Шел из булочной, и погубили его любезность и мамино воспитание. Потому что мама ему всегда говорила – не дай бог при тебе женщине тяжеленные сумки таскать! Увижу – захлестну!
Севик беременную барышню догнал и сумку у нее из рук почти вырвал, не подумал, что напугать может до смерти. То есть не до смерти, а до преждевременных схваток.
Но, слава богу, обошлось.
Барышня крепкой оказалась. Не сикушка какая девятнадцатилетняя, а так, под тридцатник, то, что у них называется «старородящая». Живет, кстати, в соседнем доме, поэтому, собственно, Севик ее по дороге к своему одинокому жилищу и встретил.
Давайте, говорит, я вам помогу, мне мама всегда велела. Он этим «мама велела» слегка кокетничает перед красивыми женщинами, вполне себе мужчина средних лет.
И правильно делала, отвечает барышня, и вторую сумку, то есть пакет, даже огромный пакетище, Севику протягивает.
Взял он, крякнул и попер.
Мама у вас – молодец, комментирует беременная дамочка.
Учительница, поясняет Сева, химии.
Дошли до соседнего с Севиным дома, у подъезда как-то с ноги сбились, Сева спросил, конечно, пятый?
А то, в тон ему ответила барышня, пикнула домофоном и они проникли внутрь. Стали подниматься. В районе четвертого она представилась, меня говорит, Татьяна зовут. Угу, промычал запыхавшийся Сева, как вы их только таскаете, неприподъемные такие, уф, разве беременным женщинам можно?
Нельзя.
Ага.
Ну, спасибо, Татьяна протянула руки за пакетами…
Я уж занесу?
Сева затащил пакеты, оглянулся – в темном коридоре ничего не было видно. Сказал, вы, если что, зовите, помогу. Я в девятнадцатом доме живу, следующий за вашим, на втором этаже, в шестьдесят шестой.
Барышня улыбнулась.
Сева ушел.
Пока шел до своего дома, там действительно два шага, о чем-то думал, связанном с беременностью и тасканием тяжестей. Мол, помочь, что ли, некому? Как дошел, мысли его переключились на насущные заботы, на текущий репертуар. Кран восьмой год капает, например. Сливной бачок работает как-то одновременно неуверенно и бурно. Да и хрен с ними.
Позвонила она в дверь, спустя дней пять-шесть.
Может быть семь, то есть – через неделю.
Спросила, вы помочь обещали?
Да, обрадовался Сева.
Пойдем.
Отправились на рынок. Где купили мешок картошки. Буквально. Сева еле донес его до дома Татьяны. Пока тащил, перешли на «ты» и выяснили некоторые деликатные моменты. Как с Севиной, так и с ее стороны. Правда, у Севика этих моментов – кот наплакал, а вот у Тани – немало.
Ну, да ладно, дал он ей своей телефон и наказал звонить. Бескорыстно. Почти бескорыстно. Шевелилось на самой глубине, там, где электрические скаты живут двухметровые черные и плоские, какое-то непонятное, не до конца оформленное чувство, да и не чувство пока, а только дрожжи будущего чувства, сусло, что ли. А так – абсолютно бескорыстно.
Позвонила через полтора месяца. Или через два. У Севика вообще с ощущением времени беда. То день тянется целый век, как в стихотворении Пастернака, то год пролетает со свистом как пуля у виска. Вчера ему, Севику, а не веку, было тридцать, а сегодня уже… тут он замолкал даже в мыслях, до того страшно становилось от цифр. Главное, все вокруг говорят, да ты что? Для мужчины это не возраст, а он не верит. Ему виднее. Ему и е-м-у, тому, который раньше был надежным другом, а сейчас своим среди чужих. Или наоборот, чужим среди своих. Даже, чужим среди чужих. Фу.
Позвонила и просит, зайди ко мне ненадолго, дело есть.
Сева зашел.
Таня говорит, слушай, мне, конечно, насрать, но на самом деле не насрать, потому что никому не насрать, и позориться не охота, хотя какой тут позор? Да?
Что да?
Не тупи, Сева, будешь приходить ко мне в роддом, минимум через день, хочешь под видом мужа, хочешь – дяди со стороны отца.
Мужа, Сева был польщен.
Приносить будешь подарки и апельсины, денег я дам.
Ну, уж нет.
Ладно.
На том и договорились, а когда, примерно еще через месяц, начались схватки, Таня позвонила Севе и в «Скорую». Поехали вместе. Все как у людей.
Чин чинарем.
Стал бывать у нее, как договорились. Не очень удобно ему было ездить, но назвался груздем – полезай в кузов. Сева человек обязательный и за базар отвечает. Совестливый еще и ответственный. В общем, кладезь. В отличие от некоторых, которые ведут совершенно разнузданный и похабный образ жизни: нигде не работают, беспробудно пьют, постоянно курят, занимают и не отдают мелкие суммы у всех окружающих, сочиняют нерифмованные стихи и называют все это «творческим непокоем». Или богемным образом жизни, а Вадик Валидолов вообще – нонконформизмом! И приводит в пример какого-то Дилана Томаса, прямо так и говорит, вот Дилан Томас сжигал себя совершенно феерическим способом на грани ножа и топора, и в честь него выпьем одноименного портвейна «Три топора»! Ура, товарищи!
Сначала Сева, как и другие папаши, прыгал под окнами и махал над головой мобильным телефоном, а потом их всех, и настоящих и псевдородителей, стали по очереди пускать внутрь. Ненадолго. Почмокаться и погугукать. Сева тоже тщательно чмокал и гугукал. Почти искренно, да что там говорить – искренно и все. До того в роль вошел, что почувствовал в груди невыплаканный комок слез. Которому до глаз пути осталось меньше минуты, и Сева его еле удерживал.
Девочку назвали Полей.
Отчество временно дали Поликарповна – по деду. Все мамаши так делают, которые ненавидят отцов своих детей, дают какое-то левое отчество и всем любопытным говорят, что по деду, то есть по ее мамаши отцу.
Сева вздохнул.
А чего он хотел?
Ничего.
Ладно.
Поможешь искупать? спросила Таня новым тоном. А потом, если конечно, силы останутся, чаю попьем, и вообще?
Ага, согласился Сева, это ты сейчас такая добрая, пока тебе поддержка нужна, более-менее. А как немного оклемаешься, тут же побежишь свой кусок золота пристраивать… Куда повыгоднее.
Какой еще кусок?
Сева вдруг неизвестно на что страшно разозлился, и почти закричал.
Который у вас между ног!
Или у тебя там бриллиант?!