказывали. А и потом колхозные поля у нас тут, ближе к озеру до сих пор есть…» - с грустным ностальгическим видом, но громким голосом рассказывал седой старичок Никита.
История села трагическая, но похожая на истории других сёл России, разрушенных во времена революции, опустевших во времена укрупнения хозяйства, когда маленькие деревни свозились на центральную усадьбу, где трехэтажные дома строились, с центральным отоплением, канализацией и всеми удобствами. Но Погорельцы еще оставались живы – теперь же, после ликвидации колхоза, новое предприятие взяло на себя земли вокруг деревни, и сеяли и пахали поля около озера, на себя взял один из предпринимателей, организовавший Агропром-предприятие ООО «Село».
И в старой колхозной ферме в деревеньке держали коров, еще вначале двухтысячных годов – 2001-2004, но ту ферму затем прикрыли, и стоял коровник, разваленный без крыши теперь…. Коровы заболели Бруцеллёзом, и пришлось их зарезать – ветеринар в агрофирме был плохой или что, как говорил-рассказывал Никита.
- А как же у вас тут ведьма живет, говорят? – спросил я старика в очередную паузу во время его рассказа, как сюда трактора в деревню приезжают…, для него видимо каждое посещение было в радость.
- Ничего она и не ведьма. Это теперь дочь Марфина стала «знахаркой», а Марфу-то ведьму похоронили давно. А то было, вот Союз распался, и начали к ней тут очереди стоять: народ поверил в чудеса и стал к этой ведьме ходить. Но померла, и Слава Богу. – Как-то скептически и с неприятием сказал Никита и продолжил. - А дочка – что-ж, - ученица её. Вот я тебе расскажу про Марфу-то, слушать будешь, не торопишься? – Никита прошел к печке, проверил мои высыхающие штаны и носки.
- Ты тут можешь остаться, переночевать, носки вон не сохнут и печка моя старая – не скоро протопится, - предложил гостеприимно дед Никита.
За окнами стремительно стемнело. Поздней осенью день становится короче, как обычно, и темень почему-то гуще и плотнее, чем летом, и идти мне до своей деревни явно было никак нельзя: местность незнакомая и нет вдоль дороги фонарей как в городской цивилизации. Я был словно в глубокой старине, перенесшись на машине времени. Разговор старого Никиты изобиловал словами архаизмами, и речь его была с тем самым «оканием» и измененными словами, которую я и искал в этом краю. Например, говорил он не «лежать», а через «я» - «ляжит», не «пускай», а «пущай». Фраза получалась: «пущай сябе ляжит» - когда я снял высохшие мои брюки и носки и положил их на стул, им принесенный в прихожую к печи. Тут уж и ужин мы начали готовить из моей рыбы, (я так решил). Рыбу надо было поджарить, всё быстро организовалось, я почистил рыбу на столе, складывая кишки на газету, и эту газету Никита вынес в сени для кошки. Готовил он на электрической маленькой плитке и на ней я сам всё пожарил, перекладывая готовую рыбу в большое блюдо. После ужина вышли мы на воздух – покурить, а рассказывать Никита всё никак не начинал. Все это время говорил больше я сам, откровенностью вызывая всё большее доверие, светившееся в глазах старого человека. Мудрость она осторожная, как я заметил, - не сразу открывается и не сразу доверяет незнакомому человеку.
Только когда мы устроились в одной комнате ночевать: Никита расправил свою кровать, а я напротив на диване постелил себе сам, поданные из шкафа постельные принадлежности: простынь, одеяло, наволочку на подушку. Только когда мы легли начал он рассказывать про Марфу-ведьму….
Из этой встречи, на другой же день я вынес много интересного. Погода в это время испортилась, так что о рыбалке можно было забыть. Начал идти мокрый снег, который таял на твердых поверхностях, но долго держался на траве в углах крыш домов. И по ночам пошли заморозки, пока до минус двух градусов, днем теплело до плюсовых температур, что оказывалось еще хуже – от растаявшего снежка дороги развезло грязью.
Вот и предоставилась мне возможность записать самое интересное – что я узнал.
Старость она мудрая, как мудро говорили все древние философы.

Доверие и доверчивость.
Оказанное доверие обычно вызывает ответную верность.
Как можно не верить человеку? Даже если и видишь, что, вот, - врет он, верь ему, то есть слушай и старайся понять, почему он врет, сам-то он, верит ли себе?
Человеку нужно верить, и нужно верить простым людям, как детям – и тогда можно сделать для завоевания сердец этих людей больше, чем всевозможные законы, постановления и указы властей.
И наоборот. Где нет полной откровенности с вашей стороны, полной доверенности, где скрывается хотя бы малость какая-нибудь, - там не будет и не может быть никакой дружбы между людьми.
Дружба и доверие – родня. Хороший друг тот, кто признает тебя равным себе. Если он считает самого себя бОльшим, то унижает тебя. Если он считает себя меньшим, возвеличивая тебя, то раздражит тебя притворством дружбы.
Осторожность мудрости не случайна. Мудрость предупреждает нас. Оказывать доверие нужно лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить, и кто предпочитает ваше доброе имя больше, нежели вашу милость, поддержку.
Не следует доверять человеку, который, утверждая что-либо, кладет руку на сердце или применяет различные вещи для подтверждения, доверие не нуждается в подтверждении.
Не следует полагаться на уважение и доверие и такого человека, который, входя во все ваши интересы, ничего не говорит вам о своих делах и интересах.
Даже в дружбе надо быть экономным, говорит нам мудрость древних. Расходуйте свои силы осторожно, чтобы впоследствии сделать больше, но остерегаться нужно и того чтобы когда-либо делать меньше, оставлять дела свои. Доверие к самому себе – первое условие великих начинаний.
И ещё предупреждение от мудрости: не верьте тому, кто, едва успев познакомиться с вами, вдруг, без всякого видимого повода воспылает горячей любовью. Это опасно. Чтобы не разочаровывать – не надо очаровывать.
Наиболее доверчивы самые серьезные люди.
Зрелость разума узнается по неспешности доверия….
Но не подавай виду, что не веришь, - это невежливо, даже оскорбительно: ты тогда даешь понять собеседнику, что – либо он обманывает, либо он обманут и выставляется глупцом.
Однако легковерие никогда до добра не доводит. Доверие, оказанное вероломному человеку, дает ему возможность вредить. Выслушивать нужно всё, но не спешить с доверием.
Как можно иметь дело с человеком, которому нельзя доверять? – Если телега без оси, как можно на ней ездить?
Легко достигнутое согласие не заслуживает доверия. Не во всем и не всем нужно верить. Большие обещания уменьшают доверие.
Добрым людям следует доверять словом и разумом, а не клятвами. Просить совета есть величайшее доверие, какое один человек может оказать другому. И пусть никакие толки не отвращают тебя от тех, кто тебе доверился.

Творчество такое бывает часть 8

Передать рассказ сельского жителя Никиты в той форме, как он его мне рассказывал, конечно, не удастся. Мы разговаривали в домашней обстановке, когда наш разговор прерывался хождениями старичка Никиты к подтопку печи, где горящие угли он ворочал кочергой. И я выходил в сени перекурить. К тому же, сам строй речи старичка был интересный: он рассказывал не по порядку, а вспоминая то один случай, то другой и речь его изобиловала словами иногда нецензурными.
Поэтому рассказ Никиты я записал по-своему, стараясь привести всё, что я узнал, в логический порядок.

Итак. Рассказ Никиты о Ведьме.
«Я ещё маленьким хлопцем был, когда она, Марфа, пришла к нам. И девочка с ней была: то ли дочка, то ли внучка. Помню, боялись все её. Да и мы, все дети, боялись больше всего.
Для жительства своего выбрала она полусгоревший домик на краю деревни, где жильцы все погибли в пожаре. «Можно увидеть и сейчас этот дом-не дом, а прямо «избушку на курьих ножках». Дом этот полом земли не касался, а остался стоять на сваях от фундамента оставшегося. – Вот пойдешь по дороге назад к Большому озеру, там, в стороне от дороги и увидишь её домик» - говорил Никита.
Я почему знаю так хорошо: девчонка её ходила с нами в начальную трех-летнюю школу. Её тоже Марфуткой звали, и была она очень умная, училась хорошо. А потом, в старшие классы, в район она не стала с нами ходить, сама её бабушка Марфа, которую ведьмой прозвали, плоха стала здоровьем и болела и долго умирала: слегла и стонала, и даже криком кричала, - «я слышал, когда один раз мимо пришлось проходить». Это нечеловеческий крик был, а будто зверь какой-то заутробно кричал. Говорили, что ведьмы мучаются, умирая… пока свою силу не передадут.
А выгнали их из Большого села в наши Погорельцы, из-за того, что вреда от неё, от ведьмы, было много. Врачей в ту пору не было и до района далеко, вот и ходили все к Марфе поначалу, а она, как вроде, всех лечила, - отварами и настойками. Но обидел её предколхоза и да вся «контора» сельсовета против неё была. За самогон её ругали. Но она-то гнала спирт чистейший для настоек своих. Самогоном-же, через дом во всех деревнях торговали. И вот, почему-то, предколхоза на Марфу напустил и милицию. Так и пошло у них, - прямо война. Колдовала ведьма, говорят, - то стал недород урожая и в колхозных полях и у сельских жителей на огородах. Тут, зверек завелся во множестве, ласка или куница и всех кур подавил в селе; и в основном у конторских и председателя. Вот, на Марфу все грехи и повесили, и стали её ненавидеть.
А она, будто, порчу нагнала – все дети малые у конторских заболели, или свинкой или другой какой болезнью. Только у председателя маленький ребёнок совсем плохой был, плакал и кричал от болезни. Его в район, в больницу возили… - но ничего не помогло, и умер ребёнок. Так председатель напился пьяный и орал-ходил по селу, Марфу-ведьму проклиная.
А тогда в колхоз привезли технику: машинную косилку – сама едет и сама косит, еще комбайнов не было. И поехал председатель технику испытывать, да что-то не так пошло. Он попал под эту косилку, может пьяный был, но только смерть его ужасная была: разрезало ему живот и все кишки вывалились, а он еще живой был, и всё Марфу-ведьму проклинать не уставал, так и умер с проклятием.
Народ не знал: верить, не верить. Но слухи о мести ведьмы и о колдовстве распространялись с большой скоростью. Знаешь, как на селе бывает: «в одном углу кто-то «пукнет», а на другом конце другого села уже через день будут всё знать».
А тогда начали умирать один за другим все остальные конторские, кто против Марфы милицию напустил. Счетовод, бухгалтер колхозный, зачем-то на ферму пошел, а там навоз убирали скотники и, уходя на обед, оставили вилы в яме навозной воткнутые наоборот. Парнишки молодые дурачились: устроили, якобы, ловушку для зверей – палки воткнули в навоз, а острые железные вилы вверх торчали. И надо было игру такую придумать! В эту яму и упал счетовод, - тоже – зачем ему по краю ямы навозной идти было надо, и поскользнуться. Ужас! Его так и нашли насаженным на вилы, воткнувшиеся ему в грудь и в живот и в горло – весь навоз залит кровью был….
Другой конторский – агроном, пропал, кода в лес ходил за грибами, а нашли его собаки, когда другие люди пошли в ту сторону грибы собирать. В маленьком болотце, там клюкву всегда собирали, утонул тот агроном, говорят. А потом болото «выплюнуло» его. И милиция приезжала, и допрашивали всех, и Марфу допрашивали, но та же никуда из дома не выходила, только на картах свои гадания раскладывала….
Тут и пришлось Марфе от злых людей подальше уйти, сюда за озеро, в лес, перебраться. А в нашей маленькой Погорельской одни старики и жили, семей молодых мало было, три-четыре. Но домик Марфы у нас обходили стороной все, долгое время. Сейчас вот дочка уже старая стала, но она теперь настойки варит, и травы собирает и к ней теперь все ходят, раньше гадала она тоже, говорят, и привораживать умела и другие всякие дела по колдовству. Так и родила она себе преемницу, дочка у неё выросла уже замуж пора, а никто на красавицу внимания не обращает. Всё у них идет по женской линии. «Всегда они жили женским «ведьминым кублом» - завершил рассказ Никита, - я и сам чуть не попал в сети эти!».
Он в армию уезжал на далекую границу Родины на дальний восток, а когда приехал то влюбился в молоденькую одноклассницу, дочку Марфину, но его спасла мать родная: она его в церковь водила и молиться научила. От креста да молитвы отворачиваются ведьмы, и эта дочка Марфа оставила его»
Но это уже личная история: о любви к ведьме по привороту, и Никита-старичок обещал мне рассказать её в другой раз.
Встреча.
Было раннее утро, когда я вышел из деревни на заросшую травой дорогу (между колеями росли цветы луговых трав, и сами колеи покрылись зеленой порослью). Закрыта была даль туманом, идущим от озера, наползающим на лес пожирающим пространство драконом и скрывающем мне дорогу.
Не доходя до тех заливных полей, с левой стороны, я заметил справа среди высокого бурьяна тропинку, явно прокошенную и ведущую к лесной опушке. Это и было место, куда свернуть надо, как пояснил мне старичок Никита, чтобы попасть к домику ведьмы. И я пошел по этой тропинке.
Впереди, среди березок и других небольших деревьев открывалась крыша дома. Вот она «избушка» - домик, одна сторона которого от времени осела, и это придавало избушке хромой и печальный вид. В окнах недоставало нескольких стекол; их заменяли какие-то грязные тряпки, выпиравшие горбом наружу.
Поднявшись по трем высоким и широким ступенькам на крыльцо, я нажал на ручку и отворил дверь. В доме было очень темно, а у меня, после того как я долго смотрел на солнечный восход, ходили перед глазами цветные круги; поэтому я долго не мог разобрать, есть ли кто-нибудь в доме.
- Эй, добрые люди, кто из вас дома? – спросил я громко.
Около печки что-то завозилось. Я подошел поближе и увидел старуху, сидящую на низкой лавочке. Перед ней стояла широкая корзина полная куриных перьев. Старуха брала отдельно каждое перо, сдирала с него бородку и клала пух в другую корзину, что за спиной за лавкой, а стержни пера бросала на пол в кучку.
«Вот она – настоящая ведьма Погорельская», мелькнуло у меня в голове, едва я только повнимательнее вгляделся в старуху. Все черты бабы-яги, как ее изображают в народных сказках, были налицо: худые щеки, впалые, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный сморщенные подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом (или это тень от света, падавшего из одного целого окна удлиняла нос, так что делала его острым); беззубый провалившийся рот беспрестанно двигался, точно пережевывая что-то.
К тому же добавлялись выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые без ресниц (они поседели и были слабо заметны). Выпуклые, с красными веками глаза, - глядели на меня, точно глаза невиданной зловещей птицы (сказочной вороны).
- Здравствуй, бабка! – сказал я как можно приветливее. – Тебя уж не Марфой ли зовут?
В ответ что-то заклокотало и захрипело в груди у старухи (откашлялась); потом из её беззубого, шамкающего рта вырвались странные звуки, - то похожие на задыхающееся карканье старой вороны, то, вдруг, переходившее в сиплую высокую ноту:
- Раньше, может, и звали Марфой добрые люди…. А теперь: «зовут зовуткой, а величают уткой» - ведьмой окрестили. Тебе чего надо-то? – спросила она, от обидного тона перейдя в недружелюбный, и не прекращая своего однообразного занятия.
Когда встала она, и свет из окна стал привычный для моих глаз, - превратилась она в обычную пожилую женщину: ну старую, ну морщинистую, но с обычным подбородком и с обычным носом, ни сколько не похожую на старую бабу-ягу. Нагнетенные в голове мысли мои и тени слабо освещенной комнаты дали, вероятно, тот первоначальный эффект.
- Да вот, бабушка, приблудился я в вашу деревню. И пришел спросить, может, у тебя молоко найдется? – зачем-то придумал я первое, что на язык пришло.
- Нет молока, сердито отрезала старуха. – Много вас ходит по лесу…. Всех не напоишь, не накормишь…
- Ну, бабушка, неласковая же ты до гостей.
- И верно, молодец: совсем неласковая. Разносолов для гостей не держим. Устал – посиди, никто тебя из дома не гонит. Как пословица говорит: «Приходите к нам, на завалинке посидеть, у нашего праздника музычку послушать, а обедать к вам мы и сами рады». Так-то вот…. – сказала старушка и стала бормотать, шамкая ртом, так что слов разобрать я не мог, не то чтобы смысл понять.
Эти обороты речи сразу убедили меня, что старуха пришлая в этом крае: здесь никто не говорит пословицами. Между тем старуха что-то поправила в печи, прошаркала по полу и вновь села за свою работу. Продолжая механически своё занятие, все еще бормотала что-то себе под нос, но всё тише и невнятнее. Я разбирал только отдельные слова, не имевшие между собой никакой связи: «Вот тебе и бабушка Марфа…. А кто такой – неведомо… Года-то мои не маленькие… ногами егозит, стрекочит, сокочит – сорока будто чистая…».
Я некоторое время молча прислушивался, и внезапная мысль, что передо мною сумасшедшая женщина, вызвала у меня ощущение страха.
Однако я успел осмотреться вокруг себя. Большую часть избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем углу, как во всех деревенских домах тут не было – угол был пуст и бросался на глаза пугающей своей пустотой. По стенам вместо картин и фотографий, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда (сковородки, дуршлаг, черпаки). Ни совы, ни черного кота (обычных для бабы-яги и\или ведьмы) я не заметил, но зато с печки, два рябых больших скворца глядели на меня с удивлением и недоверчивым видом. Живые птицы перебирали ножками на палочке-насесте.
- Бабушка, а воды-то у вас, по крайней мере, можно напиться? – спросил я, возвысив голос.
- А вон, в кадушке у порога, - кивнула головой в ту сторону старуха.
Вода отдавала болотной ржавчиной. Поблагодарив старуху (на что она не обратила ни малейшего внимания), я спросил её, что, может, мне в другой раз прийти, если не ко времени я в этот раз пришел.
Она вдруг подняла голову, поглядела на меня пристально своими холодными, птичьими глазами и забормотала торопливо:
- Иди, иди…. Иди, молодец, своей дорогой. Нечего тут тебе делать. «Хорош гость в гостинку…» (в смысле «с гостинцами», намек). Ступай молодец, ступай….
Мне действительно ничего больше не оставалось, как уйти. Но вдруг, мне пришло в голову попытать последнее средство, чтобы хоть немного смягчить суровую старуху. Я вынул из кармана документы, где в корочках подсунуты были деньги, - достал 100 рублевую купюру и протянул её Марфе. Я не ошибся: при виде денег старуха зашевелилась, глаза её раскрылись еще больше, и она потянулась за купюрой своими скрюченными, узловатыми дрожащими пальцами.
- Э, нет, бабка Марфа, даром не дам, - подразнил я её, пряча купюру в боковой карман. – Погадай же мне хоть на картах.
- Ну, ну, пойдем, что ли к столу, - прошамкала она, с трудом поднимаясь от пола, с низкой лавочки. – Никому я теперь не ворожу, касатик…. Забываю всё…. Стара стала, глаза не видят. Только для тебя, гость дорогой, погадаю, - говорила старуха подходя к столу.
Стол у стены, над которым полка был сразу напротив печи, вдоль стола была длинная лавка, но мы сели каждый со своей стороны на стоящие у торцов стола стулья, напротив друг друга. Она достала с полки колоду бурых, распухших от времени карт, стасовала их и придвинула ко мне.
- Сыми-ка… Левой ручкой сыми… от сердца….
Обмуслякав пальцы, она начала раскладывать пасьянс. Карты падали на стол с таким звуком, как будто бы они были сваляны из теста, и укладывались в правильную восьмиконечную звезду. Когда последняя карта легла рубашкой вверх на короля, Марфа протянула ко мне руку.
- Позолоти, добрый молодец, ручку. Счастлив будешь, богат будешь… - запела она попрошайническим, чисто цыганским тоном.
Я сунул ей приготовленную купюру. Старуха проворно, по-обезьяньи тряся-крутя рукой, спрятала купюру в переднике своего платья-халата, в большой нашитый карман.
- Большой интерес тебе выходит через дальнюю дорогу, - начала она привычной скороговоркой. – Встреча с бубновой дамой и какой-то приятный разговор в важном доме. А вскорости, получишь неожиданное известие от трефового короля. Выпадают тебе какие-то хлопоты, а потом опять выпадают какие-то небольшие деньги. И будешь ты в большой компании, пьян будешь…. Не так, чтобы очень сильно, а все-таки тебе выходит выпивка. Жизнь тебе выходит долгая. Если в 50 лет не умрешь, то….
Вдруг она остановилась, подняла голову, точно прислушиваясь к чему-то. Я тоже насторожился. Чей-то женский голос, свежий, звонкий и сильный, что-то говорил нараспев, приближаясь к дому.
- Ну, всё. Иди, иди теперь, молодец, - тревожно засуетилась старуха, отстраняя меня рукой от стола. – Нечего тебе по чужим домам околачиваться. Иди, куда шел…, заблудился, выходи на дорогу и по ней дойдешь до людского жилья.
«Будто жилье её было не людское» - подумал я вставая. Она даже ухватила меня за рукав моей куртки и тянула к двери. Лицо её выражало какое-то звериное беспокойство. Голос, говоривший нараспев, вдруг оборвался совсем близко около дома, громко звякнула железная ручка, и в просвете быстро распахнувшейся двери показалась рослая улыбающаяся девушка. Обеими руками она держала перед собой цветастый передник, из которого выглядывала птичья головка с черными блестящими глазенками.
- Смотри, мамочка, зяблик нашелся раненый, - воскликнула она, - посмотри, он голодный совсем и крыло его сломано, я его вылечу…
Но, увидев меня, она вдруг замолчала, и лицо её вспыхнуло румянцем. Её тонкие черные брови недовольно сдвинулись, а глаза с вопросом обратились на старуху.
- Вот молодой человек зашел…. Заблудился, говорит, на круглое озеро ходил, – и, обратившись уже ко мне, - Напился воды, поговорил, да пора и честь знать. Мы тебе не компания…, – махала она костлявой рукой.
- Послушай, красавица, - сказал я девушке. - Пришел я к вам не воды напиться, а о гаданиях поговорить и болезнях-лечениях.
Должно быть, на неё подействовал мягкий, просительный тон, который я придал своим словам. Она бережно посадила на печку, рядом со скворцами, своего зяблика (я только сейчас заметил, что там была низкая корзина-гнездо), бросила на кровать, стоящую у самой двери, верхнюю одежду, курточку болоньевую, и прошла в комнату к углу на то место, где только что сидела старуха.
Я последовал на свое место, снова поставил у дверей свои спиннинги и рюкзак. Карты, собранные в кучу старухой, быстро были собраны молодыми белыми ручками в колоду и тасовались.
Старая отошла в свою запечную половину дома и вновь присела на низенькую лавочку около своих корзин с пером, продолжила свою работу не обращая на нас внимания. А мы остались у стола беседовать с молодой девушкой.
- Хорошо, гадальщик, не верящий ни во что, – сказал звонкий молодой и приятный голос, - погадали же тебе, а ты и не поверил, - сказала девушка.
- Чему тут верить? Не верю, конечно, а все-таки почем знать? Говорят, бывают случаи, совпадения…. Даже в умных книгах об них напечатано. А вот тому, что твоя бабка говорила, так совсем не верю. Так и любая деревенская баба сумеет поворожить.
Молодка улыбнулась.
- Да, это правда, что она плохо гадает теперь. Стара стала, да и боится она уже. А что вам карты сказали?
- Ничего интересного не было. Я уж не помню, - что обыкновенно говорят: дальняя дорога, трефовый интерес…. Я и не запоминал даже.
- Да, да, плохая она стала ворожейка. Слова многие позабыла верно от старости…. Куда уж ей? Да и опасается она. Разве только деньги увидит, так согласится.
- А я деньги и дал. Чего ж она боится?
- Известно чего, не так скажет, тогда и последствия будут, - это уже наше, «ведьмовское», – и снова улыбка озарила её лицо.
Но надо было идти, как я подумал, вдруг, сам не понимая почему, и заторопился. Это я потом понял, что каким-то образом на меня подействовала эта молоденькая ведьма, - что я захотел уйти.
Ничего не придумав другого, как мне еще пообщаться, я сказал уже в дверях, с рюкзаком за плечами и удочками в руках:
- И что же я без рыбы с рыбалки приду. А не покажете мне дорогу прямую на старицу, чтобы по дороге круг большой не обходить. Сам-то я вчера заблудился и в болото попал, пока на деревню не наткнулся, – обратился я с просьбой к молодой «ведьме».
И молодая девушка согласилась проводить и показать мне тропу через лес.
Когда мы вышли во двор, на свежий воздух, говорить и будто дышать даже мне стало легче (может воздействие гипнотическое молодой ведьмы распространялось на природе и воздействовало на меня в меньшей степени). Тут я осмелел и, наконец, мы могли поговорить.
- Это у вас и птицы ручные? – спросил я медленно идя вслед за девушкой по огороду по меже-тропинке. С обоих сторон межи были грядки с обычными огородными насаждениями. Тут луковые, сразу у межи, - подальше росла, видимо, картошка, - убранная в кучи ботва выдавала.
- Ручные, - ответила она отрывисто и даже не взглянув на меня. – Все звери к нам идут, а мы их лечим так же, как и людей.
Мы дошли до плетня, за которым уже лесок начинался, в дальнейшем переходящий в густой лес.
- Ну вот, глядите, сказала она, остановившись у плетня. – Видите тропочку, вон, вон, между соснами-то? Видите?
- Вижу….
- Идите по ней всё прямо. Как дойдете до упавшей сосновой колоды, повернете налево. Там надо прямо идти, всё лесом, лесом и идите. Тут сейчас и откроется вам озеро Круглое.
В то время когда она вытянутой правой рукой показывала направление дороги, я невольно залюбовался ею. В ней не было ничего похожего на местных деревенских баб, лица которых под платками-повязками, прикрывающими лоб, все были однообразные, с неким испуганным выражением. Моя незнакомка, была высокой брюнеткой, лет двадцати – двадцати пяти, и держалась она властно, легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала её молодую, здоровую грудь. Смуглую красоту её лица, раз увидев, нельзя было позабыть, но трудно было его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих темных глазах, которым тонкие, плавно согнутые посередине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и невинности одновременно. В смугло-розовом тоне кожи, в изящном изгибе губ, из которых нижняя, несколько полнее выдавалась вперед с решительным и капризным видом, - во всем облике этой девушки была неизъяснимая притягательная красота.
- Неужели вы не боитесь жить одни в такой глуши? И от дорог далеко, - к вам шел по скошенной стерне с километр, - спросил я, остановившись у забора-плетня.
Она равнодушно пожала плечами.
- Чего же нам бояться? Волки сюда не заходят. А скосили траву с бурьяном люди, - кто-то из приходящих. Не поленились, видно нужны мы им.
- Да разве волки одни…. Снегом вас зимой занесет, пожар может случиться…. Или мало ли чего еще. Вы здесь одни совсем, вам и помочь никто не успеет.
- И хорошо, что меньше людей! – махнула она пренебрежительно рукой. – Как бы нас вовсе оставили в покое, так и лучше было бы, а то и траву собрать не могут – уж объясняешь им, объясняешь, а всё идут сюда….
- Вот и вот, Я тоже говорю, - сколько всего в книгах написано, и лечения разные объяснены, чего уж к вам-то ходить? –
- Ну, народ, вы не знаете(?), не весь такой образованный, против вас, книжки-то не все читают. А вы сами-то кто будете? – спросила она тревожно.
Я догадался, что, вероятно, и старуха и эта красавица боятся чего-то исходящего от людей, - «обжегшись на молоке и на воду дуешь», опытно пострадавши., вспомнил я рассказы старика Никиты.
- О! Ты, пожалуйста, не тревожься. Я не какой-то там «начальник», рядовой человек, посторонний приехал тут….
- Вижу давно, что не местный, - лицо девушки немного прояснилось.
- Ну, значит, колдовством интересуетесь? А вы как: раньше об нас слышали или сами зашли?
- Да я и сам не знаю, как тебе сказать…. Слышать слышал, предположим, и раньше, но заинтересовался при случае: уеду, рядом быв, и не посетив….
Она поглядела на меня с испытывающим недоверием, словно внутрь заглянула, в самое мое нутро. Но совесть моя была чиста, и я, не сморгнув, выдержал этот пристальный взгляд. Тогда она заговорила с возрастающим волнением:
- Плохо это в колдовство входить, вредно это для людей бывает, неблагодарные они. Все потом ругаются: ты, говорят, ведьма, чертовка, и прочее…. Эх! Да что и говорить!
- Ну, я вижу, вы со старушкой посторонних людей не особо жалуете…. А мне можно когда-нибудь зайти на минуточку, нормально поговорить?
Она засмеялась, и – быстро-странно, неожиданно изменилось её красивое лицо! Прежней суровости в нем и следа не осталось: оно, вдруг, сделалось светлым, застенчивым и по-детски наивным.
Да что у нас вам делать? Мы такие скучные, вам по книгам больше известно…. Что-ж, заходите, пожалуй, коли вы и впрямь добрый человек. Только не в кругаля, через рыбалку приходите, что ж плутать-то.
И в её голосе слышалась уверенность в своей силе, Она будто знала обо мне всё, ей проникновенное зрение всё рассказало обо мне.
- Ну, однако, до свидания, - заторопилась она, не знаю как звать-то вас по имени…. Боюсь «бабка» моя будет браниться.
И она легко и быстро пошла к дому, наклонив вниз голову и придерживая руками разметавшиеся от встречного порыва ветра волосы.
Я встряхнул заплечный свой мешок, рюкзак, и пошел по указанному мне направлению.

Творчество такое бывает часть 9

Тропинка в лесу была едва заметна. Но всё внимание моё было обращено к окружающей природе. Я услышал, будто впервые, звуки леса, звуки птиц и насекомых, шелест листьев; мне открылись явственнее все живые организмы. На что я раньше не обратил бы внимание и прошел бы мимо, теперь привлекало моё внимание.
Есть понятие о домашних животных у нас, городских людей, живущих в облаке цивилизации, среди шума машин и кондиционеров и приборов. Кроме домашних, кроме животных, которых человек содержит и разводит в хозяйственных целях, рядом с людьми живут другие, самые разные звери, птицы, рептилии, рыбы, насекомые. Эти обитатели городских квартир и зоопарков, чаще всего содержатся для красоты. Самое важное в том, что обитатели таких живых уголков приобщают людей, запертых в каменных джунглях, к таинствам дикой природы; не дают забывать, что мы – часть природы, имеем с ней много общего, без нее наш мир гораздо беднее.
Есть животные, существование которых тесно связано с человеком, для них места жительства людей стали привычной средой обитания. Таких животных называют – синантропами. Большая часть их селится в парковых зонах городов. Там можно обнаружить следы зайцев и нарытые кротом кучки земли, повстречать вечером ежа, а днем – белку, и множество мелких птиц обитают рядом с людьми. Звери и птицы становятся непугливыми и могут брать пищу прямо из рук человека.
И вот, я в лесу видел девственную природу: заяц пробежал в стороне, остановился, приподняв уши, увидел меня и убежал. Птицы пролетали впереди меня с ветки на ветку, радуя взор своим ярким, невиданным прежде оперением: красные грудки и черные хохолки на голове. И даже жаба прямо под ногами перепрыгнула тропинку.
«Я в это время, во время моей «прогулки» по лесу, забыл о ведьме напрочь. Одной короткой беседы со мной, хватило ей, чтобы загипнотизировать и отвадить меня. Рассчитывая поговорить, я ничего не сказал, а будто срочно сам захотел уйти и ушел». - Это потом я подумал об этом, дома.
Пока я шел по тропинке, огибающей большие деревья и валежники, впереди показался просвет среди леса, и открылось видимое очень круглое, но совершенно другое озеро. Это было не то озеро близь старицы, на котором мы собирали рыбу из «морд» с Яшкой. И я вспомнил, что слышал от кого-то из местного народа, что в лесу есть «Окса ер». Местное население Поволжья – чуваши и марийцы и на их языке «окса» - это деньги. Так я и думал раньше, что озеро называлось денежное, «ер» - вообще, река, вода озеро. Денежное озеро – Окса ер, думал я. Но, как, (увидев озеро воочию), я догадался, что «окса» - употреблялось и в значении «деньга», то есть монета, а монета круглая. Вот и получалось, что название, как мне сказали знахарки-ведьмы: Круглое – правильнее, чем я думал. Озеро похожее на деньгу, - а не денежное – «Окса ер»!
Это Круглое озеро соединялось ручейком с другим озером, на котором мы с Яшкой были в первый раз, - это я выяснил потом, когда пошел домой по тропинке вдоль того маленького ручья. Так я вышел к старице и уже по знакомой дороге вернулся домой.
Пространство берегов Круглого озера – Окса ер – было достаточно открытым, лес не подходил близко к берегу. Камыш только в некоторых местах, в заболоченных участках, осложнял подход к открытой воде.  В основном берега озера были достаточно тверды, и дно было песчаное.
С рыбалкой на озере мне в этот раз сильно повезло – я принес домой полный рюкзак рыбы. Брали блесну щуки, щурята все были стандартные, как на подбор, больше килограмма, кило сто – кило двести.
Я вычитал где-то в энциклопедии или у Сабанеева, в его знаменитом труде «Рыбы России», о щуке конкретно:
«Всё в этой рыбе выдает удачливого хищника. Обтекаемые обводы тела и мощный хвост позволяют ей резко стартовать и развивать большую скорость при движении. Огромная пасть утыкана множеством острых зубов: они направлены назад и ни за что не дадут жертве вырваться».
А ещё, главное, было отмечено: «В некоторых озерах живут только щуки, причем в изобилии, и никакой другой рыбы нет. Оказывается, они питаются друг другом: самые мелкие щурята едят рачков-дафний, а более крупные особи охотятся на тех, что помельче». Вот и мне, вероятно, попалось такое озеро. Другой рыбы в озере я не видел, кроме щук, что было странно.
_____________________
Зима, как всегда, пришла неожиданно. Встал утром и за окном приятно светло – всё покрыто было белым снежным покровом. Снег, конечно, таял, и на дороге деревенской после прохожих и после проехавшего трактора оставались грязные рыхлые клочья, и выглядывала обнаженная, мокрая земля. Но на траве снег лежал, будто прижился, и таять не собирался. К вечеру снег повалил с новой силой, и уже не мягкий пушистый, а мелкий и колючий, под минус три. Настала настоящая зима.
Пусть ночь наступала раньше и была намного темнее, но дни стали светлыми и радовали белизной чистого снега; исчезла серая грязь осени.
В эти темные зимние вечера образ знахарки-ведьмы-Марфы-«Марфутки» (как сказал мне о ней одноклассник Марфы-старшей Никита, что в школе её звали – Марфуткой) – не выходил из моей головы. Мне нравилось, оставаясь «один дома», лечь, зажмурить глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и вызывать в своем воображении, представлять себе её лицо: то суровое, то сияющее молодой нежной улыбкой при расставании. Она выросла в приволье среди природы старого леса и была она этим так могуча, как растут молодые сосенки, вырастая в высокие стройные сосны. Мне вспоминался её свежий гипнотический голос, с неожиданными низкими бархатными нотками…. «Во всех её движениях, в её словах, - думал я, - есть что-то благородное (конечно, в лучшем смысле этого слова, не гордости), в ней была какая-то врожденная изящная умеренность….
Также привлекал меня в образе Марфутки и некоторый ореол тайны, суеверная репутация ведьмы, жизнь в лесной чаше среди болот и озер, и в особенности – эта гордая уверенность в свои силы, сквозившая в немногих обращенных ко мне словах.
Нет ничего мудрёного, что, как только встали дороги плотно примятым снегом и морозом, я отправился в их «избушку на курьих ножках». На всякий случай я прихватил с собою гостинцы – чай, сахар-рафинад в пачке и печенье с конфетами.
Я застал обеих женщин дома. Старуха возилась около русской печи, ворочая в ней ухватом, а Марфутка пряла шерстяные нити из кудели привязанной к палке, сидя на высокой скамейке. Когда я, войдя в дверь, стукнул закрывая её, она обернулась, нитка оборвалась под её руками, и веретено покатилось по полу.
Старуха внимательно и сердито вглядывалась в меня, сморщившись и заслоняя лицо локтем от жара печи.
- Здравствуй, бабуся! – сказал я деланно-громким голосом. – Не узнаешь меня, должно быть? Помнишь, я в прошлом месяце заходил про дорогу спрашивать? Ты мне ещё гадала?
- Ничего не помню, мОлодец, зашамкала беззубым ртом старуха, недовольно тряся головой, - ничего не помню. И что ты у нас позабыл, надо ль что-то? – получил я встречный вопрос.
Ошеломленный нелюбезным приемом, я потерялся и ощутил себя в глупом положении, когда не знаешь, что делать: обратить ли грубость в шутку, или самому рассердиться, или, наконец, не сказав ни слова, повернуться и уйти назад.
Невольно я повернулся со своим беспомощным выражением к молодой Марфутке. Она же чуть-чуть улыбнулась с оттенком незлой насмешки, встала из-за прялки и подошла к старушке.
- Не бойся, бабушка, - сказала она примирительно, - это не плохой человек, он может по делу пришел своему. Милости просим садитесь, - прибавила она, указывая мне на лавку у стола в переднем углу, - что вас привело? Ай болеет кто из близких? Сами-то вы здоровьем пышете!
- Да уж не очень-то, но грех жаловаться, как говорят, А я интересуюсь колдовством вашим, гаданием и прочее. Вот, поговорить пришел. – сказал я и прошел к столу, положил на стол свертки свои.
- Какая-то сердитая бабушка сегодня…. Чуть гость на порог, а уже и браниться. А я вам гостинцы принес, чайку попить.
Старуха бросила быстрый взгляд на свертки, но тотчас же отвернулась к печке, и стала там ворочать своим ухватом.
- Никаких ваших гостинцев не нужно, - проворчала она, ожесточенно переставляя в печи подносы на углях, и достала один из них с пирожками. Она стала складывать с подноса пирожки в большое блюдо, хватая горячие голой рукой. – Мы и сами можем угостить…. Что у тебя в свертках-то? - вдруг обернулась она ко мне.
Я развернул и выложил все, что принес на стол. Увидев пачку сахара и печенье с пряниками, она прошла и принесла для пряников блюдо плоское с рисунками. Гостинцы подействовали на старуху смягчающим образом, и хотя она, отойдя к печке, еще продолжала ворчать, но уже не в прежнем, злом непримиримом тоне.
Молодая моя собеседница встала и занялась приготовлением угощения на столе: был принесен вытащенный из подпечника горячий закопчённый чайник, разложены мои угощения и водворена на стол тарелка с пирожками. Так мы сели чаёвничать.
За чаем мы успели перекинуться только банальными словами о погоде и ранней зиме. Потом Марфутка снова села за пряжу, а я поместился около неё на подставленный шаткий стул. Левой рукой Марфутка быстро сучила чистую, мягкую кудель, а в правой у нее с легким жужжанием крутилось веретено, которое она то пускала до самого пола, то ловко подхватывала и коротким движением пальцев опять заставляла его вертеться. Эта работа, такая простая на первый взгляд, но, в сущности, требующая огромного, многовекового навыка и ловкости, так и кипела в её руках, - все делалось быстро, автоматически. Сама же она начала со мной беседу.
- А вот вы мне тогда сказали, что бабка вам гадала, произнесла Марфутка. И видя, что я опасливо обернулся назад, где у печи возилась старуха, она добавила: - Ничего, ничего, она немного на ухо туговата, не услышит, оттого и ворчит. Она только мой голос разбирает хорошо….
- Да, гадала. А что?
- Да так себе…. Просто спрашиваю…. А вы же ведь не верите? Я это сразу увидела по вашим глазам, - кинула она на меня украдкой быстрый взгляд.
- Чему не верю? Тому, что твоя бабка мне нагадала, или вообще?
- Нет, вообще….
И так началась наша продолжительная беседа-разговор.


Творчество такое бывает часть 10

Беседа

Разговор наш, конечно же, касался необычайной темы о колдовстве. Не знаю как, но я смог вызвать её, собеседницу, на откровение и она мне рассказала много интересного.
Я мотивировал свои вопросы тем, что все колдуны и ведьмы держат свои знания в секрете от людей. На что Марфутка спокойно отвечала:
- Вовсе нет никакого секрета. Я вам с удовольствием расскажу. Только боюсь, что, пожалуй, вы не поймете…. Не сумею объяснить. –
Редко кому, наверное, удавалось в жизни встретиться и поговорить с настоящей ведьмой. А вот мне довелось узнать и увидеть их дела настоящие.
Начну по порядку. Вот, бабушка её была колдунья, но мало ли что болтает народ, - спрашивал я у Марфутки. Она просто-напросто знает травы, средства от лечения болезней (мёд, прополис и др.), заговоры (которые воздействуют психологически). Но Марфутка говорила, возражая мне, что это не просто знахарство:
- Только, теперь она стала старая и уже не может делать того, что раньше делала – говорила она.
- И что же она умела делать? – любопытствовал я.
- Разное, - говорила Марфутка – Лечить она могла все болезни: и зубы лечила, и язвы заговаривала, лишай, если кого бешенная собака укусит или даже змея… да всего и не перечислить. –
Я приводил доступные для простого понимания Марфутки доводы, говорил в простой форме о гипнотизме, о внушении, что есть доктора-психологи и психиатры. Еще об индийских факирах вспомнил. А уж карты – это цыганское искусство, есть книги сонники, хиромантия по книгам и прочее, чему может научиться любой человек.
Марфутка верила картам по-другому, но сказала и больше.
- Не все, однако, карты могут сказать…. Что там карты…. Да я и без них узнаЮ много, вот хотя бы по лицу, - сказала она. – Если, например, который человек должен скоро нехорошей смертью умереть, я это сразу у него на лице прочитаю, даже говорить мне с ним не нужно.
- Что ж ты видишь у него на лице?
- Да и сама я не знаю, и объяснить не смогу. Страшно мне вдруг сделается, точно он неживой передо мной стоит. Вот, хоть у бабушки спросите, она вам подтвердит, что я правду говорю. Трофим у нас, тракторист колхозный, недавно, год назад, удавился у себя в гараже, где трактор его стоял, а его только за два дня перед тем видела в магазине в большой деревне, ужаснулась и убежала. И тогда же я сказала бабушке: «Вот посмотри, бабуся, что Трофим на днях дурной смертью умрет. Так оно и вышло. А на прошлые святки, после нового года, зашел к нам Петька, тоже скотник в колхозе бывшем, просил бабушку погадать. Бабушка разложила на него карты, стала ворожить. А он шутя спрашивает: «Ты мне скажи, бабка, какой я смертью умру?». А сам смеется. Что как поглядела на него, так и пошевелиться не могу: вижу, сидит Петка, а лицо у него мертвое, зеленое аж…, страшое. Глаза закрыты, а губы черные…. Потом, через неделю узнали, услышали, что рассказали: подрался он с мужиками в районе…. За бутылку водки его мужики избили и убили…. Злой народ стал, безжалостный…. Голову ему пробили железной арматурой, в больницу забрали, там он и умер.
- Почему же ты ему не сказала, что его беда ждет? –
- А зачем говорить? – возразила Марфутка. – Что по Судьбе написано, разве того избежать можно? Только напрасно человек свои последние дни тревожиться будет…. Да и мне самой думаешь приятно, что я так вижу, самой противно и страшно стает…. Только что ж? Это, ведь, у меня тоже по Судьбе дано. Бабка моя, когда моложе была, тоже смерть узнавала, и мать моя, свою смерть не зная, чужую завсегда видела, и бабкина мать – это не от нас идет… это в нашей крови так, по женской линии всё…, – рассказала Марфутка.
Так я узнал историю всего рода этих «колдуний». Женщины всегда рождали девочек на стороне и замужем не бывали никогда, так как в Церковь им и заходить-то было «не положено».
Однако, видя моё явное неверие во все это колдовство, Марфутка решила мне что-то показать. Она перестала прясть и немного посидела, опустив голову, словно прислушиваясь к чему-то:
- Вот я вам покажу, если хотите? Бояться не будете? – обратилась она ко мне уже очень серьезно.
- Ну вот, глупости. Чего бояться, всё это одно притворство, чтобы людей морочить, фокусы…, - парировал я, согласившись на эксперимент.
- Хорошо. Дайте мне руку. –
Я послушался. Марфутка засучила рукав моего свитера, вместе с рубашкой подвинув к локтю. Потом взяла лежавший на лавочке острый, похожий на финку ножик.
- Что ты хочешь делать? – спросил я, чувствую, как во мне шевельнулось подленькое опасение.
- Да это быстро, сейчас…. Ведь вы же сказали, что не будете бояться!
И, вдруг, рука её сделала едва заметное быстрое движение, и я ощутил на руке прикосновение острого лезвия, немного выше того места, где щупают пульс. Кровь сразу же выступила во всю ширину пореза, полилась по руке и частыми каплями закапала на пол. Я едва сдержался, чтобы не крикнуть, но, кажется, побледнел лицом.
- Ну, не бойтесь, живы останетесь, - усмехнулась Марфутка.
Она крепко обхватила рукой мою руку выше раны и, низко склонившись к ней лицом, стала быстро шептать что-то, обдавая мою кожу горячим прерывистым дыханием. Продолжалось это недолго. Когда же Марфутка выпрямилась и разжала свои пальцы, убрала свою руку, то на пораненном месте осталась только красная полоска-царапина.
- Ну что? Вот вам и хватит? Видели? – с лукавой улыбкой спросила она, убирая свой ножик.
Эта демонстрация немного сказалась на моей убежденности. Впору было поверить, что она обладает действительно какой-то сверхъестественной силой.
И наш разговор на этом почти закончился. Потому что мне уже нечем было возражать. Хотя я сказал, что это может достигаться искусным нажатием на вены и капилляры. Марфутка с упрямой настойчивостью опровергала все мои научные объяснения. «Ну, хорошо, про заговор крови, ещё куда ни шло, - говорила она, в споре, - а откуда же всё другое берется? Разве только одно это я знаю, что кровь заговарить? Я могу в один день всех мышей и тараканов вывести, хотите? А за два дня простой водой могу вылечить сильную огневицу, хотя бы все ваши доктора от больного отказались. А могу вам сделать так, - что вы можете забыть какое-нибудь одно слово…, совсем позабудете, по всем колдовским законам сделаю. Могу и сны разгадывать, без всяких «Сонников», а еще и будущее как я узнаЮ?»
Кончился этот спор тем, что и я и Марфутка умолкли не без внутреннего раздражения друг против друга. Действительно, для многого из её «черного искусства» я бы не сумел найти объяснения с помощью моих небольших научных знаний. Я не знаю, и не могу сказать, обладала ли Марфутка и половиной тех секретов, о которых говорила с такой наивной верой, но то чему я сам был свидетелем, вселило в меня некоторое убеждение, что ей доступны те бессознательные, инстинктивные, туманные, добытые случайным опытом, странные знания, которые, опередив точную науку современности на целые тысячелетия, живут, перемешавшись со смешными и дикими поверьями в темной, замкнутой народной массе, и передаются из поколения в поколение.
Ничего не оставалось, как собираться уходить. И Марфутка собралась, чтобы проводить меня, коротко сказав бабушке несколько слов. Мы вышли из дома, и пошли к дороге через мелкий лесочек. И тут во имя примирения или еще раз доказать мне свою правоту, она предложила мне еще показать «кое что» из своего знания «искусства» колдовства.
- Хотите, еще покажу вам «кое-что»? –
- Конечно, хочу. Только, если можно, без «кровопролития», пожалуйста. –
- А это не будет страшно. Пустяки…. Вы идите вперед…, идите.
Я пошел вперед, очень заинтересованный опытом, чувствуя за спиной напряженный взгляд Марфутки. Но пройдя около двадцати шагов, я вдруг споткнулся, на совсем ровном месте и упал неожиданно ничком вперед, еле успев выставить руки.
- Идите, идите еще! – крикнула Марфутка, после того как я встал. И я пошел дальше. Еще десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост.
Марфутка громко расхохоталась и захлопала в ладоши.
- Ну что? Довольны? – сказала она, сверкая своими белыми зубами в улыбке лица. – Верите теперь? Ничего, ничего!... Не вверх полетели, а вниз.
- Как ты это сделала? – сказал я, отряхиваясь от приставших к моей одежде комков снега. – Это не секрет?
- Нет. Никакого секрета нет, только объяснить это трудно…
Я не очень понял, в чем состоял этот фокус. Но она объяснила мне так: Шла она, имитируя мои движения, представила в мыслях, что поперек дороги натянута веревка. И в ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к воображаемой веревке, она делала движения падения, и тогда, по её словам, самый крепкий человек должен непременно упасть….
Откуда были такие знания у простой деревенской девушки? Я потом вычитал, что такие способы управления телом другого человека сотворяли французские ведьмы еще в 17 и 18 веках.
- О! Я еще много чего умею, - самоуверенно заявила мне тогда Марфутка. – Например, могу нагнать на вас страх и ужас.
- Что это значит? –
- Сделаю так, что вам страшно станет. Будете сидеть, например, у себя в комнате вечером, и вдруг, на вас страх найдет ни с того ни с сего, что вы задрожите и оглянуться не посмеете. Только для этого мне нужно знать, где вы живете и увидеть вашу комнату.
- Ну, это совсем просто, - усомнился я. – Придешь и постучишь в окно, крикнешь что-нибудь.
- О нет, нет…. Я буду в лесу своем в это время, а могу из дома своего никуда не выходить…. Но я буду думать, что вот я вхожу к вам в комнату…. Вы сидите у стола где-нибудь, а я подкрадываюсь к вам сзади…, хватаю вас за плечо и начинаю давить…, а сама гляжу на вас страшно… вот так – смотрите…. -
И тут её лицо преобразилось: брови сдвинулись, глаза в упор уставились на меня с грозным и притягивающим выражением, зрачки увеличились и посинели, вместо черных. Мне вспомнилась картина – Медузы горгоны – которую я когда-то видел. Под этим пристальным взглядом меня охватил холодный ужас сверхъестественного.
- Ну, хватит, хватит… будет – сказал я с деланным смехом. На этом месте мы расстались, и я просил разрешения прийти еще раз. На что она усмехнулась, пожав плечами, и ответила с простотой, что к ним все с горем или бедами приходят, а вы просто так – поговорить. Но что ей интересно будет еще раз пообщаться. Почти у самой дороги к озеру она развернулась и ушла не оглядываясь.

Часть 11

Зима. Снег. Метели и пурга. Ничего не оставалось делать, как сидеть дома и читать и думать. Всё, что я понял – это великая вещь, как Слово, творившее все чудеса. Ведь заговоры и заклинания в словах произнесённые, имеют действие своё. И кровь заговаривается словом и болезни словестными обращениями к духу человеческому творятся. И что такое Слово, которое было вначале, как говорит Писание, Библия. Вот это я и стал выяснять в высказываниях мудрецов.
«Слово и сила слова», статья.
Еврипид – 480 г. до н. э.
…Зачем, о смертные, мы всем другим наукам
Стараемся учиться так усердно,
А наше слово, нашу речь, единую царица мира
средь людей, мы забываем?

Вот кому служить должны мы все.
За плату дорогую Учителей сводя,
Чтоб тайне слова научили нас,
С которою, познавши, мы могли,
Всех, убеждая словом, – побеждать по жизни!
Во-первых: слово – это тень дела, сначала планы обговариваются, и потом человек приступает к делам.
Но слово бывает и злым и опасным. Как правильно нас предупреждают мудрецы: «Невоздержанный язык – худшее из зол», - сказал мудрец еще до нашей эры.
От малой искры недалеко до пожара, так может и малое злое слово довести людей до беды.
Откровенная речь – есть свойство свободного духа, однако опасно выбирать для нее неподходящий момент.
Со словом надо быть осторожным. Сила слова такова, что побеждает врага. Если словами не убедить, то может и оружие тебе не помочь.
Против злословия клеветника – нет лекарства, словом могут оболгать любого человека.
Необдуманно вырвавшееся слово также трудно удержать, как брошенный (в человека) камень.
Нет ничего сильнее слова, - утверждали мудрецы.
______________________
Мы превосходим животных только одним: что говорим между собою и что можем словами выражать свои чувства.
Слово было всегда и словами уже все сказано, так как слово существует многие тысячелетия. Ничего нельзя сказать такого, что не было бы сказано ранее. И если нельзя Не говорить о том, что раньше сказали другие, то следует сказать это лучше других.
От слов и ум к высотам устремляется и возвышает человека перед миром. Тот истинный мудрец, кто многое сказать умеет коротко и ясно. А у короткого ума – длинный язык, как обычно.
Принимайся говорить в двух случаях, - учил мудрец: или когда предмет своей речи обдумал ты ясно, или когда сказать о чем-то просто необходимо. Потому что в этих 2-х случаях речь лучше молчания, а в остальных случаях гораздо лучше молчать, чем говорить.
Молчание может быть самым тяжким наказанием человеку – изгой страдает всегда неимоверно именно из-за молчания, известно было со старых времен.
Достоинство речи – быть ясной и не быть низкой, - об этом надо подумать, прежде чем что-то говорить.
Чересчур блестящий слог не всегда приемлем, он делает незаметным как характеры, так и мысли. Ясность – главное достоинство речи. И речь должна быть связной и понятной: «Надежней конь без узды – чем речь без связи».
Да, слово – враг страданий человеческих, слово лечит так, что в силах душу из недуга вызволить.
Мы все умны, когда дело идет о том, чтобы давать советы, но – когда надо избегать промахов, мы не более как дети. Потому что всему надо учиться и о том, как говорить учил великий оратор Цицерон, научившись всему сам.
«Величайшее достоинство оратора не только сказать то, что нужно, но и Не сказать того, что не нужно» - мера важна во всем, и в речах тоже, говорит Цицерон.
Истинно красноречив тот, кто обыкновенные предметы выражает просто, великие – возвышенно, а средние – с умеренностью.
И тут Цицерон переходит к письму, к писательству: Перо – лучший учитель, написанная речь лучше только что придуманной. Письмо развивает искусство владения словом. Чистота речи совершенствуется посредством чтения писателей и поэтов. – Как прав, однако, великий древний мудрец.
Речь должна вытекать и развиваться из знания предмета. Если оратор не обнял и не изучил его, то всякое красноречие является напрасным ребяческим усилием.
Когда суть дела обдуманна заранее, слова приходят сами собой. Краткость нужна, чтобы речь стремилась легко и свободно, чтобы в словах не путалась мысль и ушей не терзала.
«Мудрость – вот философских стихов исток и начало!
Всякий предмет разъясняют философские книги.
А уяснится предмет – без труда и слова подберутся».
_____________________
Больше пользы приносит речь, которая малыми дозами прокрадывается в душу людей. В пространных и многословных рассуждениях – бывает много шума, а достоверности к ним люди не видят.
В самой словесности, как и, впрочем, во многом другом, мы бывает страдаем невоздержанностью.
Правдивая же речь – она проста.
Речь людей частенько такова, какой была их жизнь, коль жизнь была грубая и\или злая, то и речи человека грубы и злы. Речь – как убранство души: если она подстрижена и подкрашена, и отделана, то ясно, что и в душе нет подлинного, там все подкрашено и подделано, и там есть некое притворство перед миром.
В народе есть такие изречения или пословицы, которые всем приятны и всеми употребляются. Они бы не переходили бы из века в век, если бы всем людям не казались истинными.
Всякое слово народной мудрости, где-нибудь да оказывается подходящим.
______________________
Краткость речи не должна лишать её изящества, любая речь без украшения будет груба. И в этом помогают письменные упражнения. Они шлифуют нашу речь, и наоборот, упражнения в речах оживляют письменный стиль, что немаловажно для писателей.
Тот кто быстро пишет, не научится писать хорошо, но тот кто пишет хорошо, легко может научиться писать быстро. Тут не надо спешить: слишком старательные поиски слов часто портят всю речь. Лучшие слова – это те, что являются сами собою. Для изучения языка гораздо важнее свободная любознательность, чем грозная необходимость. И это надо учитывать любому писателю, как важность.

Прекрасно Слово!
Ибо в Слове оставит память человек.
Уходим мы с земли, а Слово наше –
Останется во век!
Человек выше животного способностью речи – да, но он бывает ниже его, если делает недолжное употребление своей речи.
Будь сдержанным в словах, вещали мудрецы. Слово, удержанное тобою – раб твой, а слово, вырвавшееся у тебя – твой господин.
Лучше споткнуться ногами, чем языком.
Откровенная речь человека, подобно вину и любви, вызывает такую же откровенность обратно от собеседника, это многие знают, но не мешает напомнить.
Грамматика повелевает и царями, сказал мудрейший.
Истинное красноречие не нуждается в науке красноречия, как истинная нравственность не нуждается в науке о нравственности. Истинное красноречие смеется над витиеватостью слогов.
Не только в слове, когда оратор произносит речь перед народом, видим мы слова его. В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выбранных словах.
Истинное красноречие – это умение сказать всё, что нужно и не более чем нужно.
В беседе же, талантом собеседника отличается не тот, кто охотно говорит сам, а тот с кем охотно говорят другие. В беседах действует другой закон, закон обаяния.
К писательству можно добавить: что признаки строгого и сжатого стиля (краткость сестра таланта) – в том, что вы не можете выбросить ничего из своего произведения без вреда для его смысла.

Язык иной жены для мужа
Врага отъявленного хуже
Язык у человека мал,
А сколько жизней он сломал,
Свой проявляя низкий норов, -
Виновник сплетен, склок, раздоров.
Опыт слишком часто поучает нас, что люди ни над чем так мало не властны, как над языком своим. Подводит он – «язык мой, - враг мой!».
Правдивость речи хороша и гладка,
Но как прекрасна слов правдивых краткость.
Словами можно смерть предотвратить,
Словами можно мертвых оживить.
И наконец, - Слово – это есть врата ума. Если держать их открытыми, ум может ускользнуть наружу. Владейте словом, речью, языком своим.
Конец статьи. Получились некие «Тезизы» на высказывания многих мудрецов и поэтов.

Часть 12

Между тем, зима наступила в тот год необычная, с большими перепадами температур к оттепели. Уже давно говорили об изменениях климата, о глобальном потеплении, и вот оно, вероятно, сказалось.
Началось все обильными снегопадами, по ночам морозами до минус пяти, а днем было потепление до плюса. Оттепели дневные были такие, что шел дождь вместо снега. Это был знаменитый «ледяной дождь» - когда струйки воды, обливающие деревья, застывают на их ветвях, и ветки, казалось, заключены были в стеклянные прозрачные чехлы, с которых свисали стеклянные сосульки. Обледенели провода и провисли под весом льда. А в некоторых районах, не выдержав веса намерзшего «ледяного дождя», провода электрические порвались, люди остались без света. Остались без света и мы, и все соседние деревеньки.
Это было стихийное бедствие. Обледенело всё: и ветки и стволы деревьев, и крыши домов и даже стены  дома, на которые ветер загонял струи дождя, и ступени крыльца. Дождь попал на ручку ворот, которая тоже была покрыта корочкой льда. Дороги, тропочки, и весь мой двор, так тщательно очищенный от снега, превратились в сплошной каток. А градусник, висящий за окном на улице, показывал ноль, - вроде как, не должно было замерзать.
В это время случилось мне залезть в подпол. Там я увидел беспорядок и мусор на досках, брошенных на землю между больших ящиков, чтобы по ним ходить, не по земле. Не поленился я, - взял совок и веник и прибрался в подполье. Мусор подмел и на полу и на полках: переставляя банки с соленьями, подмел сами полки, где было много мышиного помета. Это меня подвело – кто ж знал в ту пору.
И вот я заболел. Случился насморк, небольшой кашель, и температура поднялась до 38 градусов. Грешил на простуду, но так как у меня не было никакого лекарства, пошел к соседу Яшке – рыбаку.
И он тоже думал, что я простудился. И я вспоминал, что выходил без куртки в одной рубашке порубить лед на трех ступеньках крылечка своего. Принимал я аспирин, но утром в глазах темнело от всякого движения, и температура не упала, а повысилась. Яшка сходил к знахаркам. (Это я его послал, уговорил). Вот и опять сработала «оказия», как я назвал свое блуждание по лесу, чтобы мне встретиться с настоящими ведьмами. Пришли они обе – и старая стала говорить молодой: что поставить заваривать, какую траву. Сама присела к моей кровати на приставленную табуретку, где я больной лежал, чтобы поставить диагноз, как я догадался.
- Огневица, не огневица, - дорогой мой человек, - сказала Старая Марфа. – Попробуем тебя вылечить.
Напоили меня отваром крепким, густым до черноты и горьким, таким, что я уснул и забылся. Но отвар видимо мне не помог. Как потом я узнал от Яшки – проснулся я в бреду и весь мокрый от пота, температуру они смерили и испугались. Послали Яшку звонить в район, в скорую помощь, потому что бабка Марфа сказала – «лихорадка это». Меня отвезли сначала в районную больницу, но потом увезли в город, за 160 километров в инфекционное отделение. И болезнь моя была не единичная: мышиная лихорадка – по-простому, оказалось нас больных этой лихорадкой много, человек 8, если не больше. И рассказали врачи и медсестры, а мне рассказали больные-свидетели, что было этой осенью три смертельных исхода. В бреду погиб здоровый, в смысле накаченный, спортивного вида уборщик-санитар этой же больницы. Он заболел, когда чистил подвал от мусора, где был мышиный помет. Но надеясь на свое здоровье, не обращался к врачам, переносил на ногах температуру и головные боли и долго так ходил, пока болезнь не свалила его в бред и забытье. Откачать не успели. Умер и еще один привезенный в бреду человек, на даче подметал у себя и заразился, а в больницу идти не хотел. Умерла и бабушка старушка, у той сердце не выдержало дозы бицелина-антибиотика. Надо было ампицилин колоть послабее, тут и врачи виноваты были. Вот и мне врач сказал, что один день бы еще полежал, пока бацилла расплодилась в организме, и спасти меня было бы сложно. Так случилось, что я уже больше не вернулся в деревню и о судьбе «настоящих ведьм» ничего пока не знаю.
Конец.